| 1 |
«Джослиново безумство» длиною в книгу или уроки читательского смирения. Читая художественное произведение, да, как впрочем, знакомясь с любым другим объектом искусства, в первую очередь, возникает оценка «нравится» или «не нравится». |
| 2 |
Я скептически отношусь ко всякого рода мнениям о чем-либо, потому что в любых оценках много больше субъективного чем попытки взглянуть на проблему или явление с разных точек зрения. Естественно, это относится и к моей рецензии. Сразу скажу, книга мне крайне не понравилась, но, буду стараться не «бросать первым в нее камень». В начале я долго не мог поверить что Джослин это главное действующее лицо; я читаю и...я не вижу этого персонажа, не вижу его внутренний мир. Внутри его головы варится каша – ложка за ангела, ложка за демона, ложка за «праведников, кем бы они ни были». Действия настоятеля монастыря импульсивны, это результат внезапных просветлений, если не сказать помутнений рассудка. Для главного героя немного странновато. Если честно, то и остальные персонажи, присутствующие в книге (да, действующими их назвать не поворачивается язык) тоже не отличаются выразительностью. Для меня они все сливаются в одного, как называл Джослин отца Ансельма, «Безликого». Вообще при чтении создаётся ощущение некой статичности, или вращения всего мира вокруг главного героя. Никаких побочных сюжетных линий – только он, и всё действие только через него. Хорошо. Я примирился с главным героем. Пусть он таков, но, может быть, будет поступок как в «Золотом Храме» Юкио Мисимы или кризис, поступок, душевная работа и раскаяние как в «Преступлении и наказании» Достоевского? Нет. Шпиль толком недоделан. Душевная работа? И не мечтайте увидеть её в этом произведении – видения, импульс, странные действия, наподобие частенько встречающегося «визгливого смеха» Джослина; вот и вся механика душевных движений. Если честно, то всё произведение как будто пропитано болезненным галлюцинаторным состоянием, пролито какой-то мутной, тяжелой водой. Ангелы в голове то поют, то терзают; пики озарений и глубины отчаяния, злости и гордыни сменяют друг друга с поразительной быстротой; Джослина подхватывают руки, ему видятся чьи-то ноги – периодически пропадает ощущение реальности происходящего. Ладно, и это я принял. Может быть герой, под воздействием внешних или внутренних факторов, придет к осознанию себя, сможет посмотреть на себя, и свои действия со стороны? Можете не ждать! И на смертном одре это будет практически тот же самый человек, которого мы видим на первых страницах «Шпиля». |
| 3 |
Может быть, само произведение обладает высокой степенью художественности, погружением в эпоху и внутреннюю атмосферу храма. Возводится шпиль; наверное, в книге достаточное количество архитектурных и строительных нюансов. Да, наверное, они есть. Вот только я там их не заметил. Теперь про взаимодействия персонажей, про то, как они общаются друг с другом. Вы смотрели сериал «Остаться в живых» или читали иронические детективы? Вам понравились крайне логичные и содержательные диалоги в этих произведениях? Если да, то смело беритесь за «Шпиль» - качество такое же. Периодически мне казалось что, может быть, книга в целом неплоха, но портит её некачественный перевод. Возможно, потому что хочется верить, что речевые обороты вроде «его торжество как будто слегка потускнело», «в голове у него пылала новая уверенность, наполняя его мучительной радостью», «Джослин, распятый на кресте своей воли», «Он заговорил и услышал, как вместе со словами из его горла вырвался визгливый смех» это не авторский стиль, а слабость переводчика. Стоит еще немного остановиться на личности главного героя. Он был продвинут от послушника до настоятеля не за особые заслуги перед церковью, не за усердие или талант, а с помощью влиятельной родственницы. В итоге это человек, обладающий незаслуженной властью и неготовый к ней. Чтобы не осознавать своей гордыни («Джослин качал головой и улыбался. – Ты увидишь, как я подвигну тебя ввысь силою своей воли. Ибо это воля божия») он предаётся видениям, которые узаконивают его планы по строительству шпиля и средства, используемые для этого. Средства эти не очень согласуются с религиозными ценностями – он с лёгкостью манипулирует другими людьми, доходит даже до того, что он обижается и показательно не обращает внимания на одну из прихожанок. По-детски? Ещё как, а ведь это настоятель храма. Несомненно невежественный – думать что знаешь мысли других не от большого ума. Джослин не разбирается в строительном деле, но полностью пренебрегает мнением руководителя строительства – Роджера Каменщика, а если что-то идёт не так, то виноват не он, а «почему от него скрывали». Конечно, ему можно посочувствовать, но явно не ценой чтения-набора целой книги. В «Шпиле» может быть своя польза. Литературный вкус формируется на контрастах. Без тьмы невозможно осознать наличие света. Нужно быть знакомым и с шедеврами и с произведениями более низкого уровня. Или с другой стороны – если бы я читал эту книгу в юношеском возрасте, то я бы мог отнестись к ней намного более благосклонно. Возможно, она не в моей возрастной категории. Хотел смягчить своё мнение о книге. Не получилось. Вышло как-то язвительно, но необходимые для рецензии, 5000 символов набрать непросто. |
| 4 |
Еще при чтении аннотации к повести «Шпиль» у меня возникла ассоциация с притчей о строительстве Вавилонской башни: строительство шпиля «во славу господню», предстающее практически сразу как строительство , необходимое единственно настоятелю храма, Джослина, – это исключительно его идея, его вИдение собора и видЕние о строительстве шпиля, его каменные головы, смотрящие на четыре стороны света, его «я был избран», «я принес в жертву самого себя». И, как и при строительстве Вавилонской башни, единственный вдохновитель этого строительства, Джослин, перестает понимать окружающих, а окружающие не понимают его, называя его действия «безумством». Хотя здесь «перестает понимать» - не совсем верное выражение, он не хочет их понимать, не хочет их даже просто слышать, выделяя из обращенной к нему речи лишь то, что соответствует его мыслям и желаниям. Мысли настоятеля – это отдельная тема - их абсолютный сумбур, невозможность сосредоточится на одном предмете, постоянное мельтешение образов и смыслов меня просто оглушил, порой приходилось перечитывать набранный отрывок, возвращаться к предыдущим отрывкам, чтобы просто понять, о чем идет речь (вот где пригодилась ТС-ка! :) ), удержать течение мыслей главного героя местами оказалось очень и очень непросто. Единственно, в чем Джослин находит себя, где ему легко и свободно, где ему не досаждают отдельные прихожане (и это святому отцу, пастору!) и монахи собора (настоятель прячется от служителей храма!), где он чувствует себя «своим», нужным, полезным – в тяжелой поденной работе, среди простых мастеровых-каменщиков, строящих шпиль. Лишь к концу книги читатель узнает, что до настолько высокого положения его подняла лишь игра случая и шутка высокого покровителя, шутка, о которой сам Джослин и не подозревал (да и узнав – не захотел верить). Возможно, он мог бы стать простым рабочим, возможно, он мог бы быть счастлив, он мог бы... но это лишь условное наклонение, да и книги не за тем пишутся, чтобы «родился, жил, умер». Возможно, его стоило бы пожалеть, но как-то не получается жалеть человека, который с подобной легкостью ломает чужие судьбы, следуя своим желаниям. Главным героем книги, на мой взгляд, является сам шпиль. Вокруг него строится повествование. Хоть рассказ и идет от лица (мыслей и ощущений) настоятеля, именно шпиль занимает эти мысли. Суеверный, необразованный, восторженный, впечатлительный юноша, «преисполненный чудовищной гордыни» пожелал «увидеть храм, непреложно стоящий на моем пути» и (что, на мой взгляд неудивительно) он его увидел «в образе человека, возносящего молитву», и храму (настоящему, каменному) не хватало до образа не хватало малости – «молитвы, устремленной ввысь из его сердца». |
| 5 |
Так родилась идея шпиля. Шпиль (а может, молитва? человек?) не имеет фундамента, он сгибает опоры (сердце и душу?) , на которых стоит, он рушится, так и не будучи завершенным – как и человек не достигает цели, если ему не от чего отталкиваться и в душе нет стержня (как и опоры сгибаются, оказываясь – неожиданно – не из камня сделанными, а из какой-то трухи). И эта попытка взлета опустошает человека, как приходит в запустение храм после начала строительства шпиля. Так о шпиле ли писал Уильям Голдинг? Или о нашей жизни, о нас, о наших мечтах и желаниях? Когда-то я встретила интересное образное математическое определение: «наши мысли – первая производная наших ощущений; наши слова – производная от наших мыслей; то, что слышит наш собеседник – уже третья производная; то, что он под этим понимает – четвертая...». Так понимаем ли мы в действительности друг друга? На одном ли языке говорим? Или, как отец Джослин, слышим только то, что хотим, и понимаем под услышанным то, что нам удобно? Ведь каждый человек идет к своей собственной мечте, значит, образно говоря, каждый из нас строит свой собственный шпиль. Задумывался ли кто-нибудь, каков путь к нашей мечте? Идем ли мы к ней сами? Или нас к ней несет шутка судьбы? А может, как Джослина, воля рока – несет, чтобы уничтожить морально и физически? И на каком основании строится наша мечта – не парит ли она над бездной? И как выбрать между прочностью постройки и ее тяжестью? И чем мы готовы пожертвовать ради Мечты? Через кого переступить? Рискнуть своей жизнью («принести себя в жертву»), или прихватить с собой кого-то еще? Или принести в жертву другого, самому став победителем? Понравилась ли мне книга – даже не знаю, сложный вопрос. Знаю только, что меня не впечатлили люди, в ней описанные – описанные резко, быстро, в три-четыре мазка. Помню, что меня раздражало перескакивание с одной мысли на другую, и назад, к обрывку образа, фразы. И ощущения, оставшееся после прочтения повести, странные, вводящие в раздумья. И возникшие вопросы, на которые не найти ответа. Одно, тем не менее, точно – книга «затянула», что называется, «еще одну страничку – и все» (ну, точнее, «один текстик, и хватит») – значит, все-таки скорее понравилась. Я не пожалела времени, потраченного на нее, и пару раз с трудом перебарывала желание отложить клавиатуру и просто прочитать книжку. Рецензия, вероятно, получилась сумбурной, если получилась вообще. Судить вам, я очень старалась. Мне всегда сложно было взять вторую производную от своих ощущений (то есть, переложить мысли в слова).
Спасибо всем, кто дочитал до конца. |
| 6 |
Так необходимо, так положено по сюжету: в романе создана гнетущая, напрягающая атмосфера. Повествование затянуто, стиль иносказательный и мудреный. Для желающих изучить тонкости церковного бытия - обилие специальных терминов (трансепт, канцелярий, визитатор, коннетабль, нефы, причт, трифорий, и т.д., и т.п.), как следствие - трудности в восприятии остальным, особенно людям, далеким от церкви. Автор переходит с мысли на мысль, не заканчивая первую. Проще говоря, реализмом здесь не пахнет.))) Мастерство Уильяма Голдинга налицо, нобелевскую премию зря не дают. Точное описание деталей, передача оттенков чувств героев, их переживаний и детализация действий создают эффект присутствия. Читатель с первых страниц вводится в состояние готовности к надвигающейся катастрофе, чувственных натур это может несколько вывести из душевного равновесия. В атмосферу книги погружаешься круче, чем в киношное 7D (кстати, набор этой книги напомнил мне просмотр известного фильма «Зеленая миля», длящийся более трех часов). Роман о герое-одиночке, гении-фанатике, священнике по имени Джослин, человеке, не признающем никаких авторитетов, пренебрегающем всеми преградами на пути к своей цели и упрямо идущем к ней. Цель насколько велика, настолько и ничтожна одновременно, потому как не является реальной. «...Мир вовсе не таков, каким я его вижу. Земля - это скопище безносых, ощеренных скелетов; там виселицы, куда ни глянь, там дети рождаются среди крови и пахарь поливает борозду потом, там притоны, там пьяные валяются в канавах. И нет ничего благого во всей этой юдоли, кроме великого дома, ковчега, прибежища, корабля, который один может спасти всех этих людей, и отныне у него будет мачта» - вот причина построить Шпиль. Это – и место уединения для каждого (у каждого должен быть свой шпиль) и ориентир для спасения. Всё против героя. От Джослина отказываются друзья. Сама природа против него. «Праведники» строители Шпиля, которым он доверяет свои сокровенные тайны, оказываются поклонниками дьявола и жгут в Иванову ночь костры. В начале романа главный герой представлен как положительный образ и вызывает сострадание читателя. Чувствуется поддержка автора, заставляющего нас считать неправыми противников Джослина. Но постепенно автор дает понять, что на самом деле Джослин - маньяк-фанатик. Шпиль создает он не только ради людей, веры и Господа, а ради самовозвышения (четыре скульптуры Джослина для установки на верх шпиля, создаваемые немым скульптором). Временами Джослин даже видит себя святым, равным Господу Богу. Однако, после народного призыва: «Заваливайте яму камнями, берите первое, что попадется под руки!» Первым под руки, естественно, попадается каменная голова настоятеля Джослина, которую без сожаления швыряют в яму. |
| 7 |
В произведении сквозит некий подрыв основ религии. Никто не верит и не поклоняется священнику. Наоборот, над ним издеваются и усмехаются! Впрочем и сам священник далеко не безгрешен: кроме всего прочего, позволяет себе потешаться над своими подданными («отец Безликий»). И вера его, кажущаяся ему всепоглощающей, оказывается в итоге ложной. Впрочем, эта книга не о религии. Она про обыкновенного человека, человека заблуждающегося. Так ли легко убедить человека в споре, заставить принять чужую точку зрения, поменять свои убеждения? Притом, что его союзник и одновременно оппонент, руководитель стройки, талантливый инженер Роджер - весьма разумный и здравомыслящий человек! Чего стоит его фраза «Я... восхищаюсь вами, Джослин. Но против нас сама земля.» Что есть ремесло для мастера Роджера? «...То же, что для священника святость его сана. Вы должны понять, отец мой, что это такое». Для настоящего мастера честь выше религии. Но, с другой стороны, именно честь заставляет мастера, вопреки всему, продолжать работы, ведь он обязался построить объект, что ловко использует Джослин. Еще одна причина, не менее веская, чем обязательства договора, заставившая Роджера продолжать работы над Шпилем – любовь. Любовь взаимная, но несчастная. И, как положено в романах, со смертельным исходом.) В конце книги к главному герою приходит прозрение. Он раскаивается в своих грехах и просит прощения у тех, кого он обидел. Единственным другом Джослина оказался тот, над кем он потешался – отец Адам, «Безликий». Вот его слова: «Не надо так тревожиться, отец Мой. Конечно, вред немалый, но вы, хоть и заблуждались, строили с верой. Ваш грех невелик в сравнении с прочими грехами. ...Джослин сразу увидел, какое это было заблуждение - думать, что у него нет лица. Просто оно было очерчено тонкими, нежными штрихами, которые так легко ускользают от глаза и видны лишь долгому, пристальному взгляду...» А отец Ансельм, тот, кого Джослин считал своим близким другом и которому доверял все тайны, ненавидел его всю жизнь: «Почему вам, <Джослин> как глупой девчонке, непременно нужно перед кем-нибудь преклоняться? Почему вы обратили на меня это... юношеское обожание? Вы никогда не знали, как вы невыносимы... Вы целую жизнь висели камнем на шее у меня, у всех нас.» Недостроенный шпиль так и не рухнул, а Джослин умер, не выполнив дело своей жизни. И все же, несмотря ни на что, Джослин – святой. Все что он делал, как бы ни заблуждался – от Бога. Над ним летали ангелы, он по-настоящему общался с Ним. Моё мнение в общем и целом. Это – затянутое, неоднозначное чтиво, умелая провокация автора к диалогу-обсуждению читателями с бурей страстей. Волей автора книгомарафона, присоединимся. Ведь сколько людей, столько и мнений... |
| 8 |
Непостижимое в Человеке. Как Вы думаете, все ли можно понять, что есть в голове у человека разумного? Или мысли каждого индивида непостижимы и обособлены? И как тогда действовать, если от понимания другого зависит твоя собственная жизнь? Может, если приложить определенные усилия, все же можно разобраться в ближнем твоем, если от копания в себе проблему не решить? Давайте поразмышляем об этом на примере романа «Шпиль» английского писателя Уильяма Голдинга, лауреата Нобелевской премии в области литературы. О чем же эта книга? Вы могли бы подумать, что она о шпиле, и были бы правы. В какой-то степени. Да, на протяжении всего повествования шпиль является тем предметом, на которого направлена вся воля настоятеля кафедрального собора Пречистой девы Марии, отца Джослина. Он занимает все его мысли, овладевает сознанием и рассудком. Все началось с того, что Джослин на одном из служений был так поражен видением, ниспосланным к нему свыше, что решил воплотить его в шпиль, что, в общем-то, и произошло: «... видение... воплотилось в шпиль, в сердце каменной книги, в ее венец, в вершину молитвы!» По первому впечатлению Вы могли бы решить, что роман о строительстве и религии, о планировке соборов и вере, и читать такое скучно. Но это ошибка. На самом деле речь идет о Человеке, о Джослине. О мыслях и чувствах, переживаниях и трудных решениях, о рациональном и бездумном, о сущности Человека. В самом начале книги мы врываемся в жизнь святого отца и с течением времени узнаем все его тайны, все желания, все терзания. Читатель находится наедине с главным героем, погружаясь в его сознание все глубже и глубже. Так, что под конец уже непонятно, реальные ли события сейчас происходят на страницах или это снова воображение Джослина? Недаром в тексте много раз повторяется словосочетание «Джослиново безумство». Его можно понять по-разному: шпиль, который строит отец; его душевное состояние; исступленное желание...Лично я придерживаюсь третьей точки зрения. Ведь Джослин, не щадя себя, стремился исполнить то, во что Верил, бросал все силы на исполнение этого желания. Кто из нас может похвастаться такой же Волей? Правильно, в большинстве своем мы на такое не способны. Живя в индустриальном обществе, люди привыкли к удобствам, к легкости бытия. Живу как живется, ну и ладно. Не получилось, попробую еще раз. Снова неудача? Ну что поделать, придется забросить это дело... Что же такое «безумство»? Непохожесть на других, выделение из основной массы. Это не значит, что человек утратил рассудок, просто он «не такой». Люди из созданного Уильямом Голдингом мира не могут понять тех стремлений и целей, которых добивается настоятель, они говорят, что построить шпиль невозможно по множеству причин. Но даже осознавая эти причины («Если каменная оболочка не рассыплется, и яблоко не треснет, и сруб выдержит, и опоры не рухнут...»), этот безумный человек не отступает. Но помимо этого мы узнаем в главном герое то, что привычно, что есть в каждом из нас. Что принадлежит человеку нашего времени. Это привязанность и гордыня, напыщенность и доброта, преданность и упрямство, сожаление и страх, снисходительность и презрение, щедрость и беззастенчивость... |
| 9 |
Мы видим, что он забывает о любящих его людях (немой мальчик), которым больно видеть, как он изводит себя недосыпом и голоданием. Не может решиться поговорить по душам с названной дочерью. В порыве злости разрушает дружбу и из-за упрямства не пытается восстановить ее, только на смертном одре одумывается. Чувствует превосходство над другими («Их головы... были полны жалких, крошечных мыслишек, с которыми им так легко жилось. Да и сами они тоже были крошечные и на глазах становились все меньше.»). Если Джослин такой, как и мы, обычный человек, притом не самый умный, что он сам и признает, то почему? Почему же он умер за свои идеалы, почему его приковала к постели болезнь? Видя, как он взрослеет, как его личность меняется, взгляды деформируются, как с течением времени переменяется и его сознание, я так и не смогла ответить. Возможно, Дьявол действительно добрался до него и искалечил? Или Джослин не смог перенести того удара, когда шпиль начал разрушаться, когда он узнал, что тот рухнет в любом случае, это лишь вопрос времени. Ведь неизвестно, выдержит ли конструкция еще один сильный ураган... Или он не смог пережить потерю своих идеалов, того, чем он жил последние несколько лет? («... я не дьявол. Я просто глупец. ...я как дом с огромным подвалом, где живут крысы. И на руках моих какое-то проклятье. К кому ни прикоснусь, всем причиняю горе, особенно тем, кого люблю. И теперь я, несчастный, опозоренный, пришел молить тебя о прощении.») А может, Джослин не смог больше терпеть те мучения, которые доставляла его несчастная любовь к девушке с распущенными волосами в зеленом платье? А вдруг его скосило пренебрежение епископа, для которого он был всего лишь человеком, сошедшим с пути, простите за слово, побратавшимся с «убийцами, головорезами, разбойниками, смутьянами, насильниками, явными прелюбодеями, содомитами, безбожниками и гораздо худшими злодеями»? Хоть визитатор и «дружелюбно улыбается», я думаю, он, мягко говоря, не одобряет Джослина, не даром же ему запрещено было покидать свою обитель до дальнейшего разбирательства? И вообще, почему Джослин не рассказал никому о видении? Ведь на начальной стадии, пока им не завладела навязчивая идея, ему могли бы помочь. Конечно, он не знал, что в будущем все так обернется, он «считал себя избранником, сосудом духа и главное – любви, ...верил в свое предназначение». Но почему он не поделился с другими? Не было друзей? А как же Ансельм? Раз для Джослина это было счастьем, то вполне логично, что он мог бы кому-нибудь поведать, если это такое значимое задание. Но, может, он просто не захотел разделить славу, почет, который он получит после постройки такого сооружения, самого высокого в мире шпиля. К тому же не дает покоя тот факт, что «отец Безликий», он же отец Адам, чуть ли не презираемый Джослином, ухаживал за вторым до самой смерти, когда остальные отвернулись? Почему Адам проявлял такие душевные порывы, которые, как я думаю, Джослину были никогда не присущи? И можно ли быть истинным служителем Бога, не имея такой важной задачи, как постройка шпиля, олицетворяющего молитву Господу? И куда же отправился святой отец: в Рай... или все-таки в Ад?.. |
| 10 |
Куда же нам без шпилей... Понравилась ли мне книга? В целом да - книга понравилась, в частности, понравилось прохождение пути, все то, что сопровождало прочтение и приход к этому окончательному решению, ответу на этот вопрос. Может кому-то покажется невероятным, но прочитать книгу таки решался не сколько для того чтоб убедиться в том напечатаю ли вообще, мало ли какой текст попадется или насколько будет возможность, а, прежде всего потому, что интересно было попробовать себя в рецензии, в передаче впечатления о прочтении, получится ли хоть немного. А вот потом уже стал оценивать, насколько это будет легко в плане самого содержания книги, стиля повествования, но тут вес награды за книгу таки окончательно убедил. Хотя сам факт награды, премии преследовал на протяжении всего прочтения. Для меня перед началом прочтения какой-либо книги волей-неволей предстает некий образ, ожидания, впечатления. В случае со «Шпилем» почему-то представился рассказ про башню, в процессе роста которой случалось все больше и больше негативного, всякого рода раздоров и бед. Но по-детски хотелось пусть и не логичного, но хорошего конца. И как уже говорил ранее постоянно сопровождал интерес - за что же премию-то дали, не просто ж так ее дают. Поначалу путался с пониманием деталей происходящего, просто-напросто долго не мог понять, кто есть кто, даже Пэнголла некоторое время считал настоятелем, не понимая чего его не надо злить, соря отходами от «головы милорда». Помимо этого нервировало и сбивало с плавного прочтения не понимание значения слов, некоторые подсматривал, но в дальнейшей надобности в понимании ненавязчиво ушла на второй план. Картинка представлялась и без понимания, да и вполне возможно, если бы те же части строения назывались как-то проще и впечатления, вероятно, оказались бы проще, легче, чего лично мне не хотелось. В дальнейшем словил себя на легкости представления картины происходящего, выражения лиц, обстановки, деталей, переживаний, материального и эмоционального миров. Все больше приходило понимание, что каждый образ, каждая деталь важна, неспроста, хотя, к сожалению, значение в общей картине не всех элементов мною до конца осознана. Возможно, повторное прочтение мне в этом поможет. Поразило умение автора обращаться и манипулировать деталями. «Дьявол кроется в деталях...» Просто можно сказать дикие по силе сопоставления: веточка омелы и грандиозность необыкновенность строения; последние дни, слабость, дикие усилия на весьма спорные поступки и... муха на потолке; безумный канат; вся глубина происходящего, по сути, уместилась в книжечке внизу слева. Автор умело показывает четко самое необходимое для размышлений. |
| 11 |
Люди вокруг собирающиеся посмотреть на строящееся, новые дороги приезжими. Что чем выше, тем больше замечаешь, контролируешь, но ведь при этом не замечаешь того, что творится совсем рядом. Точка на понимании большой известности Джослина, пусть уже и ближе к концу. А как красиво описано понимание героем факта раскачивания башни, даже когда дочитал итог его наблюдения не сразу принял, настолько неожиданно было окончания описаний каких-то там кружочков. Факты в развязке – все имеет две стороны, и грандиозное может вполне родиться из шутки, мелкой прихоти. А теперь ближе к главному для меня. «Дерзнуть» – слово, преследовавшее меня с момента его первого прочтения, так часто используемое Джослином, так часто приходившее мне для оправдания того или иного происходящего. Дерзнуть, означает ли это пойти на риск при этом учесть все последствия, или таки вовсе наоборот. Да в целом хорошо ли это... Время от времени, помимо главного интереса – достроят ли, как все же все завершится, становилось все больше и больше интересно как еще сможет пробиться главный герой, достичь своей цели, на какие еще доводы и шаги пойдет. Ведь столько сложностей, трудностей, казалось бы все тупиковых ситуаций. С определенного места начал перманентно защищать главного героя, оправдывать его, он мне просто-напросто начал нравится, захватывать, стал лучше понимать Роджера. Для меня итог прочтения не столько в постройке, сколько в процессе, жертвах, метамарфозах, переживания, значениях, приходящих мыслях. Краткость, быстротечность жизни, не знание, сколько нам еще, будет ли завтра, будет ли еще возможность. Стоит ли Жить с большой буквы, или все же просто стараться якобы дожидаться лучшего момента, понимания высшей цели, истинного предназначения, или это все, по большей части, только лишь оправдания для самого себя. Читая про мысли и поступки, переносишь на себя, как бы сам поступил, отношении к вещам, людям, последствиях своих решений, действий. Понравилось как автор сумел создать нечто сильное, цепляющее как хорошим, так и плохим, красивое, содержательное, но в то же время минимизировав себя в своем творении. Предоставил почву для размышлений, подтолкнуть к нужному направлению размышлений. Хорошо же, но ведь плохо, правильно, но такой ли ценой. Противно или оправдано. Советую ли прочесть? Советую, только советую, как можно раньше выбрать цель прочтения, свой интерес, а в случае если что-то при прочтении вам мешает – как можно меньше обращать на это внимания. Есть моменты, когда желание читать дальше приближается к минимуму, но потом опять интерес накатывает снова и с порой неожиданной стороны. Мнения о героях меняется, меняется отношение к ним. А может "Шпиль" – это своего рода лакмусовая бумага для читающего, помощь в определении себя, своих пусть не явных чертах, стремлениях. Какова глубина веры, каково умение повести за собой, воодушевить своей верой, сосредоточится на цели, дерзнуть! Можно ли и нужно ли верить слепо, может ли быть вера осторожной, понимающей все грани и стороны. |
| 12 |
Решил поучаствовать в конкурсе не столько ради очков, сколько ради возможности описать свои чувства от прочитанного в рецензии. Честно скажу, что книга оказалась сложной. Не для понимания сложной, а для того, чтобы можно было просто и однозначно высказать все, что успел передумать за время набора. Собственно, поэтому так долго тянул с рецензией и даже решил выбыть из акции совсем, но когда срок продлили на сутки, все же решился. Так что можно считать, что эта рецензия больше для «галочки», ведь нормально систематизировать и разложить по полочкам все не удалось. Тем не менее некоторые ключевые моменты все же хотелось бы выделить особо. В книге речь идет о священнике, который решается достроить к собору, настоятелем которого он является, шпиль. Шпиль – как символ своей молитвы, несущейся в небеса, прямо к Господу. Но технически этот шпиль построен быть не может: под собором нет фундамента и грунтовые воды постоянно грозят зданию разрушением, а любой дополнительный вес – это лишняя нагрузка. Но вера Джослина настолько велика, что он надеется лишь силой одной своей молитвы удержать собор от разрушения. Здесь впервые встает вопрос: а не гордыня ли правит главным героем? И далее на протяжении всей книги этот вопрос неотступно мучает читателя: настоящая вера или все же гордость? Были моменты, когда казалось, что победит первое. И очень хотелось, чтобы так и было. В дальнейшем автор постоянно нагнетает атмосферу, все более и более окрашивая сюжет в мрачные тона и переворачивая все с ног на голову. Вот уже «отеческая любовь» превращается в порочную страсть. Вот рабочие из неприглядных преступников становятся почти «святыми», а через какое-то время выясняется, что они «сатанисты». Вот сбежавший Пэнголл вдруг оказывается убитым и закопанным прямо в соборе. И ключевое превращение: ангел, сопровождавший Джослина на протяжении всего повествования, оказывается беспощадным демоном, избивающим его за его грехи и гордыню. В действительности главная мысль, которая заставляет читать дальше – к чему же приведет нас автор в конце концов, какой вывод сделает? Очень хотелось увидеть что-то обнадеживающее: что вера победит любые холодные расчеты и автор не убьет у читателя надежду на чудо. И будь этот самый автор чуть более верующим человеком, наверное такой финал нас и ждал бы. Но все оказалось прозаичнее. Автор свел финал к тому, что на Земле существует только «зрительное»: живая природа и реализм. Все остальное – лишь бред сумасшедшего (в данном случае настоятеля Джослина). Хотя не могу не отметить, что ни шпиль (кстати говоря, достроенный), ни собор не рушатся к окончанию книги, арядом с умирающим Джослином находится настоящий верующий – скромный и смиренный отец Адам, читающий свои молитвы и облегчающий ему переход в иной мир. Но и это лишь легкий намек на то, что, может быть, (!) в мире на самом деле есть какие-то силы, на которые не действуют земные законы. Легкий намек, оставляющий вопрос: «А есть ли Бог вообще?» – открытым. Что касается того, как написано данное произведение. Это обрывки мыслей настоятеля собора. Поскольку в первой трети книги он почти полностью лишается рассудка, то наблюдать за такими мыслями очень сложно. Пришлось после набора перечитать краткое изложение, чтобы заткнуть пробелы в понимании (мне, например, показалось, что Роджер все-таки не выжил после попытки повеситься, а оказалось, что выжил и остался инвалидом). |
| 13 |
Сложно, но интересно, хотя бы ради того, чтобы посмотреть на мир «под другим углом». Очень интересно автор описывает отношения Гудди и Роджера. Явно, что тема автору близка и знакома. Нижеприведенным отрывком все сказано (извиняюсь за такую большую цитату, но так и не смог выбрать, что отсюда выбросить, а что оставить): Некий шатер скрывал их от людей, и оба они боялись этого, но были бессильны. Они разговаривали серьезно и тихо, и, хотя Гуди все время качала головой, она не уходила, не могла уйти, затворенная вместе с ним в незримом шатре. Она была в плаще, с корзинкой, собралась на рынок, и ей не о чем было говорить с мужчиной, а тем более с Роджером, но в таком случае ей довольно было покачать головой, она могла бы вовсе не обратить внимания на этого сильного человека в кожаных штанах, коричневой блузе и синем капюшоне, даже останавливаться было незачем – прошла бы мимо него, отвернувшись, ведь он же не схватил ее. Но она стояла, обратив к нему лицо, и ее черные немигающие глаза и ее губы твердили: «Нет». И вдруг она рванулась, будто в самом деле хотела разорвать висевшую в воздухе преграду, но тщетно, потому что незримый шатер, откуда им не было выхода, только растянулся и не выпустил ее. Она осталась внутри, и так будет всегда, она всегда будет внутри, как сейчас, хотя она и бежит прочь по южному нефу, и лицо ее, только что бледное, пылает. А Роджер Каменщик смотрел ей вслед, и казалось, ничто на свете не существовало для него, ничто и никто, кроме нее одной, и он был бессилен перед этим и невыносимо страдал. Когда за Гуди захлопнулась дверь, он повернулся спиной к Джослину и, как лунатик, пошел к лесам. Отдельно хочется сказать собственно о соборе, о его взаимосвязи с главным героем и о том, как автор смог его «оживить» в глазах и голове читателя. Вроде бы собор – это просто сооружение, каменное, неживое. Но нет, с первых же страниц (и чем дальше – тем больше) мы понимаем, что это не просто сооружение, это живой организм, который живет своей жизнью. Достаточно вспомнить, как автор, искусно употребляя слова, заставляет нас не только видеть, но и слышать, как живет собор (например, пение и стон каменных опор). Более того, собор становится как бы отдельным персонажем романа, причем не отдельно взятым, а он сливается со своим настоятелем. Можно сказать, что собор – это зеркало души Джослина, отражение его внутреннего мира. Все, что происходит внутри Джослина, происходит и с собором: начиная от постепенного опустошения, переходящего в хаос, и заканчивая неумолимо приближающимся концом. Для Джослина собор – не просто храм, и даже не просто дом или семья. Для него собор – это он сам. |
| 14 |
Поэтому они постоянно до последних страниц пребывают в неразрывной взаимосвязи: Джослин живет жизнью собора, а собор живет жизнью Джослина. Но в то же время Джослин, вмешавшись в жизнь собора и возомнив себя неким «хирургом», сам того не замечая, вмешивается в себя и наносит рану не только собору, но, прежде всего, и самому себе. И все же открытым остается вопрос о судьбе собора и шпиля. Тут автор оставляет право выбора за читателем. Что будет со шпилем после смерти настоятеля? Какой покой он обретет? Будет и дальше стоять, скрепленный вбитым Гвоздем, или же разрушится в скором времени (что тоже есть покой только в другом виде)? Это неизвестно. То, что в книге все постоянно превращается из плохого в хорошее и наоборот (а в особенности отношение главного героя к окружающим его людям), мне кажется, должно говорить о том, что автор пытается сказать: нет плохих и хороших людей, есть лишь чей-то субъективный взгляд на них. Также он сам не может даже к концу книги определиться в своем собственном отношении к главному персонажу. Его герой умирает, а мы так и не знаем оправдан он в глазах автора (ведь шпиль так и не рухнул) или нет (демон терзает Джослина до самого конца). Голдинг держит своего читателя в напряжении до самого конца, заставляя его серое вещество шевелиться то в попытке выстроить логическую цепочку между отрывочными рассуждениями, то в попытке догадаться, что же там дальше. В заключении хочется сказать – книга стоящая, и я не жалею, что прочитал ее. Да, удобнее было бы читать ее с возможностью перечитывания непонятных мест, возвращения к чему-то – то есть формат обычного чтения. Но в то же время чтение в формате «печати» имеет и свои особенности. Это и постоянная динамичность, безостановочность событий, которая захватывает и держит в постоянном напряжении. Это и стилистические приемы автора (например, повторение по несколько раз слов или целых фраз в уме Джослина), которые приходилось тупо перепечатывать по несколько раз – тем самым волей-неволей перенимаешься безумством главного героя. Мне кажется, главная мысль романа – то, что автор хотел донести до читателя – заключается вот в чем. Шпиль – это не что иное как, собственно, сама человеческая жизнь, ее прообраз. Автор прямо об этом говорит: «Вся наша жизнь – очень шаткое сооружение». Сооружение, порой не имеющее под собой твердой опоры, но в то же время стремящееся ввысь. |
| 15 |
Привычка составлять рецензию по мере прочтения книги в этот раз сыграла свою роль. По крайней мере, все те мысленные, часто нелестные, комментарии по поводу автора, его книги и его героев, к 11 главе полностью были высказаны. И в момент, когда началось то, ради чего собственно все затевалось, сознание оказалось полностью подготовленным к восприятию. Дабы не сбиваться сразу в философию, попробую охарактеризовать главного героя и его взаимоотношения с... разными людьми, и не только. Вообще, самые главные нарекания к автору изначально были у меня именно по поводу главного героя, то бишь, Джослина. Ибо на главного героя он, по моим меркам, не тянул. Как в старом добром кино «Служебный роман», хотелось сказать: «Джослин, почему вы все время виляете? Я не могу вас раскусить!» Образ героя не вырисовывался никак. Ни сколько ему лет (предполагалось, что человек не молодой, но дальше – пустота), ни как он выглядит (все, что запомнилось, это голые ноги, периодически нахально вылезающие из-под рясы), ни кто были его мама-папа-братья-сестры и все такое прочее. Прочих героев как-то, хоть как-то, можно было себе представить: рыжеволосую Гуди Пэнголл в вечно-зеленом платье; неповоротливого, боящегося высоты мастера-строителя высотных (именно высотных) сооружений Роджера Каменщика и его болтливую жену Рэчел. Даже несчастный старик Пэнголл – и тот имел свое лицо, пусть и обозначенное не слишком ярко. Но потом в какой-то момент перестала воспринимать Джослина как главного героя, потому что он – лишь орудие, а главным героем стал именно Шпиль, как... Как цель, как мечта, как оправдание, как символ веры. И вот он-то, Шпиль, вырисовывается во всей красе. За ним можно наблюдать от первой до последней страницы, как за ребенком, от его первого вскрика и до... Как он растет, как он крепнет, как он преодолевает трудности и препятствия. В какой-то момент Шпиль перестал быть мечтой-видением Джослина, оторвался от него, стал самостоятельной единицей, и уже с этой позиции начал диктовать свою волю. Джослин и Гуди. Наблюдая за взаимоотношениями этой пары, почему-то время от времени вспоминала похожую пару – отца Ральфа и Мэгги из «Поющих в терновнике». Только там обоим все было понятно чуть ли не с первого взгляда, а тут одна вообще ни сном, ни духом и смотрит вовсе в другую сторону, а второй, много лет считающий Златовласку своей «возлюбленной дочерью», прозревает только тогда, когда застает ее в недвусмысленной ситуации с Роджером Каменщиком. Когда уже совсем поздно. Но даже в этот момент не находит в себе сил признаться себе же в своих чувствах, обуреваемый единой страстью – постройкой Шпиля. И в угоду этой страсти Джослин готов на все – даже принести в жертву ту, которую любит, как бы он ни отказывался это видеть и понимать. «Теперь я знаю, для чего ты мне нужна», - как-то так размышляет Джослин, и... жертвует. Жертвует своими чувствами, жертвует, в конце концов, самой Гуди. Жертвует стариком Пэнголлом и Роджером Каменщиком, и Рэчел. Жертвует всем, чем только может. Во имя Шпиля. Собственно, очень прав был отец Ансельм, который, в приступе внезапной откровенности, яростно выкрикивает уже практически полуживому Джослину: «Вам всегда нужен был кто-то, кому бы вы поклонялись». И так оно и есть. Сначала это была борьба с гордыней, потом, когда гордыню, как казалось Джослину, он победил, было служение Шпилю, а после того, как строительство Шпиля, как казалось Джослину, вышло на финишную прямую, началось служение Гуди. Впрочем, это уже была мертвая Гуди, «колдовство» которой продолжало преследовать несчастного в своем безумии священника. Вообще, безумие и Джослин – это совсем отдельная тема. То, что отец Джослин слегка (а может и не слегка) не в себе, понятно практически с самого начала. Слишком уж бескомпромиссно его стремление возвести практически на пустоте некий символ высотой в 400 футов, слишком уж категорично он отказывается прислушаться к доводам строителей, слишком уж фанатично его погружение в одно-единственное дело, в ущерб всему прочему. |
| 16 |
Но в этой фанатичности, в этой безапелляционной вере есть своя притягательность. Наблюдая за тем, как, вопреки логике, доводам разума, математическим расчетам, строительным нормам, фут за футом продолжает расти то, что, казалось бы, не может вырасти, начинаешь понимать, что, на самом деле, все возможно. Что последняя ступень – на самом деле совсем не последняя, и если сделать усилие, переступить через собственный страх и неверие, можно шагнуть выше. И еще выше, и еще. в этом как раз и есть то главное, ради чего была прочитана эта книга. В том, чтобы не бояться. Потому что на самом деле, только страх останавливает там, где простая вера в собственные силы даст возможность сделать следующий шаг. Я не могу это сделать», - говорит Роджер Каменщик. «Ты можешь. Просто верь мне», - отвечает Джослин. И Роджер верит. Ломается, но верит. И строит. И Шпиль растет. Все выше и выше. Еще одним признаком безумия Джослина есть его ночные гости. В том, что «ангел», согревающий и вдохновляющий священника долгими бессонными ночами, под крыльями прячет раздвоенные копыта, есть определенная иезуитская издевка. Джослин настолько уверен в том, что за спиной у него все время стоит Светлый, что прозрение, пришедшее то ли слишком поздно, то ли как раз вовремя, делает единственно то, что может сделать – разрушает его. Окончательно и бесповоротно. И то, что основной удар приходится именно на спину – не случайно. Ибо прежде, чем взвалить на себя груз, надо убедиться в том, что тебе по силам это вынести. Четыреста футов высоты. Четыре разрушенные судьбы (Гуди, Пэнголл, Роджер, Рэчел). Четыре смерти (Гуди, Пэнголл, младенец, Джослин). Четверка здесь, наверное, не просто так. Ибо: «Эзотерическое значение четвёрки в том, что она выражает идею божественного творчества, представляя собой Первообраз, первый акт Творения». Самое впечатляющее место романа – последний разговор Джослина и... нет, не Роджера Каменщика. Разговор Джослина и отца Ансельма. Это именно то, ради чего читаешь любую книгу. Ради того, чтобы узнать что-то новое о себе, в первую очередь. Сказать, что меня это впечатлило – это почти ничего не сказать. Это в какой-то момент сбило с ног. Потому что... Каково это – много лет считать, что живешь праведной жизнью, что все делаешь правильно и во благо. А потом узнать, что на самом деле ты – «камень на шее у всех». Что все то, что ты считал своей заслугой – всего лишь чья-то прихоть. Что ты, не умеющий даже прочитать «Отче наш», вознесен до невероятных высот. Что те, кто в тебя поверил, в результате остались ни с чем. Что твои проповеди, которые ты считаешь идеальными, другие считают лицемерными и ничтожными. Что тебя ненавидят все, кто только может. Что ты, в своем рвении нести добро и веру, сломал столько судеб, что тебе не отмолить этого никогда. И времени на осмысление у тебя тоже не осталось. И остается только просить прощения. «Он еще не упал?» - время от времени спрашивает Джослин в последние дни, часы своей жизни. «Нет еще», - отвечает отец Адам. Не упал. Ибо то, во что вложено столько веры, столько надежд, столько сил и столько жертв, не может упасть ни от ветра, ни от грозы, ни от чужого неверия. Пусть опоры гнутся, пусть Шпиль покосился, пусть его средокрестие обагрено кровью невинных жертв, но он будет стоять... |
| 17 |
Книга повествует о запутавшемся человеке, обременённого, как понятно из названия, строительством шпиля. Поскольку сюжет построен вокруг специфической темы, - церковь и архитектура, - то приходится немного погуглить предметную область: неф, трансепт, капелла, контрфорс, аспидная плитка, тесло, пюпитр, скуфья, епитимья. Вначале хочется верить, что главный герой, Джослин, настоятель кафедрального собора Пречистой девы Марии, не сумасшедший. Ведь на протяжении всей книги читатель заточён в его тело и мозг, разделяет все переживания и оценивает окружающую обстановку посредством его мировизора. Но чем дальше, тем больше преподобный отрешается от реальности и уходит в мир иллюзий, в свою собственную эгоцентричную вселенную, основанием для которой служит слепая вера в свою богоизбранность и великое предназначение, - постройку шпиля. Всё бы было хорошо, если бы шпиль можно было построить. Краеугольный камень в том, что технически это было невозможным, поскольку неф, над которым должен был простереться шпиль из камня и брёвен на чудовищную высоту в 120 метров, был без фундамента. И это трактовалось отцом Джослином не иначе как чудо. Единственный, кто, казалось бы, мог это сделать, - гуру строительного мастерства, - Роджер Каменщик. От него действительно требовалось сделать невозможное возможным, правда по доброй воле он никогда бы на это не решился. Джослин приложил все усилия, чтобы поработить профессионала на этот неблагодарный труд, и это угнетало обоих, но отступать было нельзя. Проблема в том, что шпиль был никому не нужен, он стал болячкой на теле города, его жители озлобились и стали опасаться приходить в церковь. Удивительно, как все были против строительства, обоснованно считая его разрушительством, но в течение нескольких лет стройка продолжалась. Можно назвать это фанатизмом, а можно целеустремлённостью: препятствия были серьёзные и во множестве, но Джослин, не жалея себя и других, сумел их превозмочь. Гигантомания, шизофрения, тщеславие? Я не психотерапевт, чтобы ставить диагноз. Рассказывается о юношеской гордыне, от которой он молил у Бога избавление. Упрямство и дерзость никуда не делись, а лишь обозначились как неизбежное зло, грех одного во искупление многих. Пришлось заплатить немалую цену: деньгами, умственным и физическим здоровьем, репутацией, раздорами и разладами, смертями. В книге поднимается извечная дилемма о грани подобной цены, на какие жертвы логично пойти во славу Бога. Хотя "логично" здесь неуместно, такие вещи как благоразумие, обоснованность, адекватность запросто вычёркиваются ответом на все вопросы в стиле "таков божий промысел". |
| 18 |
Подобная опрометчивость не может довести до добра. Дополнительную поддержку Джослину, как ни странно, придавал его недуг, трактуемый присутствием ангела-хранителя. Другие явления также имели скрытый смысл, доступный лишь избранным. Всё приводилось к эквиваленту платы за великое дело, к проискам Бога и Дьявола. На протяжении большей части книги держится напряжение, связанное с шаткостью многотонного карточного домика. Тоже ощущается эта тяжесть, местами даже захватывание духа от высоты. А кульминацией сюжета стали спецэффекты (читай, глюки) достойные фантастики Лукьяненко: в разгар сильнейшей грозы в сумрачном мире разбушевалась бесятина, грозя обрушить шпиль и поглотить всё во мрак. И лишь святыня в виде гвоздя с креста Христа способна спасти постройку от неминуемого краха. Но был ли гвоздь настоящим? Это так и остаётся загадкой. Важная роль отводится женщинам. Их соседство сначала не столько заметное: одна проспонсировала стройку, а потом тщетно пишет письма, другая бегает и пустомелет, третья скромно шныряет вдалеке, изредка выползая из мирка внутри мирка – пристройки к собору. Но постепенно раскручиваются страсти почище мексиканских сериалов: всплывают коварные замыслы, сексуальные связи и сопутствующие разборки. Всё это вырезает шрамы в и без того слабом разуме Джослина: первая (Элисон) его заколдовывает, вторая (Рэчел) учит смотреть сквозь себя и людей, мысленно превращать их в тараканов, третья (Гуди) своими рыжими волосами преследует в воспоминаниях и своей смертью окончательно добивает измученный мозг. Предсказывая финал книги, думаешь о двух вариантах: шпиль рухнул при постройке и всё пропало, шпиль выстроен и все возликовали. Оказалось, что шпиль построен и ещё не рухнул, но всё уже пропало. Благо остаётся надежда, что сооружение, сравниваемое с яблоней, даст свои саженцы: самодурство высоких санов будет пресекаться оперативнее, а инженерные изыскания дадут толчок к новым горизонтам в строительстве. Хотя пример показан неудачный, но ошибки тоже учат. Оба заправляющих стройкой не предали свою сферу деятельности: Джослин не усомнился в предзнаменовании, Роджер не стал полагаться на авось, не позволил схалтурить и обрушиться шпилю когда была возможность. Цветок отдал всего себя ради плода, плода-мутанта, плода безумства, каким-то чудом цепляющегося за тонкий качающийся стебель. И эта достопримечательность, хоть и висящая на соплях, всё же останется в сердцах людей не только как бесполезное выёживание, но и как символ веры в существование нечто большего, чем мирская суета, возвышающийся на 120 метров к небесам шпиль. |
| 19 |
«Хотели как лучше, а получилось как всегда». В. С. Черномырдин, 1993г (о денежной реформе). Считаю, в любой оценке, особенно оценке исторических событий, должно быть объективное знание вещей в достаточной мере. Не имею сколько-нибудь приличных знаний исторических предпосылок по отношению к событиям в книге. У меня получается сравнение с современными нормами морали и права и представлением церковного уклада для неискушенного обывателя. Но склоняюсь что это достаточно серьезное произведение, которое с виду может показаться простым. Изучив вопрос, его можно было бы перечитать, но признаться - не горю желанием. В книге представляется отражение состояния церкви того времени. Это церковь-властитель, - доминант и даже местами церковь-деспот. Меня, как гражданина правового государства с объявленным демократическим строем, такой уклад немного отвращает и затрудняет углубление в суть и оценку действий основных персонажей книги. Но попробуем начать с простого. События изложены в прямой хронологии и простом изложении, как земной день: сначала солнечное радостное утро, жаркий день, потом погода портится, легкий ветер превращается в шквал и сумеречное ненастье; наступает кромешная тьма, где нет ничего. С первых страниц читателя встречает вселюбящий и всепрощающий главный герой, отец Джослин. Он "делает" "великое дело" во благо народа, претворяет в жизнь откровение господне - строит свой Шпиль в своем соборе. И он в это верит, думает что это действительно так. Ведь самое основное и трудное - идея, которую нужно отстаивать болью, терпением и любовью. Это очень красиво для него, но это все заблуждение и самообман. Его любовь существует в виде лучей: правильной яркости, цвета и формы. Он щедро выдает ее нужными порциями всем: людям и себе. Но она холодная, поверхностная. Это любовь к себе, самоослепляющая и самодостаточная - фактически для Джослина нужен только он. Его участие в деле состоит из пустых слов и основано на шатком фундаменте божьего промысла. Все разумные доводы принимаются им в штык как богохульство и непослушание. И впоследствии выясняется, что строительство это - утеха его больного воображения: это не шпиль для мира, а шпиль для него, в итоге несет он только горе. По ходу действий видно как кристально чистая идея все больше страдает от бытового несовершенства, и здесь можно видеть отражение судьбы всех благих начинаний: хотели как лучше, а получилось как всегда. |
| 20 |
Сначала он принимает грязные на руки финансы, затем поступается с очевидными доводами несостоятельности мероприятия: строит свой шпиль чуть ли не на грязи и болоте. Затем выясняются и другие грешки: разрешение места погребения у собора для грешной тетушки за то что она финансировала его шпиль, а еще раньше продвинула его по службе. Еще как он в соборе устроил брак молодой красивой девушки за своего хромого дворника, только для того чтобы наблюдать ее подле себя. Позже в беседе с Ансельмом выясняется, что на деле Джослин вовсе не истинно верующий и благочестивый раб божий, а тот самый карьерист, который через постельные дела оказался во главе церкви. Все это происходит в конце, и ни протяжении всей истории его больной мозг ни разу не выдал сущность своего бытия. Сложно сказать однозначно, заслуженными ли были страдания, которые испытал падший преподобный отец. Многие люди являются жертвами заблуждений и условий бытия, кому-то на долю выпадают серьезные испытания, порой незаслуженные. Но если ты подписался на служение церкви и выступаешь с именем Господа, нужно отдавать отчет своим действиям, бороться с человеческими страстями и искоренять все поползновения против законов, которые принял ты и наставляешь людям. Здесь осознания своего падения и борьбы с этим - что, возможно, было бы интереснее. Здесь бесконечное заблуждение в сути вещей. И грязь, сплошная грязь. Падший переболел рядом смертных и серьезных грехов: прелюбодеяние, тщеславие и гордыня (его каменные головы да и сам шпиль), ложь (самообман), идолопоклонство (история с Гвоздем). Книгу читать было тяжело. Все время возникало несогласие с главным героем вплоть до отвращения. Тяжело читать записки сумасшедшего, еще тяжелее понять ход его мыслей. Возможно, его проще было бы понять человеку сильно верующему, я бы сказал если не фанатично то чрезмерно. Честно сказать, где-то со второй половины и до конца книги, я все ждал: кто же, когда, как и где, если не грохнет отца Джослина, то даст ему хорошенько в_пятак (очень высокие ставки были на Роджера; так же очень захватывающими дух были его верхолазные подвиги - нет-нет сорвется ведь). Такой маразматический тупизм, невежественное игнорирование физики и хождение по головам людей вызывает злобу даже через сотни лет, у электронного монитора. Хоть книга и состоит немалой частью из погружения во внутренний мир героя, но для меня так и не стало ясным: смог ли для себя открыто сознать корысть своих действий и поведения в целом или это действительно такое инфантильное понимание сущности бытия. |
Комментарии