| Книга Июнь |
| 1 | Николай Гумилев Лето Лето было слишком знойно, Солнце жгло с небесной кручи, – Тяжело и беспокойно, Словно львы, бродили тучи. В это лето пробегало В мыслях, в воздухе, в природе Золотое покрывало Из гротесок и пародий. |
| 2 | Точно кто-то, нам знакомый, Уходил к пределам рая, А за ним спешили гномы И кружилась пыль седая. И с тяжелою печалью Наклонилися к бессилью Мы, обманутые далью И захваченные пылью. |
| 3 | Иван Тургенев Касьян с Красивой Мечи Я возвращался с охоты в тряской тележке и, подавленный душным зноем летнего облачного дня (известно, что в такие дни жара бывает иногда еще несноснее, чем в ясные, особенно когда нет ветра), дремал и покачивался, с угрюмым терпением предавая всего себя на съедение мелкой белой пыли,. |
| 4 | беспрестанно поднимавшейся с выбитой дороги из-под рассохшихся и дребезжавших колес, – как вдруг внимание мое было возбуждено необыкновенным беспокойством и тревожными телодвижениями моего кучера, до этого мгновения еще крепче дремавшего, чем я. Он задергал вожжами, завозился на облучке и начал покрикивать на лошадей, то и дело поглядывая куда-то в сторону. |
| 5 | Я осмотрелся. Мы ехали по широкой распаханной равнине; чрезвычайно пологими, волнообразными раскатами сбегали в нее невысокие, тоже распаханные холмы; взор обнимал всего каких-нибудь пять верст пустынного пространства; вдали небольшие березовые рощи своими округленно-зубчатыми верхушками одни нарушали почти прямую черту небосклона. |
| 6 | Узкие тропинки тянулись по полям, пропадали в лощинках, вились по пригоркам, и на одной из них, которой в пятистах шагах впереди от нас приходилось пересекать нашу дорогу, различил я какой-то поезд. На него-то поглядывал мой кучер. |
| 7 | Это были похороны. Впереди, в телеге, запряженной одной лошадкой, шагом ехал священник; дьячок сидел возле него и правил; за телегой четыре мужика, с обнаженными головами, несли гроб, покрытый белым полотном; две бабы шли за гробом. Тонкий, жалобный голосок одной из них вдруг долетел до моего слуха; я прислушался: она голосила. |
| 8 | Уныло раздавался среди пустых полей этот переливчатый, однообразный, безнадежно-скорбный напев. Кучер погнал лошадей: он желал предупредить этот поезд. Встретить на дороге покойника – дурная примета. |
| 9 | Ему действительно удалось проскакать по дороге прежде, чем покойник успел добраться до нее; но мы еще не отъехали и ста шагов, как вдруг нашу телегу сильно толкнуло, она накренилась, чуть не завалилась. Кучер остановил разбежавшихся лошадей, нагнулся с облучка, посмотрел, махнул рукой и плюнул. |
| 10 | – Что там такое? – спросил я. Кучер мой слез молча и не торопясь. – Да что такое? – Ось сломалась... перегорела, – мрачно отвечал он и с таким негодованием поправил вдруг шлею на пристяжной, что та совсем покачнулась было набок, однако устояла, фыркнула, встряхнулась и преспокойно начала чесать себе зубом ниже колена передней ноги. |
| … |
Комментарии
и понимать, что лета впереди еще много!
Тепла, ягод, солнца, дружеских встреч, цветов, у кого-то моря, всего-всего-всего, за что мы так любим лето!
Есть что-то прекрасное в лете,
А с летом прекрасное в нас.
С. Есенин
Горец птичий, спорыш (топтун-трава, гусятница, птичья гречиха, трава-мурава) — Polygonum aviculare L. (статейка. с просторов Интернета).
Как же богат и разнообразен наш мир!
И обнаженность всю, до дна.
В тебе — дух ясности и сонность:
Душа дождем раздвоена!
и пить зимой когда темно
из одуванчиков варю я
вино
© enotas
поедем снова в коктебель
и пётыр снова станет парнем
каким казался год назад
«Полевые цветы» — называется эта книга.
Я на полку поставил ее со стихами рядом.
Пастернак, показалось мне, с ней подружился мигом,
Фет растроганным встретил ее благодарным взглядом.
Василек, медуница, фиалка, цикорий, дудник,
А еще есть цветок, называется «недотрога».
Боже мой, как же счастлив в полях одинокий путник
И заброшенная до чего ж хороша дорога!
А волшебная книга поделена на разделы,
И каких только чудных созданий в ней не нашел ты!
Самый распространенный цвет знаешь какой? Не белый,
Не лиловый, не розовый, не голубой, а желтый.
Девясил, череда, мать-и-мачеха, ястребинка.
А как желт одуванчик или, например, желтушник,
Солнцесвет — и приложена тут же к нему картинка,
Он воистину солнечный, ласково-простодушный.
А стихи все написаны раньше, чем написали
Их, задолго до нас они были уже на свете.
Полевые цветы, сколько радости и печали
В них, и слезы дрожат по утрам на щеках соцветий!
Александр Кушнер