| Izubr, стихи |
| 1 | Когда говорят "сегодня макушка лета" Лето кажется почему-то плешивым, пегим от солнца, с бровями цвета мочала. Но дело даже не в этом. Просто все слишком стремительно разрешилось. Мне казалось, что нынче только начало, Первые кадры, реклама перед показом. Потерянная десятка лежит под кассой. |
| 2 | Начинаю разматывать с самой его макушки, Рассматривать, что случалось, Точнее, что могло бы произойти. Даже ведь и не скажешь, что было скучно, Спать ложилась с первыми же лучами, Вставала с последними, смотрела, как солнце улицы золотит. |
| 3 | В июне пахло машинами и клубникой, В июле асфальтом, вишней, мне было вкусно, Стада туристов смотрели на свет и воду. Я хочу плавать, спать и лежать в обнимку, Хорошо, что я никогда не вела экскурсий, Я бы не знала верного перевода. |
| 4 | Макушка лета - погода почти осенняя, Кажется, что листва отливает медью. Кино закончилось, будет вторая серия Я постараюсь сделать ее комедией. Буду веселой, легкой, спокойной, радостной, Буду пить лимонад, покупать мороженое, Буду стараться быть до конца. И просто мне Кажется, что как бы я ни старалась, но Каждый сойдет с ума, как ему положено Мне, например, очень нравится гладить простыни. |
| 5 | Ей двадцать пять, у нее не жизнь, а несчастный случай. Она все время спешит и все время не успевает. А он говорит ей в трубку: "Маленькая, послушай", И она от этого "маленькая" застывает. Не отвечает и паузу тянет, тянет, Время как будто замерло на часах. И сладко чешется в горле и под ногтями, Ну, там, где не почесать. |
| 6 | Ей двадцать пять, у нее не нрав, а пчелиный рой. Сейчас все пройдет, сейчас она чай заварит. Она сама боится себя порой, А он ее маленькой называет. Сосед нелепо замер с раскрытым ртом, Размахивая руками. Двухмерный, как будто бы он картон, А может, бордюрный камень. |
| 7 | Ей двадцать пять, у нее не вид, а тяжелый щит, У нее броня покрепче, чем стены в штольне. Как посмотрит пристально - все вокруг затрещит. А он не боится, что ли? Он, наверное, что-то еще говорит, говорит, Что он не придет, что прости, мол, что весь в цейтноте. Она не слышит. У нее внутри что-то плавится и горит. И страшно чешутся ногти. |
| 8 | Когда мне было столько лет, я, знаешь, хотела очень броситься под поезд. Не бросилась, поскольку до деревни Дорог железных нам не провели. Сквозь слезы изучала я в кровати Рисунок тонких трещин потолочных, И узнавала, что такое ревность И прочие обычаи земли. |
| 9 | Когда мне было столько лет, я тоже Однажды прямо в Автово сбежала, И ехала в метро, расправив спину, Прекрасно, удивительно одна. Потом бродила в незнакомых липах, Сбивала кожу новеньких сандалий, А воздух пах апрелем, прелым пивом, Влюбленным светом, ждущим дотемна. |
| 10 | Когда мне было - правда, это было, Что возраст начинался с единицы, Что правое колено было бурым От ссадин, от кровавых синяков, Тогда мне, помню, было так хреново, Тогда, я знаю, было так чудесно, От запаха обид и свежих булок С укропом, сыром, жгучим чесноком. |
| 11 | Когда мне безразмерные футболки Ложились так на худенькие плечи, Что можно было дважды обернуться, И оставалось место у груди. Когда не получаешься на снимках, На той пропавшей черно-белой пленке, В которую попробуешь вернуться, Но не вернешься цел и невредим. |
| 12 | Мне кажется, что в этом исчисленьи, Мы, словно кошки, верим в девять жизней, В двенадцать раз погашенную спичку, В бесчисленное множество минут. И, разбирая старые картинки, И окунаясь в тот бездонный омут, Ты вспоминаешь: вылетала птичка И главное, что было - не мигнуть. |
| 13 | Когда мне было столько лет, я тоже, Рыдала в плечи тех, кто много старше, Но верила в Бабайку, в фею, в Санту, Когда мне было... верю и теперь. Не знала только ощущений "тошно", "Безвыходно", "противно", "горько", "страшно". Названия всех антидепрессантов Гаданья на мороз и оттепель. |
| 14 | Я помню запах курицы и хлеба, "Война и мир", показ ночной и тайный. Французский дух, гусарский тонкий ментик, А завтра нужно встать уже к шести. Ты хочешь спать, Андрей лежит под дубом, На выпуклом экране титры тают. Ты веришь, ты спасешь его от смерти, Тебе осталось только подрасти. |
| 15 | Устал. Устала. Я не здесь, я за Усталостью, размеченной и емкой Бессонные болотные глаза Очерчены брусничною каемкой, Устал. Устала, не сейчас, не вдруг, Писала тексты, спорила с коллегой. Схлестнувшиеся ветви голых рук надломленные чашечки коленей. |
| 16 | Устал. Устала. Хлеб и молоко, Зайдешь домой, в некрашенные стены. Соседи прикупили молотков, Детей, диванов, стереосистему, И пользуются ими каждый день. Устал. Устала. Сочини программу О том, как выживать, где сотня дел Сравнится с сотней витаминных гранул. |
| 17 | Устала. От чего тебе устать? От разговоров, от вина и сплетен, От всякой неизбежности "на старт", От тела, что не хочет повзрослеть, но На голубом младенческом глазу Растит мешки, мимическую маску. От "я не побегу, я поползу", От снежной белой уличной замазки. |
| 18 | Устал. Устала. Трубку не бери, Точней бери, табак забей поглубже, Классическое "врут календари", Застало после школы, возле лужи, Где так ты шла, пинала свой портфель, И мнилось, что... да, это тоже мнилось. Вот двадцать три, тоска, ночной портвейн, Но ничего в тебе не изменилось. Устал. Устала. Только голос сел, И ты садись, влезай скорее в кресло. |
| 19 | Я застываю в средней полосе, И хоть бы умереть - тогда б воскресла, А так - ни бэ, ни мэ, ни в рай, ни в ад, Ни позвонить, ни закричать, ни буркнуть, Воскреснуть где-то в области Невад, Или в другом, не местном Петербурге, Устал, устала, вот моя печаль, Небесно-серой дымчатой, не кучной Моя печаль гнездится у плеча, Моей печали тоже очень скучно. |
| 20 | Устал. Устала. Белые слова, Стихи зачем-то многим удаются А в детстве я мечтала о слонах, Которые, как кошки, пьют из блюдца, Которые уводят далеко (пособие: "Слоны. Уход за ними.") Которые лакают молоко. Звонили мне? Да, ну и пусть звонили. |
| 21 | Устал. Устала. Свет и облака, У всех весна, а у меня брусника, Бессонницей намять себе бока, А как иначе, тут поди усни-ка, Где каждый сон - пугающе живой, Где каждым утром страшно открываться, Где ты во сне - живой, сторожевой, Достойный перекличек и оваций, Иноязычный, тонкий и хмельной, Расхристанный, немыслящий, нечуждый, |
| 22 | Когда под утро то, что было мной Сбивается туманом над речушкой, Над речью, в голубых колоколах, В страдании воздушном муэдзина. Помилуй, Иегова и Аллах, Оставь меня, где всё невыразимо, Где свет и вспышка, где слова и явь Сплетаются усталыми руками, Где каждый знает тайну бытия, И то, что говорят песок и камень, |
| 23 | Где папоротник трогает слонов За сморщенные уши, где стихами Всё то, что невозможно видеть вновь, Где мы горим, а время засыхает. Где библия рождается ad hoc Где все, что приключается - впервые, Где ты и я, не ведая стихов, |
| 24 | Становимся опять - сторожевыми, Но снова утро, безнадежно стар Твой выход на бессмысленную сцену, Где ты, увы, опять никем не стал, Но где на транспорт поднимают цену. И ты считаешь звонкие рубли, Так, чтоб доехать, жить под знаком "мета", Где на углу паленое "Шабли" Тебе не продадут без документов, |
| 25 | Где палая брусника, где, темна, Дрожит земля, где меж пропорций лунных Устал. Устала. В голубых слонах. В бронхитной боли После поцелуя. |
| 26 | Не отчаялись здесь, где под утро всегда встречались, Не проходим там, где вчера навсегда расстались, Помоги мне, светлое сердце моей печали, Не трави мне душу тем, чем тогда не стали. Слушай музыку подворотен и колоколен, Разбирай слова, не сказанные иконой, Заходи в тот вечер, который всегда спокоен, Вне созвездий полумрака и вне законов, |
| 27 | Приходи, как всегда, на заснеженный пирс, на пристань, Мимо всех чужих, что в отчаянье в стекла дышат. Что-то снова звучит неистовым тонким свистом, От босых ушей - до затянутых в шерсть лодыжек Я опять живу, я не знаю, как быть иначе, Как меняться - змеей в полнолуние сбросив кожу, Я опять появляюсь там же, а это значит, Что когда мы не вместе, мы больше всего похожи |
| 28 | На разрозненные безумные шестерни, на кассеты, что мы Переслушивали, от радости затирая, Я стою на пристани, море готово к шторму, К небывалой весне, к тоске на посту тирана, Нас меняли на тех, кто хуже, и тех, кто краше, Кто умеет закрыть глаза, чтобы быть всесильным, Кто умеет не зарыдать, обращаясь к нашей Невозможности не вспомнить, что нас просили |
| 29 | Отвечать на письма, прикидываться готовым, Раздраженным, безвыходным, злым, но всегда ранимым. Приходи на пристань, ищи неизбежность тона, Обращайся к каждому, кто не проходит мимо, Этот голос - сухими губами, в изгибах трещин, Что он просит тебя - прикурить, или ждать почаще Этот голос, звучащий тем тяжелей и резче, Чем бессмысленней слово исповеди, звучащей |
| 30 | На пустом берегу, на шипенье морского днища, На горячем песке, хароньем несовершенстве. Посмотри на меня, вот я, вот бездарный, нищий Собирающий ракушки, гладящий против шерсти. Значит, каждый из нас, умеющий множить сущность, Разбираться в материях тоньше, чем старый призрак Всё же воет в этот белый, матерый, сучий Несомненный лунный сумрак, в безумный призвук, |
| 31 | Слушай музыку, слабая, нежная, слушай голос, Слушай звук, который исходит из душ, из недр, Слушай голос, который нас собирает, голых, Теплых, плачущих всё о том, что никто нам не дал Ни готовых схем, ни возможности быть покрепче, Ни способности совершать и не быть свершимым, Слушай то, что царапает из совершенья речи, Из подснежного захлебыванья под шиной, |
| 32 | Мы когда-то умрем, дай нам Бог умереть без боли, Без улыбки на устах, без тоски на лицах Мы когда-то умрем, дай нам бог умереть без бога, Не равняя счет, отмеченный на таблицах. Не отчаялись там, где под утро всегда встречались, В удивительно голом молчании декораций, Заполняющими отсутствие чувств речами: Где ты был, любимый, и как до тебя добраться, |
| 33 | Слушай море, ведь пока мы не верим в море, Море лижет ступни, под ногами лежит бугристо, Хорошо бы закончить типа "memento mori", Но, пока я не так мудра, Приходи на пристань. |
| 34 | Шов на левой - весенний след неудачно открытой рамы, Знак на правой - яростный нотный стан кошачьих когтей. Зима, заметая землю, открывает старые шрамы И взбивает кровь в холодный сладкий коктейль. Движется только земля - машины застыли, как истуканы, Пробки, пробки змеятся красным огненным языком. Счастье широкого шага, зимнего ветра, вовремя пропущенного стакана, Счастье горящих щек, мокрой спины под курткой и рюкзаком. |
| 35 | Светлая проседь улицы, фонари, бродячая кошка ластится, будто агнец, Ночью все кошки белы - не серы, не полосаты. Столько не видеться, не говорить - это почти диагноз, Это почти что исповедь - без цели, без адресата. Под ногами скрипит, проминается, так земля нам Сообщает, что все закончено. Спит соседка с лицом испитым. Снег - фата, непривычный холод на правой, на безымянном. Нет, не так, как хочется - а будто протерли спиртом. |
| 36 | Я смотрю по ночам кино, там красиво, потом противно, Потому что в зеркале плоский блин, выступающие ключицы. Время кончается, осень прорвала свою плотину, И теперь обязательно что-то должно случиться. Ноги мокнут в осенних ботинках и джинсы-трубы Превратились в водосточные. Мир начален. Так, наверно, маленькие канадские лесорубы Теплый ужин отцам носили безвыходными ночами. |
| 37 | Я тебе довязала шарф - он давно распущен И по нитке, по зернышку в нежилые гнезда мои растащен, Только время, будто месяц, кажется мне растущим, Видеть его - так же хрупко и стыдно, как наблюдать за спящим. Это почти что исповедь. Я исчезаю в собачьем лае, Я тону в поземке, в подземке, вечер пахнет тоской, бедой, не тобой, другими I ain't afraid of your God, of your shrine, of your "I don't love you", I'm afraid of your memory, darling, и тут forgive me. |
| 38 | След на левой, палый лист, синяк пятипалый, милый, Шов на правой. I shall wait for you if you condone me. Каждый след мой is eternal on dear palm. Или Каждый след мой Попадает в твои Ладони. |
| 39 | Как расправил крылья, ах, как несется самый лучший легкий наш галеон, Облаков обрывки пропитаны солнцем, словно крошки торта «Наполеон». Каждой мачтой ввысь немыслимо бережно режет воздух птицей – не кораблем, Толстый мальчик свистнет завистливо с берега и сегодня признается, что влюблен. |
| 40 | Как идет – ну, дети поймут, что с юга, полон трюм пахучих чужих приправ, «Будет сильный ветер», – пророчит юнга, обгоревший нос к небесам задрав. Пусть никто не знает условий сделки, капитан погибнуть не даст с тоски, И волне резная грудастая девка подставляет просоленные соски. |
| 41 | Океан смеется и к борту ластится, горизонта линия напряглась, К капитану такая девчонка ласкова, что на все наплевать, кроме черных глаз. Пахнет сладким маком, вдали селение исчезает, солнце ушло правей. Толстый мальчик Марко бежит, коленями заплетаясь в пыльной густой траве. |
| 42 | То зерном граната, то ниткой радужной красит вечер усталого жениха. Марко знает, что нужно признаться сразу же. Потому что дальше уже никак. Как воды напев величав и радостен, как поет о счастье на сто ладов. Подойти, зажмурив глаза для храбрости, и сказать. И губами поймать ладонь. |
| 43 | Как несется – на крыльях холщовых, марлевых на свободу, на счастье, на свет, на риф. Исчезает солнце в кровавом мареве, как большой горячий больной нарыв. Марко шепчет Сандре – и Сандра слушает. Золотятся косы в косых лучах. До чего досадно – по воле случая, ни о ком напоследок не заскучав. |
| 44 | Капитан смеется: «Где страх? За борт его! Ишь, расщелкались. Спать, труби, звеньевой.» И волна укрывает его заботливо одеялом шелковым с головой. Как прозрачно счастье – весь миг, весь день его. Океан смеется, волной плеща. Сандра пахнет тимьяном, ванилью, деревом. И корицей в ямке возле плеча. |
| 45 | Меня кто-то любит, Боже мой, кто б то ни был, Меня кто-то помнит, Боже мой, кто б то не жил, Пусть им - всем тем - нарисованы будут нимбы, Пусть им - всем вам - адресована будет нежность. |
| 46 | Этот дождь на стекле, Этот блеск, по воде бегущий, Этот лгущий, неверный шум в городском саду. То ли ночи стали светлей, То ли пиво гуще, То ли я тебя вижу чаще, чем раз в году. То ли листья шуршат, То ли кошки по крышам бегают, То ли просто окно задрожало от сквозняка, Ты ступаешь на черные клетки, А я на белые. Так что кто-то должен выиграть наверняка. |
| 47 | И мне не важно, с кем ты меня поделишь, Каких ты в жизни достигнешь еще высот. Когда ты спишь, ты стремительно молодеешь - Тебе не дашь пяти или пятисот. Ты дышишь такими нотами, обертонами, Твоя голова.. Какая там голова. Ты так белобрыс, что, в общем, не важно, что на ней - Январский снег, сентябрьская трава. |
| 48 | Насколько ты независим, насколько вправе я Хранить ключи бессонных твоих ключиц? Тебя спасают боги моей окраины, Все те, кого ты в центр не смог включить. И мы идем по улицам, будто ищем их, Такая святая, глупая эта жизнь. Блаженны нищие духом, поскольку нищему Открыты закоулки и этажи. |
| 49 | Чтобы так сочинять, нужно много всего уметь, Различать на ощупь - золото или медь, Различать на запах, что там - латунь, свинец, Различать на веру - начало или конец. Различать, размечать, отмеривать по чуть-чуть, Темнобровы чухонцы, но белоглаза чудь. То ли ветер с залива, то ли же кони в рысь, Но ты так белобрыс ночами, так белобрыс. |
| 50 | Ты меня не отпустишь, но я же не полюблю, Я отдамся ночью последнему кораблю, Под конец навигаций в последний ночной заплыв, Я уйду, твои слова на ветру забыв. Не жалей обо мне, не жди, не броди, не ной, Кто там ходит по нашей Троицкой и Сенной, Кто там курит на Марсовом, греясь возле огня, Не жалей обо мне, не бойся, не жди меня. |
| 51 | Как ты счастлив, милый мой, мать твою, то есть Господи, Как ты выращен в этой Троицкой и Сенной На тебя написан тот самый вселенский ГОСТ, поди, Тот единственный, самый правильный проездной, Кем ты выращен, кем ты вылюблен, кем ты пестован, То ли в вечном споре с режимом, то ли не в нем, Как ты так живешь на Литейном или на Пестеля, Без царя, без башки, но при этом с вечным огнем. Все мои подруги тысячу лет как замужем, Только я ловлю в лукавом твоем аду Твой тяжелый луч, твой беглый взгляд ускользающий, Если выживу - то не жди меня, я приду. |
| 52 | Листвяное, словесное, снежное сыплешь крошево, Почему, ты такая ласковая, такая брошенная, Не смотри на это будущее, не трожь его, Все равно никто не уходит, чтоб навсегда. Под мостом движенье гномье, чужое, троллье ли, Под мостом всегда движенье одностороннее, Не ходи за ним, не мучай его, не тронь его. До чего холодна вода. До чего ледяна вода. |
| 53 | Вцепляешься в руку - подожди еще пять минут, Долго стоишь перед зеркалом, треплешь челку. Это было в Израиле - грызли нут, Танцевали, говорили потом о чем-то. Слушай, да, вспоминается все так четко, А то, что сейчас - вплавляется в тишину. |
| 54 | Не спеши, не иди, подожди еще пять минут Помнишь - какой-то хастл или матчиш. Да, этот ритм - его до сих пор стучишь. В наше время не страшно, когда заткнут, Страшно, что сам когда-нибудь замолчишь. |
| 55 | Страшно, когда все делишь на от и до, От - перейдешь дорогу, свечу затеплишь До стариковских вытертых одеял. Страшно, когда все держит тебя на тех лишь, Кто тебя потерял. |
| 56 | Пряники эти - лучше уж крест и кнут, В наше время не страшно, когда заткнут, Страшно не угадать этот шанс, что дашь мне. Нет, не спеши, подожди еще пять минут, Мне ведь осталось ждать всего пять минут, Дальше - но дай мне Бог не узнать, что дальше. |
| 57 | Мама, мы только приехали в Тель-Авив, Мама, здесь воздух полон густой любви, Теплые ветки трогают нас за плечи. Мама, я звоню тебе год назад, Нет, не звони ноль три и не три глаза, Просто ответь. Поверь, Это будет легче. |
| 58 | Пить по ночам нельзя. Петь по ночам нельзя. И танцевать без музыки тоже почти нельзя. Можно смотреть в окно. Можно смотреть кино. Можно глаза зажмуривать, только внутри темно. Пить по ночам нельзя. Будешь потом рыдать. Только уткнуться некуда, кроме как в свой рукав. Есть по ночам нельзя. Всяческая еда, не принося спокойствия, переползет в бока. Петь по ночам нельзя. Нот-то нет в темноте. Ноты - на то и ноты, чтоб избегать темнот. Ты тут поешь-поешь, ноты не те, не те, да и слова не те, если не мимо нот. |
| 59 | И танцевать нельзя. Снизу соседи спят. Сверху соседей нет. Сбоку соседи есть. Вот и сиди, сиди. Весь с головы до пят тихий, простой, пустой - даже не факт, что весь. Быть по ночам нельзя. Воздух вокруг таков, что раствориться проще, чем не раствориться там. Можно слушать. Сверчок. Четкий стук каблуков где-то по площади. Можно гладить кота. Можно задернуть ночь. Можно огонь зажечь. Слушать, как лифт ползет, крадучись, к этажу. Слушать, как гулкий ветер перебирает жесть, как потирает лапки древоточащий жук. |
| 60 | Можно гладить кота. Можно гладить белье. Можно взбивать подушку, нет, не мычащим "ты". Можно смотреть в окно. Кто-то в ночи поет. Кто-то тоже боится, видимо, темноты. Мама твердила: "Спи". Или придет Кащей. Бука, Баба Яга, Оле и Олин брат. Я собрала рюкзак, полный нужных вещей, если что, расскажу, что я решила брать. Спать по ночам нельзя. Трижды налево сплюнь. Если уснешь - не вынырнешь, слишком там хорошо. Я собрала рюкзак. Я по ночам не сплю. Двадцать два года жду, чтобы хоть кто пришел. |
| 61 | Ты думаешь, что тебе уже тридцать лет, что ты большой человек, начальник дорог, что вот проступает первая седина, что вот твой сын отправляется в третий класс. А это неправда, тебя никакого нет. Ну, то есть есть, но ты лежишь поперек моей кровати и ночь за окном темна, и блеск фонарей горит на донышке глаз. Любимые, забывшие нас вчера, оставившие записку в формате .doc, полсотни музык в плеере, сигарет, умение говорить о любви при всех. Июльский полдень. Аэропорт. Жара. Четвертый класс и в пятый уже пора, почти в шестой. Но ты идешь поперек моей дороги, тебя никакого нет, тебе всегда немыслимых двадцать семь, тебе всегда на работу к восьми утра. |
| 62 | Да, мы не растем, и в этом какой-то рок. Ну, то есть я расту, у меня цейтнот, мой паспорт полон цветных иноземных виз, цветами, шкафами, книгами дом оброс . Ты мог бы уйти, но все слова поперек, письмо на нотной бумаге - все мимо нот, да, я продвигаюсь, а ты навсегда завис, как уроборос или уруборОс. И есть ли счастье больше, чем у меня - когда возвращаюсь домой, не чувствуя ног, когда мой мир - вне схем, вне чужих систем равняется счету светлых окон зимой. За стенкой стонет сосед, все вокруг кляня, а я тебя придумала поперек. Когда умру, тебе будет двадцать семь, дай Бог нам больше не встретиться, милый мой. |
| 63 | Длинный поток сознания - как-то не мой жанр. Счастье состоит из трех компонентов - подумать головой, помахать языком и покрутить педали. Хорошо быть примитивным организмом. Город очень невелик. Только подумаешь, как небрежно напишешь в ЖЖ: "Ехала сегодня по набережной Фонтанки от Адмиралтейской верфи до Летнего сада", как вокруг тебя уже гаражи, пустыри, завод по производству мороженого и скульптуры из обломков сельскохозяйственной техники. |
| 64 | Оказывается, о тяжелый и плотный серый ветер можно удариться головой. А когда на ударенную голову обрушивается лиовый закат, то ты вообще перестаешь понимать, где ты находишься. Днем хочется накормить вентилятор свежим воздухом, а то плотный и использованный скоро начнет в нем застревать. Друг Паша рассказывает об опасностях прогулки по ночному городу Д., где яблоки и ежевика устраивают на тебя засаду и внезапно выпрыгивают из кустов. Сочувствуя, завидуешь. |
| 65 | Стоит небу расколоться и вылить на тебя тщательно накопленные ведра дождя, мир наполняется полуголыми и босыми мальчиками и девочками, у девочек растекается краска по лицу, но из-за улыбок это практически незаметно. Лужи настолько теплые, что понимаешь, что водный велосипед это городской транспорт и очень приятное средство передвижения. |
| 66 | "Выключите вспышку!" - говорю я, адресуя возмущенный возглас темному небу, которое ежеминутно освещается длинными безмолвными молниями. "Ему тоже нравится вид ночного города, а фотограф он непрофессиональный," - меланхолично отвечает друг Олег, отхлебывая гранатовый сок. "Просто скорость вращения земли не позволяет поставить длинную выдержку," - проясняет ситуацию друг Кирилл. |
| 67 | Друг Кирилл и друг Олег будят тебя в шесть утра, когда ты заспыаешь в три, аргументируя это тем, что они сварили кофе и у них есть бутерброды с красной икрой. Вытаскивают тебя из сна про оленей, дорожные знаки и сосновые ветки, протягивая в этот сон теплые большие ладони. После лилового заката, красных арбузов, розового анжуйского видишь с балкона семнадцатого этажа рассвет цвета разбавленного малинового сока, встречающийся с угольно-черной тучей, и понимаешь, что с покупкой розовых очков можно пока подождать. |
| 68 | Вместо "Шампунь для ослабленных волос" читаю "Шампунь для влюбленных волос". Тем временем меня попросили рассказать, что 9го августа (в этот понедельник) в 19:00 в Буквоеде на Восстания я буду читать стишки, рассказывать про диск и отвечать на вопросики, буде таковые появятся. Заходите. |
| 69 | Девочка научилась расправить плечи, если взять за руку - не ускоряет шаг. Девочка улыбается всем при встрече и радостно пьет текилу на брудершафт. Девочка миловидна, как октябрята - белая блузка в тон, талисман в кулак. у нее в глазах некормленные тигрята рвут твой бренный торс на британский флаг То есть сердце погрызть - остальное так, Для дворников и собак. |
| 70 | А у девочки и коврик пропылесосен (или пропылесошен?), плита бела. Она вообще всё списывала на осень, но осень кончилась, а девочка не ожила. Девочка выпивает с тобой с три литра, смеется, ставит смайлик в конце строки, Она бы тебя давно уже пристрелила, но ей всё время как-то всё не с руки, То сумерки, то попутчики - дураки, То пули слишком мелки. |
| 71 | У девочки рыжие волосы, зеленая куртка, синее небо, кудрявые облака. Девочка, кстати, полгода уже не курит, пробежка, чашка свежего молока Девочка обнимает тебя, будто анаконда, спрашивает, как назвали, как родила. Она тебя, в общем, забыла почти рекордно - два дня себе поревела и все дела. Потом, конечно, неделю всё письма жгла. И месяц где-то спать еще не могла. |
| 72 | Девочка уже обнимает других во снах о любви, не льнет к твоему плечу. Девочка уже умеет сказать не "нахрен", а спасибо большое, я, кажется, не хочу. Девочка - была нигдевочкой, стала женщиной-вывеской "не влезай убьет". Глядишь на нее, а где-то внутри скрежещется: растил котенка, а выросло ё-моё. Точнее, слава богу уже не твоё. Остальное - дело её. |
| 73 | А ей говорили - дура, следующего так просто не отпускай. Ты наори на него и за волосы потаскай. А то ведь видишь - какая теперь тоска, Поздравляешь её "здоровья, любви, вина" А её так тянет ответить: "Пошел ты на" И дергаться, как лопнувшая струна. А с утра ей стресс, а после в метро ей транс. В пору кинуться на пол и валяться там, как матрас. Декабред - это бред, увеличенный в десять раз. |
| 74 | И она смотрит в себя - и там пустота, пустота, пустота, Белее любого безвыходного листа, И всё не то, не то и она не та. И щека у нее мягка и рука легка, И во всем права, и в делах еще не провал. В следующий раз она будет кричать, пока Не выкричит всё, чем ты ее убивал. |
| 75 | А я сижу в ночи, и собака лает, так жалобно - куда уж там соловью, Дедка Мороз, я пишу тебе соком лайма, кефирчиком залью и дымком завью. Будешь читать - пожалуйста, пожелай мне вырубить это чертово ай-си-кью. Столько народу в четыре утра в онлайне - страшно за их налаженную семью. |
| 76 | Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять. |
| 77 | Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану. |
| 78 | Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать... |
| 79 | Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне... Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне. |
| 80 | Ну, не бываешь, что еще взять с такого, Кто бы ни провинился - ты ни при чем, Как-то всё сразу выдалось бестолково, Ты из таких придуман несостыковок, Что изначально, видимо, обречен. Знаешь, как надоело куда-то мчаться, Верить не в то, да плакаться под вино, Горе - хоть от ума, так ведь я не Чацкий Горечь такая в недрах кофейной чашки - Господу, верно, скулы бы подвело. |
| 81 | Хочешь, я расскажу, как у нас делишки, Как мы живем, как трудимся, как едим. Знаешь, мы существуем - но так, не слишком. В городе, знаешь ли, каждый нечетный лишний, Каждый второй - подсевший, а ты один. Кончил ли ты какой невозможный колледж, Или ты из Елабуги, из Перми, Как ты так невозможно под сердцем колешь, И из какого ты: "всё равно какой уж" И из какого "кто-нибудь, обними". |
| 82 | Как я тебя собирала, бумажки чёркая, Хочешь - покажут, вот посмеешься всласть, Звон поднебесный, белый огонь в печенках, Пыльную синь в ресницах, густую челку, Заархивировать, вычистить и прислать. Мне бы тебя молчать, не орать скворечьим, Плачущим гомоном, в кожице проминать. А из скольких ты выдуманных наречий, А из скольких ты создан противоречий - Правильно будет вовсе не вспоминать. |
| 83 | А что не допивали - то днем лакали, ходили, глупо тратили проездной, смотри, какое утро над облаками твои глаза наполнит голубизной, смотри, как солнце плавится жидким медом, щекочет, жарит спину под рюкзаком, а ты читаешь Канта и Айрис Мёрдок, и собираешь всех, с кем уже знаком. А по ночам ты смотришь, как в мути рыхлой проклевывается ласковый вздох дневной. У кошки девять жизней - и кошка дрыхнет, тебе подобной роскоши не дано. Автобусы толкаются, входят в штопор, отдал долги - свободен до четверга. Ты любишь не того, кто был создан, чтобы, а тех, кто пока не знает: а нафига? Часы скрипят десятками коростелей, твой мир прожорлив, сладок и невесом. Страшней всего - проснуться в своей постели, смешней всего - забыть, что такое сон. |
| 84 | Там наверху, резвились, воткнули штепсель, проводка погорела ко всем чертям, портвейн дешевле выжаренных бифштексов, гитарные аккорды важней, чем театр. Бежишь, забыв про все синяки и ранки, и куришь, что настреляно, на ходу, питаясь хлебом, сыром и минералкой, чтобы не тратить время на ерунду. И это от восхода и до восхода, для пересохшей глотки вино - вода, и алгебра карманных твоих расходов проста, как ветер, треплющий провода. |
| 85 | Разбрасывай дороги свои, нанизывай, болтайся в переулках с пустым мешком, наручный этот стрелочный механизм - обычный компас с вытертым ремешком. Не бойся это всё растрепать, растренькать, и не баюкай прошлое на груди, любая стрелка - это всего лишь стрелка, дорожный знак - не хочешь, так обойди. Не стоит полагать, что удача - агнец, заведомо назначенный на убой. Когда-нибудь ты просто получишь адрес и список тех, кого ты берешь с собой. |
| 86 | Царапает внутри от лихого звона, от язычков невидимого огня, на форуме небесного произвола какая-то невиданная фигня. Админ - уснул, ушел, вероятно запил, а может, ему попросту не с руки. Цензура погибает, ход тем внезапен, не стоит думать, как дальше жить с таким. Не стоит думать. Точка. Конец строки. |
| 87 | Судьба твоя резвится, меняет ники, флудит безбожно, и на язык остра. Ее ладони вымазаны в чернике, ее ветровка - в ссадинах от костра. И знаешь - сколько жизней она заспамила и под себя подмяла и подгребла вот этой злой сердечной твоей испариной, твоей отрыжкой едкой из-под ребра... Их тысячи - зависимых и отвественных, неистово боящихся потерять твои слова, твою золотую ветренность и обморочную непрожитость бытия. |
| 88 | Пока ты трешь ладони за грязным столиком, пока ты гонишь мысли свои взашей, все те, кто сочиняет твою историю, сотрут еще немало карандашей. Они ломают нимбы, пыхтят и корчатся, а ты даже не пробовал позврослеть, и им еще поплачется, похохочется, и восхищенно выматерится вслед. Как ни крути - всегда девятнадцать лет. |
| 89 | Пока они там возятся в голубиных своих небесных сферах и чертежах - дай Бог тебе ни с кем не делить любимых и уходящих за руку не держать. Дай Бог тебе не видеть ночных кошмаров, не захлебнуться в логове мертвых фраз. У кошки девять жизней - но кошке мало, а у тебя одна - и тебе как раз. Дай Бог, чтобы в глазах твоих не мелькало безвыходное жалкое "Если бы", дай Бог тебе кроить по своим лекалам податливое туловище судьбы. Пиши, как есть, без жалости, без запинки, не будет, не придумано девяти. Не даст Господь - так сам разбивай копилку, раскрыть секреты, по уши в них войти, Расходовать, что выдано, до крупинки. Не думая, что может и не хватить. |
| 90 | Книга закончилась сто десятой, будто выстрел в затылок. Ветер сухой несется вприсядку, за ночь земля остыла. Здесь - подушка и чай с малиной, хлопает кот глазами. Там - последний лист тополиный лег на плечо и замер. Если бы можно - забраться в нишу, и наблюдать спокойно Если бы можно бы - отстранившись, из полумглы оконной. В сказке удобней - там что ни дело, славные - выживают, Там - хоть осколком тебя задело, рана ли ножевая - Выберешься, победишь, воскреснешь, будешь махать руками Здесь - уютное толстое кресло, там - холодные камни. |
| 91 | Это не модно - чтоб всё отлично, чтобы в конце смеялись, Здесь под скорбным и злым обличьем всюду бушует ярость, Чтобы поверили - в жизни - хуже, ни за кого в ответе. Чтоб понять - никому не нужен, в общем, на этом свете. И - обязательно в послесловье - с грустной для виду миной, Да - и мы такое же словим, всё так непрочно в мире. Мол, отомстим за него обязательно, поплачем, всхлипнем, зароем. Как они смеют - эти писатели - так убивать героев? Пусть не погибну, как гордый прадед, общего счастья ради. Если они приучают к правде - я не хочу по правде. Я не хочу, чтоб "со всеми будет", рай ведь не за горами, Это не там умирают люди - это я умираю, |
| 92 | С каждой травинкой, с ребенком каждым, с каждым щенком соседским, Глупости - это любой мне скажет, но не хватает сердца. Я успокоюсь сейчас, конечно, я уже всё узнала, Может быть, где-нибудь на конечной я изменю финалы, Ветер окрепнет, дрожат канаты, птица уже в полете. Слезы лежат на столе в лохматом порванном переплете. |
| 93 | Вы знаете - что такое флейта? Что такое серебро на губах? Это когда сколько звуков не лей ты - мелодию вздохом перебивает Бах. И рвется музыка, симфонией, недожестом, горячим призвуком, пеною на волне, И веки дрожат в необъяснимом блаженстве, и каждый звук вздохом живет во мне. Это страшнее любви, объяснения на свету, это больнее, чем удар любимой руки. Это, если ты птица, понимать на лету, что не долетишь до середины реки. Вы знаете, что такое флейта? Это когда проза становится песней, Это когда грудная твоя клетка становится для тебя тесной, Ты грызешь фальшивое серебро, выдувая нежность стиха. А что-то давит тебе в ребро, вынуждая не выдыхать. Что такое флейта? Клапанная дорога, каждым шагом - на лезвие, каждым шагом на звездный шов. А мальчик Сережа вышел искать Бога, и до сих пор ищет, и главное, чтоб не нашел. |
| 94 | И здесь не будет мажора, три бемоля в ключе, ищи меня, ищи, я не приду, не откликнусь на нежный зов, И ты не спросишь меня, не будешь спать на моем плече, сложно постигнуть высшее, не понявши азов, Ты погибнешь на входе, ты вскинешь брови, застыв в безрадостном понимании, А в мире давно уже нет любови, есть только ветер, и трава, и есть: "Спасибо, пожалуйста, за внимание", Ты знаешь, мы точно встретимся летом, так что волнуйся, зови, дрожи, Смотри, как ели трясут лапами. Ты знаешь, что назвается флейтой - флейтой зовется моя жизнь. Переставай нажимать клапаны. |
| 95 | И всё это время по внутренней стороне лобной кости стучала одна и та же назойливая навзячивая фраза: "Этого не бывает. Этого не бывает. Этого не бывает." Потому что этого действительно не бывает - слишком много каких-то непонятных, несочетающихся вещей: моя сестра, которую я помню рядом с собой всю жизнь, которая всегда мне казалась ровесницей, неожиданно стала мужней женой и уехала на медовый месяц(!) в Хорватию, мне скоро в Калмыкию, в степь и жару, Сережка в Сибири почти до октября - и я не могу представить, что я не только не буду почти ежедневно засыпать на его плече, но и смску даже не отправлю - нет там мобильной связи. И последним аккордом в этой феерической нелепице - то, что мы с братом в Одессе, в Одессе, где абрикосы растут на деревьях. |
| 96 | Сначала дорога - долгая и жаркая, в машинах, в разговорах - не замечаешь, как вместо сосен - клены, вместо ромашек - цикорий, а вместо "Берегите лес от огня" - желтые бескрайние поля и "Берегите жниво от огня!". И подсолнухи. И яркие пятна цветов - синий, желтый, зеленый и красный - так не бывает. Мы совсем забыли, что бывают какие-то ночи, кроме белых. И когда через пятнадцать минут после заката на нас навалилась густая бархатная темнота, в которой руку полнеси к глазам - не увидишь, мы не поняли, что случилось. А когда подняли головы и увидели рассыпанные звезды - осознали, что таки да, мы не знаем украинской ночи. (ужасы городского человека 21 столетия - увидеть это звездное и безумие - и выдать первой же фразой: "Офигеть! Как в планетарии!") Мы ставили палатку под яблоней, мы ночевали около дороги близ Диканьки, в метре от нас рос хлеб, мы безуспешно пытались говорить по-украински, нам останавливались машины, по которым мы не голосовали. Мы глотали ветер и ехали в Одессу. |
| 97 | Город встретил нас театральной афишей с надписью "Кентрвильский привид" и рекламой Гала-радио, на которой большими буквами было написано "Превед, лiто!" Вдохнули, выдохнули и растворились в Городе. Здесь про каждую улицу прочитано по килограммму книжек, здесь теплый ветер вечером, здесь парусный корабль у Морского Вокзала. И - несмотря на нереальность происходящего - ко всему хочется добавлять - слова "живое, настоящее": живое настоящее море, живые настоящие платаны, живые настоящие улочки, изгибающиейся под немыслимыми углами. |
| 98 | ...Дурацкая привычка - пробовать каждое слово на вкус, разгрызать его, как семечко - так вот Дерибасовская, Ланжерон, Маросский спуск (ага, потому что подниматься по нему никто не захочет), Потемкинская лестница, памятник апельсину - великолепны, полезны для организма и полностью готовы к употреблению. До сих пор чувствую их запах на губах. Дети в Городе лучше, чем звери, звери - лучше, чем люди, люди - лучше, чем улицы, а улицы - лучше всего на свете, кроме разве что 18 сентября, но не будем об этом. |
| 99 | Заглянешь в подворотню маленького старого дома в прохладном переулке - а там зеленый солнечный двор, ярко развешано белье, дети, бабушки, красивые женщины (женщины невероятно красивы - какой-то настоящей, невыдуманной красотой, у них яркие щеки, полные смуглые руки и глаза - как ночные озера). Город поражает тем, что он живет - несмотря на толпы туристов, кучу кафешек, гостиниц и прочего - он живет ясной простой жизнью - теплой и пряной, будто полынь. Вечером всё меняется. Если днем Одесса - мама, то ночью я бы не пожелала Ростову такой жены - царицы. Она вскидывает руки, она надевает холодный черный шелк и прищуривает глаза. Она поет ночной скрипкой, в ней мечутся летучие мыши и шумит море. И живешь - вечно, чувствуя как от тебя уходит каждая секунда. |
| 100 | А мы сидим - и пьем сладкое белое холодное вино - и перед нами город и журавлики подъемных кранов в порту, и море - и над нами беседка, и под нами нагретые за день камни. и мы проходим по кружевному белому мосту - чтоб через пять минут, спустившись по истертым ступеням - увидеть этот мост над собой на головокружительной высоте - тонкий и ненастоящий, как млечный путь. Нет, я не хочу здесь жить - я боюсь, что слишком скоро можно привыкнуть и уже не замечать ничего - радоваться жизни, есть фрукты, загорать до черноты, нырять в ласковую воду, встречать корабли и улыбаться, но не ловить минуты, замирая - будто загадываешь желание на падающую звезду. |
| 101 | Нет, лучше так - на два дня, на не по-настоящему, уезжать на утреннем трамвае, оглядываться и обещать себе приехать сюда - еще, и еще, и еще. Пытаться запомнить, выразить как-то в словах, хотя получается непонятно и сумбурно. И повторять увиденное на стенке на одной из маленьких улочек простое заклинание, легкое, как монетка и прозрачное, как вода: "Море, на море суша, на суше кот. Сидит и видит море, на море суша..." |
| 102 | Кажется, мне и вправду стоит исчезнуть, уйти, упасть, Слиться с прозрачной музыкой, живущей в открытых дрожащих пальцах, Вынырнуть, задержать дыханье и снова в морскую пасть, Приобрести влияние, щупальцы, жабры и прочный панцирь. Скоро я позабуду, как теплый воздух течет в гортань, Если бы мы даже выжили - на открытие б опоздали, Падает из ладони кубок, не донесен до рта, Желтая субмарина выходит на берег, песок раздавлен. Медленно обвожу пределы, в карандаше печаль, Каждый клочочек сердца сожми в ладони и грубо скомкай, Там, вдалеке хрустит дорога из желтого кирпича, Желтое солнце давит сухие губы солено-колко. |
| 103 | Боже, не дай мне дорогу к небу, но дай мне выдох в висок, Дай мне выход в открытый космос, дай мне, Господи, жару, Я хочу целовать тебя, скрипит на зубах песок, Я хочу целовать тебя, но всё время мешают жабры. Я закрываю глаза, я сдираю с губ неживую слизь, Каждую каплю моря пугаю розовой наготою, Я не прошу спасти меня, только, прошу тебя, только снись, Я прошу, уходи, но будь, пожалуйста, наготове... |
| 104 | Это даже не голос, это шипенье старой иглы, И отпеванье наше давно должно было состояться, Скажут, их было четверо - иксы, игреки и углы, Будут над нами смеяться - пусть их, люди должны смеяться. Впрочем, не обращай внимания, это просто метель, зима, Море сковало льдом и мы убиваем, потом жалеем, Но посмотри и выучи - там, во первых строках письма... Поздно. Обрыв дыханья, и воздух пахнет вишневым клеем... |
| 105 | Я устал, я промок, Мне бы голову хоть вытереть, И словесный комок Замер где-то в груди слишком много домов В тесном моем Питере, Слишком много домов - некуда заходить. |
| 106 | И кончается день, Солнце за горизонт выльется, Даже парк поредел - Остаются одни пни. Слишком много людей, чтобы от них вырваться, Слишком мало людей, Чтобы придти к ним. |
| 107 | Так вот милю за милей, Слезы в карман пряча, Окончания жду, как Море ждет моряка, Я куплю в "Детском мире" Красный маленький мячик, Он ложится в ладошку Будто чья-то рука. |
| 108 | А окошко горит, Я стучу кулаком - с возрастом Руки стали сильней - Вой перешел в хрип. Слишком маленький крик В слишком большом воздухе, В слишком маленьком мне Слишком большой крик. |
| 109 | Лунный свет вдалеке, Лунок след на песке - ямками. И кричи - не кричи, Не согреешь ничьих рук. Сквозняки из щелей, Если ухом к земле - явно, как Будто сердце стучит - Слышишь, стук-стук-стук... |
| 110 | ...А старом-старом лесу, в глубине, там где сплетаются над головой темно-зеленые ветки растут две коричневыо-мшистых горы, похожих на верблюжьи горбы. Одна гора высокая-высокая, тянется к ясным звездам, на ней вороны ночуют и ласточки гнезда из кометных хвостов плетут. А вторая гора пониже ростом - на ней темные кроты норы копают, хитрые рыжие лисы по ней бегают, брусника там алая растет... А на вершинах и той и другой горы растут синие-синие цветы. И если глянуть поближе на эти цветы... |
| 111 | ...сероглазое существо сосредоточенно размазывает по бумаге гуашь, щедро мешая оттенки. Мало листка на всё сразу, вот и налезает одно на другое, и вот уже непонятно, из-за какого куста должна высовываться хитрая апельсиновая мордочка, откуда должно раздаваться звонкое щелканье дятла. Рука замирает в раздумьи, ярко-синяя капля повисает на кисточке и обрывается. Август. Падают звезды. |
| 112 | ...и если глянуть поближе на эти цветы, - обрадованно подхватывает голос, - присмотреться к ним, вобрать их в себя полностью - то глаза засияют их синевой, и небо откроется чудное и увидишь зеленую долину, и замок, построенный из красного гранита, и желтое солнце над ним, и принцессу Дашку, прыгающую через скакалку... ...не успевает, не успевает, не успеть за словами - они сами прыгают, как камешки в реке, движение руки - штрих, а слово - уже картинка, огромная, которую и так-то никогда нормально не нарисуешь, а уж если поздно вечером и после чая, и когда лето, и когда весь день - наперегонки с тополиным пухом, и когда на окне от движений ветра чуть-чуть колышется легкая белая занавеска, то и подавно - и пытаешься успеть хоть что-то, чтобы потом не забыть... |
| 113 | ... и была та Дашка не красавица, но умница, днем она всё бегала, разговаривала с колокольчиками, посылала письма друзьям - это просто, надо только поймать восточный ветер и объяснить ему, кому ты пишешь, чтобы он поверил, что тее это и правда надо. А бывало позовет свою любимую коричневогривую лошадку и ускачет на ней далеко-далеко, чтоб узнать, что еще в мире бывает. А по ночам она забиралась на высокую башню и придумаывала там истории про то, как через много-много лет, в далеком-предалеком городе, где ездят рогатые машины, гда деревья растут по линеечке, а у окон стеклянные, полные темноты глаза... |
| 114 | ... ползут по потолку отблески припозднившихся троллейбусов и, если закрыть глаза, то проваливаешься куда-то в тепло и в темноту, не страшную, а которая ведет туда, где ты еще не был. И уже не чувствуешь мягкие руки, поднимающие тебя, ерошащие волосы, теплые губы на щеке, колючие звезды над головой. |
| 115 | А с утра на столе лежит Сказка - теплая еще, едва проснувшаяся. Даже не совсем сказка - без начала и конца, без завязки и морали. Но это же не главное. Всё равно это Сказка - потому что она живет совсем не там, потому что просто взвивается желтый тонкий песок под копытами и свернулась уснувшей змеей во дворе скакалка. И пусть кто угодно говорит, что это непонятные пятна, яркая гуашная мазня. Мы-то знаем. |
| 116 | Никто меня не толкал, не бил меня по рукам, изящно не намекал, и яда не лил в бокал. Но дрогнул сквозняк в груди - исчезни, не навреди, мне просто стало понятно, что мне пора уходить. Всё те же сидят, едят, глазами в глаза глядят, за всеми вокруг следят, басами в ушах гудят. А я взгляну на луну, оставшимся подмигну и серой прозрачной змейкой за темный порог скользну. И вот за спиной мешок, дорога, гладка, как шелк, и если идти, не думая, то даже и хорошо. |
| 117 | Ни добрых, ни злых вестей, и можно под нос свистеть, луна разделяет небо на семь золотых частей. Я левой босой ногой ступаю на путь благой, а правой босой ногой чешу свой живот нагой. Не тронет меня беда, иду я по городам и, если хотите счастья, то я вам его продам. И день погоняет днем, и едет другой на нем, и солнце луну меняет горячим своим огнем. А я себе всё бреду, бреду на свою беду, и если совсем печально - меняю на сны еду. А нынче - ушла тоска, и боль ушла из виска, по небу гуляет ветер и дымные облака. |
| 118 | Я глянул - к глазам рука - весна стоит у ларька и держит большую чашку холодного молока. Смеется щербатым ртом, пушистым трясет хвостом и гладит ларек по стенке, как если б он был котом. И плещутся тополя и травы растут в полях, лохматые жеребята по этим полям пылят. Ну что, говорю, весна, привет, говорю, весна, теперь мне малы все шапки и куртка совсем тесна. Что делать теперь, скажи, ловить ребятню во ржи, а может, найти принцессу и к ней поступить в пажи? Она же хитрит, молчит, на ветках сидят грачи, а сердце мое как будто на сковороде скворчит. |
| 119 | Конечно, зачем слова, раз кружится голова, раз можно кричать и бегать и всех вокруг целовать... Какая уж там беда, какие мои года, сердца - они бьются к счастью, сегодня и навсегда. И, сколько меня ни бей, ни ябедничай судьбе, весна обнимает город, а я поспешу к тебе. А может быть ты ко мне, у нас еще сотни дней. И змейки - узором тонким среди голубых камней. |
| 120 | Мы недавно ходили в гости. Мы пришли вечером в дом, в старый красивый дом, нам открыл дверь человек с уютным лицом. Мы скинули рюкзаки и попытались пойти на кухню. Но он остановил нас и сказал: "Наденьте тапки?" Мы сказали: "Не, мы потеряем." "Не, - сказал он. - Наденьте тапки." Мы отпинывались как могли. Мы правда теряем тапки, остаются они только если они гвоздиками к ногам прибиты. И вообще босиком лучше. И вообще. Мы пошли на кухню ставить чайник. Он пришел за нами с тапками и сказал: "Наденьте. Я тут сижу один. И у меня целый дом пустых тапок." И меня пробило почти до слез. Это же совершенно страшный символ внезапного, горького и беспросветного одиночества. Одиночества, к которому не привык. Одиночества, с которым не выжить. Когда ты сидишь один. И у тебя полный дом пустых тапок. Я даже потом честно старалась их не потерять. Чтобы хоть часть пустых тапок в доме была заполнена. |
| 121 | Вот собака-удача бежит за подброшенной палкой, Я хотела к тебе, но внезапно закончился день. Я хочу с тобой жить в невеселом заброшенном парке, Где деревья степенно спускаются к самой воде. Где свистят соловьи и гуляют печальные кони, Малахитовым бархатом мох у подножия стен, Там я стану спокойней, наверное даже покорней, Буду тихо шептать "я люблю", расстилая постель. |
| 122 | Расстилая постель, расплетая усталые пряди Рассыпая мерцающий шелк небогатой косы, Постучишь, переступишь порог, поцелуешь не глядя. И заплачет в своей колыбели проснувшийся сын... Отменить. Не сюжет. Из меня никудышная парка, Даже в собственной жизни сбиваюсь на спетый мотив. Я хочу с тобой жить в невеселом заброшенном парке, Где гуляют ветра и сплетаются наши пути. |
| 123 | Где простуженный голос сплетается с вымокшим летом. Где смеяться, ругаться, курить, говорить невпопад Прижиматься друг к другу под старым изодранным пледом. Расплетая пушистые косы - живой водопад. Тоже, в общем, неплохо, но скучно, придуманно, плоско, Предпоследний трамвай вперевалку по рельсам бежит. Ветер треплет короткие лохмы отросшей прически. Черт бы с ним. Это всё ерунда. Я хочу с тобой жить. |
| 124 | В середине дня на почти пустой улице, танцевал мальчик. Очень лохматый и очень какой-то поникший. Точнее даже не танцевал - играл роль из какого-то известного ему одному и невероятно трагичного спектакля - вскидывал тонкие руки, ломался пополам, изгибался под одному ему ведомый мотив, звучащий в черных капельках наушников. Редкие прохожие обходили его по широкой дуге, оставляя один на один с беспощадным плавящимся солнцем, в горячем воздухе, дрожащем кружеве тени. Вечером, нетвердо держась на ногах, по улице шел мужчина средних лет. В правой руке он бережно, чуть на отлете, держал за ножку глобус. Сонное лицо выражало нежность и умиротворение - мол, что бы про тебя, мир, ни говорили, - всё равно ты желто-зелено-синий, и я несу тебя домой, осторожно, как спящего котенка. |
| 125 | Девочка с длинной светлой косой и ссадиной на коленке горделиво ведет за руль смирный велосипед и тот покорно переступает колесами. Двадцать первый век, Дева с Единорогом, холст, масло, асфальт, небо. Детеныш лет шести играет на флейте. На станции метро Достоевская, в сером граните, в тяжелых фонарях. Быстро бегают пальцы, звенят в такт в старой шапке серебристые монетки. Свежий ветер, бабочка на фиалке. А ночью неожиданно кончился Литейный, закрылся, уткнувшись в небо разрубленной дорогой моста. |
| 126 | ...а в каждом углу как пыль, как снег, съежилась тишина. И если ты хочешь уснуть в весне - сюда не придет весна. ...но где-то есть синева, она неведома никому. Пишу от северного окна восточному твоему. Пишу - и строчечные ряды слетают, как мотыльки И вьется в них сигаретный дым - браслет для твоей руки, Звенят хрусталики запятых, но буквы обречены, Они носители немоты - корсет для твоей спины. |
| 127 | И я запечатываю конверт и в поле, где адрес - "Ты". Кидаю влево, туда, где дверь и высохшие цветы. И взвивается пыль по его следам, И взвивается музыка - Нотр-Дам Де Пари, допари или докури, Только лучше всё же не говори, Только лучше спрячься в углу, в тени, И ладони к облаку протяни, И рассмейся, прыгай, кричи, танцуй, Пока время не подошло к концу, |
| 128 | Пока ветер кружится по стене, Пока вечер всё-таки не стемнел, Пока белой бабочкой на диван Не присядет письмо мое с меткой: "Вам" И вянет роза ветров в соленом форточном сквозняке. И значит, скоро в метро, в троллейбус, с тетрадями в рюкзаке, И значит скоро звонки, занозы, зима, авитаминоз, И значит, пробки, метель, заносы, простуды, заложен нос. Но всё-таки ты мне еще пиши, и рано еще сипеть, И там, где уже стоят машины, проедет велосипед. И я отвернусь и только украдкой, тихонько только взгляну, Как ты напишешь в своей тетрадке: "Северному окну." |
| 129 | Ничего не понимаю - минуты тянутся долго-долго, а недели пролетают мимо на первой космической скорости. Но в лесу еще лежит снег, он ледяно-зернистый, его можно грызть и лепить из него мокрые лохматые снежки. Но уже оживают муравейники и земля покрыта толстым слоем опавших листьев, и веточка украдкой сорванного вереска зелено-сиренево греет ладошку. Но если дома пахнет желтым солнцем и свежими огурцами, это значит, что случился летний вечер. |
| 130 | Но если можно стоять на набережной и есть хлеб, запивая соком, и смеяться пртив ветра, это значит, что усталый сентябрь. Нельзя же смотреть одновременно в четыре стороны - голова закружится. А мне нравится. И вот только тогда, когда деревья еще не окончательно поняли, что они деревья и небо еще не уяснило, что оно должно быть бархатистым на ощупь, ты звенишь от напряжения, пытаясь не пропустить момент - чтобы встроиться в происходящее, раствориться без остатка, стать частью... чтобы почувствовать себя. Кажется, получилось. |
| 131 | Главное - не сразу переносить на бумагу все ощущения, лихорадочно выхватывая из рюкзака блокнот, нужно дождаться того момента, когда давление их станет невыносимым, будет жечь кипящим металлом воспаленное горло, когда уже не сможешь, не в силах будешь не выплеснуть, не сказать, как брызгает каплями лимонного сока и меда на снег редкое солнце, как обнажаются кофейные зерна земли, осенняя умершая трава... Как выгибаются под ногами, почувствовав тепло, кошачьи спины мостов... Мне восемнадцать лет, и я сижу и пью свой де Олла, слушаю джаз и людской гомон, у меня пятница-вечер, я знаю свои планы на ближайшие два дня и две ночи. Да, я счастлива настолько невыносимо, что даже не знаю, что мне потом за это будет. |
| 132 | И за высоким окном бушует мой город, с его весенней грязью, с его толкотней в метро, с его звенящими замерзающими фонарями, с капризными сфинксами... Город, играющий в отражения, и понимающий, что серые лужи, черные деревья за окном - это совсем не то же, что отражение тех же луж и деревьев в другом окне. Город, балансирующий на грани, упивающийся риском падения. Я знаю, как рассветает, как начинают блестеть дороги, наполняясь юркими мышами машин. И как дрожит по утрам одинокий ангел на Дворцовой. И знаю, как будет жарко, и знаю невыносимый ветер, забирающийся в горло, и знаю ранние подъемы - неразлипающиеся глаза, и знаю нескрытые слезы, и сырые подъезды... Я знаю, да. |
| 133 | Я не умею рисовать, и это к лучшему, я не хочу переносить плавной кисточкой на красивый лист эту сладчайшим грузом падающую на плечи реальность. Вот разве что спасают мечущиеся из клетки в клетку по измятому блокнотному листку черные кривые буквы. Потому что только успокоилось дыхание, только трезвый ум начинает бормотать что-то обычно-нейтральное - и ударом куда-то в район солнечного сплетения - в рамке открытой улицы, тускло-серебряный купол, чуть-чуть закатное небо, сумасшедшие птичьи росчерки. Но если бы я колдовала Город, я наколдовала бы его в узких белых ладонях, в длинных почти прозрачных пальцах. Которые чуть-чуть греют. Которые не смогут защитить. |
| 134 | Кажется, отпускает сердце, кажется, успокаивается дыхание - еще немножко и я смогу спокойно идти, без риска, что мне я не удержусь на земле, исчезну, разлечусь на осколки, незаметные на мокрых дорогах. Уже, уже почти, но... Но небо и водосточные трубы, но полосатые трамваи, и запах корицы на губах, но тяжелая маслянистая вода в черных реках... Шесть вечера. Мне восемнадцать. |
| 135 | Если там идут с рюкзаками - это мои, Если там в нитяных перчатках - это мои, Если там с широкой улыбкой - это мои Вот, идут - по полкам, по партиям, по рядам Если листья падают с клена - это мои, Если дождь шелестит по крышам - это мои Если кто-то звонит устало - это мои, Что ж, давай прощаться? Привет? Я им передам. |
| 136 | Если кто-то звонит у входа - это за мной Мама, мама, вернусь когда-то - это за мной, Собрала чемоданы, плачу - это за мной, Я же знаю, давай прощаться, уже пора Если в срок приходит автобус - это за мной, Если кот повернулся на бок - это за мной, Все долги, придирки, ссоры - это за мной. Что тебе до меня, ты дерево, я кора |
| 137 | Если кто-то ищет кого-то это меня, Пусть красивую, умную - но все равно меня, Я ведь чувствую в воздухе - как это "звать меня", Это даже не "милый, милый", это - вперёд. Обдираю локти, пальцы - иду, иду, Кто б то ни был - капкан, насмешка - а я иду, Кто б ты ни был - чужой, любимый - слышишь, иду Телефон-автомат сам номер мой наберет. |
| 138 | Не ходите за мной, это просто заря, труха, Крики чаячьих слетков, усталого петуха, Наважденье ничтожье, глупая чепуха, По ноябрьским лужам, по первому голоску, Только шаг шагнешь - и сразу вода, вода, Голосистая просинь, снежная ерунда, Непонятно чего ничейная право, да, По холодному дню, по инею, по песку. |
| 139 | Пропусти меня - слышишь, эти со мной, со мной, С рюкзаками, беретами, флейтами за спиной, Кормовой, ничтожный, нужный, очередной, Этот главный удар в поддых, а потом новей. Как с картинки сорвали пленку - с переводной, Только там не Микки-Маус. Там нет - чумной, Межсезонный рай. Снег струится. Бедняга Ной В сотый раз спасти не умеет всех сыновей. |
| 140 | Слышишь - этот трубач над небом - все я, все я, От отца идут усталые сыновья, От житья веселого, жен, женихов, жнивья, По моей трубе, по тяжелой моей хотьбе. И под ними тяжко дышит, земля, стерня Слышишь, мама, кто-то звонит. Там меня, меня, Прижимается к сердцу горячая пятерня. Это мне, мне, мне. То есть хочешь - отдам тебе. |
| 141 | Вы уж меня простите, невиноватый я, я просто нынче влюблен. И Вы простите, что я задел вас кончиком своей улыбки. И Вы простите, что я слегка забрызгал Вас своим теплом. И Вы простите, что я Ваши Умные Мысли ослепил на минуту солнечным зайчиком. Я постараюсь вас больше не трогать, честное слово. Я вообще ужасно неуклюжий, вы знаете? Если плакать начну - так непременно кого-нибудь заражу этим безобразием. если радоваться - непременно кому на ногу наступлю случайно. Просто кошмар, не знаю, что и делать с собой. |
| 142 | Я просто нынче влюблен. Поэтому мне всё можно. Я ненадолго такой. Я постараюсь спокойно. Ну, разве что почешу за ухом какого-нибудь проходящего мимо узкоплечего рыжего львенка. Или перекувырнусь через голову в первой попавшейся луже, только сперва выберу такую, в которой побольше кусочков проснувшегося неба. Или залезу на тополь и буду пускать отуда мыльные пузыри. В которых всё отражается. А потом пойду мороженое есть и кататься на карусели. На той, которая с лошадками. Вы мне простите, правда? Я просто нынче влюблен. |
| 143 | Что это было - вечер, а может быть, утро, а может и день, неважно, Что там горело, солнце или луна или разноцветье ламп, Кто-то ходил, шутил, кто-то пил вино, улыбаясь улыбкой влажной, Кто-то глазами скользил по горячим юным прикрытым слегка телам. Кто-то еще чего-то, но я не помню, без надобности сюжеты Лишние, мне и своих навалом, вот они, грудятся на плечах, Пачкают мне рубашки и посыпают буквами мне манжеты, Не оставляют в покое меня ни в ночах, ни тем боле в дневных лучах. |
| 144 | Мышь породила гору, гора к Магомету двинулась в менуэте, Следом за Ахиллесом и черепахой в их неземной вояж, Что ж я опять полезу в дебри эти, в легенды чужие эти, Нечего мне там делать, у них дорога своя, у меня своя. Ветры махали, звезды светили, даль неизведанная манила, Птицы слетали на плечи и прочищали горлышки струйкой нот, Я убежал, прекрасный и нетипичный, будто бы пневмония, Даже не взял с собой башмаков железных, так как и так цейтнот. |
| 145 | Долго идти и трудно ибо путь мой движется по спирали, Каждый виток длиннее другого, каждый начало в себе берёт. Лисы бежали следом, хвостами следы мои на песке стирали, Чтобы не мог вернуться, чтобы зубами скрипел, но вперёд-вперёд. Солнце садилось низко, кончались куплеты, дорога петляла вяло, В самой высокой башне, свой телескоп настраивал астроном, Шар прекращал быть круглым, и очертанья приобретал овала, Или, быть может, амфоры иль кувшина, наполненного вином... |
| 146 | Огня не добыть из мокрого кремня, не ври, не ври не мне, Мы варвары, мы не вымершие не римляне, Дохни на меня, замерзшей рукой протри меня, Я сказка о мертвой царевне, потерянном времени. Каждое дышит стекло, во тьме умножаясь На ноль по цельсию, на ледяную жалость, Крот засыпает в норе, засыпает выход, Вдыхает свой засушенный летом выдох. |
| 147 | Из мокрых цветов, из листьев сухих и палых Рисую свою хохлому, свою гжель и палех, Багряные кони бьются в холодных стойлах, И время пришло опять выбирать достойных, Согревшихся в золотой индевелой шерсти, Звездой на груди, копытами стертых шествий, Умеющих понимать неземные яства, Умеющих плакать, но все-таки не бояться. |
| 148 | Достойных знать, что в мерзлой траве рассветной Детеныш спит, глаза его гладит ветром, Играет чакону Баха - рояль и лютня Сухая полынь, чабрец, зверобой и лютик, Мой Гензель ссыпает крошки в пустую колбу, Мой Карлсон своим собакам не задал корма, Мой Лель плетет венок из цветов и терна, И все это - только полог, где спит детеныш. |
| 149 | Он спит в хохломе, в костроме, на юру, в пустыне, Он видит сны - бездомные и простые, И если он спит, то здесь невозможен случай И конь сторожит его и чабрец колючий. И он не проснется, смеясь - ему не до смеха. Пусть мне, а не ему предоставят смету, И если он виноват - не ему по счету. И если спасется он - то кому еще-то. По двадцать часов читать в ледяных трамваях, Ломать ледок, когда я дверь открываю, Дышать на скважину, нужное бормоча, Над телом Незамерзающего Ключа. |
| 150 | Герои сказок стоят в обнимку в ночи, что чернее дегтя, И пальчик-с-мальчик листает книгу, в спешке ломая ногти, Ни слова вечность ты не продашь им, ни слова архиерея Сестра крапивные шьет рубашки, вплетая нити пырея. И гроб на колесиках с барабашкой, и внучка, и конь соловый, И бьет барабанщик, бьет барабанщик, ритм-секция крысолова. И крыса-король, и крыса-герой, и синяя борода, И вход в нору, укрытый корой, ведущую в никуда. |
| 151 | И слово "друг" и слово "ничей", загадка кота в мешке, Алиса ищет связку ключей, забытую в пирожке, И море, что заливает грот, горящий в пробирке спирт. И теплый полог, хрустальный гроб, и снег, и детеныш спит. И шерсть по ложу течет рекой, и рядом солнце лежит, И конь охраняет его покой, и крот не пустит чужих, И будет засуха, глад и зной, и ветер, и ураган, Но спит детеныш, и сон сквозной струится по берегам. |
| 152 | Когда весна разломает страх, и силы иссякнут ждать, То Гензель скажет: приди, сестра, ведь в горле скрипит наждак, Не шей рубашки, не трогай яд, на флейты звук не иди, Давно уже умер твой людоед с заснувшим копьем в груди. Дракон убит, ледяная кровь впиталась в подножный корм, И можно ступить на земной покров расхристанно, босиком, Снегурочка тает, заплачет Лель, от слез прорастут цветы, Детеныш катается по земле от счастья и только ты |
| 153 | Смотришь в зеркало, но право, Все, как прежде, все, как встарь, Потемневшая оправа, Переменчивый хрусталь. И о прежнем не жалея, Говоришь ему: Ответь, Я ль на свете всех милее, Всех прекрасней, правда ведь? |
| 154 | Тепла не добыть из слов, так прости, прости меня, Из злой лихорадки, больного огня простынного, Последний трамвай звенит в унисон С дождем. И луна большая. И конь охраняет стеклянный сон И я не мешаю. |
| 155 | Словами тяжко - получится не любыми. Мне страшно нужно, чтобы меня любили. Не чтобы рыдали, мучались и страдали, А чтобы где-то пели и где-то ждали. Не чтобы, меня кляня, из окон бросались, Не чтобы писали, а чтобы со мной спасались От страшного сна, от горести и от боли, От ссоры с собою, от чьей-то чужой любови. |
| 156 | Я слабых утешу, бальзам нацежу ранимым, Мне страшно нужно, чтобы меня хранили, Хвалили за дело, ругали бы за обновки, Чтоб рядом со мной стояли на остановке, Не чтобы бледнели, видя меня не с теми, Не чтобы в постели, ведь я же не о постели, Не чтобы меня пластали на покрывале, А чтобы со мною яблоки воровали. |
| 157 | Храни меня славный бог от любой печали Мне страшно нужно, чтобы меня встречали С работы, чтоб на ночь ласково целовали, Чтоб рано утром дверь за мной закрывали. Я вряд ли стану лучше, исправлю что-то, Я вряд ли буду готовить, стирать и штопать, Я буду бояться мышей, темноты и крови, Но если нас поймают, то я прикрою. |
| 158 | Господь придумал летать воробью, оленю Придумал бежать, огню - пожирать поленья, Сосне - расти, вцепляясь корнями в землю, Змее - ползти, хвостом раздвигая зелень. Меня - хорошими снами служить твоими, Хранить твое имя, красивое твое имя. Я знаю это, не знаю только, зачем мне Такое простое это предназначенье. Я выйду из дома, руки в карманы суну, Мороз рисует на лужах смешной рисунок. Распахнуто утро створками голубыми И мне так нужно, чтобы меня любили. |
| 159 | Нет сил. Нет сил. Нет сил. Нет сил. Я бы сдох сейчас, пожалуй, если б кто-то попросил. Я бы рад, но ведь не просят, Ветер ост, а время осень, Юго-юг, востоко-запад, это древо Игдрасиль. |
| 160 | Нет слов. Нет слов. Нет слов. Нет слов. Я вишу на тонкой леске, я дневной ее улов. Сеньке - шапка, волку - рыбка, Я - дурацкая открытка: Текст, написанный вслепую, и замятый уголок. |
| 161 | Сто дел. Сто дел. Сто дел. Сто дел. Я сижу на этом месте, будто вечно тут сидел. Книжку в зубы, морду в книжку, Нет меня и ты мне снишься, Даже в вечном механизме есть понятие "предел". |
| 162 | Есть дом. В нем кот. Он не спит, он пол скребет, Я плыву ему навстречу, мне навстречу мир гребет, Кот голодный и когтистый. Пищу - греть, кота - затискать, Больше я не представляю на сегодня фронт работ. |
| 163 | Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Я пытаюсь жить иначе, а выходит всё вот так. Инь длиннее, ян короче, То есть день короче ночи, За рубашкой в шкаф полезешь - вот тебе и гутен таг. |
| 164 | Жди, верь, лезь сквозь. Не выходит - значит, брось, Жили вместе, жили рядом, жили плохо, жили врозь, Обломали, покосили Ветки в нашем Игдрасиле, А осенние остатки обовьет Уроборос. |
| 165 | Я сир. Мир синь. Колкий воздух, сладкий сидр, Каждый день богат на встречи, о которых не просил. Игдрасили, Игдрасили, Выйду на Электросиле, Может, там еще осталось для меня электросил. |
| 166 | Я был плохим. А теперь я мал и хил. Запоздалый одуванчик, здравствуй, Осовиахим, Ярко светят окна-ниши, Нет меня и ты мне снишься. Капли падают так редко, что домой пришел сухим. |
| 167 | Мой единственный брат, у меня проблемы, Я неплохо ем и смотрюсь не бледно, Просто где-то внутри у меня болело, А теперь чудовищно не болит. Я хожу по тропинкам большого сада, Я пою под нос, я смеюсь надсадно. Мой единственный друг, у меня засада, И меня не спасти без твоих молитв. |
| 168 | Этот город подходит мне, как перчатка, Я умею ступать по его брусчаткам, Я шагаю четко, я молодчага, Я его шестереночный точный ритм. Я знаток всех старушек, всех побирушек, Но любую последовательность рушит Этот пасмурный день у меня снаружи Этот странный закон у меня внутри. |
| 169 | Он родной - от мечетей и до костелов, Я могу гулять до густых потемок, Он порой называет меня "котенок", Он бросает мне крошки, как воробью, Он меня привечает средь разных прочих, И горячим днем и холодной ночью, Треплет челку, ласкает меня: "Щеночек, не ходи далеко, а не то убьют". |
| 170 | Мой закон внутри - он не гаснет, тлеет. Может быть, я бы стала тебе милее, Если б нынче не шла по сырой аллее По колено в мерцающем серебре. Шестеренка, сестренка. Грядет ноябрь. Засыпают наяды. Ты знаешь, я бы С ним осталась. Мой брат, повелитель яблок, Что с тобою станется в ноябре? |
| 171 | Под ногами трава шелестит бумагой, Может, боги хотели мне дать ума, да Перепутали имя. Шумит громада Городского леса в скупых огнях. Я могла бы быть хороша собою, Пить вино и вскидывать бровь соболью. Мой закон запрещает мне звать любовью Не того, кого я хочу обнять. |
| 172 | Обладатель улыбки и теплых рук, ты Был на стреме. Мы воровали фрукты, Я свистела мотивчик червоной руты, Корни яблонь сплетались в лаокоон. И не то чтоб нуждались в нехитрой снеди, И не то, чтоб хотелось украсть, посметь, но Если нужен шанс убежать от смерти, То, пожалуй, яблоки - это он. |
| 173 | Золотые яблони королевства Шелестят листвой. Мне, пожалуй, лестно Быть своей в этом городе страшных лестниц, Крупных улиц и маленького метро. Мой любимый брат на планетном шаре, Мой закон, увы, мне всегда мешает, Ни один параграф не разрешает Называться любимой твоей сестрой. |
| 174 | Лучше б вовсе не были мы знакомы. Барабанит дождь ледяной подковой По угрюмым строениям поселковым И по гордым зданиям городским. По портовым постройкам, подъемным кранам Рассыпает сотни мельчайших гранул. Не крестился мужик - значит, гром не грянул, Из семян не вылупились ростки. |
| 175 | Повелитель яблок, ты пахнешь сидром, Ты жесток к свободным и ласков к сирым, Пред последним бессмертным своим кассиром Извинишься и скажешь: "Приду к восьми". Не давясь слезой, не давя на жалость, Ты уходишь, закат за тобой пожаром. Даже смерть говорит: "Подожду, пожалуй". И смущенно просит: "С собой возьми"? |
| 176 | Подворотен ветер тяжел, отвратен, Подожди меня, мой любимый, братик, Пусть мой долг тебе уже троекратен, Пусть ты зол, ироничен, игрок, позёр. Я опять наступаю на те же грабли, Невесомо в небе висит кораблик, Мой единственный брат - повелитель яблок, Почему мне все время так не везёт? |
| 177 | Я взрослею, я не прошу остаться, Да и ты не молод. Почти что старцы, Мы спускаемся вниз, в суматоху станций, И расходимся, скуку неся наверх. Но когда ты уйдешь от моих литаний, От моих полночных к тебе летаний, Пусть приснится тебе дождем налитая Золотая яблоня в синеве. |
| 178 | Мой закон разрешает мне что попало, Например, бродить по листве по палой, Разрешает с кем-то казаться парой Только понарошку, не навсегда. Разрешает стать наконец-то взрослой, Разрешает с сердца сдирать коросту, Мой закон формулируется просто: Будь всегда шестеренкой города. |
| 179 | Боги дали мне все, только вот ума, жаль, Не досталось. В траве суета бумажек. Смерть наметит четко - и вновь промажет, Попадая в яблоко-оберег. Не жалейте меня, за него молитесь Задрожат миражи станционных литер, Мой любимый, мой яблочный повелитель, Что с тобою станется в ноябре? |
Комментарии