| 1 |
Барбатос ввалился в хижину с ноги, наконец-то позволяя себе выругаться сквозь сжатые от боли зубы. Сбросив куда-то во тьму с плеча кардиган, сто лет как выцветшую жесткую шерсть, грубую и пестрящую свежими бирюзовыми пятнами, он зашатался вперед, зашел дальше, спотыкаясь о завалы одежды, старой мебели, консервов и, единственное, что напоминало о человеческом, смятые исписанные листы, спотыкаясь и каждый раз издавая смешанный хрип, не имея уверенности, стоит смеяться или выругаться громче; заколоченные окна только узкими полосами пропускали свет тусклого неба, а ветровышку сорвал ветер дня три назад, из-за чего выключатели стали пустой игрушкой, которой и оставались большую часть сезона благодаря мондштадтским осенним циклонам, и разглядеть в темноте можно было только смутные очертания окружения и, насмешливо блестящие даже в таком мраке, бирюзовые капли демонической крови на завалах одежды, старой мебели и единственном, что напоминало о человеческом. |
| 2 |
Когда-то очень давно Барбатос выбрал это отражение, но сейчас он мог разглядеть только темный силуэт; как и полагается отражению возрастом в несколько сотен лет, отражение выглядело выцветшим и почти прозрачным во всеобщей темноте комнаты. Когда-то совсем недавно Барбатос назвал отражение Венти, но плечи отражения тряслись и плакали, и, кажется, ему совсем не нравилось новое имя. |
| 3 |
Все началось именно с Барбатоса, пусть и только формально, но творческой натуре свойственно для вдохновения драматизировать и немножко преувеличивать. Архонт Справедливости своей божественной силой скальпелей и мензурок создала для людей кару на дне чаши Петри, и Архонт Свободы позволил своим новым подданным взмыть в небо. Он не сомневался ни секунды, ведь Архонты никогда не боятся, а самые добрые из них еще и никогда не перестают улыбаться. Поэтому Барбатос улыбался, когда думал о том, что ветер разнесет Краску по всему Тейвату, хотя улыбаться не очень хотелось; не было такого, что ему хотелось плакать, злиться или думать еще что-то такое глупое и бессмысленное, просто и улыбка не была совсем уж подходящей к его состоянию. И протягивать руку Мораксу, заключая контракт о Новом Мире, не хотелось тоже, но Барбатос улыбался и руку протягивал. |
| 4 |
Краска – спасение мира как от людей, так и Архонтов. Пришло время сделать шаг вперед, всем вместе, в мир Новый. Люди умирают, и вместе с ними должны умереть Архонты, умереть глубоко внутри, оставив только улыбку и пальцы, умеющие держать бюретку без дрожи и скорби точнее штатива. А потом Архонты оставят и тело в Старом горящем Мире, позволив встать на свое место собственным творениям, в которое каждый вложил свою душу, в той или иной степени. Краска – это отбор, оружие, которое уничтожит каждого человека кроме тех, кого изберут Архонты. Восемь групп крови, делящие людей на восемь групп последователей Архонтов, заставляющие искать себе покровителей среди чужих властителей. И каждый Архонт может даровать свою кровь тем, кого считает избранными, но только если их группа крови соответствуют группе крови Архонта. Те, кому досталась восьмая кровь... по рождению прокляты остаться в Старом Мире. |
| 5 |
Барбатос заставляет Венти в отражении улыбнуться, потому что самые добрые из Архонтов улыбаются всегда, и медленно стягивает рубашку, хмурясь от резкой, но уже почти слабой боли в плече. Рана заживет быстро, быстрее человеческой, а поэтому нужно только переждать несколько дней в хижине, после чего уже Венти (конечно же, никогда в жизни не истекающий демонической кровью) вернется в Спрингвейл и продолжит помогать охотникам держать оборону лагеря, выслушивая насмешки по поводу старомодного лука вместо автомата или хотя бы топора, и, возможно, однажды даже рассердится или заплачет. Потому что Венти можно сердиться и плакать, хотя он еще ни разу в жизни этого не делал; но Барбатосу – нельзя, пока угроза наступающей морской волны нависает и над ним самим. Пока он Архонт, хоть и изгнанный – он будет улыбаться; пока он может умереть, он будет двигаться вперед и выживать. |
Комментарии