| Далекая Радуга |
| 1 | Далекая радуга 1 Танина ладонь, теплая и немного шершавая, лежала у него на глазах, и больше ему ни до чего не было дела. Он чувствовал горько-соленый запах пыли, скрипели спросонок степные птицы, и сухая трава колола и щекотала затылок. Лежать было жестко и неудобно, шея чесалась нестерпимо, но он не двигался, слушая тихое, ровное дыхание Тани. Он улыбался и радовался темноте, потому что улыбка была, наверное, до неприличия глупой и довольной. |
| 2 | Потом не к месту и не ко времени в лаборатории на вышке заверещал сигнал вызова. Пусть! Не первый раз. В этот вечер все вызовы не к месту и не ко времени. — Робик, — шепотом сказала Таня. — Слышишь? — Совершенно ничего не слышу, — пробормотал Роберт. Он помигал, чтобы пощекотать Танину ладонь ресницами. Все было далеко-далеко и совершенно не нужно. Патрик, вечно обалделый от недосыпания, был далеко. |
| 3 | Маляев со своими манерами ледяного сфинкса был далеко. Весь их мир постоянной спешки, постоянных заумных разговоров, вечного недовольства и озабоченности, весь этот внечувственный мир, где презирают ясное, где радуются только непонятному, где люди забыли, что они мужчины и женщины, — все это было далеко-далеко... Здесь была только ночная степь, на сотни километров одна только пустая степь, поглотившая жаркий день, теплая, полная темных, возбуждающих запахов. |
| 4 | Снова заверещал сигнал. — Опять, — сказала Таня. — Пускай. Меня нет. Я помер. Меня съели землеройки. Мне и так хорошо. Я тебя люблю. Никуда не хочу идти. С какой стати? А ты бы пошла? — Не знаю. — Это потому, что ты любишь недостаточно. Человек, который любит достаточно, никогда никуда не ходит. — Теоретик, — сказала Таня. — Я не теоретик. Я практик. И, как практик, я тебя спрашиваю: с какой стати я вдруг куда-то пойду? |
| 5 | Любить надо уметь. А вы не умеете. Вы только рассуждаете о любви. Вы не любите любовь. Вы любите о ней рассуждать. Я много болтаю? — Да. Ужасно! Он снял ее руку с глаз и положил себе на губы. Теперь он видел небо, затянутое облаками, и красные опознавательные огоньки на фермах вышки на двадцатиметровой высоте. Сигнал верещал непрерывно, и Роберт представил себе сердитого Патрика, как он нажимает на клавишу вызова, обиженно выпятив добрые толстые губы. |
| 6 | — А вот я тебя сейчас выключу, — сказал Роберт невнятно. — Танек, хочешь, он у меня замолчит навеки? Пусть уж все будет навеки. У нас будет любовь навеки, а он замолчит навеки. В темноте он видел ее лицо — светлое, с огромными блестящими глазами. Она отняла руку и сказала: — Давай я с ним поговорю. Я скажу, что я галлюцинация. Ночью всегда бывают галлюцинации. — У него никогда не бывает галлюцинаций. |
| 7 | Такой уж это человек, Танечка. Он никогда себя не обманывает. — Хочешь, я скажу тебе, какой он? Я очень люблю угадывать характеры по видеофонным звонкам. Он человек упрямый, злой и бестактный. И он ни за какие коврижки не станет сидеть с женщиной ночью в степи. Вот он какой — как на ладони. И про ночь он знает только, что ночью темно. — Нет, — сказал справедливый Роберт. — Насчет коврижек верно. Но зато он добрый, мягкий и рохля. |
| 8 | — Не верю, — сказала Таня. — Ты только послушай. — Они послушали. — Разве это рохля? Это явный «tenacem propositi virum». — Правда? Я ему скажу. — Скажи. Пойди и скажи. — Сейчас? — Немедленно. Роберт встал, а она осталась сидеть, обхватив руками колени. — Только поцелуй меня сначала, — попросила она. В кабине лифта он прислонился лбом к холодной стене и некоторое время стоял так, с закрытыми глазами, смеясь и трогая языком губы. |
| 9 | В голове не было ни единой мысли, только какой-то торжествующий голос бессвязно вопил: «Любит!.. Меня!.. Меня любит!.. Вот вам, вы!.. Меня!..» Потом он обнаружил, что кабина давно остановилась, и попытался открыть дверь. Дверь нашлась не сразу, а в лаборатории оказалось множество лишней мебели: он ронял стулья, сдвигал столы и ударялся о шкафы до тех пор, пока не сообразил, что забыл включить свет. |
| 10 | Заливаясь смехом, он нащупал выключатель, поднял кресло и присел к видеофону. Когда на экране появился сонный Патрик, Роберт приветствовал его по-дружески: — Добрый вечер, поросеночек! И чего это тебе не спится, синичка ты моя, трясогузочка? Патрик озадаченно глядел на него, часто помаргивая воспаленными веками. — Что же ты смотришь, песик? Верещал-верещал, оторвал меня от важных занятий, а теперь молчишь! Патрик, наконец, открыл рот. |
| … |
Комментарии