[{{mminutes}}:{{sseconds}}] X
Пользователь приглашает вас присоединиться к открытой игре игре с друзьями .
Марафоны 400+
(0)       Используют 8 человек

Комментарии

Ни одного комментария.
Написать тут
Описание:
катнуто мной со скоростью 400+
Автор:
Morbid_Angel
Создан:
28 марта 2020 в 13:06 (текущая версия от 22 июля 2020 в 20:31)
Публичный:
Да
Тип словаря:
Тексты
Цельные тексты, разделяемые пустой строкой (единственный текст на словарь также допускается).
Информация:
Орфография и пунктуация сохранена, в текстах оригинала встречаются ошибки. Взято из TS.
Содержание:
1 Темнота наступила внезапно, словно кто-то спрятал заваленный снегом город под закопченным колпаком. Трескучий мороз заставлял втягивать голову в плечи и выше поднимать воротник куртки. Олег укутал лицо махровым шарфом до самого носа, но и это почти не спасало, - намокнув от выдыхаемого пара, шарф быстро покрылся искрящимся бисером льда. Сияние разноцветных реклам и оранжевых уличных фонарей трепетало в ледяных бусинках, напоминая игру света на гранях алмаза, но это не делало Олега богаче - денег в кармане почти не осталось. Вместо тупого мотания по промерзшему городу хотелось купить бутылку дешевой водки, запереться дома, задраить все люки, чтобы ни о чем не знать, ни с кем не знакомиться и не встречаться, и погрузиться в утомительные утехи спиртового угара. Но денег на водку не было. А завтра вернется Шерстка, снова спросит об успехах в трудоустройстве и, услышав ответ, хмуро уйдет в свою комнату, потому что никакого трудоустройства нет, да в общем-то и не предвидится. После ее приезда напиться тоже, скорее всего, не получится, разве что ночью, когда Шерстка уляжется спать, по обыкновению запершись у себя. Олег невольно представил, как она лежит на кровати, укутавшись в одеяло, раскидав по подушке пушистые локоны, и ему стало так жалко себя, что сердце отозвалось уже ставшей привычной ноющей болью. Утоптанный снег сухо хрустел под ногами. Возле метро "Улица 1905 года" было светло и людно, торговые палатки манили сквозь стекла разнообразием напитков и снеди, яркими упаковками сигаретных пачек, а главное - теплом. Оно было бесплатным, поэтому прельщало сильнее всего. Олег несколько раз звучно топнул у входа, сбивая с рифленых подошв налипшие комья снега, и, потянув на себя дверь, нырнул в небольшой, отгороженный от зимы мирок. Возле кассы играл радиоприемник. Наручные часы показывали шесть вечера - время назначенной встречи, но спешить не имело смысла. Олег давно усвоил, что опоздание на десять минут только добавляет пришедшему уважения. Можно было постоять и попробовать отогреться. Музыка кончила
2 Разумеется, каждый из нас приходит на этот свет в одиночку; умирая же, мы воссоединяемся с теми, кто жил ранее и кто еще лишь родится. Так что хотя бы после смерти одиночество мне не грозит - нас много там соберется. Бывает, сижу в своей конторке с низенькой, по грудь, стенкой, выкрашенной в зеленый шалфейный цвет; с бумажками на день покончено, телефоны молчат, а Карлик, перед которым я отчитываюсь, не спешит возвращаться с обеда. Сижу и тешу себя мыслью: раз я не помню, где находилась до рождения, так чего ради волноваться, куда попаду после смерти? Во всяком случае, если бы вам довелось побывать в нашем "конторском муравейнике", "Системе наземных коммуникаций", то вы бы, скорее всего, меня там и не заметили, будь я в мечтах или за работой. Я давно научилась "растворяться в пространстве": ухожу в себя, изображаю бессмысленный, отсутствующий взгляд. Мне очень нравится смотреть, когда актер в каком-нибудь кино играет мертвеца в гробу или, того пуще, лежит на каталке, залитой ярким белым светом больничных ламп. "Ах, вот ресницы пошевелились. Неужели мускул на щеке дрогнул? Вроде бы грудная клетка чуть заметно вздымается". Скажете, я ненормальная? Сейчас я одна - как и в ту ночь на парковке, когда впервые увидела комету, точно огнем высветившую бремя моей жизни. Тогда меня словно закачало; я бросила кассеты на заднее сиденье "хонды" и пошла прогуляться по пляжу Эмблсайд. Впервые у меня не вызывали зависти и досады влюбленные парочки, родители с малышней, разбредающиеся по автомобилям семейства, и молодежь, которая приехала сюда пить, кайфовать и трахаться целую ночь среди сохнущего на песке топляка. Комета! Небо! Я! Полная луна завораживала взгляд - такая яркая, что мне захотелось достать кроссворд и проверить, смогу ли я разгадать его при лунном свете. Я сняла кроссовки и, взяв их в руку, вошла в пену прибоя. И стала смотреть на запад, в сторону острова Ванкувер и Тихого океана. Вспомнился старый мультик "Дятел Вуди против Койота", та серия, где Койот купил самый мощный магнит на свете. Он его включает, и через всю пустыню
3 Джордж Смит круто обернулся, глянул на солнце. Теплые лучи коснулись его лица, зажгли два огонька в зрачках. Солнце уже наполовину погрузилось в воду - и на глазах у Джорджа Смита за считанные секунды затонуло совсем. Художник подошел ближе и теперь смотрел в лицо Джорджу Смиту с бесконечно дружеской добротой, будто угадывал каждую его мысль. И вот слегка кивнул. И вот пальцы его небрежно выронили палочку от мороженого. И вот он уже говорит - до свиданья, до свиданья. И вот он шагает по берегу к югу... ушел. Джордж Смит стоял и смотрел ему вслед. Так прошла долгая минута, а потом он сделал то, что только и мог. От самого начала он двинулся вдоль фантастического фриза, медленно шел он по берегу мимо фавнов и сатиров, и мимо дев, пляшущих на виноградных гроздьях, и горделивых единорогов, и юношей, играющих на свирели. Долго шел он, не сводя глаз с этой вольно летящей вакханалии. Дошел до конца вереницы зверей и людей, повернул и пошел обратно, все так же опустив глаза, словно что-то потерял и не знает толком, где искать. Так ходил он взад и вперед, пока не осталось света ни в небесах, ни на песке и уже ничего нельзя было разглядеть. Он сел к столу ужинать. - Как ты поздно, - сказала жена. - Я не могла дождаться, спустилась в ресторан одна. Я умираю с голоду. - Ну ничего, - сказал он. - Интересная была прогулка? - Нет, - сказал он. - Какой-то ты странный, Джордж. Ты что, заплыл слишком далеко и чуть не утонул? По лицу вижу! Ты заплыл слишком далеко, да? - Да, - сказал он. - Ну хорошо, - сказала жена, не сводя с него глаз. - Только никогда больше так не делай. А теперь... что будешь есть? Он взял меню, стал просматривать и вдруг застыл. - Что случилось? - спросила жена. Он повернул голову, зажмурился. - Слушай. Жена прислушалась. - Ничего не слышу, - сказала она. - Не слышишь? - Нет. А что такое? - Прилив начался, - сказал он не сразу, он все еще сидел не шевелясь, не открывая глаз. - Просто начался прилив. Ничто не шелохнется на бескрайней болотистой равнине, лишь дыхание ночи
4 Благодаря доктору Херемия де Сент-Амур мог стать здесь тем, чем он стал. Доктор Урбино был его безоговорочным заступником, поручителем на все случаи жизни и не давал себе даже труда полюбопытствовать, кто он такой, чем занимается, и с каких бесславных войн вернулся таким жалким инвалидом. И наконец, он одолжил ему денег для устройства фотографического ателье, и Херемия де Сент-Амур выплатил ему все до последнего гроша, начав отдавать долг аккуратно с того самого момента, когда впервые щелкнул фотоаппаратом под магниевую вспышку первого насмерть перепуганного малыша. А все - из-за шахмат. Сначала они играли в семь вечера, после ужина, и партнер, ввиду своего явного преимущества, давал доктору фору, но с каждым разом фора становилась все меньше, пока они не сравнялись в умении. Позже, когда дон Галилео Даконте открыл у себя во дворе первый кинотеатр под открытым небом, Херемия де Сент-Амур превратился в заядлого кинозрителя, и шахматам оставались только те вечера, когда не показывали новых фильмов. К тому времени они уже так подружились с доктором, что тот стал ходить с ним и в кино, и всегда без жены, отчасти потому, что у той не хватало терпения следить за путаными перипетиями сюжета, а отчасти потому, что нутром он чуял: общество Херемии де Сент-Амура мало кому подойдет. Особенным днем у него было воскресенье. Утром он шел к главной службе в собор, потом возвращался домой и отдыхал - читал на террасе. Лишь в неотложных случаях он навещал больного в воскресенье и уже много лет не принимал никаких приглашений, за исключением крайне важных, В тот день, на Троицу, по редкостному стечению обстоятельств совпали два события: смерть друга и серебряный юбилей знаменитого доктора, его ученика. Однако вместо того, чтобы, подписав свидетельство о смерти, как он собирался, прямиком направиться домой, доктор Урбино позволил любопытству увлечь себя. Усевшись в открытой коляске, он еще раз пробежал глазами предсмертное письмо и приказал кучеру везти его по трудному пути - в старинный квартал, где жили рабы. Приказ
5 Таким образом постепенно выработал собственный взгляд, и он склоняется к тем объяснениям, которые дают более научные источники. Но ничего не отрицаю, ведь понимаю, что могу ошибаться. Благодаря такому подходу не вхожу в заблуждения сам и не ввожу в заблуждение никого другого. Кроме всего прочего, мне удалось разработать и многократно проверить на других много собственных техник попадания в это состояние, которые не встречаются больше нигде, хотя часто наиболее эффективны. А обучиться этому, вопреки общему мнению, не так уж и трудно. Со всей ответственностью заявляю, что этому может научиться каждый без особых проблем, если будет следовать моим указаниям. И главное, практикуя "внетелесные" переживания, удалось найти множество способов применения этого феномена в жизни. До сих пор удивляюсь, почему никто из других авторов до этого не дошел или почему-то посчитал, что это не стоит упоминать в своих трудах. Так как этого нигде не встречал и я, то тоже долго не обращал на эти аспекты внимания. Однако именно благодаря разным областям применения этих необычных способностей, людей, захотевших этим заниматься, становится все больше и больше. Впервые предлагаю использовать путешествия вне тела в некоторых практически полезных и реально используемых в жизни целях (получение информации, самолечение, развитие сверхспособностей и т. д.), в том числе и в качестве убойного средства развлечения, рядом с которым не стояла ни одна компьютерная игра или что-либо другое в этом роде. Речь идет не просто о переживаниях как развлечении, ведь это очевидно, а о том, что там можно делать, чтобы развлечься, научиться, вылечиться. Искренне надеюсь, что эта книга поможет многим людям обрести новую и более полную жизнь. Большинство из нас живет в однообразном, сером мире. От самого нашего рождения до смерти никаких принципиальных изменений в нашей жизни не происходит: мы не становимся бессмертными, у нас не вырастают крылья, и стены перед нами не раздвигаются. Наоборот, все вокруг идет по одним и тем же правилам, не меняющимся со времен
6 - Нет-нет, - поспешно заюлила она. - Со мной все хорошо. Они работают... просто дают меньше эффекта. Не думаю, будто есть причины впадать в панику. В особенности тебе, по крайней мере сегодня. Она сменила тему разговора, и это сработало. Час назад я узнала, что сегодня у меня квалификационный экзамен или скорее собеседование, - нее новички стражи проходили через него на предпоследнем курсе обучения в Академии Святого Владимира. Поскольку в прошлом году я и Лисса были в бегах, то, следовательно, я все пропустила. Сегодня какой-то страж, не из наших, академических, собирался протестировать меня. Спасибо за предупреждение, парни. - Не беспокойся обо мне, - с улыбкой повторила Лисса. - Если станет хуже, я тебе сообщу. - Ладно, - неохотно согласилась я. Тем не менее на всякий случай я воспользовалась нашей духовной связью и открыла свое сознание чувствам, которые она сейчас испытывала. Подруга сказала правду - этим утром она ощущала себя спокойной, довольной и ни о чем не треножилась. Однако в глубине сознания я ощутила клубок мрачных, беспокойных чувств. Они не поглощали ее целиком, нет, ничего такого, но несли оттенок тех приступов депрессии и гнева, которые бывали прежде. Совсем крошечный узелок, и все равно я ощутила беспокойство. Я попробовала проникнуть еще глубже, но внезапно испытала странное чувство чьего-то прикосновения. Мне стало не по себе, и я торопливо вернулась. По телу побежала дрожь. - Что с тобой? - Лисса нахмурилась. - Ты выглядишь так, словно тебе нехорошо. - Просто... нервничаю из-за теста, - соврала я. И, поколебавшись, снова потянулась к ней через нашу связь. Мрачность полностью исчезла. Ни следа. Может, в конце концов, с ее таблетками действительно все в порядке. - Я в порядке. Она кивнула на часы. - Тебе лучше поторопиться. - Проклятье! - Она была права, я торопливо обняла ее. - Увидимся позже! - Удачи! Я поспешно пересекла кампус и нашла своего наставника Дмитрия Беликова. Он ожидал меня рядом с "хондой-пилот". Какая скука! Я, конечно, не рассчитывала на поездку по
7 -- А где она? - спросила Рейчел. - Бедняжка, думают они, - продолжала Юмн. - Не трогайте ее. Она так переживает. Она переживает, ты можешь себе это представить? Да это просто смешно! Слова Юмн встревожили Рейчел, но она приложила максимум усилий, чтобы это скрыть. - Она дома? - спросила Рейчел, стараясь говорить спокойно. - Где она, Юмн? - Только что поднялась наверх. Когда Рейчел была уже в дверях гостиной, Юмн со злобным хихиканьем добавила: - Там она, вне всякого сомнения, страдает от горя. Рейчел нашла Салах в спальне, окна которой выходили в сад; сейчас эта комната была переоборудована в детскую для маленьких сыновей Юмн. Салах стояла у гладильной доски и складывала аккуратными квадратами высушенные пеленки. Ее племянники - старший, которому было два года и три месяца, и его младший брат - лежали в одной коляске у окна. Мальчики крепко спали. Рейчел не видела подругу уже две недели. Слова, сказанные девушками друг другу при последней встрече, были не из приятных, и сейчас, несмотря на заранее подготовленные и отрепетированные фразы, она чувствовала неловкость и старалась выглядеть уверенной. Причиной этого было не только нарастающее взаимное непонимание и даже не то, что, входя в дом Маликов, Рейчел сразу же осознавала, что попадает в другой мир: иная культурная среда, обычаи. Чувство, которое она испытывала - а оно усиливалось с каждым разом, - возникло из горького осознания - насколько сильно внешне она отличается от Салах. Салах была прелестна. От нее просто глаз нельзя было отвести, хотя, согласно религиозным предписаниям и желанию родителей, она носила скромный национальный костюм - шальвар камис, состоящий из шаровар и жакета, полы которого спускались до колен. Ее кожа была цвета мускатного ореха, а глаза оттенка какао прикрывали густые длинные ресницы. Черные волосы она заплетала в тугую косу, спускавшуюся до талии. Она подняла голову, услышав, как ее окликнула Рейчел. Тонкие, словно паутинки, завитки выбивались из гладко зачесанных волос и прозрачным облачком окружали ее очаровательное лицо. Единственны
8 - Слизняку? Да он весит не меньше двухсот тридцати фунтов! Пусти, Лулу, дай встать. Мне надо на работу. - Он же как меренга - сплошной банановый крем. Уж я-то знаю, что тебе ничего не грозило. - Она встряхнула головой перед самым лицом Айка и снова вздохнула. - Надеюсь, ты не подхватил от него никакой заразы. Она отвернулась, чтобы снова намочить свою тряпицу. Бутылка с ромом стояла в огромном сугробе вощеной бумаги из-под бинтов, словно скрываясь там от окружающей жары. Улучив момент, пока она откручивала крышку, Айк поднялся и сел. Оглядевшись, он обнаружил под собой мятое шерстяное кашне в окружении подушек и бабочек. Посреди комнаты располагался столик из красного пластика, уставленный грязными бумажными тарелками, на некоторых из которых можно было распознать остатки пищи недельной давности. Небольшими пирамидами высились бумажные стаканчики с разводами от потребленных напитков. Под столом громоздились горы тарелок с апельсиновой кожурой, огрызками яблок, пустыми молочными упаковками и коробками из-под пиццы. Лулу перехватила взгляд Айка. - Скоро мы все это уберем. Свиньи любят, чтобы бумага немного вылежалась. Наверное, она от этого становится вкуснее. Айк нашел один сапог и натянул его на ногу. Лулу вздохнула и поставила бутылку на место, видимо, отчаявшись продолжить лечение. Она встала и двинулась вслед за Айком, пробиравшимся сквозь мусор в поисках второго мехового сапога. Когда он нагнулся, чтобы надеть его, Луиза запустила руку ему за шиворот. - Ты же весь вспотел. Надо скорее раздеться. - Еще бы тут не вспотеть, Лулу, - перевел дыхание Айк. - У вас же здесь как в печке. - Папа любит, чтобы было тепло, - согласилась Лулу. - Но все равно надо раздеться. Кстати, я никогда не видела тебя в "Горшке" на вечерах Свободных девушек. Тебе не нравятся девушки? - Вполне нравятся, Луиза. - В какой-то мере он был даже благодарен ей за это простодушное заигрывание - оно отрезвляло. - Просто дело в том, что у меня была назначена встреча с Алисой Кармоди - мы собирались немного порыбачить. А теперь
9 Туристы не замечают контрастов, на которых построена цивилизация "Колыбели Раздоров". Здесь современный город соседствует с древними укреплениями, миллионы искателей приключений, наемников, авантюристов, беглых преступников, сумасшедших, исследователей, непризнанных гениев и просто потерявших себя, утративших смысл жизни людей живут рядом, бок о бок, тут, кажется, дозволено все, но... только с одобрения Кланов. Чтобы получить реальное представление о Ганио, мало набраться смелости (или безрассудства), совершить межзвездный перелет и, сойдя с борта комфортабельного челнока, вдруг оказаться посреди... пустыни. Мало увидеть утопающий в песках космический порт и возвышающийся среди движущихся барханов мегаполис, нужно остаться тут, утонуть в коловращении миллионов непохожих и ярких судеб, а затем найти в себе силы вынырнуть. Редко кто прилетал сюда по зову сердца. В основном у каждого из эмигрировавших на Ганио людей за плечами оставалась трудная жизнь, незавершенные дела и нелады с законом. Длинная, вырезанная в камне лестница еще раз повернула, огибая скалу, и оборвалась темным зевом входа в пещеру. На небольшой площадке между острыми гранитными глыбами, в тени, пристроились два ганианца. Рядом на треножном станке стоял крупнокалиберный импульсный пулемет с разбитым экраном целевого монитора и обрывками разлохмаченных оптических кабелей в том месте, где изначально крепился блок кибернетической системы, позволявшей оружию исполнять охранные функции без участия человека, в автоматическом режиме. Все же дикий народ... - невольно подумалось Ивану. Патологическое недоверие ганианцев к любым приборам сложнее ударно-спускового механизма уже давно стало притчей во языцех, однако у галакткапитана Таманцева, не очень-то доверявшего слухам, была возможность убедиться - все так и есть. Правда, это утверждение касалось рядовых воинов, с клановой знатью он еще не успел познакомиться и потому не торопился делать окончательные выводы. Двое охранников лениво покосились в его сторону, затем один из них
10 Однако встречающееся иногда стремление придать подобным случаям чрезмерное значение, вывести из них некие закономерности требует к себе критического отношения. Здесь тоже таится один из источников легенд, сложившихся вокруг творчества поэта. Это касается, в частности, вопроса об адресатах его лирических стихов. С необычайной настойчивостью иные критики пытаются связать различные стихи с конкретными лицами, не замечая при этом, как суживается значение этих стихов, как при таких манипуляциях лирические шедевры сводятся к альбомным банальностям. Анализ показывает, что реальные жизненные коллизии нередко были весьма далеки от того, какое художественное преломление они получали в творчестве поэта. Поэтому с максимальной осторожностью следует относиться к встречающимся в мемуарах сообщениям о том, что те или иные случаи явились основой поэтических творений Есенина. Всеволод Иванов - писатель, произведения которого Есенин ценил и в последние годы жизни выделял особо, почитая его как мастера творчески себе близкого, - справедливо писал: "Рапповцы считали себя вправе распоряжаться не только мыслями Есенина, но и чувствами его, - он смеялся над ними, и ему была приятна мысль вести их за собой магией стиха: - А я их поймал! - В чем? - Это они - хулиганы и бандиты в душе, а не я. Оттого-то и стихи мои им нравятся. - Но ведь ты хулиганишь? - Как раз ровно настолько, чтобы они считали, что я пишу про себя, а не про них. Они думают, что смогут меня учить и мной руководить, а сами-то с собой справятся, как ты думаешь? Я спрашиваю тебя об этом с тревогой, так как боюсь, что они совесть сожгут, мне ее жалко, она и моя!" Мысль Вс. В. Иванова важна для правильного понимания и творчества Есенина, и мемуаров о нем. Мысль о том, что на основе тенденциозного и одностороннего прочтения его стихов или столь же одностороннего толкования иных его поступков поэту стремились приписать самые невероятные настроения и взгляды - от участия чуть ли не в монархическом заговоре до злостного хулиганства. Приведенные в этой записи слова были сказаны поэтом
11 Лицо погибшего по-прежнему было повернуто в сторону тропы, откуда он упал, хотя сейчас Дженнсен казалось, что они обращены в ее сторону. И она крепко сжала рукоять своего ножа. Дженнсен.- Оставь меня. Я несдамся. Она никогда не понимала, почему голос желает, чтобы она сдалась. Он был с нею всю ее жизнь, но никогда ничего не объяс-нял. И в этой двойственности она находила успокоение. Как будто отвечая на ее мысли, голос раздался вновь: Откажись от своей плоти, Дженнсен. Дженнсен не могла вздохнуть. Откажись от своей воли. Она в ужасе сглотнула. Он никогда не говорил так раньше - чтобы она могла понять все слова. Она едва различала этот голос, когда засыпала. Он звал ее издали, безжизненным шепотом. Он произносил разные фра-зы - она знала это, но никогда не могла различить ничего, кро-ме собственного имени да пугающего короткого призыва сдать-ся. Это слово всегда звучало более отчетливо, чем остальные. Она всегда слышала его и не могла расслышать других слов. Мать говорила, что это голос мужчины, который почти на протяжении всей жизни хотел убить Дженнсен. Мать говорила, что он хотел замучить ее. "Джен, - обычно говорила мать. - Все в порядке. Я здесь, с тобой. Он не причинит тебе никакого вреда". Дженнсен не хотелось перекладывать этот груз на мать, и часто она не рассказывала той, что снова слышала голос. Но даже если он не мог причинить ей зла, это мог сделать обладатель голоса, если найдет ее. И как никогда Дженнсен за-хотелось очутиться в защищающих объятиях матери. Когда-нибудь он придет за нею. Они обе знали, что так слу-чится. Пока же он посылал к ней голос. Во всяком случае, так считала мать. Поскольку такое объяснение пугало, дочь предпочитала ду-мать, что она - сумасшедшая. Ведь если Дженнсен не в себе, значит, голоса не существует. - Что случилось? Дженнсен задохнулась от крика и развернулась, выхватывая нож. Полуприсела и широко расставила ноги, готовая броситься на неведомого противника. Ведь сейчас это был не бесплотный голос. Какой-то человек шел оврагом по направлению к ней
12 Миссис Китинг была па веранде. Она кормила пару канареек, сидевших и подвешенной над перилами клетке. Ее пухлая ручка замерла па полпути, когда она увидела Говарда. Она с любопытством смотрела на него и пыталась состроить гримасу, долженствующую выражать сочувствие, но преуспела лишь в том, что показала, какого труда ей это стоит. Он шел через веранду, не обращая на нее внимания. Она остановила его: - Мистер Рорк! - Да. - Мистер Рорк, я так сожалею... - Она запнулась. - О том, что случилось этим утром. - О чем? - спросил он. - О вашем исключении из института. Не могу передать вам, как мне жаль; я только хотела, чтобы вы знали, что я вам сочувствую. Он стоял, глядя на нее. Миссис Китинг казалось, что он ее не видит, но она знала, что это не так. Он всегда смотрит на людей в упор, и его проклятые глаза ничего не упускают. Один его взгляд внушает людям, что их как будто и не существует. Говард просто стоял и смотрел, не отвечая ей. - Но я считаю, - продолжала она, - что если кто-то в этом мире страдает, то только по недоразумению. Конечно, теперь вы вынуждены будете отказаться от профессии архитектора, разве нет? Но молодой человек всегда может заработать на приличную жизнь, устроившись клерком, в торговле или где-нибудь еще. Он повернулся, собираясь уйти. - О, мистер Рорк! - воскликнула она. - Да? - Декан звонил вам в ваше отсутствие. - На этот раз она надеялась дождаться от него какой-нибудь реакции; это было бы все равно что увидеть его сломленным. Она не знала, что в нем было такого, из-за чего у нее всегда возникало желание увидеть его сломленным. - Да? - спросил он. - Декан, - повторила она неуверенно, пытаясь вернуть утраченные позиции. - Декан собственной персоной, через секретаря. - Ну и? - Она велела передать вам, что декан хочет видеть вас немедленно после вашего возвращения. - Спасибо. - Как вы полагаете, чего он может хотеть сейчас? - Не знаю. Он сказал: "Не знаю", а она отчетливо услышала: "Мне плевать". И недоверчиво уставилась на него. - Кстати, - сказала она
13 Она обладала в достаточной мере смелостью и выносливостью, свойственными подобным натурам, иначе ей пришлось бы часто сомневаться и в конце концов отказаться от решения, принятого ею в один весенний день в саду, два года тому назад. Первым препятствием являлись ее родители. Они наотрез отказались разрешить ей заняться медициной. Ей хотелось быть в одно и то же время доктором и сиделкой, так как она думала, что и то и другое может пригодиться в Индии. Но оказывалось, что оба ее желания не могут быть исполнены разом, и потому она довольствовалась тем, что поступила ученицей в школу для сиделок в Нью-Йорке. Родители, пораженные открытием, что в течение всей ее жизни не противились ее кротко выражаемой, но энергичной воле, уступили ей. Когда она объяснила матери свое желание, та пожалела, что не оставила ее расти дикаркой, как, по-видимому, намеревалась сделать одно время. Теперь мать огорчалась, что отец ее ребенка нашел место на этой ужасной железной дороге. В данное время от Топаза шли два железнодорожных пути. Когда Кэт вернулась из школы, полотно железной дороги тянулось на сто миль к западу, а ее семья была все еще на прежнем месте. На этот раз прибой не увлек их за собой. Отец Кэт купил участок земли и слишком разбогател для того, чтобы двигаться дальше. Он отказался от службы и занялся политикой. Любовь Шериффа к дочери отличалась свойственной ему вообще тупостью, но вместе с тем и глубокой привязанностью, часто встречающейся у ограниченных людей. Он баловал ее, как это всегда бывает с единственным ребенком. Он привык говорить, что она, "вероятно, поступает, как следует", и довольствовался этим. Он очень заботился, чтобы богатство принесло ей пользу, и у Кэт не хватало духу рассказать ему, каким образом богатство могло бы быть полезно ей. Матери она поверяла все свои планы; отцу же сказала только, что ей хочется быть ученой сиделкой. Ее мать печалилась втайне с суровой, философской, почти радостной безнадежностью женщин, которые привыкли ожидать всегда самого худшего. Тяжело было Кэт огорчать мать и до глубины души больно сознавать, что она не может сделать того, чего ожида
14 Хотя я больше не мог назвать себя любимой игрушкой моего господина, он стал ценить меня гораздо выше игрушки. Я стал очень многим для него: врачом и художником, музыкантом и писцом, архитектором и счетоводом, советником и доверенным лицом, инженером и нянькой его дочери. Я не настолько наивен, чтобы поверить, будто он любил меня или доверял мне, но иногда его отношение настолько походило на любовь и доверие, насколько он вообще мог любить и доверять. Вот почему Лостра заставила меня вступиться за Тана. Моего господина Интефа мало интересовала дочь. Он видел в ней лишь товар, который нужно содержать в наилучшем состоянии и который можно продать, то есть выдать замуж. Иногда он целый год, от одного половодья до другого, не обменивался с ней ни единым словом. Я не мог различить какого-либо интереса в его глазах, когда докладывал ему о воспитании и обучении дочери. Разумеется, я старался скрыть от него свои истинные чувства к Лостре, так как он наверняка при первой же возможности использовал бы их против меня самого. Я пытался создать впечатление, будто считаю ее воспитание нудной и досадной обузой, и старался убедить его, что разделяю презрение и отвращение к женщинам. По-моему, он так и не понял, что, несмотря на кастрацию, мои чувства по отношению к противоположному полу были такими же, как и у обычных мужчин. Именно из-за равнодушия моего господина к своей дочери я периодически поддавался соблазну и после долгих просьб Лостры шел на безумный риск, устраивая что-нибудь вроде последней проделки с поездкой на охоту на борту "Дыхания Гора". Обычно у нас был шанс выйти сухими из воды. В тот вечер я рано ушел к себе и прежде всего накормил и приласкал моих любимцев. Я очень люблю птиц и животных и так хорошо лажу с ними, что даже сам удивляюсь этому. Я дружил почти с дюжиной кошек, поскольку подчинить кошку не может никто. Кроме того, мне принадлежала стая прекрасных собак. Мы с Таном охотились с ними на антилоп и львов в пустыне. Дикие птицы слетались на мою террасу и наслаждались моим гостеприимством. Они
15 Такова была воля царя Димитрия - окружить себя не стрельцами, а иноземными солдатами. Его повадка казалась москвичам весьма диковинной, ведь все русские прирожденные цари выезжали верхом всегда в сопровождении стрельцов. А этот носится с горсткою своих трабантов . Стрелецкое же войско, вооруженное длинными пищалями, стоит на охране Кремля и самого города. Лишь иногда государь дает приказ вывести войско на берег Москвы-реки, чтобы заставить играть в детские игрища: строить деревянные или снежные (смотря по времени года и погоде) крепостцы, брать их приступом и обстреливать из больших пушек, которых было в последний год отлито немало, хотя пушек и так хватало в Москве. Ну, зато пушкари теперь всегда при деле: уж и ядер переводилось на государевы забавы! Вот ведь и ночь ему не в ночь: не иначе черт щипнул за бок - чего сорвался в крепость еще до заутрени, словно татары подступают к городу? "Татары, - мысленно повторял Димитрий, отворачивая лицо от студеного ветра, - татары, татары..." Он твердил это слово, чтобы горячую голову не терзало воспоминание о черных косах, только недавно ласково обвивавших его шею, о белой руке, по-детски подложенной под щеку, о нагой груди, с которой сползло покрывало, открыв взору нежную округлость, завершенную темно-розовым, набухшим от жадных поцелуев любовника соском... "Татары, татары, татары..." Вечная угроза русским землям, неиссякающая угроза, тем более опасная, что силища эта злобная наваливается внезапно и стремительно. Отправляясь в набег, они ведь никогда не берут с собой тяжестей, которые мешали бы им и затрудняли продвижение, а именно запасов провианта или амуниции. Татары, как всем известно, питаются конским мясом и обыкновенно берут с собой вдвое больше лошадей, чем людей. У каждого всадника по две лошади: устанет одна - он вскакивает на другую, а освободившаяся лошадь бежит за хозяином, как собака, к чему она приучается очень рано. И когда падет лошадь, что бывает часто, татары едят конское мясо: взяв кусок, они кладут его под седло, пустое внутри, и мясо там лежит и преет
16 Под начальством Эрика, по прозвищу Черный Дракон, был большой отряд, но зато все его подчиненные были очень тесно сплочены между собой, жили дружно и пользовались полным уважением жрецов Святовита. Сообщение Икмора не на шутку обрадовало их. Скоро должен был кончиться их срок службы при дружине Святовита, и им пришлось бы возвращаться на Рослаген, не побывав в боях. А для них и жизнь не в жизнь была, если кругом не кипела сеча, не было опасности. Они боялись, что на Рослагене просто засмеют их, когда им придется вернуться туда, а больше некуда было идти. Для самостоятельного похода отряд Эрика был слаб. Оживленно разговаривая, варяги спустились с вала. Все население Арконы высыпало уже на побережье, расстилавшееся от ворот и вплоть до морских волн. Маленькая арконская гавань кипела оживлением. Драккары, стоявшие у берега, отводились: видно было, что для почетных гостей приготовлялось место. Звуки рогов не смолкали. Из ворот вышел небольшой отряд дружинников Святовита. Эти воины, закованные в железо, с тяжелыми мечами и щитами, сидели на могучих белых конях, тоже прикрытых от вражеских стрел кожаными глухими попонами. В сравнении с плохо одетыми, вооруженными только секирами да короткими мечами варягами, эти люди по внешности были олицетворением несокрушимой ратной силы и ее красоты. Но вместе с тем лица их были нежны, белы, выхолены, на них не заметно было ни решительности, ни упорства, ни того воинского духа, который так и сквозил в суровых варягах. Да оно и понятно. Дружинники Святовита стали теперь вождями собиравшихся рюгенских армий, их и в боях берегли, и в мирное время они являлись участниками всевозможных шествий, церемоний и привыкли выставляться больше всего напоказ, привыкли, чтобы ими любовались, а дело опасности - это уже выпадало на долю других. Их и теперь в собравшейся на берегу толпе встретили криками восторга, тогда как варягов никто не замечал. Однако приветствия на этот раз были непродолжительны. Внимание толпы скоро отвлеклось другим. Трубные звуки с моря
17 Уильям Блейк Сезон ловли марлина начался, время шло, а рыба запаздывала. Такое случается. Я не щадил ни лодку, ни экипаж. День за днем уходили мы в море, далеко на север, и возвращались в Гранд-Харбор за полночь, но первый по-настоящему крупный экземпляр, рассекающий пурпурные, как старое вино, волны Мозамбикского течения, встретился нам только шестого ноября. Мой фрахтовщик и постоянный клиент, один из нью-йоркских воротил рекламного бизнеса, совершал ежегодное паломничество на остров Святой Марии - а это шесть тысяч миль пути - ради голубого марлина. Чак Макджордж был невысок и жилист, с голой, как яйцо страуса, головой, седыми висками и загорелой морщинистой обезьяньей физиономией, зато ноги у него что надо, крепкие и мускулистые - иначе большую рыбу не одолеть. Марлин скользил у самой поверхности: над водой поднимался спинной плавник, который ни с акульим, ни с дельфиньим не спутаешь - длиннее мужской руки, изогнутый, как турецкий ятаган. Анджело на баке засек рыбину одновременно со мной и завопил от избытка чувств. Его цыганские кудри разметало ветром, а зубы сверкали в ярких лучах тропического солнца. Океанская поверхность раздвинулась, показался марлин, темный, тяжелый и массивный, как бревно, с линией хвостового плавника под стать изящному изгибу дорсального. Рыба провалилась во впадину между волнами, и вода снова сомкнулась над широкой блестящей спиной. Я обернулся и посмотрел вниз, в кокпит. Чабби поудобнее устроил Макджорджа в рыболовном кресле, приладил тяжелое снаряжение, помог натянуть перчатки. Поймав мой взгляд, Чабби насупился и сплюнул за борт - всеобщее возбуждение ничуть его не коснулось. Дюжий мужик, ростом с меня, однако куда шире в плечах и толще в поясе, он был еще и самым упрямым и неисправимым пессимистом из всех, кого я знал. - Опасливый слишком, ни в жизнь не дастся, - буркнул Чабби. - Не слушайте его, Чак, - подмигнул я клиенту. - Считайте, что марлин ваш. Старина Гарри свое дело знает. - Ставлю тысячу баксов - уйдет! - крикнул мне Чак
18 На часах еще полвторого, а я уже уволен. С чем себя и поздравляю. Не могу сказать, чтобы такой поворот событий явился полной неожиданностью, напротив, он был вполне предсказуем, но меня, как Россию, вечно все застает врасплох. Даже то, к чему давно готовился. Согласен, я не подарок. Но и новая начальница - тоже. Редкая, между нами, особь. Сто слов, навитых в черепе на ролик, причем как попало. Ее изречения я затверживал наизусть с первого дня. - Гляжу - и не верю своим словам, - говорила она. - Для большей голословности приведу пример, - говорила она. - Я сама слышала воочию, - говорила она. Или, допустим, такой перл: - Разве у нас запрещено думать, что говоришь? Самое замечательное, весь коллектив, за исключением меня, прекрасно ее понимал. Но сегодня утром на планерке она, пожалуй, себя превзошла: - А что скажут методисты? Вот вы, Сиротин, извиняюсь за фамилию. Я даже несколько обомлел. Фамилия-то моя чем ей не угодила? Так прямо и спросил. И что выяснилось! Оказывается, наша дуреха всего-навсего забыла мое имя-отчество. Поняли теперь, кто нами руководит? И эти уроды требуют, чтобы мы в точности исполняли тот бред, который они произносят! Короче, слово за слово - и пришлось уйти по собственному желанию. Ручаюсь, никого еще у нас не увольняли столь радостно и расторопно. До обеда управились. Должно быть, я не только начальницу - я и всех остальных достал. Со мной, видите ли, невозможно говорить по-человечески. Да почем им знать, как говорят по-человечески? Человеческая речь, насколько я слышал, помимо всего прочего должна еще и мысли выражать. А откуда у них мысли, если их устами глаголет социум? Что услышали, то и повторяют. Придатки общества. Нет, правда, побеседуешь с таким - и возникает чувство, будто имел дело не с личностью, а с частью чего-то большего. Реальность изменилась. Так бывает всегда сразу после увольнения. Во всяком случае, со мной. Скверик, например. Вчера еще приветливо шевелил листвой, играл солнечными бликами - и вдруг отодвинулся, чуждый стал, вроде бы даже незнакомый. Давненько меня не увольняли. Целых два года. Рекорд.
19 - Ну, спасибо, - сказал Сварог. - Не забывайте, что при всем при том вы - обычный смертный. Бывают случаи, когда не поможет ни хелльстадский пес, ни Доран-ан-Тег. Как и любому другому, вам следует опасаться удара ножом в спину или отравы в бокале. Мало того. Существуют способы воздействия на расстоянии, не имеющие отношения к Высокой Магии, - и они, подозреваю, могут оказаться против вас столь же эффективными, как против любого из нас... - А конкретнее? - Увы, - Гаудин по всегдашнему обыкновению грустно покривил губы. - Вот так, с маху, я не берусь перечислить... Слишком много старых фолиантов придется изучить, провести кое-какие исследования. К тому же неизвестно пока, какие штучки из тех, что считаются забытыми, сохранились где-нибудь в потаенных закоулках... Честное слово, я не кривлю душой, глупо было бы в данной ситуации. Всего лишь хочу вас предостеречь от излишней самоуверенности. Здесь тот же самый механизм: своя система оговорок, не уступающая по сложности любому головоломному купеческому контракту. Будь у нас хоть два-три дня, я мог бы сказать что-то конкретное, однако... - Он досадливо поморщился. - Нет времени, совсем. Чуть погодя сами поймете. Человек не может быть всеведущим. Две тысячи лет считалось, что "заклинания сухой ветки" исчезли безвозвратно, - и вдруг наш агент натыкается на неграмотного крестьянина, владеющего всеми девятью... - Гаудин несколько натянуто улыбнулся. - Вообще-то вас порой спасало чистейшей воды везение. Помните ту тварь в Хелльстаде, что заинтересовалась вашим ожерельем настолько, что оставила вас в покое? - И хотел бы забыть, да где там... - хмыкнул Сварог. - Мои люди откопали в старых книгах ее полное описание. Именуется эта тварь "аземана" и представляет собою довольно опасную разновидность вампира, владеющего, судя по всему, той самой техникой дистанционного воздействия, не имеющей ничего общего с магией. Вы могли отбиться от нее мечом - а могли и не успеть... И срабатывает против нее одно-единственное средство: вовремя подсунуть груду одинаковых,
20 - Да, это так, - сказал я. - Могу я взглянуть на бумаги которые вам дал Хирш? Левин секунду поколебался. - Да, конечно. Только зачем вам? Я не ответил. Я хотел убедиться, совпадает ли то, что написал обо мне Роберт, с тем, что сообщил о себе инспекторам я. Я внимательно прочел листок и вернул его Левину. - Все так? - спросил он снова. - Так, - ответил я и огляделся. Как же мгновенно все вокруг изменилось! Я больше не один. Роберт Хирш жив. До меня вдруг долетел голос, который я считал умолкнувшим навсегда. Теперь все по-другому. И ничто еще не потеряно. - Сколько у вас денег? - поинтересовался адвокат. - Сто пятьдесят долларов, - осторожно ответил я. Левин покачал своей лысиной. - Маловато даже для самой краткосрочной транзитно - гостевой визы, чтобы проехать в Мексику или Канаду. Но ничего, это еще можно уладить. Вы чего-то не понимаете? - Не понимаю. Зачем мне в Канаду или в Мексику? Левин снова осклабил свои лошадиные зубы. - Совершенно незачем, господин Зоммер. Главное для начала переправить вас в Нью-Йорк. Краткосрочную транзитную визу запросить легче всего. А уж оказавшись в стране, вы ведь можете и заболеть. Да так, что не в силах будете продолжить путешествие. И придется подавать запрос на продление визы, а потом еще. Ситуация может измениться. Ногу в дверь просунуть - вот что покамест самое главное! Теперь понимаете? - Да. Мимо нас с громким плачем прошла женщина. Левин извлек из кармана очки в черной роговой оправе и посмотрел ей вслед. - Не слишком-то весело тут торчать, верно? Я передернул плечами. - Могло быть хуже. - Хуже? Это как же? - Много хуже, - пояснил я. - Можно, живя здесь, умирать от рака желудка. Или, к примеру, остров Эллис мог бы оказаться в Германии, и тогда вашего отца у вас на глазах приколачивали бы к полу гвоздями, чтобы заставить вас признаться. Левин посмотрел на меня в упор. - Чертовски своеобразная у вас фантазия. Я покачал головой, потом сказал: - Нет, просто чертовски своеобразный опыт. Адвокат достал огромный пестрый носовой платок и оглушительно высморкался.
21 Птолемей считал себя сводным братом Александра. Его мать, известная гетера Арсиноя, была одно время близка с Филиппом и отдана им замуж за племенного вождя Лага (Зайца) - человека ничем не прославившегося, хотя и знатного рода. Птолемей навсегда остался в роду Лагидов и вначале очень завидовал Александру, соперничая с ним в детских играх и военном учении. Став взрослым, он не мог не понять выдающихся способностей царевича и еще более гордился тайным родством, о котором поведала ему мать под ужасной клятвой. А Таис? Что же, Александр навсегда уступил ему первенство в делах Эроса. Как это ни льстило Птолемею, он не мог не признать, что Александр, если бы хотел, мог первенствовать и в неисчислимых рядах поклонников Афродиты. Но он совсем не увлекался женщинами, и это тревожило его мать Олимпиаду, божественно прекрасную жрицу Деметры, считавшуюся колдуньей, обольстительницей и мудрой владычицей священных змей. Филипп, несмотря на свою храбрость, дерзость, постоянное бражничанье с первыми попавшимися женщинами, побаивался своей великолепной жены и шутя говорил, что опасается в постели найти между собой и женой страшного змея. В народе упорно ходили слухи, без сомнения поддерживаемые самой Олимпиадой, что Александр - вовсе не сын одноглазого Филиппа, а высшего божества, которому она отдалась ночью в храме. Филипп почувствовал себя крепче после победы при Херонее. Накануне своего избрания военным вождем союза эллинских государств в Коринфе он развелся с Олимпиадой, взяв в жены юную Клеопатру, племянницу крупного племенного вождя Македонии. Олимпиада, проницательная и хитрая, все же сделала один промах и теперь пожинала его плоды. Первой любовью Александра в шестнадцать лет, когда в нем проснулся мужчина, была никому не ведомая рабыня с берегов Эвксинского Понта . Мечтательный юноша, грезивший приключениями Ахилла, подвигами аргонавтов и Тесея, решил, что встретился с одной из легендарных амазонок. Гордо носила свои корзины эта едва прикрытая короткой эксомидой светловолосая девушка. Будто не
22 Все же я не хотел бросать жребий. Ночью Хельмар все шептался с матросом, а я сидел на носу, зажав в руке нож, хотя и чувствовал, что слишком слаб для борьбы с ними. Утром я согласился с предложением Хельмара, и мы бросили полупенсовик, чтобы жребий решил нашу судьбу. Жребий пал на матроса, но он был самый сильный из нас, и, не желая умирать, кинулся на Хельмара. Они сцепились и оба привстали. Я пополз к ним по дну шлюпки, чтобы схватить матроса за ногу и помочь Хельмару, но в эту минуту шлюпку качнуло, матрос оступился, и оба упали за борт. Они пошли ко дну, как камни. Помню, я засмеялся, сам удивляясь этому. Не знаю, сколько времени я пролежал, думая только о том, что если б я был в силах встать, то напился бы соленой воды, чтобы сойти с ума и поскорее умереть. Потом я увидел, что на горизонте показался корабль, но продолжал лежать с таким равнодушием, словно это был мираж. Я, по-видимому, был невменяем, но теперь помню все совершенно отчетливо. Помню, как голова моя качалась в такт волнам и судно на горизонте танцевало перед моими глазами. Помню, я был убежден в том, что уже умер, и думал, какая горькая насмешка, что корабль подойдет слишком поздно и подберет лишь мой труп. Мне казалось, что я лежал так бесконечно долго, опустив голову на банку и глядя на судно, плясавшее на волнах. Это была небольшая шхуна. Она лавировала, описывая зигзаги, так как шла против ветра. Мне даже не приходило в голову попытаться привлечь ее внимание, и я не помню почти ничего после того, как увидел борт подошедшего судна и очутился в маленькой каютке. У меня осталось лишь смутное воспоминание, что меня поднимали по трапу и кто-то большой, рыжий, веснушчатый смотрел на меня, наклонившись над бортом. Помню еще какое-то смуглое лицо со странными глазами, смотревшими на меня в упор, но я думал, что это кошмар, пока снова не увидел их позже. Помню, наконец, как мне вливали сквозь зубы какую-то жидкость. Вот и все, что осталось у меня в памяти. Каюта, в которой я очнулся, была маленькая и довольно грязная.
23 Только окно детской выходило на Варяжий лес и было широко распахнуто этой душной ночью. Даже мама не проснулась, потому что спала на первом этаже и окно ее комнаты выходило на другую сторону. - Эй, чего ты тащишься, как больной жук? Я хочу посмотреть на инопланетянчиков! - заявила Липучка и направилась к лесу, цепляясь длинной ночной рубашкой за траву. Брат догнал ее двумя прыжками и схватил за руку: - Если не хочешь, чтобы я притащил тебя домой, будешь идти рядом со мной! Поняла? Лена, которая терпеть не могла ходить с кем-нибудь за руку, сморщилась, как гриб, и открыла рот, чтобы протестующе завопить. - Давай, давай! - насмешливо поддразнил ее Юра. - Кричи громче! Разбуди маму! Упрямица закрыла рот и нахмурилась, видимо, выбирая из двух зол меньшее. Потом она обреченно сунула в руку брата свою ладонь и потянула его к лесу. Трава на лугу была мокрой от росы. Уже довольно скоро в кроссовках Юры захлюпала вода, и он понял, что, если сестра, шлепая по траве босиком, простудится и будет завтра кашлять, мама, узнав об их ночном путешествии, обязательно устроит нагоняй. Они прошли уже примерно половину луга, как вдруг Липучка, натренировавшаяся различать в своих лабиринтах затаившихся, сливающихся со стенами монстров, остановилась и ткнула пальцем в траву. - Оно там! - прошептала она, дергая брата за руку. - Смотри, оно там! - Что ты выдумываешь? - Сам выдумываешь! А ну, пусти! Юра пригляделся: в высокой траве лежала, поблескивая в лунном свете, небольшая капсула, напоминавшая по форме металлическое яйцо. Мальчик вспомнил, что, перед тем как неизвестный предмет упал в лес, от него отделилось что-то блестящее и упало на луг. Должно быть, это и была та самая капсула. Липучка вырвалась, приблизилась к находке и решительно присела возле нее на корточки. - Лежишь тут? Ну лежи себе, лежи! - восхищенно прошептала она. Девочка протянула руку, чтобы дотронуться до гладкой блестящей поверхности яйца, но верхняя часть капсулы вдруг заскрипела и стала медленно поворачиваться... - Инопланетяшка вылупляется! - взвизгнула Лена
24 Ясно, что за время существования дома внутри его постоянно происходили перемещения, люди вселялись и выселялись, меняли одно жилье на другое, помирали, уходили в армию или в тюрьму, и всех не упомнишь, кто когда проживал по данному адресу. Среди прочих следует запомнить и отметить особо - дворничиху Валентину Жукову с сыном. Валентина была крупная женщина с широким лицом и широкой покатой спиной. Ходила неуклюже носками внутрь, руки держала на весу, выставив их немного вперед, как будто собралась с кем-то бороться. При такой, казалось бы, очевидной несоблазнительности ее облика в молодости она пользовалась большим успехом у мужчин, из которых выбрала себе в мужья Серегу Жукова, гармониста, балагура и баламута. Серега в самом начале войны, не дожидаясь призыва, ушел добровольцем на фронт. Валентина часть военного времени провела в Аглаином партизанском отряде, где отличалась необыкновенной силой и храбростью. Однажды в рукопашном бою она двух немцев сначала кулаком свалила в нокаут, а потом связала вместе и притащила в отряд в качестве пленных. После войны Валентина некоторое время была у секретаря райкома Аглаи Ревкиной шофером. А потом ради комнаты в полуподвале перешла в дворники. Мужа у нее уже не было. Серега с войны не вернулся и был зачислен в пропавшие без вести. Поскольку не было никаких доказательств, что он не сдался врагу живым, здоровым и с оружием в руках, пропавший считался предателем, а Валентина - женой предателя. Поэтому не только пенсии за мужа не получала, но и партизанской медали за собственные заслуги не удостоилась. Одна, как могла, растила сына. По старому знакомству Аглая иногда нанимала Валентину убрать в квартире, постирать белье, сбегать в магазин, что дворничиха и делала за небольшую плату. Сына Валентины, между прочим, звали Георгий Жуков, точно так же, как знаменитого маршала. Этот Георгий Жуков (или попросту Жора) тоже служил в армии, но до маршала не дослужился. Дослужился только до звания младший сержант. По упущению начальства он, несмотря на провинившегося
25 Однако довольно часто заключаются скоропалительные браки, когда двое людей, толком не узнав друг друга, поддавшись чувствам, решают пожениться. Разумеется, в этом случае основной причиной принятия такого решения является увлеченность или влюбленность. К сожалению, не берутся во внимание черты характера будущего спутника жизни, его материальное положение, образовательный уровень и т. д. Просто двое молодых людей сочли, что они любят друг друга, а стало быть, есть все основания для вступления в брак. Но чаще всего такие браки распадаются очень быстро, и молодые люди расходятся в разные стороны с обидой, а иногда и с ненавистью в душе. Но более трагично заканчиваются такие истории, если, помимо всего, эти молодые пары уже сами становятся родителями. И при полном развале таких семей больше всех страдают их дети. А злость и ненависть, родившиеся в результате ссор и скандалов, могут быть направлены именно на них. После неудачных браков критерии выбора таких людей, как правило, кардинально меняются. Набравшись горького опыта, человек становится более придирчивым в выборе супруга, он обращает внимание уже не только на внешние данные (тем не менее они все же принимаются в расчет и занимают далеко не последнее место), но и на личностные качества претендента. Кроме того, большинство, причем как женщины, так и мужчины, боятся сделать повторный шаг, затаив в душе обиду на судьбу, ненависть на своего бывшего супруга и страх повторить свою ошибку и снова оказаться у разбитого корыта, то есть предпочитают оставаться наедине со своей злобой и обидой, а также с кровоточащей раной в душе. Разнятся критерии выбора партнера для брака и между людьми разного материального достатка. У состоятельных людей одни требования, у малообеспеченных - другие. Так, например, человек (юноша или девушка) финансово независимый может предпочесть партнера для брака как равного с ним по материальному достатку, так и, напротив, с более низким достатком. Это обусловлено разными причинами. Юноша или девушка, выросшие в состоятель
26 Колдун или ведьма тоже служители дьявола, продавшие ему свою душу. Им в подчинение передают определенное количество чертей, бесов и полубесов. И чем большему количеству людей ведьма или колдун делают порчи, тем больше им дают в подчинение помощников - бесов. Я ассоциирую ведьм и колдунов с убийцами в самом прямом смысле этого слова, так как они могут убить человека духовно и физически. Если ведьмы и колдуны родовые, то делать порчу они начинают уже в 12-13 лет. За свою жизнь некоторые из них отправляют на тот свет не одну сотню людей. И не обязательно, как многие из вас думают, ведьма или колдун - древние старик или старуха. Отнюдь нет. Колдовством занимаются люди различного возраста, образования и общественного положения. Это могут быть врач, артист, рабочий, учитель, а то и священнослужитель, словом, обычные люди. И как бы ведьмы и колдуны себя ни называли (белыми или черными), все они - слуги дьявола. Письма читателей подтверждают то, о чем я пишу. Вот и в нижеприведенном письме ведьма - самая, казалось бы, обыкновенная женщина-соседка - после того, как поставили ей свечу за здравие, попросили помощи у Бога, изменилась - стала вдруг страшной, лицо покраснело. Ведьмы и колдуны боятся Божьего гнева.Но раз уж душу продали, не пакостить не могут. А пакостят по любому случаю. Вот перед вами пример: Как правило, продажа души дьяволу происходит со вторника на среду в 12 часов ночи. Нечистые составляют договор, в котором указывают, за какие блага человек продает душу. Напомню, этот договор обязательно подписывается кровью человека, взятой из мизинца левой руки. Продавая душу, человек отказывается от своего ангела-хранителя, который у верующих находится на правом плече. Поэтому и привычка у многих - плюнуть через левое плечо, чтобы отвести беду или какие-либо неприятности, так как после того, как человек продаст душу, ему на левое плечо сажают беса. Однажды ко мне обратилась женщина с вопросом, как ей продать душу дьяволу, чтобы решить все житейские проблемы. Вот вам
27 - А я... специально копила деньги! - Тут я понижаю голос, чтобы Виджай меня не услышал. - И честное слово, это совсем не дорого... - Бекки, дело не в деньгах. А в том, что у нас нет места. Это же не стол, а гигант! - Не такой уж и гигант. И потом, - добавляю я, вовремя перебив Люка, - нам все равно нужен обеденный стол! Как любой настоящей семье. В чем прелесть семейной жизни? В том, что вечером можно сесть за стол и обсудить прошедший день. И поужинать за прочным деревянным столом... тарелкой сытного рагу! - Сытного рагу? вторит мне Люк. - И кто же его будет готовить? - Купим в супермаркете "Уэйтроуз", - мгновенно выкручиваюсь я. Обхожу стол, не сводя глаз с Люка. - Да ты только вдумайся. Когда мы еще сможем приехать на Шри-Ланку и увидеть, как прямо у нас на глазах делают мебель специально для нас? Такого случая больше может никогда не представиться! А я заказала именной стол! Посмотри! На боковой панели, среди цветов и завитушек, вырезано: "Люк и Ребекка, Шри-Ланка, 2003 год". Люк проводит рукой по столешнице, пробует поднять один из стульев. Кажется, понемногу сдается. Потом он вдруг хмурится и поворачивается ко мне: - Бекки, может, ты еще накупила чего-нибудь тайком от меня? Внутри у меня все вздрагивает, но я не подаю виду: наклонившись над столом, притворяюсь, будто разглядываю резные цветы. - Конечно, нет! - наконец заявляю я. - Ну... разве что пару-тройку забавных сувенирчиков. Там, сям... - Каких это? - Да я уже и не помню! Мы разъезжаем по свету десять месяцев! Ладно тебе, Люк! Неужели стол не понравился? Будем устраивать званые ужины... стол станет нашей фамильной реликвией... а потом перейдет по наследству к нашим детям... Я сконфуженно умолкаю. На Люка не гляжу. Несколько месяцев назад у нас был серьезный разговор, и мы решили, что попробуем завести ребенка. Но пока... ничего не получилось. Ну не вышло - подумаешь! Все у нас получится. Обязательно. - Ладно, - говорит Люк, уже смягчившись. - Твоя взяла. - Похлопав по столу, он смотрит на часы. - Надо послать в офис электронное
28 Неизвестные продолжали прочесывание, то и дело натыкаясь на тела убитых и раненых, но это было все не то, что нужно. Спустя пару минут та же девушка воскликнула: - Сюда! Здесь двое раненых... На ее зов моментально откликнулась вся группа. Их оказалось пятеро. Мужчины склонились над Олесем и поверженным свеем. - Судя по доспехам, оба принадлежат к нужной нам касте. Они и сразили друг друга. Лишь бы... - начал старший. Его оборвал голос врача. - Они тяжело ранены и находятся в коме. Если мы поторопимся, то успеем вытащить их из могилы. - Отлично, - вырвалось у руководителя. - Как раз то, что нам нужно. Вызывайте немедленно эвакуационное оборудование. Короткий сигнал, и из днища корабля спустились два легких, но довольно объемных ящика. Неизвестные открыли их, включили какие-то кнопки и принялись за раненых. Это оказалось совсем непростым делом. И Олесь, и свей были мужчинами под метр восемьдесят, а потому весили немало. Но самое главное, что на них были доспехи. - Надо их раздеть, - предложил кто-то. Его готовы были поддержать, но в это время послышались шаги и разговоры приближающихся новгородцев. Они тоже видели, что здесь шел бой, и хотели оглядеть это место. - Живее, живее, - скомандовал старший. - Грузите так, в доспехах. Нельзя бросать их. Такая удача второй раз не подвернется. Само собой, что русич весил меньше. С него скинули шлем, сняли с руки щит и уложили в ящик. Врач тотчас подключил аппаратуру к телу раненого, закрыл контейнер и дал команду на подъем. В это время все остальные мучились со свеем. Кое-что удалось скинуть, но шлем было снять невозможно. Промятый металл врезался в лицо. Проклиная тяжелые латы, неизвестным наконец удалось поместить беднягу в ящик, и вскоре вся группа вместе со своей добычей оказалась внутри диска. Тотчас закрылся люк, корабль плавно двинулся над лесом, быстро набирая скорость и высоту. Его миссия была выполнена. Напрасно свеи несколько часов искали тело своего барона Свена Лунгрена. Их усилия оказались тщетны. Без особых успехов прошли и поиски
29 Уважаемый Читатель! Это четвертая книга о Трансерфинге - загадочном аспекте реальности, породившем столько эмоций в читательской аудитории. В повседневной действительности человек пребывает во власти обстоятельств и не способен сколько-нибудь значительно повлиять на ход событий. Жизнь "случается", подобно тому как это происходит в бессознательном сновидении. События идут своим чередом, не обращая внимания на ваши "хочу" или "не хочу". Казалось бы, эту фатальную неизбежность преодолеть невозможно. На самом же деле, из такого положения существует совершенно неожиданный выход. Человек не подозревает о том, что находится в плену зеркальной иллюзии. Реальность имеет две формы: физическую, которую можно потрогать руками, и метафизическую, лежащую за пределами восприятия, но не менее объективную. В некотором смысле мир представляет собой бескрайнее дуальное зеркало, по одну сторону которого находится материальная вселенная, а по другую простирается метафизическое пространство вариантов - информационная структура, в которой хранятся сценарии всех возможных событий. Число вариантов бесконечно, как бесконечно множество допустимых положений точки на координатной плоскости. Там записано все, что было, есть и будет, оттуда же к нам приходят сны, ясновидение, интуитивные знания и озарения. Человек, завороженный зеркалом, полагает, что отражение в нем - это и есть настоящая реальность. Зеркальный эффект порождает иллюзию, будто внешний мир существует сам по себе и не поддается управлению. В результате жизнь становится похожей на игру, в которой правила определены не вами. Конечно, вам дозволено предпринимать какие-то попытки оказать воздействие на происходящее. Но вы лишены главного: вам не объяснили, как из фишки превратиться в того, кто бросает кости. В книге говорится о том, почему управление реальностью возможно, и что этому мешает. Вы способны избавиться от иллюзии отражения и проснуться в своем зеркальном сновидении наяву. Отношения человека с окружающим миром складываются таким образом, что любая
30 И все шло прекрасно. Но вот в последнее время Леню начали преследовать неприятности. Начать с того, что его верная подруга Лола вдруг решила поехать в свой родной город Черноморск на юбилей какого-то там родственника. Лола была родом из славного южного города Черноморска, закончила там среднюю школу, а в театральном училась в Петербурге. Свои родные пенаты она хоть и вспоминала, однако ездила туда нечасто и ненадолго. Собственно, когда Лолка объявила о своих намерениях, Леня даже немножко обрадовался. Он вовсе не против был отдохнуть от своей темпераментной и капризной подруги дня три. Или даже пять. Он прекрасно проведет время с котом Аскольдом и попугаем Перришоном. Он бы взял на себя заботы и о крошечном песике Пу И, но Лола была не в силах расстаться со своим сокровищем даже на такое короткое время. Лола улетела не то чтобы успокоенная, но довольная предстоящей встречей с родственниками. Два дня Маркиз блаженствовал в тишине и покое под мурлыканье кота Аскольда. На третий день понадобилось выйти по делам, а на четвертый он почувствовал, что ему чего-то не хватает. На пятый он уже точно знал, что скучает по Лоле. Ему не хватало ее капризов, ее игры, этого театра одного актера, ему не хватало вечно занятой ванной и Лолиного сюсюканья над Пу И. Самого песика Лене тоже очень не хватало. Выяснилось, что и попугаю необходима Лола, потому что только она знала, какие он любит орешки, и иногда прикармливала его ореховой смесью из собственных запасов. Кроме того, с Лолой всегда можно было поговорить, можно было крикнуть что-нибудь ругательное со шкафа, Лола не обижалась, а Маркиза Перришон все же побаивался. Кот Аскольд вел себя индифферентно, вроде был всем довольным, однако мурлыкал как-то нерадостно и даже один раз наотрез отказался от еды. И вот когда Леня готовил торжественную встречу, купил Лолин любимый миндальный торт, салат из морепродуктов и собственноручно приготовил шоколадное суфле, эта негодяйка позвонила из своего Черноморска и прочирикала в трубку, что все прекрасно, юбилей продол
31 Наступил резкий перелом, и я увидел, как начали судорожно подергиваться мои руки и ноги. Дыхание почти остановилось. Лицо мое исказилось агонией. И снова я стал бороться - чтобы спуститься вниз и вернуться в свое тело. Нет, не пойду! Я слышал, как кричит мой рассудок. "Энн, помоги мне! Пожалуйста! Мы должны быть вместе!" Я заставил себя посмотреть вниз и стал разглядывать свое лицо. Губы были фиолетовыми, на коже виднелись мелкие капельки пота. Я видел, как начинают набухать вены на шее. Мышцы задергались. Я изо всех сил пытался вернуться обратно в тело. "Энн! - обращался я к ней. - Пожалуйста, позови меня, чтобы я остался с тобой!" И чудо произошло. Мое тело наполнилось жизнью, кожа приобрела здоровый оттенок, на лице появилось выражение покоя. Я возблагодарил Бога. Энн и детям не придется видеть меня таким, каким я недавно был. Понимаешь, я подумал, что возвращаюсь. Но это было не так. Я увидел свое тело в разноцветном мешке с приделанным к нему серебряным шнуром. Потом почувствовал, словно что-то роняю, услышал громкий треск - будто разорвалась гигантская резиновая лента - и ощутил, что начинаю подниматься. Потом взгляд в прошлое. Да, именно так. Ретроспектива - как в кино, но гораздо быстрее. Ты много раз слышал фразу: "Перед ним промелькнула вся его жизнь". Роберт, это правда. Так быстро, что я не мог уследить - и в обратном порядке. Дни перед несчастным случаем, жизнь детей вплоть до рождения, моя женитьба на Энн, моя писательская карьера. Колледж, Вторая мировая война, средняя школа, начальная школа, мое детство и младенчество. Каждое мгновение жизни с 1974-го до 1927-го. Каждое движение, мысль, чувство, каждое произнесенное слово. Я все это увидел. Наплыв мелькающих образов. Я резко сел в постели и рассмеялся. Это был всего лишь сон! Я ощущал необыкновенный подъем, все чувства были обострены. "Невероятно, - думал я, - до чего реальным может быть сон". Но с моим зрением что-то случилось. Оглядываясь по сторонам, я видел все размытым, а дальше десяти футов не видел почти ничего.
32 Нельзя оставлять живых свидетелей. Нельзя возвращаться туда, где наследил. Тем более глупо возвращаться, когда там все полыхает открытым пламенем. Но фаланга левого мизинца покраснела и стала зудеть. Перстень был его единственным талисманом. Он ничего не носил на шее, на запястье надевал только платиновый "Роллекс". Он не терпел побрякушек, не верил в обереги и прочую мистику, но за своим перстнем готов был полезть в огонь и в воду. Оружие благополучно довезли и разгрузили. Временным пристанищем нескольких гаубиц, ящиков с гранатами и прочего железа послужил просторный подвал дачи, которая когда-то принадлежала родному дяде Шамана, а теперь стала его собственностью вместе с участком в пятнадцать соток, добротной банькой, бассейном и теннисным кортом. Безусловно, прятать там железо было рискованно, и если бы не пожары, Шаман никогда бы не пошел на это. Но в сегодняшней ситуации более надежного места он придумать не мог, к тому же представить, что кто-нибудь нагрянет туда с обыском, было практически невозможно. Лезвие, Миха и Серый завалились спать. Шаман спать не хотел, но чувствовал себя разбитым. Мысль о перстне не давала покоя. После контрастного душа, плотного завтрака и крепкого кофе он немного посидел в одиночестве на веранде. Из-за смока окна были закрыты. Мощный кондиционер, как мог, охлаждал воздух. На журнальном столе лежали паспорт и студенческий билет. С билетом все было ясно. Он принадлежал студенту второго курса Медицинского института Королеву Григорию Николаевичу, 1984 года рождения, тому самому парню, который наткнулся на мертвого бомжа и был убит первым. Что касается паспорта, тут возникали неприятные сомнения. Грачева Василиса Игоревна, 1985 года рождения, внимательно смотрела на Шамана с маленькой черно-белой фотографии. У нее были большие круглые глаза, широкие черные брови. Темные волосы гладко зачесаны назад, чистое маленькое лицо открыто и не накрашено. Шаман разглядывал паспортную фотографию и пытался вспомнить убитую девицу. Перед ним вставал
33 - Спокойной ночи, Кит, - сказала она, и глаза ее засветились лаской и весельем. - Спокойной ночи, мисс Нелл, - ответил мальчик. - И поблагодари этого джентльмена, - добавил старик. - Если бы не он, я, пожалуй, потерял бы свою маленькую Нелл. - Нет, нет, хозяин! - сказал Кит. - Не годится так говорить! - Почему? - удивился старик. - Потому, хозяин, что уж я-то непременно бы ее нашел, если бы она только под землю не скрылась. Где-нигде, а нашел бы, в один миг! Ха-ха-ха! Кит снова разинул рот, зажмурился и, пятясь задом, с громовым хохотом выскочил из комнаты. Очутившись за дверью, он медлить не стал и живо убежал домой, а Нелли принялась убирать со стола. Старик воспользовался этим и снова обратился ко мне: - Вам, может, покажется, сэр, будто я недостаточно ценю то, что вы сделали сегодня, но это неверно. Мы с Нелли покорнейше и смиренно благодарим вас за все, а ее благодарность стоит больше моей. Мне бы не хотелось, чтобы вы ушли с мыслью, будто я не чувствую к вам признательности за вашу доброту и мало забочусь о своей внучке... Нет, сэр, это не так. - То, что я видел, убеждает меня в противном, - сказал я и потом добавил: - Разрешите только задать вам один вопрос. - Извольте, сэр, - ответил старик. - Спрашивайте. - Неужели за этой девочкой, такой хрупкой, такой красивой и умненькой, никто не присматривает, кроме вас? Неужели у нее нет еще какого-нибудь друга, советчика? - Она больше ни в ком не нуждается, - сказал он с тревогой глядя на меня. - А не страшно ли вам брать на себя такую ответственность? Вдруг вы не справитесь с ней? Никто не сомневается в ваших благих намерениях, но отдаете ли вы себе отчет в том, как надо заботиться о столь нежной питомице? Я тоже старик, и, как и всякому человеку на склоне лет, мне особенно дороги существа юные, у которых впереди вся жизнь. Я с глубоким интересом наблюдал за вами обоими, но в то же время испытывал чувство боли. - Сэр, - заговорил старик после минутного молчания. - Я не вправе обижаться на ваши слова. Действительно, иной
34 Билл Ранкин уже давно неподвижно сидел над своей пишущей машинкой. Мучительные поиски броского начала репортажа так ни к чему и не привели. Внезапно какая-то черная тень стремительно промелькнула перед глазами и с легким стуком превратилась в черное пятно на столе. Сердце так и оборвалось в груди репортера. Это оказался всего-навсего Эгберт, редакционный кот. Похоже, ему наскучили одиночество и тишина в редакции, и он перебрался поближе к единственной живой душе. Билл с отвращением глядел на черного красавца, так напугавшего его. Его, неустрашимого репортера, мужчину отнюдь не робкого десятка. А все нервы. Впрочем, у какого храбреца они не будут натянуты как стрела, доведись тому выслушать столько жутких историй об убийствах и других преступлениях, сколько наслушался Билл Ранкин. Ведь не прошло и часа после окончания интервью, которое согласился дать репортеру самый знаменитый детектив Скотленд-Ярда. Репортер столкнул кота со стола. - А ну брысь отсюда! Ишь, разыгрался! Не видишь - я занят. Оскорбленный в своих лучших чувствах Эгберт, задрав хвост, с достоинством прошествовал между столиками с пишущими машинками и пустыми стульями, всем своим видом выражая возмущение и обиду. Ранкин проводил кота взглядом. Вот он исчез в щели двери, ведущей в коридор. Репортер взглянул на часы. Полшестого. С десятого этажа в окно хорошо просматривалась улица, забитая возвращающимися с работы людьми. А здесь, в одной из комнат редакции популярной ежедневной газеты "Глоб", не было ни одного сотрудника. Горела лишь настольная лампа над машинкой Билла Ранкина, заливая призрачным светом чистый лист бумаги и клавиши. Идеальные условия для творчества, а вот поди же! Даже секретаря редакции уже не было на его рабочем месте. Правда, в самой глубине громадного помещения редакции, в маленьком застекленном боксе сидел редактор местного отделения "Глоб", непосредственный начальник Ранкина. Единственное человеческое существо. Хотя, если верить мнению некоторых сотрудников "Глоб", не такое уж и человеческое
35 Когда у меня уже не осталось сил нырять и перед глазами поплыли темные круги, я ухватился за борт лодки и повис на нем, не смея поднять на Марину глаза. - Они, наверное, далеко уплыли, - произнес я, пытаясь убедить самого себя в этом. - Под водой можно плыть очень быстро. Я тебе точно говорю: они где-то там вышли на берег иотдыхают. Марина вытирала полотенцем свои огненные волосы. - Они уже у бога, - ответила она тем же бесстрастным голосом. - Замолчи! - крикнул я. - Ты дура! Ты ничего не понимаешь! - А вы убийца. Я с силой врезал кулаком по лодочному борту и запрыгнул на моторку с такой прытью, словно меня в пятку лизнула акула. Марина испугалась. Она прижала мокрое полотенце к груди, прикрываясь им как щитом, и негромко заскулила. - Включи свои глупые мозги, невеста бога! - закричал я, потрясая перед ее лицом кулаком. - Все акваланги были исправны, я вчера их накачивал воздухом и проверял! - А мы? - упрямо твердила она, все еще со страхом глядя на меня. - А мы? Почему мы захлебнулись? Я не ответил, скрипнул зубами и, раскачивая лодку, кинулся к кормовому люку, где стояли канистры с бензином и лежали инструменты. Взял отвертку, сел верхом на свой акваланг, словно намеревался кастрировать кабана, и принялся развинчивать легочник. Дюралевый колпачок со звоном покатился по металлическому полу. Я встал на колени, чтобы лучше рассмотреть резиновую мембрану, и в первое мгновение не поверил глазам. Тонкий резиновый кружок был разорван, как если бы его проткнули пальцем. Кривая линия разрыва шла от центра к краю. Марина молча наблюдала за мной. Видя, что я чем-то шокирован, она не задавала вопросов, опасаясь моей бурной реакции. Я снова склонился над легочником. Ближе к центру резинка имела ровный и тонкий разрыв, очень напоминающий разрез, след бритвенного лезвия. К краю тянулась неровная дыра с рваными краями. Так мембрана могла порваться под воздействием сильного выдоха. Но она бы никогда не порвалась сама, если бы ее не надрезали. Оттолкнув Марину, я схватил ее акваланг, выволок его на свободное место и, уже почти не сомневаясь в том
36 Она издали увидела, что парадная дверь открыта, а когда подъехала к дому, со ступенек сбежали Эмма и горничная. Найдя спальню пустой, они очень перепугались. Сначала им пришло в голову, что больная ушла к мисс Уоткин, и за ней послали кухарку. Но та скоро вернулась вместе с встревоженной мисс Уоткин, которая сейчас дожидалась в гостиной. Она в тревоге вышла навстречу миссис Кэри и осыпала ее упреками; но напряжение, которое перенесла больная, оказалось ей не под силу; теперь, когда не нужно было больше себя превозмогать, миссис Кэри упала на руки Эмме, и ее отнесли наверх. Там она пролежала без сознания так долго, что всем показалось, будто она никогда не очнется, а доктор, за которым послали, все не приходил. Только на другой день, когда ей стало немножко лучше, мисс Уоткин добилась от нее объяснений. Филип играл на полу в спальне, и женщины забыли о его присутствии. Он лишь смутно понимал, о чем они разговаривают, и не смог бы объяснить, почему слова матери навсегда сохранились у него в памяти. - Я хотела, чтобы мальчик мог вспомнить меня, когда вырастет. - Непонятно, зачем ей вздумалось заказывать целую дюжину! - сказал мистер Кэри. - И двух фотографий вполне хватило бы. В доме священника один день был похож на другой, как две капли воды. Сразу же после завтрака Мэри-Энн приносила "Таймс". Мистер Кэри вместе с двумя своими соседями выписывал одну газету на троих. В его распоряжении она была с десяти до часу; потом садовник относил ее мистеру Эллису, где она оставалась до семи, а затем отправлялась в господский дом к мисс Брукс; та получала газету поздно, но зато могла ее не возвращать. Летом, когда миссис Кэри варила варенье, она часто выпрашивала старую газету у мисс Брукс, чтобы закрыть банки. Стоило священнику приняться за газету, как жена его надевала капор и шла за покупками. Филип ее сопровождал. Блэкстебл был рыбачьим поселком. Он состоял из одной главной улицы - где помещались лавки, банк, жил доктор и два-три хозяина угольных барж - и небольшой гавани, от которой тянулись убогие переулки, - где селил
37 Аля только удивлялась про себя Катиной вере в чудо, которой позавидовала бы любая Золушка. Когда она вернулась в зал, Ритка уже курила, сидя за одним из только что протертых столов. - Зря ты шапку не носишь, - сказала она, глядя, как поднимается к потолку тонкая струйка дыма. - Попадешь под кислотный дождь, волосы испортишь. Жалко, хорошие. - Я зонтик всегда с собой ношу, - ответила Аля, садясь рядом за столик. - Но сегодня же забыла. - Сегодня забыла. - Дубленка у тебя хорошая, - завистливо заметила Рита. - На обе стороны можно носить, удобно, если дождь. Давно купила? - Давно. Тогда в Луже еще недорогие были, - успокоила ее Аля. Зачем будить в человеке зависть? Двустороннюю, до невесомости легкую испанскую дубленку цвета кофе с молоком Аля купила не в Лужниках, а в бутике на свой первый и единственный клиповый гонорар, и стоила она примерно столько, сколько Ритка зарабатывает за полгода. Они перебрасывались скучными фразами, забывая их прежде, чем произносили до конца. Аля видела, что у Ритки не то чтобы плохое настроение - просто нет никакого. Она не спрашивала, почему: надо будет, сама скажет. Ритка действительно сказала, гася окурок в фирменной пепельнице: - День рожденья тут вчера праздновала. А сегодня опять работать. Что-то беспросветное. - Зачем же ты здесь праздновала? - спросила Аля. - Не надоело разве? - Не знаю, - пожала плечами Рита. - А где еще? Тут хоть все свои... Это было то, что больше всего удивило Алю, как только она немного огляделась в "Терре". Все работники клуба непременно посещали его в свободное время: праздновали дни рожденья, приглашали подруг и кавалеров. Аля работала всего третий месяц, но уже не могла представить: какое такое удовольствие можно испытать, придя в свободное время в зал, в котором несколько часов назад бегал между столиками, обслуживая клиентов? Но приходили, отдыхали, радовались... Ладно еще Ритка, мать-одиночка, сокращенная в каком-то НИИ на первом месяце беременности, - женщина без особенных интересов, круг общения которой состоял из тех же официанток да из бывших
38 Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесенные забором. Двор сеял у самой реки, и по веснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами. Так, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку, а потом вода принесла и осторожно положила на берег я самого почтальона. Он лежал на спине, закинув руки, как будто заслонясь от солнца, еще совсем молодой, белокурый, в форменной тужурке с блестящими пуговицами: должно быть, отправляясь в свой последний рейс, почтальон начистил их мелом. Сумку отобрал городовой, а письма, так как они размокли и уже никуда не годились, взяла себе тетя Даша. Но они не совсем размокли: сумка была новая, кожаная и плотно запиралась. Каждый вечер тетя Даша читала вслух по одному письму, иногда только мне, а иногда всему двору. Это было так интересно, что старухи, ходившие к Сковородникову играть в "козла", бросали карты и присоединялись к нам. Одно из этих писем тетя Даша читала чаще других - так часто, что, в конце концов, я выучил его наизусть. С тех пор прошло много лет, но я еще помню его от первого до последнего слова. Адрес был размыт водой, но все же видно было, что он написан тем же твердым, прямым почерком на толстом пожелтевшем конверте. Должно быть, это письмо стало для меня чем-то вроде молитвы, - каждый вечер я повторял его, дожидаясь, когда придет отец. Он поздно возвращался с пристани: пароходы приходили теперь каждый день и грузили не лен я хлеб, как раньше, а тяжелые ящики с патронами и частями орудий. Он приходил - грузный, коренастый, усатый, в маленькой суконной шапочке, в брезентовых штанах. Мать говорила и говорила, а он молча ел и только откашливался изредка да вытирал усы. Потом он брал детей - меня я сестру - и заваливался на кровать. От него пахло пенькой, иногда яблоками, хлебом, а иногда каким-то протухшим машинным маслом, и я пожню, как от этого запаха мне становилось скучно. Мне кажется, что именно в тот несчастный вечер, лежа рядом с отцом, я впервые сознательно оценил то, что меня
39 - Хорошо. Я стоял перед ним, маленький, со спеленутой куклой в руках, испытывая первое в жизни настоящее унижение. Я вдруг увидел всю дикость, всю несуразность своего поведения. Разумеется, я знал, что это всего лишь игрушка, причем чуть-чуть позорная, какая-то неправильная игрушка! И как только я мог позволить себе думать иначе? - Ты себя нормально чувствуешь? - спросил отец. - Угу. - Вот и отлично. Ну, мне пора! Проследи тут за всем! - Папа! - Что? - Мама не хочет ребенка, - сказал я. - С чего ты взял? Конечно хочет. - Нет. Она мне сама сказала. - Джонатан, детка, и мама, и папа очень рады, что у нас будет еще один ребеночек. А ты разве не рад? - Мама совсем не хочет. Она мне сама сказала. Она говорит, что он тебе нужен, а ей нет. Я взглянул в его огромное лицо и почувствовал, что добился некого подобия контакта. Его глаза вспыхнули, а на носу и щеках проступила сетка кровеносных сосудов. - Неправда, дружище, - сказал он. - Просто мама иногда говорит не совсем то, что думает. Поверь, она рада этому ребенку не меньше нас с тобой. Я молчал. - Ну вот, я уже опаздываю, - сказал он. - Поверь, когда у тебя появится сестренка или братик, мы все ее ужасно полюбим. Или его. Ты будешь старшим братом. Все будет замечательно! Он немного помолчал и добавил: - Присматривай тут за всем, пока меня нет. Потом погладил меня по щеке своим гигантским большим пальцем и ушел. Ночью я проснулся от приглушенного шума, доносившегося из-за двери родительской спальни в конце коридора. Мать с отцом переругивались свистящим шепотом. Я лежал и ждал, сам не знаю чего. Вскоре я уснул, и до сих пор у менянет полной уверенности, не приснилась ли мне эта ссора. Мне и сегодня бывает трудно отделить то, что произошло на самом деле, от того, что только могло произойти. Когда однажды декабрьским вечером у матери начались схватки, меня оставили с нашей соседкой, мисс Хайдеггер, мутноглазой подозрительной старушкой. Ее волосы от чересчур заботливого ухода превратились в редкие седые волосы, сквозь которые
40 Нанета-громадина была, пожалуй, единственным человеческим существом, способным полностью примириться с деспотизмом хозяина. Весь город завидовал супругам Гранде из-за этой Нанеты. Нанета-громадина, прозванная так за свой рост в пять футов восемь дюймов, служила у Гранде уже тридцать пять лет. Хотя она получала всего только шестьдесят ливров жалованья, ее считали одной из самых богатых служанок во всем Сомюре. Эти шестьдесят ливров, нараставшие в течение тридцати пяти лет, дали ей возможность недавно поместить у нотариуса Крюшо четыре тысячи ливров в обеспечение пожизненной ренты. Такой итог долгих и настойчивых сбережений Нанеты-громадины представлялся непомерным. Всякая служанка, видя, что у бедной шестидесятилетней женщины оказался кусок хлеба на старости лет, завидовала ей, не думая о том, ценою какого жестокого рабства он достался. Когда Нанете было двадцать два года, она ни у кого не могла найти себе места, до такой степени внешность ее казалась отталкивающей; а на самом деле это впечатление было очень несправедливо: будь ее голова на плечах какого-нибудь гвардейского гренадера, ею любовались бы, но всему, говорят, свое место. Нанета, принужденная после пожара покинуть ферму, где она ходила за коровами, пришла в Сомюр и искала себе места, воодушевляемая твердой решимостью не отказываться ни от какой работы. В то время Гранде подумывал о женитьбе и уже хотел налаживать свое хозяйство. Он высмотрел эту девушку, которую спроваживали от двери к двери. Умея, как истый бочар, ценить физическую силу, он понял, какую выгоду можно извлечь из существа женского пола, сложенного, как Геркулес, твердо стоявшего на ногах, как шестидесятилетний дуб на корнях своих, существа с широкими бедрами и квадратной спиной, с руками ломового извозчика и с честностью непоколебимой, как ее нетронутое целомудрие. Ни бородавки, украшавшие это лицо воина, ни его кирпичный цвет, ни жилистые руки, ни рубище Нанеты не отпугнули бочара, который был еще в тех летах, когда сердце способно трепетать. Он накормил, одел, обул бедную девушку и взял ее на работу, положил ей жалованье и обращался с нею не слишком

Связаться
Выделить
Выделите фрагменты страницы, относящиеся к вашему сообщению
Скрыть сведения
Скрыть всю личную информацию
Отмена