1 |
Все смѣшалось въ домѣ Облонскихъ. Жена узнала, что мужъ былъ въ связи съ бывшею въ ихъ домѣ Француженкою гувернанткой, и объявила мужу, что не можетъ жить съ нимъ въ одномъ домѣ. Положенiе это продолжалось уже третiй день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всѣми членами семьи и домочадцами. |
2 |
Всѣ члены семьи и домочадцы чувствовали, что нѣтъ смысла въ ихъ сожительствѣ, и что на каждомъ постояломъ дворѣ случайно сошедшiеся люди болѣе связаны между собой, чѣмъ они, члены семьи и домочадцы Облонскихъ. |
3 |
Жена не выходила изъ своихъ комнатъ, мужа третiй день не было дома. Дѣти бѣгали по всему дому какъ потерянныя; Англичанка поссорилась съ экономкой, и написала записку прiятельницѣ, прося прiискать ей новое мѣсто; поваръ ушелъ еще вчера со двора, во время обѣда; черная кухарка и кучеръ просили расчета. |
4 |
На третiй день послѣ ссоры, князь Степанъ Аркадьевичъ Облонскiй, — Стива, какъ его звали въ свѣтѣ, — въ обычайный часъ, то-есть въ 8 часовъ утра, проснулся, не въ спальнѣ жены, а въ своемъ кабинетѣ, на сафьянномъ диванѣ. Онъ повернулъ свое полное, выхоленное тѣло на пружинахъ дивана, какъ-бы желая опять заснуть надолго, съ другой стороны крѣпко обнялъ подушку и прижался къ ней щекой; но вдругъ вскочилъ, сѣлъ на диванъ и открылъ глаза. |
5 |
«Да, да, какъ это было?» думалъ онъ, вспоминая сонъ. «Да, какъ это было? Да! Алабинъ давалъ обѣдъ въ Дармштадтѣ; нѣтъ, не въ Дармштадтѣ, а что-то американское. Да, но тамъ Дармштадтъ былъ въ Америкѣ. Да, Алабинъ давалъ обѣдъ на стеклянныхъ столахъ, да, — и столы пѣли: Il mio tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какiе-то маленькiе графинчики, они же женщины», вспоминалъ онъ. |
6 |
Глаза Степана Аркадьевича весело заблестѣли, и онъ задумался улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще тамъ было отличнаго, да не скажешь словами, и мыслями даже на яву не выразишь». И замѣтивъ полосу свѣта, пробившуюся съ боку одной изъ суконныхъ сторъ, онъ весело скинулъ ноги съ дивана, отыскалъ ими шитыя женой (подарокъ ко дню рожденiя въ прошломъ году), обдѣланныя въ золотистый сафьянъ туфли, и по старой, девятилѣтней привычкѣ, не вставая, потянулся рукой къ тому мѣсту, гдѣ въ спальнѣ у него висѣлъ халатъ. И тутъ онъ вспомнилъ вдругъ, какъ и почему онъ спитъ не въ спальнѣ жены, а въ кабинетѣ; улыбка исчезла съ его лица, онъ сморщилъ лобъ. |
7 |
«Да! она не проститъ и не можетъ простить. И всего ужаснѣе то, что виной всему я, — виной я, а не виноватъ. Въ этомъ-то вся драма», думалъ онъ. «Ахъ, ахъ, ахъ!» приговаривалъ онъ съ отчаянiемъ, вспоминая самыя тяжелыя для себя впечатлѣнiя изъ этой ссоры. |
8 |
Непрiятнѣе всего была та первая минута, когда онъ, вернувшись изъ театра, веселый и довольный, съ огромною грушею для жены въ рукѣ, не нашелъ жены въ гостиной, къ удивленiю не нашелъ ея и въ кабинетѣ, и наконецъ увидалъ ее въ спальнѣ съ несчастною, открывшею все, запиской въ рукѣ. |
9 |
Она, эта вѣчно озабоченная и хлопотливая, и недалекая, какою онъ считалъ ее, Долли, неподвижно сидѣла съ запиской въ рукѣ, и съ выраженiемъ ужаса, отчаянiя и гнѣва смотрѣла на него. |
10 |
И при этомъ воспоминанiи, какъ это часто бываетъ, мучило Степана Аркадьевича не столько самое событiе, сколько то, какъ онъ отвѣтилъ на эти слова жены. |
11 |
Съ нимъ случилось въ эту минуту то, что случается съ людьми, когда они неожиданно уличены въ чемъ-нибудь слишкомъ постыдномъ. Онъ не съумѣлъ приготовить свое лицо къ тому положенiю, въ которое онъ становился предъ женой послѣ открытiя его вины. Вмѣсто того, чтобъ оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощенiя, оставаться даже равнодушнымъ — все было бы лучше того, что онъ сдѣлалъ! — его лицо совершенно невольно (рефлексы головнаго мозга, подумалъ Степанъ Аркадьевичъ, который любилъ физiологiю), совершенно невольно вдругъ улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой. |
12 |
Эту глупую улыбку онъ не могъ простить себѣ. Увидавъ эту улыбку, Долли вздрогнула, какъ отъ физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потокомъ жестокихъ словъ и выбѣжала изъ комнаты. Съ тѣхъ поръ она не хотѣла видѣть мужа. |
Комментарии