| (: |
| 1 | Шестой вопрос: Я знаю, что существование совершенно в своей целостности, однако мы — отдельные вопло-щения, и если целое разумно, то его части — нет. Вы говорите, что мы нужны Богу такими, какие мы есть, иначе он не создал бы нас. Но если я с раннего детства тяжело, ужасно болен, и эта ошибка природы причиняет мне постоянные страдания, то чье это страдание? Не говорите, что Божье. Это пытка для самого человека. Как в таком случае наслаждаться жизнью? Мой профессор патофизиологии говорил: «Природа глупа, иначе она не противоречила бы самой себе, восставляя одну часть против другой. Природа заставляет нас страдать». Зачем Богу нужно страдание? Зачем, Ошо? Луначек. Вопрос важный. Но на него можно ответить только в том случае, если ты готов подняться чуть выше обычной логики жизни, если ты готов поднять свои глаза в область некой высшей матема-тики. Низшая математика — это вид правил; высшая математика — ее полная противоположность. Пифагор говорит, что есть два закона: закон необходимости и закон силы. Низшая математика состоит из необходимости; высшая математика состоит из силы. И их действия различны, полно-стью различны — хотя они и являются частями большего целого, изначального закона логоса, дао, дхаммы. Первое: в низшей математике часть никогда не может быть равна целому, это очевидно — как часть может быть равна целому? Но в высшей математике часть равняется целому. Например: в пределах низшей математики капля росы не может быть океаном; она так мала, а океан так огро-мен. Но разница только количественная! Низшая математика принимает в расчет только количе-ство; высшая математика считается с качеством, а не с количеством. И тогда капля росы в точно-сти то же, что и океан. Она вмещает в себя все океаны! Если вы сможете понять одну росинку, вы поймете все океаны, все планеты, все звезды и все земли. Одна-единственная росинка откроет вам формулу Н2О — а это формула всех океанов. Секрет, заключенный в маленькой росинке, так же велик, как секрет большого океана. Количество различно, но качество не отличается. По своему качеству маленькая капля росы так же велика, как океан — поскольку в ней содержится столько же истины, сколько в океане. Теннисон сказал, что если мы сможем понять маленький цветочек — его корень и все осталь-ное, — мы сможем понять все мироздание. И он прав — он говорит о высшей математике. Как раз на днях я упоминал три великие книги: первая — «Органум» Аристотеля, вторая — «Новум органум» Бэкона и третья — «Терциум органум» П. Д. Успенского. «Терциум орга¬нум» Успенского — это книга из области высшей математики; он был математиком, одним из вели-чайших математиков. И в самом начале этой книги Успенский пишет: «Моя книга, «Тер¬циум ор-ганум» — третья, но третья книга существовала еще до первой». Смотрите: Успенского и Аристо-теля разделяют две тысячи лет — но Успенский говорит, что третья книга существовала еще до первой. Это начало высшей математики; высшая математика начинается с самого первого утвер-ждения. Некто спросил Иисуса: «Что ты можешь сказать об Авраа¬ме?» Он ответил: «Я был, когда еще не было Авраама». Да, это что-то странное, нелепое. Как Иисус мог быть до Авраама? Однако, основное качество сознания Христа вечно. Иисус как тело не может существовать до Авраама, но Иисус как неотъ-емлемое сознание определенно существовал до Авраама. Высшая математика переворачивает ве-щи вверх дном, потому что вещи уже поставлены с ног на голову. Ты спрашиваешь меня: Я знаю, что существование совершен¬но в своей целостности... Ты не понимаешь, что ты говоришь. Если существование совершено в своей целостности, то каждая часть должна быть совершенной; иначе как может быть совершенным целое? Если все части, которые составляют целое, несовершенны, как может быть совершенной сумма всех этих частей? — это невозможно. Если каждая капля, составляющая океан, несовершенна, как может быть совершенным целый океан? Это просто: если океан совершенен, то из этого логически сле-дует, что каждая капля совершенна. Упанишады говорят — они снова говорят о высшей матема¬тике — они говорят: Бог соверше-нен. Даже если вы отнимете у него все божественное, совершенство все же останется. Отнимите что-нибудь от целого, но целое все же останется. Вы не сможете сделать совершенство большим или меньшим. Если вы отнимаете от него нечто, оно остается тем же; и если вы прибавляете к не-му нечто, оно все равно остается тем же. Ты говоришь: Я знаю, что существование совершенно в своей целостности, однако мы — от-дельные воплощения, и если целое разумно, то его части — нет. Если части не разумны, то как может быть разумным целое? Так что для тебя есть только две возможности. Первая: если ты глуп, то Бог тоже глуп, потому что глупые части сделают Бога скорее более глупым, чем менее. Такое множество глупых частей не просто сложат глупость, но приумножат ее... Бог сойдет с ума. Если ты говоришь, что Бог разумен, то должна быть разум¬ной каждая часть — только тогда может быть разумным Бог. Если Бог совершенен, то должна быть совершенной каждая часть — только тогда может быть совершенным Бог. Если ты постараешься понять, это станет очевидно. И часть ничуть не меньше, чем целое; в ней есть все качества целого — количественно она может быть меньше, но количество не имеет значения. Важно качество. Качественно вы совер-шен¬ны такими, как вы есть. Это заявляли все мистики всех времен — и я вновь заявляю это: вы совершенны такими, как вы есть. Вы Боги. Второе, что ты говоришь: Вы говорите, что мы нужны Богу такими, какие мы есть, иначе Он не создал бы нас. Да, если Он разумен, как ты сам говоришь, то зачем Ему создавать вас, если вы не нужны? Ра-зумное всегда создает то, что ему нужно. В этом значение разумности! Если вы созданы без при-чины, без цели, без необходимости стать осуществленным, то Бог не может быть разумным. Он абсолютно разумен. Говорить: «Бог разумен» неверно; было бы лучше сказать: «Бог это ра-зумность». Все это существо¬вание исполнено разумности. Но я могу понять твою проблему. Ты спрашиваешь: Но если я с раннего детства тяжело, ужасно болен, и эта ошибка природы причиняет мне постоянные страдания, то чье это страдание? Страдание — это твоя интерпретация. Ты слишком отождес¬твился с ним — это твое решение. Ты можешь прекратить отождествление, и страдание исчезнет. Твое страдание похоже на кошмар: вы видите во сне, что огромный камень упал вам на грудь и задавил насмерть. От страха вы про-сыпаетесь... и обна¬руживаете мелочь — это ваши руки лежат на груди. Но тяжесть ваших рук пробудила воображение: она превратилась в камень, и вы очень сильно напугались. И от страха вы просыпаетесь... и теперь вы смеетесь. Спросите у Будд, спросите у пробужденных, и они скажут вам, что в мире нет страдания — люди крепко спят и видят во сне всевозможные страдания. Я понимаю твое затруднение: если у тебя есть физические недостатки, если ты слепой, как ты можешь поверить в то, что это только сон? Если ты калека, как ты можешь поверить в то, что это только сон? Но разве ты никогда не наблюдал? — каждую ночь ты видишь сон, и каждое утро убеждаешься, что это был сон и полная бессмыслица — и ты снова увидишь сон, и во сне ты сно-ва будешь уверен в том, что все это правда. Сколько снов вы видите в своей жизни? Миллионы снов! Каждую ночь вы почти беспрерывно видите сны; сновидение прекращается всего лишь на несколько минут, а затем начинается следующий цикл снов. Вы видели миллионы снов. И каждое утро вы смеялись и называли их нереальными, но вы научились не слишком-то многому. Ночью, когда вы видите сон, снова повторяется та же ошибка: вы будете знать, что это правда — во сне вы будете думать, что это правда. В тот день, когда во сне вы сможете вспомнить, что это сон, сны немедленно исчезают... потому что вы делаете свою жизнь сознательной. Возможно, поверить в то, что все ваши страдания лишь сон, созданный вами, очень трудно — но это так. Потому что все, кто пробудился, говорят это! Ни один просветленный человек не ска-зал иначе. И в яркие моменты сознательности вы почувству¬ете то же самое. Луначек, вот мое предложение тебе: твою проблему нельзя разрешить только интеллектуаль-ной дискуссией — ее можно только растворить, но не разрешить. Твою проблему можно раство-рить, только если стать более сознательным. Один мой друг, старый друг, упал с лестницы, сломав обе ноги. Я пошел навестить его; он страдал чрезвычайно. А он был очень активным человеком, несмотря на то, что был очень стар — ему было семьдесят пять — он был очень активен, почти как молодой, и он так носился туда и сю-да, и брался за то и это, что отдыхать в постели было свыше его сил. А доктора говорили, что он должен лежать в кровати, по меньшей мере, три месяца. Это было гораздо большее несчастье, чем две сломанные ноги. Когда я увидел его, он начал плакать. Я никогда не видел, чтобы этот человек плакал — он был сильным мужчиной, очень сильным мужчиной, почти стальным, и он повидал в своей жизни все, он был очень закаленным человеком. Я спросил его: «Ты, ты плачешь — что с тобой?» Он ответил: «Сделай милость, помоги мне умереть. Я не хочу больше жить — три месяца в постели! Ты можешь себе представить? Это пытка. Прошло только три дня, но у меня такое чувство, как будто я в кровати уже три года. Ты знаешь меня», — сказал он, — «я не могу отдыхать. Так что сделай милость, помоги мне поскорее умереть! Я больше не хочу жить. Эти три месяца... а потом, доктор говорит, что я останусь калекой до конца жизни — так что какой смысл?» Я сказал ему: «Ты можешь медитировать. Я посижу с тобой, а ты выполняй простую медита-цию: что ты не тело*. Он засомневался. Он сказал: «Что со мной произойдет? Я слышал все, что ты говорил о меди-тации, но я не могу медити¬ровать, потому что не умею сидеть тихо». Я сказал: «Теперь не стоит вопрос о том, чтобы тихо сидеть — ты и так в постели. Это благо-словение! Просто закрой глаза, и я буду учить тебя медитации. И я помогу тебе умереть, посколь-ку это очень хорошо, если у тебя есть такое желание. Но моя помощь может сработать, а может и не сработать, так что ты пока медитируй». Он понял смысл: «Делать нечего... почему бы не медитиро¬вать?» Я научил его простой меди-тации: «Ты просто удаляешься, смотришь на тело со стороны и говоришь: «Это не я — тело дале-ко, далеко, и оно все удаляется, и удаляется, и удаляется. Я наблюдатель на холме, а тело далеко внизу, в темной долине, и расстояние огромно». Прошло полчаса. Мне было нужно идти, а он был так погружен в медитацию, что мне не хоте-лось его тревожить; и в то же время я не хотел уходить, потому что хотел узнать, что происходит, что он скажет. Так что я встряхнул его. Он сказал: «Не тревожь меня!» Я ответил: «Но мне нужно уходить». Он сказал: «Ты можешь идти, только не тревожь меня — это так прекрасно. Тело действитель-но лежит далеко-далеко, за многие мили; я оставил его в долине и теперь сижу на вершине холма, залитой солнцем. Это так прекрасно, и я также не чувствую никакой боли». И эти три месяца оказались самыми ценными в его жизни. Эти три месяца сделали его совер-шенно другим человеком. Он остался калекой, он не может ходить и должен большую часть вре-мени проводить в кровати — но вы не сможете найти более блаженного человека. Он излучает блаженство. Теперь он говорит, что это было не бедствие — это было благословение. Страдание может обернуться благословением. Кто знает? — вы превращаете ваши благослове-ния в страдания. Ты говоришь: Но если я с раннего детства тяжело, ужасно болен, и эта ошибка природы причиняет мне постоянные страда¬ния, то чье это страдание? Не говорите, что Божье. Я никогда не скажу это. Ты можешь не напоминать мне. Как может Бог страдать? Бог это не что иное, как блаженство, благословение, экстаз, благость. Бог не может страдать: Бог это сат-читананда — истина, сознательность, блаженство. И я не собираюсь также сказать, что это ты страдаешь, потому что ты часть Бога, а часть равна целому. И если страдает часть, страдает и целое. Тогда кто страдает? Никто не страдает: вы просто видите сон. Вы неверно толкуете его. Это не ошибка природы! Это ошибка в вашем понимании. И я знаю: это очень тяжело для того человека, который страдает, но что я могу поделать? Это правда, и я должен сказать правду — даже если она ранит, я должен сказать ее так, как есть. Ты говоришь: Мой профессор патофизиологии говорил... Похоже он сам патологичен, твой профессор. ...что природа глупа... Если природа глупа, как вы можете быть умными? Вы — часть природы! Природа не глупа: природа абсолютно разумна. Но именно так человеческое эго продолжает все больше и больше восхвалять себя. Именно из-за этих людей природа полностью уничтожена, полностью нарушена экология, за-грязнена атмосфера — именно из-за таких профессоров. Избегайте этих людей! Избегайте этих людей, как вы избегаете прокаженных — избегайте не прокажен¬ных, а профессоров. Взгляните, какое бессмысленное утверждение: Природа глу¬па. Тогда кто вы? И откуда? «Океан глуп» — сказала волна! Посмотрите на эту глупость. Мой профессор говорит: «Природа глупа, иначе она не проти¬воречила бы самой себе, восстав-ляя одну часть против другой...» Так действует разум — противопоставляя одну часть другой. Разумность — это диалектиче-ский процесс, иначе ничего бы не существовало. Если нет смерти, не будет также и рождения — смерть должна противостоять рождению. Но противостояние только на поверхности. В глубине они представляют один и тот же закон, изначальный закон, логос. Свет должен противоречить темноте, иначе не будет света. И любовь должна противоречить ненависти, иначе не будет и люб¬ви. И мужчина должен противоречить женщине... и т.д. и т.п. Просто спросите у своего профессора, как могло бы сущес¬твовать электричество, если бы не было противоположности отрицательного и положительного? Сможет ли он создать элек-тричество без противоположности отрицательного и положи¬тельного? И он считает, что природа глупа? Это единственный путь! Может ли быть река без двух берегов? Река не может существо-вать без двух берегов — эти два берега противостоят друг другу и создают между собой место, где может протекать река. В жизни нужны полярные противоположности: лето-зима, рождение-смерть, инь-ян, Шива-Шакти, положительное-от¬рицательное. Твой профессор, должно быть, слегка сумасшедший, болван. Профессора все такие. Спроси у него: сможет ли он сделать что-либо без диалектики? Природа диалектична — природа знает, как нужно творить. У природы никогда не было другого пути и никогда не будет никакого другого пути. Попытайся понять... тогда ты увидишь диалектику везде. Болезнь и здоровье, они могут суще-ствовать только вместе. Красота и уродство, успех и неудача, боль и удовольствие, страдание и блаженство — все это части природы. Однажды ты понимаешь это, и происходит трансценден-ция. Это то, о чем говорит Пифагор: Закон необходимости и закон силы. Закон необходимости тя-нет вас вниз, к механистич¬ности; закон силы поднимает вас наверх, в мир свободы. Я называю эти два закона законом гравитации и законом изящес¬тва. Один тянет вас вниз, другой поднимает вверх. Логический ум говорит: Зачем противоречия? Но логичес¬кий ум — не истинно понимающий ум. Логика это не истинно жизненный процесс: диалектика истинна. Логика линейна: диалектика не линейна — диалектика движется через тезис, антитезис, синтез, а затем синтез снова становит-ся тезисом, антитезисом, синтезом, и так далее, и так далее... диалектика восходит все выше и выше. Логика однообразна. Если бы Бог был логичным, как твой профессор патофизиологии, он бы создал только мужчину, он не создал бы женщину. Какой смысл? Или только женщину — ка-кой смысл создавать мужчину и вносить в мир беспорядок? Согласно твоему профессору, воз-можна только гомосексуальность — никакой гетеросексуальности. Но только подумайте о мире, который полностью гомо¬сексуален. Он был бы по-настоящему безобразен. Хорошо иногда встре-тить гомосексуалиста — это забавно! — но целый гомосек¬суальный мир, мужчины, которые об-нимают друг друга и говорят «дорогой...»? Это было бы - куда более патологично. Это прекрасный мир — он существует в полярных противо¬положностях. Но эти противопо-ложности дополняют друг друга, и это делает жизнь богатой, потому что придает жизни напряже-ние, а иначе жизнь была бы скучной, монотонной, однообраз¬ной; в ней не было бы наслаждения. Радость приходит только из этого напряжения. Там, где есть напряжение, существует возможность для радости. Когда напряжение слабеет, возникает наслаждение. Вы любите женщину — это огромное наслаждение — но если вы любите ее двадцать четыре часа в сутки, и все продолжаете называть ее сладкой, сладкой, сладкой — у вас начнется диабет! Небольшая борьба, несколько ударов подушкой совершенно необходимы — это даст вам новое ощущение… просто станьте частью этой коммуны. И только в тот момент вы узнаете их цель. Это нельзя объяснить заранее; только экзистенци-альный опыт даст вам осознание. Это тайная школа, пифагорейская школа. То, что здесь делается, делается намеренно. Ничего не совершается случайно. Я в центре всего, что здесь происходит. Даже если вам что-то кажется нелепым — подождите, будьте терпеливы, и однажды вы поймете смысл. Но вы поймете его только тогда, когда это станет вашим собственным опытом. Я расскажу вам историю: Гарфилд Голдуотер заработал кучу денег на пошиве мужской одежды в Нью-Йорке. Он жерт-вовал во все благотворительные фонды, посещал все маскарады, его имя дважды в неделю печа-талось в колонке Эрла Уилсона, и все же он не был счастлив. На самом деле, он впал в такую де-прессию, что друг посоветовал ему обратиться к психиатру. Психиатр выслушал его и сказал: — Смотрите, мистер Голдуотер: вы заработали все эти деньги, но все ваши успехи бессмыс-ленны, потому что вы ничего не делаете просто для удовольствия. Неужели у вас нет ничего такого, что вам всегда хотелось бы сделать? Какая-нибудь детская фантазия? Юношеская меч-та? — Ну, — произнес Гарфилд Голдуотер немного задумчиво, — когда я был мальчишкой, мне хотелось отправиться в джунгли на сафари. Ну, знаете, вроде Тарзана. Психиатр посоветовал: — Если это то, чего вам хочется, сделайте это. Жизнь коротка, а могила глубока. Сделай это, парень, и сделай это сейчас же! Гарфилд решил принять совет. Спустя два дня он прилетел в Африку и предстал перед самым знаменитым в мире охотником на горилл. Охотник терпеливо объяснил ему, что ушел на покой. Но не так-то просто было выставить Гарфилда Голдуотера. — Я прошу вас, мистер охотник, сказал он, давайте отпра¬вимся еще на одно сафари. Я заплачу вам столько, сколько вы скажете. Я богат; деньги не проблема. Охотник заинтересовался. — Я слышал о вас, — сказал он. — Я даже носил ваши костюмы. — Он подумал немного, а за-тем спросил: — Вы уверены, что деньги для вас не проблема? — Абсолютно, — поклялся Гарфилд Голдуотер. — Хорошо, вот наша сделка. Кроме меня, вам потребуется зулус, собака и пигмей с ружьем. Это будет стоить десять тысяч долларов. Гарфилд Голдуотер присвистнул. — Десять тысяч долларов! — воскликнул он. — Это уйма денег! — Только если вы хотите поохотиться, — напомнил охотник. Так что Гарфилд согласился. Сколотили группу, и прямо на следующий день охота нача¬лась. Через час охотник заметил на дереве гориллу. Все остано¬вились, и зулус влез на дерево. Он тряс ветки до тех пор, пока горилла не сорвалась и не слетела на землю. Собака тут же прыгнула на гориллу и стала кусать ее за яйца, пока горилла не ослабела. Набросили сеть, и Гарфилд получил свою первую гориллу. Он был очень доволен. Однако ночью, в палатке, Гарфилд снова задумался о счете. Он подо-шел к палатке охотника и разбудил его. — Мне очень неловко тревожить вас в такой час, сказал он, но во-первых, вы сделали огром-ное дело, во-вторых, я страшно рад горилле, но в-третьих, мне кажется, вы обманули меня. Десять тысяч... Охотник пожал плечами. — Сделка есть сделка, мистер Голдуотер. — Я понимаю, — сказал Гарфилд, — что нам нужны зулус и собака, но зачем нам пигмей с винтовкой? Старина, вы чуть-чуть набиваете цену. Ответа не последовало; охотник уже спал. На следующий день они пошли и обнаружили на дереве гориллу побольше. Зулус влез на дере-во и тряс ветки до тех пор, пока горилла не отцепилась и не слетела на землю. Собака прыгнула на гориллу и стала кусать ее за яйца; горилла ослабела, и охотник набросил на нее сеть. На Гарфилда это снова произвело хорошее впечатление. Однако он снова стал маяться мысля-ми о счете. Он пошел к палатке охотника и сказал: — Я хочу открыть карты. Я хочу избавиться от пигмея с винтовкой и уменьшить свой счет. — Мистер Голдуотер, — ответил охотник, — вы заключили сделку. Сделка есть сделка, и ни-чего, кроме сделки. Вне себя от горя, Гарфилд Голдуотер возвратился в свою палатку. Он пытался представить костюмы, сшитые Анджело в Риме, и фруктовое мороженое от Бишоффа в Тинеке, Нью-Джерси, но его мысли неизменно возвращались к счету в десять тысяч долларов и пигмею с винтовкой. На следующий день охотники вновь вышли на сафари, и на этот раз Гарфилд Голдуотер сам заметил гориллу. На этот раз горилла была просто огромная. Зулус влез на дерево и стал трясти ветки. Зулус и горилла столкнулись и начали бороться. Внезапно горилла сбросила зулуса вниз. И когда зулус грохнулся на землю, он завопил пигмею: — Стреляй в собаку! Стреляй в собаку! |
Комментарии