Г. Щербакова. Ангел мертвого озера |
1 | Щербакова Галина Ангел мертвого озера Истории про живых, полуживых и уже совсем... — Вы продаете аспирин? — Нет. — Жаль, жаль. У отца кончился аспирин. Может, у вас есть чудодейственные зелья? Папаша любит делать чудеса. — Нет, я никакими зельями не торгую. Я писатель. — А почему вы думаете, что писатели не торгуют зельем? К. Воннегут Мозг ...Откуда-то из черного огня, легкая, как андерсеновская балеринка, возникла мысль: «Я не дочитала Воннегута. В книге остались очки». |
2 | И сам автор, кудрявый, с высунутым языком, почти лизнул её в нос. Но тут же другая мысль: «С языком — это Эйнштейн. Я их всегда путала.». И снова ничего, хотя в черной стене появились сероватые мешки просветов. Одним словом, из небытия её все-таки вытаскивал Воннегут. Она тогда, перед тем, как заложить очки в книгу, замерла на его фразе, что свободу воли надо брать за жабры, только так наступает преодоление. |
3 | Она решила, что с этим ей надо долго разбираться, и положила в книжку очки. Ведь у неё нет жабр? То, что у неё нет свободы воли, это безусловно. Если бы это был не Воннегут, она отложила бы книгу, и все. Но она уже много лет живет, держась за какую-нибудь чужую мысль. Это её костыли. И вот доказательство: из небытия её рванул худенький еврей, чем-то похожий на Эйнштейна, нашел у неё жабры и потянул вверх. |
4 | Теперь она перед серым окном-мешком. Думает про свободу воли. Самое время! Ей хочется засмеяться над собой, но она забыла, как это делается, с той минуты, когда осталась одна, как... Как что? Есть такое выражение: одна, как... что? «Перстами легкими, как сон...» — зазвенело в ухе. «Пальцами», — смеется Воннегут. «Пальцами», — хихикает языкастый физик. «Какая глупость, — думает она. — Один, как палец? Но пальцев — пять. Две руки — десять!» Она хмурит брови, которых у неё уже нет. |
5 | «Надо вдуматься. Почему-то же так говорится...». И исчезает. Она не знает ни куда, ни зачем, ни на сколько. Возвращается, чтоб взять упавшие в снег очки. Нет, совсем не те, что оставила в Воннегуте. Настолько другие, что она удивляется: разве они ещё есть? Металлическая, привязанная ниткой дужка едва видна, через минуту её занесет снегом. Снег... ...Она стоит на корточках и «заносится» крупным сырым и серым снегом. |
6 | Уже тяжелы валенки, портфель, но она все сильнее гнет голову, чтоб стало тяжело спине. Ей это очень важно. Холмики снега уже выросли на плечах, но со спиной что-то не получается, и она готова стать на четвереньки, чтобы достичь результата, тут-то и падают с носа очки. Чтоб их взять, она и становится на четвереньки. Пока пальцы копошатся в снегу, ища дужку, на спине вырастает та самая замечательная куча снега, которой ей не хватало. |
7 | Найдя и надев очки, она видит идущий к ней сугробик. «Образец», думает она уже сейчас это слово, ей всегда было важно все назвать. «Все имеет имя» — кто это сказал? «Что в имени тебе моем?» У меня тоже должно быть имя... Эйнштейн-Воннегут показывает ей язык. Естественно, откуда им знать её имя? «Одной звезды я повторяю имя...» Луиза. Это не её имя. Это имя сугробика, который она ждала. Снега на спине у него целая гора, выше капора, сшитого сугробиковой мамой из куска голубого бархата старой юбки. |
8 | Ее же капор из коричневого сукна — просто какашка по сравнению с голубым красавцем. Но она лишена зависти. Она хочет, чтобы у сугробика было все самое лучшее. Самое, самое... Потому что сугробик — девочка-горбунья. И она снова легко исчезает. Но возвращается быстро. Очень важная мысль тащит её за жабры, требуя додумывания. Да. Очень важная. Тогда лицо в голубом капоре было для неё самым прекрасным в мире. |
9 | Все другие — прыщеватые, угреватые, с ямками ветрянки и следами золотухи, крапленые неизвестно ещё какой хворью, но все, как один, прямоспинные, сопливожелтые, не согбенные — прямые как палки — были, на её взгляд, не просто некрасивы, они все были уроды. А Луиза-горбунья была куколка. Жаль, что никто так не считал, только мама, но она готова была разделить любые её мысли и ощущения. Она говорила, что господь Бог милостив ко всем. |
10 | Красивое лицо он дал поносить горбунье для уравнивания горя горба, чтоб бедняжке было легче жить, чтоб не пугала людей. «Попробуй пожить с такой бедой». Вот она и села в валом валящий снег, чтобы вырастить на спине горб и пройтись рядом с Луизой. Конечно, какое там сравнение. Но горкой снега на спине ей хотелось приблизиться к непонятности чужой жизни; как она узнала много позже, это называлось «побыть в чужой шкуре». |
… |
Комментарии
первые 50 текстов, или около того, - такая чушь! чуть не бросил... потом втянулся, медленно аки в болото. до сих пор двойственные ощущения от книги - балансирующие на кончике иглы - полная чушь маразматика с больным воображением, испорченным лишним чтивом и сумасшествием от большой образованности - и - "кое-что в этом есть". при чем это кое-что - сродни утерянной серебряной запонке в деревенском туалете. вроде и нашел драг. !неужели! металл, да только не стоила эта запонка того, простите, в чем испачкался.
Полубессвязный поток слов, набираемый моими пальцами, превращается в пробег, минуя мой мозг.
:)
действует с 17 апреля по 30 апреля 2015 года
набравшим:
за 3 дня - 45к
за 4 дня - 35к
за 5 дней - 25к
за 6 дней - 15к
за 7 дней - 10к
за 8 и более дней до 30 апреля включительно - 5к