| Зона. Довлатов |
| 1 | Имена, события, даты – все здесь подлинное. Выдумал я лишь те детали, которые несущественны. Поэтому всякое сходство между героями книги и живыми людьми является злонамеренным. А всякий художественный домысел – непредвиденным и случайным. Автор ПИСЬМО ИЗДАТЕЛЮ 4 февраля 1982 года. Нью Йорк Дорогой Игорь Маркович! Рискую обратиться к Вам с деликатным предложением. Суть его такова. Вот уже три года я собираюсь издать мою лагерную книжку. |
| 2 | И все три года – как можно быстрее. Более того, именно «Зону» мне следовало напечатать ранее всего остального. Ведь с этого началось мое злополучное писательство. Как выяснилось, найти издателя чрезвычайно трудно. Мне, например, отказали двое. И я не хотел бы этого скрывать. Мотивы отказа почти стандартны. Вот, если хотите, основные доводы: Лагерная тема исчерпана. Бесконечные тюремные мемуары надоели читателю. |
| 3 | После Солженицына тема должна быть закрыта... Эти соображения не выдерживают критики. Разумеется, я не Солженицын. Разве это лишает меня права на существование? Да и книги наши совершенно разные. Солженицын описывает политические лагеря. Я – уголовные. Солженицын был заключенным. Я – надзирателем. По Солженицыну лагерь – это ад. Я же думаю, что ад – это мы сами... Поверьте, я не сравниваю масштабы дарования. |
| 4 | Солженицын – великий писатель и огромная личность. И хватит об этом. Другое соображение гораздо убедительнее. Дело в том, что моя рукопись законченным произведением не является. Это – своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов. Мне казалось, что в этом беспорядке прослеживается общий художественный сюжет. Там действует один лирический герой. Соблюдено некоторое единство места и времени. |
| 5 | Декларируется в общем то единственная банальная идея – что мир абсурден... Издателей смущала такая беспорядочная фактура. Они требовали более стандартных форм. Тогда я попытался навязать им «Зону» в качестве сборника рассказов. Издатели сказали, что это нерентабельно. Что публика жаждет романов и эпопей. Дело осложнялось тем, что «Зона» приходила частями. Перед отъездом я сфотографировал рукопись на микропленку. |
| 6 | Куски ее мой душеприказчик раздал нескольким отважным француженкам. Им удалось провезти мои сочинения через таможенные кордоны. Оригинал находится в Союзе. В течение нескольких лет я получаю крошечные бандероли из Франции. Пытаюсь составить из отдельных кусочков единое целое. Местами пленка испорчена. (Уж не знаю, где ее прятали мои благодетельницы.) Некоторые фрагменты утрачены полностью. Восстановление рукописи с пленки на бумагу – дело кропотливое. |
| 7 | Даже в Америке с ее технической мощью это нелегко. И, кстати, недешево. На сегодняшний день восстановлено процентов тридцать. С этим письмом я высылаю некоторую часть готового текста. Следующий отрывок вышлю через несколько дней. Остальное получите в ближайшие недели. Завтра же возьму напрокат фотоувеличитель. Может быть, нам удастся соорудить из всего этого законченное целое. Кое что я попытаюсь восполнить своими безответственными рассуждениями. |
| 8 | Главное – будьте снисходительны. И, как говорил зек Хамраев, отправляясь на мокрое дело, – с Богом!.. Старый Калью Пахапиль ненавидел оккупантов. А любил он, когда пели хором, горькая брага нравилась ему да маленькие толстые ребятишки. – В здешних краях должны жить одни эстонцы, – говорил Пахапиль, – и больше никто. Чужим здесь нечего делать... Мужики слушали его, одобрительно кивая головами. Затем пришли немцы. |
| 9 | Они играли на гармошках, пели, угощали детей шоколадом. Старому Калью все это не понравилось. Он долго молчал, потом собрался и ушел в лес. Это был темный лес, издали казавшийся непроходимым. Там Пахапиль охотился, глушил рыбу, спал на еловых ветках. Короче – жил, пока русские не выгнали оккупантов. А когда немцы ушли, Пахапиль вернулся. Он появился в Раквере, где советский капитан наградил его медалью. |
| 10 | Медаль была украшена четырьмя непонятными словами, фигурой и восклицательным знаком. «Зачем эстонцу медаль?» – долго раздумывал Пахапиль. И все таки бережно укрепил ее на лацкане шевиотового пиджака. Этот пиджак Калью надевал только раз – в магазине Лансмана. Так он жил и работал стекольщиком. Но когда русские объявили мобилизацию, Пахапиль снова исчез. – Здесь должны жить эстонцы, – сказал он, уходя, – а ванькам, фрицам и различным гренланам тут не место!.. |
| … |
Комментарии