| Будь здоров, школяр |
| 1 | Булат Окуджава БУДЬ ЗДОРОВ, ШКОЛЯР Посвящаю моим сыновьям Игорю и Антону Это не приключения. Это о том, как я воевал. Как меня убить хотели, но мне повезло. Я уж и не знаю, кого мне за это благодарить. А может быть, и некого. Так что вы не беспокойтесь. Я жив и здоров. Кому-нибудь от этого известия станет радостно, а кому-нибудь, конечно, горько. Но я жив. Ничего не поделаешь. Всем ведь не угодить. |
| 2 | 1. Сено-солома В детстве я плакал много. В отрочестве – меньше. В юности – дважды. Первый раз это было перед самой войной, вечером. Я сказал девочке, которую любил, сказал с деланным равнодушием: – Ну что ж, раз так, значит, конец... – Ну что ж, значит, конец, – неожиданно спокойно согласилась она. И быстро пошла прочь. И тогда я заплакал – ведь она уходила. И утирал слезы ладонью. Второй раз я плачу сейчас здесь, в моздокской степи. |
| 3 | Я несу командиру полка очень ответственный пакет. Черт его знает, где он, этот командир полка! Песчаные холмы похожи один на другой. Ночь. А я второй день на передовой. А за невыполнение задания – расстрел. А мне восемнадцать лет. Кто это сказал о расстреле? Это Коля Гринченко сказал, когда я отправлялся. У него была красивая улыбка, когда он говорил об этом. – Держись, а не то кокнут, и все... Приставят меня к стенке. Впрочем, какие здесь стены. Выведут меня в поле. |
| 4 | И я утираю слезы. «Ваш сын оказался трусом и...» Так будет начинаться извещение... Ну почему это именно меня послали с пакетом? Вот Коля Гринченко – такой сильный, ловкий парень. Он бы уже давно добрался. Сидел бы сейчас в теплой землянке штаба полка. Пил бы чай из кружки. Подмигивал бы связисткам и улыбался красивым ртом. А вдруг сейчас ухнет мина? Отыщут меня утром. Командир полка скажет командиру батареи: – Что же это вы, лейтенант Бураков, неопытного солдата послали?. |
| 5 | Не дали осмотреться человеку, привыкнуть. Вот из-за вашего равнодушия погиб хороший человек. «Ваш сын пал смертью храбрых при выполнении ответственного оперативного задания...» Так будет начинаться извещение... – Эй, куда идешь? Это мне кричат. Я вижу там окопчик, и из него мне рукой машут. Мало ли куда я иду? – Стой! – кричат за спиною. Останавливаюсь. Подхожу. Кто-то с силой втягивает меня в окопчик за рукав. |
| 6 | – Куда шел? – зло спрашивают. Я объясняю. – А ты знаешь, что там немцы? Еще бы сто метров... Мне объясняют. Это наш передовой дозор, оказывается. Потом меня долго ведут в землянку. Командир полка читает донесение и посматривает на меня. И я чувствую себя тщедушным и маленьким. Я смотрю на свои не очень античные ноги, тоненькие, в обмотках. И на здоровенные солдатские ботинки. Все это, должно быть, очень смешно. |
| 7 | Но никто не смеется. И красивая связистка смотрит мимо меня. Конечно, если бы я был в сапогах, в лихой офицерской шинели... Хоть бы дали чаю. Я бы посидел за этим столом из ящика. Я бы сказал этой красавице о чем-нибудь таком... Конечно, у меня такой вид... – Идите на батарею, – зло говорит командир полка, – и скажите вашему командиру, чтобы он таких донесений больше не посылал. Он делает ударение на слове «таких». |
| 8 | – Хорошо, – говорю я. И слышу тихий смех красивой связистки. Она смотрит на меня и смеется. – Вы давно в армии? – спрашивает полковник. – Месяц. – В армии нужно отвечать не «хорошо», а «есть»... и потом, это... носки вместе, пятки врозь... – Сено-солома, – говорит кто-то из темного угла. – Я знаю, – говорю я. И выхожу. Почти бегу. Опять степь. Идет снег. И тишина. Как-то даже не верится, что это фронт, передовая, что рядом опасность. Теперь-то уж я не собьюсь с пути. |
| 9 | Представляю, как смешно я выглядел: расставленные ноги, и руки в карманах шинели, и пилотка, натянутая на уши. А эта красавица... И даже чаю не предложили... Коля Гринченко, когда говорит с офицерами, всегда чуть улыбается. Еле-еле. Никогда не спорит, а слегка улыбается. И очень изящно козыряет и говорит при этом: «Так точно». А мне слышится: «Приказывай, приказывай. Я-то тебя насквозь вижу». Он-то видит. А ботинки у меня здоровенные. |
| 10 | Это даже хорошо. Увесистая мужская нога. И снег хрустит. Мне бы только шапку-ушанку, и я не выглядел бы таким жалким. Вот сейчас приду, доложу. Напьюсь горячего чаю. Посплю. Теперь я имею право. За спиной у меня автомат, на боку – две гранаты, с другого бока противогаз. Очень воинственный вид. Очень. Кто-то сказал, что воинственность – признак трусости. А я трус? Когда в восьмом классе мы поссорились с Володькой Аниловым, я первый крикнул ему: – Давай стыкнемся! – и мне стало страшно. |
| … |
Комментарии