| Опасайтесь лысых и усатых |
| 1 | Чайник Меня не любит чайник. Тусклыми латунными глазами целый день следит он за мною из своего угла. По утрам, когда я ставлю его на плитку, он начинает привывать, закипает и разъяряется, плюется от счастья паром и кипятком. Он приплясывает и грохочет, но тут я выключаю плитку, завариваю чай, и веселье кончается. Приходит Петрович. Прислоняется к шкафу плечом. – Неплатеж, – говорит Петрович. Это неприятное слово повисает в воздухе между чайником, мною и Петровичем. |
| 2 | Мне непонятна реакция чайника. Нравится ему это слово или нет? На чьей он стороне? Со мною он или с Петровичем? – Длительный неплатеж, – говорит Петрович. Холодным взглядом чайник окидывает меня и отстраняется. Если он не с Петровичем, то и не со мной. Висящее слово его не беспокоит. Ему наплевать на мои затруднения. Он и без меня проживет. – Когда заплатишь? – спрашивает Петрович. – Понимаешь, – объясняю я, – меня не любит чайник. |
| 3 | – Кто? Это который вчера приходил? Чего это вы орали? – Чайник, Петрович. Который вот он здесь стоит. Вот этот, латунный. – А я думаю, чего они орут? Наверно, деньги завелись. Дай, думаю, зайду. Пора за квартиру платить. – У меня с ним странные, очень напряженные отношения, – жалуюсь я. – Он постоянно следит за мной, требует, чтобы я его беспрерывно кипятил. А я не могу, пойми! Есть же и другие дела. |
| 4 | – И колбаса осталась, – удивляется Петрович, глядя на стол, не убранный с вечера. – До двух часов орали! Я уж думаю, как бы друг друга не зарезали. Я включаю плитку, и чайник сразу начинает гнусавить. – Вот слышишь? Слышишь? Погоди, еще не то будет, – говорю я. Петрович меня не слышит. Он слушает свой внутренний голос. А внутренний его голос говорит: «Чего слушать? Надоело! Плати или съезжай!» Чайник отчего-то замолкает, бросает гнусавить и, тупо набычившись, прислушивается к нашему разговору. |
| 5 | У Петровича я снимаю угол, в котором несколько углов: угол, где я, где краски, угол, где чайник, угол, где шкаф, а сейчас и Петрович со своим внутренним голосом, который легко становится внешним: – На колбасу деньги есть! Колбаска, хлеб, культурное обслуживание, орут до четырех утра! А нам преподносится неукоснительный неплатеж! Почему молчит чайник? Делает вид, что даже и не слыхивал о кипении. – Молчит, – поясняю я Петровичу. |
| 6 | – Нарочно молчит, затаился. И долго еще будет молчать, такой уж характер. – А то сделаем, как в прошлый раз, – намекает Петрович. Ну и выдержка у моего чайника! Плитка электрическая раскалилась, а он нарочно не кипит, сжимает зубы, терпит и слушает. Ни струечки пара не вырывается из его носа, ни шепота, ни бульканья не доносится из-под крышки. А в прошлый-то раз было сделано очень плохо. За длительный трехмесячный неплатеж Петрович вынес мои холсты и рисунки во двор, построил из них шалашик и поджег. |
| 7 | Холсты, говорят, разгорались плохо, и особенно не разгорался натюрморт с чайником. Такую уж залепил я на нем фактуру с песком и толченым кирпичом. И Петрович отбросил его, чтоб не мешал гореть бумаге. Опаленный и осыпанный пеплом, метался я по городу и не знал, что делать. Выход был один – Петровича убить. – Слушай, что с твоим чайником? Чего он не кипит? – говорит Петрович. Нервы у чайника натянуты до предела, он цедит сквозь носик тонкий, как укус осы, звук. |
| 8 | Я отодвигаюсь подальше. Знаю, что с моим чайником лучше не связываться, он беспредельник. Может выкинуть любую штуку. – Или плитка перегорела? – говорит Петрович и подходит к чайнику. – Осторожно, – говорю я. – Берегись! Петрович отдергивает руку, но поздно. Крышка срывается с чайника. Раскаленные ошметки пара, осколки кипятку летят в Петровича. Он ослепленно воет и вываливается на кухню, сует голову под кран. |
| 9 | Чайник веселится, плюется паром во все стороны, приплясывает, подпрыгивает и победно грохочет. Надо бы, конечно, выключить плитку, посидеть и подумать, как же мне жить дальше. Как жить дальше – неизвестно, а чайник, ладно, пускай пока покипит. Ножевик В бестолковых моих скитаниях по вечновечерним сентябрьским полям встречались мне и люди с ножами. Этот, подошедший в сумерках к моему костру, ножа при себе не имел. |
| 10 | – Картошечки пекете? – спросил он, подсаживаясь в сторонке от огня. – И уху варим, – добавил я во множественном числе, хотя и был один без товарища, на двести верст кругом. – Я и говорю: рыбоуды. Такой дым у костра – рыбоудский. Я, как издали увидел, так и говорю: рыбоуды... А где же товарищ ваш? Отвечать правду отчего-то мне не захотелось. – Товарищ-то?... А там товарищ, – кивнул я в сторону реки. |
| … |
Комментарии