| Левитан и Морозовы |
| 1 | М.С. Дроздов, Е.Н. Савинова Левитан и Морозовы В середине сентября 1892 г. И.И. Левитан покинул Москву и, поселившись в селе Городок Владимирской губернии вблизи станции Болдино Нижегородской железной дороги, примерно в 120 верстах от Первопрестольной. Тревоги, вызванные мерами московских властей по выселению евреев из города, почти рассеялись, но дурной осадок от происшедших событий остался. Привычный уклад жизни художника был поколеблен и его недавним разрывом с другом молодости А.П. Чеховым из-за рассказа «Попрыгунья». Как известно, Исаак Ильич был оскорблен, увидев в поведении главных персонажей литературного произведения нескромный намек на свои близкие отношения с С.П. Кувшинниковой, о которых Чехов был весьма осведомлен. Художник нуждался в душевном покое и надежной опоре, обрести которые он надеялся в лояльном к нему окружении. Покровский уезд Владимирской губернии был знаком Левитану не только потому, что ранее он бывал здесь на этюдах в компании пленэристов. В этих краях были сосредоточены фамильные предприятия Тимофея Саввича Морозова (1823-1889), его предков, наследников и близких родственников, и в местной жизни это семейство играло большую роль, ведя широкую хозяйственную, благотворительную и просветительскую деятельность. В судьбе Левитана Морозовы также принимали заинтересованное участие, и он мог всегда рассчитывать на доброжелательный прием в их располагавшихся вблизи фабрик усадьбах. Признание новаторства художника, уважение к его личности, дружеская симпатия отличали взаимоотношения Морозовых и нуждавшегося в опеке и материальной поддержке живописца, давали ему уверенность в завтрашнем дне. Остановимся подробнее на истории связей представителей рода Морозовых и И.И. Левитана, поскольку это поможет прояснить многие факты творческого и жизненного пути замечательного мастера русского пейзажа. Исаак Ильич Левитан родился в том году, когда умер основатель великой династии фабрикантов и меценатов старообрядец Савва Васильевич Морозов (1770-1860). Через два и три года соответственно появились на свет внуки – Савва (1862-1905) и Сергей (1863-1944) Тимофеевичи. Пройдет время и судьбы молодых Морозовых и Левитана непредсказуемым образом пересекутся, нравственно обогатив каждого. Нам неизвестны подробности детства и отрочества бедного еврейского мальчика, будущего великого пейзажиста. Удивительно, но, практически, то же самое можно сказать и о братьях–миллионерах до поры их зрелости. Среди друзей юности Левитана мы можем назвать Николая Чехова, Франца Шехтеля, Антона Чехова, Константина Коровина. Нам известны имена некоторых «муз» Исаака Ильича - Марии Чеховой, Лики Мизиновой, Софьи Кувшинниковой, Анны Турчаниновой. Мы располагаем сведениями о его наставниках и собратьях по ремеслу. Но мало кому известно, что одним из близких друзей художника являлся Сергей Тимофеевич Морозов, и что важную роль в судьбе Левитана сыграла Мария Федоровна Морозова, мать Сергея и Саввы. Да и другие Тимофеевичи и Тимофеевны, а также представители иных ветвей обширного Морозовского рода имели отношение к различным событиям в его биографии. Антон Павлович Чехов в шутку называл Сергей Тимофеевича Морозова «левитановским Морозовым», имея в виду его преданность таланту художника. Почитатель дарования Левитана, Сергей Тимофеевич действительно избавил живописца от многих бытовых и материальных забот. Он был человеком, способным оценить масштаб личности художника. Морозов получил отличное домашнее образование. Среди первых наставников его и Саввы Тимофеевича был, к примеру, Василий Осипович Ключевский, блестящий историк и педагог. Затем Сергей учился в аристократическом учебном заведении - Императорском лицее памяти цесаревича Николая, в своем уставе провозгласившем задачу «содействовать утверждению основательного образования русского юношества». Позже обучался на юридическом факультете Московского университета, по окончании которого получил степень кандидата прав. В течение многих лет Сергей Тимофеевич входил в правление фамильной фирмы Морозовых – Товарищества Никольской мануфактуры, фабрики которого располагались в Орехово-Зуеве. В 1906 – 1917 гг. он занимал пост директора-распорядителя Товарищества. В те годы он жил в изысканном особняке на Садово-Кудринской (д. 13), а в 1890-е гг. - снимал квартиру на той же улице «в доме Крейц». Именно этот адрес сообщал Левитан в одном из писем к А.Чехову. Сергей Тимофеевич Морозов. Фотография 1880-х гг. Сергей Тимофеевич был известен в Москве своей подвижнической деятельностью по сохранению и развитию кустарных промыслов. С 1888 г. он проводил эту работу в рамках Московского губернского земства, но благодаря собственной инициативе и любви к делу, возродил интерес к народному искусству, наладил сбыт товаров кустарей, способствовал основанию земских мастерских в окрестностях Москвы. Современник отмечал: «С.Т. Морозов привнес в кустарное дело традиции известной мануфактурной фирмы "Савва Морозов" Первая ее фабрика в Орехово-Зуеве не прерывала и до сих пор не прерывает сношений с кустарями». В 1890 - 1897 гг. Сергей Тимофеевич возглавлял открытый в 1885 г. земский Торгово-промышленный музей кустарных изделий, который стал одним из важнейших очагов московской школы декоративно-прикладного искусства, а затем состоял его почётным попечителем. В 1903 г. он приобрел на свои средства здание в Леонтьевском переулке (д.7), реконструировал его, разместил там музейную коллекцию предметов народного творчества. Позже он передал это культурное и научное заведение в дар Москве. Авторитет Морозова как общественного деятеля и мецената был высок. В 1916 г. «Вестник кустарной промышленности» писал, что Сергей Тимофеевич «за время своей кустарной работы отдал на кустарное дело, вероятно, не один миллион рублей, а сколько отдал он ему души и мысли – это лучше нас в свое время сумеет оценить беспристрастный историк кустарного дела». 05 Кустарный музей в Леонтьевском переулке в Москве. Фотография конца XIX в. Морозов являлся также членом совета Строгановского художественного училища, попечителем Стрекаловской школы для портних Общества поощрения трудолюбия, членом Комитета по устройству Музея изящных искусств, учредителем Московского художественного театра. Сергей Тимофеевич субсидировал издание журнала «Мир искусства». В жизни тихий и несколько меланхоличный, он обладал сердцем, открытым милосердию. В Москве он основал наиболее крупный в Москве родильный приют при Старо-Екатерининской больнице. Где же мог познакомиться Левитан с Морозовым, представителем совсем другого круга, образования и состояния? Скорее всего, у В.Д. Поленова на его рисовальных вечерах или «акварельных утренниках», имевших популярность в середине 1880-х гг. Сергей Тимофеевич был художником-любителем и брал у Поленова уроки живописи. По мере того, как знакомство продолжалось, они все более сближались. В сентябре 1887 г. во время пребывания в Крыму Василий Дмитриевич познакомился и с родителями Сергея Тимофеевича, жившими там на даче. «...Меня совершенно пленила Мария Федоровна, - писал он жене Наталье Васильевне. – Какая симпатичная, умная, глубокая женщина. Сегодня я у нее был с визитом и просидел более часу и не заметил, как время пролетело». Вернувшись в Москву, В.Д. Поленов стал часто бывать в доме Морозовых в Трехсвятительском переулке. В семье Поленовых Сергея Тимофеевича также встречали радушно. Наталья Васильевна отзывалась о нем с большой симпатией, характеризуя как «человека тесно связанного с искусством, одаренного художественным чутьем». 258-2 Дом Морозовых в Трехсвятительском переулке в Москве. Фотография второй половины XIX в. В тот период Сергей Тимофеевич выстроил на некотором отдалении от родительского дома вблизи Покровского бульвара флигель в русском стиле с удобной мастерской, где собирался заниматься художественным творчеством. Всецело отдаваясь делу сохранения народных традиций, Морозов создавал рисунки для предметов кустарной промышленности, а в 1894 г. принял участие в работе I-го съезда русских художников и любителей художеств как автор самобытных эскизов. Он экспонировал свои работы и на некоторых других выставках. Отдельные эскизы в настоящее время находятся в Париже у его наследников. Вращаясь в мире искусства, тесно соприкасаясь с такими художниками как В.М. и А.М. Васнецовы, С.А. Коровин, С.С. Голоушев (С. Глаголь), А.Я. Головин, В.А. Серов и познакомившись с И.И. Левитаном, Сергей Тимофеевич, видимо, пришел к выводу, что большого мастера живописи из него не получится. Он был очарован пейзажами Исаака Ильича, покорен обаянием его личности, силой его таланта. Видя, как бездомный художник мыкается по съемным квартирам и меблированным комнатам, не имея элементарных условий для творчества, Морозов решил оказать ему всемерную поддержку. Когда в 1889 г. умер его отец Тимофей Саввич, Сергей Тимофеевич через некоторое время покинул родительскую усадьбу в Трехсвятительском переулке и зажил «своим домом» на Садово-Кудринской, а собственную мастерскую предоставил Левитану для работы. И.И. Левитан в мастерской, которая находилась во флигеле городской усадьбы Морозовых в Трёхсвятительском переулке. Фотография 1890-х гг. Такой студии, какую неожиданно для себя обрел Левитан, позавидовали бы многие художники. Она размещалась на верхнем этаже флигеля и имела удобную планировку. Просторная, в высокими потолками, с верхним освещением и большим окном, выходившим на север, с модным интерьером в коричневых тонах, она идеально подходила для работы. Жилые комнаты располагались на нижнем этаже дома. Примерно с 1892 г. весь флигель был отдан в распоряжение Исаака Ильича, и он до конца жизни обитал в этом тихом и уютном жилище, освобожденный от всяческих бытовых хлопот. Художник Я.Д. Минченков вспоминал об одном из своих посещений «левитановского домика», вокруг которого буйно цвела сирень: «...Редко приходилось встречать такое у художников-передвижников. Много света, блестящий паркетный пол, все чисто, ново, изящно. Тонкие рамы, и картины в них мелодичные и точно благоухающие тонким ароматом». В гостиной и столовой у Левитана висели пейзажи Поленова, Остроухова, Светославского, Константина Коровина. Друзья-художники прислушивались к оценкам Левитана в отношении их картин. Товарищ по МУЖВЗ Константин Коровин, сохранил в памяти словечки и фразы, которые часто употреблял Исаак Ильич, обсуждая этюды своих приятелей: «Много правды», «Похоже», «Надо почувствовать», «Хорошо тронуто», «Чемоданисто», «Как не пиши, природа все же лучше». Отметим, что Сергей Тимофеевич предоставил Левитану дом-мастерскую, заручившись согласием матери - Марии Федоровны. Недвижимость в Трехсвятительском переулке находилась в ее полной собственности, и без ее позволения ничего в семействе не решалось. Никаких документов, указывающих на то, что Морозовы брали с художника деньги за пользование флигелем не обнаружено, и, скорее всего, он проживал там бесплатно. Однако содержать студию ему приходилось на свои средства. Сестре Т.И. Берчанской, постоянно просившей помочь ее семье деньгами, 10 октября 1895 г. Левитан объяснял: «Очень тебе сочувствую, понимаю отлично весь ужас вашего положения, возмущаюсь вместе с вами людьми, обещавшими золотые горы и не сделавшими ничего. Но что я могу сделать, вот в чем вопрос! Дела мои в этом году из рук вон плохи. Я ничего на выставке не продам, а изменить строй жизни, то есть уменьшить расходы, я не могу, ибо главное, Тереза, это мастерская, - без которой я никоим образом не обойдусь. Таким образом, жизнь идет, траты и на грош не уменьшаются». На самом деле, к нему как художнику в это время пришел большой успех, и его материальное положение значительно улучшилось. Левитан вышел из подавлявшей его нищеты, но теперь он тратил немалые средства на поддержание образа жизни, соответствовавшего его новому статусу. Он «не мог отказывать себе во всех потребностях культурного художника». «Жил в тихом дворе, в небольшом, уютном особняке с простой, но изящной обстановкой, ездил за границу, где работал и видел все, что было лучшего в искусстве», - рассказывал Я.Д. Минченков. В этот период Левитан стал уже общепризнанным мастером. Каждый его пейзаж был событием на выставках. Исаак Ильич относился к своему творчеству очень требовательно, не терпел «непродуманных вещей». Бывало, что из своих картин, привезенных на вернисаж, он после развески некоторые снимал и увозил в мастерскую, не показывая публике. Иные затем переписывал, а некоторые уничтожал. Его возмущало наличие на выставках «необработанных» вещей. «Этот базар», как он выражался, казался ему кощунством. В «морозовской» мастерской были созданы многие произведения, этюды для которых Левитан привозил из поездок «на пленэр». Наталья Васильевна Поленова писала мужу за границу в ноябре 1889 г.: «Левитан как-то был у меня, довольно долго просидел, - просил прийти посмотреть его работы. ...Он работает в мастерской у Сергея Тимофеевича. Чудная мастерская, и сам Левитан шагнул громадно за это лето. Работает страшно много и интересно». Сергей Тимофеевич продолжал по-дружески бывать у Левитана. Их доверительные отношения не прерывались вплоть до смерти художника. В опеке Морозова не было даже оттенка покровительственности, но присутствовал искренний интерес к человеку искусства. Левитан был также верен их многолетней дружбе. Он и другие художники ценили в натуре Сергея Тимофеевича скромность образованного дилетанта, верность идее сохранения народной художественной традиции. Все они были молоды, и составляли сообщество людей разных сословий и состояний, объединенное преданностью искусству. Единственный из приятелей Левитана, кто не принимал Сергея Тимофеевича и относился к нему с иронией, если не сказать, с внутренней антипатией, был Антон Павлович Чехов. Левитан, пытаясь переломить его неприязнь, писал ему как-то о Морозове: «Он хороший, только слишком богат, вот что худо, для него в особенности...» Мария Федоровна Морозова. Фотография 1881-1882 гг. Мария Федоровна Морозова (1830-1911), хозяйка обширного городского владения в Трехсвятительском переулке, симпатизировала ему и предоставляла полную свободу действий в доме-мастерской. В этой благотворной, почти семейной, обстановке были написаны практически все шедевры гениального пейзажиста - «Над вечным покоем» (1893), «Золотая осень» (1895), «Март» (1895), «Озеро. Русь» (1900) и многие другие. В мастерской Левитана В.А. Серов работал в 1892-1893 гг. над замечательным портретом самого Исаака Ильича, запечатлевшим художника в обстановке его студии, а Сергей Тимофеевич - очень возможно, что именно он – тогда фотографировал их. В.А. Серов пишет портрет Левитана в его мастерской. Фотография 1892 г. По свидетельству современников, серовский портрет был удивительно схож с оригиналом. В альбоме С.П. Кувшинниковой сохранились стихи Т.Л. Щепкиной-Куперник «Портрет Левитана», написанные 29 августа 1893 г.: Как со старинного портрета К нам из Ван-Дейковских времен В обитель суетного света Сошел – и неохотно он. Как будто сам носил когда-то Он черный бархатный колет, Но так и кажется, что взято В нем все из тех далеких лет. И заостренная бородка, И выраженье темных глаз, Что так рассеянно и кротко Глядят, не замечая вас. Покрыты бронзовым загаром Его суровые черты, Но все ж в улыбке есть недаром Так много детской доброты. Любовник чистого искусства, Чуждаясь света и людей, Другого и земного чувства Он не таит в душе своей! Он жить не станет без свободы, И счастлив он в глуши лесной. Ему знаком язык природы, И незнаком язык иной! Три года спустя Серов, по некоторым свидетельствам, вновь работал в усадьбе в Трехсвятительском переулке. Он писал выдающийся по своему психологизму портрет М.Ф. Морозовой, вызвавший многочисленные толки на выставке Мюнхенского Сецессиона в 1897 г. Художник И.Э. Грабарь замечал, что Серов буквально влюбился в свою модель: «Помню, как он увлекался передачей характерного, умного лица, сверкающего левого глаза и прищуренного правого – всей крепкой фигурой этого крепкого человека». Неоднократно заезжал в «левитановский домик» А.П. Чехов, и до их ссоры с Исааком Ильичем, и после того, как их отношения возобновились. Именно отсюда 2 января 1895 г. Татьяна Львовна Щепкина-Куперник повезла Левитана в Мелихово «мириться» со старым приятелем после трехгодичной размолвки. Это было началом возобновления их дружеских отношений с Чеховым, не прерывавшихся уже до смерти Левитана. После одного из визитов к художнику он с тревогой писал их общему другу Ф.О. Шехтелю о плохом состоянии здоровья Левитана, замечая, что его больное сердце «не стучит, а дует». Антон Павлович Чехов. Фотография. Май 1899 г. В мастерскую к Левитану приходили друзья и знакомые, почитатели его таланта и коллекционеры. 21 января 1899 г. студию на Покровском бульваре посетил великий князь Сергей Александрович с супругой Елизаветой Федоровной, что имело для художника большое значение как факт укрепления его общественного положения. В тот же день он сообщал об этом событии московскому адвокату Е.З. Коновицеру, издателю «Курьера», добавив: «Если найдете это интересным, - прошу тогда напечатать в Вашей газете». Иногда здесь собирались веселые компании, устраивались дружеские пирушки. Здесь бывали А.С. Степанов, С.П. Кувшинникова, К.А. Коровин, А.Е. Архипов, М.В. Нестеров, В.В. Переплетчиков, В.К. Бялыницкий-Бируля, А.П. Ланговой, Ф.О. Шехтель, К.А. Тимирязев и многие другие. Иные визиты несли с собой материальные выгоды для художника. К примеру, в 1897 г. в доме Левитана появился Козьма Терентьевич Солдатенков (1818-1901). К слову, М.Ф. Морозова доводилась двоюродной племянницей этому известнейшему российскому предпринимателю, коллекционеру, издателю, благотворителю и меценату. Возможно, по рекомендации кого-то из Морозовых, а может и, минуя их, а по просьбе Чехова, Солдатенков оказался в мастерской Исаака Ильича. Как бы то ни было, но «Кузьма Медичи» приобрел в тот день картину и два этюда на 1100 рублей. Скорее всего, это была «Весна. Большая вода» (1896), одна из лучших среди его работ. Довольно часто Исаака Ильича охватывала необъяснимая тоска, и тогда он вовсе не хотел никого видеть, не принимал гостей, не покидал спальни с зашторенными окнами. В один из таких дней 30 октября 1895 г. он писал В.Д. Поленову: «...У меня такой приступ меланхолии, такое страшное отчаяние, до которого я еще никогда не доходил и которое, я предчувствую, я не перенесу, если останусь в городе, где я еще более чувствую себя одиноким, чем в лесу. ...Работать - не могу; читать - не могу; музыка раздражает; люди скучны, да и я им не нужен. Одно, что осталось, - изъять себя из жизни, но это после моего летнего покушения я повторить не могу, бог знает почему, и таким образом, жить нет сил, умереть также; куда деть себя?!! К чему я Вам все это пишу, - не знаю, но это, как стон у страдающего, непроизвольно. ... Ответьте: Покровский бульвар, дом Морозовой». Устав от городской суеты, Левитан откликался на приглашения Сергея Тимофеевича Морозова погостить в его усадьбе Успенское Звенигородского уезда Московской губернии. Так, все лето 1897 г. Исаак Ильич провел в усадьбе Морозова, отдыхая душой от суеты заграничного путешествия, из которого он тогда вернулся. Еще из Бад-Наухейма 29 мая 1897 г. он сообщал художнице Е.А. Карзинкиной: «...Получил на днях письмо от С.Т. Морозова, упрашивает меня приехать на это лето в Успенское. Это поблизости Вас.... И я написал Морозову, что приеду. ...Будем на этюды вместе ходить». В начале июля уже из Москвы в письме Чехову он также сообщил, что «едет к Морозову, не может дольше сидеть в городе» и предложил составить ему компанию. Антон Павлович приглашение побывать в Успенском принял и 16 июня в Морозовское имение приехал. Визит его был коротким и не доставил писателю удовольствия. В письме к издателю А.С. Суворину Чехов в присущей ему ироничной манере описывал свою поездку: «На днях был в имении миллионера Морозова. Дом как Ватикан, лакеи в белых пикейных жилетах с золотыми цепями на животах, мебель безвкусная, вина от Леве, у хозяина никакого выражения на лице – и я сбежал». На самом деле, встречи с хозяином Успенского Антон Павлович не дождался. Оставшийся в имении отдыхать Левитан сообщал ему вслед: «Морозов раньше вернулся в деревню, думая еще застать тебя у себя, и очень сожалел, что твой и след простыл. Он считает тебя ... первым в настоящее время...». В отличие от Чехова, Исааку Ильичу были по душе и деликатный хозяин, и комфортная обстановка, и окрестные пейзажи, и охотничьи угодья. Он жил на полном пансионе, гулял, читал, немного занимался живописью. В Успенском художник создал удивительное полотно «Сумерки. Замок», которое подарил Сергею Тимофеевичу. И.И. Левитан. Сумерки. Замок. Холст, масло. 1898 г. Львовская картинная галерея В тот год собеседником Левитана и его спутником в дальних прогулках и охотничьих вылазках стал молодой художник Владимир Иванович Соколов, в 1894 г. закончивший Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Благодаря знакомству с Сергеем Тимофеевичем, Соколов получил место преподавателя рисования и черчения в земской учебной мастерской в Сергиевом Посаде, а затем возглавил там художественно-столярную мастерскую. Кустарное предприятие выпускало расписные шкатулки, елочные игрушки, пасхальные яйца, которые продавались через магазин-склад Кустарного музея, пользовались спросом в разных городах и за границей. Вспоминая времяпрепровождение в Успенском, Соколов писал, что на прогулки по окрестностям Левитан обычно брал с собой ружье: «Помню, шли мы однажды по опушке леса. Вдруг он приложился, выстрелил и побежал вперед. Радостный возвратился Исаак Ильич, держа в руках большого русака». Вид на усадьбу Успенское Звенигородского уезда. Фотография конца XIX в. Болезнь сердца и, как следствие, склонность к упадку духа, сосуществовали наряду с всеобщим признанием его таланта. Я.Д. Минченков вспоминал, как на одном из товарищеских парадных обедов Левитан, которого особенно чествовали, «вдруг вспыхнул» и заговорил: «Надо жить, и жить красиво! Надо побороть и забыть свои страдания, надо пользоваться жизнью, ее светом, ее радостью, как блеском солнечного дня. Мы еще успеем сойти, об этом нечего и думать, а сейчас выпьем последние сладкие остатки из жизненного бокала, упьемся всем лучшим, что может дать нам жизнь!» Близостью Левитана к Морозову пытались пользоваться его родственники. Когда в 1898 г. Левитан стал академиком живописи, к нему за протекцией тут же обратилась сестра Тереза Ильинична, хлопочущая о доходном месте для мужа. Получение же его оказалось возможным только благодаря содействию Морозова. В этой ситуации Левитан повел себя осторожно: «С Морозовым не говорил по делу Петра. Не могу не удивляться легковерности твоей, придающей большую цену словам Петра! По его словам, мне стоит только сказать несколько слов Морозову, и он выгонит в шею прежних покупщиков и возьмет его. Дико! Во всяком случае, попытаюсь». Трудно сказать, сладилось ли это дело, но, думается, что помощь Берчанские получили. Сергей Тимофеевич, похоже, Левитану ни в чем не отказывал. Вот и 27 ноября того же 1898 г. Исаак Ильич предлагал Чехову: «Послушай, если нужны деньги тебе, то не сказать ли мне Морозову?» В последние годы жизни Исаак Ильич вновь сблизился с братом Адольфом, не очень успешным художником, работавшим рисовальщиком и оформителем в ряде иллюстрированных изданий. В дни учебы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества они были неразлучны, но затем их пути разошлись. Теперь же Адольф Ильич стал навещать больного брата в его холостяцком доме. После смерти Исаака Ильича Левитан-старший выступил его наследником. Согласно его последней воле, Адольф Ильич уничтожил переписку художника и документы личного свойства. Старший брат разобрал оставшиеся в студии картины, этюды, наброски, подписал безымянные работы. Он принял активное участие в организации посмертной выставки великого пейзажиста, состоявшейся в 1901 г. Она готовилась в обстановке острого противостояния передвижников и сторонников «Мира искусства». И.И. Левитан при жизни показывал свои работы в рамках и того, и другого направления. Идея подготовки посмертной выставки принадлежала С.П. Дягилеву, что тут же отвратило от участия в ней Правление Товарищества Передвижных Художественных Выставок и большинство московских коллекционеров. В Петербурге с 10 января по 4 февраля экспозиция была развернута в помещениях Академии Художеств. Всего было показано 146 картин и много мелких этюдов, предоставленных более шестидесяти частными владельцами. Среди тех, кто не отказался экспонировать картины из своего собрания на вернисаже, был и Сергей Тимофеевич Морозов. Петербургский журнал «Восход» в конце февраля 1901 г. поместил статью «Посмертная выставка произведений И.И. Левитана», где говорилось: «Она далеко не представляла собою всего того, что дано было совершить художнику, отсутствовала значительная часть его лучших и крупнейших произведений из московских и других собраний, тем не менее и по выставленному можно было составить себе достаточно полное представление о всей деятельности столь безвременно скончавшегося великого пейзажиста-поэта». Примечательно, что Дягилев задолго до открытия выставки обращался к А.П. Чехову с просьбой написать воспоминания о Левитане, желая их опубликовать в «Мире искусства». Он лично просил об этом писателя, бомбардировал его письмами и получил, наконец, от него согласие, но Чехов так и не выполнил своего обещания. На одно из писем Дягилева, Антон Павлович 20 декабря 1901 г. ответил: «Вы хотите, чтобы я сказал несколько слов о Левитане, но мне хочется сказать не несколько слов, а много. Я не тороплюсь, потому что про Левитана написать никогда не поздно». В Москве посмертная выставка развернулась в залах Московского Общества любителей художеств, но успеха вовсе не имела. На ней не было главных шедевров Левитана, таких как «После дождя. Плёс» (1889), «У омута» (1891), «Владимирка» (1892), «Над вечным покоем» (1893), «Март» (1895), «Золотая осень» и других, принадлежавших Московской городской галерее братьев П.М. и С.М. Третьяковых. Еще один показ работ И.И. Левитана был организован в Одессе в 1903 г. Обществом распространения просвещения между евреями в России. Выставка состояла из картин и этюдов, владельцем которых стал А.И. Левитан, и имела целью исключительно продажу работ великого пленэриста. После смерти Исаака Ильича в собственность старшего брата перешло все творческое наследие великого мастера, находившееся в тот момент в мастерской, а по приблизительным подсчетам, там было только неоконченных 40 картин и более 300 этюдов. Большую часть этих работ Адольф Ильич впоследствии продал, о чем свидетельствовали многие современники. Так, известный московский коллекционер А.П. Ланговой писал: «...Уже после смерти художника я приобрел у брата его хороший этюд, подписанный "Альпы" и четыре маленьких этюда неподписанных...». Распоряжаясь произведениями брата как собственник, активно торгуя его незаконченными работами, решая «как прикащик» вопросы об участии картин гениального пейзажиста в выставках, Левитан-старший сильно настроил против себя сообщество московских художников. У Сергея Тимофеевича Морозова также остались картины и этюды, среди которых «На Москве-реке. Этюд» (1877), «Тихая Волга» (1889), «В Италии» (1890), «Венеция. Этюд» (1890), «Флоренция» (1890), «Цветущие яблони» (1896), «Сумерки. Замок» (1897), и некоторые другие, а также блокноты или альбомы Исаака Левитана. В Государственной Третьяковской галерее ныне хранится альбом карандашных рисунков Левитана, содержащий 40 зарисовок. На альбоме имеется надпись: «Карманный альбом И.И. Левитана. Подарен мне Сер. Т. Морозовым. 19 августа 1918. И. Остроухов». Потеря друга и выдающегося художника была для Сергея Тимофеевича большим ударом. Он был одинок и тем сильнее переживал смерть Левитана. До 1917 г. он вел дела семейной фирмы, продолжал заниматься Кустарным музеем, активно формируя «собрание образцов» народных промыслов. В смутное время после 1917 г. женился на Ольге Васильевне Кривошеиной, сестре бывшего царского министра. В 1925 г. он с супругой покинул Россию, а потом тихо жил в Париже. Похоронен искренний поклонник и благодетель Левитана во Франции на кладбище Сент-Женевьев де Буа. Будучи в дружеских отношениях с Сергеем Тимофеевичем, Исаак Ильич Левитан хорошо был знаком и с его братом Саввой, а также с его женой Зинаидой Григорьевной. Роль Саввы Тимофеевича в развитии российского предпринимательства и его меценатская деятельность общеизвестны. Его яркая, энергичная натура проявляла себя многогранно, в том числе и в истории его женитьбы в 1887 г., вызвавшей в Москве много толков. Супруга Саввы Тимофеевича, по словам летописца Москвы купеческой П.А. Бурышкина, была «своего рода русским самородком». Дочь купца II-ой гильдии Г.Е.Зимина, имевшего при селе Зуеве шерстоткацкую фабрику и державшего лавку в Москве на Кокоревском подворье, она совсем юной вышла замуж за Сергея Викуловича Морозова. Но этот брак не был долгим. Неожиданно на жизненном горизонте Зинаиды Григорьевны появился двоюродный дядя Сергея – Савва Тимофеевич Морозов. Один из его современников писал о нем: «Грубый по внешности, приземистый, коренастый, с блеском ума и богатством замечательных возможностей, он наизусть цитировал целые страницы поэтов, обожал театр... В нем были данные и дарования, которые могли бы сделать его русским Лоренцо Медичи, если бы он остался крупным промышленным деятелем, располагающим огромными средствами, и, наряду с этим, щедрым меценатом». Вспыхнувшая любовь и предложение Саввы стать его женой означало для Зинаиды Григорьевны вызов общественной среде: развод и женитьба на разведенной воспринимались московским купечеством с осуждением. В 1888 г. вопрос о свадьбе всё же был решен. Мария Федоровна Морозова с сыном Саввой Тимофеевичем и внуками Марией, Тимофеем и Еленой. Фотография конца 1890-х гг. Новое замужество круто изменило ее жизнь. Мать мужа – Мария Федоровна - новую невестку не приняла, и Морозовы решили жить отдельно. Рождение сына Тимофея не остановило Зинаиду в стремлении восполнить пробелы в образовании: она пригласила преподавателей, парикмахеров и портних из самых модных салонов, изучала иностранные языки, завела новые знакомства, каждое из которых считала важным событием своей жизни. Морозова интересовалась политикой, посещала светские приемы, сопровождала мужа в деловых поездках в Петербург и Нижний Новгород. В 1893 г. Савва Тимофеевич приобрел на имя жены небольшой особняк в Москве на Спиридоновке. Для перестройки дома Морозовы пригласили талантливого, но тогда еще не имевшего права вести самостоятельную архитектурную деятельность Ф.О. Шехтеля, близкого друга И.И. Левитана. В 1896 г. особняк Морозовых был представлен московскому бомонду. «Хозяйка, ... женщина большого ума, с прирожденным тактом и нарядной внешностью, ловкая, хитрая, острая на язык и не лишенная остроумия, равно как и художественного чутья, ... принимала гостей с поистине королевским величием...», - вспоминал современник. В доме на Спиридоновке Морозова завела свой литературно-музыкальный салон, приглашая на «журфиксы» высокопоставленных сановников, профессоров университета, актеров, художников и литераторов. |
| 2 | Зинаида Григорьевна Морозова. Фотография 1889х гг. Между тем в семье подрастали дети, и летний отдых за городом был им необходим. Еще в 1890 г. Савва Тимофеевич приобрел на имя супруги имение Покровское-Рубцово в Звенигородском уезде, но реконструкция его требовала слишком больших затрат. Тогда семейство Морозовых обосновалось во Владимирской губернии на даче на реке Киржач вблизи Усад, где отдыхали родители Саввы Тимофеевича. В 1892 г. зодчий Шехтель выстроил там по их заказу деревянный дом в русском стиле. Живя там, Морозов тратил меньше времени на дорогу, занимаясь делами Никольской мануфактуры. Да и Зинаиде Григорьевне дача первоначально нравилась. Однако «культурного» общения, к которому она привыкла в Москве, ей недоставало. Лишь визиты в Сушнево к сестре мужа - Анне Тимофеевне Карповой вносили оживление в ее загородный быт. Сохранились фотографии 1892 г., запечатлевшие семейства Морозовых и Карповых на отдыхе, причем среди них находится и Левитан. |
| 3 | Дача Саввы Тимофеевича и Зинаиды Григорьевны Морозовых на реке Киржач. Фотография конца XIX в. Позже Зинаида Григорьевна пришла к выводу, что местность, где была выстроена дача, сырая и «малярийная». Морозовы перестали ездить туда на отдых и начали перестраивать Покровское-Рубцово. Но там общение родственников не прекращалось: в Звенигородском уезде располагались Брыково и Филатово - другие усадьбы Анны Тимофеевны. В Покровском-Рубцове Левитан, судя по всему, бывал. Сын основателя Театрального музея Ю.А. Бахрушин свидетельствовал, что Зинаида Григорьевна «принимала в качестве постоянных гостей Левитана, Чехова, Поленова, Серова». Малоизвестный публике этюд Левитана «Дорога к церкви» был написан в окрестностях усадьбы в середине 1890-х гг. На картине изображен храм Покрова Пресвятой Богородицы, расположенный недалеко от главного дома. В Покровском-Рубцове гостили и другие московские знакомые Морозовых, а среди них – А. П. Чехов и его супруга Ольга Леонардовна. Узнав, что врачи порекомендовали Чехову из-за болезни легких больше бывать за городом, Морозовы решили разобрать дом на Киржаче и перевезти его в Покровское с тем, что бы Чехов мог жить там в летнее время. Дача была доставлена и собрана на высоком берегу речки Малая Истра. «Приезжайте к нам в Покровское! Для Вас перенесли дачу. Стоит она чудесно, на крутом берегу Истры, масса солнца, и Вы у нас отдохнете!» - приглашала весной 1904 г. З.Г. Морозова Антона Павловича. Но Чехову больше не довелось побывать в Покровском: в июне 1904 г. он умер. В архиве Музея МХАТ хранится снимок дачи, посланный в 1927 г. З.Г. Морозовой О.Л. Книппер-Чеховой: «Дорогая Ольга Леонардовна, с Новым годом, и посылаю Вам фотографию дачи, которую мы с Саввой Тимофеевичем с такой любовью переносили в Покровское для Антона Павловича, думая, что он там будет жить зиму и лето. Но Бог судил иначе!!!». После трагической смерти Саввы Тимофеевича в 1905 г. в Каннах Морозова стала одной из богатейших женщин России, но вела весьма замкнутую жизнь, посвятив себя воспитанию детей – их у нее было четверо. В 1907 г. Морозова вступила в брак с градоначальником Москвы генералом-майором А.А. Рейнботом, стала московской потомственной дворянкой и в 1909 г. приобрела имение Горки в Подольском уезде Московской губернии. В 1912 г. она оставила Покровское-Рубцово сыну Тимофею, а свое собрание живописи, в том числе и картину Левитана, перевезла в Горки. |
| 4 | И.И. Левитан. Дорога к церкви. Холст. Масло. 1890-е гг. Государственный исторический музей-заповедник «Горки Ленинские» Там в усадебном доме находилось и замечательное полотно В.А. Серова «Портрет М.Ф. Морозовой» (1897), который художник писал по заказу Саввы Тимофеевича. Картина неоднократно выставлялась при жизни художника и Саввы Тимофеевича. В 1914 г. Зинаида Григорьевна Морозова-Рейнбот предоставила ее на посмертную серовскую выставку. В настоящее время портрет Марии Федоровны числится в собрании Государственного Русского музея. В 1919 г. он был вывезен из усадьбы Горки в Национальный музейный фонд и в том же году поступил в ГТГ. В 1932 г. Музейный отдел Наркомпроса пришел к выводу, что отдел искусства «промкапа», т.е. промышленного капитализма, в Русском музее крайне слаб, и ему необходим «какой-либо портрет, представляющий лицо из купеческой среды». Через два года «Портрет М.Ф. Морозовой» был отправлен в Ленинград в обмен на «Портрет великого князя Павла Александровича» кисти того же художника. В.А. Серов. Портрет Марии Федоровны Морозовой. Холст, масло. 1896 г. Государственный Русский музей После революцию 1917 г. Морозова не покинула Россию. Человек религиозный, она с достоинством несла все тяготы жизни в бедности и забвении. В 1918 г. после национализации она вынуждена была покинуть усадьбу Горки и до 1924 г. жила в Москве, а затем переехала в подмосковное Ильинское, где умерла в 1947 г. Как друг Сергея и Саввы Морозовых, Левитан был представлен и их старшей сестре Анне Тимофеевне (1849-1924). В 1869 г. она по большой любви вышла замуж за историка Геннадия Федоровича Карпова (1848—1890), доцента Харьковского университета, а позже - профессора Московского университета, друга В.О. Ключевского. Женившись в 1869 г. на одной из самых богатых невест Москвы, Карпов отдался любимому занятиям наукой, и уже через год получил степень доктора. Он был действительным членом Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете, членом Археографической комиссии Министерства Народного просвещения, занимаясь вопросами дипломатии Московской Руси. Работы Карпова были замечены императором Александром III, который удостоил его аудиенции. Ученый получил чин действительного статского советника, был награжден орденами Святого Владимира 4-й и 3-й степеней, орденом Святого Станислава 1-й степени, и, как следствие, удостоился в 1879 г. дворянского звания. Анна Тимофеевна подарила ему пятнадцать сыновей и дочерей, которые, будучи уже членами благородного сословия, породнились с родовитыми дворянскими фамилиями и известнейшими купеческими династиями. Огромное семейное сообщество было скреплено родственными и деловыми узами. Привыкшая нести бремя житейских забот, волевая и по-купечески расчетливая Анна Тимофеевна фактически была главой разветвленного фамильного клана, обладая, что немаловажно, значительным капиталом. А.Т. Карпова с братом Сергеем и детьми в усадьбе Сушнево. Фотография 1890-х гг. Часть средств действительная статская советница вкладывала в благотворительность. В Московском университете Анна Тимофеевна учредила в память о муже премии и золотые и серебряные медали за лучшие исторические работы. Анна Тимофеевна считала важным увековечить память о супруге и, одновременно, способствовать развитию столь почитаемой им науки. Но и заботы о благополучии детей и, прежде всего, девяти дочерей, которых надо было выдать удачно замуж, ее не оставляли. Получившая в доме родителей прекрасное домашнее образование, она нанимала лучших гувернеров и преподавателей, многие из которых становились друзьями семьи. К слову, также поступала и ее мать, Мария Федоровна Морозова, пригласившая Ключевского давать своим младшим детям уроки истории. Анна Тимофеевна была крупной землевладелицей. Она имела недвижимость в Московской, Владимирской, Ярославской губерниях и на юге России. В начале ХХ в. в ее собственности находились имения Сушнево, Городок, Вареево Покровского уезда Владимирской губернии, Брыково Звенигородского уезда Московской губернии, Панфилово Рыбинского уезда Ярославской губернии, Туапсе Черноморского округа и Батумское в Кутаисской губернии. В этой связи интересно одно из ее завещаний, датированное 1913 г. Согласно документу, ее сыновья Тимофей, Федор, Александр и Геннадий получали по 70 паев Товарищества Никольской мануфактуры «Саввы Морозов сын и Ко», в то время как дочери Наталья, Алевтина, Ольга и Зинаида наследовали по 100 тысяч руб. Все они были замужем, составив счастье потомственных дворян: приват-доцента Казанского, а затем профессора Петербургского университета Николая Петровича Лихачева; земского начальника Покровского уезда Владимирской губернии Николая Васильевича Ненарокова, преподавателя Александровского военного училища, гвардии штабс-капитана Александра Михайловича Кавелина и присяжного поверенного Валерьяна Алексеевича Спешнева. Неженатому Юрию Анна Тимофеевна решила отдать свой дом на Большой Ордынке, да имение в урочище Цихис-Дзири близ Батуми. Дочери Варваре, в замужестве фон-Мекк, доставался другой дом на той же улице. Геннадий, женатый на дочери московского городского главы Николая Ивановича Гучкова Вере, получал имения в Ярославской губернии и два участка земли под Туапсе. Ему она отказывала несколько имений во Владимирской губернии на сумму 415 тысяч руб. Тимофею, первенцу, породнившемуся с купеческим родом Лепешкиных, доставались все имения в Звенигородском уезде Московской губернии, по ее прикидкам стоившие 135 тысяч руб., и несколько усадеб в Покровском уезде Владимирской губернии на сумму 85 тысяч руб. Главный дом в усадьбе Сушнево. Фотография конца XIX в. Все остальное имущество она завещала продать и разделить равными долями среди уже поименованных детей, добавив Елену, сделавшую удачную партию, выйдя замуж за товарища министра финансов Александра Васильевича Кривошеина; Марию, состоящую в браке с фабрикантом и домовладельцем Алексеем Николаевичем Смольяниновым; Анну - супругу Владимира Дмитриевича Лепешкина, и Клавдию, которую взял в жены морской офицер Борис Сергеевич Головин. Она не забыла распорядиться в отношении другого имущества в пользу многочисленных детей и внуков, отказав в доле только вдове и семейству умершего сына Николая, который не заслужил ее милости. Среди многочисленных владений Анны Тимофеевны было одно, где она пережила моменты радости грусти, о котором всегда вспоминала с щемящим чувством грусти и радости. Имение Сушнево Владимирской губернии Покровского уезда было дорогим напоминанием о мудрости ее матери, которая, приняв в семью малоизвестного историка, способствовала счастью своей дочери. В рукописном отделе Государственного исторического музея сохранились имущественные документы, касающиеся Сушнева. Там обнаружена купчая от 29 января 1879 г. на имя Г.Ф. Карпова «на имения Сушнево с пустошью Пестриковой в отхожих промыслах Кочуговой, Ельнишной с Петровым лугом, Малой Комаровой, Емельяновой, Зычки, за надельной землей при деревне Степанове, с пустошами Большой Комаровой и Александровым, Пунево тож, всего в количестве 1 742 десятин 1840 кв. сажен». Имение было приобретено у коллежского асессора Николая Александровича Поливанова, старинного знакомого Морозовых. А.Т.Карпова, С.Т. Морозов, М.К.Поливанов и другие в Сушнево позируют фотографу. Фотография 1892 г. В выписи из крепостной Владимирского нотариального архива от 18 января 1879 г. было сказано, что имение это досталось ему «в составе прочего по наследству после покойного родителя его поручика Александра Константиновича Поливанова и по раздельной записи с братьями Константином и Михаилом Поливановыми и сестрой Натальей Костовцевою, урожденной Поливановой, совершенной 18 апреля 1847 г.». В документа указано, что Поливанов продал «...первое, с находящуюся в даче сельца Сушнева с пустошью Пестриковой: господским домом и всеми без исключения жилвми и нежилыми строениями, с садом, оранжереей, фруктовым сараем и прочими строениями, состоящим при сельце Сушневе трактиром и при нем постоялым двором; домом, в котором помещается почтовая станция, амбаром и конторою, состоящими также в даче сельца Сушнева и находящихся близ Болдинской станции железной дороги; с мукомольной мельницей при с. Сушневе на реке Пекше, приносящей ежегодно дохода 325 рублей, и со всеми без исключения другими в продаваемом имении всякого рода строениями, жилыми и нежилыми, находящимися как при Болдинской станции, так и в других местах этого имения; с торфяными болотами, с рабочими лошадьми и рогатым скотом; второе, со всеми при сей земле обязательствами, равно как законодательными исками, которые ныне состоят, или впредь открыться могут, и третье, лес же находящийся на всей продаваемой земле в продажу села не поступает, так как тот лес весь без отстатка продан ... 16 ноября 1878 г. ... супруге покупщика А.Т. Карповой на сруб в продолжении 12 лет...» Таким образом, с 1872 г. занимаясь лесным производством в имении Брыково Звенигородского уезда, Анна Тимофеевна сильно расширила свои земельные владения. В окрестностях села Сушнева бедные земли не располагали к земледелию, но луга, лесные поляны, вырубки, покрытые молодой порослью, перемежались строевыми соснами, дубовыми рощами и светлыми лиственными лесами, которые сами по себе стоили немало. Михаил Константинович Поливанов и Савва Тимофеевич Морозов в Сушневе. Фотография. 1892 г. Наличие производств не мешало в Сушневе отдыхать всему большому ее семейству. Барский белокаменный дом с крыльями был вместителен и уютен. Открытые террасы и балконы располагали к летнему покою. Тихая речка Пекша манила песчаными отмелями и теплыми заводями. В саду плодовые деревья давали прекрасный урожай, а в оранжерее и «фруктовом сарае», то есть крытом парнике для тепличных растений, зрели разнообразные дары природы и рук человеческих: лимоны, абрикосы, персики... Имение располагалось при станции «Болдино» Московско-Нижегородской железной дороги. От платформы надо было ехать рощей, но когда Анна Тимофеевна решила строить в Болдине церковь Боголюбовской Божией Матери, то от храма пролегала просека: так чтобы нарядное краснокирпичное здание с узорами, выложенными белым кирпичом, было видно с балкона господского дома. Большой старинный парк в Сушневе занимал почти прямоугольный участок. Изначально он имел рельефно-регулярную планировку. Одна его часть решена строго регулярно: аллеи ровные, прямые, пересекающиеся под прямым углом. По берегу Пекши деревья посажены более свободно и смешаны с кустарником. В другой части парка аллеи прерывались, и тут начинался пейзажный парк. В парке располагались часовня и различные служебные постройки. Обезглавленная часовня сохранилась до наших дней, а парк, как и господский дом со службами, к сожалению, пришел в сильное запустение. Приезд А.Т. Карповой в Сушнево. Фотография 1912 г. В Сушневе Анны Тимофеевны прожила немало лет. Там временами гостили ее родители, брат Савва с молодой женой Зинаидой Григорьевной и другой брат, Сергей Тимофеевич приезжавший с друзьями-художниками. Исаак Левитан, скорее посещал Сушнево, живя в Городке. Барышни Карповы, за которым ухаживали молодые люди, то устраивали экскурсию на старинную водяную мельницу на реке Пекше, то отправлялись по грибы, то затевали партию в крокет, приглашая принять в своих развлечениях художника. Тот, по мягкости характера, всегда соглашался, и, приятно грассируя, сопровождал игру легким разговором. Дети А.Т. Карповой и И.И. Левитан. Фотография 1892 г. Младшие дети и летом продолжали учение под наблюдением гувернанток мадам Мари и Фелиси, которые обучали девочек рукоделию и основам домоводства. Геннадий Федорович, живя в имении, также направлял образование своих детей. Дети А.Т. Карповой с гувернанткой. Фотография конца XIX в. Матери, которая задерживалась временами в Москве, те сообщали в письмах о своих учебных занятиях, просили выслать книги: «Закон Божий» Русакова, «Грамматику» Тихомирова, «Географию» Смирнова, учебники по арифметики, по обучению языкам. Для оздоровительного отдыха в березовой роще построили гимнастическую площадку, где обитатели усадьбы и их гости занимались атлетикой: качались на трапеции, подтягивались на кольцах, карабкались по шесту. А.Т. Карпова с одним из самых младших детей. Фотография конца XIX в. Дети Карповых проводили в Сушневе все лето. В глубине парка был построен для них небольшой домик, где они занимались составлением «сухих картин»-гербариев, играли в лото или что-то мастерили. На рыбную ловлю дети отправлялись под наблюдением воспитательниц, которые старались воспользоваться дарованными им минутами покоя. Малыши под присмотром нянек копошились на песчаном берегу реки или играли на террасе, затененной полотняными завесами. Домик в усадьбе Сушнево. Фотография 1890-х гг. Особенно радостными были дни рождения кого-либо из детей, когда каждый готовил небольшой подарок, а маленькие хозяйки принимали участие в приготовлении праздничного обеда. Стол устанавливали на террасе, где находилось место всем – детям и взрослым. Геннадий Федорович всегда стоял в стороне от повседневных забот, предоставляя заниматься усадьбой жене. Со временем он все более погружался в свои научные изыскания. Его теща, Мария Федоровна, оказывала «Аннетт», как она называла дочь, большую помощь, но не упускала случая заметить, что муж ее «проводил свою жизнь в архивах, разыскивая древние рукописи и издавая их с помощью денег Тимофея Саввича». Живя подолгу в усадьбе, Геннадий Федорович считал важным заботиться о нравственном и физическом здоровье крестьян близлежащей деревни Болдино, в чем его поддерживала супруга. На ее средства там началась постройка лечебницы, что снискало семейству авторитет у Покровского земского собрания. Содержавшаяся на благотворительные средства, она продолжала вплоть до Первой мировой войны оставаться важным фактором жизни сельского населения, став прекрасно оборудованной образцовой больницей. К Геннадию Федоровичу приезжали коллеги по университету и соседи-помещики Поливановы и Ненароковы. На землях Сушнева снимал дачу старый друг семьи Ключевский, к которому тоже наведывались ученые и публицисты. Сам Василий Осипович часто заходил в гости к Карповым по-соседски. Всегда мирно-веселый, аккуратный в застегнутом сюртучке, склонив голову набок, он вел неспешные беседы со старым другом и Анной Тимофеевной, которой особенно симпатизировал. Взрослые проводили время в спокойных занятиях: чаепитие на террасе, вечернее чтение вслух и музыка. Дети Карповой с гостями в Сушневе. Фотография. Конец ХIX в. В 1898 г. побывал в Сушневе Федор Иванович Шаляпин, вызвав небывалый в этих местах интерес к своей персоне. Заслышав его пение, даже наемные косари бросали работу на заливных лугах. В семье любили вспоминать, как великий бас поутру распевался, стоя на газоне перед главным домом. Приезд Шаляпина в имение не был случайным. Певец работал над партией Бориса Годунова в опере Мусоргского, которую предполагал ставить в своей Частной опере Савва Иванович Мамонтов. Шаляпин попросил познакомить его с Ключевским, чтобы лучше понять ту историческую эпоху. Историк обрадовался неожиданному визиту артиста. Они пили чай на веранде, говорили об опере «Псковитянка», где Шаляпин играл Ивана Грозного. А когда речь зашла о Годунове, Василий Осипович предложил отправиться в лес погулять. «Никогда не забуду я эту сказочную прогулку среди высоких сосен по песку, смешанному с хвоей, - вспоминал певец. – Идет рядом со мною старичок, подстриженный в кружало, в очках, за которыми блестят узенькие, мудрые глазки, с маленькой седой бородкой, идет и, останавливаясь через каждые пять-десять шагов, вкрадчивым голосом, с тонкой усмешкой на лице, передает мне, точно очевидец событий, диалоги между Шуйским и Годуновым, рассказывает о приставах, как будто лично был знаком с ними, о Варлааме, Мисаиле и обаянии самозванца. Говорил он много и так удивительно ярко, что я видел людей, изображаемых им». Не в Сушневе, а в Москве Шаляпин встречался с Левитаном. Певец вспоминал, что, хотя Левитан и не имел прямого отношения к его работе в театре, однако коренным образом изменил его понимание творчества: «Чем больше я видался и говорил с удивительно душевным, простым, задумчиво-добрым Левитаном, чем больше смотрел на его глубоко поэтические пейзажи, тем больше я стал понимать и ценить... большое чувство и поэзию в искусстве... Я понял, что не нужно копировать предметы и усердно их раскрашивать, чтобы они казались возможно более эффектными, — это не искусство. Понял я, что во всяком искусстве важнее всего чувство и дух — тот глагол, которым пророку было повелено жечь сердца людей. Что этот глагол может звучать и в краске, и в линии, и в жесте — как в речи». И.С. Остроухов в своем рабочем кабинете. Фотография начала ХХ в. Дальний родственник Морозовых, коллекционер и художник Илья Семенович Остроухов в Сушневе бывал на протяжении десятилетий. Не имея собственных детей, он нежно относился к внукам Анны Тимофеевны. Его высокую и нескладную фигуру можно было видеть везде, где звучали детские голоса. Особенно любил он дочь Тимофея Геннадьевича Анну, отчего их в семье называли «жених и невеста». И.С. Остроухов и Аня Карпова в Сушнево. Фотография начала ХХ в. Став семейным гнездом, Сушнево, одновременно, было прекрасно развитой сельскохозяйственной экономией, при которой существовало лесное производство. Кирпичный завод при имении работал для строительства храма, который возводился не один год, и для продажи строительных материалов покупателям. Потребности семьи требовали налаживания небольшого молочного хозяйства и огородничества. Но по мере того, как вырастали дети, А.Т. Карпова все больше времени начало уделять хозяйству, а именно : развитию полеводства, овощеводства, скотоводства и пчеловодства. Большую прибыль давали продажа леса, аренда угодий крестьянами и сдача дач в наем. В Москву для семейного обихода и на продажу из имения отправлялись фляги молока и сливок, пуды сливочного и «чухонского» масла, сметана, телятина и баранина, капуста, картофель, салат, огурцы и редис, пряные травы, дрова для отопления домов и сено для лошадей. И местное население, и сами Карповы посещали храм на станции «Болдино». В окрестностях Сушнева церкви до поры-времени не было, а замысел о постройке храме у Г.Ф. Карпова, профессора московского университета, существовал. Еще в юности, тяжело заболев, он дал себе обет в случае выздоровления его выстроить. Став состоятельным человеком, имея жену-миллионершу, вырастив кучу детей и устав уже несколько от суеты жизни, в 1887 г. он испросил благословения у владимирского архиепископа на строительство у станции «Болдино» «на своей земле и на свои деньги» храма Боголюбовской иконы Божией матери. Архиепископ отнесся положительно к такой инициативе, поскольку очень немного строилось тогда новых храмов на частные средства, и поручил проект исполнить епархиальному архитектору Николаю Дмитриевичу Корицкому (1854-1903). Деньги на постройку храма жертвовали не только Карповы, но все Морозовы. Анна Тимофеевна заказала иконостас из светлого и мореного дуба, красного, кедрового и других пород дерева. Вызолоченный и, местами, покрытый эмалью и росписью, он, вместе с клиросами, крестами и жертвенниками, стал замечательным украшением фамильной усыпальницы, в которой в 1890 г. был погребен Г.Ф. Карпов. Освящение храма приходило уже после смерти почтенного ученого, и впоследствии вся семья Морозовых давала на нужды этой церкви значительные суммы. Храм на станции «Болдино». Фотография второй половины ХIX в. Храм в Болдине был для Карповых местом семейных торжеств. В 1899 г. в нем состоялись венчания Алевтины Геннадьевны с Николаем Васильевичем Ненароковым, а позже - Марии Геннадьевны с Алексеем Николаевичем Смольяниновым. На последнем собрались, по крайней мере, сто приглашенных, среди которых оказались почти все купеческие и дворянские фамилии, находящиеся в родстве с новобрачными. Бывая в 1892 г. в Сушневе, Левитан мог наблюдать, как идут отделочные работы в храме, но на освящении церкви в 1893 г. его уже в имении не было. В те месяцы горе Анны Тимофеевны еще не забылось: на фотографиях она в траурном платье. Она жила в имении, занимаясь воспитанием своих детей, которым в тот момент было от 2 до 22 лет. Приезды московских друзей, родственников скрашивали ее загородную жизнь. В визитах И.И. Левитана, поселившегося в деревне Городок, Анна Тимофеевна не видела ничего дурного. Хотя дочерей держала в строгости, она благодушно смотрела, как забавляется молодежь, приняв в свою компанию художника. И.И. Левитан и барышни Карповы играют в крокет. Фотография 1892 г. Вряд ли она приглашала в усадьбу спутницу Исаака Ильича – С.П. Кувшинникову, что весьма естественно. Подруга-художница была несколько старше Анны Тимофеевны, и вела себя так, как не принято в «хороших домах». Что же до Левитана, то его характер был Анне Тимофеевне отлично знаком, ведь он был почти членом семьи Морозовых. Художник красив, горяч, знаменит, а картины его уже у Третьякова в коллекции, да и брат Сергей говорит о нем как о выдающемся пейзажисте, а Сергей кое-что понимает, почему и дружит с ним В.Д. Поленов. И Анна Тимофеевна встречала Левитана с радушием. В окрестностях Сушнева Исаак Ильич писал этюды, завершил работу «У омута», начатую в Тверской губернии. На 21-й передвижной выставке, которая проходила в Петербурге с 15 февраля по 21 марта, а в Москве — с 29 марта по 9 мая 1893 г., художник выставил свои новые работы. Согласно каталогу, это были «Лесистый берег. Сумерки», «Лесной пожар», «Осень», «Под вечер», «Владимирка». Последнее произведение публика и критика встретили без восторга. В обзоре «Русских ведомостей», посвященном вернисажу, лишь говорилось: «Картина производит весьма глубокое и цельное впечатление». В «Петербургская газета» опубликовала критическую статью, где говорилось: «Темой для картин служит природа России. Выбраны самые неприглядные, «серые» мотивы. Что может быть скучнее «Владимирки - большой дороги» г. Левитана...» Несмотря на то, что П.М. Третьяков был на выставке, «Владимирку» он отчего-то не купил, разочаровав этим художника. В 1894 г. Левитан принес картину в дар галерее. Водяная мельница в Сушневе. Фотография второй половины ХIX в. Картины Левитана, запечатлевшие владимирскую землю, передают неспокойное психологическое состояние художника, который переживал и личную драму и находился на творческом перепутье. В декабре 1892 г. художник вернулся в Москву, но теплые отношения с Карповыми и Морозовым сохранялись. Старшие дети Карповых, племянники и племянницы Саввы и Сергея Морозовых, по всей вероятности, были достаточно хорошо знакомы с Левитаном. В частности, Федор Геннадиевич Карпов не мог не встречаться с художником, хотя бы даже и только в Сушневе. Федор Карпов, инженер-технолог, статский советник, крупный промышленный деятель окончил Петербургский технологический институт, стажировался за границей, в Москве заведовал лабораторией волокнистых веществ Московского высшего технического училища, основанной на деньги Марии Федоровны Морозовой. Именно он после смерти Саввы Тимофеевича был избран в Правление Никольской мануфактуры, а с марта 1917 г. возглавлял его. Федор Геннадьевич женится в свое время на дальней своей родственнице Маргарите Давидовне Морозовой. Анна Тимофеевна продала им свой дом на Большой Ордынке (д. 41), где молодые обставили комнаты по последней моде. Среди картин многих русских художников, которые составляли собрание жены Федора Геннадиевича - М.Д. Карповой, находился отличный пейзаж совсем еще молодого Левитана «Дуб» (1880), а также «Альпы» (1897); «В Альпах зимой» (1897). Брат Федора - Александр Геннадьевич, младше на год по возрасту, также принадлежал к деловому миру. Женатый первым браком на Е.П. Рябушинской, он занимал пост директора правления Окуловской писчебумажной фабрики «В.И. Пасбург», принадлежавшей практически Рябушинским. Самая младшая из барышень Карповых – Варвара вышла замуж за сына Надежды Филаретовны фон Мекк Владимира Владимировича, человек разнообразных увлечений и большого коллекционера. В его собрании было несколько картин Левитана. Маргарита Давыдовна Морозова принадлежала к другой ветви рода Морозовых – Морозовых Тверских, поскольку фабрики их находились в Твери. Маргарита Давыдовна доводилась правнучкой Саввы Первого и внучкой Абрама Саввича. Ее двоюродными братьями были Михаил и Иван Абрамовичи Морозовы, знаменитейшие коллекционеры Москвы и России, и даже мира. Можно с большой вероятностью предполагать, что Левитан был знаком с М.А. Морозовым. О нем художник С.А. Виноградов писал: «Михаила Абрамовича Морозова Бог одарил всячески. Родился богатырь, а в 33 года сгорел. С огневыми ... карими глазами, талантливый, страстный, он блестяще окончил исторический факультет Московского университета, поступил на другой факультет. Мать хотела и мечтала видеть его профессором, он, конечно, легко мог быть им». Не исключено, что Исаак Ильич был представлен и супруге Морозова - Маргарите Кирилловне (урожденной Мамонтовой). Маргарита Кирилловна Морозова с детьми на фоне портрета мужа, написанного В.А. Серовым. Фотография второй половины ХIX в. Возможно, он бывал и в их особняке на Смоленской площади, ибо супруги Морозовы, как известно, принимали у себя практически всех московских художников. В опубликованных воспоминаниях Маргариты Кирилловны Морозовой имя Левитана не упоминается, как, впрочем, и в мемуарах и Зинаиды Григорьевны Морозовой. Но это, ни в коем случае, не исключает самого факта их знакомства. Михаил Абрамович Морозов. Фотография второй половины ХIX в. Михаил Абрамович неоднократно встречался с Левитаном на вернисажах. Установлено, что в его собрании находились картины «Весной в лесу» (1882); этюд «Костры» (1880-е гг.), этюд «Вечер на Волге» (1888); «Летний тихий вечер» (1894); «В парке» (1895); «Свежий ветер. Волга» (1895), «Дорога» (1898); этюд для картины «Озеро» - «Ветреный день» (1898); этюды «Пашня», «Долина реки», «Деревня», «Тропинка. Вечер» (1890-е гг.) и другие. Его брат, Иван Абрамович, также увлекся коллекционированием. По всей вероятности, он покупал картины на выставках по рекомендации художников В.А Серова и С.А. Виноградова. Сергей Арсеньевич Виноградов вспоминал, что «Иван Абрамович был менее решителен и менее смел и менее порывист по сравнению с Михаилом Абрамовичем. ...Но искусство и жизнь около него и люди искусства были, все же, главными в его жизни. ...Иван Абрамович шире и шире, все свободнее приобретал вещи самого первого значения». Иван Абрамович Морозов. Фотография второй половины ХIX в. В его коллекции находились замечательные произведения западноевропейской живописи, и, вместе с тем, он оказался обладателем самого большого, из собирателей, количества работ Левитана. Он был собственником таких произведений, как «Речка Истра» (1885-1886), «Пасека» (1887); «Уголок в Плёсе» (1888); этюды «Сосновая аллея», «У речки», «На Волге. У берега» (1880-е гг.); этюд «Корниш. Юг Франции» (1894); «Поздняя осень» (1894); этюд «Хмурый день» (1895); этюд «Море у финляндских берегов» (1896); этюды «Крепость. Италия», «Бурный день», «Ток. Гумно» (1897); «Тишина» (1898); «Порубка» (1898); «Поля» (1899); этюды «Снопы», «Озеро. Ветреный день», «Последние лучи. Озеро», «Озеро. Вечер» (1898-1899 гг.); этюды «Пестрое поле», «Дорожка. Лесные дали», «Заводь», «Поле» (1890-ее гг.). Собрание живописи в доме И.А. Морозова. Фотография второй половины ХIX в. В 1906 г. при подготовке художественной экспозиции «Два века русского искусства» в Париже на Осеннем салоне Иван Абрамович Морозов не только откликнулся на призыв Сергея Дягилева стать членом выставочного комитета, он перечислил деньги на устройство огромной ретроспективы, насчитывавшей почти 750 произведений и предоставил работы из своего собрания, среди которых имелись пейзажи Левитана. Мать братьев Михаила и Ивана, известная московская просветительница и меценатка Варвара Алексеевна Морозова (урожденная Хлудова), вдова Абрама Абрамовича Морозова, двоюродного брата Сергея и Саввы Морозовых, весьма вероятно, также была лично знакома с Левитаном. Сегодня еще не до конца выявлены те многообразные связи, которые существовали между различными деятелями делового мира и формировавшегося интеллигентского слоя, призванного стать основой гражданского общества. Варвара Алексеевна Морозова через своего второго, гражданского, мужа В.И. Соболевского в самые последние годы XIX в. довольно близко сошлась с А.П. Чеховым. Вполне возможно, что через Антона Павловича Левитан познакомился и с Морозовой, если не был знаком раньше. Во всяком случае, единственную свою печатную работу – статью по поводу смерти Саврасова - Левитан опубликовал именно в газете Соболевского «Русские ведомости», субсидировала которую Варвара Алексеевна. А на следующий год Чехов заезжал к Левитану на Сенеж проездом как раз от Варвары Алексеевны из ее тверского имения Поповка. Еще две линии знаменитого рода, которые хотелось бы отметить, шли от внуков знаменитого Саввы I - Викула Елисеевича (1829-1894) и Ивана Захаровича (1823-1888) Морозовых. Сын первого – замечательный коллекционер Алексей Викулович Морозов, обладатель уникального собрания старинных русских икон, фарфора и гравюр мирового значения. Сергей Викулович с детства был крайне застенчив и романтичен. В 1869 г. мальчика отдали в Реальное училище, однако он не сумел его закончить. Учение давалось ему с большим трудом. Однако позднее Алексей Викулович много занимался самообразованием, слушал лекции в Московском университете по русской и зарубежной истории и истории искусства, и в итоге он стал обладателем широких познаний в области отечественной культуры. Как свидетельствовали современники, у него было небольшое собрание и русской живописи. По рассказам его племянницы Ольги Ивановны Морозовой-Свидерской, в коллекции А.В. Морозова имелось несколько работ Левитана. Ну и напоследок коснемся 4-й ветви Морозовского рода, Морозовых-Глуховских, называемых так потому, их фабрики размещались в селе Глухове, пригороде уездного города Богородска, ныне Ногинска. В Ногинском городском музее хранится небольшая, но довольно интересная коллекция живописи, первоначальную принадлежность которой относят к Арсению Ивановичу Морозову, «столпу рогожского благочестия». В его собрании также имелся этюд Левитана, написанный в Васильсурске. Таким образом, творчество И.И. Левитана нашло отклик в сердцах почти всех представителей рода Морозовых. Думается, что их стремление иметь картины или этюды великого пейзажиста в своих домах и коллекциях – это вовсе не дань моде, а отклик русской души на проникновенное русское же искусство. «С именем Морозовых, – отмечал мемуарист П.А. Бурышкин, – связуется представление о влиянии и расцвете московской купеческой мощи. Эта семья, разделившаяся на несколько самостоятельных и ставших различными ветвей, всегда сохраняла значительное влияние и в ходе московской промышленности и в ряде благотворительных и культурных начинаний». С именем Левитана ассоциируется представление о России. Вспомним губернии, где он бывал и которые писал за свою короткую жизнь: Сувалкская, Московская, Таврическая, Нижегородская, Костромская, Калужская, Тульская, Тверская, Владимирская, Петербургская, Выборгская, Ярославская, Новгородская и другие. Большой пленер... Большая страна... Большой, великий художник. И такая короткая жизнь... Великий мастер писал Россию «по кускам», временами гениально соединяя их в общее неповторимое полотно российской жизни. Созданный им образ Руси, которым он мучился в последние годы и не успел полностью претворить, был обобщенным, синтетическим, не относился конкретно ни к какой ее части конкретно, а ко всей России сразу. |
Комментарии