| В.Я. Шишков "Угрюм-река" |
| 1 | ЧАСТЬ 1 1 На сполье, где город упирался в перелесок, стоял покосившийся одноэтажный дом. На крыше вывеска: СТОЙ. ЦРУЛНА. СТРЫЖОМ, БРЭИМ, ПЕРВЫ ЗОРТ Хозяин этой цирюльни, горец Ибрагим-Оглы, целыми днями лежал на боку или где-нибудь шлялся, и только лишь вечером в его мастерскую заглядывал разный люд. Кроме искусства ловко стричь и брить, Ибрагим-Оглы известен пьющему люду городских окраин как человек, у которого в любое время найдешь запас водки. |
| 2 | Вечером у Ибрагима клуб: пропившиеся двадцатники, — так звали здесь чиновников, — мастеровщина-матушка, какое-нибудь забулдыжное лицо духовного звания, старьевщики, карманники, цыгане; да мало ли какого народу находило отраду под гостеприимным кровом Ибрагима-Оглы. А за последнее время стали захаживать к нему кое-кто из учащихся. Отнюдь не дешевизна водки прельщала их, а любопытный облик хозяина, этого разбойника, каторжника. |
| 3 | Пушкин, Лермонтов, Толстой — впечатления свежи, ярки, сказочные горцы бегут со страниц и манят юные мечты в романтическую даль, в ущелья, под чинары. Ну как тут не зайти к Ибрагиму-Оглы? Ведь это ж сам таинственный дьявол с Кавказских гор. В плечах широк, в талии тонок, и алый бешмет, как пламя. А глаза, а хохлатые черные брови: взглянет построже — убьет. Вот черт! Но посмотрите на его улыбку, какой он добрый, этот Ибрагим. |
| 4 | Ухмыльнется, тряхнет плечами, ударит ладонь в ладонь: алля-алля-гей! — да как бросится под музыку лезгинку танцевать. Вот тогда вы полюбуйтесь Ибрагимом... Заглядывал сюда с товарищами и Прохор Громов. Оркестр давно закончил последний марш, трубы остыли, и турецкий барабан пьет теперь в трактире сиво драл. Сад быстро стал пустеть. Дремучий, вековой, огромный: нередко в его трущобах даже среди бела дня бывали кровавые убийства. |
| 5 | Скорее по домам: мрачнел осенний, поздний вечер. Прохор Громов, ученик гимназии, сдвинул на затылок фуражку и тоже направился к выходу. Вдали гудел отчаянный многоголосый крик, словно граяла на отлете стая грачей. Прохор Громов остановился: «Драка», — и он припустился на голоса прямиком, через клумбы цветов и мочежины. — Бей! Он треснул по голове бежавшего ему навстречу мальца. Опытным глазом забияки он быстро окинул поле битвы: на площадке, где обычно играла музыка, шел горячий бой между «семинарами» и «гимназерами». |
| 6 | К той и другой стороне приставали мещане, хулиганы, всякий сброд. — Ура! ура! — Гони кутью в болото! — Ребята!.. Наших бьют!.. Прохор Громов выхватил перочинный нож и марш-марш за удиравшими. В нем все играло диким озорством, захватывало дух. Рядом с ним неслись кулачники, где-то пересвистывались полицейские, трещали трещотки караульных, лаяли псы. — Полиция! — И все врассыпную. — Лезь по деревьям!.. |
| 7 | Но буйный нож Прохора, наметив жертву, уже не мог остановиться. Прохор на бегу полоснул парня ножом. И сразу отрезвел. — Полиция!.. — с гамом мелькали возле него пролетающие тени, — Айда наутек! Прохор Громов вскочил на решетку и, разодрав об железо шинель, перепрыгнул. — Ага! Есть! С ножом, дьяволенок! — сгреб его в охапку полицейский, но он, как налим, выскользнул из рук и — стремглав вдоль улиц. |
| 8 | — Жулик! Имай! Держи! Но Прохор юркнул в темный проулок, притаился. Закурил. На правой руке кровь. «А где ж картуз?» — и сердце его сжалось. Новая его фуражка с четкою надписью на козырьке «Прохор Громов», очевидно, попала в руки полицейских. Прохор перестал дышать. Он уже слышит грозный окрик директора гимназии, видит умирающего парня, полицию, тюрьму. «Боже мой! Что ж делать?..» — К Ибрагиму! Да, к Ибрагиму-Оглы. |
| 9 | Он спасет, он выручит. Ибрагим все может. И Прохор, вздохнув, повеселел. Он отворил дверь и задержался у порога. В комнате человек пять его товарищей, гимназистов. Ибрагим правил бритву, что-то врал веселое: гимназисты хохотали. Прохор поманил Ибрагима, вместе с ним вышел в соседнюю комнату, притворил дверь. Чуть не плача, стал рассказывать. Он ходил взад-вперед, губы его прыгали, руки скручивали и раскручивали кончик ремня. |
| 10 | У Ибрагима черные глаза загорались. — Я за ним... Он от меня... Я выхватил нож... — Мададэц!.. Далшэ... — Я его вгорячах ножом... — упавшим голосом сказал Прохор. — Цх! Зарэзал?.. — радостно вскричал черкес. — Нет, ранил... — Дурак! — Я его тихонько.., перочинным ножичком, маленьким, — оправдывался Прохор. — Дурак! Кынжал надо... Вот, на!.. — горец сорвал со стены в богатой оправе кинжал и подал Прохору. |
| … |
Комментарии