| 1 |
Сергей Лукьяненко. Последний герой. Накануне вечером он долго стоял у окна. Ольга уже знала, что это означает, но не стала ни о чем его просить, наоборот, была особенно ласкова. На какое-то время Хей оживился, но ночью Ольга проснулась, чувствуя, что его нет рядом. Она встала с постели, не включая свет, прошла на кухню. Хей курил, стоя у открытого окна. - Видишь, - не оборачиваясь сказал он, - маленькая звездочка над башней торгового центра? Она не видела, но на всякий случай кивнула. - Это звезда Эн-547. Рядом с ней есть планета Ледовый Купол. За эту неделю там исчезло шесть космолетов. - И ты... Хей обнял ее. - Я должен, - просто сказал он. - Я пилот экстра-класса, другим там делать нечего. - А если ты не вернешься? Он ничего не ответил. Ольга больше не уснула, а Хея заставила лечь - в полете ему потребуются все силы. Утром он завтракал торопливо, не замечая что ест. В мыслях он был уже ТАМ. И когда Хей вышел на балкон, где покачивался в поле антигравитации его корабль - двухметровый хрустальный шар, Ольга уже не могла сдержать слезы. - Не плачь, - осматривая амортизаторы корабля, сказал Хей. - Я вернусь через месяц. - А если... Хей похлопал по поверхности шара, словно сгоняя с него солнечные блики, и строго сказал: - Никаких "если". Ведь ты будешь меня ждать. Поцеловав Ольгу Хей закрыл за собой люк. Посидел в кресле, привыкая к кораблю, потом отдал мысленную команду: "Вверх". Хрустальный шар молнией блеснул над городом и растворился в небе. На высоте двухсот километров Хей остановился. Торопиться было некуда. Подвешенный в антигравитации шар слегка покачивался, под ним медленно проплывала Земля. Несколько раз Хей поглядывал в небо. Эн-547, Ледовая Плешь... А Земля продолжала вращаться. Исчезали за горизонтом страны, материки, потянулись просторы Тихого океана. Через двенадцать часов Хей сбросил задумчивость. Достал зажигалку, поводил ей вдоль несгораемой ткани комбинезона. По ткани пошли черные разводы. Потом он зубами разорвал по шву рукав комбинезона, взлохматил волосы, и отдал команду: "Вниз". Он приземлился перед маленьким уютным коттеджем, прямо на заросшей цветами лужайке. Неловко улыбаясь Хей вылез из люка. Из коттеджа уже выбежала высокая загорелая девушка в шортах. - Опять я помял тебе все цветы, - виновато сказал Хей. Девушка прижалась к его груди. - Какие пустяки, о чем ты... Ты надолго? Хей пожал плечами. - Как всегда, на месяц. В утреннем небе тихо угасала звезда Эн-547. |
| 2 |
Борис Карлов. Оружие. Рыскин много лет копил деньги на охотничье ружьё. Не то, чтобы ему нравилось убивать лесных зверей и птиц, а просто ради природы. У него были друзья, которые звали его на охоту, расписывая красоты тех мест, куда ездили. И вот Рыскин накопил нужную сумму и отправился в милицию за разрешением. В милиции ему первым делом велели взять справку, что он здоров. А то вдруг он псих и перестреляет совершенно невинных людей. Такая справка, сказали ему, при покупке ружья - самое первое дело. И Рыскин отправился в свою районную поликлинику за справкой. Девушка в регистратуре выслушала его довольно рассеянно и выписала ему на три часа номерок номер один к терапевту. Рыскин погулял, сходил в кино, и в назначенное время был у дверей кабинета. Его удивило, что множество сидевших в коридоре пожилых людей смотрят на него мрачно и недоброжелательно. Когда над дверью загорелась лампочка, и Рыскин хотел зайти, его вдруг грубо оттеснила гражданка на костылях, а кто-то раздражённо сказал: "Мужчина, тут живая очередь". Удивлённый и расстроенный, Рыскин занял очередь и просидел в коридоре часа два с половиной, слушая тоскливые разговоры пенсионеров. Наконец он попал в кабинет, и врач спросил, не поднимая глаз: "На что жалуетесь?". Рыскин начал объяснять ему про ружьё. Врач не понял и потребовал направление. Рыскин сорвался на крик, и врач пригласил следующего. "Разберитесь в регистратуре", - сказал он сухо. Рыскин спустился в регистратуру и начал там буянить. Пришла главный врач и, чтобы его как-то утихомирить, велела выписать ему направления на все анализы и на рентген. К концу недели Рыскина знала вся поликлиника. Он сделался взъерошен, дик и непредсказуем. Однако сдал все анализы и собрал все справки. Не знал его только один молоденький врач, который заступил первый день. Он вообще не знал, какие бывают больные. И к нему попал Рыскин. - Погодите, погодите, - удивился молоденький врач. - Вам за такой справкой надо не в поликлинику. Вам нужно идти в психодиспан... Однако договорить он не успел, потому что Рыскин прыгнул как вампир и вцепился зубами ему в воротник. Насилу оттащили. Валентина Семёновича увезли в сумасшедший дом и продержали там неделю. Поставили на учёт и строго-настрого запретили иметь ружьё. На скопленные деньги Рыскин купил сервант. Когда он слышит слова "поликлиника" или "регистратура", то вздрагивает. И никогда не болеет, даже в самую жестокую эпидемию гриппа. |
| 3 |
Михаил Зощенко. Исповедь. На страстной неделе бабка Фекла сильно разорилась - купила за двугривенный свечку и поставила ее перед угодником. Фекла долго и старательно прилаживала свечку поближе к образу. А когда приладила, отошла несколько поодаль и, любуясь на дело своих рук, принялась молиться и просить себе всяких льгот и милостей взамен истраченного двугривенного. Фекла долго молилась, бормоча себе под нос всякие свои мелкие просьбишки, потом, стукнув лбом о грязный каменный пол, вздыхая и кряхтя, пошла к исповеди. Исповедь происходила у алтаря за ширмой. Бабка Фекла встала в очередь за какой-то древней старушкой и снова принялась мелко креститься и бормотать. За ширмой долго не задерживали. Исповедники входили туда и через минуту, вздыхая и тихонько откашливаясь, выходили, кланяясь угодникам. "Торопится поп, - подумала Фекла. - И чего торопится. Не на пожар ведь. Неблаголепно ведет исповедь". Фекла вошла за ширму, низко поклонилась попу и припала к ручке. - Как звать-то? - спросил поп, благословляя. - Феклой зовут. - Ну, рассказывай, Фекла, - сказал поп, - какие грехи? В чем грешна? Не злословишь ли по-пустому? Не редко ли к богу прибегаешь? - Грешна, батюшка, конечно, - сказала Фекла, кланяясь. - Бог простит, - сказал поп, покрывая Феклу епитрахилью. - В бога-то веруешь ли? Не сомневаешься ли? - В бога-то верую, - сказала Фекла. - Сын-то, конечно, приходит, например, выражается, осуждает, одним словом. А я-то верую. - Это хорошо, матка, - сказал поп. - Не поддавайся легкому соблазну. А чего, скажи, сын-то говорит? Как осуждает? - Осуждает, - сказала Фекла. - Это, говорит, пустяки - ихняя вера. Ноту, говорит, не существует бога, хоть все небо и облака обыщи... - Бог есть, - строго сказал поп. - Не поддавайся на это... А чего, вспомни, сын-то еще говорил? - Да разное говорил. - Разное! - сердито сказал, поп. - А откуда все сие окружающее? Откуда планеты, звезды и луна, если богато нет? Сын-то ничего такого не говорил - откуда, дескать, все сие окружающее? Не химия ли это? Припомни не говорил он об этом? Дескать, все это химия, а? - Не говорил, - сказала Фекла, моргая глазами. - А может, и химия, - задумчиво сказал поп. - Может, матка, конечно, и бога нету - химия все... Бабка Фекла испуганно посмотрела на попа. Но тот положил ей на голову епитрахиль и стал бормотать слова молитвы. - Ну иди, иди, - уныло сказал поп. - Не задерживав верующих. Фекла еще раз испуганно оглянулась на попа и вышла, вздыхая и смиренно покашливая. Потом подошла к своему угодничку, посмотрела на свечку, поправили обгоревший фитиль и вышла из церкви. |
| 4 |
Михаил Зощенко. Узел. Воровство, милые мои, - это цельная и огромная наука. В наше время, сами понимаете, ничего не сопрешь так вот, здорово живешь. В наше время громадная фантазия требуется. Главная причина - публика очень осторожная стала. Публика такая, что завсегда стоит на страже своих интересов. Одним словом, вот как бережет свое имущество! Пуще глаза! - Глаз, говорят, завсегда по страхкарточке восстановить можно. Имущество же никоим образом при нашей бедности не вернешь. И это действительно верно. По этой причине вор нынче пошел очень башковитый, с особенным умозрением и с выдающейся фантазией. Иначе ему с таким народом не прокормиться. Да вот, для примеру, нынче осенью опутали одну знакомую мою - бабку Анисью Петрову. И ведь какую бабку опутали! Эта бабка сама очень просто может любого опутать. И вот подите же - уперли у ней узел, можно сказать, прямо из-под сижу. А уперли, конечно, с фантазией и замыслом. А сидит бабка на вокзале. Во Пскове. На собственном узле. Ожидает поезда. А поезд в двенадцать часов ночи ходит. Вот бабка с утра пораньше и приперлась на вокзал. Села на собственный узел. И сидит. И нипочем не сходит. Потому пугается сходить. "Не замели бы, полагает, узел". Сидит и сидит бабка. Тут же на узле и шамает и водицу пьет - подают ей Христа ради прохожие. А по остальным мелким делишкам - ну, мало ли - помыться или побриться - не идет бабка, терпит. Потому узел у ней очень огромный, ни в какую дверь вместе с ней не влазит по причине размеров. А оставить, я говорю, боязно. Так вот сидит бабка и дремлет. "Со мной, думает, вместях узел не сопрут. Не таковская я старуха. Сплю я довольно чутко - проснусь". Начала дремать наша божья старушка. Только слышит сквозь дремоту, будто кто-то ее коленом пихает в морду. Раз, потом другой раз, потом третий раз. "Ишь ты, как задевают! - думает старуха. - Неаккуратно как народ хожит". Протерла бабка свои очи, хрюкнула и вдруг видит, будто какой-то посторонний мужчина проходит мимо нее и вынимает из кармана платок. Вынимает он платок и с платком вместе нечаянно вываливает на пол зеленую трешку. То есть ужас как обрадовалась бабка. Плюхнулась, конечное дело, вслед за трешкой, придавила ее ногой, после наклонилась незаметно - будто Господу Богу молится и просит его подать поскорей поезд. А сама, конечное дело, трешку в лапу и обратно к своему добру. Тут, конечно, грустновато рассказывать, но когда обернулась бабка, то узла своего не нашла. А трешка, между прочим, оказалась грубо фальшивая. И была она кинута на предмет того, чтобы бабка сошла бы со своего узла. Эту трешку с трудом бабка продала за полтора целковых. |
| 5 |
Александр Хургин. Никто не виноват. Мы живём в подвале пятиэтажного дома на улице Софьи Ковалевской. Не потому, что нам больше негде жить, а потому, что в подвале нам хорошо: уютно, темно и сыро. Хотя жить нам, и вправду, негде. Если по-настоящему к этому вопросу подходить и отвечать на него по-настоящему. Но одно другому не мешает и не помогает. В подвале, среди труб, кабелей и других коммуникаций, мы очень хорошо себя чувствуем. Свободно и на своём месте под солнцем. В подвале у нас есть печка электрическая самодельная. И мы на ней варим еду, питьё и всевозможные наркотические смеси высокой степени очистки. Там же, в подвале, мы всё это и употребляем в пищу. И от этого нам хорошо. А разговоры, что мы можем дом нашей печкой после нашего употребления сжечь дотла, так это неправильные и несправедливые разговоры. Вон, в предыдущем доме на улице Обоянской мы тоже жили в подвале, и там у нас тоже была электрическая печка страшной силы, ну, то есть мощности. И пожар произошёл у нас - что да, то да, факт есть факт и опровержения тут излишни и вредны. Но факт пожара совсем и абсолютно не означает, что дом сгорел до этого самого тла. Первый этаж да, выгорел весь. То есть не весь, а в трёх подъездах из пяти. А все другие этажи огонь практически не затронул и не повредил. На всех других этажах серьёзных жертв и разрушений нет и не было. Так что ничего особо страшного не произошло, можно сказать. Трём пожарным машинам там вообще делать было нечего. Одна бы вполне могла с поставленной задачей справиться, с честью и с успехом. И справилась бы. Если бы три машины не приехали. Сразу. Со всех концов города. Видно, жильцы поочерёдно их вызывали, и они все приехали. Приехали, пожар потушили быстро и высокопрофессионально. Говорят: - А кто платить за услуги будет? За воду, израсходованную в количестве двух с половиной автобочек, и горюче-смазочные материалы - расход по прайс-листу за девятнадцать тонно-километров, включая НДС. А платить некому. Потому что никто не виноват в том, что печка у нас в подвале перевернулась. Ногой её один наш гость зацепил, она и перевернулась. Но он же - гость. Мы и не заметили его досадной оплошности. Как культурные и воспитанные в детстве люди - по всем законам гостеприимства. А пожарные уехали не солоно, как говорится, хлебавши. Без денег, без воды и практически без бензина, который постоянно растёт в цене, в смысле, становится всё дороже. И за это их по головке не погладят. И медали "За отвагу на пожаре" не дадут. Жалко пожарных. Не виноваты они в том, что они пожарные. А что делать? А делать - нечего. |
| 6 |
Александр Хургин. Все люди - братья. Больше всего на свете и в жизни любили Лера с Татой негра Хуанга и грибы собирать. Белые. Любили - и собирали. Насчёт Хуанга им никто ничего не возражал, так как Хуанг был их личным внутренним делом, в смысле, личной жизнью, на которую каждый сознательный гражданин нашей родины имеет конституционное право. А насчёт грибов все им говорили, буквально в один голос: "Не собирайте, - говорили, - грибов, подохнете мучительной смертью в реанимации не приходя в сознание". А они, как дуры, собирали. Им уже и по радио, и по телевизору талдычили, мол в грибах содержится много полезных питательных веществ, а также и ядов, смертельных для жизни. Потому что экологическая обстановка у нас создалась близкая к катастрофическим последствиям. А они радио не слушали, телевизор не смотрели. И наоборот. И ходили в лес по грибы. Всем смертям назло. И родственникам своим и друзьям - тоже назло. Они ещё всеми правдами и неправдами этими своими грибами накормить родственников, включая друзей, пытались и иногда норовили. Замаскировав грибы под жареную картошку с луком. Но родственники и друзья их кулинарное коварство распознавали безошибочно - по характерному запаху, недвусмысленному виду и по изменению в блюде цвета лакмусовой бумажки на синий. В конце концов бдительные родственники надоели Тате и Лере - и бдительностью, и вообще. Поэтому они угостили гостеприимно грибами негра Хуанга - будущего молодого специалиста своей молодой страны. Который был их любовником по средам и пятницам и студентом их вуза под названием академия. Да... Так он студентом и остался. И молодым остался. А молодым специалистом как на грех не стал. По не зависящим от него причинам. И его молодая страна его лишилась. Хотя очень на него рассчитывала. И главное - Тата с Лерой те же самые грибы вместе с Хуангом наперегонки ели. И по сей день едят, заготовив их на зиму в банках и вязанках видимо-невидимо. И ничего с ними не происходит, кроме пользы и приятной сытости. Только изредка, раз приблизительно в месяц, Тата задумывается и спрашивает у Леры: - А с какой это стати, - спрашивает, - он побелел весь до мозга костей после наших белых грибов? Может, они ему были вредны или противопоказаны? Ввиду противоположного цвета кожи и расовой принадлежности. А Лера Тате отвечает: - Из-за свойств организма он побелел. А не из-за принадлежности и цвета. - А нам что, - Тата говорит, - свойства его организма несвойственны? - Выходит, что так, - говорит Лера. Хотя в справедливости своих слов она сомневается. Поскольку все люди - родные братья. В том числе, наверно, и негры. |
| 7 |
Борис Карлов. Пельмень. Однажды Никита Борисович собрался немножко похудеть. Проснувшись утром, он съел только два яйца в мешочек и выпил стакан чая без сахара. Перед самым уходом он подумал, что день предстоит тяжёлый, а съеденное утром всё равно быстро перегорит в организме. И потому не стоит себя до такой степени изнурять. Он вернулся на кухню, намазал булку маслом, полил вареньем и с большим удовольствием скушал. И действительно: в первой половине дня Никита Борисович чувствовал себя молодцом - легко и бодро. Он был очень доволен тем, что не стал набивать с утра желудок тяжёлой пищей. Во время полуденного ланча он тоже себя не перегружал, а только скушал несколько бутербродов с ветчиной и выпил чашечку кофе. Такой спортивный режим Никиту Борисовича очень бодрил. Он успешно провёл несколько деловых встреч, похлопал по попке новую сотрудницу, а она ему улыбнулась и погрозила пальцем. К обеду Никита Борисович проголодался всерьёз и заказал себе чуть больше, чем обычно. Корзиночку салата из крабов, розетку икры на льду и ассорти мясное на блюде. Соляночку донскую с заварными клёцками, борщок украинский с чесночными пампушками, харчо из баранины, соляночку сборную на сковороде и лёгкий раковый супчик с телячьими ушками. Кусок ростбифа в соусе бешамель, волованы с телятиной, шашлык по-карски и почки в мадере с шампиньонами. Десертом он не злоупотреблял и ограничился мороженым с рюмочкой ликёра, сыром и фруктами. В пять часов, незадолго до конца рабочего дня, Никита Борисович присел на скрипнувший край стола секретарши, и, болтая о том о сём, между делом, съел несколько пирожных из коробки, подаренной посетителем. Дома Никита Борисович весь вечер смотрел футбол. А чтобы совсем не оставаться без дела, хрустел чипсами. Сначала наши проигрывали, потом два гола подряд отыграли, и всё закончилось вничью. Но Никита Борисович так переволновался, что не заметил, как схрумкал четыре больших пакета. После этого он долго пил спрайт, припав к горлышку пластиковой бутыли. Через некоторое время лимонад освободил место для пары яблок, которыми пришлось заморить червячка. Но кисловатые плоды только разожгли аппетит, и Никита Борисович, махнув на диету, нажарил себе свинины с картошкой и с луком. Ночью Никита Борисович вышел на кухню и допил спрайт. А потом, вспомнив, что всё равно уже сорвался, сварил пачку пельменей и скушал, щедро заправив маслом и сметаной. Потом он опять лёг, заснул, и ему снилось, что он сам один большой пельмень, и его полощут и в растопленном масле, и в сметане, а ему приятно... |
| 8 |
Михаил Зощенко. Щедрые люди. На пивоваренных заводах рабочим для поддержания здоровья выдают по две бутылки пива. Ну что ж, пущай выдают. Мы не завидуем. Мы только несколько удивлены постановкой этого дела. Оказывается, на некоторых ленинградских заводах пиво выдается особенное - брак. В этом специальном пиве попадаются: щепки, волоса, мухи, грязь и прочие несъедобные предметы. Любопытная картиночка нам рисуется. Рабочий варочного отделения Иван Гусев получил две бутылки пива, сунул их в карман и, весело посвистывая, пошел домой. "Все-таки не забывают нашего брата, - думал Гусев. - Все-таки про наше рабочее здоровье стараются. Ежели, например, цех у тебя вредный - получай, милый, для поддержки две бутылки бесплатно. Ах ты, щедрые люди какие! Ведь это выходит шесть гривен в день... А ежели в месяц - пятнадцать рублей... Ежели в год - двести целковых набегает". Сколько набегает в десять лет, Гусев не успел высчитать. Дома Гусева обступили родные. - Ну что, принес? - спросила жена. - Принес, - сказал Гусев. - Очень аккуратно выдают. Стараются про наше рабочее здоровье. Спасибо им. Жаль только, пить его нельзя, а то совсем бы хорошо. - Может, можно? - спросила жена. - Да нет, опять чего-нибудь в ем плавает. - А чего в ем сегодня плавает? - с интересом спросил Петька, сын Гусева. - Сейчас смотреть будем. Гусев открыл бутылку и вылил пиво в глиняную чашку. Все домочадцы обступили стол, вглядываясь в пиво. - Есть, кажися, - сказал Гусев. - Есть! - вскричал Петька с восторгом. - Муха! - Верно, - сказал Гусев, - муха. А кроме мухи еще чевой-то плавает. Сучок, что ли? - Палка простая, - разочарованно сказала жена. - Палка и есть, - подтвердил Гусев. - А это что? Не пробка ли? Жена с возмущением отошла от стола. - Все ненужные вещи для хозяйства, - сердито сказала она. - Палка, да пробка, да муха. Хотя бы наперсток дешевенький попал или бы пуговица. Мне пуговицы нужны. - Мне кнопки требуются, - ядовито сказала тетка Марья. - Можете обождать с вашими пуговицами... - Трубу хочу, - заныл Петька. - Хочу, чтоб труба в бутылке... - Цыц! - крикнул Гусев, открывая вторую бутылку. Во второй бутылке тоже не было ничего существенного: два небольших гвоздя, таракан и довольно сильно поношенная подметка. - Ничего хорошего, - сказал Гусев, выливая пиво за окно на улицу. - Ну, может, завтра будет, - успокоила жена. - Рояль хочу, - захныкал Петька. - Хочу, чтоб рояль в бутылке. Гусев погладил сына по голове и сказал: - Ладно, не плачь. Не от меня это зависит - от администрации. Может, она к завтрашнему расщедрится насчет рояля. Гусев спрятал пустые бутылки за печку и грустный присел к столу. А за окном тихо плакал прохожий, облитый густым баварским пивом. |
| 9 |
Александр Хургин. Независимо от пола. Жили-были на свете бабы. Некоторые их ещё женщинами называют ошибочно. А рядом с бабами, ну, в смысле, рядом с ошибочными этими женщинами, жили вразброс поэты, мужья и любовники. И ещё несколько нормальных мужчин жили с ними рядом. Но эти - на некотором расстоянии или, может быть, удалении. И до них было, конечно, рукой подать, но не дотянуться хоть разорвись. Нет, это, конечно, преувеличение и в высшей степени гипербола. Дотянуться было можно, но с трудом. А труда же у нас никто не любит - ни мужчины, ни женщины. Поэтому до них никто и не дотягивался, и они жили сами по себе, автономно. Как все нормальные люди живут, независимо от пола. И бабам на свете жилось трудно и беспросветно. Из-за мужей, любовников и поэтов. Потому что куда ни плюнь - если попадёшь в мужчину - так он обязательно или муж твой, или любовник, или - прости Господи - поэт. Который тоже в мужья и в любовники проникнуть норовит. Сволочь. Одни страдания принося всем в радиусе километра три, а то и более. Плюс безденежье беспросветное и безнадежное, плюс алкоголизм хронический, плюс сопли и неврастения. Поэтому собрались бабы-женщины на женсовет и постановили мужей и любовников коренным образом извести путём отлучения от супружеских и им подобных обязанностей. Начав, само собой разумеется, с поэтов, а любовниками - кончив. А нормальных - тех нескольких - покуда постановили поберечь, оставив их для развода и последующего продолжения рода человеческого. Ну, и к чему это привело? А к тому, к чему и должно было привести и не привести просто-напросто никак не могло. Мужья и любовники - бывшие женские - сами размножаться стали пробовать, своими силами и средствами, и долг свой супружеский исполнять стали без баб-с. Правда, пока у них не всё получается. Имеется в виду не процесс - с процессом как-то, применив смекалку, совладали, - а результат. И дети, чтоб им было пусто, не рождаются у мужей и любовников даже в законном браке с соблюдением обряда венчания. Наверно, у них в организме что-то не так, у мужей и любовников. Может, дефект какой от природы заложен - ну, там, недостаёт чего-либо в организме, а может, всего достаёт, но не работает оно функционально, атрофировалось за ненадобностью, пока заодно с женщинами мужья и любовники мирно сосуществовали. Нормальных же мужчин, тех, нескольких, на всех баб ну никак не хватает, и за ними в очередь стоят годами по предварительной записи, и достояться не все успевают. Абсолютное большинство не успевает, если честно. Потому что смерть их раньше приходит, чем эта очередь беспрецедентная. А учёные бьются-бьются - понять не могут, почему население падает и уменьшается, демографически стремясь к нулю. Потому и уменьшается. |
| 10 |
Михаил Зощенко. Театральная жизнь. Вчера, будучи в государственном драматическом театре, я был поражен представившейся мне картиной. Бис хлопают. Это значит - довольна публика. Теперича спрашивается, кто на бис вылезает. На бис вылезают артисты и актрисы тоже. А теперича спрашивается, что же скромные труженики сцены делают, например, суфлеры, плотники и пожарники? А они в тени, в полной забывчивости. Неправильно. Которая публика, может, и им бис хлопала. Я, например, им хлопал, а вылезают не те. Теперича еще картина. Заплачено мной за восьмой ряд деньги, а не щепки по курсу дня. А теперича спрашивается, что я видел? А видел я дамскую спину, которая, будучи высокого роста, вертелась в переднем ряду как черт перед заутреней. На спину я могу смотреть и дома, а в театре позвольте мне искусство, за которое заплачено. Пущай бы плакат на стену привесили, дескать, воспрещается публике вертеться с момента поднятия занавеса. Или пущай администрация пересаживает публику по ранжиру: высоких взад, которые низенькие, пущай вперед садятся. Гр. Палкин. Михаил Зощенко. Опасная пьеска. Нынче все пьют помаленьку. Ну и артисты тоже, конечно, не брезгают. Артистам, может, сам Госспирт велел выпить. Вот они и пьют. Во многих местах пьют. А на Среднем Урале в особицу. Там руководители драмкружка маленько зашибают. Это которые при Апевском рабочем клубе. Эти руководители как спектакль, так обязательно даже по тридцать бутылок трехгорного требуют. В рассуждении жажды. Ну а раз дорвались эти артисты до настоящей пьесы. Там по пьесе требуется подача вина. Обрадовались, конечно, артисты. - Наконец-то, говорят, настоящая художественная пьеса современного репертуара! Потребовали артисты у клуба сорок рублей. - Потому, говорят, неохота перед публикой воду хлебать. И вообще, для натуральности надо обязательно покрепче воды. Так сказать, для художественной правды. Выдал клуб от чистого сердца двадцать целковых. Артисты говорят: - Мало. Для наглядности не менее как сорок требуется. И приперлись эти артисты на спектакль со своими запасами. Которые горькую принесли, которые - пиво. А некоторые и самогону раздобыли. Вот спектакль и начался. Мы-то на этом спектакле не были. И потому не можем описать в подробностях. Но один знакомый парнишка из зрителей сообщает нам с явным восхищением и завистью: По ходу пьесы спиртные напитки подавались в таком огромном изобилии, что к концу второго действия все артисты были пьяны вдребезги. И еще, спасибо, благородные артисты оказались. Другие бы, наклюкавшись, стали бы в публику декорациями кидаться. А эти - ничего. Эти тихо и благородно, без лишних криков и драки опустили занавес и попросили публику разойтись от греха. Публика, конечно, и разошлась. Гаврила предлагает в срочном порядке и вообще поскорей снять эту современную пьеску с репертуара, как явно опасную и несозвучную с эпохой. |
| 11 |
Павел Воронцов. Самая лучшая в мире книга. Жил на свете человечек, который всю жизнь писал Самую Лучшую В Мире Книгу. Жил он впроголодь, ведь ему некогда было даже зарабатывать на жизнь; все его время занимала Книга. Себя человечек числил в писателях, но за всю жизнь не продал ни одного рассказа; ему некогда было их писать, ведь у него была Книга. Он зарос, неделями не мылся, а в парикмахерской не появлялся годами. Из-за того, что он нигде не работал и ничего не писал на продажу, ему приходилось жить на подаяние и питаться тем, что не всякая собака согласилась бы взять в пасть. Человечек считал, что это его предназначение - Самая Лучшая В Мире Книга, и отдавал всего себя Ей. И Книга брала его себе без остатка. Ему не хватило совсем чуть-чуть - он не успел поставить последнюю точку над "и". Кровоизлияние в мозг свалило человечка и он упал без стона на свежеисписанный лист. Новые хозяева, въехавшие в его комнату, спалили старую мебель вместе с клопами и замаранными листками бумаги, так и не удосужившись прочесть накарябанные на них каракули. Такая это странная штука - жизнь. Борис Карлов. Несогласованность. К Валентину Семёновичу Рыскину пришёл в гости новый сотрудник по службе, фамилия которого была Колбасьев. Они приятно провели вечер, распив бутылку водки, очень понравились друг другу, но поскольку были пока ещё мало знакомы, Колбасьев в положенное время распрощался и ушёл домой. А так как ему очень хотелось выпить ещё, он зашёл к соседу и пропьянствовал у него до утра, будучи вынужденным слушать его слабоумные бредни. Когда Рыскин остался один, ему тоже очень хотелось выпить ещё, но он был человеком семейным и послушно лёг спать. Но заснуть никак не мог и время от времени выходил на кухню, сидел там один, выпивая рюмочку, а то и две подряд, курил, смотрел на горящий газ, и в голову ему лез разный вздор. Следующий день оказался не самым удачным. Рыскин не выспался, по дороге на службу грубый водитель окатил его грязью, а потом начальник вызвал его к себе на ковёр и долго распекал. Весь день у него болели голова и желудок. По дороге домой он зашёл в аптеку, и там его несправедливо обхамили. Но зато, когда дома жена подала ему борщ, и на столе не оказалось соли, Валентин Семёнович орал и стучал по столу так, что в окнах дребезжали стёкла, а дети в другой комнате плакали. В этот же день, банкир Спартак Сысуевич Мошненко приехал в офис на той самой машине, которая окатила грязью Валентина Семёновича Рыскина. Он долго и неспешно распекал одного из служащих, а потом обедал в дорогом ресторане, заставив официанта перестелить скатерть. Когда рабочий день кончился, Спартак Сысуевич поехал не домой, а в гости, где хозяйка - женщина в чёрном кожаном белье - била его плёткой и всячески унижала. А Спартак Сысуевич стоял голый на четвереньках, сладостно скулил и извивался. |
| 12 |
Александр Хургин. Васины добрые и иные дела. Надоело как-то Васе делать гадости, и он, как обычно, начал делать добрые дела. Прямо сразу. Без какого-либо плавного переходного периода. Вчера, значит, пакостил направо и налево, вдоль и поперёк напропалую, а сегодня всем норовит сделать что-нибудь. В смысле, хорошее, доброе и запоминающееся на всю жизнь до гроба. И вот он делает, делает - а у него ничего путного не выходит и не предвидится. То есть никто не хочет и не жаждет от него добрые его дела принимать как должное с распростёртыми объятиями и слезами счастья на глазах. Все почему-то гадостей каких-нибудь ждут искренне. И от этого ведут себя с настороженным восторгом и предвзятостью. Конечно, Вася на людей обижался. Мол, что за ерунда в решете и что за недоверие неоправданное? И где презумпция того, что человек звучит гордо и рождён для добра, любви и всех благ? И так обижался Вася на людей, обижался, совал им свои добрые дела в нос, совал, потом разочаровался в добре и его целебных свойствах и снова начал гадости делать самозабвенно. И все воспринимают это как должное, ходят с Васей в кафе и в гости и вообще - подобру-поздорову приятельствуют. А он от деланья гадостей удовольствие получает. Вполне заслуженное и непреходящее. То есть бесконечное. И всем от этого хорошо, прекрасно, великолепно и, уж во всяком случае, неплохо и лучше чем было. Это - как минимум и даже как пить дать. Павел Воронцов. Проповедник. Я сила, которая вечно хочет Добра и вечно творит Зло... Двое встретились на дороге. - Выбрось это, - сказал один, - там, куда ты идешь, тебе это не пригодится. - Всегда так говоришь, - ответил второй, поправляя меч на поясе, - но пока эта штука меня кормит. - Мне ненавистен твой образ жизни, - сказал первый. "И тем не менее ты меня кормишь", - подумал второй, но лишь рассмеялся вслух. И они разошлись, как всегда расходились. Первый был Проповедником. Он верил - позади него остались счастливые люди, живущие по законам добра и справедливости. Второй был Наемником. Он знал - там, откуда шел Проповедник, для него найдется работа. - Отринь прочь Зло, Добро делать так просто! - сказал мне Проповедник, которого я встретил на перевале. Внизу лежала укрытая туманом долина. - Надо лишь соблюдать те немногие заповеди, которые дал нам Бог и всегда говорить людям правду. Он прочитал мне свои заповеди и я поверил ему сразу - столько добра, света и тепла было в его словах. И я просил у него прощения за свою прошлую жизнь, я плакал. Он простил меня. Потом: - Куда же ты теперь? - спросил я. - В мире еще не изгнано столько зла, - ответил мне Проповедник. - Я должен идти дальше и учить людей жить по правде. - Прощай. - Прощай. И он ушел вверх по перевалу, а я - вниз, в долину, которую только что покинул Проповедник, домой. Спустившись туда, где лежал туман, я почувствовал запах гари. Туман, в который я вошел, был дымом. Горело что-то большое... |
| 13 |
Михаил Жванецкий. Почему мне так часто кажется. Почему мне так часто кажется, что они ошиблись. Они выдали паспорт не тому человеку. Просто не может быть... Сорок лет и зовут Миша... И внешность - это все не мое. Должен быть где-то такой человек, которому это все предназначалось. Мне сейчас по моим расчетам что-то около двадцати восьми. Брюнетик. Среднего роста. Худенький. Глаза на все лицо. Довольно мускулистенький. Быстрый. Безо всякого морского прошлого. Я что-то закончил юридическое или географическое. Я более злой. Более четок и пунктуален. Обязателен более... Подвижен... Зовут не Миша, а Юра меня. Я не пишу эту всякую чушь, я что-то читаю... И хожу окруженный студентами, хотя для двадцати восьми это и рановато, но я, вероятно, очень способный. И все-таки главное - это другая внешность и возраст, и имя. А если это все мое, то я занимаюсь не своим делом и мне еще предстоит поискать, хотя возраст для поисков неподходящий. Если я действительно не своих лет, почему мне так трудно с молодыми? Почему я облегченно вздыхаю, увидев обрюзгшую, лысую физиономию с яркими признаками перепоя или парадантозно-склеротической тоски, с шумами в сердце и свистом в легких. Куда я к этой развалине такой молодой и кудрявый? А эта развалина ко мне? И нас не оторвать. То ли он сейчас приступает к лечению того, от чего я вылечился. То ли я заболеваю тем, что у него уже было. Если я молодой и сильный и меня зовут не Миша, почему от меня шарахается молодежь и весь дамский танец я непринужденно разговариваю, чтобы не замечать как меня не приглашают. Почему же я, такой молодой, не присоединюсь к этим троим с гитарой, а пробегаю, озабоченно хмурясь. И с маленьким котенком, забежавшим согреться, мне скучно через сорок пять минут. И если я такой молодой и красивый, почему задыхаюсь и вместо лыж опять сижу дома, и копаюсь, и вспоминаю... И работу, и знакомых, и людей, людей, людей... Откуда же у меня так много людей, если мне так мало? И почему мама так постарела, Господи?.. И почему отец уже умер, и отчим... И даже... И даже... мои одноклассники. Нет. Очевидно, они не ошиблись, выдавая мне паспорт. Да. Я примерно тот, что там указан... Может быть, кроме внешности, имени, и немножко все-таки возраста. Да, Бог с вами, я довоенный... Но у меня есть своя радость. Встретить другого такого престарелого сорванца, который думает, что они ошиблись. И объяснить с полным знанием дела, что такие ошибки бывают. Я просто знаю одного такого ошибочного. |
| 14 |
Леонид Енгибаров. Нет и Да. Я над пропастью между Нет и Да. От твоего Нет я иду к своему Да по тонкому канату, сплетенному из желаний, робости и любви. Он дрожит и качается, а надо мной бездонное Одиночество и Да, которое казалось таким заманчиво близким. Теперь кажется недоступным. Но я иду, балансируя тяжеленным шестом - Гордостью. И старый добрый вальс Надежды, который всегда звучит при исполнении сложных номеров, придает мне силы. Я иду, стараясь не смотреть вниз и не думать, что вдруг, пока я иду к твоему Да, кто-то уже поднялся к тебе, подставив для этого лестницу Благополучия. Мне все труднее и труднее, меня качает ветер отчаяния и когда он становится невыносимым, ты вдруг совершенно неожиданно сама устремляешься ко мне. Я роняю тяжелый шест. Ты обнимаешь меня, и мы падаем, или летим - какая разница - на одну из ярких звезд, что ждут нас включенные в ночной бесконечности августа. - Милый, - говоришь ты, гладя мои волосы, - разве можно было так рисковать, ты мог бы сорваться в ужасное Одиночество. Глупый, зачем все это? - Но ведь ты сама сказала вначале Нет, и мне пришлось смертельно рисковать. - Разве сказала? - удивляешься ты, - я что-то не помню. Иван Бунин. Легенда. Под орган и пение, - все пели под орган нежное, грустное, умиленное, говорившие: "Хорошо нам с тобой, господи!" - под орган и пение вдруг так живо увидел, почувствовал ее, - мой вымысел, неожиданный, внезапный, неведомо откуда взявшийся, как все мои подобные вымыслы, - что вот весь день думаю о ней, живу ее жизнью, ее временем. Она была в те давние дни, что мы зовем древностью; но видела вот это же солнце, что вижу и я сейчас, эту землю, столь любимую мной, этот старый город, этот собор, крест которого все так же, как в древности, плывет в облаках, слышала те же песнопения, что слышал нынче и я. Она была молода, ела, пила, смеялась, болтала с соседками, работала и пела, была девушкой, невестой, женой, матерью... Она умерла рано, как часто умирают милые и веселые женщины, и была отпета в этом соборе, и вот уже несколько веков нет ее в мире, где без нее было столько новых войн, новых пап, королей, солдат, купцов, монахов, рыцарей, меж тем как все лежали и лежали в земле ее пористые кости, ее пустой маленький череп... Сколько их в земле, этих костей, черепов! Все человеческое прошлое, вся людская история - сонмы, легионы умерших! И будет день, когда буду и я, сопричисленный к ним, так же страшен своими костями и гробом воображению живых, как все они, - то несметное полчище, что затопит всю землю в оный Судный час, - и все-таки будут новые живые жить мечтами о нас, Умерших, о нашей древней жизни, о нашем давнем времени, что будет казаться им прекрасным и счастливым, - ибо легендарным. |
| 15 |
Михаил Жванецкий. После вчерашнего. Вот она, наполненная жизнь! После тусклой недели литературной работы. Наконец... Солнце ударило из зенита. Вчерашнее стоит столбом. Трудно вспомнить, так как невозможно наморщить лоб. Только один глаз закрывается веком, остальные - рукой. Из денег только то, что завалилось за подкладку. Такое ощущение, что в руках чьи-то колени. Несколько раз подносил руки к глазам - ни черта там нет. От своего тела непрерывно пахнет рыбой. Чем больше трешь, тем больше. Лежать, ходить, сидеть, стоять невозможно. Организм любую позу отвергает. Конфликтует тело с организмом, не на кого рассчитывать. Пятерчатка эту голову не берет: трудно в нее попасть таблеткой. Таблетки приходится слизывать со стола, так как мозг не дает команды рукам. Дважды удивился, увидя ноги. Что-то я не пойму: если я лицом вниз, то носки ботинок как должны быть? И сколько их там всего? И хотя галстук хорошо держит брюки, видимо, несколько раз хотел во двор и, видимо, терял сознание. Видимо, не доходил, но, видимо, и не возвращался. И что главное - немой вопрос в глазах. Моргал-моргал - вопрос остается: где, с кем, когда и где сейчас? И почему в окне неподвижно стоят деревья, а под кроватью стучат колеса? Будем ждать вспышек памяти или сведений со стороны. Павел Воронцов. Гвоздь мастера Ли. У светлого мастера Ли есть дома стена, в которую вбит гвоздь, на котором держится мир, а еще, однажды, я рассказал ему про броуновское движение молекул и самозакипающий чайник, о чем теперь очень жалею. Мастер Ли уверяет, что его гвоздь не успел забить до конца Бог, когда мастерил наш мир. То ли у него молоток сломался, то ли возникли какие-то свои неотложные божьи дела, а может и то и другое, факт тот, что гвоздь торчит из стены на добрых семь сантиметров и еле-еле держится. Когда я увидал, как его шатает, я очень испугался и притащил из дома молоток (надо сказать что мастер Ли из принципа не держит в доме никаких инструментов), потому что мастер Ли подвел меня к гвоздю и сказал: - Видишь этот гвоздь? Никогда не трогай его, потому что если он вывалится, весь Мир упадет в тартарары, - а мастер Ли очень редко ошибается. Практически, я не помню чего-нибудь подобного. Но размахивать молотком мастер Ли наотрез отказался. И мне не дал. - Что ты! - сказал он мне. - А вдруг Бог вернется и расстроится, когда увидит, что мы сделали за него его работу? - Что же ты предлагаешь делать? - спросил я его. - Всему свое время, - был ответ. - Раз чайник рано или поздно должен закипеть без посторонней помощи, значит, и гвоздь должен сам уйти в стену. И я унес молоток домой, но с тех пор, как вспомню о гвозде мастера Ли, так хожу сам не свой. Потому что ведь молекулы могут вдавить этот гвоздь в стену, а могут и выдавить. И потом, я же его видел! Он так слабо сидит в своей стене, что его можно сдуть ветром. А мастер Ли всегда спит с открытой форточкой... |
| 16 |
Притча о кофе. Приходит к отцу молодая девушка и говорит: - Отец, я устала, у меня такая тяжелая жизнь, такие трудности и проблемы, я все время плыву против течения, у меня нет больше сил... что мне делать? Отец вместо ответа поставил на огонь 3 одинаковых кастрюли с водой, в одну бросил морковь, в другую положил яйцо, а в третью насыпал зерна кофе. Через некоторое время он вынул из воды морковь и яйцо и налил в чашку кофе из 3 кастрюли. - Что изменилось? - спросил он свою дочь. - Яйцо и морковь сварились, а зерна кофе растворились в воде - ответила она. - Нет, дочь моя, это лишь поверхностный взгляд на вещи. Посмотри - твердая морковь, побывав в кипятке, стала мягкой и податливой. Хрупкое и жидкое яйцо стало твердым. Внешне они не изменились, они лишь изменили свою структуру под воздействием одинаковых неблагоприятных обстоятельств - кипятка. Так и люди - сильные внешне могут расклеиться и стать слабаками там, где хрупкие и нежные лишь затвердеют и окрепнут... - А кофе? - спросила дочь - О! Это самое интересное! Зерна кофе полностью растворились в новой враждебной среде и изменили ее - превратили кипяток в великолепный ароматный напиток. Есть особые люди, которые не изменяются в силу обстоятельств - они изменяют сами обстоятельства и превращают их в нечто новое и прекрасное, извлекая пользу и знания из ситуации... Антон Чехов. Перепутанные объявления. С предлагаемыми объявлениями случился на праздниках маленький скандал, не имеющий, впрочем, особенной важности и не предусмотренный законодателем: набрав их и собирая в гранки, наборщик уронил весь шрифт на пол. Гранки смешались и вышла путаница, не имеющая, впрочем, уголовного характера. Вот что получилось по тиснении: Трехэтажный дворник ищет места гувернантки. "Цветы и змеи" Л. И. Пальмина с прискорбием извещают родных и знакомых о кончине супруга и отца своего камер-юнкера А. К. Пустоквасова. С дозволения начальства сбежал пудель фабрики Сиу и К. Жеребец вороной масти, скаковой, специалист по женским и нервным болезням, дает уроки фехтования. Общество пароходства "Самолет" ищет места горничной. Редакция журнала "Нива" имеет для рожениц отдельные комнаты. Секрет и удобства. Дети и нижние чины платят половину. Просят не трогать руками. Конкурсное правление по делам о несостоятельности купца Кричалова продает за ненадобностью рак желудка и костоеду. По случаю ненастной погоды зубной врач Крахтер вставляет зубы. Панихиды ежедневно. Новость! Студент-математик с золотой медалью, находясь в бедственном положении, предлагает почтеннейшей публике белье и приданое. Обеды и завтраки по разнообразнейшим меню. |
| 17 |
Леонид Енгибаров. Обыкновенное - необыкновенно. Весной Ручеек выбился из-под горы и понесся, журча, вниз по лужайке. - Я самый-самый, - запел он, хотя что это такое, еще не знал. Ручеек был молод и мог стать любимым, даже самым-самым. Перед ним был огромный лес, за которым - поле, потом опять лес и опять поле, деревни и города и много еще чего удивительно красивого и трудного на земле, по которой так легко скакать, потому что она покатая, покатая... А чтобы не погибнуть и добраться до прекрасного синего моря, нужно пробиваться через бурелом, выдерживать засуху, поить людей и животных, вертеть мельничные колеса, быть храбрым водопадом, сливаться с другими и идти к Морю... - Нет, - подумал Ручеек, - я самый необыкновенный! И свернул к большой Реке. Он незаметно юркнул в нее и спокойно поплыл вместе с ней к Морю. А она, широкая душа, даже и не заметила... Она тащила корабли, давала свет, стерегла карасей и сомов от рыболовов и кошек. Да мало ли у нее было забот... Так прошли весна, лето, наступил сентябрь, и Река разлилась - впереди показалось Море. Тут Ручеек отскочил в сторону и зазвенел: - Я самый необыкновенный: я пробился к Морю! Но вдруг увидел, что таких "необыкновенных", которые прятались в Реке, очень много... А все почести, мосты и набережные люди отдали Реке, которая делала обыкновенные нужные на земле дела. Обыкновенные. И вообще, обыкновенное - необыкновенно. Евгений Лукин, Любовь Лукина. Во избежание. - Так вы, значит, и есть автор научно-фантастического романа "Изгородь вокруг Земли"? - Редактор с доброжелательным любопытством разглядывал посетителя. - Вот вы какой... - Да, - засмущался тот. - Такой я... - Прочел я ваш роман. Оригинально. Кажется, ничего подобного у других фантастов не встречалось. - Не встречалось, - сдавленно подтвердил автор. - У меня у первого. - Ну что вам сказать... Читается роман залпом. Так и видишь эту титаническую Изгородь, уходящую за горизонт... Да... А тот эпизод, когда на строителей Изгороди нападают коллапсары, а те отбиваются от них искривителями пространства, - это, знаете ли, находка! Потом разоблачение Аверса, который на поверку оказывается матерым агентом Реверсом!.. Автор зарделся. - И название удачное, - продолжал редактор. - Есть в нем этакий элемент неожиданности. Изгородь - и вдруг вокруг Земли. Читатель это любит... - Любит, - убежденно подхватил автор. - Я знаю нашего читателя. Редактор покивал. - Собственно, у меня только один вопрос. Эта Изгородь... Для чего она? С какой целью ее возводят? Автор вскинул на него изумленные глаза. - Как для чего? - опешив, переспросил он. - Так ведь ежели ее не будет, непременно кто-нибудь с края Земли вниз сорвется!.. |
| 18 |
Антон Чехов. Рассказ, которому трудно подобрать название. Был праздничный полдень. Мы, в количестве двадцати человек, сидели за большим столом и наслаждались жизнью. Наши пьяненькие глазки покоились на прекрасной икре, свежих омарах, чудной семге и на массе бутылок, стоявших рядами почти во всю длину стола. В желудках было жарко, или, выражаясь по-арабски, всходили солнца. Ели и повторяли. Разговоры вели либеральные... Говорили мы о... Могу я, читатель, поручиться за вашу скромность? Говорили не о клубнике, не о лошадях... нет! Мы решали вопросы. Говорили о мужике, уряднике, рубле... (не выдайте, голубчик!). Один вынул из кармана бумажечку и прочел стихи, в которых юмористически советуется брать с обывателей за смотрение двумя глазами десять рублей, а за смотрение одним - пять рублей, со слепых же ничего не брать. Любостряжаев (Федор Андреич), человек обыкновенно смирный и почтительный, на этот раз поддался общему течению. Он сказал: "Его превосходительство Иван Прохорыч такая дылда... такая дылда!" После каждой фразы мы восклицали по латыни "Да погибнет!" Совратили с пути истины и официантов, заставив их выпить за фатернитэ... Тосты были шипучие, забористые, самые возмутительные! Я, например, провозгласил тост за процветание ест... могу я поручиться за вашу скромность?.. - естественных наук. Когда подали шампанское, мы попросили губернского секретаря Оттягаева, нашего Ренана и Спинозу, сказать речь. Поломавшись малость, он согласился и, оглянувшись на дверь, сказал: - Товарищи! Между нами нет ни старших, ни младших! Я, например, губернский секретарь, не чувствую ни малейшего поползновения показывать свою власть над сидящими здесь коллежскими регистраторами и в то же время, надеюсь, здесь сидящие титулярные и надворные не глядят на меня, как на какую-нибудь чепуху. Позвольте же мне... Ммм... Нет, позвольте... Поглядите вокруг! Что мы видим? Мы поглядели вокруг и увидели почтительно улыбающиеся холуйские физиономии. - Мы видим, - продолжал оратор, оглянувшись на дверь, - муки, страдания... Кругом кражи, хищения, воровства, грабительства, лихоимства... Круговое пьянство... Притеснения на каждом шагу... Сколько слез! Сколько страдальцев! Пожалеем их, за... заплачем... (Оратор начинает слезоточить.) Заплачем и выпьем за... В это время скрипнула дверь. Кто-то вошел. Мы оглянулись и увидели маленького человечка с большой лысиной и с менторской улыбочкой на губах. Этот человек так знаком нам! Он вошел и остановился, чтобы дослушать тост. - ...заплачем и выпьем, - продолжал оратор, возвысив голос, - за здоровье нашего начальника, покровителя и благодетеля, Ивана Прохорыча Халчадаева! Урраааа! - Урраааа! - загорланили все двадцать горл, и по всем двадцати сладкой струйкой потекло шампанское... Старичок подошел к столу и ласково закивал нам головой. Он, видимо, был в восторге. |
| 19 |
Антон Чехов. Речь и ремешок. Он собрал нас к себе в кабинет и голосом, дрожащим от слез, трогательным, нежным, приятельским, но не допускающим возражений, сказал нам речь. - Я знаю все, - сказал он. - Все! Да! Насквозь вижу. Я давно уже заметил этот, так сказать э... э... э... дух, атмосферу, дуновение. Ты, Цицюльский, читаешь Щедрина, ты, Спичкин, читаешь тоже что-то такое. Все знаю. Ты, Тупоносов, сочиняешь... тово... статьи, там, всякие... и вольно держишь себя. Господа! Прошу вас! Прошу не как начальник, а как человек... В наше время нельзя так. Либерализм этот должен исчезнуть. Говорил он в таком роде очень долго. Пронял всех нас, пронял теперешнее направление, похвалил науки и искусства, с оговоркой о пределе и рамках, из коих наукам выходить нельзя и упомянул о любви матерей... Мы бледнели, краснели и слушали. Душа наша мылась в его словах. Нам хотелось умереть от раскаяния. Нам хотелось облобызать его, пасть ниц... зарыдать... Я глядел в спину архивариуса, и мне казалось, что эта спина не плачет только потому, что боится нарушить общественную тишину. - Идите! - кончил он. Я все забыл! Я не злопамятен... Я... я... Господа! История говорит нам... Мне не верите, верьте истории... История говорит нам... Но увы! Мы не узнали, что говорит нам история. Голос его задрожал, на глазах сверкнули слезы, вспотели очки. В тот же самый момент послышались всхлипывания: то рыдал Цицюльский. Спичкин покраснел, как вареный рак. Мы полезли в карманы за платками. Он замигал глазками и тоже полез за платком. - Идите! - залепетал он плачущим голосом. - Оставьте меня! Оставьте... Ммда... Но увы! Выньте из часов маленький винтик или бросьте вы в них ничтожную песчинку - и остановятся часы. Впечатление, произведенное речью, исчезло как дым, у самых дверей своего апогея. Апофеоз не удался... и благодаря чему же. Ничтожеству! Он полез в задний карман и вместе с платком вытащил оттуда какой-то ремешок. Нечаянно, разумеется. Ремешок, маленький, грязненький, заскорузлый, поболтался в воздухе змейкой и упал к ногам архивариуса. Архивариус поднял его обеими руками и с почтительным содроганием во всех членах положил на стол. - Ремешок-с, - прошептал он. Цицюльский улыбнулся. Заметив его улыбку, я, и сам того не желая, прыснул в кулак... как дурак, как мальчишка! За мной прыснул Спичкин, за ним Трехкапитанский - и все погибло! Рухнуло здание. - Ты чего же это смеешься, - услышал я громовой голос. Батюшки-светы! Гляжу: его глаза глядят на меня, только на меня... в упор! - Где ты находишься! А! Ты в портерной! А! Забываешься! Подавай в отставку! Мне либералов не надо. |
| 20 |
Антон Чехов. Совет. Дверь самая обыкновенная, комнатная. Сделана она из дерева, выкрашена обыкновенной белой краской, висит на простых крючьях, но... отчего она так внушительна? Так и дышит олимпийством! По ту сторону двери сидит... впрочем, это не наше дело. По сю сторону стоят два человека и рассуждают: - Мерси-с! - Это вам-с, детишкам на молочишко. За труды ваши, Максим Иваныч. Ведь дело три года тянется, не шутка... Извините, что мало... Старайтесь только, батюшка! (Пауза.) Хочется мне, благодетель, благодарить Порфирия Семеныча... Он мой главный благодетель, и от них всего больше мое дело зависит... Поднести бы им в презент не мешало... сотенки две-три... - Ему... сотенки?! Что вы? Да вы угорели, родной! Перекреститесь! Порфирий Семеныч не таковский, чтоб... - Не берут? Жаль-с... Я ведь от души, Максим Иваныч... Это не какя-нибудь взятка... Это приношение от чистоты души... за труды непосильные... Я ведь не бесчувственный, понимаю их труд... Кто нонче из-за одного жалованья такую тяготу на себя берет? Гм... Так-то-с... Это не взятка-с, а законное, так сказать, взятие... - Нет, это невозможно! Он такой человек... такой человек! - Знаю я их, Максим Иваныч! Прекрасный они человек! И сердце у них предоброе, душа филантропная... гуманическая... Ласковость такая... Глядит он на тебя и всю твою психологию воротит... Молюсь за них денно и нощно... Только вот это дело слишком долго тянется! Ну, да это ничего... И за все добродетели эти хочется мне благодарить их... Рубликов триста примерно... - Не возьмет... Натура у него другая! Строгость! И не суйтесь к нему... Трудится, беспокоится, ночей не спит, а касательно благодарности или чего прочего - ни-ни... Правила такие. И то сказать, на что ему ваши деньги? Сам миллионщик! - Жалость какая... А мне так хотелось обнаружить им свои чувства! (Тихо.) Да и дело бы мое продвинулось... Ведь три года тянется, батюшка! Три года! (Громко.) Не знаю, как и поступить... В уныние впал я, благодетель мой... Выручьте, батюшка! (Пауза.) Сотни три я могу... Это точно... Хоть сию минуту... - Гм... Да-с... Как же быть? (Пауза.) Я вам вот что посоветую. Коли уж желаете благодарить его за благодеяния и беспокойства, то... извольте, я ему скажу... Доложу... Я ему посоветовать могу... - Пожайлуста, батюшка! (Продолжительная пауза.) - Мерси-с... Он уважит... Только вы не триста рублей... С этими паршивыми деньгами и не суйтесь... Для него это нуль, ничтожество... газ... Вы ему тысячу... - Две тысячи! - говорит кто-то по ту сторону двери. Занавес падает. Да не подумает о сем кто-либо худо! |
| 21 |
Антон Чехов. Ушла. Пообедали. В стороне желудков чувствовалось маленькое блаженство, рты позевывали, глаза начали суживаться от сладкой дремоты. Муж закурил сигару, потянулся и развалился на кушетке. Жена села у изголовья и замурлыкала... Оба были счастливы. - Расскажи что-нибудь... - зевнул муж. - Что же тебе рассказать? Мм... Ах, да! Ты слышал? Софи Окуркова вышла замуж за этого... как его... за фон Трамба! Вот скандал! - В чем же тут скандал? - Да ведь Трамб подлец! Это такой негодяй... такой бессовестный человек! Без всяких принципов! Урод нравственный! Был у графа управляющим - нажился, теперь служит на железной дороге и ворует... Сестру ограбил... Негодяй и вор, одним словом. И за этакого человека выходить замуж?! Жить с ним?! Удивляюсь! Такая нравственная девушка и... на тебе! Ни за что бы не вышла за такого субъекта! Будь он хоть миллионер! Будь красив, как не знаю что, я плюнула бы на него! И представить себе не могу мужа-подлеца! Жена вскочила и, раскрасневшаяся, негодующая, прошлась по комнате. Глазки загорелись гневом. Искренность ее была очевидна... - Этот Трамб такая тварь! И тысячу раз глупы и пошлы те женщины, которые выходят за таких господ! - Тэк-с... Ты, разумеется, не вышла бы... Н-да... Ну, а если бы ты сейчас узнала, что я тоже... негодяй? Что бы ты сделала? - Я? Бросила бы тебя! Не осталась бы с тобой ни на одну секунду! Я могу любить только честного человека! Узнай я, что ты натворил хоть сотую долю того, что сделал Трамб, я... мигом! Адье тогда! - Тэк... Гм... Какая ты у меня... А я и не знал... Хе-хе-хе... Врет бабенка и не краснеет! - Я никогда не лгу! Попробуй-ка сделать подлость, тогда и увидишь! - К чему мне пробовать? Сама знаешь... Я еще почище твоего фон Трамба буду... Трамб - комашка сравнительно. Ты делаешь большие глаза? Это странно... (Пауза.) Сколько я получаю жалованья? - Три тысячи в год. - А сколько стоит колье, которое я купил тебе неделю тому назад? Две тысячи... Не так ли? Да вчерашнее платье пятьсот... Дача две тысячи... Хе-хе-хе. Вчера твой папа выклянчил у меня тысячу... - Но, Пьер, побочные доходы ведь... - Лошади... Домашний доктор... Счеты от модисток. Третьего дня ты проиграла в стуколку сто рублей... Муж приподнялся, подпер голову кулаками и прочел целый обвинительный акт. Подойдя к письменному столу, он показал жене несколько вещественных доказательств... - Теперь ты видишь, матушка, что твой фон Трамб - ерунда, карманный воришка сравнительно со мной... Адье! Иди и впредь не осуждай! Я кончил. Быть может, читатель еще спросит: - И она ушла от мужа? Да, ушла... в другую комнату. |
| 22 |
Марианна Гончарова. Лето уехало. А вчера из нашего дачного городка уезжал луна-парк. А так всё хорошо начиналось... Приехал, расположился на пустыре. Каждую ночь музыка, лампочки разноцветные мигают. Визг, смех, крики... Выстрелы в тире, мягкие игрушки, сладкая вата, аромат ванили... Три молодых гаишника забрались на аттракцион, где на высокой стене длинная такая лавка крутится с всё убыстряющейся скоростью. Пристегнули их, и как пошла эта лавка крутиться вверх-вниз. Гаишники только крякали и постанывали. А мужчины наши, особенно у кого автомобили свои, сбежались и тихонько механику этого аттракциона доплачивали, мол, покрути их ещё чуть-чуть... Нехай порадуются... Хлопчики... Выходили они, эти трое, как зелёные марсианские человечки из космического корабля. Очень даже веселились наши автомобилисты местные. А этот дворец ужасов! На днях туда пьяный дяденька забрёл, вот тогда был ужас. Уснул, отоспался, а потом и выбрался навстречу посетителям весь в паутине. С вопросом "Иде я?". Идёт вперевалку, его болтает из стороны в сторону, стонет и хрипит: "Иде я?!" Посетители орут, дяденька орёт. Вот это аттракцион! А позавчера... А позавчера вечером прямо в ладонь главного механика луна-парка Марека упал жёлтый лист. Марек покачал головой, почесал в затылке, выключил музыку, мигающие лампочки и погрустнел... Рано утром задул холодный ветер, нависли тяжёлые скучные тучи и вдруг из-за угла, где у нас в городке всё лето жил луна-парк и, казалось, как цветок врос в нашу землю и будет там всегда, оттуда, из-за угла стала неспешно и величественно выплывать колонна исполинских грузовиков. Они везли на своих бортах фрагменты дворцов, металлические остовы рельсов, везли лошадок, корабли, кареты и паровозики. Они увозили смех, визг, беспечность, аромат ванили и прогретые солнцем, яркие воздушные шарики. Последний грузовик вёз разобранные гигантские карусели, так похожие на летающие тарелки. А те, в высоких кабинах, операторы и механики, казалось, такие знакомые всем нам и почти родные, сидели сейчас отчуждённые и сосредоточенные. Они смотрели только вперёд, и глаза их были задумчивы и печальны. Впереди у них была длинная и нелёгкая дорога. Их путь лежал туда, далеко, на другую планету, где тоже есть лето, где их уже с нетерпением ждут дети с говорящими собаками, легкомысленные гостеприимные женщины, разводящие кур, юные гаишники и визг, смех, крики, воздушные шары, сахарная вата и цветные наивные лампочки... Мы стояли на обочинах под зонтами на жёстком влажном ветру, закинув вверх головы... Прощайте... Прощайте... Последняя машина медленно скрылась, и сразу стемнело. Внезапно как-то сразу стемнело. У нас в городе наступила осень. Теперь всё будет по-другому. Осень. |
| 23 |
Марианна Гончарова. Ёжик и родственники. Как только Ёжик родился, его сразу окружили любовью, вниманием, бабушками, подарками и дедушкой. Родственников у Ёжика было много. Например, папа. Папы было много. Толку от папы, правда, было мало. Весь папин толк вышел в стихи про садовые шуршачки. Что они живут в саду, никого не трогают, шушукают, шуршат и шуршукаются. И что это загадка века, кто они такие. Папа Ёжика был Известным Поэтом. Потому что известно было в доме Ёжика, что Папа - Поэт. Он сочинял стихи всегда. Даже тогда, когда вез Ёжика на санках в детский сад. Была зима, холодное раннее утро, и Ёжик, укутанный в тысячу одежек, уснул и выпал из санок в сугроб. А Папа Ёжика шел и сочинял стихи про шуршачек в саду. Он пришел в Детский сад, заглянул в санки и не обнаружил там ничего. А тем более Ёжика. Папа стал вспоминать, а был ли Ёжик. А сажал ли он, Папа-Известный-Поэт, Ёжика в санки. Или это вообще было в прошлом году. Или позавчера. А Ёжик в это время выспался в сугробе, встал и пошел домой. Что он, свой дом, что ли, не найдет, когда ему уже пять лет почти. Он и не нашел. Сидел у своего соседа Ёжика Ушастого. Там ему было интересно, потому что Ёжик Ушастый его учил плохому. Мама Ёжика тоже была очень занята, она работала сеятелем. Мама сеяла панику. Среди Ёжика и его старшего брата. Очень трудолюбивая, Мама Ёжика сеяла панику ежедневно, ежечасно. Поэтому ей некогда было вышивать крестиком разные салфетки. У Ёжика в доме ни-ког-да не было вышитых салфеток! Никогда. И Ёжик вздыхал и думал, ну что ж, придется теперь жить без вышитых салфеток, ну что ж... Раз так... Ёжик и школа. Однажды Ёжик научился говорить слова. Семь слов. Восьмое слово не считается. Это было плохое слово. Это плохое слово ему сказал Ушастый Ёжик, когда учил его плохому. Ёжик научился говорить семь слов. И Папа-Известный-Поэт начал гордиться и предложил послать Ёжика в школу, чтоб он там выучился и разрешил наконец загадку, кто там шуршукает в саду. Но мама всплеснула лапками и стала сеять панику. Сеяла-сеяла, сеяла-сеяла. Пока семена не пустили корни и не проросли. Ёжик запаниковал и расплакался. Что он там будет делать, в этой школе, ведь он совсем не знает, сколько будет дважды два четыре, и что Земля круглая, и что она все-таки вертится. И что квадрат суммы катетов равен квадрату гипотенузы. И что Волга впадает в Каспийское море! Но как хорошо, что в любой ежиной семье есть мудрые бабушки. Бабушка Ёжик мудро посмотрела на Ёжика и мудро сказала, что все это он и будет учить в школе. Что именно за этим в школу ходят дети. Ёжик успокоился и рано утром пошел в школу. Школа ему понравилась, и у Ёжика начался трудный возраст. Начались тревоги и сомнения. Ну что ж, подумал Ёжик... Раз так... |
| 24 |
Михаил Жванецкий. Наша! Все кричат: "Француженка, француженка!" - а я так считаю: нет нашей бабы лучше. Наша баба - самое большое наше достижение. Перед той - и так, и этак, и тюти-мути, и встал, и сел, и поклонился, романы, помолвки... Нашей сто грамм дал, на трамвае прокатил - твоя. Брак по расчету не признает. Что ты ей можешь дать? Ее богатство от твоего ничем не отличается. А непритязательная, крепкая, ясноглазая, выносливая, счастливая от ерунды. Пищу сама себе добывает. И проводку, и известку, и кирпичи, и шпалы, и ядро бросает невидимо куда. А кошелки по пятьсот килограмм и впереди себя - коляску с ребенком! Это же после того как просеку в тайге прорубила. А в очередь поставь - держит! Англичанка не держит, румынка не держит, наша держит. От пятерых мужиков отобьется, до прилавка дойдет, продавца скрутит, а точный вес возьмет. Вагоновожатой ставь - поведет, танк дай - заведет. Мужа по походке узнает. А по тому, как ключ в дверь вставляет, знает, что у него на работе, какой хмырь какую гнусность ему на троих предложил. А с утра - слышите? - ду-ду-ду, топ-топ-топ, страна дрожит: то наши бабы на работу пошли. Идут наши святые, плоть от плоти, ребрышки наши дорогие. Ох, эти приезжающие - финны, бельгийцы, новозеландцы. Лучше, говорят, ваших женщин в целом мире нет. Так и расхватывают, так и вывозят богатство наше национальное. В чем, говорят, ее сила - она сама не соображает. Любишь дурочку - держи, любишь умную - изволь. Хочешь крепкую, хочешь слабую... В любой город к нему едет, потерять работу не боится. В дождь приходит, в пургу уходит. Совсем мужчина растерялся и в сторону отошел. Потерялся от многообразия, силы, глубины. Слабже значительно оказался наш мужчина, значительно менее интересный, примитивный. Очумел, дурным глазом глядит, начальство до смерти боится, ничего решить не может. На работе молчит, дома на гитаре играет. А эта ни черта не боится, ни одного начальника в грош не ставит. До Москвы доходит за себя, за сына, за святую душу свою. За мужчин перед мужчинами стоит. Так и запомнится во весь рост: отец плачет в одно плечо, муж в другое, на груди ребенок лет тридцати, за руку внук десяти лет держится. Так и стоит на той фотографии, что в мире по рукам ходит, - одна на всю землю! Леонид Енгибаров. Парень, который придумал колесо. В двадцать пятом веке, наконец, разыскали, воскресили и стали чествовать того, кто изобрел колесо. А он ходил, печальный, с одного молочного банкета на другой, и каждый раз, захмелев от парного, бил себя в грудь: - Братцы, что вы меня хвалите, я-то что? Колесо, ведь оно, как луна, как солнце, опять же круги по воде идут, если камень бросишь... Не много ума надо, чтоб до колеса допереть... А вот кто ось придумал - это да! Хороший был этот парень, который придумал колесо. |
| 25 |
Иван Бунин. Роза Иерихона. В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихона в гроба, в могилы. Странно, что назвали розой да еще Розой Иерихона этот клубок сухих, колючих стеблей, подобный нашему перекати-поле, эту пустынную жесткую поросль, встречающуюся только в каменистых песках ниже Мертвого моря, в безлюдных синайских предгориях. Но есть предание, что назвал ее так сам преподобный Савва, избравший для своей обители страшную долину Огненную, нагую мертвую теснину в пустыне Иудейской. Символ воскресения, данный ему в виде дикого волчца, он украсил наиболее сладчайшим из ведомых ему земных сравнений. Ибо он, этот волчец, воистину чудесен. Сорванный и унесенный странником за тысячи верст от своей родины, он годы может лежать сухим, серым, мертвым. Но, будучи положен в воду, тотчас начинает распускаться, давать мелкие листочки и розовый цвет. И бедное человеческое сердце радуется, утешается: нет в мире смерти, нет гибели тому, что было, чем жил когда-то! Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, Память! Так утешаюсь и я, воскрешая в себе те светоносные древние страны, где некогда ступала и моя нога, те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я свое первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во святую землю господа нашего Иисуса Христа. В великом покое вековой тишины и забвения лежали перед нами ее Палестины - долы Галилеи, холмы иудейские, соль и жупел Пятиградия. Но была весна, и на всех путях наших весело и мирно цвели всё те же анемоны и маки, что цвели и при Рахили, красовались те же лилии полевые и пели те же птицы небесные, блаженной беззаботности которых учила евангельская притча... Роза Иерихона. В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого - и вот опять, опять дивно прозябает мой заветный злак. Отдались, неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце - и уже навеки покроет прах забвения Розу моего Иерихона. Леонид Енгибаров. Листья. На гибких ветвях человеческих жизней - узорчатые зеленые листочки. Листья Добра - их больше всего, нежные листья Любви и листья Страха - они обычно растут где-то внизу, их мало. Листья Верности, может быть, не самые красивые, но наверняка самые необходимые... Есть листья не похожие на другие, ни в каких гербариях не описанные, они встречаются редко, и их надо особенно беречь. Качаются под ветром живучие гибкие ветви, но рано или поздно приходит осень, облетают пожелтевшие от времени листья, и очень важно, чтобы узор ковра, который они выстелят на земле, был светлым, звонким и чистым. Это очень важно для будущей Весны. |
| 26 |
Иван Бунин. Красавица. Чиновник казенной палаты, вдовец, пожилой, женился на молоденькой, на красавице, дочери воинского начальника. Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену. Он был худой, высокий, чахоточного сложения носил очки цвета йода, говорил несколько сипло и, если хотел сказать что-нибудь погромче, срывался в фистулу. А она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий. Он казался столь же неинтересен во всех отношениях, как множество губернских чиновников, но и первым браком был женат на красавице - все только руками разводили: за что и почему шли за него такие? И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно не замечает его. Тогда и отец, от страха перед ней, тоже притворился, будто у него нет и никогда не было сына. И мальчик, от природы живой, ласковый, стал в их присутствии бояться слово сказать, а там и совсем затаился, сделался как бы несуществующим в доме. Тотчас после свадьбы его перевели спать из отцовской спальни на диванчик в гостиную, небольшую комнату возле столовой, убранную синей бархатной мебелью. Но сон у него был беспокойный, он каждую ночь сбивал простыню и одеяло на пол. И вскоре красавица сказала горничной: - Это безобразие, он весь бархат на диване изотрет. Стелите ему, Настя, на полу, на том тюфячке, который я велела вам спрятать в большой сундук покойной барыни в коридоре. И мальчик, в своем круглом одиночестве на всем свете, зажил совершенно самостоятельной, совершенно обособленной от всего дома жизнью, - неслышной, незаметной, одинаковой изо дня в день: смиренно сидит себе в уголке гостиной, рисует на грифельной доске домики или шепотом читает по складам все одну и ту же книжечку с картинками, купленную еще при покойной маме, смотрит в окна... Спит он на полу между диваном и кадкой с пальмой. Он сам стелет себе постельку вечером и сам прилежно убирает, свертывает ее утром и уносит в коридор в мамин сундук. Там спрятано и все остальное добришко его. Леонид Енгибаров. Кабачок Старость. В конце длинной дороги Жизни есть маленький кабачок Старость. Там приятно попивать сухое вино, вытянув усталые ноги к каминной решетке. Сюда часто забегают пропустить свой первый стаканчик и набраться мудрости те, у кого вся дорога впереди. И надо следить за собой и не хватить лишнего, чтобы не наболтать, им чего - про ветер и бури, а то они, чего доброго, не выйдут отсюда. Как смешно они сейчас петушатся, не зная, что дорога до этого кабачка страшна, порой опасна. А им сейчас все нипочем. Так думали старики, что сидели в кабачке, согревая кости, ожидая, когда придет дремота, и можно будет снова и снова хоть в мечтах - отправляться в дорогу. |
| 27 |
Николай Носов. Милиционер. Больше всего на свете Алик боялся милиционеров. Его всегда дома милиционером пугали. Не слушается - ему говорят: - Вот сейчас милиционер придёт! Нашалит - снова говорят: - Придётся тебя в милицию отправить! Один раз Алик заблудился. Он даже сам не заметил, как это случилось. Он вышел гулять во двор, потом побежал на улицу. Бегал, бегал и очутился в незнакомом месте. Тут он, конечно, стал плакать. Вокруг собрался народ. Стали спрашивать: - Где ты живёшь? А он и сам не знает! Кто-то сказал: - Надо его в милицию отправить. Там найдут его адрес. А Алик, как услышал про милицию, ещё громче заплакал. Тут милиционер подошёл. Он наклонился к Алику и спрашивает: - Тебя как звать-то? Алик поднял голову, увидел милиционера - и бегом от него. Только недалеко убежал. Его быстро поймали и держат, чтобы не забежал ещё куда-нибудь. А он кричит: - Не хочу в милицию! Лучше я заблуженный буду! Ему говорят: - Нельзя так, чтоб заблуженным быть. - Я и так как-нибудь найдусь! - Как же так найдёшься? Так не найдёшься! Тут милиционер снова подошёл. Алик увидел его и такой крик поднял, что милиционер только рукой махнул, отошёл и спрятался за ворота. Люди говорят: - Ну не кричи. Ушёл милиционер, видишь - нет его! - Нет, не ушёл. Вон он за воротами спрятался, я вижу! А милиционер кричит из-за ворот: - Граждане, узнайте хоть его фамилию, я в милицию позвоню по телефону! Одна женщина говорит Алику: - Вот у меня есть знакомый маленький мальчик, он никогда не заблудится, потому что свою фамилию знает. - Я тоже знаю фамилию, - говорит Алик. - А ну скажи. - Кузнецов. А зовут Александр Иванович. - Ишь ты. Молодец! - похвалила женщина.- Ты, оказывается, всё знаешь! Она подошла к милиционеру и сказала ему фамилию Алика. Милиционер позвонил по телефону в милицию, потом приходит и говорит: - Он совсем недалеко живёт: на Песчаной улице. Кто поможет отвести мальчугана домой? А то он меня почему-то боится. - Давайте я отведу. Кажется, он уже ко мне немного привык, - сказала женщина, которая узнала фамилию Алика. Она взяла Алика за руку и повела домой. А милиционер сзади пошёл. Алик успокоился и перестал плакать. Только он всё время оглядывался на милиционера и спрашивал: - А зачем милиционер сзади идёт? - Ты не бойся его! Это он для порядка. Видишь, ты не хотел сказать ему свою фамилию, а я сказала. Он позвонил в милицию, и там быстро нашли твой адрес, потому что в милиции все фамилии и адреса записаны. С тех пор Алик милиционеров уже не боится. Знает, что они для порядка. |
| 28 |
Михаил Пришвин. Медведь. Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся, и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки. Такая это неправда! Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью а, зачуяв человека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнувшего хвостика. Однажды на севере мне указали место, где много медведей. Это место было в верховьях реки Коды, впадающей в Пинегу, Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришёл на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог. Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, затаивался возле тёплых следов; не раз мне казалось, будто мне даже и пахло медведем... Но самого медведя, сколько я ни ходил, встретить мне и тот раз так и не удалось. Случилось, наконец, терпение моё кончилось, и время пришло мне уезжать. Я направился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие. Вдруг вижу: большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась сама. "Зверушка какая-нибудь", - подумал я. Забрав свои мешки, сел я в лодку и поплыл. А как раз против места, где я сел в лодку, на том берегу, очень крутом и высоком, в маленькой избушке жил один промысловый охотник. Через какой-нибудь час или два этот охотник поехал на своей лодке вниз по Коде, нагнал меня и застал в той избушке на полпути, где все останавливаются. Он-то вот и рассказал мне, что со своего берега видел медведя, как он вымахнул из тайги как раз против того места, откуда я вышел к своей лодке. Тут-то вот я и вспомнил, как при полном безветрии закачались впереди меня еловые лапки. Досадно мне стало на себя, что я подшумел медведя. Но охотник мне ещё рассказал, что медведь не только ускользнул от моего глаза, но ещё и надо мной посмеялся... Он, оказывается, очень недалеко от меня отбежал, спрятался за выворотень и оттуда, стоя на задних лапах, наблюдал меня: и как я вышел из леса, и как садился в лодку и поплыл. А после, когда я для него закрылся, влез на дерево и долго следил за мной, как я спускаюсь по Коде. - Так долго, - сказал охотник, - что мне надоело смотреть и я ушёл чай пить в избушку. Досадно мне было, что медведь надо мной посмеялся. Но ещё досадней бывает, когда болтуны разные пугают детей лесными зверями и так представляют их, что покажись будто бы только в лес без оружия - и они оставят от тебя только рожки да ножки. |
| 29 |
Хулио Кортасар. Об искусстве хождения рядом. Важнейшие открытия делаются при обстоятельствах и в местах самых необычных. Взять яблоко Ньютона - разве не потрясающе? Случилось так, что во время делового совещания, сам не знаю почему, я думал о кошках (которые с повесткой дня никак не были связаны) и внезапно открыл, что кошки телефоны. Так вот, сразу - все гениальное просто. Разумеется, подобные открытия вызывают определенное удивление: никто не привык к тому, чтобы телефоны разгуливали взад-вперед да еще лакали молоко и обожали рыбу. Требуется время, чтобы понять: речь идет о телефонах особых, вроде "уоки-токи", у которого нет проводов, - и, помимо этого, учитывать, что мы тоже необычны, раз до сих пор не поняли, что коты - телефоны, - вот нам и не приходило в голову использовать их. Учитывая, что это неведение восходит к самой отдаленной древности, сегодня не приходится особенно надеяться на связь, которую бы мы попытались наладить с помощью открытия, - ведь совершенно очевидно отсутствие кода, который позволил бы расшифровать послание, точно определить происхождение и нрав отправителей. Как было замечено, речь идет не о том, чтобы снимать несуществующую трубку и набирать номер, не имеющий ничего общего с нашими цифрами, и, уж конечно, не о том, чтобы на другом конце провода могли говорить с нами по какому-нибудь весьма туманному поводу. То, что телефоны действуют, подтверждает любой кот, с достоинством, плохо вознагражденным двуногими абонентами, - никто не сможет отрицать, что его черный, белый, бело-пегий или ангорский телефон то и дело решительно приближается, останавливается у ног абонента и выделяет послание, которое нашей примитивной патетической литературой по-дурацки транскрибируется в форме "мяу" и других похожих фонем. Шелковистые глаголы, плюшевые прилагательные, простые и сложные предложения, неизменно мылкие и глицериноподобные, образуют речь, которая в иных случаях связана с чувством голода: в этих случаях телефон не что иное, как кот, но в других случаях он изъясняется, отвлекаясь от своей личности, и это свидетельствует, что в это время кот является телефоном. Тупые и претенциозные, мы на протяжении тысячелетий не отвечали на вызовы, не задавались вопросом, откуда они, кто на другом конце провода, о чем нам без устали напоминал трепещущий хвост в любом из домов земли. На что мне и вам мое открытие? Каждый кот - телефон, но каждый человек просто человек. Нужно ли нам знать, о чем они продолжают нас оповещать, какие горизонты нам открывают, - что касается меня, то меня хватило лишь на то, чтобы набрать на обычном телефоне номер университета, в котором я тружусь, и чуть ли не со стыдом обнародовать свое открытие. Излишне говорить о немоте замороженной маниоки, с которой встретили мое сообщение ученые, отвечающие на такого рода звонки. |
| 30 |
Александр Грин. Поединок предводителей. В глухих джунглях Северной Индии, около озера Изамет стояла охотничья деревня. А около озера Кинобай стояла другая охотничья деревня. Жители обеих деревень издавна враждовали между собой, и не проходило почти ни одного месяца, чтобы с той или другой стороны не оказался убитым кто-нибудь из охотников, причем убийц невозможно было поймать. Однажды в озере Изамет вся рыба и вода оказались отравленными, и жители Изамета известили охотников Кинобая, что идут драться с ними на жизнь и смерть, дабы разом покончить изнурительную вражду. Тотчас же как только стало об этом известно, жители обеих деревень соединились в отряды и ушли в леса, чтобы там, рассчитывая напасть врасплох, покончить с врагами. Прошла неделя, и вот разведчики Изамета выследили воинов Кинобая, засевших в небольшой лощине. Изаметцы решили напасть на кинобайцев немедля и стали готовиться. Предводителем Изамета был молодой Синг, человек бесстрашный и благородный. У него был свой план войны. Незаметно покинув своих, явился он к кинобайцам и проник в палатку Ирета, вождя врагов Изамета. Ирет, завидя Синга, схватился за нож. Синг сказал, улыбаясь: - Я не хочу убивать тебя. Послушай: не пройдет и двух часов, как ты и я с равными силами и равной отвагой кинемся друг на друга. Ясно, что произойдет: никого не останется в живых, а жены и дети наши умрут с голода. Предложи своим воинам то же, что предложу я своим: вместо общей драки драться будем мы с тобой - один на один. Чей предводитель победит - та сторона и победила. Идет? - Ты прав, - сказал, подумав, Ирет. - Вот тебе моя рука. Они расстались. Воины обеих сторон радостно согласились на предложение своих предводителей и, устроив перемирие, окружили тесным кольцом цветущую лужайку, на которой происходил поединок. Ирет и Синг по сигналу бросились друг на друга, размахивая ножами. Сталь звенела о сталь, прыжки и взмахи рук становились все порывистее и угрожающее и, улучив момент, Синг, проколов Ирету левую сторону груди, нанес смертельную рану. Ирет еще стоял и дрался, но скоро должен был свалиться. Синг шепнул ему: - Ирет, ударь меня в сердце, пока можешь. Смерть одного предводителя вызовет ненависть к побежденной стороне, и резня возобновится... Надо, чтоб мы умерли оба; наша смерть уничтожит вражду. И Ирет ударил Синга ножом в незащищенное сердце; оба, улыбнувшись друг другу в последний раз, упали мертвыми... У озера Кинобай и озера Изамет нет больше двух деревень: есть одна и называется она деревней Двух Победителей. Так Синг и Ирет примирили враждовавших людей. |
| 31 |
Юрий Ершов. Меня зовут Буратино. Главред быстро одолел рукопись, отложив последний листок, развернулся к автору: - Классно написано, но название идиотское - "Солнечные зайчики". Да и идея - барахло. Слишком примитивно для нашего читателя. Не пойдет. Автор робко возразил: -Но ведь это рассказ для детей, только-только научившихся читать. - Вы отстали от жизни. Вот, возьмите наш журнал, почитайте рубрику "Детки в законной клетке". Приносите другие свои вещи. Посовременнее. Уже дома, безжалостно заточив в ящик стола отвергнутую рукопись, автор проштудировал рубрику. И понял, что мыслит категориями своего детства, а сейчас все по-другому. Судя по публикациям, детишек весьма занимала криминальная хроника с красочными фотографиями мест преступлений и обязательным разбором событий; интересовали приемы уховерток-ниндзя, вопросы взлома информационных каналов, свежие лазейки к Уголовному Кодексу и правила исполнения полицейского разворота на самокате. Новый рассказ был готов через месяц. Главред читал быстро. - Мы берем "Кровавый вихрь" для рубрики "Детки в законной клетке". Должен признаться - увидев имена героев, я не верил, что у вас выйдет боевик. Мастер невозможных боевых искусств, снайпер, суперагент с кодовым именем Буратино сослан в Сибирь, в концлагерь, где его лицо неузнаваемо уродуют уголовники. Фотомодель и подруга Мальвина попала в лапы негодяя Борбса - миллиардера, академика, извращенца, депутата, убийцы и полномочного представителя страны Грейпфрут. Буратино разрывает в клочья охрану лагеря, угоняет реактивный самолет, грабит оружейный склад. Потом он разделывается с армией охранников, телохранителей, полицейских и наемных убийц, используя сто двадцать видов огнестрельного и холодного оружия. Очень современно. Вы довольны своим рассказом? Автор вздохнул: - Мне кажется, что это и есть полный бред. "Солнечные зайчики" были написаны от души. А здесь я перестарался с кровавыми подробностями и погряз в стандартных ходах. - Что вы, что вы! Как там... Черепная коробка Борбса рассыпалась на куски и вялые сгустки мозга брызнули на бесценную картину Леонардо. Но прежде чем глаза негодяя закрылись навсегда, он спросил: Кто ты?.. Все эти шрамы... я не узнаю твоего лица... Меня зовут Буратино! - веско произнес герой, пнул холодеющий труп миллиардера и впился страстным поцелуем в губы Мальвины, прижав к своей безразмерной груди ее трепещущее обнаженное тело... Поздравляю! Вы нашли свою тему! Надеюсь, наше сотрудничество продолжится?.. Выходя из редакции, автор продолжал думать над вопросом. Странно, но чем он больше над ним думал, тем больше возникало бессмысленных идей, объединенных общим героем и названием серии "Меня зовут Буратино". |
| 32 |
Людмила Петрушевская. Страна. Кто скажет, как живет тихая, пьющая женщина со своим ребенком, никому не видимая в однокомнатной квартире. Как она каждый вечер, как бы ни была пьяной, складывает вещички своей дочери для детского сада, чтобы утром все было под рукой. Она сама со следами былой красоты на лице - брови дугами, нос тонкий, а вот дочь вялая, белая, крупная девочка, даже и на отца не похожая, потому что отец ее яркий блондин с ярко-красными губами. Дочь обычно тихо играет на полу, пока мать пьет за столом или лежа на тахте. Потом они обе укладываются спать, гасят свет, а утром встают как ни в чем не бывало и бегут по морозу, в темноте, в детский сад. Несколько раз в году мать с дочерью выбираются в гости, сидят за столом, и тогда мать оживляется, громко начинает разговаривать и подпирает подбородок одной рукой и оборачивается, то есть делает вид, что она тут своя. Она и была тут своей, пока блондин ходил у ней в мужьях, а потом все схлынуло, вся прошлая жизнь и все прошлые знакомые. Теперь приходится выбирать те дома и те дни, в которые яркий блондин не ходит в гости со своей новой женой, женщиной, говорят, жесткого склада, которая не спускает никому ничего. И вот мать, у которой дочь от блондина, осторожно звонит и поздравляет кого-то с днем рождения, тянет, мямлит, спрашивает, как жизнь складывается, однако сама не говорит, что придет: ждет. Ждет, пока все не решится там у них, на том конце телефонного провода, и наконец кладет трубку и бежит в гастроном за очередной бутылкой, а потом в детский сад за дочкой. Раньше бывало так, что, пока дочь не засыпала, ни о какой бутылке не было речи, а потом все опростилось, все пошло само собой, потому что не все ли равно девочке, чай ли пьет мать или лекарство. Девочке и впрямь все равно, она тихо играет на полу в свои старые игрушки, и никто на свете не знает, как они живут вдвоем и как мать все обсчитывает, рассчитывает и решает, что ущерба в том нет, если то самое количество денег, которое уходило бы на обед, будет уходить на вино - девочка сыта в детском саду, а ей самой не надо ничего. И они экономят, гасят свет, ложатся спать в девять часов, и никто не знает, какие божественные сны снятся дочери и матери, никто не знает, как они касаются головой подушки и тут же засыпают, чтобы вернуться в ту страну, которую они покинут опять рано утром, чтобы бежать по темной, морозной улице куда-то и зачем-то, в то время как нужно было бы никогда не просыпаться. |
| 33 |
Людмила Петрушевская. Верблюжий горб. Жил-был верблюд танцующий. Все верблюды шли в караване или лежали на отдыхе, а он танцевал и по дороге, и лежа на привале - перебирал ногами. Танцуя на ходу, он бил посуду, ронял мешки, а танцуя лежа, он задевал ногами других верблюдов и скоро стал совершенно непереносим. Его выгнали. Шел, шел верблюд, видит, на дороге лежит верблюжий горб и говорит: возьми меня. - Зачем ты мне, воскликнул верблюд, танцуя, - у меня и своих два горба висят, я и сам бездомный, зачем мне еще груз. - Как хочешь, - заметил горб и остался лежать на дороге, а горб этот действительно был никому не нужен. Так он и стал лежать, делать ему было нечего, а наш верблюд пошел дальше и видит: цирк. - Можно к вам? - спросил верблюд. - Что вы умеете? - спросил директор цирка. - Танцую, - сказал верблюд, действительно танцуя. - Я и сам вижу, что вы танцуете. А вот что вы умеете? Вы умеете летать под куполом или ходить по канату? - Нет, - сказал верблюд, машинально танцуя. - А танцевать каждый умеет, я тоже танцую, - сказал директор. - Разрешите пригласить? - спросил верблюд, и они вдвоем с директором пошли откалывать танго. После танца верблюд отвел директора на место, откланялся и ушел восвояси. Идя обратно, он опять увидел верблюжий горб, верблюжий горб тихо плакал. - Что ты плачешь, маленький? - спросил верблюд. - Лежу и не могу сдвинуться с места, - ответил горб. - Ну поехали, - сказал верблюд, взвалил на себя еще один горб и повез горб кататься. Шел он очень осторожно, все свои танцы оставил, чтобы только горб не свалился. - Трехгорбый, трехгорбый! - закричали мальчишки в городе. - Чудо, чудо из чудес! Верблюд о трех горбах! Ловите его! - закричали все и стали ловить верблюда. А верблюд теперь быстро бегать не мог, его поймали и продали в цирк. Там каждый вечер его выводили, и он стоял как истукан, а музыка так чудесно играла, но верблюд не делал ни шагу, боялся уронить горб. Он боялся этого, во-первых, потому, что боялся, что вся жизнь его пойдет насмарку. Во-вторых, он боялся, что не нужный никому горб снова окажется на дороге и будет лежать и плакать. В-третьих, он боялся, что вообще разучился танцевать. В-четвертых, он боялся, что вообще его танцы никогда никому не были нужны. По этим и еще по многим другим причинам верблюд больше и не заикался о танцах. Но третий горб все помнил и говорил время от времени, что "лучше моего верблюда никто и никогда не танцевал". |
| 34 |
Виталий Бианки. Снежная книга. Набродили, наследили звери на снегу. Не сразу поймёшь, что тут было. Налево под кустом начинается заячий след. От задних лап следок вытянутый, длинный; от передних - круглый, маленький. Пошёл заячий след по полю. По одну сторону его - другой след, побольше; в снегу от когтей дырки лисий след. А по другую сторону заячьего следа ещё след: тоже лисий, только назад ведёт. Заячий дал круг по полю; лисий - тоже. Заячий в сторону - лисий за ним. Оба следа кончаются посреди поля. А вот в стороне - опять заячий след. Пропадает, дальше идёт... Идёт, идёт, идёт - и вдруг оборвался - как под землю ушёл! А где пропал, там снег примят, и по сторонам будто кто пальцами мазнул. Куда лиса делась? Куда заяц пропал? Разберём по складам. Стоит куст. С него кора содрана. Под кустом натоптано, наслежено. Следы заячьи. Тут заяц жировал: с куста кору глодал. Встанет на задние лапы, отдерёт зубами кусок, сжуёт, переступит лапами, рядом ещё кусок сдерёт. Наелся и спать захотел. Пошёл искать, где спрятаться. А вот - лисий след, рядом с заячьим. Было так: ушёл заяц спать. Час проходит, другой. Идёт полем лиса. Глядь, заячий след на снегу! Лиса нос к земле. Принюхалась - след свежий! Побежала по следу. Лиса хитра, и заяц не прост: умел свой след запутать. Скакал, скакал по полю, завернул, выкружил большую петлю, свой же след пересек - и в сторону. След пока ещё ровный, неторопливый: спокойно шёл заяц, беды за собой не чуял. Лиса бежала, бежала - видит: поперёк следа свежий след. Не догадалась, что заяц петлю сделал. Свернула вбок - по свежему следу; бежит, бежит - и стала: оборвался след! Куда теперь? А дело простое: это новая заячья хитрость - двойка. Заяц сделал петлю, пересек свой след, прошёл немного вперёд, а потом обернулся - и назад по своему следу. Аккуратно шёл - лапка в лапку. Лиса постояла, постояла - и назад. Опять к перекрёстку подошла. Всю петлю выследила. Идёт, идёт, видит - обманул её заяц, никуда след не ведёт! Фыркнула она и ушла в лес по своим делам. А было вот как: заяц двойку сделал - прошёл назад по своему следу. До петли не дошёл - и махнул через сугроб - в сторону. Через куст перескочил и залёг под кучу хвороста. Тут и лежал, пока лиса его по следу искала. А когда лиса ушла, - как прыснет из-под хвороста - и в чащу! Прыжки широкие - лапки к лапкам: гонный след. Мчит без оглядки. Пень по дороге. Заяц мимо. А на пне... А на пне сидел большой филин. Увидал зайца, снялся, так за ним и стелет. Настиг и цап в спину всеми когтями! Ткнулся заяц в снег, а филин насел, крыльями по снегу бьёт, от земли отрывает. Где заяц упал, там снег примят. Где филин крыльями хлопал, там знаки на снегу от перьев, будто от пальцев. Улетел заяц в лес. Оттого и следа дальше нет. |
| 35 |
Феликс Кривин. Чай в приятной компании. Мишка Пузо был большой шутник, но шутить он еще не научился. Он даже штаны застегивать не научился, а это легче, чем научиться шутить. Известно немало людей, которые отлично застегивают штаны, а шуток просто-напросто не понимают. И при этом все же стараются шутить - к общему огорчению. Пузо - это была не фамилия Мишкина, а прозвище, которое он сам себе придумал. Он был толстый и очень гордился своим животом, который называл по-приятельски пузом. И требовал, чтоб его самого называли Пузом. Он вообще требовал к себе уважения. В тот день мы пили с Мишкой чай в приличном доме - у племянницы тети Лизы, нянечки из нашего садика. Нянечка взялась присмотреть за нами, пока наши родители проводили летние отпуска, и забирала нас из садика к себе домой, а оттуда, из дома, водила в гости к своим родственникам. В знак уважения к нашей нянечке ее родственники угощали нас чаем, а потом отправляли играть за шкаф. У всех у них комнаты были перегорожены шкафами, чтобы не все время жить друг у друга на виду, а иногда прятаться друг от друга за шкафом. Это у них была такая игра: они играли в две комнаты. И вот в одном из этих приличных домов, у племянницы тети Лизы, нашей нянечки, во время вечернего чаепития Мишка Пузо насыпал мне вместо сахара соль, считая это удачной шуткой. Сейчас я понимаю, что это была шутка совсем не удачная, а в то время она мне казалась весьма остроумной. Соль Мишкиной шутки дошла до меня с первым глотком, но я сделал вид, что ее не заметил. Как ни в чем не бывало я прихлебывал чай, и Мишка забеспокоился: - Вкусно? В ответ я только кивнул, не желая отрываться от чая. Мишка смотрел на меня с недоверием. Потом недоверие сменилось сомнением, и, немного поколебавшись, он попросил: - Дай попробовать. Я решительно замотал головой: таким чаем я не был намерен делиться. Мишке ничего не оставалось, как насыпать соли в свой стакан. Он сыпал щедро, чтобы перебить вкус столь же щедро насыпанного в стакан сахара, и уже первый глоток был ему полным вознаграждением за все его пакости и неуместные шутки. Но он, конечно, взял себя в руки и выпил эту отвратительную бурду до конца. И при этом еще прихваливал: - Ох и вкусно! В то время мы не предполагали, что эта шутка надолго затянется, что мы еще не раз скажем: "Вкусно!" - когда будет с души воротить. - Пейте, миленькие, - говорила племянница, занятая разговором со своей тетей и не замечавшая наших кулинарных опытов. - Давайте я вам еще налью. От добавки мы отказались. Мы выпили чай, сказали спасибо племяннице, и Мишка Пузо виновато погладил свой живот, словно прося у него прощения за неуместную шутку. |
Комментарии
"Милый, - говоришь ты, гладя мои волосы, -разве можно было так рисковать" - нет пробела после тире.
Возможно это опечатка.
Слово "Разоерешите" не обнаружено ;)
Людмила Петрушевская. Верблюжий горб.
Разоерешите пригласить?-
Выше надо поставить пробел после вопросительного знака:(