| Кирза |
| 1 | Вадим Чекунов Кирза «Все это моя среда, мой теперешний мир, — думал я, — с которым хочу не хочу, а должен жить.» Ф. М. Достоевский. «Записки из Мертвого дома» В поезде пили всю ночь. Десять человек москвичей — два плацкартных купе. На боковых местах с нами ехали две бабки. Морщинистые и улыбчивые. Возвращались домой из Сергиева Посада. Угощали нас яблоками и вареными яйцами. Беспрестанно блюющего Серегу Цаплина называли «касатиком». |
| 2 | В Нижнем Волочке они вышли, подарив нам три рубля и бумажную иконку. Мы добавили еще, и Вова Чурюкин отправился к проводнику. Толстомордый гад заломил за бутылку четвертной. Матюгаясь, скинулись до сотки, взяли четыре. Все равно деньгам пропадать. Закусывали подаренными бабками яблоками. Домашние припасы мы сожрали или обменяли на водку еще в Москве, на Угрешке. Пить начали еще вечером, пряча стаканы от нашего «покупателя» — белобрысого лейтенанта по фамилии Цейс. |
| 3 | Цейс был из поволжских немцев, и в военной форме выглядел стопроцентным фрицем. Вэвээсные крылышки на тулье его фуражки напоминали фашистского орла. Лейтенант дремал в соседнем купе. К нам он не лез, лишь попросил доехать без приключений. Выпил предложенные сто грамм и ушел. Нам он начинал даже нравится. Вагон — старый, грязный и весь какой-то раздолбаный. Тусклая лампа у туалета. Я пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь за окном, но сколько ни вглядываюсь — темень одна. |
| 4 | Туда, в эту темень, уносится моя прежняя жизнь. Оттуда же, в сполохах встечных поездов, надвигается новая. Сережа Патрушев передает мне стакан. Сам он не пьет, домашний совсем паренек. Уже заскучал по маме и бабушке. — Тебе хорошо, — говорит мне. — У тебя хоть батя успел на вокзал заскочить, повидаться. Я ведь своим тоже с Угрешки позвонил, и поезда номер, и время сказал. Да не успели они, видать: А хотелось бы — в последний раз повидаться. |
| 5 | Качаю головой: — На войну что ли собрался?.. На присягу приедут, повидаешься. Последний раз: Скажешь, тоже: Водка теплая, прыгает в горле. Закуски совсем не осталось. Рассвело рано и потянулись за окном серые домики и нескончаемые бетонные заборы. Зашевелились пассажиры, у туалета — толчея. Заглянул Цейс: — Все живы? Отлично. Поезд едва тащится. Приперся проводник, начал орать и тыкать пальцем в газету, которой мы прикрыли блевотину Цаплина. |
| 6 | Ушлый, гад, такого не проведешь. Чурюкин посылает проводника так длинно и далеко, что тот действительно уходит. Мы смеемся. Кто-то откупоривает бутылку «Колокольчика» и по очереди мы отхлебываем из нее, давясь приторно-сладкой дрянью. «Сушняк, бля! Пивка бы:» — произносит каждый из нас ритуальную фразу, передавая бутылку. Состав лязгает, дергается, снова лязгает и вдруг замирает. Приехали. Ленинград. |
| 7 | Питер. С Московского вокзала лейтенант Цейс отзвонился в часть. Сонные и похмельные, мы угрюмой толпой спустились по ступенькам станции «Площадь Восстания». Озирались в метро, сравнивая с нашим. Ленинградцы, уткнувшись в газеты и книжки, ехали по своим делам. Мы ехали на два года. Охранять их покой и сон. Бля. В Девяткино слегка оживились — Серега Цаплин раздобыл где-то пива. По полбутылки на человека. |
| 8 | Расположившись в конце платформы, жадно заглатывали теплую горькую влагу. Макс Холодков, здоровенный бугай-борец, учил пить пиво под сигарету «по-пролетарски». Затяжка-глоток-выдох. Лейтенант курил в сторонке, делая вид, что не видит. Лучи июньского солнца гладили наши лохматые пока головы. Напускная удаль еще бродила в пьяных мозгах, но уже уползала из сердца. Повисали тяжкие паузы. Неприятным холодом ныло за грудиной. |
| 9 | Было впечатление, что сожрал пачку валидола. Хорохорился лишь Криницын — коренастый и круглолицый паренек, чем-то смахивавший на филина. — Москвичей нигде не любят! — авторитетно заявил Криницын. — Все зачморить их пытаются. Мне пацаны служившие говорили — надо вместе всем держаться. Ну, типа мушкетеров, короче: Кого тронули — не бздеть, всем подниматься! В обиду не давать себя! Как поставишь себя с первого раза, пацаны говорили, так и будешь потом жить... |
| 10 | До Токсово добирались электричкой. Нервно смеялись, с каждым километром все меньше и меньше. Курили в тамбуре до одурения. Пить уже никому не хотелось. Там, на маленьком пустом вокзальчике, проторчали до вечера, ожидая партию из Клина и Подмосковья. Не темнело непривычно долго — догорали белые ночи. Под присмотром унтерштурмфюрера Цейса пили пиво в грязном буфете. Сдували пену на бетонный пол. Курили, как заведенные. |
| … |
Комментарии
— Может, и так, — говорю. — Может, и зеркало. Только кривое. Помнишь, в парках такой аттракцион был? Видишь себя и думаешь — ну и урод, бля..."