[{{mminutes}}:{{sseconds}}] X
Пользователь приглашает вас присоединиться к открытой игре игре с друзьями .
Книжный словарь
(284)       Использует 1061 человек

Комментарии

Сударушка 4 апреля 2025
Сударушка 22 января 2023
малюшка, спасибо за опечатки, исправила.

Об опечатках лучше писать мне в личку. Приводить лучше не отрывок целиком, а только предложение, в котором встречается опечатка.
Сударушка 11 октября 2021
---__--- Это новелла Стефана Цвейга "Письмо незнакомки", есть на КГ Новеллы Стефана Цвейга

Только тобой жила я в то время. Я покупала все твои книги; когда твое имя упоминалось в газете, это было для меня праздником. Поверишь ли ты, я знаю наизусть все твои книги, так часто я их перечитывала. Если бы меня разбудили ночью и прочли мне наугад выхваченную строку, я могла бы еще теперь, через тринадцать лет, продолжить ее без запинки; каждое твое слово было для меня как Евангелие, как молитва.
---___--- 9 октября 2021
Подскажите из какой книги текст. Начало: Тобой жила я в это время...
Сударушка 1 октября 2020
veda_cong, спасибо, пригляжусь к твоим отрывкам с низкой сложностью.
Правда, там мне еще надо будет и автора устанавливать... Так-то не обязательно, но для себя я систематизирую этому информацию. Если у тебя есть исходная база текстов, можешь ее мне прислать?
«Бежин луг», конечно, тоже на примете, как и много других прекрасных книг. Руки тоже до всего не доходят.
А вот насчет Бажова я не соглашусь. Язык безумно красивый, но в концепцию сравнительно несложных текстов в КС он не укладывается.

мне казалось что для тренировки набора набирать надо все что угодно (ну пусть без латиницы), а как-то у меня скорость здорово подскочила когда я набирала церковные службы

Да, я согласна, что в целом после набора сложных текстов может возрастать средняя скорость.
Но для этого существуют книги, другие связные словари.
Это один подход к сочетанию интересного с полезным.

А в основу Книжного словаря положена концепция интересных отрывков с насколько это возможно невысокой сложностью при отсутствии прямой речи и т. д. (см. в Информации по словарю). В этом подходе происходит адаптация к набору текста (Обычки) на чуть более длинных и при этом в среднем более легких отрывках.
veda_cong 29 сентября 2020
Сударушка, хочу сказать, что если тебе подходит что-то из Большого Книжного Попурри, которое я делала - объединяй. Я его собиралась тоже расширять, где-то у меня лежит список произведений из которых я собиралась брать кусочки, но без ограничений по сложности, правда, мне казалось что для тренировки набора набирать надо все что угодно (ну пусть без латиницы), а как-то у меня скорость здорово подскочила когда я набирала церковные службы (вместо того чтобы так их читать для себя), там куча пунктуации. Но переразбить на отрывки можно сколько угодно. Просто у меня руки вряд ли пока дойдут( Вот если нас опять по домам разгонят...
А еще, кажется я их не включала, но прекрасные описания природы были в:
-Бежин луг
-Бианки, там просто все наверно
-Про Бажова я даже не говорю
-и была какая-то детская советская книжка, я из нее не помню ничего кроме того что в конце отца-большевика подстрелили, но там было в начале чудесное описание покоса и ягоды в траве. найду на даче - скажу.
Сударушка 5 сентября 2020
RealWizZard, рада, что словарь понравился!
RealWizZard 5 сентября 2020
Просто чудесный словарь для разогрева, спасибо)
Сударушка 4 сентября 2020


В сентябре по Книжному словарю проходит Сентябрьское книжное ралли,
а также прокат по словарю учитывается в двух показателях Сентябрьского ралли мБГ.
Сударушка 13 июня 2020


В честь возвращения Книжного словаря в ЗД акция.
Набери сегодня 21 отрывок в Книжном словаре (если собираетесь какие-то результаты удалять, подождите до завтра),
приведи здесь самый понравившийся отрывок (понравившиеся) из Книжного словаря и получи приз в размере 700 очков (для первых 10 отписавшихся), 350 очков (для всех остальных).
Предложение действительно для первых 100 сделавших запись здесь.
Для получения приза статистика завтра до 11.00 мск.вр. должна быть открыта для всех.
Чтобы оставить запись, не обязательно ждать, когда вы донаберете 21 отрывок.
Написать тут Еще комментарии
Описание:
Адаптированные отрывки из художественной литературы.
Автор:
Сударушка
Создан:
6 сентября 2019 в 20:16 (текущая версия от 5 апреля 2025 в 09:14)
Публичный:
Да
Тип словаря:
Тексты
Цельные тексты, разделяемые пустой строкой (единственный текст на словарь также допускается).
Информация:
Сколько еще хотелось бы привести подобных цитат! Нет ничего приятней, кстати, чем делиться с кем-либо красотой, чем указывать читателю на те или иные красоты, которые он по неопытности, да наконец просто по незаинтересованности может и не заметить.

Юрий Олеша, Ни дня без строчки


Отрывки:
✔ без диалогов и прямой речи;
✔ с минимальным числом кавычек, скобок, знаков препинания, кроме точек и запятых;
✔ 99% со сложностью не выше нормальной (до 6), в том числе 80% со сложностью до 4; средняя сложность отрывков в словаре (с учетом повторов) – 3,17.

Длина отрывков – 300–500 символов (средняя длина – 375 символов).

скрытый текст…
Содержание:
1 Оставшись одни, дети стали жарить малину на свечах и лить молоко фонтаном в рот. Застав их на деле, мать при Лёвине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они будут бить чашки, то им не из чего будет пить чай, а если будут разливать молоко, то им нечего будет есть, и они умрут с голоду.
2 Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе с тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять.
3 Ей всей душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенной, новой для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
4 И Лёвина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети слушали эти слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и не верили ни слову из того, что говорила мать. Они и не могли верить, потому что не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
5 Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всём разговоре этом не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
6 Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидеть его. Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит.
7 Дом был большой, старинный, и Лёвин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Лёвина. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили той жизнью, которая для Лёвина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить со своей женой, со своей семьей.
8 С утра сделав себе расписание дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь Двор и на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене деньги на расход.
9 Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому румянцу, который покрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал уже по-своему. Как ни странно было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если она спрашивает его, едет ли он на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы знать, доставит ли он это удовольствие Весловскому, в которого она, по его понятиям, уже была влюблена.
10 Кити отвечала, что ничего не было между ними и что она решительно не понимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную правду. Она не знала причины перемены к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась о такой вещи, которую она не могла сказать матери, которой она не говорила и себе.
11 Это была одна из тех вещей, которые знаешь, но которые нельзя сказать даже самой себе; так страшно и постыдно ошибиться. Опять и опять перебирала она в своем воспоминании все отношения свои к этому семейству. Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на круглом добродушном лице Анны Павловны при их встречах.
12 Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собой. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушной и спокойной.
13 Она знала, что мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в будущей жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, – его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может быть спасения, и любя более всего на свете душу своего мужа, с улыбкой думала о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.
14 В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке, и в этом расположении досады на нее не хотелось идти к ней, не хотелось тоже и видеть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он, сделав усилие над собой, пошел в спальню.
15 Долго Лёвин не мог успокоить жену. Наконец он успокоил ее, только признавшись, что чувство жалости в соединении с вином сбили его, и он поддался хитрому влиянию Анны и что он будет избегать ее. Одно, в чем он искреннее всего признавался, было то, что, живя так долго в Москве, за одними разговорами, едой и питьем, он ошалел. Они проговорили до трех часов ночи.
16 После короткого совещания Прохор Ермилин, тоже известный косец, огромный, черноватый мужик, пошел передом. Он прошел ряд вперед, повернулся назад и отвалил, и все стали выравниваться за ним, ходя под гору по лощине и на гору под самую опушку леса. Солнце зашло за лес. Роса уже пала, и косцы только на горке были на солнце, а в низу, по которому поднимался пар, и на той стороне шли в свежей, росистой тени. Работа кипела.
17 Сереже было слишком весело, слишком всё было счастливо, чтоб он мог не поделиться со своим другом швейцаром еще семейной радостью, про которую он узнал на гулянье в Летнем Саду от племянницы графини Лидии Ивановны. Радость эта особенно важна казалась ему по совпадению с радостью чиновника и своей радостью о том, что принесли игрушки. Сереже казалось, что нынче такой день, в который все должны быть рады и веселы.
18 Упав на колени перед постелью, он держал перед губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же правом, с той же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
19 Весловский весело поздоровался с Лёвиным, напоминая прежнее знакомство. Лёвин не сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще более чуждым и лишним.
20 Ему было немного досадно на то, что явился этот Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Лёвин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидел, что Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
21 Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Лёвина это было главным делом жизни, от которого зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться.
22 Он не мог признать, что он тогда знал правду, а теперь ошибается, потому что, как только он начинал думать спокойно об этом, всё распадалось вдребезги; не мог и признать того, что он тогда ошибался, потому что дорожил тогдашним душевным настроением, а признавая его данью слабости, он бы осквернял те минуты. Он был в мучительном разладе с самим собой и напрягал все душевные силы, чтобы выйти из него.
23 Он в душе своей не уважал матери и, не отдавая себе в том отчета, не любил ее, хотя по понятиям того круга, в котором жил, по воспитанию своему, не мог себе представить других к матери отношений, как в высшей степени покорных и почтительных, и тем более внешне покорных и почтительных, чем менее в душе он уважал и любил ее.
24 Ему хотелось еще сказать, что если общественное мнение есть непогрешимый судья, то почему революция, коммуна не так же законны, как и движение в пользу славян? Но всё это были мысли, которые ничего не могли решить. Одно несомненно можно было видеть – это то, что в настоящую минуту спор раздражал Сергея Ивановича, и потому спорить было дурно, и Лёвин замолчал.
25 По ее тону Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына.
26 На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
27 Он не раздеваясь ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одной лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и через ее кабинет, где горели две свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного стола.
28 Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который косили два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Лёвину хотелось как можно больше скосить в этот день, и досадно было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.
29 Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела идти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь с княгиней вышли, Лёвин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
30 Скосить и сжать рожь и овес и свезти, докосить луга, передвоить пар, обмолотить семена и посеять озимое – всё это кажется просто и обыкновенно; а чтобы успеть сделать всё это, надо, чтобы от старого до малого все деревенские люди работали не переставая в эти три недели втрое больше, чем обыкновенно, питаясь квасом, луком и черным хлебом, молотя и возя снопы по ночам и отдавая сну не более трех часов в сутки. И каждый год это делается по всей России.
31 Лёвин по этому случаю сообщил Егору свою мысль о том, что в браке главное дело любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что счастье бывает только в себе самом. Егор внимательно выслушал и, очевидно, вполне понял мысль Лёвина, но в подтверждение ее он привел неожиданное для Лёвина замечание о том, что, когда он жил у хороших господ, он всегда был своими господами доволен и теперь вполне доволен своим хозяином.
32 Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах.
33 Действительно, мальчик чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить себе то чувство, которое он должен иметь к этому человеку. С чуткостью ребенка к проявлению чувства он ясно видел, что отец, гувернантка, няня – все не только не любили, но с отвращением и страхом смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили про него, а что мать смотрела на него как на лучшего друга.
34 Первое время деревенской жизни было для Долли очень трудное. Она живала в деревне в детстве, и у нее осталось впечатление, что деревня есть спасение от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива, зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела, что это всё совсем не так, как она думала.
35 Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Лёвин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
36 Он сидел на кровати в темноте, скорчившись и обняв свои колени и, сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягал мысль, тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, что действительно он забыл, просмотрел в жизни одно маленькое обстоятельство – то, что придет смерть, и всё кончится, что ничего и не стоило начинать и что помочь этому никак нельзя. Да, это ужасно, но это так.
37 Она теперь с радостью мечтала о приезде Долли с детьми, в особенности потому, что она для детей будет заказывать любимое каждым пирожное, а Долли оценит всё ее новое устройство. Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и учиться, как это делать.
38 Во всё это тяжелое время он замечал, что светские знакомые его, особенно женщины, принимали особенное участие в нем и его жене. Он замечал во всех этих знакомых с трудом скрываемую радость чего-то, ту самую радость, которую он видел в глазах адвоката и теперь в глазах лакея. Все как будто были в восторге, как будто выдавали кого-то замуж. Когда его встречали, то с едва скрываемой радостью спрашивали об ее здоровье.
39 И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Лёвин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний, обычный мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такой силой поднялись в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
40 Точно так же, как пчелы, теперь вившиеся вокруг него, угрожавшие ему и развлекавшие его, лишали его полного физического спокойствия, заставляли его сжиматься, избегая их, так точно заботы, обступив его с той минуты, как он сел в тележку, лишали его свободы душевной; но это продолжалось только до тех пор, пока он был среди них. Как, несмотря на пчел, телесная сила была вся цела в нем, так и цела была вновь сознанная им его духовная сила.
41 Деньги за две трети леса были уже прожиты, и он забрал у купца почти всё вперед за последнюю треть. Купец больше не давал денег, тем более что в эту зиму Дарья Александровна, в первый раз прямо заявив права на свое состояние, отказалась расписаться на контракте в получении денег за последнюю треть леса. Всё жалование уходило на домашние расходы и на уплату мелких долгов. Денег совсем не было.
42 Одно письмо было очень неприятное – от купца, покупавшего лес в имении жены. Лес этот необходимо было продать; но теперь, до примирения с женой, не могло быть о том речи. Всего же неприятнее тут было то, что этим подмешивался денежный интерес в предстоящее дело его примирения с женой. И мысль, что он может руководиться этим интересом, что он для продажи этого леса будет искать примирения с женой, эта мысль оскорбляла его.
43 Часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Лёвин чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо, что, что бы он ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, и заметил ту игру в его глазах, которая ясно показывала и насмешку над Лёвиным и твердую уверенность, что если будет кто обманут, то уж никак не он.
44 Лёвин видел, что в вопросе этом уже высказывалась мысль, с которой он был несогласен; но он продолжал излагать свою мысль, состоящую в том, что русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд на землю. И чтобы доказать это положение, он поторопился прибавить, что, по его мнению, этот взгляд русского народа вытекает из сознания им своего призвания заселить огромные, незанятые пространства на востоке.
45 Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидев лежавшего на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в одно время, уложила раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
46 Просидев дома целый день, она придумывала средства для свидания с сыном и остановилась на решении написать мужу. Она уже сочиняла это письмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба.
47 Она уже сочиняла это письмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба в сравнении с ее страстной законной нежностью к сыну, что она возмутилась против других и перестала обвинять себя.
48 Лёвин часто любовался на эту жизнь, часто испытывал чувство зависти к людям, живущим этой жизнью, но нынче в первый раз, в особенности под впечатлением того, что он видел в отношениях Ивана Парменова к его молодой жене, Лёвину в первый раз ясно пришла мысль о том, что от него зависит переменить ту столь тягостную, праздную, искусственную и личную жизнь, которой он жил, на эту трудовую, чистую и общую прелестную жизнь.
49 Перед отъездом Вронского на выборы, обдумав то, что те сцены, которые повторялись между ними при каждом его отъезде, могут только охладить, а не привязать его, Анна решилась сделать над собой все возможные усилия, чтобы спокойно переносить разлуку с ним. Но тот холодный, строгий взгляд, которым он посмотрел на нее, когда пришел объявить о своем отъезде, оскорбил ее, и еще он не уехал, как спокойствие ее уже было разрушено.
50 Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видела в нем.
51 Никогда еще не проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую женщину.
52 Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи устранен от прямого участия в правительственной деятельности, яснее чем прежде видел теперь недостатки и ошибки в деятельности других и считал своим долгом указывать на средства к исправлению их. Вскоре после своей разлуки с женой он начал писать свою первую записку о новом суде.
53 Каренина не дождалась брата, а, увидев его, решительным легким шагом вышла из вагона. Как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своей решительностью и грацией, обхватила брата левой рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался.
54 Кучер остановил четверню и оглянулся направо, на ржаное поле, на котором у телеги сидели мужики. Конторщик хотел было соскочить, но потом раздумал и повелительно крикнул на мужика, маня его к себе. Ветерок, который был на езде, затих, когда остановились; слепни облепили сердито отбивавшихся от них потных лошадей. Один из мужиков поднялся и пошел к коляске.
55 Пребывание в Петербурге казалось Вронскому еще тем тяжелее, что всё это время он видел в Анне какое-то новое, непонятное для него настроение. То она была как будто влюблена в него, то она становилась холодна, раздражительна и непроницаема. Она чем-то мучалась и что-то скрывала от него и как будто не замечала тех оскорблений, которые отравляли его жизнь и для нее, с ее тонкостью понимания, должны были быть еще мучительнее.
56 Так как никто не обращал на него внимания и он, казалось, никому не был нужен, он потихоньку направился в маленький зал, где закусывали, и почувствовал большое облегчение, опять увидев лакеев. Лакей предложил ему покушать, и Лёвин согласился. Поев и поговорив с лакеем о прежних господах, Лёвин, не желая входить в зал, где ему было так неприятно, пошел пройтись на хоры.
57 Константин Лёвин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат.
58 Быстрая езда успокоила его. Всё тяжелое, что было в его отношениях к Анне, вся неопределенность, оставшаяся после их разговора, все выскочило из его головы; он с наслаждением и волнением думал теперь о скачке, о том, что он все-таки поспеет, и изредка ожидание счастья свидания нынешней ночи вспыхивало ярким светом в его воображении.
59 Наивный мужик Иван, казалось, понял вполне предложение Лёвина – принять с семьей участие в выгодах скотного двора – и вполне сочувствовал этому предприятию. Но когда Лёвин внушал ему будущие выгоды, на лице Ивана выражалась тревога и сожаление, что он не может всего дослушать, и он поспешно находил себе какое-нибудь не терпящее отлагательства дело.
60 В давно пустынном доме теперь было так много народа, что почти все комнаты были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь за стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука или внучку за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством, было немало хлопот о приобретении кур и уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много.
61 Катавасов сначала смешил дам своими оригинальными шутками, которые всегда так нравились при первом знакомстве с ним, но потом, вызванный Сергеем Ивановичем, рассказал очень интересные свои наблюдения о различии характеров и даже физиономий самок и самцов комнатных мух и об их жизни. Сергей Иванович тоже был весел и за чаем изложил свой взгляд на будущность восточного вопроса, и так просто и хорошо, что все заслушались его.
62 Кити называла ему те знакомые и незнакомые лица, которые они встречали. У самого входа в сад они встретили слепую мадам Берте с проводницей, и князь порадовался на умиленное выражение старой француженки, когда она услышала голос Кити. Она тотчас с французским излишеством любезности заговорила с ним, хваля его за то, что у него такая прекрасная дочь, и в глаза превознося до небес Кити и называя ее сокровищем, перлом и ангелом-утешителем.
63 Чувствуя, что примирение было полное, Анна с утра оживленно принялась за приготовление к отъезду. Хотя и не было решено, едут ли они в понедельник или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась к отъезду, чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они уедут днем раньше или позже.
64 Проходя через первую гостиную, Лёвин встретил в дверях графиню Боль, с озабоченным и строгим лицом что-то приказывавшую слуге. Увидев Лёвина, она улыбнулась и попросила его в следующую маленькую гостиную, из которой слышались голоса. В этой гостиной сидели на креслах две дочери графини и знакомый Лёвину московский полковник.
65 Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен.
66 Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
67 Он получал и читал либеральную газету, не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство. Несмотря на то, что ни наука, ни искусство, ни политика собственно не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство и его газета, и изменял их, только когда большинство изменяло их.
68 Несмотря на то, что ни наука, ни искусство, ни политика собственно не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство и его газета, и изменял их, только когда большинство изменяло их, или, лучше сказать, не изменял их, а они сами в нем незаметно изменялись.
69 Кити еще более стала умолять мать позволить ей познакомиться с Варенькой. И, как ни неприятно было княгине как будто делать первый шаг в желании познакомиться с госпожой Шталь, позволявшей себе чем-то гордиться, она навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что не было ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая подошла к Вареньке и познакомилась с ней.
70 В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другой дамой.
71 В первую минуту ей показалось неприлично, что Анна ездит верхом. С представлением о верховой езде для дамы в ее понятии соединялось представление молодого легкого кокетства, которое, по ее мнению, не шло к положению Анны; но когда она рассмотрела ее вблизи, она тотчас же примирилась с ее верховой ездой. Несмотря на элегантность, всё было так просто, спокойно и достойно и в позе, и в одежде, и в движениях Анны, что ничего не могло быть естественней.
72 Но прошла неделя, другая, третья, и в обществе не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости, заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И в обществе, в особенности теперь занятом другим, было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение месяца не было ни слова о книге.
73 Другое было то, что, прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя, только отрицали те вопросы, без ответа на которые он чувствовал, что не мог жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
74 Дамы раскрыли зонтики и вышли на боковую дорожку. Пройдя несколько поворотов и выйдя из калитки, Дарья Александровна увидела перед собой на высоком месте большое, красное, уже почти оконченное строение. Еще не окрашенная железная крыша ослепительно блестела на ярком солнце. Подле оконченного строения выкладывалось другое, окруженное лесами, и рабочие в фартуках на подмостках клали кирпичи.
75 Он прочел письмо и остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить деньги; не было ни жестокого слова, ни упрека, но не было и снисходительности. Главное же – был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
76 Лёвин уже давно сделал замечание, что, когда с людьми бывает неловко от их излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал, что это случится и с братом. И, действительно, кротости брата Николая хватило не надолго. Он с другого же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрагивая его за самые больные места.
77 Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося в Петербург и с которым нужно было переговорить. После его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем дел и еще надо было съездить по серьезному и важному делу к одному значительному лицу. Алексей Александрович только успел вернуться к пяти часам, времени своего обеда.
78 Лёвин встречал в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя самого, которые в последнее время чаще приходили ему на ум.
79 Варенька, услышав голос Кити и выговор ее матери, быстро легкими шагами подошла к Кити. Быстрота движений, краска, покрывавшая оживленное лицо, – всё показывало, что в ней происходило что-то необыкновенное. Кити знала, что было это необыкновенное, и внимательно следила за ней. Она теперь позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее на то важное событие, которое должно было совершиться нынче после обеда в лесу.
80 Она никак не могла бы выразить тот ход мыслей, который заставлял ее улыбаться; но последний вывод был тот, что муж ее, восхищающийся братом и унижающий себя перед ним, был неискренен. Кити знала, что эта неискренность его происходила от любви к брату, от чувства совестливости за то, что он слишком счастлив, и в особенности от неоставляющего его желания быть лучше, – она любила это в нем и потому улыбалась.
81 Вронский три года не видел Серпуховского. Он возмужал, отпустив бакенбарды, но он был такой же стройный, не столько поражавший красотой, сколько нежностью и благородством лица и сложения. Одна перемена, которую заметил в нем Вронский, было то тихое, постоянное сияние, которое устанавливается на лицах людей, имеющих успех и уверенных в признании этого успеха всеми.
82 Теперь, присутствуя на выборах и участвуя в них, он старался также не осуждать, не спорить, а сколько возможно понять то дело, которым с такой серьезностью и увлечением занимались уважаемые им честные и хорошие люди. С тех пор как он женился, Лёвину открылось столько новых, серьезных сторон, прежде, по легкомысленному к ним отношению, казавшихся ничтожными, что и в деле выборов он предполагал и искал серьезного значения.
83 Внешние отношения Алексея Александровича с женой были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла в том, что он еще более был занят, чем прежде. Как и в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенной энергией взялся за свою обычную работу.
84 Катавасов, войдя в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные ребята. На большой станции в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними в буфет.
85 Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть перед непривычной роскошью и не могущих принимать долгого участия в общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием.
86 Она услышала голос возвращавшегося сына и, окинув быстрым взглядом террасу, порывисто встала. Взгляд ее зажегся знакомым ему огнем, она быстрым движением подняла свои красивые, покрытые кольцами руки, взяла его за голову, посмотрела на него долгим взглядом и, приблизив свое лицо с открытыми, улыбающимися губами, быстро поцеловала его рот и оба глаза и оттолкнула. Она хотела идти, но он удержал ее.
87 Как и во всех местах, где собираются люди, так и на маленьких немецких водах, куда приехали Щербацкие, совершилась обычная как бы кристаллизация общества, определяющая каждому его члену определенное и неизменное место. Как определенно и неизменно частица воды на холоде получает известную форму снежного кристалла, так точно каждое новое лицо, приезжавшее на воды, тотчас же устанавливалось в свойственное ему место.
88 Большинство молодых женщин, завидовавших Анне, которым уже давно наскучило то, что ее называют справедливой, радовались тому, что они предполагали, и ждали только подтверждения оборота общественного мнения, чтоб обрушиться на нее всей тяжестью своего презрения. Они приготавливали уже те комки грязи, которыми они бросят в нее, когда придет время.
89 Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что нечем было упрекать ее. В ней было всё, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с ней так, как будто всё то, что было между ними, уже давным-давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
90 Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому тем более над самим собой.
91 Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такой дальней, чужой для себя красавицей, какой он видел ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидев былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ними не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
92 Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразумения их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть все и простить ее, если она перед ней виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.
93 Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую как градом рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши, тоже тогда еще копаемые.
94 Если бы история удержала старое воззрение, она бы сказала: божество, в награду или в наказание своему народу, дало Наполеону власть и руководило его волей для достижения своих божественных целей. И ответ был бы полный и ясный. Можно было веровать или не веровать в божественное значение Наполеона; но для верующего в него, во всей истории этого времени, всё бы было понятно и не могло бы быть ни одного противоречия.
95 Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность, и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На всё дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем-то другим. В душе его было глубокое, не высказанное убеждение, что всё будет хорошо.
96 Его это не интересовало. На всё дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем-то другим. В душе его было глубокое, не высказанное убеждение, что всё будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
97 Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любил больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
98 Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
99 Весь план о том, чтоб отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но и этого нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
100 Признавая ложность этого взгляда на историю, другой род историков говорит, что власть основана на условной передаче правителям совокупности воль масс, и что исторические лица имеют власть только под условиями исполнения той программы, которую молчаливым согласием предписала им воля народа. Но в чем состоят эти условия, историки эти не говорят нам, или если и говорят, то постоянно противоречат один другому.
101 Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
102 Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услышала эти слова, лицо ее изменилось, и что-то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
103 Несмотря на одно желание поскорее увидеть брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидеть его – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала всё, что делалось вокруг нее и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступила. Она знала, что всё это необходимо, и хотя, ей было это трудно, но она не досадовала на них.
104 Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было, чтобы всё это было, а меня бы не было. Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров, всё вокруг преобразилось для него и показалось чем-то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
105 Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал. Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
106 Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышалась возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя. Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
107 Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем-нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
108 Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей.
109 И когда Дуняша охотно обещалась ей всё сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
110 Николай взглянул в лучистые глаза, смотревшие на него, и продолжал перелистывать и читать. В дневнике записывалось всё то из детской жизни, что для матери казалось замечательным, выражая характер детей или наводя на общие мысли о приемах воспитания. Это были большей частью самые ничтожные мелочи; но они не казались таковыми ни матери, ни отцу, когда он теперь в первый раз читал этот детский дневник.
111 В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, все в одном направлении, гудя шепотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из-за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же.
112 В общем гуле из-за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто-то проехал со свитой на белой лошади и что-то сказал.
113 Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольно описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что они делали; но, увидев перед собой француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
114 Да и все казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
115 Когда она заговорила о том, что всё это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно-испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
116 Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день и следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла.
117 Всё, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не поле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции, и не мог даже отличить наших войск от неприятельских.
118 Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
119 Если бы история имела дело с внешними явлениями, постановление этого простого и очевидного закона было бы достаточно, и мы бы кончили наше рассуждение. Но закон истории относится к человеку. Частица материи не может сказать нам, что она вовсе не чувствует потребности притягивания и отталкивания, и что это неправда; человек же, который есть предмет истории, прямо говорит: я свободен и потому не подлежу законам.
120 Брат часто удивлялся, глядя на нее. Совсем не было похоже, чтоб она была влюбленная невеста в разлуке со своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по-прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видел с ней князя Андрея. Ему всё казалось, что что-нибудь не то в этом предполагаемом браке.
121 Если подвергая себя наблюдению, человек видит, что воля его направляется всегда по одному и тому же закону (наблюдает ли он необходимость принимать пищу, или деятельность мозга, или что бы то ни было), он не может понимать это всегда одинаковое направление своей воли иначе как ее ограничение. То, что не было бы свободно, не могло бы быть и ограничено. Воля человека представляется ему ограниченной именно потому, что он сознает ее не иначе, как свободной.
122 Он не видел и не слышал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и очевидно скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность.
123 Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и очевидно скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
124 Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же, как и в душе каждого русского человека.
125 На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выражение жалости, страдания за других и страстного желания отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему, не было в душе Наташи.
126 Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, собиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
127 Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но за то, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная.
128 А между тем, трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно и постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель более достойную и более совпадающую с волей всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова.
129 Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои были так ей близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них.
130 Князь Василий решил, что эту кость, вексель в тридцать тысяч, надо было все-таки бросить бедной княжне с тем, чтоб ей не могло прийти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая.
131 Еще в начале этой травли, Данила, услышав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел наутек, Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – наперерез зверю.
132 Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел наутек, Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – наперерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
133 Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную, светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и со строгим лицом говорил что-то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
134 Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи, и что пора спать.
135 И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и опять он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, не человеческую роль, которая ему была предназначена.
136 Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице его вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав. Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери.
137 Разорванные сине-лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось всё светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли в бок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат.
138 В то время как Верещагин упал, и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел и, вместо того, чтоб идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа.
139 Говоря о простейших действиях тепла, электричества или атомов, мы не можем сказать, почему происходят эти действия, и говорим, что такова природа этих явлений, что это их закон. То же самое относится и до исторических явлений. Почему происходит война или революция, мы не знаем; мы знаем только, что для совершения того или другого действия, люди складываются в известное соединение и участвуют все; и мы говорим, что такова природа людей, что это закон.
140 Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что-то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с ней. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежде, было серьезнее и сильнее.
141 Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому, пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что-то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
142 Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что со страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
143 Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких-то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего-нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
144 После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал всё хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо; всё не совсем хорошее было откинуто. И отражение это происходило не путем логической мысли, а другим таинственным, непосредственным путем.
145 Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, одинокий смех.
146 Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
147 Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все-таки не уплаченной. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за остававшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
148 Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая, передаточная шестерня, которая не слышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
149 Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным.
150 В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
151 Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видела ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть.
152 Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видела ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
153 Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но напротив, во внутренних сомнениях и противоречиях, прибегал к тому взгляду, который имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
154 Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен прийти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его учении, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
155 Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтоб они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
156 Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал.
157 Невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь.
158 И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной, это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки.
159 Рядом с ним сидел согнувшись какой-то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что-то делал в темноте со своими ногами и, несмотря на то, что Пьер не видел его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него.
160 Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов и как он рад, что ему дано такое поручение.
161 Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно. Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
162 Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что всё человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
163 Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из-под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящей на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями, с черными, завитыми по плечи, волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы.
164 Как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
165 Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все-таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу, и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры неярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии.
166 Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которые соответствовали бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
167 Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто их жизнь, до сих пор происходившая во мраке, вдруг осветилась новым, полным значения светом.
168 Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с ней. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
169 Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем не молчат, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
170 Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда-нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких-нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву.
171 Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что-то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое-то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался.
172 Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтоб уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и, часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
173 Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние двадцати шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
174 Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения: он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а со своим большим тактом и опытом войны, спокойно и достойно исполнял свою роль.
175 Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
176 На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда, и наткнулись на князя Андрея. Увидев молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу.
177 На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое-где слышались негромкие голоса.
178 Народ молчал и только все теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего-то неизвестного, непонятного и страшного, становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие всё то, что происходило перед ними, все с испуганными глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
179 В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей с другими укладывал последние вещи.
180 Княжна Марья подвинулась к нему, увидела его лицо, и что-то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидела, что вот-вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастье, худшее в жизни, несчастье, еще не испытанное ею, несчастье непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
181 Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами, кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
182 Это было то чувство, вследствие которого охотник пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
183 Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтоб ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
184 Достали доску и покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все толпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтоб обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом завешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтоб он не проснулся.
185 Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
186 Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого-нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
187 Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из-за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы.
188 В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев-людей, проскакавших мимо его, после атаки осталось только восемнадцать человек.
189 Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице ее было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
190 По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в зал. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство.
191 Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
192 Есть в человеке известное, послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
193 Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что-нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видел своего приятеля.
194 Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленном настроении. Какой-то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
195 Пьер знал это, но вместо того, чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие, будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенной яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
196 Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя, нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
197 Общие историки, имеющие дело со всеми народами, как будто признают несправедливость воззрения частных историков на силу, производящую события. Они не признают этой силы за власть, присущую героям и владыкам, а считают ее результатом разнообразно направленных многих сил. Описывая войну или покорение народа, общий историк отыскивает причину события не во власти одного лица, но во взаимодействии друг на друга многих лиц, связанных с событием.
198 Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как старый князь, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья сидела у окна, прислушиваясь к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
199 Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колени, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски-наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли.
200 Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда-то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи.
201 Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкой насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
202 Худое и истощенное лицо его было все покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины.
203 Отрешившись от прежнего воззрения на божественное подчинение воли народа одному избранному и на подчинение этой воли божеству, история не может сделать ни одного шага без противоречия, не выбрав одного из двух: или возвратиться к прежнему верованию в непосредственное участие божества в делах человечества, или определенно объяснить значение той силы, производящей исторические события, которая называется властью.
204 Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
205 Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять, как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидел дым, чью-то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что-то делавших у столба, – дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
206 Тот, кто больше работал руками, мог меньше обдумывать то, что он делал, и соображать то, что может выйти из общей деятельности, и приказывать. Тот, кто больше приказывал, вследствие своей деятельности словами, очевидно мог меньше действовать руками. При большем сборище людей, направляющих деятельность на одну цель, еще резче отделяется разряд людей, которые тем менее принимают прямое участие в общей деятельности, чем более деятельность их направлена на приказывание.
207 Как обыкновенно, в девятом часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой ходил князь к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
208 Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Подойдя к столбу, острожные остановились и пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один всё крестился, другой чесал спину и делал губами движение подобное улыбке.
209 Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и все быстрее пошли вертеться колеса, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
210 Если бы область человеческого знания ограничивалась одним отвлеченным мышлением, то, подвергнув критике то объяснение власти, которое дает наука, человечество пришло бы к заключению, что власть есть только слово и в действительности не существует. Но для познавания явлений, кроме отвлеченного мышления, человек имеет орудие опыта, на котором он проверяет результаты мышления. И опыт говорит, что власть не есть слово, но действительно существующее явление.
211 Из всех этих партий в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно-опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на всё, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности.
212 Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер всё с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее.
213 Принимая все более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой, и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
214 Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек и человек любимый, тогда кроме ужаса, ощущаемого перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая так же, как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
215 Прошло еще пять дней, и я настолько окреп, что пешком, без малейшей усталости, дошел до избушки на курьих ножках. Когда я ступил на ее порог, то сердце забилось с тревожным страхом у меня в груди. Почти две недели не видел я Олеси и теперь особенно ясно понял, как была она мне близка и мила. Держась за скобку двери, я несколько секунд медлил и едва переводил дыхание.
216 Почти две недели не видел я Олеси и теперь особенно ясно понял, как была она мне близка и мила. Держась за скобку двери, я несколько секунд медлил и едва переводил дыхание. В нерешимости я даже закрыл глаза на некоторое время, прежде чем толкнуть дверь. В впечатлениях, подобных тем, которые последовали за моим входом, никогда невозможно разобраться.
217 Он всю свою скрытую нежность души и потребность сердечной любви перенес на эту детвору, особенно на девочек. Сам он был когда-то женат, но так давно, что даже позабыл об этом. Еще до войны жена сбежала от него с проезжим актером, пленясь его бархатной курткой и кружевными манжетами. Генерал посылал ей пенсию вплоть до самой ее смерти, но в дом к себе не пустил, несмотря на сцены раскаяния и слезные письма.
218 Она стояла передо мной и глядела на меня – а я принадлежал ей весь, с головы до ног, как только она на меня глядела. Четверть часа спустя я уже бегал с кадетом и с Зинаидой взапуски; я не плакал, я смеялся, хотя напухшие веки от смеха роняли слезы; у меня на шее, вместо галстучка, была повязана лента Зинаиды, и я закричал от радости, когда мне удалось поймать ее за талию. Она делала со мной всё, что хотела.
219 Обедали в час, и после обеда она уходила к себе в мезонин или в сад, если не было дождя. В саду под березой стоял ее мольберт, там она писала с натуры, отмахиваясь от комаров. Потом стала выходить на балкон, где он после обеда сидел с книгой в косом камышовом кресле, стояла, заложив руки за спину, и посматривала на него с неопределенной усмешкой.
220 Кончив курс в пансионе, Сосновская тотчас же заявила матери, что она решила посвятить себя искусству. Мать, добрая католичка, сперва, конечно, и слышать не хотела о том, чтобы ее дочь стала актрисой. Однако дочь была совсем не такова, чтобы покоряться кому бы то ни было, да уже и раньше успела внушить матери, что ее жизнь, жизнь Марии Сосновской, никак не может быть обыкновенной и бесславной.
221 Алехин рассказывал, что красивая Пелагея была влюблена в этого повара. Так как он был пьяница и буйного нрава, то она не хотела за него замуж, но соглашалась жить так. Он же был очень набожен, и религиозные убеждения не позволяли ему жить так; он требовал, чтобы она шла за него, и иначе не хотел, и бранил ее, когда бывал пьян, и даже бил.
222 Он же был очень набожен, и религиозные убеждения не позволяли ему жить так; он требовал, чтобы она шла за него, и иначе не хотел, и бранил ее, когда бывал пьян, и даже бил. Когда он бывал пьян, она пряталась наверху и рыдала, и тогда Алехин и прислуга не уходили из дому, чтобы защитить ее в случае надобности.
223 Она нерешительно обувает сандалии, надевает на голое тело легкий хитон, накидывает сверху него покрывало и открывает дверь, оставляя на ее замке следы мирры. Но никого уже нет на дороге, которая одиноко белеет среди темных кустов в серой утренней мгле. Милый не дождался – ушел, даже шагов его не слышно. Луна уменьшилась и побледнела и стоит высоко.
224 Никого уже нет на дороге, которая одиноко белеет среди темных кустов в серой утренней мгле. Милый не дождался – ушел, даже шагов его не слышно. Луна уменьшилась и побледнела и стоит высоко. На востоке над волнами гор холодно розовеет небо перед зарей. Вдали белеют стены и дома иерусалимские. Суламифь кричит во влажную темноту.
225 Во втором часу ночи он прокрался из ее спальни по темному, тихому дому, под четкий стук часов в столовой, в свою комнату, в сумраке которой светился в открытые на садовый балкон окна дальний неживой свет всю ночь не гаснущей зари и пахло ночной лесной свежестью. Блаженно повалился навзничь на постель, нашарил на ночном столике спички и портсигар, жадно закурил и закрыл глаза, вспоминая подробности своего неожиданного счастья.
226 Мой роман тоже не избавлен от калитки. Но моя калитка разнится от других тем, что моему перу придется провести сквозь нее много несчастных и почти ни одного счастливого, что бывает в других романах только в обратном порядке. И, что хуже всего, эту калитку мне приходилось уже раз описывать, но не как романисту, а как судебному следователю. У меня проведет она сквозь себя более преступников, чем влюбленных.
227 Он был поражен, увидев ее, – так похудела и поблекла она вся, так несмелы и грустны были ее глаза. Поразилась и она в первую минуту: и он показался ей как будто другим, постаревшим, чужим и даже неприятным – усы у него стали как будто больше, голос грубей, его смех и разговор, пока он раздевался в прихожей, были не в меру громки и неестественны, ей неловко было взглянуть ему в глаза.
228 Он показался ей как будто другим, постаревшим, чужим и даже неприятным – усы у него стали как будто больше, голос грубей, его смех и разговор, пока он раздевался в прихожей, были не в меру громки и неестественны, ей неловко было взглянуть ему в глаза. Но оба постарались скрыть всё это друг от друга, и вскоре всё пошло как будто по-прежнему. Потом опять стало подходить страшное время.
229 В десяти шагах от него стоял густой зеленый лес, уже в вечерней тени и оттого еще более свежий, чистый и прекрасный. Чистое, погожее солнце заходило за его вершины, сквозь них лучисто сыпалось его червонное золото. И вдруг гулко раздался и прокатился в глубине леса, где-то, как показалось, далеко на той стороне, за оврагами, женский певучий голос, и так призывно, так очаровательно, как звучит он только в лесу, по летней вечерней заре.
230 Посидев безвыходно дома, я заскучал и написал доктору Павлу Ивановичу письмо с просьбой приехать поболтать. Ответа на письмо я почему-то не получил и послал другое. На второе был такой же ответ, как и на первое. Очевидно, милый Щур делал вид, что сердится. Бедняга, получив отказ от Наденьки Калининой, причиной своего несчастья считал меня. Он имел право сердиться, и если ранее никогда не сердился, то потому, что не умел.
231 Приезжий сбросил на лавку шинель и оказался еще стройнее в одном мундире и в сапогах, потом снял перчатки и картуз и с усталым видом провел бледной худой рукой по голове – седые волосы его с начесами на висках к углам глаз слегка курчавились, красивое удлиненное лицо с темными глазами хранило кое-где мелкие следы оспы. В горнице никого не было, и он неприязненно крикнул, приотворив дверь в сени.
232 Она почему-то жадно верила, что вот-вот покажутся из-под горы мужицкие санки, которые он наймет на станции, не прислав письма, чтобы за ним выслали лошадей, весь день не вставала с рундука в прихожей, глядя во двор до боли в глазах. Дом был пуст – Казакова уехала в гости к соседям, старуха обедала в людской, сидела там и после обеда, наслаждаясь злословием перед кухаркой.
233 Девки за худобу звали Митю борзым, он был из той породы людей с черными, как бы постоянно расширенными глазами, у которых почти не растут даже в зрелые годы ни усы, ни борода, – курчавится только нечто редкое и жесткое. Однако на другой день после разговора со старостой он с утра побрился и надел желтую шелковую рубашку, странно и красиво осветившую его изможденное и как бы вдохновенное лицо.
234 По случаю волнения на море пароход пришел поздно, когда уже село солнце, и, прежде чем пристать к молу, долго поворачивался. Анна Сергеевна смотрела в лорнетку на пароход и на пассажиров, как бы отыскивая знакомых, и когда обращалась к Гурову, то глаза у нее блестели. Она много говорила, и вопросы у нее были отрывисты, и она сама тотчас же забывала, о чем спрашивала; потом потеряла в толпе лорнетку.
235 Кто-то осторожно постучался в мое окно. Домишко, в котором я жил, стоял по дороге одним из крайних, и стук в окно приходилось мне слышать нередко, в особенности в дурную погоду, когда проезжие искали ночлега. На сей раз стучались ко мне не проезжие. Пройдя к окну и дождавшись, когда блеснет молния, я увидел темный силуэт какого-то высокого и тонкого человека.
236 Александр Егорович проснулся в два часа дня и долго не мог сообразить: утро теперь или вечер. Он лежал на кровати во всей той одежде, которая была на нем вчера; голова, точно налитая ртутью, страшно болела, глаза, с красными от утомления веками, мигали и слезились от света, во рту ощущался какой-то неприятный вкус.
237 Сердце Аларина тревожно ныло ожиданием большого несчастья, но он никак не мог припомнить, что такое с ним вчера произошло, и усиленно тер переносицу. Случайно его взгляд упал на шкатулку: она, как была ночью вытащена из-под кровати, так и лежала, раскрытая, на середине комнаты. Возле валялись лист газетной бумаги и конец английского шпагата, которым были обмотаны деньги.
238 Обвязав косу, она быстро поцеловала его, вскочила на ноги, плашмя упала в воду, закинув голову назад, и шумно заколотила ногами. Потом он, спеша, помог ей одеться и закутаться в плед. В сумраке сказочно были видны ее черные глаза и черные волосы, обвязанные косой. Он больше не смел касаться ее, только целовал ее руки и молчал от нестерпимого счастья.
239 Впоследствии Ольга рассказывала мне, что тотчас же после моего ухода, как только шум от моих шагов смешался с шумом ветра и сада, пьяный граф сжимал уже ее в своих объятиях. А она, закрыв глаза, зажав себе рот и ноздри, едва стояла на ногах от чувства отвращения. Была даже минута, когда она чуть было не вырвалась из его объятий и не убежала в озеро. Были минуты, когда она рвала волосы на голове, плакала. Нелегко продаваться.
240 И с давно не испытанным волнением он вошел за ней в полутемную, пахнущую сырым сукном карету. На повороте карету сильно качнуло, внутренность ее на мгновение осветил фонарь, – он невольно поддержал ее за талию, почувствовал запах пудры от ее щеки, увидел ее крупные колени под вечерним черным платьем, блеск черного глаза и полные в красной помаде губы: совсем другая женщина сидела теперь возле него.
241 Аларин поглядел на девушку, сидевшую напротив него. Она боязливо забилась в самый угол дивана и даже прижала рукой складки своего пальто, сторонясь от восточного человека, который, по-видимому, уже давно проснулся и теперь не сводил своих масленых глаз с ее испуганного лица. Должно быть, он только что обращался к ней с разговором, но не решался продолжать его.
242 И увидел он в своих исканиях, что участь сынов человеческих и участь животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. И понял царь, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание – умножает скорбь. Узнал он также, что и при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль.
243 Она вошла на маленькой станции между Марселем и Арлем, прошла по вагону, извиваясь всем своим цыганско-испанским телом, села у окна на одноместную скамью и, будто никого не видя, стала шелушить и грызть жареные фисташки, время от времени поднимая подол верхней черной юбки и запуская руку в карман нижней, заношенной белой.
244 И в голову шли нелепые мысли: вот взять и остаться тут на месяц, на два, втайне ото всех войти с ней в дружбу, в близость, вызвать ее любовь, потом сказать: будьте моей женой, я весь и навеки ваш. Мама, тетя с дядей, их изумление, когда я заявлю им о нашей любви и нашем решении соединить наши жизни, их негодование, потом уговоры, слезы, проклятия, лишение наследства – всё для меня ничто ради вас.
245 Как бы желая что-то ответить, собака опять потянулась вверх мордой, опять тихо взвизгнула. Девочка пожала плечом. Собака была для нее тоже самым близким, даже единственным близким существом на свете, чувства и помыслы которого казались ей почти всегда понятными. Но что хотела выразить собака сейчас, что ее тревожило нынче, она не понимала.
246 Собака была для нее тоже самым близким, даже единственным близким существом на свете, чувства и помыслы которого казались ей почти всегда понятными. Но что хотела выразить собака сейчас, что ее тревожило нынче, она не понимала и потому только строго погрозила пальцем и опять приказала притворно сердитым шепотом.
247 Далее, как честный человек, я должен был бы порвать всякие сношения с Ольгой. Наша дальнейшая связь не могла бы ей дать ничего, кроме гибели. Выйдя замуж за Урбенина, она сделала ошибку, сойдясь же со мной, она ошиблась в другой раз. Живя с мужем-стариком и имея в то же время тайком от него любовника, не походила бы она на развратную куклу?
248 Наша дальнейшая связь не могла бы ей дать ничего, кроме гибели. Выйдя замуж за Урбенина, она сделала ошибку, сойдясь же со мной, она ошиблась в другой раз. Живя с мужем-стариком и имея в то же время тайком от него любовника, не походила бы она на развратную куклу? Не говоря уже о том, как мерзка в принципе подобная жизнь, нужно было подумать и о последствиях.
249 А она, помню, писала медленно, останавливаясь и обдумывая что-то; напишет слово и исподлобья глядит в стену. Рвала записки она сама, а не я. Писала, рвала и бросала куда попало. Мне кажется, что и в могиле не будет так страшно, как когда мы в этот поздний час, в этой тишине, под этим фонарем, писали все эти ненужные записки.
250 Рвала записки она сама, а не я. Писала, рвала и бросала куда попало. Мне кажется, что и в могиле не будет так страшно, как когда мы в этот поздний час, в этой тишине, под этим фонарем, писали все эти ненужные записки. Это была ее воля писать их. Я вообще беспрекословно повиновался всему тому, что она приказывала мне в эту ночь вплоть до самого последнего момента.
251 И вот, когда наступила ночь и луна поднялась над Силоамом, перемешав синюю белизну его домов с черной синевой теней и с матовой зеленью деревьев, встала Суламифь со своего бедного ложа из козьей шерсти и прислушалась. Всё было тихо в доме. Сестра ровно дышала у стены, на полу. Только снаружи, в придорожных кустах, сухо и страстно кричали цикады, и кровь толчками шумела в ушах.
252 Анна Сергеевна и он любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья; им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем; и точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках. Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали всё в настоящем и чувствовали, что эта их любовь изменила их обоих.
253 Казалось, что вообще что-то стало отвлекать ее от него. Он не мог спокойно думать о директоре. Но что директор! Казалось, что вообще над Катиной любовью стали преобладать какие-то другие интересы. К кому, к чему? Митя не знал, он ревновал Катю ко всем, ко всему, главное, к тому общему, им воображаемому, чем втайне от него уже будто бы начала жить она.
254 Казалось, что вообще над Катиной любовью стали преобладать какие-то другие интересы. К кому, к чему? Митя не знал, он ревновал Катю ко всем, ко всему, главное, к тому общему, им воображаемому, чем втайне от него уже будто бы начала жить она. Ему казалось, что ее непреоборимо тянет куда-то прочь от него и, может быть, к чему-то такому, о чем даже и помыслить страшно.
255 Так же легко, беззаботно и возвратился он в гостиницу. Однако что-то уж изменилось. Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ей – и пуст. Это было странно. Еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было. И сердце поручика вдруг сжалось нежностью.
256 Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ей – и пуст. Это было странно. Еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было. И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что поручик поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате.
257 Они до сих пор слушали рассказы Аносова с тем же восторгом, как и в их раннем детстве. Анна даже невольно совсем по-детски расставила локти на столе и уложила подбородок на составленные пятки ладоней. Была какая-то уютная прелесть в его неторопливом и наивном повествовании. И сами обороты фраз, которыми он передавал свои военные воспоминания, принимали у него невольно странный, неуклюжий, несколько книжный характер.
258 Дома уже всё было по-зимнему, топили печи и по утрам, когда дети собирались в гимназию и пили чай, было темно, и няня ненадолго зажигала огонь. Уже начались морозы. Когда идет первый снег, в первый день езды на санях, приятно видеть белую землю, белые крыши, дышится мягко, славно, и в это время вспоминаются юные годы.
259 Когда идет первый снег, в первый день езды на санях, приятно видеть белую землю, белые крыши, дышится мягко, славно, и в это время вспоминаются юные годы. У старых лип и берез, белых от инея, добродушное выражение, они ближе к сердцу, чем кипарисы и пальмы, и вблизи них уже не хочется думать о горах и море.
260 На другой день я завтракал у Лугановичей; после завтрака они поехали к себе на дачу, чтобы распорядиться там насчет зимы, и я с ними. С ними же вернулся в город и в полночь пил у них чай в тихой, семейной обстановке, когда горел камин, и молодая мать всё уходила взглянуть, спит ли ее девочка. И после этого в каждый свой приезд я непременно бывал у Лугановичей.
261 Ужаснее всего было то, что, как мне казалось, Натали начала не то страдать, не то негодовать, чувствовать, что что-то есть между мной и Соней тайное. Она, и без того молчаливая, становилась всё молчаливее, играла в крокет или вышивала излишне пристально. Мы как будто привыкли друг к другу, сблизились, но вот я как-то пошутил, сидя с ней вдвоем в гостиной.
262 Но царь рассмеялся и приказал каждому и каждой из посланных подать поодиночке серебряный таз и серебряный кувшин для умывания. И в то время когда мальчики смело брызгались в воде руками и бросали себе ее горстями в лицо, крепко вытирая кожу, девочки поступали так, как всегда делают женщины при умывании. Они нежно и заботливо натирали водой каждую из своих рук, близко поднося ее к глазам.
263 Мне казалось, судя по направлению лая, что собака гонит влево от меня, и я торопливо побежал через полянку, чтобы перехватить зверя. Но не успел я сделать и двадцати шагов, как огромный серый заяц выскочил из-за пня и, как будто бы не торопясь, заложив назад длинные уши, высокими, редкими прыжками перебежал через дорогу и скрылся в молодняке.
264 Он без сна лежал до того часа, когда темнота избы стала слабо светлеть посередине, между потолком и полом. Повернув голову, он видел зеленовато белеющий за окнами восток и уже различал в сумраке угла над столом большой образ угодника в церковном облачении, его поднятую благословляющую руку и непреклонно грозный взгляд.
265 И Оленька пожала плечами. На лице ее было столько недоумения, удивления и непонимания, что я махнул рукой и отложил решение ее жизненного вопроса до следующего раза. Да и некогда уже было продолжать нашу беседу: мы всходили по каменным ступеням террасы и слышали людской говор. Перед дверью в столовую Оля поправила свою прическу, оглядела платье и вошла.
266 Теперь, когда я пишу эти строки, в мои теплые окна злобно стучит осенний дождь и где-то надо мной воет ветер. Я гляжу на темное окно и на фоне ночного мрака силюсь создать силой воображения мою милую героиню. И я вижу ее с ее невинно-детским, наивным, добрым личиком и любящими глазами. Мне хочется бросить перо и разорвать, сжечь то, что уже написано. К чему трогать память этого молодого, безгрешного существа.
267 И вот я, двадцатилетний малый, очутился с тринадцатилетней девочкой на руках. В первые дни после смерти отца, при одном звуке моего голоса, ее била лихорадка, ласки мои повергали ее в тоску, и только понемногу, исподволь, привыкла она ко мне. Правда, потом, когда она убедилась, что я точно признаю ее за сестру и полюбил ее, как сестру, она страстно ко мне привязалась: у нее ни одно чувство не бывает вполовину.
268 Перед вечером дождь, обрушившийся на сад с удесятеренной силой и с неожиданными ударами грома, погнал его наконец в дом. Мокрый с головы до ног, не попадая зуб на зуб от ледяной дрожи во всём теле, он выглянул из-под деревьев и, убедившись, что его никто не видит, пробежал под свое окно, снаружи приподнял раму, и, вскочив в комнату, запер двери на ключ и бросился на кровать.
269 Несколько мгновений с недоумением рассматривал он этот крестик – и вдруг слабо вскрикнул. Не то сожаление, не то радость изобразили его черты. Подобное выражение являет лицо человека, когда ему приходится внезапно встретиться с другим человеком, которого он давно потерял из виду, которого нежно любил когда-то и который неожиданно возникает теперь перед его взором, всё тот же – и весь измененный годами.
270 Аллея кончалась вдали воротами на гумно. Вдали налево, в углу садового вала, чернел ельник. Возле ельника пестрели среди яблонь две девки. Митя, как всегда, повернул со средины аллеи на них, – нагибаясь, пошел среди низких и раскидистых ветвей, женственно касавшихся его лица и пахнувших и медом, и как будто лимоном.
271 Возле ельника пестрели среди яблонь две девки. Митя, как всегда, повернул со средины аллеи на них, – нагибаясь, пошел среди низких и раскидистых ветвей, женственно касавшихся его лица и пахнувших и медом, и как будто лимоном. И, как всегда, одна из девок, худая Сонька, лишь только завидела его, дико захохотала и закричала.
272 Но письма не было. Митя знал неспособность Кати к письмам и то, как трудно ей всегда собраться сесть за письменный стол, найти перо, бумагу, конверт, купить марку. Но разумные соображения опять стали плохо помогать. Счастливая, даже гордая уверенность, с которой он несколько дней ждал второго письма, исчезла.
273 Разумные соображения опять стали плохо помогать. Счастливая, даже гордая уверенность, с которой он несколько дней ждал второго письма, исчезла, – он томился и тревожился всё сильнее. Ведь за таким письмом, как первое, тотчас же должно было последовать что-то еще более прекрасное и радующее. Но Катя молчала.
274 Рослый слуга провел его мимо медведя наверх, по блестящей темно-желтым деревом лестнице с красным ковром посредине и по такому же коридору, ввел в большую спальню с мраморной туалетной комнатой рядом – на этот раз в какую-то другую, чем прежде, и окнами в парк, а не во двор. Но он шел, ничего не видя. В голове всё еще вертелась веселая чепуха, с которой он въехал в усадьбу.
275 Татьяна даже не хотела переселиться к нам в дом и продолжала жить у своей сестры, вместе с Асей. В детстве я видывал Татьяну только по праздникам, в церкви. Повязанная темным платком, с желтой шалью на плечах, она становилась в толпе, возле окна, – ее строгий профиль четко вырезывался на прозрачном стекле, – и смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному.
276 Большую часть избы занимала огромная облупившаяся печка. Образов в переднем углу не было. По стенам, вместо обычных охотников с зелеными усами и фиолетовыми собаками и портретов никому не ведомых генералов, висели пучки засушенных трав, связки сморщенных корешков и кухонная посуда. Ни совы, ни черного кота я не заметил, но зато с печки на меня глядели два рябых солидных скворца.
277 Она улыбнулась и немного спустя уже сама заговаривала со мной. Я не видел существа более подвижного. Ни одно мгновение она не сидела смирно; вставала, убегала в дом и прибегала снова, напевала вполголоса, часто смеялась, и престранным образом: казалось, она смеялась не тому, что слышала, а разным мыслям, приходившим ей в голову.
278 Ни одно мгновение она не сидела смирно; вставала, убегала в дом и прибегала снова, напевала вполголоса, часто смеялась, и престранным образом: казалось, она смеялась не тому, что слышала, а разным мыслям, приходившим ей в голову. Ее большие глаза глядели прямо, светло, смело, но иногда веки ее слегка щурились, и тогда взор ее внезапно становился глубок и нежен.
279 Зинаида Павловна, дрожа от волнения, быстро пошла по указанному направлению. Она страшно боялась опоздать; ей казалось, что в этом случае на нее одну падет вся ответственность в чудовищном деле, которое она сама боялась назвать настоящим именем. Наконец она достигла указанного дворником невзрачного одноэтажного дома.
280 Я заставил его рассказать мне по порядку всё, что он видел и слышал. Он говорил нелепо, несвязно, путаясь в подробностях, и я каждую минуту перебивал его нетерпеливыми расспросами и восклицаниями, почти бранью. Из его рассказа я понял очень мало и только месяца два спустя восстановил всю последовательность этого проклятого события со слов его очевидицы.
281 Поравнявшись с Зинаидой, отец вежливо ей поклонился. Она также ему поклонилась, не без некоторого изумления на лице, и опустила книгу. Я видел, как она провожала его глазами. Мой отец всегда одевался очень изящно, своеобразно и просто; но никогда его фигура не показалась мне более стройной, никогда его серая шляпа не сидела красивее на его едва поредевших кудрях.
282 В сказочный морозный вечер с сиреневым инеем в садах лихач Касаткин мчал Глебова на высоких, узких санках вниз по Тверской – заезжали к Елисееву за фруктами и вином. Над Москвой было еще светло, зеленело к западу чистое прозрачное небо, тонко сквозили пролетами верхи колоколен, но внизу, в сизой морозной дымке, уже темнело и неподвижно и нежно сияли огни только что зажженных фонарей.
283 Джемма бросилась целовать свою мать. Казалось, только теперь она вздохнула свободно – и удручавшая ее тяжесть спала с ее души. А Санин вдруг почувствовал себя до того счастливым, такой детской веселостью наполнилось его сердце при мысли, что вот сбылись же те грезы, которым он недавно предавался в тех же самых комнатах.
284 А Санин вдруг почувствовал себя до того счастливым, такой детской веселостью наполнилось его сердце при мысли, что вот сбылись же те грезы, которым он недавно предавался в тех же самых комнатах; всё существо его до того взыграло, что он немедленно отправился в кондитерскую; он пожелал непременно, во что бы то ни стало, поторговать за прилавком.
285 Помню, у меня затеплилось в груди хорошее чувство. Я был еще поэтом и в обществе лесов, майского вечера и начинающей мерцать вечерней звезды мог глядеть на женщину только поэтом. Я смотрел на девушку в красном с тем же благоговением, с каким привык глядеть на леса, горы, лазурное небо. У меня еще тогда осталась некоторая доля сентиментальности, полученной мной в наследство от моей матери-немки.
286 Когда мы расплатились, оделись внизу и вышли, доктор дошел со мной до угла Арбата, и мы приостановились, чтобы проститься. Было пусто и тихо – до нового оживления к полночи, до разъезда из театров и ужинов по ресторанам, в городе и за городом. Небо было черно, чисто блестели фонари под молодой, нарядной зеленью на Пречистенском бульваре, мягко пахло весенним дождем, помочившим мостовые.
287 На ногах моих висели куски липкой глины, и весь я был в грязи, когда вышел из лесу. Вероятно, мне приходилось перепрыгивать через ручей, но обстоятельства этого я не помню. Словно меня сильно избили палками, до того я чувствовал себя утомленным и замученным. Нужно было отправиться в графскую усадьбу, сесть на Зорьку и ехать.
288 Вероятно, мне приходилось перепрыгивать через ручей, но обстоятельства этого я не помню. Словно меня сильно избили палками, до того я чувствовал себя утомленным и замученным. Нужно было отправиться в графскую усадьбу, сесть на Зорьку и ехать. Но я этого не сделал, а отправился домой пешком. Не мог я видеть ни графа, ни его проклятой усадьбы.
289 Наконец я перебрался через это болото, взобрался на маленький пригорок и теперь мог хорошо рассмотреть хату. Это даже была не хата, а именно сказочная избушка на курьих ножках. Она не касалась полом земли, а была построена на сваях, вероятно, ввиду половодья, затопляющего весной весь лес. Но одна сторона ее от времени осела, и это придавало избушке хромой и печальный вид.
290 В горнице было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки; кухонная печь, занимавшая дальний правый угол, ново белела мелом, ближе стояло нечто вроде тахты, покрытой пегими попонами, упиравшейся отвалом в бок печи, из-за печной заслонки сладко пахло щами.
291 Наконец он увидел, что едет не в ту сторону. Владимир остановился: начал думать, припоминать, соображать, и уверился, что должно было взять ему вправо. Он поехал вправо. Лошадь его чуть ступала. Уже более часа был он в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он ехал, а полю не было конца. Всё сугробы да овраги, поминутно сани опрокидывались, поминутно он их поднимал.
292 Ночь была так черна, что в первые минуты, пока глаза не притерпелись после света к темноте, приходилось ощупью ногами отыскивать дорогу. Аносов, несмотря на годы сохранивший удивительную зоркость, должен был помогать своей спутнице. Время от времени он ласково поглаживал своей большой холодной рукой руку Веры.
293 Однажды вечером, подходя к винограднику, где жили Гагины, я нашел калитку запертой. Недолго думая, я добрался до одного обрушенного места в ограде, уже прежде замеченного мной, и перескочил через нее. Недалеко от этого места, в стороне от дорожки, находилась небольшая беседка из акаций; я поравнялся с ней и уже прошел было мимо.
294 Я добрался до одного обрушенного места в ограде, уже прежде замеченного мной, и перескочил через нее. Недалеко от этого места, в стороне от дорожки, находилась небольшая беседка из акаций; я поравнялся с ней и уже прошел было мимо. Вдруг меня поразил голос Аси, с жаром и сквозь слезы произносивший следующие слова.
295 Всё лето после того она ходила с ним по деревням и селам, побираясь Христа ради. Она обносилась, обтрепалась, спеклась на ветру и на солнце, исхудала до костей и кожи, но была неутомима. Она шла босая, с сумой через плечо, подпираясь высокой палкой, и в деревнях и селах молча кланялась перед каждой избой. Мальчик шел за ней сзади.
296 Она обносилась, обтрепалась, спеклась на ветру и на солнце, исхудала до костей и кожи, но была неутомима. Она шла босая, с сумой через плечо, подпираясь высокой палкой, и в деревнях и селах молча кланялась перед каждой избой. Мальчик шел за ней сзади, тоже с мешком через плечо, в старых башмаках ее, разбитых и затвердевших.
297 Иногда казалось, что скоро пойдет дождь; но протянутая рука ничего не ощущала, и только глядя на рукав платья, можно было заметить следы крохотных, как мельчайший бисер, капель; но и те скоро прекратились. Ветра – точно на свете никогда не бывало. Каждый звук не летел, а разливался кругом; в отдалении чуть сгущался беловатый пар, в воздухе пахло резедой и цветами белых акаций.
298 Гагин ничего не отвечал ей; а она, со стаканом в руке, пустилась карабкаться по развалинам, изредка останавливаясь, наклоняясь и с забавной важностью роняя несколько капель воды, ярко блестевших на солнце. Ее движения были очень милы, но мне по-прежнему было досадно на нее, хотя я невольно любовался ее легкостью и ловкостью. На одном опасном месте она нарочно вскрикнула и потом захохотала. Мне стало еще досаднее.
299 В впечатлениях, подобных тем, которые последовали за моим входом, никогда невозможно разобраться. Разве можно запомнить слова, произносимые в первые моменты встречи матерью и сыном, мужем и женой или двумя влюбленными? Говорятся самые простые, самые обиходные фразы, смешные даже, если их записывать с точностью на бумаге. Но здесь каждое слово уместно и бесконечно мило уже потому, что говорится оно самым дорогим на свете голосом.
300 Я помню, очень ясно помню только то, что ко мне быстро обернулось бледное лицо Олеси и что на этом прелестном, новом для меня лице в одно мгновение отразились, сменяя друг друга, недоумение, испуг, тревога и нежная, сияющая улыбка любви. Старуха что-то шамкала, топчась возле меня, но я не слышал ее приветствий. Голос Олеси донесся до меня, как сладкая музыка.
301 До шоколада она долго не притрагивалась и все сидела, что-то думая. Потом выпила шоколад и, приняв ванну, в купальном халатике и с распущенными волосами, написала за своим маленьким письменным столиком несколько писем на бумаге в траурной рамке: она уже давно заказала себе такую бумагу. Одевшись и позавтракав, она уехала.
302 Я услал Филиппа и повалился на постель. Я не зарыдал, не предался отчаянию; я не спрашивал себя, когда и как всё это случилось; не удивлялся, как я прежде, как я давно не догадался, – я даже не роптал на отца. То, что я узнал, было мне не под силу: это внезапное откровение раздавило меня. Всё было кончено. Все цветы мои были вырваны разом и лежали вокруг меня, разбросанные и истоптанные.
303 Дождь уже прошел. Громовая туча, сверкая молниями и издавая сердитый ропот, спешила на восток, все более открывая голубое, звездное небо. Казалось, тяжело вооруженная сила, произведя опустошения и взяв страшную дань, стремилась к новым победам. Отставшие тучки гнались за ней и спешили, словно боялись не догнать. Природа получала обратно свой мир.
304 Как-то сразу превратилась Катя с наступлением весны как бы в светскую даму, нарядную и все куда-то спешащую. Мите теперь просто стыдно было за свой темный коридор, когда она приезжала, – теперь она не приходила, а всегда приезжала, – когда она быстро шла по этому коридору, опустив на лицо вуаль. Теперь она бывала неизменно нежна с ним, но неизменно опаздывала и сокращала свидания.
305 К тому же мне претило это целование рук (а иные так прямо падали в ноги и изо всех сил стремились облобызать мои сапоги). Здесь сказывалось вовсе не движение признательного сердца, а просто омерзительная привычка, привитая веками рабства и насилия. И я только удивлялся тому же самому конторщику из унтеров и уряднику, глядя, с какой невозмутимой важностью суют они в губы мужикам свои огромные красные лапы.
306 В Москве шли холодные дожди, похоже было на то, что лето уже прошло и не вернется, было грязно, сумрачно, улицы мокро и черно блестели раскрытыми зонтами прохожих и поднятыми, дрожащими на бегу верхами извозчичьих пролеток. И был темный, отвратительный вечер, когда я ехал на вокзал, всё внутри у меня замирало от тревоги и холода.
307 Носильный одр сделал себе Соломон из лучшего кедрового дерева, с серебряными столпами, с золотыми локотниками в виде лежащих львов, с шатром из пурпуровой тирской ткани. Внутри же весь шатер был украшен золотым шитьем и драгоценными камнями – любовными дарами жен и дев иерусалимских. И когда стройные черные рабы проносили Соломона в дни великих празднеств среди народа, поистине был прекрасен царь.
308 Проводив дочь в гимназию, Гуров отправился в гостиницу. Он снял шубу внизу, поднялся наверх и тихо постучал в дверь. Анна Сергеевна, одетая в его любимое серое платье, утомленная дорогой и ожиданием, поджидала его со вчерашнего вечера; она была бледна, глядела на него и не улыбалась, и едва он вошел, как она уже припала к его груди. Точно они не виделись года два, поцелуй их был долгий, длительный.
309 Санин объяснил ей, что это вовсе не нужно, но что, быть может, ему точно придется перед свадьбой съездить на самое короткое время в Россию (он сказал эти слова – и сердце в нем болезненно сжалось, глядевшая на него Джемма поняла, что оно сжалось, и покраснела и задумалась) – и что он постарается воспользоваться своим пребыванием на родине, чтобы продать имение, во всяком случае, он вывезет оттуда нужные деньги.
310 Набросав план местности и расспросив взятых с нами кучеров о положении, в котором была найдена Ольга, мы поехали обратно, чувствуя себя несолоно хлебавши. Когда мы исследовали место, в движениях наших посторонний наблюдатель мог бы уловить лень, вялость. Быть может, движения наши отчасти были парализованы тем обстоятельством, что преступник был уже в наших руках.
311 Войдя в зал суда, я не узнал Урбенина: он совершенно поседел и постарел телом лет на двадцать. Я ожидал прочесть на лице его равнодушие к своей судьбе и апатию, но ожидания мои были ошибочны, – Урбенин горячо отнесся к суду: он отвел трех присяжных, давал длинные объяснения и допрашивал свидетелей; вину свою отрицал он безусловно и каждого свидетеля, говорившего не за него, допрашивал очень долго.
312 Вот однажды сижу я на стене, гляжу вдаль и слушаю колокольный звон. Вдруг что-то пробежало по мне – ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости. Я опустил глаза. Внизу, по дороге, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком на плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла на меня свои бархатные глаза.
313 Прошлое я помню, как вчерашний день. Как в тумане, вижу я места и образы людей. Беспристрастно относиться к ним нет у меня сил; люблю и ненавижу я их с прежней силой, и не проходит того дня, чтобы я, охваченный чувством негодования или ненависти, не хватал бы себя за голову. Граф для меня по-прежнему гадок, Ольга отвратительна, Калинин смешон своим тупым чванством. Зло считаю я злом, грех грехом.
314 Мне оставалась только охота. Но в конце января наступила такая погода, что и охотиться стало невозможно. Каждый день дул страшный ветер, а за ночь на снегу образовывался твердый, льдистый слой наста, по которому заяц пробегал, не оставляя следов. Сидя взаперти и прислушиваясь к вою ветра, я тосковал страшно.
315 В первый раз я видел Натали на другой день утром только мельком: она вдруг вскочила из прихожей в столовую, глянула, – была еще не причесана и в одной легкой распашонке из чего-то оранжевого, – и, сверкнув этим оранжевым, золотистой яркостью волос и черными глазами, исчезла. Я был в ту минуту в столовой один, только что кончил пить кофе и, встав из-за стола, случайно обернулся.
316 Но что он подумал на следующий день, когда Марья Николаевна нетерпеливо постучала коралловой ручкой хлыстика в его дверь, когда он увидел ее на пороге своей комнаты – с шлейфом синей амазонки на руке, с маленькой мужской шляпой на крупно заплетенных кудрях, с откинутой на плечо вуалью, с вызывающей улыбкой на губах, в глазах, на всём лице, – что он подумал тогда – об этом молчит история.
317 Мы спустились в город и, свернув в узкий, кривой переулочек, остановились перед домом в два окна шириной и вышиной в четыре этажа. Второй этаж выступал на улицу больше первого, третий и четвертый еще больше второго; весь дом со своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
318 На другой день после этого свидания пришелся как раз праздник Святой Троицы, выпавший в этом году на день великомученика Тимофея, когда, по народным сказаниям, бывают знамения перед неурожаем. Село Переброд в церковном отношении считалось приписным, то есть в нем хотя и была своя церковь, но отдельного священника при ней не полагалось, а наезжал изредка, постом и по большим праздникам, священник села Волчьего.
319 Она первая нарушила это очарование, указав мне медленным движением век на Мануйлиху. Мы уселись рядом, и Олеся принялась подробно и заботливо расспрашивать меня о ходе моей болезни, о лекарствах, которые я принимал, о словах и мнениях доктора (два раза приезжавшего ко мне из местечка). Про доктора она заставила меня рассказать несколько раз подряд, и я порой замечал на ее губах беглую насмешливую улыбку.
320 Вместе с Анной Сергеевной вошел и сел рядом молодой человек с небольшими бакенами, очень высокий, сутулый; он при каждом шаге покачивал головой и, казалось, постоянно кланялся. Вероятно, это был муж, которого она тогда в Ялте, в порыве горького чувства, обозвала лакеем. И в самом деле, в его длинной фигуре, в бакенах, в небольшой лысине было что-то лакейски-скромное.
321 На улицах еще не открывались лавки, но уже показались пешеходы; изредка стучала одинокая карета. В саду гулявших не было. Садовник скоблил, не торопясь, дорожку лопатой, да дряхлая старушонка в черном суконном плаще проковыляла через аллею. Ни на одно мгновение не мог Санин принять это убогое существо за Джемму – и, однако же, сердце в нем екнуло, и он внимательно следил глазами за удалявшимся черным пятном.
322 Он ходил по комнате, садился за стол, брал лист бумаги, чертил на нем несколько строк – и тотчас их вымарывал. Вспоминал удивительную фигуру Джеммы, в темном окне, под лучами звезд, всю развеянную теплым вихрем; вспоминал ее мраморные руки, подобные рукам олимпийских богинь, чувствовал их живую тяжесть на плечах своих. Потом он брал брошенную ему розу – и казалось ему, что от ее лепестков веяло другим, еще более тонким запахом, чем обычный запах роз.
323 Росы не было, не могли быть поэтому особенно слышны запахи вечернего сада. Но Мите, при всей бессознательности всех его действий в этот вечер, всё же показалось, что он еще никогда в жизни, – за исключением, может быть, раннего детства, – не встречал такой силы и такого разнообразия запахов, как теперь. Всё пахло – кусты акации, листья сирени, смородины, цветы, трава, земля.
324 Надевал царь на шею Суламифи многоценные ожерелья из жемчуга, который ловили его подданные в Персидском море, и жемчуг от теплоты ее тела приобретал живой блеск и нежный цвет. И кораллы становились краснее на ее смуглой груди, и оживала бирюза на ее пальцах, и издавали в ее руках трескучие искры те желтые янтарные безделушки, которые привозили в дар царю Соломону с берегов далеких северных морей.
325 В первом ряду перед началом представления стояли местные франты, заложив руки назад. В губернаторской ложе, на первом месте сидела губернаторская дочь в боа, а сам губернатор скромно прятался за портьерой, и видны были только его руки; качался занавес, оркестр долго настраивался. Всё время, пока публика входила и занимала места, Гуров жадно искал глазами.
326 Он вспомнил об этом и поехал в театр. Театр был полон. И тут, как вообще во всех губернских театрах, был туман повыше люстры, шумно беспокоилась галерка; в первом ряду перед началом представления стояли местные франты, заложив руки назад; в губернаторской ложе, на первом месте сидела губернаторская дочь в боа, а сам губернатор скромно прятался за портьерой.
327 Под густой маслянистой зеленью деревьев мелькал ясный блеск фонарей, запах мокрых тополей был и свеж и прян, лошадь неслась, высекая подковами красные искры. Всё было прекрасно: и зелень, и фонари, и предстоящее свидание, и вкус папиросы, которую ухитрился закурить на лету. И всё сливалось в одно: в счастливое чувство готовности на всё, что угодно. Водка, бенедиктин, турецкое кофе. Вздор, просто весна и всё отлично.
328 Отправляясь на следующий день к Гагиным, я не спрашивал себя, влюблен ли я в Асю, но я много размышлял о ней, ее судьба меня занимала, я радовался неожиданному нашему сближению. Я чувствовал, что только со вчерашнего дня я узнал ее; до тех пор она отворачивалась от меня. И вот, когда она раскрылась наконец передо мной, каким пленительным светом озарился ее образ, как он был нов для меня, какие тайные обаяния стыдливо в нем сквозили.
329 После обеда он ходил в густой толпе по улицам, в теплом воздухе, в сладкой вони копеечных итальянских сигар, выходил на набережную, к смоляной черноте моря, глядел на драгоценное ожерелье его черного изгиба, печально пропадающего вдали направо, заходил в бары и все пил. Возвратясь в отель, он, белый как мел, в белом галстуке и белом жилете важно и небрежно подошел к портье.
330 Потом старшие жрецы вынесли из святилища статую богини, теперь уже не закрытую наосом. Но черная мантия, усыпанная золотыми звездами, окутывала богиню с ног до головы, оставляя видимыми только ее серебряные ноги, обвитые змеей, а над головой серебряный диск, включенный в коровьи рога. И медленно, со скорбным плачем двинулась процессия богини Изиды.
331 Помыслы в сердце человеческом глубокая вода, но и их умел вычерпывать мудрый царь. В словах и голосе, в глазах, в движениях рук так же ясно читал он самые сокровенные тайны душ, как буквы в открытой книге. И потому со всех концов Палестины приходило к нему великое множество людей, прося суда, совета, помощи, разрешения спора, а также и за разгадкой непонятных предзнаменований и снов. И дивились люди глубине и тонкости ответов Соломоновых.
332 Аларин, как сумасшедший, прилетел домой, вынул из-под кровати большую несгораемую шкатулку и стал отпирать ее. Но рука дрожала, и ключик никак не хотел попасть в замочную щелочку. Наконец Аларину удалось сделать это; он ощупью отыскал пачку с казенными деньгами и развернул ее. Надо было зажечь огонь, потому что в комнате со спущенными шторами была непроницаемая темнота, а спички, как нарочно, не находились.
333 Вид был чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха.
334 Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее на высоте.
335 Справив всё, что мне нужно было в местечке, я перекусил на скорую руку в заезжем доме фаршированной еврейской щукой, запил ее прескверным, мутным пивом и отправился домой. Проезжая мимо кузницы, я вспомнил, что у Таранчика давно уже хлябает подкова на левой передней, и остановился, чтобы перековать лошадь. Это заняло у меня еще часа полтора времени.
336 Вернуться домой было некогда, я не хотел бродить по улицам. За городской стеной находился маленький сад с навесом для кеглей и столами для любителей пива. Я вошел туда. Несколько уже пожилых немцев играли в кегли; со стуком катились деревянные шары, изредка раздавались одобрительные восклицания. Хорошенькая служанка с заплаканными глазами принесла мне кружку пива; я взглянул в ее лицо.
337 За городской стеной находился маленький сад с навесом для кеглей и столами для любителей пива. Я вошел туда. Несколько уже пожилых немцев играли в кегли; со стуком катились деревянные шары, изредка раздавались одобрительные восклицания. Хорошенькая служанка с заплаканными глазами принесла мне кружку пива; я взглянул в ее лицо. Она быстро отворотилась и отошла прочь.
338 Как давно я не был там, сказал я себе. С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А всё не ехал, всё откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда.
339 А всё не ехал, всё откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня. И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи.
340 Когда ливень и сотрясающиеся перекаты грома стали стихать, отходить и кругом стало проясняться, впереди, влево от шоссе, показался знакомый постоялый двор старика-вдовца, мещанина Пронина. До города оставалось еще двадцать верст, – надо перегодить, подумал Красильщиков, лошадь вся в мыле, и еще неизвестно, что будет опять, ишь какая чернота в ту сторону и всё еще загорается.
341 Она достала из своего ручного мешочка маленькую записную книжку в удивительном переплете: на старом, стершемся и посеревшем от времени синем бархате вился тускло-золотой филигранный узор редкой сложности, тонкости и красоты, – очевидно, любовное дело рук искусного и терпеливого художника. Книжка была прикреплена к тоненькой, как нитка, золотой цепочке, листки в середине были заменены таблетками из слоновой кости.
342 Он, в чуйке с поднятым воротом и глубоко надвинутом картузе, с которого текло струями, шибко ехал на беговых дрожках, сидя верхом возле самого щитка, крепко упершись ногами в высоких сапогах в переднюю ось, дергая мокрыми, застывшими руками мокрые, скользкие ременные вожжи, торопя и без того резвую лошадь.
343 Говоря ранее с Павлом Иванычем о причинах, заставивших меня внезапно прекратить свои поездки к Калининым, я был неоткровенен и совсем неточен. Я скрыл настоящую причину, скрыл ее потому, что стыдился ее ничтожности. Причина была мелка, как порох. Заключалась она в следующем. Когда я в последнюю мою поездку, отдав кучеру Зорьку, входил в калининский дом, до моих ушей донеслась одна фраза.
344 Позади меня стоят дети Урбенина от первого брака – гимназист Гриша и белокурая девочка Саша. Они глядят на красный затылок и оттопыренные уши отца, и лица их изображают вопросительные знаки. Им непонятно, на что их отцу сдалась тетя Оля и зачем он берет ее к себе в дом. Саша только удивлена, четырнадцатилетний же Гриша нахмурен и глядит исподлобья. Наверное, он ответил бы отказом, если бы отец попросил у него позволения жениться.
345 Если слезы всегда способны вызывать сочувствие, то слезы крепкого, сильного мужчины производят положительно потрясающее впечатление. Зинаида Павловна подошла к нему и осторожно провела рукой по его голове. Сергей Григорьевич справился наконец со своими нервами и поднялся с дивана. Его заплаканные и несколько опухшие от слез глаза смотрели на Зинаиду Павловну с такой ласковой грустью, что она невольно почувствовала жалость.
346 Метал сам Круковский, невысокий, худой, но крепкий, как сталь, и жилистый мужчина, совершенно неопределенного возраста. Он был плешив, и всё его лицо было изборождено глубокими морщинами, но ясные голубые глаза навыкате глядели смело и твердо. Он мог проводить без сна, в самых страшных попойках и бесчинствах, несколько ночей напролет и ничуть не изменялся в лице: природа отпустила ему громадные силы.
347 Наконец в стороне что-то стало чернеть. Владимир поворотил туда. Приближаясь, увидел он рощу. Слава богу, подумал он, теперь близко. Он поехал около рощи, надеясь тотчас попасть на знакомую дорогу или объехать рощу кругом: Жадрино находилось тотчас за ней. Скоро нашел он дорогу, и въехал во мрак дерев, обнаженных зимой.
348 Так же, как вчера, был мягкий стук в ее причал и легкое головокружение от зыбкости под ногами, потом летящий конец, шум закипевшей и побежавшей вперед воды под колесами несколько назад подавшегося парохода. И необыкновенно приветливо, хорошо показалось от многолюдства этого парохода, уже везде освещенного и пахнущего кухней.
349 Как некий триумфатор высадился Полозов и начал подниматься по устланной коврами и благовонной лестнице. К нему подлетел человек, тоже отлично одетый, но с русским лицом – его камердинер. Полозов заметил ему, что впредь будет всегда брать его с собой, ибо накануне его оставили на ночь без теплой воды. Камердинер изобразил ужас на лице и, проворно наклонясь, снял с барина калоши.
350 Войдя в гулкий вокзал вслед за торопящимся носильщиком, он тотчас увидел Ли: тонкая, длинная, в прямой черно-маслянистой каракулевой шубке и в черном бархатном большом берете, из-под которого длинными завитками висели вдоль щек черные букли, держа руки в большой каракулевой муфте, она зло смотрела на него своими страшными в своем великолепии черными глазами.
351 Ася вальсировала прекрасно, с увлечением. Что-то мягкое, женское проступило вдруг сквозь ее девически строгий облик. Долго потом рука моя чувствовала прикосновение ее нежного стана, долго слышалось мне ее ускоренное, близкое дыхание, долго мерещились мне темные, неподвижные, почти закрытые глаза на бледном, но оживленном лице.
352 Мысль жениться на Олесе все чаще приходила мне в голову. Сначала она лишь изредка представлялась мне как возможный, на крайний случай, честный исход из наших отношений. Одно лишь обстоятельство пугало и останавливало меня: я не смел даже воображать себе, какова будет Олеся, одетая в модное платье, разговаривающая в гостиной с женами моих сослуживцев, исторгнутая из этой очаровательной рамки старого леса.
353 Сначала она лишь изредка представлялась мне как возможный, на крайний случай, честный исход из наших отношений. Одно лишь обстоятельство пугало и останавливало меня: я не смел даже воображать себе, какова будет Олеся, одетая в модное платье, разговаривающая в гостиной с женами моих сослуживцев, исторгнутая из этой очаровательной рамки старого леса, полного легенд и таинственных сил.
354 Спички освещают удлиненное, грубоватое лицо юноши и ее возбужденное широкоскулое личико. Она кругло, по-малорусски, повязана красным платочком, свободный вырез красного ситцевого платья открывает ее круглую, крепкую шею. Качаясь на бегу тележки, она жжет и бросает в темноту спички, будто не замечая, что гимназист обнимает ее и целует то в шею, то в щеку, ищет ее губы.
355 Аларин, еще по воспоминаниям детства, инстинктивно избегал заводить знакомства в вагоне, так как на опыте убедился, что человек, долго едущий по железной дороге, ищет постоянно развлечения от сосущей сердце скуки и делается пошло-любопытен, а вследствие этого докучает соседям ненужными расспросами. Поэтому и теперь он прислонился к углу дивана, стараясь не привлекать к себе ничьего досужего внимания.
356 Комната была очень низка, но очень широка и длинна, почти квадратной формы. Два круглых окна, совсем похожих на пароходные иллюминаторы, еле-еле ее освещали. Да и вся она была похожа на кают-компанию грузового парохода. Вдоль одной стены стояла узенькая кровать, вдоль другой очень большой и широкий диван, посередине – стол, накрытый цветной скатертью.
357 Граф мечтал убить сразу двух зайцев, вполне уверенный, что это ему удастся. И я в описываемый вечер наблюдал погоню за этими зайцами. Погоня была глупа и смешна, как хорошая карикатура. Глядя на нее, можно было только смеяться или возмущаться пошлостью графа; но никто бы не мог подумать, что эта мальчишеская погоня кончится нравственным падением одних, гибелью других и преступлением третьих.
358 Впоследствии я не раз вспоминал, как некое зловещее предзнаменование, что, когда я вошел в свою комнату и чиркнул спичкой, чтобы зажечь свечу, на меня мягко метнулась крупная летучая мышь. Она метнулась к моему лицу так близко, что я даже при свете спички ясно увидел ее мерзкую темную бархатистость и ушастую, похожую на смерть, хищную мордочку.
359 На меня мягко метнулась крупная летучая мышь. Она метнулась к моему лицу так близко, что я даже при свете спички ясно увидел ее мерзкую темную бархатистость и ушастую, курносую, похожую на смерть, хищную мордочку, потом с гадким трепетанием, изламываясь, нырнула в черноту открытого окна. Но тогда я тотчас забыл о ней.
360 Она вышла из бассейна свежая, холодная и благоухающая, покрытая дрожащими каплями воды. Рабыни надели на нее короткую белую тунику из тончайшего египетского льна и хитон из драгоценного виссона, такого блестящего золотого цвета, что одежда казалась сотканной из солнечных лучей. Они обули ее ноги в красные сандалии из кожи молодого козленка, они осушили ее темно-огненные кудри, и перевили их нитями крупного черного жемчуга.
361 Но этот браслет принадлежал еще моей прабабке, а последняя, по времени, его носила моя покойная матушка. Посередине, между большими камнями, вы увидите один зеленый. Это весьма редкий сорт граната – зеленый гранат. По старинному преданию, сохранившемуся в нашей семье, он имеет свойство сообщать дар предвидения носящим его женщинам и отгоняет от них тяжелые мысли, мужчин же охраняет от насильственной смерти.
362 Невозможно описать того состояния, в котором я находился в продолжение моей бешеной скачки. Минутами я совсем забывал, куда и зачем еду: оставалось только смутное сознание, что совершилось что-то непоправимое, нелепое и ужасное, – сознание, похожее на тяжелую беспричинную тревогу, овладевающую иногда в лихорадочном кошмаре человеком.
363 Едва держась на ногах и шатаясь, точно расслабленный, вышел Александр Егорович на улицу. Было почти совершенно темно. Холодный ветер дул ему в лицо, а он, не разбирая дороги, шел бессознательно вперед в расстегнутом пальто и криво надетой шапке, из-под которой выбивались пряди мокрых волос. Его губы бормотали бессвязные слова, и встречавшиеся с ним прохожие невольно останавливались, провожая его взорами.
364 Все сели за стол. Алексей продолжал играть роль рассеянного и задумчивого. Лиза жеманилась, говорила сквозь зубы, нараспев, и только по-французски. Отец поминутно засматривался на нее, не понимая ее цели, но находя всё это весьма забавным. Англичанка бесилась и молчала. Один Иван Петрович был как дома.
365 Лиза жеманилась, говорила сквозь зубы и только по-французски. Отец поминутно засматривался на нее, не понимая ее цели, но находя всё это весьма забавным. Англичанка бесилась и молчала. Один Иван Петрович был как дома: ел за двоих, пил в свою меру, смеялся своему смеху и час от часу дружелюбнее разговаривал и хохотал.
366 Она была воспитана на французских романах, и следственно была влюблена. Предмет, избранный ею, был бедный армейский прапорщик, находившийся в отпуске в своей деревне. Само по себе разумеется, что молодой человек пылал равной страстью, и что родители его любезной, заметя их взаимную склонность, запретили дочери о нем и думать, а его принимали хуже, нежели отставного заседателя.
367 Каждый день я всё с большим удивлением находил, что Олеся – эта выросшая среди леса, не умеющая даже читать девушка – во многих случаях жизни проявляет чуткую деликатность и особенный, врожденный такт. В любви – в прямом, грубом ее смысле – всегда есть ужасные стороны, составляющие мучение и стыд для нервных, художественных натур.
368 Я с удивлением находил, что Олеся во многих случаях жизни проявляет чуткую деликатность и особенный, врожденный такт. В любви – в прямом, грубом ее смысле – всегда есть ужасные стороны, составляющие мучение и стыд для нервных, художественных натур. Но Олеся умела избегать их с такой наивной целомудренностью, что ни разу ни одно дурное сравнение, ни один циничный момент не оскорбили нашей связи.
369 Снова сев в полутемную карету и глядя на искристые от дождя стекла, то и дело загоравшиеся разноцветными алмазами от фонарных огней и переливавшихся в черной вышине то кровью, то ртутью реклам, он опять отвернул край ее перчатки и продолжительно поцеловал руку. Она посмотрела на него тоже странно искрящимися глазами с угольно-крупными ресницами.
370 Многие подробности этого происшествия я узнал гораздо позднее. У меня не хватило сил и терпения дослушать до конца рассказ Мищенки. Я вдруг вспомнил, что Ярмола, наверно, не успел еще расседлать лошадь, и поспешно вышел на двор, не сказав изумленному конторщику ни слова. Ярмола действительно еще водил Таранчика вдоль забора.
371 Я вдруг вспомнил, что Ярмола, наверно, не успел еще расседлать лошадь, и поспешно вышел на двор, не сказав изумленному конторщику ни слова. Ярмола действительно еще водил Таранчика вдоль забора. Я быстро взнуздал лошадь, затянул подпруги и объездом, чтобы опять не пробираться сквозь пьяную толпу, поскакал в лес.
372 Санин принялся описывать свое имение, сколько в нем десятин, и где оно находится, и каковы в нем хозяйственные угодья, и какие можно извлечь из него выгоды, упомянул даже о живописном местоположении усадьбы; а Марья Николаевна глядела на него все светлее и пристальнее, и губы ее чуть двигались, без улыбки: она покусывала их.
373 Она осталась печальной и озабоченной до самого вечера. Что-то происходило в ней, чего я не понимал. Ее взор часто останавливался на мне; сердце мое тихо сжималось под этим загадочным взором. Она казалась спокойной – а мне, глядя на нее, всё хотелось сказать ей, чтобы она не волновалась. Я любовался ею, я находил трогательную прелесть в ее побледневших чертах, в ее нерешительных, замедленных движениях.
374 Это открытие поразило Зинаиду Павловну. Для нее, смотревшей на брак как на таинственные, священные узы, муж и жена, живущие врозь, были каким-то чудовищным явлением, и она мысленно поспешила обвинить во всём Кашперова. Конечно, несчастная женщина не могла ужиться с этим неприятным человеком; может быть, она теперь мучится всю жизнь и проклинает ту минуту, когда связала с ним свою судьбу.
375 И вдруг ее коричневое лицо собралось в чудовищную, отвратительную гримасу плача: губы растянулись и опустились по углам вниз, все личные мускулы напряглись и задрожали, брови поднялись кверху, наморщив лоб глубокими складками, а из глаз необычайно часто посыпались крупные, как горошины, слезы. Обхватив руками голову и положив локти на стол, она принялась качаться взад и вперед всем телом.
376 А ночь действительно была необыкновенно хороша. Ветер разогнал тучи, и луна сияла на чистом темно-синем своде. В ночном пейзаже было что-то сказочное. Лужайки, окруженные кустами и залитые потоками лунного света, казались бездонными озерами; стройные прозрачные березы дремали, точно заколдованные тихой ночью. И всё это призрачное, обольстительно-прекрасное царство света и теней показывалось на одну минуту и исчезало.
377 Мне и действительно ничего больше не оставалось, как уйти. Но вдруг мне пришло в голову попытать последнее средство, чтобы хоть немного смягчить суровую старуху. Я вынул из кармана новый серебряный четвертак и протянул его Мануйлихе. Я не ошибся: при виде денег старуха зашевелилась, глаза ее раскрылись еще больше, и она потянулась за монетой своими скрюченными, дрожащими пальцами.
378 В караулке было очень чисто, очень уютно и очень тесно, жарко и от солнца, светившего из-за леса в оба ее окошечка, и оттого, что была натоплена печь, – утром пекли ситники. Федосья, свекровь Аленки, чистенькая и благообразная на вид старушка, сидела за столом, спиной к солнечному, усыпанному мелкими мушками окошечку.
379 Утро было прелестное. Улицы, едва начинавшие оживляться, казались такими чистыми и уютными; окна домов блестели переливчато, как фольга; а лишь только карета выехала за заставу – сверху, с голубого, еще не яркого неба, так и посыпались голосистые раскаты жаворонков. Вдруг на повороте шоссе из-за высокого тополя показалась знакомая фигура, ступила несколько шагов и остановилась.
380 Экипаж после долгой езды по глинистой почве остановился, наконец, у подъезда. Два окна были ярко освещены, из крайнего правого, выходившего из спальной Ольги, слабо пробивался свет, все остальные окна глядели темными пятнами. На лестнице нас встретила Сычиха. Она поглядела на меня своими колючими глазками, и морщинистое лицо ее наморщилось в злую, насмешливую улыбку.
381 Она подходит ближе и смотрит на царя с трепетом и с восхищением. Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями покрывают ее плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею.
382 Ночи были теплы и непроглядны, в черной тьме плыли, мерцали, светили топазовым светом огненные мухи, стеклянными колокольчиками звенели древесные лягушки. Когда глаз привыкал к темноте, выступали вверху звезды и гребни гор, над деревней вырисовывались деревья, которых мы не замечали днем. И всю ночь слышался из духана глухой стук в барабан и заунывный вопль как будто всё одной и той же бесконечной песни.
383 Как только поезд тронулся, восточный человек извлек из кармана золотые часы-луковицу со множеством брелоков, внимательно разглядывал их и вдруг, с шумом захлопнув крышку, уставился с изумленным видом на Аларина, на затылок барышни, в окошко, и затем, неожиданно свесив голову на грудь, поднял оглушительный храп. Он был чрезвычайно противен в эту минуту.
384 В своей специальности он был тонким психологом и довел до виртуозности искусство незаметным, но подавляющим образом влиять на нуждающегося человека. Он никогда не начинал первый щекотливого разговора о деньгах, наблюдая лишь, как его клиент мнется, конфузится, еле нанизывает одно на другое слова и междометия и, наконец, радостно соглашается на все предложения, чтобы только покончить с этим тяжелым состоянием неловкости.
385 С час он сидел с тетей и дядей в его огромном кабинете с огромным письменным столом, с огромной тахтой, покрытой туркестанскими тканями, с ковром на стене над ней, увешанным восточным оружием, с инкрустированными столиками для курения, а на камине с большим фотографическим портретом в палисандровой рамке под золотой коронкой, на котором был вольный росчерк: Александр.
386 Пройдя узкую тропинку, мы вышли на лесную дорогу, черную от грязи, всю истоптанную следами копыт и изборожденную колеями, полными воды, в которой отражался пожар вечерней зари. Мы шли обочиной дороги, сплошь покрытой бурыми прошлогодними листьями, еще не высохшими после снега. Кое-где сквозь их мертвую желтизну поднимали свои лиловые головки крупные колокольчики.
387 Он обошел большой, неопределенный в сумраке дом, пошел к заднему балкону, к поляне между ним и двумя страшными своей ночной высотой и чернотой рядами подвижных елей с острыми верхушками в звездах. В темноте под елями рассыпаны неподвижные зелено-желтые огоньки светляков. И что-то смутно белеет на балконе.
388 Размахивая руками, спотыкаясь и безумно поводя глазами, он представлял из себя достаточно непривлекательную картину. Пожалуй, всё это еще было бы прилично, если бы он не был в своем ситцевом халате и в шлепанцах, ветхость которых плохо вязалась с роскошью венчального наряда его дочери. Лицо его было заспано, волосы развевались от ветра, ночная сорочка была расстегнута.
389 В девочке складывалась богатая натура, стремительная в своих побуждениях и отзывчивая на всё хорошее. Зинаида Павловна без всякого труда, исподволь приохотила ее к музыке и рисованию; ученье же шло у них довольно вяло, потому что ни гувернантка, ни воспитанница не имели достаточно выдержки. Но один случай неожиданно возмутил однообразное спокойствие этой жизни и совершенно перевернул вверх дном судьбу всех ее участников.
390 Я подробно рассказал отцу мое посещение у Засекиных. Он полувнимательно, полурассеянно слушал меня, сидя на скамье и рисуя концом хлыстика на песке. Он изредка посмеивался, как-то светло и забавно поглядывал на меня и подзадоривал меня короткими вопросами и возражениями. Я сперва не решался даже выговорить имя Зинаиды, но не удержался и начал превозносить ее. Отец всё продолжал посмеиваться.
391 Джемма сидела на скамейке, близ дорожки, и из большой корзины, наполненной вишнями, отбирала самые спелые на тарелку. Солнце стояло низко – был уже седьмой час вечера – и в широких косых лучах, которыми оно затопляло весь маленький садик, было больше багрянца, чем золота. Изредка, чуть слышно и словно не спеша, перешептывались листья, да отрывисто жужжали запоздалые пчелы.
392 Полутемный алтарь возвышался над всем храмом, и в глубине его тускло блестели золотом стены святилища, скрывавшего изображения Изиды. Трое ворот – большие, средние и двое боковых маленьких – вели в святилище. Перед средним стоял жертвенник со священным каменным ножом из обсидиана. Ступени вели к алтарю, и на них расположились младшие жрецы и жрицы с тимпанами, флейтами и бубнами.
393 И вот страшный, безумный крик на мгновение заглушил весь хор. Жрецы быстро расступились, и все бывшие в храме увидели ливанского отшельника, совершенно обнаженного, ужасного своим высоким костлявым телом. Верховный жрец протянул ему нож. Стало невыносимо тихо в храме. Быстро нагнувшись, он сделал какое-то движение, выпрямился и с воплем боли и восторга вдруг бросил к ногам богини бесформенный кровавый кусок мяса.
394 Вошел я в дом и вижу прехорошенькую болгарочку. Я предъявил ей квитанцию на постой и кстати уж спросил, почему у них целы стекла после канонады, и она мне объяснила, что это от воды. И вот среди разговора взгляды наши встретились, между нами пробежала искра, подобная электрической, и я почувствовал, что влюбился сразу – пламенно и бесповоротно.
395 Он сразу понял и перечувствовал на себе всю гнусную жестокость, всю неуместность своего озлобленного издевательства и, весь охваченный порывом безграничного раскаяния, повалился на диван лицом, крепко охватив руками голову. Всё его могучее тело сначала только тряслось и вздрагивало; потом он не в силах был сдерживаться, и Зинаида Павловна услышала громкие судорожные рыдания, вырвавшиеся из его груди.
396 Соломон любил украшать свою возлюбленную драгоценностями. Как стройны твои маленькие ноги в сандалиях, восклицал он с восторгом и, становясь перед ней на колени, целовал поочередно пальцы на ее ногах и нанизывал на них кольца с такими прекрасными и редкими камнями, каких не было даже на одежде первосвященника. Суламифь заслушивалась его, когда он рассказывал ей о внутренней природе камней, об их волшебных свойствах и таинственных значениях.
397 Кто привык к паутине, плесени и цыганскому гиканью графских апартаментов, тому странно было глядеть на эту будничную толпу, нарушавшую своей обыденной болтовней тишину ветхих покоев. Эта пестрая, шумная толпа походила на стаю скворцов, мимолетом опустившуюся отдохнуть на заброшенное кладбище, или – да простит мне это сравнение благородная птица! – на стаю аистов, опустившихся в одни из сумерек перелетных дней на развалины заброшенного замка.
398 Они пообедали в ресторане, он заказал вино и дорогие лакомства, а потом танцевал с ней, с ней одной, покуда она не устала. Он был отличный танцор, и Лиззи кружилась с ним и кружилась, склонясь головой ему на плечо, она была вне себя от счастья, и ей хотелось только, чтобы так было вечно. К вечеру они погуляли в парке, а потом, по доброму старому обычаю, она села на траву, а Мартин растянулся на спине, положил голову ей на колени.
399 Часы, проведенные подле Руфи, оставались единственной его радостью, да и они не всегда были радостны. Его неотступно грызла тревога, терзала и мучила сильней, чем в былые дни, когда он еще не завоевал ее любовь – ведь до завоевания любимой было всё так же далеко. Он попросил два года, время летело, а он ничего еще не достиг. И его не оставляло сознание, что она не одобряет его занятий.
400 Но нигде он не пустил корней. Им всюду были довольны те, кто рядом, но сам он вполне доволен не бывал. Не было в нем покоя, вечно что-то звало и манило его, и он скитался по жизни, сам не зная, чего ищет и откуда зов, пока не обрел книги, творчество и любовь. И вот он здесь, единственный из всех своих товарищей по былым приключениям, кто стал вхож в дом Морзов.
401 А еще хотел писать. Ты только еще начинаешь постигать что-то, о чем можно писать. Ты хотел творить красоту, но где тебе, ты же ведать не ведаешь, что она такое – красота. Ты хотел писать о жизни, но ты же ведать не ведаешь самых ее основ. Ты хотел писать о мире, о том, как устроен мир, а мир для тебя головоломка, и об этом говорили бы и твои писания. Но не унывай, ты еще напишешь.
402 Не раз бывало – наберется храбрости и уже готов пойти, но опять одолеют сомнения и решимость тает. Он не знал, в какой час полагается зайти, спросить об этом было не у кого, и он боялся безнадежно оплошать. От прежних приятелей и прежних привычек он отошел, новых приятелей не завел, только и оставалось что читать, и он посвящал чтению столько часов, что не выдержал бы и десяток пар обычных глаз.
403 Дома он тотчас опять засел за работу. Проходили, сменяясь, дни и ночи, а он сидел за столом и писал. Он никуда не выходил, если не считать ростовщика, и ел, если чувствовал голод и было из чего приготовить, а если готовить было не из чего, обходился без еды. Мысленно он давно уже выстроил повесть, главу за главой, но потом придумалось иное начало, гораздо сильнее, и Мартин его написал, хотя на это потребовалось еще двадцать тысяч слов.
404 Но прежде она должна его полюбить. Остальное просто. Он даст ей силу и здоровье. Перед ним мелькали картины их жизни в будущем: работа, уют, благополучие во всём, и вот они вдвоем читают стихи и говорят о них, она полулежит на полу, на разбросанных подушках и читает ему вслух. Вот что будет определять их жизнь. И всегда ему рисовалась та же картина. Или вслух читает он, обняв ее одной рукой, а она положила голову ему на плечо.
405 Не мог он работать вслепую, во тьме, не ведая, что творит, не мог довериться только случаю и счастливой звезде своего гения в надежде создать нечто замечательное и прекрасное. Он хотел понимать, почему и как такое создано. Он творил не стихийно, а обдуманно, рассказ или стихотворение сначала целиком складывались у него в голове и он уже видел конец и сознавал, как напишет всё до конца. Иначе попытка была обречена на провал.
406 Вот поглядите на меня. Почему я хожу враскачку? Потому что сколько лет провел в море. А был бы все эти годы ковбоем, не так бы ходил, зато ноги были б кривые, тело-то молодое, податливое. И с этой девушкой то же самое. Вы приметили, глаза у нее, можно сказать, жесткие. Не было у нее никогда защиты и опоры. Самой пришлось о себе заботиться, а раз девушка сама о себе заботится, где уж глазам смотреть мягко и нежно.
407 Так долго он был без гроша, что, подобно спасенному от голодной смерти, который не в силах отвести глаза от оставшейся на столе пищи, Мартин не мог выпустить из рук серебро. Он не был ни скуп, ни жаден, но деньги значили для него больше, чем столько-то долларов и центов. Они означали успех, и оттиснутые на монетах орлы олицетворяли для него крылатую победу.
408 Перед тем как ступить на тротуар, он вспомнил Минни. Минни всегда строго держалась правил хорошего тона. Уже при второй встрече она отчитала его за то, что он шел со стороны домов, и решительно заявила, что, если джентльмен провожает даму, ему полагается идти с края тротуара. И всякий раз как они переходили через улицу, Минни непременно наподдавала ему по ноге – напоминала, чтобы опять шел там, где следует.
409 В тот час Мартин нипочем бы не поверил, что брат Руфи способен на такое предательство, да еще после того, как он этого брата вызволил из препаршивой заварушки. И он сидел за столом в смятении, что он тут не к месту, и притом зачарованный всем, что происходило вокруг. Впервые в жизни он убедился, что можно есть не только лишь бы насытиться.
410 Ее рассудок был молод, как она сама, а женские инстинкты стары, как род человеческий, и еще того старше. Молоды они были в той далекой древности, когда молода была любовь, и оттого они мудрее условностей, убеждений и всего прочего, что появилось позднее. Итак, рассудок ее оказался ни при чем. Здесь он не требовался, и Руфь не отдавала себе отчета, с какой силой Мартин порой взывал к той стороне ее натуры, которая требовала любви.
411 Он может сделать ее счастливой. Судьба отказала ему в счастье, но почему он должен отказать в счастье этой девушке? Можно бы жениться на ней, и пусть она живет во дворце на Маркизах под кровлей из пальмовых листьев. Так сильно было искушение, но властный внутренний голос оказался еще сильней. Сам того не желая, Мартин был всё еще верен Любви. Пора вольной, бездумной жизни миновала. Ее уже не вернуть, и к ней не вернуться.
412 Теперь с ним покончено и можно всецело отдаться вот этой работе, пока не доведешь ее до конца. Что будет потом, Мартин не знал. Знал только, что в жизни его наступил перелом. Какой-то период подошел к концу, и он устранял недоделки, как свойственно рабочему человеку. Будущее сейчас ему не любопытно. Он и без того очень скоро узнает, что там ему припасено.
413 Она чудо, загадка, где уж ему угадать хоть одну ее мысль. Ладно, по крайней мере глаза у него честные, низости и подлости в них нет. Коричневое от загара лицо поразило его. Ему и невдомек было, что он такой черный. Он закатал рукав рубашки, сравнил белую кожу ниже локтя, изнутри, с лицом. Да, все-таки он белый человек. Но руки тоже загорелые.
414 Но его удручала разделявшая их пропасть. Так далека была от него Руфь, он не знал, как к ней подступиться. У девушек и женщин своего круга он пользовался успехом, но ни одну из них никогда не любил, а ее любил, и она была не просто из другого мира. Сама его любовь вознесла ее над миром. Она совсем особенная, она так на всех не похожа, что, подобно всякому влюбленному стремясь к близости с ней, он совершенно не знал, как это сделать.
415 Мартин не отступал от того, чем больше всего дорожил, – от правды жизни. Он был реалист, хотя делал всё, чтобы пронизать реализм красотой, которую дарит воображение. Он стремился к реализму страстному, пронизанному мечтой и верой. Он хотел изображать жизнь такой, как она есть, со всеми ее духовными исканиями и всем тем, что задевает душу.
416 Не смог он выразить свои чувства – и представился себе матросом, что оказался темной ночью на чужом корабле и никак не разберется ощупью в незнакомом такелаже. Ладно, решил он, всё в его руках, надо будет освоиться с этим новым окружением. Не случалось еще такого, чтоб он с чем-то не совладал, была бы охота, а теперь самое время захотеть выучиться говорить про то, что у него внутри, да так, чтоб она поняла.
417 И в тот вечер Мартин тоже не читал. Всю неделю он не видел газет и, как ни странно, ничуть по ним не соскучился. Не до новостей ему было. Слишком он устал, измучился, ничто его не интересовало, и, однако, к концу дня в субботу, если они в три кончат, он задумал съездить на велосипеде в Окленд. Это семьдесят миль, и столько же назад в воскресенье во второй половине дня.
418 С другими тремя книгами ему повезло немногим больше. И не потому, что он туп, ни в чем не способен разобраться; мысли эти были бы ему вполне доступны, но не хватало привычки мыслить, не хватало и слов-инструментов, которые помогли бы мыслить. Он догадался об этом и некоторое время подумывал было читать только словарь, пока не усвоит все слова до единого.
419 Что будет, когда корабль пристанет к Таити? Придется сойти на берег. Придется заказывать товары, искать шхуну, которая доставит его на Маркизы, делать тысячи дел, одна мысль о которых приводит в отчаяние. Всякий раз как он набирался мужества и заставлял себя подумать, он понимал, что стоит на краю гибели. В сущности, он вступает в Долину теней, и, что самое страшное, смерть его не страшит.
420 Так оно и есть, решил он теперь, хотя романы, которые он прочел, и уверили его было в другом. По романам он представлял себе, что в хорошем обществе девушка удостаивает мужчину вниманием только после того, как он, по всем правилам, попросит ее руки. В его-то прежнем окружении никого особенно не смущало, если юноши и девушки добивались близости, покоряли друг друга поцелуями и ласками, но чтобы так же себя вели особы в хорошем обществе, этого он вообразить не мог.
421 В душе он желал им обрести хоть малую толику ее достоинств и светлой красоты. Он ни за что бы их не обидел за кокетство. Оно не польстило ему, он даже почувствовал себя униженным: не будь он простым матросом, с ним бы не заигрывали. Принадлежи он к кругу Руфи, они не отважились бы на это, и при каждом их взгляде Мартин чувствовал, как цепко держит родная ему среда, не давая вырваться.
422 Приходилось быть поэкономнее. Каникулы поглотили почти всё, что Мартин заработал в прачечной, а свои поделки он заслал так далеко, что ответов из редакций можно было ждать не раньше, чем через несколько недель. За исключением тех часов, когда он встречался с Руфью или накоротке навещал свою сестру Гертруду, он жил затворником и успевал сделать за день столько, что всякий другой потратил бы на это не меньше трех дней.
423 Я весь век чем дышал – только и есть что жратва, да плата за квартиру, да потасовки, да попойки, только про это и разговор. Вон вы в тот раз пошли встречать мамашу, поцеловали ее, а я подумал: такой красоты сроду не видел. Я сколько много в жизни видел, а из других, кто кругом меня, почитай никто этого не видит, так уж получается. Я люблю видеть, мне охота видеть побольше, и по-другому охота видеть.
424 Но увидели только пустой проход между рядами. А Мартин видел молодого хулигана, который враскачку шел по проходу, и думал, а снимет ли парень шляпу, без шляпы он никогда еще его не видел. Парень прошел по проходу, вот он уже на эстраде. И от мысли обо всём, что еще предстояло этой тени юного Мартина, он едва не зарыдал. Парень заносчиво шагнул прямо к Мартину и растворился у него в сознании, сгинул.
425 Я не стал ни сильнее, ни добродетельнее. И голова у меня всё та же. Я не додумался ни до единого нового обобщения ни в литературе, ни в философии. Как личность я стою ровно столько же, сколько стоил, когда никому не был нужен. А теперь чего ради я им вдруг понадобился, вот что непостижимо. Сам по себе я им наверняка не нужен, ведь я всё такой же, как прежде, когда не был им нужен.
426 Я не додумался ни до единого нового обобщения ни в литературе, ни в философии. Как личность я стою ровно столько же, сколько стоил, когда никому не был нужен. А теперь чего ради я им вдруг понадобился, вот что непостижимо. Сам по себе я им наверняка не нужен, ведь я все такой же, как прежде, когда не был им нужен.
427 С той первой их встречи она часто об этом думала. Она очень хотела ему помочь. Он вызывал у нее жалость и нежность, каких она ни к кому еще не испытывала, и жалость не унижала Мартина, скорее в ней было что-то материнское. Такого человека не пожалеешь обычной жалостью, ведь он мужчина в полном смысле слова – он пробудил в ней девичьи страхи, взволновал душу, заставил трепетать от незнакомых мыслей и чувств.
428 Обещанное Руфью средство от курения с кричащей этикеткой Мартин засунул в самый недосягаемый угол комнаты. Особенно он страдал без табака, когда приходилось голодать; но как бы часто он ни подавлял острое желание курить, оно не слабело. Мартин считал отказ от курева самым трудным из всего, чего он достиг, а на взгляд Руфи, он всего лишь поступал правильно.
429 Особенно он страдал без табака, когда приходилось голодать; но как бы часто он ни подавлял острое желание курить, оно не слабело. Мартин считал отказ от курева самым трудным из всего, чего он достиг, а на взгляд Руфи, он всего лишь поступал правильно. Лекарство от курения она купила ему на деньги, что получала на булавки, и скоро начисто об этом забыла.
430 На подходе к берегу придется маневрировать, и отрадная близость нарушится. Искусно управляя парусом, он замедлил ход лодки, но так, что спорщики ничего не заметили, и мысленно простил все самые трудные в его жизни плавания, ведь они подарили ему такую дивную ночь, научив властвовать над морем, лодкой и ветром, и вот Руфь сидит подле него, и на плече он ощущает милую ему тяжесть.
431 А потом, однажды, внезапно, через разделявшую их пропасть на миг был перекинут мост, и с той поры пропасть стала не такой широкой. Они ели огромные, сочные вишни, исходившие соком. А после она читала ему вслух, и вдруг Мартин заметил у нее на губе вишневое пятнышко. На миг она перестала быть божеством. Она же из плоти и крови, из обыкновенной плоти, как он и как все люди, те же законы правят и ее телом.
432 Что может быть нелепее. Когда ему позарез надо было пообедать, никто ему этого не предлагал, а теперь, когда он может заплатить за сто тысяч обедов, и притом теряет аппетит, обеды сыплются на него со всех сторон. Но почему? Несправедливо это и не по заслугам. Он тот же, что был. Всё, что он написал в ту пору, было уже написано, работа была уже сделана.
433 Не вручит она ему стандартный листок с отказом, не скажет, что, если его работы не печатают, предпочитая им другие, это еще не значит, что они не заслуживают внимания. Она живой человек, она поговорит с ним как всегда умно, всё схватывая на лету, и что всего важнее, – ей приоткроется подлинный Мартин. В его работах она различит его сердце и душу и поймет, хотя бы отчасти, каковы его мечты и какая ему дана сила.
434 Она была страшно бледная, вся как натянутая струна. Стояла у самой двери, одной рукой держалась за косяк, другая прижата к груди. Потом жалобно протянула руки и шагнула навстречу Мартину. Он взял ее за руки, повел к креслу и при этом заметил – они холодные как лед. Придвинул другое кресло, сел на широкий подлокотник. Он был растерян, не мог вымолвить ни слова.
435 Ощущение это было ему внове. Всю жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, он и знать не знал, ловкий он или неуклюжий. Ни о чем таком он никогда не задумывался. Он опасливо сел на краешек кресла, мучительно гадая, куда девать руки. Как ни положи, все они не на месте. Артур пошел к двери, и Мартин проводил его тоскующими глазами. Один на один в комнате с этим бледным неземным созданием он совсем растерялся.
436 Она не возмущалась, но не одобряла; девушка не столь кроткого нрава на ее месте возмущалась бы, она же всего лишь была разочарована. А разочаровалась потому, что человек, которого она намеревалась лепить по своему вкусу, не желал, чтобы его лепили. До какого-то предела он был податлив, как воск, а потом вставал на дыбы, не хотел он, чтобы его перекраивали по образу и подобию ее отца и мистера Батлера.
437 Всё это встало перед глазами, и трепет воспоминания охватил его – интересно, как бы всё это получилось у того парня, который нарисовал шхуну там на стене. Белый берег, звезды, огни грузовых пароходов – вот бы здорово, а в середке, на песке, темная гурьба зевак вокруг дерущихся. И чтоб нож как следует виден, блестит в свете звезд. Но всего этого было не угадать по его скупым словам.
438 Нет марок, чтобы снова отправить их странствовать, и вот уже неделю они все прибывают и прибывают. А завтра и послезавтра будут возвращаться еще другие, пока не вернутся все до одной. Отослать их снова он не сможет. Он уже на месяц опоздал с платой за взятую напрокат машинку и не может уплатить, денег осталось только на недельную плату за стол и жилье.
439 Невольно то и дело переводил взгляд на ее губы и жаждал коснуться их. Но не было в этой жажде ничего грубого, приземленного. С беспредельным восторгом следил он за их игрой, за каждым их движением, когда с них слетали слова, и, однако, то были не обыкновенные губы, как у других людей. Не просто губы из плоти и крови. То были уста непорочной души.
440 А потом опять в конце каждой недели одолевал на велосипеде сто сорок миль, вытеснял оцепенение от безмерно тяжкой работы новым оцепенением от усилий уж вовсе непомерных. В конце третьего месяца он в третий раз пошел с Джо в поселок. Он забылся, и снова жил, и в миг озарения ясно увидел, что сам обращает себя в животное – не тем, что пьет, но тем, как работает.
441 Да и не по нему это – рядиться в чужие одежды. Притворство и хитрости не в его натуре. Будь что будет, а надо оставаться самим собой. Говорить на их языке он еще не умеет, но ничего, научится. Это он решил твердо. А пока, чем играть в молчанку, станет разговаривать как умеет, только малость поприличней, чтоб понимали и не больно возмущались.
442 Говорить на их языке он еще не умеет, но ничего, научится. Это он решил твердо. А пока, чем играть в молчанку, станет разговаривать как умеет, только малость поприличней, чтоб понимали и не больно возмущались. А еще не станет он, хотя и молча, делать вид, будто в чем смыслит, если на самом деле не смыслит.
443 Он ушел от этих полок в отчаянии. Казалось, книги наступают со всех сторон, сейчас раздавят. Раньше он и не догадывался, что запас человеческих знаний так велик. Стало страшно. Да разве его мозгу со всем этим совладать? Потом вспомнилось, что есть же люди, и немало, кто с этим совладал; и он шепотом дал себе великую клятву.
444 Стало страшно. Да разве его мозгу со всем этим совладать? Потом вспомнилось, что есть же люди, и немало, кто с этим совладал; и он шепотом дал себе великую клятву, страстно поклялся, что, раз с этим справились те люди, справится и он, он не глупее других. Так он бродил там и разглядывал набитые мудростью человечества полки, и уныние то и дело сменялось восторгом.
445 Но не будем отвлекаться. Меня напечатали, публика меня заметила, и от этого твоя любовь совершенно преобразилась. За Мартина Идена, чья работа была уже сделана, чьи книги были уже написаны, ты выходить не хотела. Твоя любовь к нему была недостаточно сильна, чтобы ты стала его женой. А теперь она достаточно сильна, и я поневоле делаю вывод: любовь твоя стала сильнее оттого, что меня напечатали и публика меня заметила.
446 Он набрел на тропу, ведущую к потерянному храму, но не пошел по ней. Возможно, мельком он увидел и храм, но потом постарался убедить себя, что то был только мираж, игра теней в листве. Или еще так скажу. Человек мог кое-что сделать, но решил, что это бессмысленно, и теперь всё время в глубине души жалеет, что не сделал.
447 Так думал Мартин и вдруг понял: нет, безнадежно. Со всей ясностью он увидел, что вступил в Долину теней. Всё, что было в нем живо, блекнет, гаснет, отмирает. До сознания дошло, как много он теперь спит и как всё время хочет спать. Прежде сон был ему ненавистен. Сон отнимал драгоценные мгновения жизни. Четыре часа сна в сутки – значит, четыре часа украдены у жизни. Как его злило, что не спать нельзя.
448 Он скинул башмаки, лег на кровать и попытался сообразить, что делать дальше. За книгу и не брался. Такой он был измочаленный, даже в сон не клонило, и он лежал, оцепенев от усталости, почти без мыслей, до самого ужина. Джо к столу не явился, и лишь когда Мартин услышал слова садовника, что Джо загулял в баре, он понял, что к чему. Сразу после ужина он лег спать, а поутру решил, что отдохнул на славу.
449 А все-таки с этой минуты Руфь стала ему ближе. Случай этот остался в памяти, и, когда одолевало уныние, Мартин жадно вспоминал о нем. Пропасть уже больше не была так безмерна, как прежде. Он преодолел огромное расстояние, куда большее, чем требовалось, чтобы получить степень бакалавра искусств, даже десяток степеней. Руфь чиста, это верно, такая чистота ему прежде и не снилась, но от вишен на ее губах остаются следы.
450 Он ждет, когда накатит высокая волна, чтобы перенестись на ней через риф. Потом Мартин увидел себя в ту далекую пору – сидит в каноэ впереди, как сидел когда-то, опустив весло в воду, и ждет команды Моти: едва позади встанет стеной огромный бирюзовый вал, надо грести изо всех сил. И вот он уже не зритель, он ждет в каноэ, Моти издал клич, и оба они бешено заработали веслами, взлетели на крутой гребень вздымающейся бирюзы.
451 То было лишь мгновение, но для Мартина хватило мгновения, – кровь забурлила вином и запела в жилах. А потом Руфь опустила штору. Но теперь он знал, где ее комната, и с той поры часто топтался там, в тени дерева на другой стороне улицы, и курил сигарету за сигаретой. Как-то днем он увидел ее мать, та выходила из банка, и он лишний раз убедился, какое огромное расстояние отделяет от него Руфь. Она из тех, кто имеет дело с банками.
452 С каждым днем Лиззи заметно менялась к лучшему, и Мартин стал уже подумывать, правильно ли он себя с ней ведет – ведь и согласилась она на всё это и старалась ради него. Она хотела стать достойной его – обрести достоинства, которые, по ее мнению, он ценит. С другой стороны, Мартин никак не обнадеживал ее, обращался с ней по-братски и виделся редко.
453 Выходит сорок пять долларов за неделю работы, сто восемьдесят долларов в месяц. Такого жалования мне нигде не получить. А я ведь только начинаю. Я хочу, чтобы у тебя столько всего было, на это и тысячи долларов в месяц не слишком много. А пятьсот долларов жалования и вовсе мало. Эти сорок пять долларов – только первый шаг. То ли будет, когда возьмусь всерьез. Вот тогда увидишь, поддам тогда пару.
454 Он видел себя мальчишкой, и день за днем он спешил из школы к типографии. Ходить быстро он не мог. Из-за бесконечных драк он хромал, двигался с трудом. Руки от кисти до локтя были сплошь в синяках – даром, что ли, он отражал бессчетные удары, кое-где ссадины и ранки гноились. Голова и плечи болели, болела спина, не было на нем живого местечка, в голове – тяжесть и муть. В школе он не играл, и не учился тоже.
455 Она встала с кресла и подошла к нему. Часто дыша, положила руки ему на плечо, еще миг – и прильнула к нему, а Мартин по неизменной своей доброте и снисходительности вовсе не желал ее обидеть, он понимал, что оттолкнуть ее, когда она вот так рванулась к нему – значит жестоко ее оскорбить, ибо нет для женщины обиды горше, и он обнял Руфь и прижал к себе.
456 Мария положила книгу на семейную Библию в комнате для гостей. Теперь это святыня, ведь эту книгу сочинил ее постоялец, это – символ дружбы. Книга смягчила удар от того, что прежде он был рабочим в прачечной, и хотя Мария не могла понять ни строчки, она знала, что каждая строчка замечательная. Эта простая женщина, только и знающая прозу жизни да тяжкий труд, была щедро одарена талантом веры и верности.
457 Он сумел направить разговор на то, что ей близко, и она говорила и говорила, а он слушал, старался уловить ход ее мысли и дивился, сколько всякой премудрости уместилось в этой хорошенькой головке, и упивался нежной прелестью ее лица. Что ж, мысль ее он улавливал, только брала досада на незнакомые слова, они так легко слетали с ее губ, и на непонятные критические замечания и рассуждения.
458 Восемь месяцев были проведены с толком, и, мало того что Мартин приобщался к правильной речи и высокому строю мыслей, он многое понял в себе. Рядом со скромностью в нем теперь была уверенность в своей силе. Он чувствовал, что резко отличается от товарищей по плаванию, и у него хватало ума осознать, что разделяет их не уже им достигнутое, а то, чего он еще способен достичь.
459 Он отпер дверь своим ключом и вошел, а следом, в смущении сдернув кепку, шагнул молодой парень. Что-то в его грубой одежде сразу выдавало моряка, и в просторном холле, где они оказались, он был явно не к месту. Он не знал, куда девать кепку, стал было засовывать ее в карман пиджака, но тот, другой, отобрал ее.
460 Что делать дальше, еще не ясно и пока не хочется ни за что браться. А между тем надо жить. И у него множество долгов. Пожалуй, выгодней всего накупить марок и опять отправить в путь все рукописи, что громоздятся под столом. Пару могут и принять. Это поможет жить дальше. Так он и порешил и, получив по чекам в Оклендском банке, купил на десять долларов почтовых марок.
461 Всего лишь тень. Джо прав. Оба они тени, и нескончаем тяжкий труд в преддверии ада. Или всё это сон? Минутами, когда в жаркой и паркой духоте он водил по белью тяжелыми раскаленными утюгами взад и вперед, ему чудилось, всё это и впрямь только сон. Совсем скоро, или, может, через тысячу лет, он проснется в своей каморке, подле стола в чернильных пятнах, и примется писать с того места, где остановился накануне.
462 В эту минуту безмерного счастья, оттого что она пойдет с ним, пойдет на лекцию с ним, с Мартином Иденом, она вознеслась над ним так высоко, что казалось, только и остается умереть за нее. Иначе не выразить свою огромную, неземную любовь к ней. Такое возвышенное отречение от истинной любви дано изведать всем любящим, изведал его и Мартин в этот миг у телефона, в вихре пламенного блаженства; и он чувствовал, умереть за нее значило бы, что он жил и любил достойно.
463 Впрочем, она не сознавала этого, как не сознавала, что хочет заставить Мартина служить, потому что инстинктивно готовится к материнству. Если бы ей сказали об этом прямо, назвав всё своими именами, она бы покраснела от смущения, а потом возмутилась бы и стала утверждать, что лишь заботится о любимом человеке и хочет, чтобы он сделал блестящую карьеру.
464 Если бы ей сказали об этом прямо, назвав всё своими именами, она бы покраснела от смущения, а потом возмутилась бы и стала утверждать, что лишь заботится о любимом человеке и хочет, чтобы он сделал блестящую карьеру. И пока Мартин изливал ей душу, в восторге от первого успеха на выбранном пути, она едва слышала его, а сама то и дело озиралась, потрясенная тем, что видит.
465 Он заранее позвонил по телефону, и она сама встретила его в дверях. И опять ее обожгло жаркой волной – таким всё в нем дышало здоровьем. Казалось, эта жаркая сила разлилась по всему ее телу, и Руфь затрепетала. Мартин взял ее руку в свои, заглянул в ее голубые глаза и вспыхнул, но за восемь месяцев под солнцем лицо его стало совсем бронзовым, и этот свежий загар скрыл краску на щеках, но не скрыл полосу на шее, натертую жестким воротничком.
466 Парень враскачку шел за тем, другим, невольно расставляя ноги, словно этот ровный пол то, кренясь, взмывал на волне, то ухал вниз. Шел вперевалку, и большие комнаты становились тесными, и страх его брал, как бы не задеть широкими плечами дверной косяк, не скинуть какую-нибудь дорогую вещицу с низкой каминной полки. Он шарахался то вправо, то влево и лишь умножал опасности, что мерещились ему на каждом шагу.
467 До часу можно читать. Скинул башмаки, давая отдых распухшим ногам, и уселся за стол с книгами. Открыл Фиска на том месте, где остановился два дня назад, и принялся читать. Но первый же абзац поставил его в тупик, и он принялся читать сначала. Когда проснулся, все мышцы цепенели и ныли, холодный ветер с гор задувал в окно, пробирал насквозь. Мартин посмотрел на часы. Они показывали два.
468 Тогда он принялся писать забавные истории для газет. Он знал, он может писать лучше тех, что печатаются. Раздобыл адреса двух агентств печати, поставляющих материалы для газет, и затопил их такими историями. Написал двадцать коротких историй, ни одну не пристроил и забросил это. А ведь изо дня в день он читал такие вот короткие рассказики в газетах, десятки, чуть не сотни, и ни один гроша ломаного не стоил по сравнению с тем, что писал он.
469 Ну и прекрасно, а вы по сей день твердите то же самое. Весь вечер уверяете меня, что врожденных идей не существует. А что это значит? Это значит, что человек никогда не узнает реальную сущность вещей. При рождении в голове у человека пусто. Пять чувств могут дать мозгу представление лишь о внешнем, то есть о феноменах. Что касается ноуменов, при рождении их не существует, и они никак не могут проникнуть в мозг.
470 Дерзкая мысль эта бросила его в дрожь, а душа пела и ликовал разум, убеждая его, что он прав. Руфь, видно, уловила какую-то перемену в нем и перестала читать, подняла голову, улыбнулась. Он перевел взгляд с ее голубых глаз на губы – вишневое пятнышко сводило его с ума. Он чуть было не рванулся к ней, не обнял, как обнимал других прежде, когда жил беспечно, как жилось.
471 К каменщикам они не имели никакого отношения, но по-прежнему ходили на все подряд воскресные гулянья – потанцевать, подраться, позабавиться. Мартин выпил с ними и снова почувствовал себя человеком. Дурак он, что ушел от них; и конечно же, он был бы куда счастливее, если бы остался со своими и махнул рукой на книги и на всяких важных господ. Однако пиво не казалось так хорошо, как в былые времена. Совсем не тот, не прежний вкус.
472 В одном отношении с ним произошел нравственный переворот. На него подействовала ее опрятность и чистота, и всем своим существом он теперь жаждал стать опрятным. Это необходимо, иначе он никогда не будет достоин дышать одним с ней воздухом. Он стал чистить зубы, скрести руки щеткой для мытья посуды и, наконец, в аптечной витрине увидел щеточку для ногтей и догадался, для чего она.
473 Таким образом, за полчаса Мартин мог при помощи своих схем сколотить дюжину сюжетов, потом откладывал их, а когда выдавалась удобная минута, разрабатывал. Он мог превратить такую схему в рассказ за час перед сном, после целого дня серьезной работы. Позднее он как-то признался Руфи, что мог писать их чуть ли не во сне. Тут только и требовалось сколотить сюжет, но это он делал чисто механически.
474 Он любил красоту и нашел ее в стихах. Поэзия, как и музыка, глубоко волновала его. И сам того не зная, через нее он готовил ум к работе более трудной, которая ему еще предстояла. Страницы его разума были чисты, всё прочитанное, что ему нравилось, легко, строфа за строфой отпечатывалось на этих страницах, и скоро он уже с великой радостью повторял их наизусть вслух или про себя, наслаждаясь музыкой и красотой этих строк.
475 Рис, приготовленный так, как не умели и вовек бы не научились готовить американские хозяйки, он ел по меньшей мере раз в день. Сушеные фрукты стоили дешевле свежих. Мартин постоянно варил их, и они всегда были под рукой и шли с хлебом вместо масла. Изредка он позволял себе побаловаться бифштексом или суповой косточкой. Кофе пил дважды в день, без молока и сливок, а вечером заменял его чаем; но и то и другое приготовлено было отменно.
476 До чего же отрадны были для Мартина те воскресенья, – конечно, всего отрадней оттого, что рядом была Руфь, но еще и оттого, что ставили его почти на равную ногу с молодыми людьми ее круга. Хотя они долгие годы получали систематическое образование, Мартин убедился, что вовсе не уступает им в умственном развитии, а часы, проведенные за разговором с ними, давали случай применить на деле знание родного языка.
477 Но перемены коснулись не только внешнего вида, они шли глубже. Он еще курил, но больше не пил. Прежде ему казалось, выпивка – самое что ни на есть мужское занятие, и он гордился, что голова у него крепкая и уж почти все собутыльники валяются под столом, а он всё не хмелеет. Теперь же, встретив кого-нибудь из товарищей по плаванию, он, как и раньше, угощал их, и они его угощали, но для себя он заказывал кружку легкого пива или имбирную шипучку и добродушно сносил их насмешки.
478 И пока Артур, подхватив рассказ, в двадцатый раз расписывал свою встречу с пьяными хулиганами на пароме и как Мартин кинулся в драку и спас его, сам спаситель, нахмурив брови, размышлял о том, какого сейчас свалял дурака, и отчаянней прежнего бился над задачей, как же себя вести среди этих людей. У него явно ничего не получается.
479 Конечно, замечания ее справедливы, но ведь не ради же этих школьных поправок делился он с ней написанным. Не о мелочах речь. Это дело наживное. Мелочи он исправит. Научится исправлять. Что-то огромное, важное поймал он в жизни и попытался заключить в свой рассказ. Вот это огромное, важное, взятое из жизни он и прочел ей, а не просто фразы, где так или эдак расставлены точки и запятые.
480 Несколько раз он чуть было не попался на глаза ее братьям, а однажды шел следом за мистером Морзом, на освещенных улицах всматривался в его лицо и при этом всю дорогу мечтал о какой-нибудь внезапной опасности, чтобы можно было кинуться и спасти ее отца. В другой вечер его бдение было вознаграждено – в окне второго этажа мелькнула Руфь.
481 Он увидел в окне только ее голову и плечи и поднятые руки – она поправляла перед зеркалом прическу. То было лишь мгновенье, но для Мартина хватило мгновения, – кровь забурлила вином и запела в жилах. А потом Руфь опустила штору. Но теперь он знал, где ее комната, и с той поры часто топтался там, в тени дерева на другой стороне улицы, и курил сигарету за сигаретой.
482 Потом все они воплощались в зримые образы и чередой проходили перед его мысленным взором, и каждая, по контрасту, умножала прелесть Руфи. Мартин блаженствовал тем больше, что он знал, она до тонкости постигает суть прочитанного, с радостным трепетом по достоинству оценивает красоту выраженной на бумаге мысли.
483 Мартин блаженствовал тем больше, что он знал, она до тонкости постигает суть прочитанного, с радостным трепетом по достоинству оценивает красоту выраженной на бумаге мысли. Она много читала ему, и так чутко, всей душой отзывалась на красоту, что нередко он видел у нее на глазах слезы. Он чувствовал себя чуть ли не божеством, и, глядя на нее и слушая, казалось, глядел в лицо самой жизни, читал ее тайны.
484 Джо был в восторге от прачечной. Всё договорено, и завтра он вступит во владение. Мартин лег на кровать и закрыл глаза, а Джо всё говорил свое. Мысли Мартина уносились далеко, так далеко, что минутами он не отдавал себе в них отчета. Лишь изредка он через силу что-то отвечал старому приятелю. А ведь это Джо, которого он всегда любил. Но Джо слишком полон жизни.
485 На таких собраниях каждому оратору отводили пять минут; но вот время истекло, а Мартин только еще разошелся и ударил по взглядам социалистов разве что из половины своих орудий. Он заинтересовал слушателей, и они криками потребовали, чтобы председатель продлил Мартину время. Они увидели в нем достойного противника и ловили каждое его слово.
486 Но в ее смехе Мартину послышался металл, а глаза блеснули холодно. И ему вдруг вспомнился штормовой ветер, что налетел однажды на севере Тихого океана. Перед глазами возникла та ночь, ясное небо, полнолуние, и в лунном свете холодно блестят могучие валы. Потом он увидел ту девушку из убежища прокаженных и вспомнил: да, она полюбила его и оттого дала ему уйти.
487 Просто он более сдержанный. Вы слишком горячитесь, но постепенно научитесь собой владеть. Из вас еще выйдет отличный оратор. Вы далеко пойдете, если захотите. У вас это отлично получается. Я уверена, вы можете вести за собой людей и за что бы вы ни взялись, вы преуспеете, как преуспели в грамотности. Из вас вышел бы отличный адвокат. Вы бы могли блистать на политическом поприще.
488 Их сопровождало краткое извещение: в агентстве избыток материалов и оно снова начнет покупать рукописи не раньше чем через несколько месяцев. А Мартин в расчете на эти десять вещиц даже позволил себе некоторые роскошества. Последнее время агентство платило ему по пять долларов за штуку и принимало всё подряд.
489 По коже поползли мурашки, как в тот вечер, когда она приникла к нему и сердце его согрела жалость. Какая серая картина, всё склизко серое, и под моросящим дождем склизкие камни мостовой. А потом лучезарное сияние разлилось по стене, и, заслоняя ту картину, проступило, замерцало бледное лицо Руфи в короне золотых волос, далекое и недосягаемое, как звезда.
490 И то и дело берет и подкидывает еще и пачку чеков, и всё это пролетает сквозь крышу, описывает громадный круг и скрывается из виду. Мартин кинулся на Джо, но тот схватил топор и пустил его по летящему кругу. Потом оторвал Мартина от пола и швырнул туда же. Мартин пролетел сквозь крышу, хватаясь за рукописи, когда опустился, у него была их целая охапка.
491 Однако именно в этой сдержанности и таилась сила его обаяния. Именно благодаря своей сдержанности он и не отпугивал Руфь. Утонченная и робкая, она вовсе не догадывалась, какой опасный оборот принимают их отношения. Едва заметно и не сознавая этого, она тянулась к Мартину, день ото дня он становился ей ближе, и он жаждал сделать следующий шаг, но не смел.
492 А потом он осознал, какой тонкости восприятия достиг, и решил, что это от любви и нет на свете ничего прекраснее любви, и, пройдя вспять коридорами памяти, оглядел все прежние утехи и наслаждения – опьянение вином, женские ласки, грубые драки и состязания в силе, – и рядом с высокой страстью, что владела им сейчас, всё ему показалось мелким и низменным.
493 Если познакомился с девушкой из хорошего общества и она пригласила тебя заходить, скоро ли можно зайти? Вот как сложился у него в уме этот вопрос. Обширный свод правил хорошего тона ужаснул его, и он запутался в лабиринте объяснений – как принято у воспитанных людей обмениваться визитными карточками. Он бросил поиски.
494 Обширный свод правил хорошего тона ужаснул его, и он запутался в лабиринте объяснений – как принято у воспитанных людей обмениваться визитными карточками. Он бросил поиски. Он не нашел того, что искал, зато понял, какая прорва времени требуется, чтобы вести себя как положено воспитанному человеку, и еще понял, что этому учатся с колыбели.
495 Как лицо Руфи в миг ревности вызвало перед глазами давно забытую картину шторма в лунную ночь, а беседуя с профессором, Мартин снова увидел белые валы, гонимые восточным пассатом по темно-лиловому океану, так минута за минутой вставали перед ним, всплывали перед глазами или возникали на экране сознания все новые образы и воспоминания, не сбивая с толку, но скорее помогая разобраться в настоящем.
496 Мартин понял, что дорога осталась позади, лишь когда поднялся по ступенькам и очутился у себя. Оказалось, он сидит на краю кровати и озирается, словно лунатик, которого разбудили. Увидел на столе рукопись, придвинул стул, потянулся за пером. В нем слишком сильно было стремление к законченности. А тут перед ним нечто незавершенное. Он все медлил с этим, пока не завершил другое дело.
497 Во вторник они тоже не давали себе передышки. Мартина восхищала скорость, с какой работал Джо. У него все в руках горело. Нервы и мышцы напряжены до предела, за долгий рабочий день ни секунды не потратил зря. Весь сосредоточенный на работе, на том, как выгадать время, он указывал Мартину, что там, где тот делает пять движений, довольно трех.
498 Он отошел к столу, вскрыл конверт и принялся читать, давая гостю опомниться. И гость понял и в душе поблагодарил хозяина. Был у него дар понимания, проникновения; и хотя чувствовалось, что ему сейчас отчаянно не по себе, дар этот ни на минуту не изменил ему. Он опять вытер лоб, осмотрелся, и теперь лицо уже было спокойно, только взгляд настороженный, словно у дикого зверя, когда он чует ловушку.
499 Прежде он ни о чем таком не задумывался и тотчас принялся заново переписывать свое сочинение, поминутно справляясь с пособием, и за один день узнал о том, как строить рассказ, больше, чем средний школьник узнает за год. Переписав свой очерк во второй раз и свернув его трубочкой, он наткнулся в газете на советы начинающим авторам, и оказалось, что рукописи ни в коем случае нельзя сворачивать трубочкой, а писать следует на одной стороне страницы.
500 Он больше не спал. Он пресытился сном и теперь волей-неволей приходилось бодрствовать и переносить слепящий свет жизни. Он беспокойно бродил по кораблю. Воздух был липкий и влажный, а налетавший дождь не приносил свежести. Жить было больно. Мартин шагал по палубе, пока это не стало слишком мучительно, тогда он опустился в шезлонг, долго сидел, потом через силу встал и опять принялся шагать взад-вперед.
501 На тротуаре у подъезда всегда толпятся мужчины, можно надвинуть кепку на глаза, укрыться за чьей-нибудь спиной, и она его не заметит. В толпе, которая хлынула на улицу, он оказался из первых, но едва занял место на краю тротуара, как появились обе девушки. Он понял, они ищут его, и готов был сейчас проклясть в себе то, что влечет к нему женщин.
502 Может быть, ценители музыки во всём мире и правы. Но я сам по себе и не желаю подчинять свой вкус единодушному мнению всех на свете ценителей. Если мне что-то не нравится, значит, не нравится, и всё тут; так с какой стати, спрашивается, я стану делать вид, будто мне это нравится, только потому, что большинству моих соплеменников это нравится или они воображают, что нравится. Не могу я что-то любить или не любить по велению моды.
503 Мартин слушал жадно, весь обратился в слух, он лежал на спине и, глядя в лицо Руфи, радостно ловил каждое движение ее губ, когда она говорила. Но к ее словам оставался глух. Картины, что она рисовала, отнюдь его не привлекали, он ощущал тупую боль разочарования да еще жгучую любовную тоску. Ни разу не помянула она о его писательстве, и забытые лежали на земле захваченные с собой рукописи.
504 Очень благородно с их стороны, решил Мартин. Ведь эти редакторы совсем его не знают, и, однако, иные даже посочувствовали ему. Анонимные письма явно им отвратительны. Стало быть, злобная попытка ему навредить провалилась. Скорее это даже к добру – по крайней мере многие редакторы узнали его имя. Быть может, читая когда-то его рукопись, они вспомнят, что это тот самый, про кого было анонимное письмо.
505 Воду приходилось носить из кухни, в комнате крана не было. В дни, когда Мартин стряпал, поднималось много пара и комод лущился вовсю. Над кроватью Мартин подвесил к потолку велосипед. Сперва хотел держать его в подвале, но босоногое племя Сильва проткнуло шины и вытащило его на улицу. Тогда Мартин попробовал пристроить его на крылечке, но поднялся ветер и всю ночь машина мокла под дождем.
506 Лишь одно она знала твердо, и это обеспечивало ей безопасность. Она не позволит, чтобы Мартин заговорил о своей любви. Лишь бы не допустить признания, и всё обойдется. Через считанные дни он уйдет в море. И даже если он заговорит, все обойдется. Как может быть иначе, ведь она не любит его. Разумеется, для него это будут мучительные полчаса.
507 Через считанные дни он уйдет в море. И даже если он заговорит, все обойдется. Как может быть иначе, ведь она не любит его. Разумеется, для него это будут мучительные полчаса, и полчаса неловкости для нее – ведь впервые ей сделают предложение. При этой мысли она трепетала от радости. Она настоящая женщина – есть мужчина, который вот-вот попросит ее руки.
508 Рабы ее не потерпят. Их слишком много, и волей-неволей они повергнут наземь так называемую сильную личность еще прежде, чем она окажется на коне. Никуда от них не денешься, и придется вам глотать их рабскую мораль. Признаюсь, радости мало. Но всё уже началось, и придется ее заглотать. Да и все равно вы с вашим ницшеанством старомодны.
509 Спал он всего пять часов и работал изо дня в день по девятнадцать часов, выдержать такое можно было только при его железном здоровье. Он не терял ни единой минуты. К зеркалу прикреплял листки, где выписаны были новые слова, их значения и произношение: бреясь, одеваясь, причесываясь, он их заучивал. Такие же списки вывешивал на стене над керосинкой и тоже учил их, пока стряпал или мыл посуду.
510 До чего же он стар, куда старше беспечных, беззаботных приятелей его прежних дней. Он ушел далеко, слишком далеко, назад уже не вернуться. Их жизнь, та, какой когда-то жил и он, ему теперь отвратительна. В ней он окончательно разочаровался. Он стал чужаком. Как показался противен вкус дешевого пива, так противно теперь ему водить компанию с этими парнями.
511 С другой стороны, ему нравились слова и фразы, которые рождались вдруг, сами собой, а потом выдерживали все испытания на красоту и силу и придавали задуманному невероятные, непередаваемые оттенки. Перед такими озарениями он склонял голову, восхищался ими, понимая, что они выше, чем любое заранее обдуманное творение.
512 Сколько бы он ни анатомировал красоту в поисках ее основ и законов, он всегда сознавал, что есть еще в красоте сокровенная тайна, в которую он не проник, как не проник еще и никто другой. Он усвоил, читая Спенсера, что человеку никогда не познать до конца суть вещей и явлений и что тайна красоты не менее глубока, чем тайна жизни.
513 Он усвоил, читая Спенсера, что человеку никогда не познать до конца суть вещей и явлений и что тайна красоты не менее глубока, чем тайна жизни, да нет, глубже, знал, что красота и жизнь нераздельно сплетены друг с другом и что сам он лишь одна из нитей той же непостижимой ткани, где сплелись солнечный свет, и звездная пыль, и неведомое чудо.
514 Миновала пятая неделя, Мартин жил и работал, как машина, в нем сохранялся лишь проблеск чего-то, лишь теплилась в душе искра и каждую субботу и воскресенье заставляла его с бешеной скоростью одолевать сто сорок миль. Но это был не отдых. Это действовала некая сверхмашина, помогая затушить искру – единственное, что еще осталось в нем от прошлой его жизни.
515 Правда, обретая знания и дар речи, он становился ближе к ней, говорил на ее языке, находил общие с ней мысли и радости, но это не утоляло острую любовную тоску. Воображение влюбленного окружало ее ореолом святости – слишком она святая, чистый, бесплотный дух, и не может быть с ней близости во плоти. Как раз его любовь и отодвигала ее в недосягаемую даль. Сама любовь отказывала ему в том единственном, чего жаждала.
516 Он шарахался то вправо, то влево и лишь умножал опасности, что мерещились ему на каждом шагу. Между роялем и столом посреди комнаты, на котором громоздились книги, могли бы пройти шестеро в ряд, он же пробирался с опаской. Могучие ручищи болтались по бокам. Он не знал, куда их девать, вдруг в страхе отпрянул, точно испуганная лошадь.
517 Он не знал, куда девать руки, вдруг в страхе отпрянул, точно испуганная лошадь, – вообразил, будто сейчас свалит груду книг на столе, и едва не наскочил на вращающийся табурет перед роялем. Он приметил, какая непринужденная походка у того, впереди, и впервые осознал, что сам ходит совсем не как все прочие люди.
518 Ответив улыбкой, он отвернулся и намеренно не смотрел в сторону девушек. Но несколько раз, забыв и думать про них, он случайно встречал их улыбки. В один день себя не переделаешь, не мог он подавить в себе присущее ему добродушие, и в такие минуты тепло, дружески улыбался девушкам. Всё это было привычно.
519 Он понимал, они по-женски заигрывают с ним. Но все теперь стало по-другому. Далеко внизу, в партере, сидела единственная на свете женщина, совсем иная, бесконечно непохожая на этих девушек из его среды, и оттого они вызывали у него лишь жалость и печаль. В душе он желал им обрести хоть малую толику ее достоинств и светлой красоты.
520 С детства Мартин одержим был желанием узнать как можно больше. Эта жадная пытливость и погнала его странствовать по свету. Но теперь, читая Спенсера, он понял нечто новое, такое, что оставалось бы для него за семью печатями, проплавай он хоть всю жизнь. До сих пор он лишь скользил по поверхности, подмечал отдельные явления, накапливал отрывочные сведения, кое-что по мелочам неглубоко обобщал, – и ему казалось, ничто в мире не связано друг с другом, всё дело капризного случая.
521 Это враки, и его попросту провели. Знай он это, он бы и не начинал писать. Он пошел бы работать ради Руфи. Он вспомнил день, когда впервые взялся за перо, и ужаснулся, столько потерял времени – и всё ради цента за десять слов. Должно быть, всё, что он читал о высоких денежных вознаграждениях писателям, тоже враки.
522 Он вспомнил день, когда впервые взялся за перо, и ужаснулся, столько потерял времени – и всё ради цента за десять слов. Должно быть, всё, что он читал о высоких денежных вознаграждениях писателям, тоже враки. Все эти полученные не из первых рук сведения о писательской профессии неверны, вот оно доказательство.
523 Мартин решил не заходить сразу и с четверть часа послоняться по коридорам. Потом распахнул дверь и вошел. Ему это было внове, никогда еще он не бывал в редакции. Визитные карточки тут, видимо, не требовались, посыльный пошел доложить мистеру Форду, что какой-то человек хочет его видеть. Вернулся, кивнул посетителю и провел его в кабинет, в святая святых редакции.
524 Она льнула к нему, не в силах оторваться, а он бережно, легко поддерживал ее и невидящими глазами смотрел на смутные очертания огромного города по ту сторону залива. В кои-то веки никакие образы не теснились у него в мозгу. Только пульсировали краски и огни, и отблески, жаркие, как этот день, жаркие, как его любовь. Он наклонился к Руфи. Она нарушила молчание.
525 Когда Мартин разрезал шнурок срочной бандероли и шесть авторских экземпляров, посланных редакцией, упали на стол, глубокая печаль охватила его. Он подумал о том, как неистово ликовал бы, случись это всего несколько месяцев назад, и как далеко от ликования нынешнее холодное равнодушие. Его книга, первая его книга – а сердце не забилось чаще, и на душе одна лишь печаль. Теперь выход книги почти ничего не значит.
526 Красный след позабавил Руфь, но едва она заметила, как Мартин одет, смеяться расхотелось. Костюм сидел отлично – первый его костюм от портного – и казалось, Мартин стал стройнее, лучше сложен. К тому же кепку заменила мягкая шляпа, Руфь велела ее надеть и с одобрением отозвалась о том, как он теперь выглядит. Она уж и не помнила, когда так радовалась. Эта перемена – дело ее рук, тут есть чем гордиться, и она, конечно, будет помогать ему и дальше.
527 Работа не прерывалась ни на минуту, не одно, так другое. Джо не медлил, не мешкал, мигом переходил от дела к делу. Они накрахмалили двести белых сорочек – одним рывком хватали сорочку так, что манжеты, воротничок, манишка оказывались в вытянутой вперед правой руке. Одновременно левой рукой подтягивали остальное, чтобы не попало в крахмал, а правую окунали в крахмал.
528 Мартина ужаснула огромность встающей перед ним задачи, придавило тяжкое бремя – принадлежность к рабочему люду. Всё держит его и не дает подняться – сестра, ее дом и семья, подручный слесаря Джим, все, кого он знает, всё, с чем связан самой жизнью. Он ощутил оскомину от жизни, а ведь прежде она радовала, хотя вокруг было всё то же.
529 Всё держит его и не дает подняться – сестра, ее дом и семья, подручный слесаря Джим, все, кого он знает, всё, с чем связан самой жизнью. Он ощутил оскомину от жизни, а ведь прежде она радовала, хотя вокруг было всё то же. Никогда его не одолевали сомнения, разве только над книгами, так ведь книги они книги и есть – красивые сказки о сказочном неправдоподобном мире.
530 Интересно, видна ли душа в этих серо-стальных глазах, часто совсем голубых, вдвойне зорких оттого, что привыкли всматриваться в соленые дали озаренного солнцем океана. И еще интересно, какими его глаза кажутся ей. Он попробовал вообразить, что чувствует она, глядя в его глаза, но фокус не удался. Он вполне мог влезть в чужую шкуру, – но лишь если знал, чем и как тот человек живет.
531 Он был потрясен тем, какая пропасть непонимания разверзлась между ним и его родными. Никогда не перебраться ему через эту пропасть, не объяснить свою точку зрения, ницшеанскую точку зрения на социализм. Нет таких слов в его родном языке, да и в любом другом языке, чтобы растолковать им его взгляды и поведение. По их понятиям, для него самое правильное найти постоянную работу.
532 Оказывается, мир удивительно хорош. В глазах Мартина он и вправду стал прекраснее. Долгие недели то был тусклый, сумрачный мир, а теперь, когда почти все долги заплачены и в кармане позвякивают монеты, а голова полна сознанием успеха, оказалось, солнце ярко светит и греет и даже внезапный дождь только развеселил.
533 Когда он голодал, он часто раздумывал о голодных, которых в мире тысячи, но теперь, наевшись досыта, уже не обременял себя мыслями о том, что в мире тысячи голодных. Он забыл про них и, страстно влюбленный, вспомнил о влюбленных, которым в мире счету нет. Сами собой зазвучали строки любовной лирики.
534 Не один час он провалялся так, ничего не делал, ни о чем не думал. Слишком его сморило, и никаких мыслей не было, одно лишь недовольство собой. Он был сам себе противен, словно что-то внутри подгнило или вылезла наружу какая-то сидевшая в нем мерзость. Божественный огонь в нем угас. Честолюбие притупилось, Мартин уже не ощущал его уколов, не хватало жизненной силы.
535 Мамаша, подумал он. Была она высокая, стройная и лицом красивая. Платье как раз под стать дому. Глаз радуется, такое оно складное да нарядное. И сама, и платье – прямо как на сцене. А потом он вспомнил, сколько раз стоял и глазел, как входят в лондонские театры такие вот важные разряженные дамы, и сколько раз полицейские выталкивали его из крытой галереи на моросящий дождь.
536 Она вернулась с грамматикой, подвинула свой стул к Мартину и села, и он подумал: видно, это он должен был подвинуть ей стул. Она листала страницы, а их склоненные головы оказались совсем рядом. И так он был поражен волнующей близостью Руфи, что едва ли воспринимал план будущих занятий, который она ему рисовала.
537 Но вот она стала объяснять, как много значат спряжения, и он начисто забыл о ней. Он впервые слышал о спряжениях, важнейшие основы языка приоткрылись ему, и открытие привело его в восторг. Он ниже наклонился к странице, и волосы Руфи коснулись его щеки. До сих пор только раз ему случалось потерять сознание, а сейчас показалось, это повторится.
538 И опять Руфь мерила мысли Мартина, исходя из сопоставлений чисто внешних, в согласии со своей верой в общепринятое. Кто он таков, чтобы он оказался прав, а весь культурный мир не прав? Она попросту не воспринимала ни слов его, ни мыслей. Слишком прочно в ней укоренилось все общепринятое, чтобы сочувствовать его бунтарским взглядам.
539 Она попросту не воспринимала ни слов его, ни мыслей. Слишком прочно в ней укоренилось все общепринятое, чтобы сочувствовать его бунтарским взглядам. Она с самого детства слушала музыку, с самого детства любила оперу, и в ее окружении все любили оперу. Так по какому же праву приходит Мартин, который еще недавно только и слышал простонародные песенки, и судит о великой музыке.
540 Руфь с удовольствием отметила, как свободен, остроумен ход его мысли. Именно веселые шутки, способность добродушно подтрунивать и сделали его любимцем в своем кругу, но раньше он не находил нужных слов, не умел правильно выражаться, а потому и не мог проявить эту способность при Руфи. Он еще только начинал осваиваться, чувствовать, что он не вовсе чужак здесь.
541 Он еще только начинал осваиваться, чувствовать, что он не вовсе чужак здесь. Но был очень осторожен, намеренно осторожен, предпочитал, чтобы веселый и легкий тон задавала Руфь, а сам хоть и не отставал, не осмеливался ее опережать. Он поделился своими планами – зарабатывать на жизнь писательством и учиться дальше.
542 Оказавшись в незнакомом окружении, со страхом думая, что же будет дальше, он не понимал, как себя здесь вести, ощущал, что ходит и держится неуклюже, боялся, что и каждое его движение, и сама его сила отдает все той же неуклюжестью. Был он на редкость чуток, безмерно застенчив, и затаенная усмешка во взгляде Артура резнула его как ножом.
543 Он боялся, что каждое его движение и сама его сила отдает все той же неуклюжестью. Был он на редкость чуток, безмерно застенчив, и затаенная усмешка во взгляде Артура резнула его как ножом. Он заметил этот взгляд, но виду не подал, ибо в ту науку, которую он превзошел, входило и умение владеть собой. Взгляд этот ранил его гордость. Он клял себя за то, что пришел.
544 Он хотел, чтобы Руфь вместе с ним почувствовала то огромное, что стало частью его самого, что он видел собственными глазами, постарался осмыслить, вложил в напечатанные на машинке слова. Что ж, значит, не удалось, решил он про себя. Может быть, редакторы и правы. Он почувствовал что-то огромное, важное, а передать не сумел. Мартин ничем не выдал, до чего он разочарован.
545 Значит, не удалось, решил он про себя. Может быть, редакторы и правы. Он почувствовал что-то огромное, важное, а передать не сумел. Мартин ничем не выдал, до чего он разочарован, очень легко соглашался с замечаниями Руфи, так что она и представить не могла, насколько несогласен он с ней в глубине души.
546 А Руфь и вправду была взволнована, но не рассказом, а им самим. Рассказ не произвел на нее впечатления; ее взволновали могучие токи, исходившие от Мартина, избыток силы, что переливалась через край и захлестывала ее. Как ни странно, этими токами был насыщен сам рассказ и через него-то пока передавалась ей сила Мартина.
547 Руфь ощущала только напор силы, но не догадывалась, по какому каналу хлынула к ней эта сила, ей лишь казалось, будто она захвачена тем, что он написал, захватило же ее совсем другое: ужасающая и опасная мысль, незваная, неожиданная. Она поймала себя на том, что ей любопытно: а каково это быть замужем, и, осознав своеволие и пыл этой мысли, ужаснулась.
548 Зато другие смотрели по сторонам, и, изредка взглядывая на соседей, он заметил двух девушек в ряду перед ним, чуть в стороне, они оборачивались и бойко улыбались ему. Он всегда легко знакомился. Несвойственно было ему задирать нос. В прежние времена он улыбнулся бы в ответ, и не только, и подзадорил бы их на новые улыбки. Но теперь всё стало по-другому.
549 Того, что было в Мартине сильного и благородного, Руфь не замечала или, еще того хуже, не понимала. Человек, наделенный такой гибкой натурой, что мог жить в самых неподходящих условиях, казался ей своевольным и чудовищно упрямым, оттого что не могла она приспособить его к своему, единственно ей известному образу жизни.
550 Человек, наделенный такой гибкой натурой, что мог жить в самых неподходящих условиях, казался ей своевольным и чудовищно упрямым, оттого что не могла она приспособить его к своему, единственно ей известному образу жизни. Не дано ей было следовать за полетом его мысли, и когда она не понимала его рассуждения, полагала, что он ошибается.
551 Враждебность, которую она ощутила при первой встрече, была, в сущности, страхом перед тем, что всколыхнулось в ней самой, а потом страх угас. Она сама того не понимала, но словно чувствовала, что он принадлежит ей. К тому же его присутствие бодрило. Она усердно занималась в университете и, когда отрывалась от пыльных книг и ощущала исходящее от этого человека дыхание свежего морского ветра, у нее прибывало сил.
552 Своим издателям Мартин отказался дать какие-либо сведения о себе, но от газет так просто не отделаешься. В Окленде, родном городе Мартина, репортеры отыскали десятки людей, которые могли о нем порассказать. Всё, чем он был и не был, всё, что делал, и много всякого, чего не делал, было подано публике, точно лакомое блюдо с приправой из моментальных снимков и фотографий, добытых у местного фотографа.
553 Больно я люблю плясать, да пикники, да гулять при луне, и всё такое. Я от прачечной не отступлюсь, чтоб и вид приличный, и в кармане чтоб денежки звенели. Я уж углядел девчонку, как раз вчера, и знаешь, я с ней хоть сейчас под венец. Вот хожу целый день посвистываю, всё она у меня на уме. Красотка, глаза добрые, голосок нежный – другой такой отродясь не встречал. Я от нее не отступлюсь, будь уверен.
554 Эта девушка наконец меня вызволила. Понимаешь, ее мать давала деньги тому поселку, и девушка не боялась, что ее за меня накажут. Только сперва взяла с меня клятву, что я вовек не выдам их убежище, и я не выдал. Никогда и никому и словом не обмолвился, тебе первой говорю. У девушки были только самые начальные признаки проказы.
555 Между тем он вытащил из конверта один-единственный отпечатанный на машинке листок – письмо и развернул его. Чека не было. Мартин заглянул в конверт, посмотрел его на свет, но не поверил своим глазам и дрожащими от спешки пальцами разорвал конверт. Чека не было. Он прочел письмо, торопливо промчался глазами по строчкам, бегло просмотрел место, где редактор хвалил рассказ.
556 Ничего нет в мире, кроме этого лица, и вовек не будет покоя, блаженного покоя, пока он, Мартин, не разобьет его в лепешку кровоточащими кулаками или пока кровоточащие кулаки, имеющие какое-то отношение к этому лицу, не разобьют в лепешку его самого. И уж тогда он так или эдак ли обретет покой. А счесть, что они просто квиты, – невозможно.
557 Он уже не стряпал разнообразные блюда. У него только и оставалось что неполный мешок риса и немного сухих абрикосов, и пять дней подряд он трижды в день готовил один лишь рис да абрикосы. Потом началась жизнь в кредит. Бакалейщик, которому он до сих пор платил наличными, перестал отпускать провизию, когда долг Мартина достиг огромной суммы.
558 Мартин не знал, что Руфь не понимает творческой радости. Слова эти она употребляла, от нее он и услышал их впервые. Она читала об этом, изучала это в университете, когда готовилась стать бакалавром изящных искусств, но сама неспособна была ни на самостоятельную мысль, ни на творческое усилие, и всё, что будто бы говорило о ее высокой культуре, она повторяла с чужих слов, все получено было из третьих рук.
559 Конечно, у меня будет время для занятий и для настоящей работы. В промежутках между ремесленными поделками я буду пробовать себя в серьезной литературе, буду заниматься и готовиться к серьезному литературному труду. Мне и самому удивительно, какой я уже прошел путь. Поначалу, когда я пробовал писать, мне писать было не о чем, разве что о пустячных случаях из моей жизни, и я не умел их толком понять и оценить.
560 Он читал, и в нем разгоралось бешенство. Он побагровел, стиснул зубы, и сам того не замечая, сжимал, разжимал и вновь сжимал кулак, будто держал какую-то гадину и хотел придушить ее насмерть. Сойдя с трамвая, он зашагал быстрым шагом разъяренного человека и с такой злостью нажал на звонок у двери Морзов, что сразу опомнился и вошел в дом уже с улыбкой, потешаясь над самим собой.
561 Он машинально пригнулся, и кулак, не задев его, скользнул мимо, противника рвануло вперед, крутануло. Мартин изо всей силы нанес короткий боковой удар левой. Противник рухнул на бок, вскочил, бешено кинулся на Мартина. Мартин увидел его искаженное неистовой злобой лицо, мельком подумал, с чего так зол на него этот парень. А тем временем, размахнувшись, нанес прямой удар левой.
562 Он стал наконец самим собой, поначалу сознательно и расчетливо, но вскоре увлекся – и радостно творил, воссоздавал перед глазами слушателей ту жизнь, какую знал, какой жил сам. Вот он матрос на контрабандистской шхуне, перехваченной таможенным катером. Он смотрел тогда во все глаза и теперь может рассказать, что видел.
563 Велосипед упражнял мускулы и, сберегая время для работы, позволял при этом встречаться с Руфью. Для велосипедиста парусиновые брюки до колен и старый свитер – костюм вполне приличный, и можно было во второй половине дня поехать на прогулку вдвоем. А поговорить с ней в доме Морзов больше не удавалось, там была в разгаре кампания развлечений, начатая ее матерью.
564 О гонорарах не упоминаю, ты о них не думала, но твои родители стали относиться ко мне по-другому в том числе и из-за них. Разумеется, всё это не лестно для меня. Но еще хуже то, что это заставляет меня усомниться в Любви, в таинстве любви. Неужто любовь так примитивна и вульгарна, что должна питаться внешним успехом и признанием толпы? Похоже на то.
565 Я после много про это думал. В библиотеку сколько много ходил, прорву книжек перебрал, да почти все мне не по зубам. Может, лучше начну я с самого начала. Учиться я толком не учился, никакой возможности не было. С детства трудился до седьмого пота, а теперь, как побывал в библиотеке, глянул на книжки совсем другими глазами, да и книжки совсем другие, сдается мне, не те я книжки прежде читал.
566 В море всегда за работой вполне можно было поразмыслить о своем. Капитану корабля было подвластно время Мартина, а вот хозяину гостиницы оказались подвластны и его мысли. Мартин только и думал что о выматывающей душу, изнуряющей тело работе. Ни о чем другом думать уже не было сил. Он больше не помнил, что любит Руфь. Она как будто и не существовала – загнанной душе некогда было о ней вспомнить.
567 И человек – лучшее, что создала природа. Это она обратила его любовь в сильнейшую движущую силу и увеличила ее могущество в мириады раз, наделив его даром воображения, она послала его в мир преходящий, чтобы он трепетал восторгом и нежностью и сливался с любимой. Рука Мартина под столом нашла рядом руку Руфи, и они обменялись жарким пожатием.
568 Но не успел опуститься, как опять его подкинуло. Он схватил топор и собрался убить Джо, как только окажется на земле. Но на землю он не вернулся. Вместо этого в два часа ночи Мария услышала через тонкую перегородку его стоны, вошла к нему в комнату и принялась согревать его горячими утюгами и прикладывать влажные тряпки к измученным болью глазам.
569 Вся эта пестрая мозаика мигом вспыхнула перед ним, не прервав беседу, не нарушив спокойное течение его мыслей. На экране воображения он увидел себя и милую прелестную девушку – они сидят напротив друг друга и беседуют на правильном языке в комнате, полной книг и картин, где все так изысканно и культурно, все озарено ярким светом незыблемого великолепия.
570 А труднее всего было захлопнуть учебник алгебры или физики, отложить книгу и карандаш, закрыть усталые глаза и уснуть. Сама мысль, что надо выключиться из жизни, даже так ненадолго, была ненавистна, и утешало одно, что уже через пять часов зазвенит будильник. Всё же он потеряет не больше пяти часов, а потом трезвон вырвет его из беспамятства, и начнется новый чудесный день.
571 Взгляд этот ранил его гордость. Лицо стало жестче, глаза сверкнули воинственно. Всё примечая, он спокойнее огляделся по сторонам, и в мозгу отпечаталась каждая мелочь красивого убранства этой комнаты. Ничто не ускользнуло от его зоркого взгляда, широко раскрытые глаза вбирали окружающую красоту, и воинственный блеск в них уступал место теплому сиянию.
572 И сквозь зыбкое трепещущее видение, словно сквозь сказочный мираж, он жадно глядел на женщину во плоти, что сидела перед ним и говорила о литературе и искусстве. Он и слушал тоже, но глядел жадно, не сознавая, что пожирает ее глазами, что в его неотступном взгляде пылает само его мужское естество. Но она, истая женщина, хоть и совсем мало знающая о мире мужчин, остро ощущала этот обжигающий взгляд.
573 Теперь ученичество окончено. Я знаю, как снаряжен. Даю голову на отсечение, каждый месяц я узнаю больше, чем обычный студент колледжа за год. Я это знаю, поверь. Я не стал бы тебе всё это рассказывать, но мне позарез необходимо, чтобы ты меня поняла. Это не похвальба. Мое мерило – книги. Сегодня твои братья – дикари, невежды по сравнению со мной, столько знаний я выжал из книг, пока они спали.
574 Я ощутил дыхание самой вселенной, и мне внятны песни и смех, свершение и страдание, борьба и смерть; и в мозгу рождаются картины, они родились, уж не знаю как, из дыхания травы, и я рад бы рассказать о них вам, миру. Но где мне? Я косноязычен. Вот сейчас я попытался дать вам понять, как действует на меня запах травы, и не сумел. Только и получился слабый, нескладный намек на мои мысли и чувства.
575 У капитана невесть откуда оказалось собрание сочинений Шекспира, которое сам он и не думал читать, и Мартин стал стирать на капитана, а взамен получил доступ к драгоценным томам. И так он погрузился в шекспировские драмы, так легко запечатлелись у него в памяти многие места, которые особенно пришлись по душе, что одно время весь мир стал ему представляться елизаветинскими трагедиями и комедиями и даже думать он начал белыми стихами.
576 И до чего же приятно, что рассказ так вот сразу приняли и напечатали. Радость была еще полнее от неожиданности, ведь редактор не известил Мартина, что рассказ принят. Он подождал неделю, две, две с половиной, наконец отчаяние взяло верх над скромностью и Мартин написал редактору, что, вероятно, коммерческий директор запамятовал о его небольшом гонораре.
577 Человек этот приспособил шпору – когда засыпал, в обмякшее тело впивалось стальное острие. И я сделал то же самое. Я смотрю на часы и решаю не убирать свою шпору до полуночи, или до часу, или до двух. И если засыпаю раньше времени, она меня пришпоривает. Месяцами я спал со шпорой. Я дошел до того, что пять с половиной часов сна стали мне казаться непозволительной роскошью. Теперь я сплю четыре часа.
578 За каникулы, которые я себе устроил, мне многое стало ясно. Я не надрывался до бесчувствия на тяжелой работе и не писал – во всяком случае, для печати. Была только любовь к тебе, да еще я много думал. И кое-что прочел, но это тоже значило думать, читал я главным образом журналы. Я размышлял о себе, о мире, о своем месте в мире, о своих возможностях, о том, сумею ли завоевать положение, достойное тебя.
579 Он раскрыл перед Мартином душу, поведал, как дальновидно, с каким размахом воздвигал сей монумент. И сейчас он тоже строит честолюбивые планы. Район этот разрастается. Лавка становится для него мала. Было бы помещение побольше, он бы ввел немало новшеств, которые сберегают труд, дают доход. И он этого добьется.
580 Слова так и просились на язык, и до Мартина дошло, что собеседник напоминает ему пассат, упорный, свежий и сильный. Спокойный человек, надежный, однако что-то в нем сбивает с толку. У Мартина было ощущение, что Колдуэл никогда не высказывается откровенно, до конца, как раньше нередко бывало ощущение, будто пассат никогда не дует в полную силу, всегда есть у него в запасе и еще силы, которые он никогда не пускает в ход.
581 Атмосфера дома Морзов, так резко отличающаяся от той, в какой жил Мартин, и сама близость Руфи укрепляли решимость взобраться на те же высоты. Не красота, живущая в нем, двигала им, не острое желание творить – он сражался ради нее. Он прежде всего и превыше всего любил. Всё остальное он подчинил любви. Отвага любящего затмила отвагу искателя знаний. Ведь мир изумлял не столько тем, что состоял из атомов и молекул, движимых необоримой силой, сколько тем, что в нем жила Руфь.
582 И тотчас вспышка воображения нарисовала ему в несчетных подробностях необъятное море житейской грязи, которое он знал, которое избороздил вдоль и поперек, и он простил Руфи, что она не поняла рассказа. Не могла она понять, и не ее это вина. Слава богу, что родилась и выросла в такой безгрешности. Но он-то знает жизнь, ее непотребство, а не только чистоту.
583 Он спустился по лестнице и вышел на улицу, спеша надышаться. В спертом воздухе квартиры он задыхался, а болтовня подручного доводила до бешенства. В иные минуты он еле сдерживался, готов был ткнуть того мордой в тарелку с кашей. Казалось, чем дольше Джим болтает, тем дальше отступает от него Руфь. Как стать достойным ее, когда водишь компанию с такой вот скотиной.
584 Мартину стало не до холодных ванн. Каждый гнал, и Джо властно подгонял мгновения, старательно собирал их в стадо, не терял ни единого, без конца пересчитывал, точно скупец золото, крутился как одержимый, как бешеный, неистовая машина, и помогала ей вторая искусная машина, которая думала, будто была когда-то человеком, неким Мартином Иденом.
585 Никогда еще не заглядывала она в глаза, излучающие такую силу. Перед ней был человек, для которого нет невозможного, – вот что прочла она в его взгляде, и, однако, он не умеет толково высказать свои мысли. Одно с другим как-то не вязалось. Сама же она рассуждала слишком сложно, а соображала стремительно и не способна была по справедливости оценить простоту.
586 Перед ней был человек, для которого нет невозможного, – вот что прочла она в его взгляде, и, однако, он не умеет толково высказать свои мысли. Одно с другим как-то не вязалось. Сама же она рассуждала слишком сложно, а соображала стремительно и не способна была по справедливости оценить простоту. Однако уже в том, как он пытался высказаться, она уловила внутреннюю силу.
587 Став внимательней к внешности, Мартин быстро заметил разницу: у трудового люда штаны пузырятся на коленях, а у всех, кто рангом повыше, ровная складка идет от коленей к башмакам. Узнал он и отчего так получается и вторгся в кухню сестры в поисках утюга и гладильной доски. Поначалу у него случилась беда: он непоправимо сжег одну пару брюк и купил новые.
588 Днем он работал, а после работы посещал вечернюю школу. Он всегда думал о будущем. Потом он поступил в полную среднюю школу, тоже вечернюю. Ему было только семнадцать лет, а он уже прекрасно зарабатывал в качестве наборщика, но он был честолюбив. Он хотел выдвинуться, а не только зарабатывать на хлеб, и готов был на многие лишения, чтобы в конце концов добиться успеха.
589 За столом с ними сидели механик, садовник, подручный садовника и двое или трое конюхов. Ели торопливо, угрюмо, разговаривали мало, и, слушая их, Мартин понял, как далеко он от них ушел. Их ограниченность угнетала его, не терпелось поскорей отделаться от этой компании. Так же наспех, как они, он проглотил дрянное водянистое варево и, когда оказался за порогом кухни, вздохнул с облегчением.
590 Женщины часто его добивались, сам же он ничуть их не добивался; и никогда бы не подумал, что благодаря ему иные женщины становились лучше. До сих пор он смотрел на них с беззаботной снисходительностью, а теперь ему казалось, женщины вечно цеплялись за него, тянули вниз своими грязными руками. Было это несправедливо по отношению к ним и к себе.
591 До сих пор он смотрел на них с беззаботной снисходительностью, а теперь ему казалось, женщины вечно цеплялись за него, тянули вниз своими грязными руками. Было это несправедливо по отношению к ним и к себе. Но, впервые задумавшись о самом себе, он и не мог судить по справедливости, прошлое теперь виделось ему позорным, и он сгорал от стыда.
592 Жгло желание стать вровень с ней в обществе, и опять и опять сверлила мысль, каким бы способом ее завоевать, и возникали в сознании смутные планы. А еще, когда он украдкой взглядывал на сидящего напротив Нормана или на кого-нибудь другого, проверяя, каким ножом или вилкой надо сейчас орудовать, черты каждого запечатлевались в мозгу, и невольно он старался разобраться в них, угадать, – что они для нее.
593 Ничего не писал, не раскрывал книги. Он много ходил, гулял среди холмов, долгими часами слонялся по тихим паркам. Не было у него ни друзей, ни знакомых, и он не заводил знакомств. Не хотелось. Неведомо откуда он ждал какого-то толчка, который снова привел бы в движение его остановившуюся жизнь. А пока жизнь его замерла, – бесцельная, пустая, бесполезная.
594 Вам необходимо систематическое образование, его могут дать лишь опытные учителя. Вам надо изучить самые основы. Мистер Хилтон прав, и на вашем месте я поступила бы в вечернюю школу. За полтора года вы пройдете там двухлетний курс. Кроме того, дни у вас останутся свободными и вы сможете писать или, если не сумеете этим зарабатывать на жизнь, будете где-нибудь служить.
595 Правда, причудливые суждения Мартина в первую минуту ее тревожили, но она приписывала их своеобразию натуры этого человека и его удивительной жизни и быстро забывала. Однако, хотя она и не одобряла его взглядов, горячность Мартина, блестящие глаза, искренность, которой дышало его лицо, неизменно приводили ее в трепет, влекли к нему.
596 Она бы никогда не подумала, что у этого выходца из совсем другого мира в такие минуты бывали прозрения, недоступные ей, и что мыслит он и шире и глубже. Ее ограниченность была ограниченностью ее мирка; но ум ограниченный не замечает своей ограниченности, видит ее лишь в других. А потому Руфь полагала, что мыслит широко и, если их взгляды расходятся, виной тому ограниченность Мартина.
597 Так и теперь – он ждал, приглядывался к Руфи, ему отчаянно хотелось заговорить о своей любви, но он не смел. Боялся ее испугать и не был уверен в себе. И даже не догадывался, что ведет себя именно так, как надо. Любовь появилась на свете еще прежде членораздельной речи, с первых же шагов научилась выражать себя самыми верными способами и уже никогда не забывала их.
598 То же самое и в литературе – писатель должен быть всемогущ. Ты ведь согласишься с правом писателя раскрывать тайные мысли героини, хотя прекрасно знаешь, что героиня думала обо всём этом наедине с собой, и ни автор, ни кто другой не могли подслушать ее мысли. Так же и в театре, в скульптуре, в опере, во всех видах искусства. Какие-то противоречия неизбежны, их надо принимать.
599 У него перехватило горло, он чуть не заплакал. И вспомнилось его первое сражение, в шесть лет, он тогда отбивался кулаками, по щекам бежали слезы, а его противник, двумя годами старше, лупцевал и тузил его так, что Мартин совсем обессилел. Он упал наконец, корчась в приступах тошноты, из носа струилась кровь, из подбитых глаз градом катились слезы, а кольцом обступившие их двоих мальчишки дико вопили.
600 Парадная дверь Морзов закрылась, и, спускаясь с крыльца, он вдруг отчаянно растерялся. Оказалось, сопровождать ее на лекцию не одно только блаженство. Неизвестно, как себя вести. Ему случалось видеть, как ходят по улицам люди ее круга – обычно женщина идет под руку с мужчиной. Но бывает, опять же, что идут и не под руку, неизвестно, может, под руку ходят только вечером, или только мужья с женами, или вообще родня.
601 Она и не подозревала, что ее снисходительность к нему может быть вызвана какими-то иными причинами. Да и как ей было понять. До двадцати четырех лет она прожила в безмятежном равновесии, ни разу даже не влюбилась, а потому не умела разбираться в своих чувствах; не испытав еще жара настоящей любви, не сознавала, что сейчас в ней разгорается любовь.
602 Руфь не очень понимала, что происходит. Она никогда еще не испытывала сердечных треволнений. Все познания по этой части она брала из книг, где по прихоти автора всё повседневное преображается в сказку; она не подозревала, что этот неотесанный матрос прокрадывается к ней в сердце, что там копятся потаенные силы, что однажды они вырвутся на свободу и в ней забушует пожар. Истинного пламени любви она не знала.
603 Но все равно за столом пришла неизбежная реакция, после напряженного рабочего дня никаких сил не осталось. Он сознавал, что глаза у него усталые и внутри накипает досада. Вспомнилось, что за этим самым столом, где теперь он ощущал презрение, а чаще скуку, он когда-то впервые обедал среди образованных людей, приобщался к тому, что казалось ему высшей культурой и утонченностью.
604 Я чувствую, как это огромно, а начинаю говорить, выходит детский лепет. До чего трудная задача – передать чувство, ощущение такими словами, на бумаге или вслух, чтобы тот, кто читает или слушает, почувствовал или ощутил то же, что и ты. Это великая задача. Вот я зарываюсь лицом в траву, вдыхаю ее запах, и он повергает меня в трепет, будит тысячи мыслей и образов.
605 Бедняк, рабочий – само происхождение Мартина уже клеймо, но так бесстыдно выставлять его напоказ перед всем миром, перед ее миром – это уже слишком. Хотя ее помолвка держалась в тайне, об их давних, постоянных встречах не могли не судачить; а в кондитерской оказалось несколько ее знакомых, и они украдкой поглядывали на ее поклонника и его свиту. Руфь не обладала душевной широтой Мартина и не способна была стать выше своего окружения.
606 За прокат машинки не плачено два месяца, и агентство требует либо денег, либо машинку. В отчаянии, почти готовый сдаться, заключить перемирие с судьбой, пока не соберется с силами для новой битвы, он решил держать экзамены на железнодорожного почтового служащего. К своему удивлению, он прошел первым. Место было обеспечено, но когда откроется вакансия, этого не знал никто.
607 Дыхание перехватило, удары сердца отдавались в горле – не вздохнуть. Никогда еще она не казалась такой близкой. В этот миг через глубокую пропасть, разделявшую их, перекинулся мост. Но его чувство к ней вовсе не стало от этого менее возвышенным. Не она опустилась до него. Это он воспарил в облаках и его подняло к ней.
608 Никогда еще она не казалась такой близкой. В этот миг через глубокую пропасть, разделявшую их, перекинулся мост. Но его чувство к ней вовсе не стало от этого менее возвышенным. Не она опустилась до него. Это он воспарил в облаках и его подняло к ней. Он и в этот миг преклонялся перед ней, это было сродни благоговейному пылу верующего.
609 Однажды Мартин провожал Лиззи в вечернюю школу, и она перехватила взгляд, который бросила на него хорошо одетая красивая дама. Взгляд задержался чуть дольше, был несколько внимательней, чем полагается, Лиззи поняла, что он означает, вся гневно напряглась. Мартин заметил это, заметил и причину и сказал, что уже привык к таким взглядам, на него они вовсе не действуют.
610 И в тот же миг он осознал свое жалкое косноязычие. Господи, если бы он мог передать ей словами то, что видел сам. Взволновало, мучительной тоской отозвалось желание нарисовать те картины, что, незваные, вспыхивали в зеркале памяти. А, вот оно, тайна приоткрылась ему. Вот что, оказывается, делали великие писатели и замечательные поэты. Вот почему они стали титанами. Они умели выразить то, что думали, чувствовали, видели.
611 Никогда еще он не был в банке, тем более по делу, и на него напало наивное, ребяческое желание зайти в один из больших оклендских банков, небрежно кинуть чек и получить сорок долларов наличными. Однако практический здравый смысл подсказывал разменять чек у бакалейщика и тем самым поднять веру в свою кредитоспособность.
612 На него напало наивное, ребяческое желание зайти в один из больших оклендских банков, небрежно кинуть чек и получить сорок долларов наличными. Однако практический здравый смысл подсказывал разменять чек у бакалейщика и тем самым поднять веру в свою кредитоспособность. Мартин нехотя покорился доводам в пользу бакалейщика, заплатил ему сполна и получил сдачу звонкой монетой.
613 А вслед за ними идут газетные и журнальные критики, опять же почти сплошь несостоявшиеся писатели. Не уверяй меня, будто они не мечтали творить, не пытались писать стихи или прозу, пытались, да не вышло. Недаром рядовая рецензия тошнотворна, как рыбий жир. Ты же знаешь мое мнение о рецензентах и так называемых критиках. Правда, есть и замечательные критики, но они редки, словно кометы в небе. Если я провалюсь как писатель, в самый раз заделаться редактором.
614 Душа ко всему оставалась глуха. Мимолетна была и радость от встречи с Джо. Уже через минуту и сам Джо, и необходимость вести с ним разговор стали ему тягостны. Итак, Мартин закрыл глаза и спокойно, безмятежно проспал восемь часов. Ничто не тревожило его сон. Он не ворочался, спал без сновидений. Уснуть – значило забыться, и, просыпаясь по утрам, он просыпался нехотя. Жизнь надоела и постыла, и неизвестно было, как убить время.
615 Всегда искал принцип, лежащий за этим и под этим. Он хотел знать, как что сделано, тогда он сможет сделать это сам. Ему мало было видеть прекрасный лик красоты. В тесной своей комнатушке, где кухонный чад смешивался с неистовым шумом и гамом Марииной босоногой команды, он препарировал красоту – препарировал, изучал анатомию красоты, – и приближался к тому, чтобы создавать ее самому.
616 А потом он обернулся и увидел девушку. И вихрь призрачных картин растаял. Он увидел бледное воздушное создание с облаком золотистых волос и одухотворенным взглядом огромных голубых глаз. Он не заметил, что на ней надето, знал только, что одежда была такая же поразительная, как она сама. Хрупкий золотистый цветок на тоненьком стебле.
617 Он увидел бледное воздушное создание с облаком золотистых волос и одухотворенным взглядом огромных голубых глаз. Он не заметил, что на ней надето, знал только, что одежда была такая же поразительная, как она сама. Хрупкий золотистый цветок на тоненьком стебле. Нет, дух, божество, богиня – земля не могла породить такую возвышенную красоту.
618 Она изгоняла низменную прозу жизни, затопляла душу красотой, возвышала, у него вырастали крылья. Той музыки, что играла Руфь, он не понимал. Совсем по-другому барабанили по клавишам в дансингах и ревела медь духовых оркестров, а ничего иного он не слышал. Но в книгах что-то попадалось о такой вот музыке, и игру Руфи он принимал больше на веру.
619 Той музыки, что играла Руфь, он не понимал. Совсем по-другому барабанили по клавишам в дансингах и ревела медь духовых оркестров, а ничего иного он не слышал. Но в книгах что-то попадалось о такой вот музыке, и игру Руфи он принимал больше на веру, поначалу терпеливо ожидая певучей мелодии, ясного, простого ритма, озадаченный тем, что ритмы постоянно менялись.
620 И стала Мария домовладелицей и хозяйкой молочной фермы, и у нее появился и неуклонно рос счет в банке, несмотря на то что весь ее выводок обзавелся башмаками и ходил в школу. Мало кому посчастливится встретить сказочного принца, об этом можно только мечтать, но Мария, вечная труженица, женщина трезвая, которая отродясь не мечтала ни о каких сказочных принцах, повстречала своего принца в обличье бывшего рабочего из прачечной.
621 И если она читала вслух свои любимые строфы, Мартин наслаждался безмерно. Никогда ни у одной женщины не слышал он такого голоса. Малейший его звук воспламенял любовь, каждое слово повергало в волнение и трепет. Голос ее покорял, как музыка, богатством оттенков, мягкостью и глубиной – такое рождают культура и утонченность души. Он слушал ее, а в памяти звучали резкие крики темнокожих дикарок и злобных старых ведьм.
622 Мысль эта возмутила девушку. Будто вдруг обнаружилась неведомая ей дотоле порочность ее натуры. К тому же физическая сила в ее глазах – нечто грубое, вульгарное. Идеалом мужской красоты для нее всегда была изящная стройность. И однако мысль оказалась упорной. Откуда оно, желание обхватить руками загорелую шею гостя, недоумевала она. А суть в том, что сама она была отнюдь не крепкая, и тело ее и душа тянулись к силе.
623 Совсем рядом с дерзкими вызывающими глазами этой девушки сияли ему из непостижимых глубин непорочности ясные лучистые, точно у святой, глаза Руфи. И он ощутил, как в нем встрепенулись силы. Он лучше своего окружения. Жизнь для него означает больше, чем для этих фабричных девчонок, которые только и думают о мороженом да ухажере. А ведь в мыслях он всегда жил иной, тайной жизнью.
624 Святые на небесах чисты и непорочны – как может быть иначе? Тут не за что восхвалять. Но святые среди мерзости – вот где вечное чудо! Вот ради чего стоит жить. Видеть нравственное величие, что поднимается из гнусной клоаки, подняться самому и еще не отмытыми от грязи глазами впервые приметить красоту, далекую, едва различимую; видеть, как из слабости, немощи, порока, из зверской жестокости возникает сила, и правда, и высокий благородный талант.
625 Но у него зрение было превосходное, да и вообще превосходное, редкостное здоровье. К тому же ум у него был вовсе не тронутый. Всю жизнь оставался нетронутым, не ведающим отвлеченных мыслей, какие может зародить книга, он был точно добрая почва, – и вполне созрел для посева. Его не изнуряли ученьем, и он так жадно вгрызался в книжную премудрость, что не оторвешь.
626 Тем временем Мартин раскопал в библиотеке еще один клад. Если грамматика дала ему понятие о том, как строится язык, то эта книга дала понятие о том, как строится поэзия, и за дорогой ему красотой он стал различать размеры, ритмику и форму, стал постигать, как и отчего возникает красота. Еще одна современная книга, которая ему попалась, рассматривала поэзию как реалистическое искусство, рассматривала всесторонне, со множеством примеров из лучших произведений.
627 Спрос в торговле изменчив, и он выпишет товары, только когда приедет на Таити и узнает, что сейчас в ходу. А можно чтобы их доставили из Австралии. На том он с удовольствием и порешил. Незачем сразу же что-то делать, ведь что-либо делать сейчас неприятно. Довольный, он возвращался в гостиницу, предвкушая, как усядется в удобное глубокое кресло, и, войдя в номер, внутренне застонал – в кресле сидел Джо.
628 И сразу же воспоминания перенесли к Гранд-отелю в Иокогаме, там с обочины тротуара он тоже видел таких важных дам. Теперь перед глазами замелькали бесчисленные картины самого города Иокогамы и тамошней гавани. Но угнетенный тем, что ему сейчас предстояло, он постепенно погасил калейдоскоп памяти. Он знал, надо встать, тогда тебя познакомят, и неловко поднялся с кресла.
629 Теперь перед глазами замелькали бесчисленные картины самого города Иокогамы и тамошней гавани. Но угнетенный тем, что ему сейчас предстояло, он постепенно погасил калейдоскоп памяти. Он знал, надо встать, тогда тебя познакомят, и неловко поднялся с кресла, и вот он стоит – брюки на коленях пузырятся, руки нелепо повисли, лицо напряглось в ожидании неизбежной пытки.
630 Потом он заложил часы, а там и велосипед и, урезав расход на еду, купил марок, наклеил на все рукописи и снова их разослал. Ремесленная работа его разочаровала. Никто не желал покупать его поделки. Он сравнил их с теми, что печатались в газетах, в еженедельниках и дешевых журнальчиках, и решил, что его мелочишки лучше среднего уровня, куда лучше, – и, однако, их не покупали.
631 В нем пробуждалась прежняя чудесная окрыленность. Тело стало невесомым, и весь он – дух, уже не прикованный к земле; и в нем и вокруг разливалось ослепительное сияние; а потом всё окружающее исчезло, его подхватило, и он, качаясь, взмыл над миром, над бесконечно дорогим ему миром. Перед глазами теснились несчетные яркие картины, в них смешалось знакомое и незнакомое.
632 Он входил в неведомые гавани омытых солнцем земель, бродил по базарам меж дикарей, каких еще никто никогда не встречал. Он вдыхал ароматы пряных островов, он лавировал в полосе пассатов среди увенчанных пальмами коралловых островков, утопающих в бирюзовом море позади и всплывающих в бирюзовом море впереди. Картины эти возникали и исчезали, быстрые как мысль.
633 Его изумило, как тонко этот поэт чувствует жизнь, какой он проницательный психолог. Для Мартина психология была новым словом. Он купил толковый словарь, что нанесло изрядный урон его кошельку и приблизило день, когда придется снова уйти в плаванье, чтобы опять заработать денег. К тому же это привело в ярость шурина, который предпочел бы, чтобы Мартин отдавал свои деньги в уплату за жилье.
634 Но самая серьезная перемена произошла в его речи, и именно это было ей всего приятнее. Он стал говорить не только правильнее, но и непринужденней, и его словарь стал много богаче. Однако стоило ему разволноваться или увлечься, и он опять ошибался в произношении слова, неправильно строил фразу. И случалось, смущенно запинался, вставляя в разговор лишь недавно выученное слово.
635 Когда с ума сходишь от любви, на всё пойдешь ради поцелуя, но не маяться же ради тридцати тысяч в год. Нет, не по душе ему карьера мистера Батлера. В конце концов, было в таком успехе что-то жалкое. Тридцать тысяч в год, конечно, хорошо, но больные кишки и неспособность радоваться простым человеческим радостям начисто обесценивают этот роскошный доход.
636 Закатанные рукава, руки в мыльной пене, намокшая грубая мешковина, повязанная вместо фартука, говорили яснее ясного, за каким занятием ее застали. Ее постояльца спрашивали двое таких важных господ, что она совсем разволновалась и забыла пригласить их в крохотную гостиную. Направляясь в комнату Мартина, они прошли через кухню, черную, полную сырости и пара, оттого что в разгаре была большая стирка.
637 Открыли ведь другие секрет выразительности, обратили слова в послушных слуг, ухитряются так их сочетать, что вместе слова эти значат куда больше, чем сумма их отдельных значений. Мартина глубоко взволновала приоткрывшаяся ему тайна, и опять засияли перед ним залитые солнцем просторы и звездные бездны. А потом он заметил, какая стоит тишина, и увидел, что Руфь весело смотрит на него и глаза ее смеются.
638 Я напишу и еще такое и лучше, но писать буду в свободное время. Теперь я больше не витаю в облаках. Сперва поденщина и заработок, а уж потом шедевры. Я написал вчера вечером полдюжины шуточек для юмористических еженедельников, просто чтобы показать тебе, а когда собрался спать, мне вдруг вздумалось на пробу написать триолет, тоже шуточный, и за час я их сочинил четыре.
639 Гертруда ждала на углу трамвая и первая увидела брата, заметила, какое у него напряженное, исхудалое лицо, какое отчаяние и тревога в глазах. Мартина и вправду терзали тревога и отчаяние. Он только что был у ростовщика, пытался выжать еще немного денег за велосипед, но тщетно. С наступлением дождливой осени Мартин заложил велосипед, а черный костюм придержал.
640 Таинственный мир суровых людей и еще более суровых дел, мир, недоступный ей, оставил на нем рубцы и шрамы. Он неприручен, дик, и то, как он покорен ей, в глубине души льстило ее тщеславию. Да еще родилось самое обыкновенное желание приручить дикаря. Желание неосознанное, у нее и в мыслях не было, что она хочет вылепить его по образу и подобию своего отца, которого она считала прекраснейшим человеком.
641 Как любят друг друга в этой семье. Ему вновь представилась встреча Руфи с матерью – вот они поцеловались, вот идут к нему обнявшись. В его мире таких нежностей между родителями и детьми не увидишь. Ему открылось, каких вершин достиг мир, стоящий над тем, где обретается он. Это – самое прекрасное из того немногого, что уловил здесь его беглый взгляд. Он был глубоко тронут, и нежность, рожденная пониманием, смягчила сердце.
642 А вот глаза рядом с ними, глаза как у святой, – они предлагали все мыслимое и немыслимое, до чего он еще и додуматься не мог. Книги и картины предлагают они, красоту и покой и все утонченное изящество более возвышенного существования. Ему знаком ход каждой мысли этой черноглазой. Все равно как часовой механизм. Можно проследить движение каждого колесика.
643 Зрелище это было ей неприятно. Оно оскорбляло ее чувства. Но все ее существо, каждая клеточка стремились к этой силе, томились по ней, и, чем бы отшатнуться от Мартина, она опять, сама не зная как, потянулась к нему. И в следующий миг, когда Мартин сжал ее в объятиях, ее рассудок, такой далекий от глубин жизни, вознегодовал, а женское сердце, которому ведома сама суть жизни, торжествовало и ликовало.
644 За этим столом он насыщал свою любовь к красоте, еда здесь оказалась неким эстетическим действом. И интеллектуальным тоже. Ум его был взбудоражен. Здесь он слышал слова, значения которых не понимал, и другие, которые встречал только в книгах, – никто из его окружения, ни один мужчина, ни одна женщина, даже произнести бы их не сумели.
645 Он слушал, как слова эти слетают с языка у любого в этой удивительной семье, и его пробирала дрожь восторга. Вот оно необыкновенное, прекрасное, полное благородной силы, про что он читал в книгах. Он был в том редком, счастливом состоянии, когда видишь, как твои мечты гордо выступают из потаенных уголков фантазии и становятся явью.
646 И сейчас за столом, уронив голову на руки, Мартин со счастливым волнением увидел себя в тот далекий миг – его шатает, он задыхается, давится кровью с разбитых губ, и все равно неверной походкой движется на Чурбана, сплевывает кровь, чтоб заговорить, и орет, что никакие не квиты, а если Чурбан желает, пускай сдается. Но нет, Чурбан не сдался и сражение продолжалось.
647 Мешало и другое. Он никогда еще не любил. В его насыщенном событиями прошлом женщины нравились ему, иные увлекали, а вот настоящей любви он не знал. Стоило небрежно, по-хозяйски свистнуть, и женщина уже тут как тут. То были просто развлечения, эпизоды, часть игры, в которую играют мужчины, но почти всегда далеко не самая важная для них часть. А теперь он впервые оказался в роли просителя – нежного, робкого, неуверенного.
648 Стать репортером сейчас, когда у меня только-только складывается, кристаллизуется свой стиль, для меня как писателя – самоубийство. Ведь каждый такой рассказик, каждое слово каждого рассказика было насилием над собой, писалось вопреки уважению к себе, вопреки моему уважению к красоте. Поверь, от этого занятия меня тошнит. Грех этим заниматься. И втайне я был доволен, когда их не покупали.
649 Он согнул руку в локте, чуть-чуть согнул, на пробу, словно и не предлагал ей, а небрежно, вроде он всегда так ходит. И чудо свершилось. Руфь взяла его под руку. От этого прикосновения он ощутил восхитительный трепет, на несколько мгновений словно оторвался от земли и вместе с ней парил в воздухе. Но скоро опять спустился на землю, встревоженный новым осложнением.
650 Всё это Мартин понимал, но это никак не мешало ни его любви к Руфи, ни ее любви к нему. Слишком прекрасна, слишком благородна любовь, слишком он ей верен, чтобы запятнать свое чувство, осуждая за что-то любимую. Не все ли равно для любви, что Руфь по-иному смотрит на искусство, на то, как следует себя вести, на избирательные права для женщин. Это всё детища ума, а любовь не знает логики, она выше разума.
651 Он был мертв. Казалось, мертва душа. Он обратился в скотину, в рабочую скотину. Стал слеп к красоте солнечных лучей, просквозивших зеленую листву, и глух к лазури небосвода, которая, бывало, нашептывала ему о просторах вселенной, о тайнах, трепетно ждущих – когда же их раскроют. Жизнь казалась нестерпимо бессмысленной и скучной, от нее мутило.
652 Он стал слеп к красоте солнечных лучей, просквозивших зеленую листву, и глух к лазури небосвода, которая, бывало, нашептывала ему о просторах вселенной, о тайнах, трепетно ждущих – когда же их раскроют. Жизнь казалась нестерпимо бессмысленной и скучной, от нее мутило. Зеркало внутреннего зрения скрыла черная завеса, а воображение лежало в затемненной больничной палате, куда не проникал ни единый луч света.
653 На другой день, оправясь от морской болезни, все пассажиры высыпали на палубу, и чем больше народу видел Мартин, тем сильней в нем росла неприязнь. И однако он понимал, что несправедлив. Это неплохие и добрые люди, заставлял он себя признать, но тут же уточнял: неплохие и добрые как все буржуа, со всей присущей их сословию духовной ограниченностью и скудоумием.
654 Скоро должны выйти две его книги, а есть у него в запасе и рукописи, которые, возможно, всё же найдут издателя. Они принесут деньги, он подождет и уж тогда, богачом, отправится в Южные моря. На Маркизах есть одна долина возле бухты, ее можно купить за тысячу чилийских долларов. От подковообразной закрытой бухты долина уходит к головокружительным, увенчанным облаками горным пикам, и в ней добрых десять тысяч акров.
655 Вдоль всего вагона кулаки молотили по лицам. Так Джимми с приятелями на всех подножках трамвая отражали атаку. Трамвай затрезвонил вовсю, рванулся вперед, и, отбив последних нападающих, Джимми со своими соскочил наземь, чтобы довести дело до конца. Трамвай помчался дальше, оставив далеко позади шквал битвы, а ошарашенные пассажиры и думать не думали, что причина переполоха – спокойный молодой человек и хорошенькая работница.
656 Он взялся было за главу из Фиска, но не мог сосредоточиться и закрыл книгу. Сегодня начинается новое сражение – на какое-то время он перестанет писать. В нем поднялась печаль сродни той, с какой покидаешь отчий дом и семью. Он посмотрел на сложенные в углу рукописи. Вот оно. Он уходит от них, от своих злосчастных, опозоренных, всеми отвергнутых детей. Он нагнулся, стал их листать, перечитывать отдельные куски.
657 И всё же ловко смастерив машину и преобразовав Мариину кухню-прачечную, Мартин непоправимо уронил себя в глазах Марии. Романтический ореол, которым его наградило ее воображение, поблек в холодном свете истины: он бывшая прачка. Все его книги, и важные его друзья, которые приезжали к нему в колясках или приносили несчетные бутылки виски, всё уже не имело значения.
658 Мартин не разозлился. Его это даже не задело. Он терпеливо выслушал мистера Морза, спрашивая себя, легко ли далось этому господину такое унижение. И приглашения не отклонил. Просто неопределенно обещал как-нибудь заглянуть и спросил о семье, особенно о миссис Морз и Руфи. Не запнулся, вполне естественно произнес ее имя, хотя втайне удивился, что не ощутил внутреннего трепета, не застучало чаще сердце, не обдало жаркой волной.
659 Представилось, до чего он был жалок в ту далекую пору: смущенный дикарь, мучительно перепуганный, весь в поту, озадаченный множеством непонятных штучек, с помощью которых следовало есть, как он трепетал перед грозным лакеем, как пытался с маху приобщиться к жизни, что ведут в этом обществе, на головокружительных высотах, а под конец решил честно быть самим собой, не прикидываясь, будто всё ему понятно, будто он знает, как себя здесь вести.
660 Два с половиной доллара он платил за комнатушку, которую снимал у португалки Марии Сильва, вдовы, лихой бабы, она тяжело трудилась, а нрав у нее был и того тяжелей, и ухитрялась с грехом пополам прокормить целую ораву ребятишек, а горе и усталость порой заливала дешевым некрепким вином. Поначалу Мартин возненавидел эту бабу и ее сквернословие, но, глядя, как мужественно она борется с нищетой, стал ей восхищаться.
661 У каждого был свой взгляд на вещи, хотя взгляды их зачастую оказывались противоположными; и хотя спорили они остроумно и находчиво, но не поверхностно. Мартин скоро понял – это было ясно, о чем бы ни зашла речь, – что у каждого есть связная система знаний и цельное, хорошо обоснованное представление об обществе и о вселенной. Они не пользовались готовыми мнениями, все они, каждый на свой лад, были мятежники, и никто не изрекал избитых истин.
662 И опять заглянула в глаза. Вся извечная женская суть красноречиво выразилась в этом взгляде. И он без труда разгадал ее, и уже знал наверняка, что, едва он пойдет в наступление, она начнет застенчиво, мягко уклоняться, готовая в любую минуту дать обратный ход, окажись он недостаточно напорист. И потом, все-таки он живой человек, не мог он не ощутить, как она привлекательна, и конечно же, ее внимание льстило мужскому тщеславию.
663 Он продолжал вгрызаться в теорию эволюции, чем дальше, тем уверенней сам овладевал предметом, да еще черпал подтверждения в трудах многих и многих ничем не связанных между собой авторов. Чем больше он читал, тем шире оказывался круг знаний, ему еще неведомых, и он непрестанно горевал, что в сутках всего-навсего двадцать четыре часа.
664 Не придумаешь, на что их всё и потратить. Он напал на золотую жилу. Из нее можно черпать и черпать. Он купит еще одежды, подпишется на разные журналы, купит десятки справочников, а то ходи каждый раз в библиотеку. И все равно большая часть четырехсот двадцати долларов остается неистраченной. Он не знал, как тут быть, пока не додумался нанять прислугу Гертруде и купить Мери велосипед.
665 Но что это значит – владеть ею, представлялось туманно, совсем не похоже на то, что он прежде понимал под обладанием. Он возносился на крыльях сумасбродного честолюбия, и вот он уже вместе с ней достигает невообразимых высот, делит с ней мысли, упивается всем, что есть прекрасного и благородного. Ее душой – вот чем он хотел завладеть, стремился к обладанию, очищенному от всего низменного, к свободному единению душ, но додумать это не умел.
666 Мартин стал читать, и поначалу вспыхнул, а потом побледнел. Это было само совершенство. Форма одержала победу над содержанием, если это можно назвать победой – всё содержание, до последнего атома, было выражено с таким мастерством, что у Мартина от восторга закружилась голова, на глаза навернулись жаркие слезы, по спине пошел холодок. То была большая поэма – причудливая, поразительная, загадочная.
667 Я знаю, что говорю бессвязно, но я стараюсь растолковать свою мысль. Она пришла мне в голову, пока я вас слушал, и я не успел отточить формулировки. Вы сами говорили о слабости человека, которая мешает ему всесторонне осмыслить происходящее. И сами же – так мне кажется – оставляете в стороне роль биологии, саму материю, то важнейшее, из чего сотканы все искусства, основу и нить всех человеческих деяний и свершений.
668 Похоже, они винтики в какой-то машине. Он изливает душу в рассказах, очерках, в стихах и вверяет их этой самой машине. Аккуратно складывает листы, вкладывает в большой конверт вместе с рукописью столько-то марок, заклеивает конверт, лепит на него еще марки и опускает в почтовый ящик. Конверт отправляется в путь, а через какое-то время почтальон приносит ему рукопись уже в другом большом конверте, а на нем те самые марки, которые он приложил, отсылая ее.
669 Для него деньги – время. Столько еще есть всего, что куда важнее латыни, столько областей знания громко и властно взывают к нему. И надо писать. Надо зарабатывать деньги. А его еще ни разу не напечатали. Два десятка рукописей без конца скитаются по журналам. Как другим удается печататься? Долгими часами просиживал он в публичных библиотеках, жадно, пристально вчитывался в написанное другими, сравнивал со своим.
670 Живое воображение Мартина, как всегда, не дремало. Мозг его был словно богатая кладовая, где память хранила множество фактов и вымыслов, и доступ к ним всегда открытый, всё в полном порядке, всё к его услугам. В любую минуту, что бы ни случилось, Мартин мигом находил в своих запасниках контрастный или схожий образ. Получалось это само собой, и воображаемое неизменно сопутствовало тому, что совершалось въяве.
671 Мартин узнал также, что по вечерам он выступает перед рабочими в Муниципальном парке и что среди анархистов и социалистов, которые там будоражат умы, он привлекает больше всего народу и произносит самые революционные речи. Молокосос живо описал жалкую комнатушку Мартина с керосинкой и единственным стулом и его приятеля, жуткого бродягу, который выглядит так, будто он только что вышел из одиночной камеры после двадцати лет заточения в крепости.
672 Всё это и еще больше вложил Мартин в рассказ, и, глядя, как она сидит и слушает, поверил, что это ее и взволновало. Глаза ее широко раскрылись, бледные щеки разгорелись, и под конец ему казалось, она сейчас задохнется. А Руфь и вправду была взволнована, но не рассказом, а им самим. Рассказ не произвел на нее впечатления.
673 Она поймала себя на том, что ей любопытно: а каково это быть замужем, и, осознав своеволие и пыл этой мысли, ужаснулась. Это нескромно, так на нее непохоже. Женское естество не донимало Руфь, до сей поры она жила в царстве грез, куда увел ее Теннисон. И даже тончайшие намеки этого тончайшего поэта на грубость, которая вторгалась в отношения королев и рыцарей, ей не были внятны.
674 Даже тончайшие намеки этого тончайшего поэта на грубость, которая вторгалась в отношения королев и рыцарей, ей не были внятны. Всегда она жила в полудреме, и вот жизнь властно, повелительно стучится во все ее двери. Ум, объятый страхом, требовал запереться на все замки и засовы, а взбунтовавшиеся инстинкты побуждали распахнуть врата навстречу непонятному и чудесному гостю.
675 Пока Мартин не полностью превзошел искусство сочинять короткие рассказы для газет, он разработал с полдюжины схем и, выстраивая рассказ, постоянно в них заглядывал. Схемы эти напоминали хитроумные таблицы, какие в ходу у математиков, они состояли из десятков клеток и множества рядов, их можно было читать сверху вниз, снизу вверх, справа налево, слева направо, и, не думая, не рассуждая, черпать из них тысячи различных решений.
676 Потом Мартин почитал, что пишут о нем и о его популярности, вернее, уже о громкой славе. Всё, что им создано, было кинуто публике сразу, одним щедрым взмахом. Пожалуй, отсюда и весь шум. Публика восторгается им, как восторгалась Киплингом в ту пору, когда тот лежал на смертном одре, – вся чернь, движимая всё тем же стадным чувством, вдруг схватилась его читать.
677 Ясней ясного стало зеркало внутреннего зрения, и снова в нем засияли, мгновенно сменяя друг друга, мимолетные образы. Чудо и красота идут с ним об руку, снова он всемогущ. Он пытался рассказать про это Джо, но у Джо были свои видения – наивернейшие планы, как сбросить ярмо прачки и гладильщика и самому стать владельцем распрекрасной паровой прачечной.
678 Тупые лица, неповоротливые мозги, не люди, а какие-то двуногие скоты. Что у него с ними общего? Мартином овладело отчаяние. Тем, кто наверху, Мартин сам по себе вовсе не нужен, а вернуться к своему классу, к тем, кому он был нужен в прошлом, невозможно. Они ему не нужны. Теперь они так же невыносимы, как тупоумные пассажиры первого класса и шумливая молодежь.
679 К нему хлынули и деньги и слава; он вспыхнул в литературе подобно комете, но вся эта шумиха не слишком его трогала, разве что забавляла. Одно его изумляло, сущий пустяк, которому изумился бы литературный мир, узнай он об этом. Но мир был бы изумлен скорее не этим пустяком, а изумлением Мартина, в чьих глазах пустяк этот вырос до громадных размеров.
680 Одно его изумляло, сущий пустяк, которому изумился бы литературный мир, узнай он об этом. Но мир был бы изумлен скорее не этим пустяком, а изумлением Мартина, в чьих глазах пустяк этот вырос до громадных размеров. Судья Блаунт пригласил его на обед. Да, пустяк, но пустяку предстояло вскоре превратиться в нечто весьма существенное.
681 Тогда щенок ударил одного волчонка по большой голове. Волчонок тоже ударил его лапой по голове. Щенок стал к нему боком и посмотрел на него искоса, помахивая хвостом, потом вдруг рванулся с места и сделал несколько кругов по насту. Волчата погнались за ним, он упал на спину и задрал вверх ноги, и они втроем напали на него и, визжа от восторга, стали кусать его, но не больно, а в шутку.
682 Потом вдруг щенок рванулся с места и сделал несколько кругов по насту. Волчата погнались за ним, он упал на спину и задрал вверх ноги, и они втроем напали на него и, визжа от восторга, стали кусать его, но не больно, а в шутку. Вороны сидели на высокой сосне и смотрели сверху на их борьбу, и очень беспокоились. Стало шумно и весело.
683 Но не все могли поверить, что мальчик на одиннадцатом году жизни мог убить старого хитрого волка. Однако несколько человек из тех, кто поверил, с веревкой и большими санками отправились на указанное место и вскоре привезли мертвого Серого помещика. Тогда все в селе на время бросили свои дела и собрались, и даже не только из своего села, а тоже из соседних деревень. Сколько тут было разговоров.
684 Собака словно хочет сказать мне что-то. Она немая, она без слов, она сама себя не понимает – но я ее понимаю. Я понимаю, что в это мгновение и в ней и во мне живет одно и то же чувство, что между нами нет никакой разницы. Мы тождественны; в каждом из нас горит и светится тот же трепетный огонек. Смерть налетит, махнет на него своим холодным широким крылом, и конец. Кто потом разберет, какой именно в каждом из нас горел огонек.
685 И Травка в ответ на слова человека тихонечко поползла. Но маленький человек звал ее и манил сейчас не совсем прямо от чистого сердца, как думала, наверно, сама Травка. У маленького человека в словах не только дружба и радость была, как думала Травка, а тоже таился и хитрый план своего спасения. Если бы он мог пересказать ей понятно свой план, с какой бы радостью бросилась она его спасать.
686 В этот вечер букет лежал за спиной у Маши на столе и поблескивал. Было так тихо, что, казалось, всё спит кругом: весь дом, и сад за окнами, и каменный лев, что сидел внизу у ворот и всё сильнее белел от снега. Не спали только Маша, отопление и зима. Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою теплую песню, а зима всё сыпала и сыпала с неба тихий снег.
687 Нас двое в комнате: собака моя и я. На дворе воет страшная, неистовая буря. Собака сидит передо мной – и смотрит мне прямо в глаза. И я тоже гляжу ей в глаза. Она словно хочет сказать мне что-то. Она немая, она без слов, она сама себя не понимает – но я ее понимаю. Я понимаю, что в это мгновение и в ней и во мне живет одно и то же чувство, что между нами нет никакой разницы.
688 И всему у нас верили: неслыханный сбор клюквы был налицо. Но не все могли поверить, что мальчик на одиннадцатом году жизни мог убить старого хитрого волка. Однако несколько человек из тех, кто поверил, с веревкой и большими санками отправились на указанное место и вскоре привезли мертвого Серого помещика.
689 Слоны с лесных разработок таскали эти бревна к речке. В одном месте у дороги – два дерева по бокам, да так, что слону с бревном не пройти. Слон дойдет до этого места, опустит бревно на землю, повернет бревно вдоль дороги, присядет на передние колена, подвернет хобот – и самым носом, самым корнем хобота толкает бревно вперед.
690 Не спали только Маша, отопление и зима. Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою теплую песню, а зима всё сыпала и сыпала с неба тихий снег. Он летел мимо фонарей и ложился на землю. И было непонятно, как с такого черного неба может слетать такой белый снег. И еще было непонятно, почему среди зимы и морозов распустились у мамы на столе в корзине красные большие цветы.
691 В одном селе, возле Блудова болота, осиротели двое детей. Мы жили в этом селе всего только через один дом от детей. И, конечно, мы тоже вместе с другими соседями старались помочь им, чем только могли. Они были очень милые. Настя была как золотая курочка на высоких ногах. Волосы у нее, ни темные, ни светлые, отливали золотом, веснушки по всему лицу были крупные, как золотые монетки.
692 Слон дойдет до этого места, опустит бревно на землю, повернет бревно вдоль дороги, присядет на передние колена, подвернет хобот – и самым носом, самым корнем хобота толкает бревно вперед. Земля, камни летят, трет и пашет бревно землю, а слон ползет и пихает. Видно, как трудно ему на коленках ползти. Потом встанет, отдышится и не сразу за бревно берется.
693 Свыклись они все и жили дружно неподалеку от города. У каждого было свое занятие. Дед дрова колол, двор подметал, ходил пить чай в трактир и кряхтел на лежанке. Старуха сдавала на лето дачу дачникам из города и ругалась с ними от утра до вечера, а зимой вязала чулки и варежки и бранила старика. Патрашка ловил мух, лаял на луну и на свою тень и был самым отчаянным трусом в деревне.
694 Лет двести тому назад ветер-сеятель принес два семечка в Блудово болото: семя сосны и семя ели. Оба семечка легли в одну ямку возле большого плоского камня. С тех пор уже лет, может быть, двести эти ель и сосна вместе растут. Их корни с малолетства сплелись, их стволы тянулись вверх рядом к свету, стараясь обогнать друг друга.
695 Злой ветер, устроив деревьям такую несчастную жизнь, прилетал сюда иногда покачать их. И тогда деревья стонали и выли на всё Блудово болото, как живые существа. До того это было похоже на стон и вой живых существ, что лисичка, свернутая на моховой кочке в клубочек, поднимала вверх свою острую мордочку.
696 До того это было похоже на стон и вой живых существ, что лисичка, свернутая на моховой кочке в клубочек, поднимала вверх свою острую мордочку. До того близок был живым существам этот стон и вой сосны и ели, что одичавшая собака в Блудовом болоте, услышав его, выла от тоски по человеку, а волк выл от неизбывной злобы к нему.
697 Но он не мог сделать себя для нее понятным и должен был обманывать ее ласковым словом. Ему даже надо было, чтобы она его боялась, а то если бы она не боялась, не чувствовала хорошего страха перед могуществом великого Антипыча и по-собачьи со всех ног бросилась бы ему на шею, то неминуемо болото бы затащило в свои недра и человека, и его друга – собаку.
698 Как было бы хорошо, если бы все прекрасные истории имели счастливый конец. И разве не заслуживает герой, хотя бы только гончий пес, долгой радостной жизни? Никто на земле не рождается бесцельно, и гончий пес рождается, чтобы гнать зверя-врага, гнать за то, что тот не пришел к человеку и не стал ему другом, как пришла когда-то собака, а остался на все времена диким.
699 Откуда тебе знать, что лошади, собаки и кошки – все разных цветов, что заборы бывают коричневыми, и зелеными, и просто серыми и как сильно блестят стекла окон при закате, каким огненным морем разливается тогда река. Если бы ты был нормальным, здоровым псом, то хозяином твоим был бы охотник. Ты слушал бы тогда по утрам могучую песнь рога и дикие голоса, какими никогда не кричат обыкновенные люди.
700 Бедный ты пес, не знаешь ты, что на свете есть яркое солнце, не знаешь, какие зеленые по утрам деревья и кусты и как сильно блестит роса на траве; не знаешь, что вокруг нас полно цветов: белых, желтых, голубых и красных, и что среди седых елей и желтеющей листвы так нежно краснеют гроздья рябины и ягоды шиповника. Если бы ты видел по ночам луну и звезды, ты, может быть, с удовольствием полаял бы на них.
701 На другой день конюх с другим товарищем зашел в наш денник задавать нам сена, я заметил, что он особенно был бледен и печален; в особенности в выражении длинной спины его было что-то значительное и вызывающее сострадание. Он сердито бросил сено за решетку; я сунулся было головой через его плечо; но он кулаком так больно ударил меня по храпу, что я отскочил.
702 Это было зимой во время праздников. Целый день мне не давали корма и не поили меня. Как я после узнал, это происходило потому, что конюх был пьян. В этот же день конюший зашел ко мне, посмотрел, что нет корма, и начал ругать самыми дурными словами конюха, которого здесь не было, потом ушел. На другой день конюх с другим товарищем зашел в наш денник задавать нам сена, я заметил, что он особенно был бледен и печален.
703 Мы сразу поняли, что дети дома не ночевали и скорее всего заблудились в болоте. Собрались мало-помалу и другие соседи, стали думать, как нам выручить детей, если только они еще живы. И только собрались было рассыпаться по болоту во все стороны – глядим, а охотники за сладкой клюквой идут из леса гуськом, и на плечах у них шест с тяжелой корзиной, и рядом с ними собака Травка.
704 Порядочно уже прошли, уж людей не стало встречаться, смотрим – навстречу слон. С ним четверо ребят, бегут рядом по дороге. Я прямо глазам не поверил: в городе ни одного не видели, а тут запросто идет по дороге – мне казалось, что из Зоологического вырвался. Слон нас увидел и остановился. Нам жутковато стало: больших при нем никого нет, ребята одни.
705 Бурая кобылка, всегда дразнившая старика и делавшая ему всякие неприятности, и тут по воде подошла к нему, как будто по своей надобности, но только с тем, чтобы намутить ему воду перед носом. Но пегий уж напился и, как будто не замечая умысла бурой кобылки, спокойно вытащил одну за другой свои увязшие ноги, отряхнул голову и, отойдя в сторонку от молодежи, принялся есть.
706 Бурая кобылка по воде подошла к нему, как будто по своей надобности, но только с тем, чтобы намутить ему воду перед носом. Но пегий уж напился и, как будто не замечая умысла бурой кобылки, спокойно вытащил одну за другой свои увязшие ноги, отряхнул голову и, отойдя в сторонку от молодежи, принялся есть. На различные манеры отставляя ноги и не топча лишней травы, он, почти не разгибаясь, ел ровно три часа.
707 Они удивлялись, что я пошел, как старая лошадь. Меня стали проезжать, и я стал упражняться в беганье рысью. С каждым днем я делал большие и большие успехи, так что через три месяца сам генерал и многие другие хвалили мой ход. Но странное дело, именно потому, что они воображали себе, что я не свой, а конюшего, ход мой получал для них совсем другое значение.
708 С тех пор уже лет, может быть, двести эти ель и сосна вместе растут. Их корни с малолетства сплелись, их стволы тянулись вверх рядом к свету, стараясь обогнать друг друга. Деревья разных пород ужасно боролись между собой корнями за питание, сучьями – за воздух и свет. Поднимаясь всё выше, толстея стволами, они впивались сухими сучьями в живые стволы и местами насквозь прокололи друг друга.
709 Если бы ты был нормальным, здоровым псом, то хозяином твоим был бы охотник. Ты слушал бы тогда по утрам могучую песнь рога и дикие голоса, какими никогда не кричат обыкновенные люди. Ты гнал бы тогда зверя, захлебываясь лаем, не помня себя, и этим неистовым бегом по горячему следу ты служил бы своему владыке-охотнику, и выше этой службы не было бы ничего для тебя.
710 Как будто что-то особенное было на этом самом обыкновенном месте, они остановились, и драч, передав Ваське повод, снял кафтан, засучил рукава, достал из голенища нож и брусок, стал точить о брусок. Мерин потянулся к поводу, хотел от скуки пожевать его, но далеко было, он вздохнул и закрыл глаза. Губа его повисла, открылись желтые зубы.
711 А Золотая Курочка тоже всех удивила в селе. Никто ее в жадности, как мы, не упрекал, напротив, все одобряли, что она благоразумно звала брата на торную тропу и что так много набрала клюквы. Но когда из детдома эвакуированных ленинградских детей обратились в село за посильной помощью детям, Настя отдала им всю свою целебную ягоду. Тут мы, войдя в доверие девочки, и узнали от нее, как мучилась она про себя за свою жадность.
712 А река была такая, что лучше, должно быть, не найдешь. Берега крутые, все в колосистых травах, в деревах. И каких только дерев не было на реке. В иных местах даже в полдень было пасмурно от старых ив. Они окунали в воду могучие свои ветви, и ивовый лист – узкий, серебряный, вроде рыбки уклейки – дрожал в бегучей воде.
713 В иных местах даже в полдень было пасмурно от старых ив. Они окунали в воду могучие свои ветви, и ивовый лист – узкий, серебряный, вроде рыбки уклейки – дрожал в бегучей воде. А выйдешь из-под черных ив – и ударит с полян таким светом, что зажмуришь глаза. Рощицы молодых осин толпятся на берегу, и все осиновые листья дружно блестят на солнце.
714 Там, в сиянии голубого, розового, золотого и лунного света, появился дворец. И мама, убегая из него, потеряла на лестнице хрустальную туфельку. Было очень хорошо, что музыка всё время только то и делала, что печалилась и радовалась за маму, как будто все эти скрипки, флейты и тромбоны были живыми добрыми существами. Они всячески старались помочь маме вместе с высоким дирижером.
715 До самого вечера барыня была не в духе, ни с кем не разговаривала, не играла в карты и ночь дурно провела. Вздумала, что одеколон ей подали не тот, который обыкновенно подавали, что подушка у нее пахнет мылом, и заставила кастеляншу все белье перенюхать, – словом, волновалась и горячилась очень. На другое утро она велела позвать Гаврилу часом ранее обыкновенного.
716 Однако и признака не показал своего восторга, потому что в лошадином, охотничьем деле простота – качество совсем никуда не годное. Интересовался Николай Васильевич больше как будто серыми. Впрочем, это никого не удивляло: всем было известно, что хотя на телегинском заводе немало хороших лошадей всяких других мастей, но главное предпочтение отдается серым.
717 Отсюда, с высокой пролысинки, в серой дымке первого рассвета чуть виднелась борина Звонкая. Еще не доходя до Звонкой борины, почти возле самой тропы, стали показываться отдельные кроваво-красные ягоды. Охотники за клюквой поначалу клали эти ягоды в рот. Кто не пробовал в жизни своей осеннюю клюкву и сразу бы хватил весенней, у него бы дух захватило от кислоты. Но деревенские сироты знали хорошо, что такое осенняя клюква.
718 На другой день еж сделал еще более неприятный сюрприз. Теща пришла разыскивать игрушки для внучат, а еж как раз забрался в ту корзинку, где эти игрушки всегда лежали. Бабушка подняла крышку корзинки и видит, что все шерстяные, деревянные и плюшевые слоники шевелятся, точно живые. Этого она уже не могла перенести и грохнулась спиной об пол. Нечего о том и говорить, что она на другой же день уехала в город, предав проклятию своего зятя.
719 Очень хорошо, что Настя постарше брата на два года, а то бы он непременно зазнался, и в дружбе у них не было бы, как теперь, прекрасного равенства. Бывает, и теперь Митраша вспомнит, как отец наставлял его мать, и вздумает, подражая отцу, тоже учить свою сестру Настю. Но сестренка мало слушается, стоит и улыбается.
720 В яму медведей сажали довольно просто. Люк, или творило ямы, обыкновенно закрывали легким хворостом, накиданным на хрупкие жерди, и посыпали эту покрышку снегом. Это было маскировано так, что медведь не мог заметить устроенной ему предательской ловушки. Покорного зверя подводили к этому месту и заставляли идти вперед. Он делал шаг или два и неожиданно проваливался в глубокую яму, из которой не было никакой возможности выйти.
721 И вдруг с очень доброй улыбкой вынул из своей кофты притаенную за пазухой собачку, каких я в жизни своей никогда не видел и, наверное, у нас в Москве мало кто видел. Моей мягкой шляпой ее можно было бы прикрыть, прихватить и так унести. Она была рыженькая, с очень короткой шерстью, почти голая и, как самая тоненькая пружинка, постоянно отчего-то дрожала.
722 Когда мягкий пушистый снег совсем облепил ее спину и голову и она от изнеможения погрузилась в тяжелую дремоту, вдруг подъездная дверь щелкнула, запищала и ударила ее по боку. Она вскочила. Из отворенной двери вышел какой-то человек, принадлежащий к разряду заказчиков. Так как Каштанка взвизгнула и попала ему под ноги, то он не мог не обратить на нее внимания.
723 Наконец щенок утомился и охрип, видя, что его не боятся и даже не обращают на него внимания, он стал несмело, то приседая, то подскакивая, подходить к волчатам. Теперь, при дневном свете, легко уже было рассмотреть его. Белый лоб у него был большой, а на лбу бугор, какой бывает у очень глупых собак; глаза были маленькие, голубые, тусклые, а выражение всей морды чрезвычайно глупое.
724 Старик и мальчик легли рядом на траве, подмостив под головы свои старые пиджаки. Над их головами шумела темная листва корявых, раскидистых дубов. Сквозь нее синело чистое голубое небо. Ручей, сбегавший с камня на камень, журчал так однообразно и так вкрадчиво, точно завораживал кого-то своим усыпительным лепетом.
725 Вокруг города по низким пологим холмам раскинулись леса, могучие, нетронутые: лес для сплава рубили в верховьях реки. В лесах попадались большие луговины и глухие озера с огромными старыми соснами по берегам. Сосны всё время тихонько шумели. Когда же с Ледовитого океана задувал прохладный влажный ветер, нагоняя тучи, сосны грозно гудели и роняли шишки, которые стукались о землю.
726 Николай по строению ума и по настойчивости мог бы сделать себе большую карьеру в любой отрасли. Однако лошадь взяла верх. И прекрасно сделали: молодой Телегин, что послушался своего призвания, а отец, что не противился душевному влечению сына, и вскоре старик, хотя и не без некоторого возмущения, должен был сознаться, что молодой отпрыск пойдет далее старой ветви.
727 Слабое серебряное эхо отдавалось от сосен, и от этого казалось, что лают несколько собак. Один раз Арктур, видимо, скололся и замолчал. Долгие минуты длилось это молчание, лес сразу стал пустым и мертвым. Я как бы видел, как кружит пес, помаргивая белыми глазами, доверяясь одному только чутью. А может, он ударился о дерево? Может быть, он лежит сейчас с разбитой грудью, не в силах подняться, окровавленный и тоскующий.
728 Вот так. А самое замечательное в ней было – это ее характер. Ты заметь, милая Ника: живем мы рядом со многими животными и совсем о них ничего не знаем. Просто не интересуемся. Возьмем, например, всех собак, которых мы с тобой знали. У каждой – своя особенная душа, свои привычки, свой характер. То же у кошек. То же у лошадей. И у птиц. Совсем как у людей.
729 К Лежачему камню, пришли дети в то самое время, когда первые лучи солнца, пролетев над низенькими корявыми болотными елочками и березками, осветили Звонкую борину, и могучие стволы соснового бора стали как зажженные свечи великого храма природы. Оттуда сюда, к этому плоскому камню, где сели отдохнуть дети, слабо долетало пение птиц, посвященное восходу великого солнца.
730 Но скоро утомление и теплота взяли верх над грустью. Она стала засыпать. В ее воображении забегали собаки; пробежал, между прочим, и мохнатый старый пудель, которого она видела сегодня на улице, с бельмом на глазу и с клочьями шерсти около носа. Федюшка, с долотом в руке, погнался за пуделем, потом вдруг сам покрылся мохнатой шерстью, весело залаял и очутился около Каштанки.
731 А потом я вскочил с постели как был, в рубахе. Я вскочил на стол, взял с полки пароходик. Сразу руками понял, что он железный, совсем настоящий. Я прижал его к уху и стал слушать: не шевелятся ли. Но они, конечно, примолкли. Поняли, что я схватил ихний пароход. Ага, сидите там на лавочке и примолкли, как мыши. Я слез со стола и стал трясти пароходик.
732 Разобравшись внимательно во всём, я уже в полных сумерках догадался, как было дело. У нестарой еще, но сухой елки был отдельный нижний сук. Как и всё дерево, он высыхал, осыпался и обламывался, пока, наконец, не превратился в голую острую палку. На эту палку и наткнулся Арктур, когда мчался по горячему пахучему следу, и не помнил уже, не знал ничего, кроме этого зовущего всё вперед следа.
733 Я тогда проснулся еще до света, проснулся как-то внезапно, без мутного перехода от сна к яви, с чувством легкой свежести и со сладкой уверенностью, что там, за окнами, под открытым небом, в нежной ясности занимающегося утра происходит какое-то простое и прелестное чудо. Так, иногда меня ласково пробуждали до зари – веселая песня скворца или дерзкий, но мелодичный свист черного дрозда.
734 Так бежал он по узкому коридору, образованному с одной стороны – высокой стеной, с другой – тесным строем кипарисов, бежал, точно маленький, обезумевший от ужаса зверек, попавший в бесконечную западню. Во рту у него пересохло, и каждое дыхание кололо в груди тысячью иголок. Топот дворника доносился то справа, то слева.
735 И все собирались и хохотали, а Кусака вертелась, кувыркалась и падала, и никто не видел в ее глазах странной мольбы. И как прежде на собаку кричали и улюлюкали, чтобы видеть ее отчаянный страх, так теперь нарочно ласкали ее, чтобы вызвать в ней прилив любви, бесконечно смешной в своих неуклюжих и нелепых проявлениях.
736 Спустя некоторое время встретился он на улице с одним своим приятелем. Встречи их в громадном Париже были редки, но радостны для обоих. Как и всегда бывало в этих случаях, зашли они в испанскую бодегу и спросили себе по рюмке хереса. И еще у них было привычное обыкновение: подготовлять друг для друга редкие строки из неисчерпаемого Пушкина, которого они оба любили всей душой.
737 Однажды к нам во двор забежала бешеная собака. Барбос видел ее со своего подоконника, но, вместо того, чтобы, по обыкновению, кинуться в бой, он только дрожал всем телом и жалобно повизгивал. Собака носилась по двору из угла в угол, нагоняя одним своим видом панический ужас и на людей и на животных. Люди попрятались за двери и боязливо выглядывали из-за них.
738 Всё рассчитывала и знала наперед. Как сказала, что приедет на полгода, так и прожила в Париже полгода, а потом уехала обратно в Россию. Там, видите ли, у нее осталось много дорогого: рояль, арфа, ноты, давние знакомства, любимый город, привычная квартира. Совсем ничего в ней не чувствовалось общего с младшей сестрой. Та вся состояла из доброты, ласки и очаровательной лени.
739 Даже старые капельдинеры, которые никогда не смотрят спектакли, а стоят в коридорах у дверей с пучками программок в руках и большими черными биноклями, – даже эти старые капельдинеры бесшумно вошли в зал, прикрыли за спиной двери и смотрели на Машину маму. А один даже вытирал глаза. Да и как ему было не прослезиться, если так хорошо танцевала дочь его умершего товарища, такого же капельдинера, как и он.
740 Все думали, что это была посылка за новым привозом соломы. Между зрителями послышался укоризненный говор: зачем распорядители охоты не подумали ранее припасти столько соломы, чтобы она была здесь с излишком. Дядя сердился и кричал что-то такое, чего я не мог разобрать за всей поднявшейся в это время у людей суетой и еще более усилившимся визгом собак и хлопаньем арапников.
741 Я всё время думал о человечках. Я хотел взять тряпочку, вроде маленького коврика, и положить около дверей. Намочить тряпочку чернилами. Они выбегут, не заметят сразу, ножки запачкают и наследят по всему пароходику. Я хоть увижу, какие у них ножки. Может быть, некоторые босиком, чтобы тише ступать. Да нет, они страшно хитрые и только смеяться будут над всеми моими штуками.
742 Первый осенний холод, от которого пожелтела трава, привел всех птиц в большую тревогу. Все начали готовиться в далекий путь, и все имели такой серьезный, озабоченный вид. Нелегко перелететь пространство в несколько тысяч верст. Сколько бедных птиц дорогой выбьются из сил, сколько погибнут от разных случайностей, – вообще было о чем серьезно подумать.
743 Зал зашумел и стих. Дирижер поднял руку и остановил оркестр. В задних рядах люди начали вставать, чтобы увидеть, что происходит на сцене. Воробей подлетел к Золушке. Она протянула к нему руки, и воробей на лету бросил ей на ладони маленький хрустальный букет. Золушка дрожащими пальцами приколола его к своему платью. Дирижер замахал палочкой, оркестр загремел. Театральные огни задрожали от рукоплесканий.
744 Театр был огромный, с каменными колоннами. На крыше его взвивались на дыбы чугунные лошади. Их сдерживал человек с венком на голове – должно быть, сильный и храбрый. Ему удалось остановить горячих лошадей у самого края крыши. Копыта лошадей висели над площадью. Маша представляла себе, какой был бы переполох, если бы человек не сдержал чугунных лошадей: они сорвались бы с крыши на площадь и промчались с громом и звоном мимо милиционеров.
745 Очевидно, Брикки нашел выход из неловкого положения. Все равно он чувствовал, что камня ему не одолеть. С быстротой торпеды он кинулся на призыв дамы. В четверть секунды он успел облизать ей всё лицо и кофточку, которые, кстати, исцарапал своими жесткими когтями. С исказившимся лицом, с красными пятнами гнева на щеках направилась дама в дом, чтобы привести себя в порядок.
746 Наконец барыня вышла на балкон, швырнула сверху в подставленную шляпу Сергея маленькую белую монетку и тотчас же скрылась. Монета оказалась старым, стертым с обеих сторон и вдобавок дырявым гривенником. Дедушка долго с недоумением рассматривал ее. Он уже вышел на дорогу и отошел далеко от дачи, но всё еще держал гривенник на ладони, как будто взвешивая его.
747 Суета на балконе затихла. Барыня с мальчиком и господин в золотых очках подошли к самым перилам; остальные почтительно оставались на заднем плане. Из глубины сада пришел садовник в фартуке и стал неподалеку от дедушки. Откуда-то вылезший дворник поместился позади садовника. Это был огромный бородатый мужчина с мрачным рябым лицом.
748 Тогда я задумал посмотреть, каким же способом этот изобретатель решает труднейшую задачу: на своих утиных перепончатых лапках подняться по отвесной стене. Я встал на следующее утро до свету, когда и ребята мои, и утята спали непробудным сном. В кухне я сел возле выключателя, чтобы сразу, когда надо будет, дать свет и рассмотреть события в глубине корзины.
749 Возвратясь в свою комнату, Гаврила сперва выслал вон свою жену, а потом подсел к окну и задумался. Неожиданное распоряжение барыни его, видимо, озадачило. Наконец он встал и велел кликнуть Капитона. Капитон явился. Но прежде чем мы передадим читателям их разговор, считаем нелишним рассказать в немногих словах, кто была эта Татьяна, на которой приходилось Капитону жениться.
750 Так потихоньку разговаривая с ним, чтобы ему было не так страшно, я всё дальше заходил в лес. Арктур мало-помалу оправлялся и начинал смелее обследовать кусты и пни. Сколько нового и необычного находил он, какой восторг охватывал его. Теперь, увлеченный своим важным делом, он уже не прижимался ко мне. Изредка только он останавливался, взглядывая в мою сторону мертвыми белыми глазами.
751 Я всё смотрел на пароходик. Влезал на стул, чтоб лучше видеть. И всё больше и больше он мне казался настоящим. И непременно должна дверца в будочке отворяться. И, наверно, в нем живут человечки. Маленькие, как раз по росту пароходика. Выходило, что они должны быть чуть ниже спички. Я стал ждать, не поглядит ли кто из них в окошечко. Наверно, подглядывают.
752 Эту весеннюю темно-красную клюкву парят у нас в горшках вместе со свеклой и пьют чай с ней, как с сахаром. У кого же нет сахарной свеклы, то пьют чай и с одной клюквой. Мы это сами пробовали – и ничего, пить можно: кислое заменяет сладкое и очень даже хорошо в жаркие дни. А какой замечательный кисель получается из сладкой клюквы, какой морс. И еще в народе у нас считают эту клюкву целебным лекарством от всех болезней.
753 Табун проходил вечером горой, и тем, которые шли с левого края, видно было что-то красное внизу, около чего возились хлопотливо собаки и перелетали воронья и коршуны. Одна собака, упершись лапами в стерву, мотая головой, отрывала с треском то, что зацепила. Бурая кобылка остановилась, вытянула голову и шею и долго втягивала в себя воздух.
754 Послал нам бог сокровище за сиротство за наше. Вот подрастет немножко козленок наш и будет молока давать, каждый день по две бутылки. А мы его будем дачникам продавать. Молоко козье драгоценное, потому что очень целительное, – по полтиннику бутылка. А там острижем ее, и буду я зимой вязать чулки и перчатки из козьего ангорского пуха на продажу.
755 Тетка почувствовала, что после этого крика чемодан ударился о что-то твердое и перестал качаться. Послышался громкий густой рев: по ком-то хлопали, и этот кто-то, вероятно рожа с хвостом вместо носа, ревел и хохотал так громко, что задрожали замочки у чемодана. В ответ на рев раздался пронзительный, визгливый смех хозяина, каким он никогда не смеялся дома.
756 Маленькая девочка нездорова. Каждый день к ней ходит доктор, которого она знает уже давно. А иногда он приводит с собой еще двух докторов, незнакомых. Они переворачивают девочку на спину и на живот, слушают что-то, приложив ухо к телу, оттягивают вниз нижнее веко и смотрят. При этом они как-то важно посапывают, лица у них строгие, и говорят они между собой на непонятном языке.
757 Там хлопотали разные птицы, а дятел, похожий на сельского почтаря – такой же остроносый и с шустрым черным глазом, – колотил и колотил со всего размаху клювом по сухому осокорю. Ударит, отдернет голову, поглядит, примерится, зажмурит глаза и опять так ударит, что осокорь от макушки до корней загудит. Петя всё удивлялся – до чего крепкая голова у дятла.
758 Как только отворили дверь сарая, Барбос стремглав бросился к Жульке, бессильно лежавшей на земле, обнюхал ее и с тихим визгом стал лизать ее в глаза, в морду, в уши. Жулька слабо помахивала хвостом и старалась приподнять голову – ей это не удалось. В прощании собак было что-то трогательное. Даже прислуга, глазевшая на эту сцену, казалась тронутой.
759 И наружность у американца неважная. Как бы клячеват он, ребра можно все пересчитать, но когда увидишь под тонкой кожей стальные рычаги его плечей и выпуклые длинные мускулы ног и всё это сухое тело-машину, в которой нет ни капли жира, – тогда поймешь, что в лошади, кроме лубочной красоты, может быть и красота, восхищающая сердце истинного спортсмена.
760 Тут и начались телегинские терзания. Ни с одним из рысаков он расстаться не может. У того отцовская кровь уж очень ценна, у другого дедушка был замечательный призер, та лошадь уже показала себя, другая – еще покажет. Этот жеребец в Могучего пошел, эта кобылка на Ириса похожа. Словом, как ни замахнется хозяин на какое-нибудь имя, так сейчас рука с карандашом опускается.
761 Когда он разговаривал с ней таким образом, вдруг загремела музыка. Каштанка оглянулась и увидела, что по улице прямо на нее шел полк солдат. Не вынося музыки, которая расстраивала ей нервы, она заметалась и завыла. К великому ее удивлению, столяр, вместо того чтобы испугаться, завизжать и залаять, широко улыбнулся, вытянулся во фрунт и всей пятерней сделал под козырек.
762 Пришлось перевесить бананы к самой середине каюты: мангуста уже пробовала по полотенцу вскарабкаться повыше. Лазала она, как обезьяна; у нее лапки, как ручки. Цепкие, ловкие, проворные. Она совсем меня не боялась. Я выпустил ее на палубу погулять, на солнце. Она сразу всё обнюхала и бегала по палубе так, будто она и сроду нигде больше не была и тут ее дом.
763 Это был необычный город. Почти всё лето стояли в нем белые ночи. Набережная и улицы его были негромки и задумчивы. По ночам возле домов раздавался отчетливый дробный стук – это шли редкие рабочие с ночной смены. Шаги и смех влюбленных всю ночь слышались спящим. Казалось, что у домов чуткие стены и что город, притаившись, вслушивается в шаги своих обитателей.
764 Когда мы соединили наши четыре ящика и привели их в надлежащий порядок, то есть расположили бабочек по родам, выставили номера, составили регистр с названиями и описаниями, то поистине наше собрание можно было назвать превосходным во многих отношениях, хотя, конечно, не полным. Все студенты соглашались беспрекословно, и уже не было никакого спора, чье собрание лучше.
765 В ту первую мировую войну я поехал военным корреспондентом на фронт в костюме санитара и скоро попал в сражение на западе в Августовских лесах. Я записывал своим кратким способом все мои впечатления, но, признаюсь, ни на одну минуту не оставляло меня чувство личной ненужности и невозможности словом своим догнать то страшное, что вокруг меня совершалось.
766 Кусака долго металась по следам уехавших людей, добежала до станции и промокшая вернулась на дачу. Там она проделала еще одну новую штуку, которой никто, однако, не видел: первый раз взошла на террасу и, приподнявшись на задние лапы, заглянула в стеклянную дверь и даже поскребла когтями. Но в комнатах было пусто, и никто не ответил Кусаке.
767 Когда стало совсем темно, Каштанкой овладели отчаяние и ужас. Она прижалась к какому-то подъезду и стала горько плакать. Целодневное путешествие утомило ее, уши и лапы ее озябли, и к тому же еще она была ужасно голодна. За весь день ей приходилось жевать только два раза: покушала у переплетчика немножко клейстера да в одном из трактиров около прилавка нашла колбасную кожицу – вот и всё.
768 Единственное, что могла Кусака, – это упасть на спину, закрыть глаза и слегка завизжать. Но этого было мало, это не могло выразить ее восторга, благодарности и любви, – и с внезапным наитием Кусака начала делать то, что, быть может, когда-нибудь она видела у других собак, но уже давно забыла. Она нелепо кувыркалась, неуклюже прыгала и вертелась вокруг самой себя.
769 Вначале Настя срывала с плети каждую ягодку отдельно, за каждой красненькой наклонялась к земле. Но скоро из-за одной ягодки наклоняться перестала: ей больше хотелось. Она стала уже теперь догадываться, где не одну-две ягодки можно взять, а целую горсточку, и стала наклоняться только за горсточкой. Так она ссыпает горсточку за горсточкой, всё чаще и чаще, а хочется всё больше и больше.
770 И вот, когда кончился спектакль и музыка так громко и весело запела о счастье, что люди улыбнулись про себя и только недоумевали, почему у счастливой Золушки на глазах слезы, – вот в это самое время в зрительный зал ворвался, поносившись и поплутав по театральным лестницам, маленький растрепанный воробей. Было сразу видно, что он выскочил из жестокой драки.
771 Я сидел на пне, поворачивая голову, посматривал кругом на желтые, засквозившие уже березы, на поседевший мох и далеко видные на нем багряные листья осины, слушал серебряный лай, и мне казалось, что вместе со мной его слушают затаившиеся белки, тетерева на близкой сухой гриве, и березы, и тесные зеленые елки, и озеро внизу, и вздрагивает сотканная пауками паутина.
772 Увидев, что в книжке нет того, что при первом взгляде было замечаемо моим детским пытливым вниманием, я сам пробовал описывать зверьков, птичек и рыбок, с которыми мне довелось покороче познакомиться. Это были ребячьи попытки мальчика, которому каждое приобретенное им самим знание казалось новостью, никому не известной, драгоценным и важным открытием, которое надобно записать и сообщить другим.
773 Однажды в доме появился еще один обитатель. Вот как это произошло. Возвращаясь как-то с дежурства, доктор увидел слепого пса. С обрывком веревки на шее он сидел, забившись между бревен, и дрожал. Доктор и раньше несколько раз видел его. Теперь он остановился, рассмотрел его во всех подробностях, почмокал губами, посвистел, потом взялся за веревку и потащил слепого к себе домой.
774 И очень смешно, когда гусиное семейство изволит прогуливаться. Впереди он – хозяин и защитник. От важности и гордости клюв задрал к небу. На весь птичник глядит свысока. Но беда неопытной собаке или легкомысленной девочке, вроде тебя, если вы ему не уступите дороги: сейчас же зазмеит над землей, зашипит, как бутылка содовой воды, разинет жесткий клюв, а назавтра девочка ходит с огромным синяком на левой ноге, а собачка всё трясет ущемленным ухом.
775 Бывает, наклонишься в лесу к тихой заводи ручья и там, как в зеркале, увидишь – весь человек, большой, прекрасный, как для Травки Антипыч, из-за твоей спины наклонился и тоже смотрится в заводь, как в зеркало. И так он прекрасен там, в зеркале, со всей природой, с облаками, лесами, и солнышко там внизу тоже садится, и молодой месяц показывается, и частые звездочки.
776 Первой, с кем познакомилась собака, была хорошенькая девушка в коричневом форменном платье, выбежавшая в сад. Жадно и нетерпеливо, желая охватить и сжать в своих объятиях всё видимое, она посмотрела на ясное небо, на красноватые сучья вишен и быстро легла на траву, лицом к горячему солнцу. Потом так же внезапно вскочила и, обняв себя руками, целуя свежими устами весенний воздух, сказала, как ей весело.
777 Маша принесла Пашку домой, пригладила ему перья щеткой, накормила и выпустила. Пашка сел на блюдечко, попил из него чаю, потом посидел на голове у кузнеца, даже начал было дремать, но кузнец в конце концов рассердился, замахнулся молотком, хотел ударить Пашку. Пашка с шумом перелетел на голову баснописцу Крылову.
778 Это новое обстоятельство, разумеется, тоже не могло прибавить ничего доброго в его раздраженное и гневливое сердце. Притом было дурно и то, что при появлении дяди мы все замолчали. Как большинство подозрительных людей, он терпеть не мог этого; и хорошо его знавший отец Алексей поторопился, как умел, поправить дело, чтобы только нарушить эту зловещую тишину.
779 Кирочка сначала дичилась в новой, чужой и непонятной для нее обстановке. Была она похожа на хорошенького дикого зверька, вроде ласки или горностая, впервые вылезшего из родного дома на огромный свет божий. И любопытно, и забавно, и страшно. Зоркие глазки жадно смотрят, острые ушки чутко слушают, маленькое тельце дрожит от волнения.
780 Была она похожа на хорошенького дикого зверька, вроде ласки или горностая, впервые вылезшего из родного дома на огромный свет божий. И любопытно, и забавно, и страшно. Зоркие глазки жадно смотрят, острые ушки чутко слушают, маленькое тельце дрожит от волнения. Но чуть раздается скрип, чуть мелькнет тень – зверек свернулся и уже готов юркнуть в норку.
781 Наутро пришли в коридор моего денника генерал, конюший, конюхи и табунщики, и начался страшный крик. Генерал кричал на конюшего, конюший оправдывался, что он не велел меня пускать, а что это самовольно сделали конюхи. Генерал сказал, что он всех перепорет, а жеребчиков нельзя держать. Конюший обещался, что всё исполнит. Они затихли и ушли.
782 Генерал кричал на конюшего, конюший оправдывался, что он не велел меня пускать, а что это самовольно сделали конюхи. Генерал сказал, что он всех перепорет, а жеребчиков нельзя держать. Конюший обещался, что всё исполнит. Они затихли и ушли. Я ничего не понимал, но я видел, что что-то такое замышлялось обо мне.
783 День выдался для них неудачный. Из одних мест их прогоняли, едва завидев издали, в других, при первых же хриплых и гнусавых звуках шарманки, досадливо и нетерпеливо махали на них с балконов руками, в третьих прислуга заявляла, что господа еще не приехали. На двух дачах им заплатили за представление, но очень мало.
784 А песик всё рос и к году окончательно выровнялся в самого мерзкого из псов, какие когда-либо бегали на четырех ногах, лаяли и портили воздух на обоих полушариях Земли. Казалось, в нем соединились все самые злые и порочные собачьи породы, и каждая отразилась в нем максимумом своей склонности к преступлению.
785 Казалось, в нем соединились все самые злые и порочные собачьи породы, и каждая отразилась в нем максимумом своей склонности к преступлению. У него были желтые, светлые глаза, подлый взгляд исподлобья и во всей морде непередаваемое выражение трусости, наглости и низкого лукавства. Роста он был со среднюю гончую.
786 У арабов – лучшие, какие только ни на есть, лошади. Но там лошадь – член семьи. Там на нее, как на самую верную няньку, оставляют малых детей. Уж будь спокойна, такая лошадь и скорпиона раздавит копытом и дикого зверя залягает. А если чумазый ребятенок уползет на четвереньках куда-нибудь в колючие кусты, где змеи, лошадь возьмет его нежненько за ворот рубашонки или за штанишки и оттащит к шатру.
787 Я был свидетелем удивительной одной истории. Под Ленинградом во время войны. Весной это было. Прилетели скворцы и вьются, кричат над своими скворечнями. А скворечни, как на грех, в пустой полосе между нами и фашистами. Так те открыли по скворцам огонь из автоматов. Видите ли, их беспокоил крик скворцов. Нервные попались молодчики.
788 Прилетели скворцы и вьются, кричат над своими скворечнями. А скворечни, как на грех, в пустой полосе между нами и фашистами. Так те открыли по скворцам огонь из автоматов. Видите ли, их беспокоил крик скворцов. Нервные попались молодчики. Тогда не выдержало у наших сердце. И открыли наши бойцы по фрицам такой огонь, что те мигом затихли.
789 Я опять пишу быстро и с увлечением. Порой, не шевеля головой, брошу быстрый взор на кошку, сидящую ко мне в три четверти. Ее огромный изумрудный глаз пристально устремлен на огонь, а поперек него, сверху вниз, узкая, как лезвие бритвы, черная щелочка зрачка. Но как ни мгновенно движение моих ресниц, кошка успевает поймать его и повернуть ко мне свою изящную мордочку.
790 Ее огромный изумрудный глаз пристально устремлен на огонь, а поперек него, сверху вниз, узкая, как лезвие бритвы, черная щелочка зрачка. Но как ни мгновенно движение моих ресниц, кошка успевает поймать его и повернуть ко мне свою изящную мордочку. Щелочки вдруг превратились в блестящие черные круги, а вокруг них тонкие каемки янтарного цвета.
791 Кусака замерла от страха и беспомощного ожидания: она знала, что, если теперь кто-нибудь ударит ее, она уже не в силах будет впиться в тело обидчика своими острыми зубами: у нее отняли ее непримиримую злобу. И когда все наперерыв стали ласкать ее, она долго еще вздрагивала при каждом прикосновении ласкающей руки, и ей больно было от непривычной ласки, словно от удара.
792 Еще хорошо можно было видеть на ружье мушку, когда Травка завернула зайца от Лежачего камня на большую Настину тропу, выгнала на палестинку, направила его отсюда на куст можжевельника, где таился охотник. Но тут случилось, что Серый, услышав возобновленный гон собаки, выбрал себе как раз тот самый куст можжевельника, где таился охотник, и два охотника, человек и злейший враг его, встретились.
793 Иной раз по ночам ей снилось, будто воробьи прокрались в ларек и выдалбливают из щелей кусочки замерзшей колбасы, яблочную кожуру и серебряную обертку от конфет. Тогда ворона сердито каркала во сне, а милиционер на соседнем углу оглядывался и прислушивался. Он уже давно слышал по ночам карканье из ларька и удивлялся.
794 Исполнилось всё так, как было назначено. Нас прямо из-за стола повели одевать, чтобы везти на травлю Сганареля. Надели наши заячьи шубки и лохматые, с круглыми подошвами, сапоги, вязанные из козьей шерсти, и повели усаживать в сани. А у подъездов с той и с другой стороны дома уже стояло множество длинных больших троечных саней, покрытых узорчатыми коврами.
795 Смотрю – из лесу идет другой слон. В хоботе качается бревно – громадный брус обтесанный. Пудов, должно быть, во сто. Носильщик грузно переваливается, подходит к старому слону. Старый подхватывает бревно с одного конца, а носильщик опускает бревно и перебирается хоботом в другой конец. Я смотрю: что же это они будут делать? А слоны вместе, как по команде, подняли бревно на хоботах вверх и аккуратно положили на штабель. Да так ровно и правильно – как плотник на постройке.
796 Собирание бабочек было одним из тех увлечений моей ранней молодости, которое хотя недолго, но зато со всей силой страсти владело мной и оставило в моей памяти глубокое, свежее до сих пор впечатление. Я любил натуральную историю с детских лет; книжка на русском языке с лубочными изображениями зверей, птиц, рыб, попавшаяся мне в руки еще в гимназии, с благоговением, от доски до доски, была выучена мной наизусть.
797 Иной раз задремлет Василий на облучке, но и сквозь дрему одним ухом слушает. Только услышит, что разладились бубенчики с колокольчиком, мигом встрепенется. Если какая лошадь лукавит, постромок не тянет, на других работу валит, он ее сейчас же кнутом опамятует, а какая не в меру усердствует – ту вожжой попридержит, и опять всё в порядке.
798 Если какая лошадь лукавит, постромок не тянет, на других работу валит, он ее сейчас же кнутом опамятует, а какая не в меру усердствует – ту вожжой попридержит, и опять всё в порядке. Бегут лошадки ровно и мерно, как заведенные, только уши назад торчком поставили. И звенят, звенят на дальнем снежном пути бубенчики.
799 На другой же день нам удалось умножить наше собрание еще тремя сумеречными, необыкновенно красивыми, бабочками, которых и воткнуть иначе было нельзя, как на самые тоненькие кружевные булавочки, по миниатюрности их тела. При раскладке их Панаев вполне выказал свою ловкость и умение. Я поймал их в оврагах около моей квартиры, куда заглянул случайно.
800 Дальше мальчик ничего не слышал. Нежная и сладкая дремота овладела им, сковав и обессилив его тело. Заснул и дедушка, потерявший вдруг нить своих любимых послеобеденных мыслей о блестящем цирковом будущем Сергея. Один раз ему сквозь сон показалось, что Арто на кого-то рычит. На мгновение в его затуманенной голове скользнуло полусознательное и тревожное воспоминание о давешнем дворнике в розовой рубахе.
801 В гостиной, между шкафом и любимым кожаным диваном, где стояла в угол носом Кира, было полутемно, свет проникал туда из столовой. Неразборчиво доносились до Киры из тетиной комнаты голоса старших: сердитый мамин, спокойный дяди Аркадия, лениво-ласковый тети Жени. Потом взрослые затихли. Чьи-то осторожные шаги послышались в гостиной.
802 Неразборчиво доносились до Киры из тетиной комнаты голоса старших: сердитый мамин, спокойный дяди Аркадия, лениво-ласковый тети Жени. Потом взрослые затихли. Чьи-то осторожные шаги послышались в гостиной. Подошел дядя Аркадий и молча стал рядом с Кирой, которая уже успела наплакаться. Кира глубоко, в несколько раз, вздохнула, как всегда вздыхают дети после слез.
803 Надин отец бежит в соседнюю булочную и покупает большой круглый фисташковый торт. Слон обнаруживает желание проглотить его целиком вместе с картонной коробкой, но немец дает ему всего четверть. Торт приходится по вкусу Томми, и он протягивает хобот за вторым ломтем. Однако немец оказывается хитрее. Держа в руке лакомство, он поднимается вверх со ступеньки на ступеньку.
804 Когда случалось овладевать целым медвежьим гнездом, то из берлоги брали и привозили маленьких медвежат. Их обыкновенно держали в большом каменном сарае с маленькими окнами, проделанными под самой крышей. Окна эти были без стекол, с одними толстыми, железными решетками. Медвежата, бывало, до них вскарабкивались друг по дружке и висели, держась за железо своими цепкими, когтистыми лапами.
805 Сначала это был только пушистый комок с двумя веселыми глазами и бело-розовым носиком. Дремал этот комок на подоконнике, на солнце; лакал, жмурясь и мурлыча, молоко из блюдечка; ловил лапой мух на окне; катался по полу, играя бумажкой, клубком ниток, собственным хвостом. И мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей.
806 Когда Каштанка проснулась, было уже светло и с улицы доносился шум, какой бывает только днем. В комнате не было ни души. Каштанка потянулась, зевнула и, сердитая, угрюмая, прошлась по комнате. Она обнюхала углы и мебель, заглянула в переднюю и не нашла ничего интересного. Кроме двери, которая вела в переднюю, была еще одна дверь. Подумав, Каштанка поцарапала ее обеими лапами, отворила и вошла в следующую комнату.
807 Снова пришли незнакомые люди, и заскрипели возы, и застонали под тяжелыми шагами половицы, но меньше было говора и совсем не слышно было смеха. Напуганная чужими людьми, смутно предчувствуя беду, Кусака убежала на край сада и оттуда, сквозь поредевшие кусты, неотступно глядела на видимый ей уголок террасы и на сновавшие по нему фигуры в красных рубахах.
808 Я решил сам узнать, кусаются мангусты или нет. Я просунул палец через прутья клетки. И просунуть-то не успел, как уж слышу – готово: мой палец схватили. Схватили маленькие лапки, цепкие, с коготками. Быстро кусает меня мангуста за палец. Но совсем не больно – это она нарочно так – играет. А другая забилась в угол клетки и глядит искоса черным, блестящим глазом.
809 Приносят поднос с булками. Девочка угощает слона. Он ловко захватывает булку своим пальцем и, согнув хобот кольцом, прячет ее куда-то вниз под голову, где у него движется смешная треугольная, мохнатая нижняя губа. Слышно, как булка шуршит о сухую кожу. То же самое Томми проделывает с другой булкой, и с третьей, и в знак благодарности кивает головой.
810 На другой день стали молодому Телегину выводку показывать. Удивительные лошади. Статьи и высококровность первейшие. Но вот вывели одного вороного жеребчика. Тут у Телегина и сердце зашлось. Ничего подобного он не только наяву, но и во сне не видел. Совершенная красота! Просто сказать: влюбился он в эту лошадь с первого мгновения, с первого взгляда, так же как вот юноша вдруг влюбляется в девушку.
811 Царапаешь пером, вдруг не хватает какого-то очень нужного слова. Остановился. Какая тишина. Шипит еле слышно керосин в лампе, шумит морской шум в ушах, и от этого ночь еще тише. И все люди спят, и все звери спят, и лошади, и птицы, и дети, и Колины игрушки в соседней комнате. Даже собаки, и те не лают: заснули. Косят глаза, расплываются и пропадают мысли.
812 Шипит еле слышно керосин в лампе, шумит морской шум в ушах, и от этого ночь еще тише. И все люди спят, и все звери спят, и лошади, и птицы, и дети, и Колины игрушки в соседней комнате. Даже собаки, и те не лают: заснули. Косят глаза, расплываются и пропадают мысли. Где я: в дремучем лесу или на верху высокой башни? И вздрогнешь от мягкого упругого толчка.
813 Целый день я находился под впечатлением этой очаровательной и могущественной музыки. Часа в два мне пришлось зайти в один дом. Посреди двора стоял огромный петух. В ярких солнечных лучах почти ослепительно сверкало золото его мундира, блестели зеленые и голубые отливы его доспехов вороненой стали, развевались атласные ленты: красные, черные и белые.
814 Он слышал, как заскрежетал под ним крупный гравий, и почувствовал острую боль в коленях. Несколько секунд он стоял на четвереньках, оглушенный падением. Ему казалось, что сейчас проснутся все обитатели дачи, прибежит мрачный дворник в розовой рубахе, поднимется крик, суматоха. Но, как и прежде, в саду была глубокая, важная тишина. Только какой-то низкий, монотонный звук разносился по всему саду.
815 Обосновавшись в гнезде, скворец начинает таскать туда всякий строительный вздор: мох, вату, перья, солому, сухие травинки. Гнездо он устраивает очень глубоко, для того чтобы туда не пролезла лапой кошка или не просунула свой длинный хищный клюв ворона. Дальше им не проникнуть: входное отверстие довольно мало, не больше пяти сантиметров в поперечнике.
816 С умилением смотрю я теперь на эти две тетрадки в четвертку из толстой синей бумаги, какой в настоящее время и отыскать нельзя. На страничках этих тетрадок детским почерком и слогом описаны: зайчик, белка, плотичка, пескарь и лошок; очевидно, что мальчик-наблюдатель познакомился с ними первыми. Вскоре я развлекся множеством других новых и еще более важных интересов, которыми так богата молодая жизнь.
817 В то лето я жил в маленьком северном городе. Город стоял на берегу реки. По реке плыли белые пароходы, грязно-бурые баржи, длинные плоты, широкоскулые карбасы, с запачканными черной смолой бортами. У берега стояла пристань, пахнувшая канатом, сырой гнилью и воблой. На пристани этой редко кто сходил, разве только пригородные колхозники в базарный день да унылые командировочные в серых плащах.
818 Женщины в фартуках всплескивали руками и щебетали скоро-скоро подобострастными и испуганными голосами. Красноносая девица кричала с трагическими жестами что-то очень внушительное, но совершенно непонятное, очевидно на иностранном языке. Рассудительным басом уговаривал мальчика господин в золотых очках; при этом он наклонял голову то на один, то на другой бок и степенно разводил руками.
819 В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленной дворней. Сыновья ее служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер ее был чернее ночи.
820 К началу июня уже вылупились птенцы. Птенец скворца есть истинное чудовище, которое состоит целиком из головы, голова же только из огромного, желтого по краям, необычайно прожорливого рта. Для заботливых родителей наступило самое хлопотливое время. Сколько маленьких ни корми – они всегда голодны. А тут еще постоянная боязнь кошек и галок; страшно отлучиться далеко от скворечника.
821 Выйдя из парка, бродячая труппа спустилась крутой, сыпучей тропинкой к морю. Здесь горы, отступив немного назад, дали место неширокой плоской полосе, покрытой ровными, обточенными прибоем камнями, о которые теперь с тихим шелестом ласково плескалось море. Саженях в двухстах от берега кувыркались в воде дельфины, показывая из нее на мгновение свои жирные, круглые спины.
822 Благодаря этой личной скромности рассказ наездника так значителен и занимателен. Это история русского коневодства и коннозаводства, это история русского рысака от старинных великих орловцев Сметанки и Барса до чистокровных и чистопородных хреновских, наконец, до нынешней метизации голубой орловской крови с сухой и терпкой кровью американского рысака; это история великих охотников рысистого бега.
823 Зевая, почесываясь и укоризненно причмокивая языком, Ибрагим отпер двери. Узкие улицы татарского базара были погружены в густую тень, которая покрывала зубчатым узором всю мостовую и касалась подножий домов другой, освещенной стороны, резко белевшей в лунном свете своими низкими стенами. На дальних окраинах местечка лаяли собаки.
824 Узкие улицы татарского базара были погружены в густую тень, которая покрывала зубчатым узором всю мостовую и касалась подножий домов другой, освещенной стороны, резко белевшей в лунном свете своими низкими стенами. На дальних окраинах местечка лаяли собаки. Откуда-то, с верхнего шоссе, доносился звонкий и дробный топот лошади, бежавшей иноходью.
825 Ерошка взял палку и сел на последнюю ступеньку лестницы. Толпа разошлась, исключая немногих любопытных и мальчишек, а Гаврила вернулся домой и через Любовь Любимовну велел доложить барыне, что все исполнено, а сам на всякий случай послал форейтора к хожалому. Барыня завязала в носовом платке узелок, налила на него одеколону, понюхала, потерла себе виски.
826 Столько же, сколько шарманку, может быть, даже немного больше, он любил своих младших спутников в вечных скитаниях: пуделя Арто и маленького Сергея. Мальчика он взял пять лет тому назад напрокат у забулдыги, вдового сапожника, обязавшись за это уплачивать по два рубля в месяц. Но сапожник скоро умер, и Сергей остался навеки связанным с дедушкой и душой, и мелкими житейскими интересами.
827 Был на берегу реки, за складами, большой серый камень, почти вросший в землю, который Арктур особенно любил обнюхивать. Камень сам по себе пах неинтересно, но в его трещинах и порах надолго задерживались самые удивительные и неожиданные запахи. Они держались подолгу, иной раз неделями, их мог выдуть только сильный ветер.
828 Камень сам по себе пах неинтересно, но в его трещинах и порах надолго задерживались самые удивительные и неожиданные запахи. Они держались подолгу, иной раз неделями, их мог выдуть только сильный ветер. Каждый раз, пробегая мимо этого камня, Арктур сворачивал к нему и долго занимался обследованием. Он фыркал, приходил в возбуждение, уходил и снова возвращался.
829 Антипыч, чтобы не мешала ему Травка, привязал ее у дома. Рано утром, на рассвете, лесник ушел. Но только к обеду Травка догадалась, что цепь на другом конце привязана к железному крюку на толстой веревке. Поняв это, она стала на завалинку, поднялась на задние лапы, передними подтянула себе веревку и к вечеру перемяла ее. Сейчас же после того с цепью на шее она пустилась на поиски Антипыча.
830 Поняв сразу, что по следам найти невозможно Антипыча, сделав круг с высоко поднятой головой, Травка вдруг попала на табачную струю воздуха и по табаку мало-помалу, то теряя воздушный след, то опять встречаясь с ним, добралась-таки до хозяина. Был такой случай. Теперь, когда ветер порывом сильным и резким принес в ее чутье подозрительный запах, она окаменела, выждала.
831 Между тем начались лекции, и я, чувствуя себя несколько отставшим, потому что с самой весны слишком много занимался бабочками, принялся с жаром догонять моих товарищей. Панаев тоже. Однако через неделю мы решились с ним, по старой привычке и не остывшей еще охоте, выйти за город, чтобы посмотреть, не попадется ли нам какая-нибудь новая, неизвестная порода бабочек.
832 Но не только не попалось нам новой, даже известных бабочек встретилось мало, потому что наступил уже конец августа и погода очень похолодела. С этого дня прекратились наши походы за бабочками, и прекратились навсегда. Пришла суровая осень, и всё свободное время от учебных занятий мы посвятили литературе, с великим жаром издавая письменный журнал.
833 Бабочки отошли сначала на второй план, но мы с Панаевым еще каждый день смотрели их, любовались ими, вспоминали с удовольствием, как доставались нам лучшие из них и как мы были тогда счастливы. Потом эти воспоминания день ото дня становились реже и бледнее. Бабочки забывались понемногу, и страсть ловить и собирать их начала казаться нам слишком молодым или детским увлечением.
834 Хитрость удалась как нельзя лучше. Увидев Татьяну, он сперва, по обыкновению, с ласковым мычанием закивал головой; потом вгляделся, уронил лопату, вскочил, подошел к ней, придвинул свое лицо к самому ее лицу. Она от страха еще более зашаталась и закрыла глаза. Он схватил ее за руку, помчал через весь двор и, войдя с ней в комнату, где заседал совет, толкнул ее прямо к Капитону.
835 Герасим постоял, поглядел на нее, махнул рукой, усмехнулся и пошел, тяжело ступая, в свою каморку. Целые сутки не выходил он оттуда. Антипка сказывал потом, что он сквозь щелку видел, как Герасим, сидя на кровати, приложив к щеке руку, тихо, мерно и только изредка мыча, пел, то есть покачивался, закрывал глаза и встряхивал головой, как ямщики или бурлаки, когда они затягивают свои заунывные песни.
836 В тот же вечер они оба с гусями под мышкой отправились к барыне и через неделю женились. В самый день свадьбы Герасим не изменил своего поведения ни в чем; только с реки он приехал без воды: он как-то на дороге разбил бочку; а на ночь в конюшне он так усердно чистил и тер свою лошадь, что та шаталась, как былинка на ветру, и переваливалась с ноги на ногу под его железными кулаками.
837 Мне кажется теперь, что он как-то ощущал свою неполноценность. С виду он был совсем взрослой собакой. Он был силен и велик для своего возраста, но во всех движениях его сквозили неуверенность и напряженность. И еще морде его и всему телу была свойственна сконфуженная вопросительность. Он прекрасно знал, что все живые существа, окружающие его, свободнее и стремительнее, чем он.
838 Между тем куры, голуби, собаки и воробьи, кошки и люди и многие другие животные смело взбегали по лестницам, перепрыгивали канавы, сворачивали в переулки, улетали, исчезали в таких местах, о которых он и понятия не имел. Его же уделом были неуверенность и настороженность. Я никогда не видел его идущим или бегущим свободно, спокойно и быстро. Разве только по широкой дороге, по лугу да по террасе нашего дома.
839 Но если животные и люди были еще понятны ему и он, наверное, как-то отождествлял себя с ними, то автомашины, тракторы, мотоциклы и велосипеды были ему совсем непонятны и страшны. Пароходы и катера возбуждали в нем огромное любопытство на первых порах. Лишь поняв, что ему никогда не разгадать этой тайны, он перестал обращать на них внимание. Точно так же никогда не интересовался он самолетами.
840 Только несчастный знает, что такое счастье. Счастливец ощущает радость жизни не более чем манекен: он только демонстрирует эту радость, но она ему не дана. Свет не светит, когда светло. Он светит во тьме. Выпьем за тьму! Кто хоть раз попал в грозу, тому нечего объяснять, что такое электричество. Будь проклята гроза! Да будет благословенна та малая толика жизни, что мы имеем.
841 Правда, прославленный изгнанник тут же опровергает эту мысль, но я не могу с ним согласиться и не разделяю его печали о том, что он не может собственной персоной сопровождать свою книгу на ярмарку, где торгуют литературой, роскошью и наслаждениями. И если бы даже не было известно множества подобных примеров, достаточно одной истории моего бедного друга Дика Тинто.
842 Мало кого посвятил я в свою тайну: мало кто знал о том, что я сочиняю повести, и, надо полагать, повести эти едва ли увидят свет при жизни их автора. Но если бы даже их напечатали, я не стал бы стремиться к известности. А если бы я всё же лелеял такую опасную надежду, то, признаться, предпочел бы, подобно искусному кукольнику оставаться за ширмами и, невидимый, наслаждаться изумлением и сметливостью моей публики.
843 Мориц не шевелился; он лежал на своей кровати и внезапно увидел, что окно комнаты распахнулось настежь; кто-то похожий на него встал с постели, вышел через окно и направился по мосткам к кораблю, который еще только что покачивался на сумерках жизни, а теперь поднял якорь и медленно заскользил вдаль. Стены комнаты распались, словно ветхая картонная коробка, подхваченная бурным потоком, и унеслись.
844 Мимо с шумом проносились улицы, зеленые леса уходили под форштевень, всё обволокло туманом, и корабль стал медленно подниматься ввысь, втягиваясь в тихий гул бесконечности. Подплывали облака, появились звезды, и кругом разлилась глубокая синева; вдруг среди всего этого колыхания, словно колыбельная песня, плавной дугой надвинулся розово-золотой берег, и снова бесшумно опустились мостки.
845 Перед ним вытянулась длинная, ровная дорога. Престарелый путник не стал долго раздумывать: дороги существуют для того, чтобы по ним идти, а уж его ноги исходили дай бог сколько дорог. Он шел недолго. Вскоре из-за серебряных деревьев показались огромные, сверкающие ворота, а за ними – поблескивающие купола и башни.
846 Дороги существуют для того, чтобы по ним идти, а уж его ноги исходили дай бог сколько дорог. Он шел недолго. Вскоре из-за серебряных деревьев показались огромные, сверкающие ворота, а за ними – поблескивающие купола и башни. Прямо посередине ворот, осиянная маревом, стояла высокая фигура с посохом в руках.
847 Видите ли, они говорят, что я необщительна. Будто бы я плохо схожусь с людьми. Странно. Потому что на самом деле я очень общительна. Всё зависит от того, что понимать под общением. По-моему, общаться с людьми – значит болтать вот как мы с вами. Или разговаривать о том, как удивительно устроен мир. Я люблю бывать с людьми. Но собрать их в кучу и не давать никому слова сказать – какое же это общение.
848 Я люблю бывать с людьми. Но собрать их в кучу и не давать никому слова сказать – какое же это общение? Урок по телевизору, урок баскетбола, бейсбола или бега, потом урок истории – что-то переписываем, или урок рисования, что-то перерисовываем, потом опять спорт. Знаете, мы в школе никогда не задаем вопросов. По крайней мере большинство. Сидим и молчим, а нас бомбардируют ответами.
849 К концу дня мы так устаем, что только и можем либо завалиться спать, либо пойти в парк развлечений – задевать гуляющих или бить стекла в специальном павильоне для битья стекол, или большим стальным мячом сшибать автомашины в тире для крушений. Или сесть в автомобиль и мчаться по улицам – есть такая игра: кто ближе всех проскочит мимо фонарного столба или мимо другой машины.
850 Если не хочешь, чтобы человек расстраивался из-за политики, не давай ему возможности видеть обе стороны вопроса. Пусть видит только одну, а еще лучше – ни одной. Пусть забудет, что есть на свете такая вещь, как война. Если правительство плохо, ни черта не понимает, душит народ налогами, – это все-таки лучше, чем если народ волнуется. Спокойствие превыше всего.
851 Устраивайте разные конкурсы, например: кто лучше помнит слова популярных песенок, кто может назвать все главные города штатов или кто знает, сколько собрали зерна в штате Айова в прошлом году. Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, – ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперед, хоть на самом деле они стоят на месте.
852 Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Лежа на панцирной спине, он видел, стоило ему приподнять голову, свой коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке которого еле держалось готовое вот-вот окончательно сползти одеяло. Его многочисленные, убого тонкие по сравнению с остальным телом ножки беспомощно копошились у него перед глазами.
853 Это не было сном. Его комната, настоящая, разве что слишком маленькая, но обычная комната, мирно покоилась в своих четырех хорошо знакомых стенах. Над столом, где были разложены распакованные образцы сукон – Замза был коммивояжером, – висел портрет, который он недавно вырезал из иллюстрированного журнала и вставил в красивую золоченую рамку.
854 Затем взгляд Грегора устремился в окно, и пасмурная погода – слышно было, как по жести подоконника стучат капли дождя – привела его и вовсе в грустное настроение. «Хорошо бы еще немного поспать и забыть всю эту чепуху», – подумал он, но это было совершенно неосуществимо, он привык спать на правом боку, а в теперешнем своем состоянии он никак не мог принять этого положения.
855 Я всецело согласен с утверждением: Лучшее правительство то, которое правит как можно меньше, – и хотел бы, чтобы оно осуществлялось быстрее и более систематически. Осуществленное, оно сводится в конце концов – и за это я тоже стою – к девизу: Лучшее правительство то, которое не правит вовсе, а когда люди будут к этому готовы, то именно такие правительства у них и будут.
856 Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, – век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было всё впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, – словом, время это было очень похоже на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем – будь то в хорошем или в дурном смысле – говорили не иначе, как в превосходной степени.
857 Хлюпая по топкой грязи, он шагал рядом с каретой вверх по косогору, как и все остальные пассажиры, не потому, что ему захотелось пройтись, вряд ли такая прогулка могла доставить удовольствие, но потому, что и косогор, и упряжь, и грязь, и карета – всё это было до того обременительно, что лошади уже три раза останавливались.
858 Все ложбины кругом были затянуты туманом, он стлался по склонам, ощупью пробираясь вверх, словно неприкаянный дух, нигде не находящий приюта. Липкая, пронизывающая мгла медленно расползалась в воздухе, поднимаясь с земли слой за слоем, словно волны какого-то тлетворного моря. Туман был такой густой, что за ним ничего не было видно.
859 После смерти матери Дженни стала часто навещать семью сына, несмотря на то, что Гарп откровенно протестовал против ее, как он выражался, свиты. Дженни теперь всегда сопровождал постоянный кружок участниц так называемого женского движения. Все они нуждались в моральной или денежной поддержке. Ездить ей приходилось много.
860 Истина не лежит на поверхности. Если на этой почве, а не на какой-либо другой апельсиновые деревья пускают крепкие корни и приносят щедрые плоды, значит, для апельсиновых деревьев эта почва и есть истина. Если именно эта религия, эта культура, эта мера вещей, эта форма деятельности, а не какая-либо иная дают человеку ощущение душевной полноты, могущество, которого он в себе и не подозревал, значит, именно эта мера вещей, эта культура, эта форма деятельности и есть истина человека.
861 Последним судорожным усилием сунув сверток в руки матушки, пришелец рухнул под ноги ведьмы, явив взору оперение всаженной глубоко в спину арбалетной стрелы. К костру тем временем шагнули еще три тени; другой паре глаз было суждено встретить взгляд матушки. И глаза эти были подернуты льдом, обжигающим, как склоны преисподней. Их обладатель отшвырнул в сторону арбалет и обнажил меч.
862 Почти всё это произошло на самом деле. Во всяком случае, про войну тут почти всё правда. Одного моего знакомого и в самом деле расстреляли в Дрездене за то, что он взял чужой чайник. Другой знакомый и в самом деле грозился, что перебьет всех своих личных врагов после войны при помощи наемных убийц. И так далее. Имена я все изменил.
863 Вы будете носить черный костюм, но такой, какой носят люди в трауре, а не такой, какой носит духовенство. Я требую, чтобы вы три раза в неделю продолжали занятия по богословию в семинарии, куда я вас рекомендую. Ежедневно к полудню вы будете являться в библиотеку маркиза, который предполагает поручить вам вести переписку по его тяжбам и другим делам.
864 Едва только вы входите в город, как вас оглушает грохот какой-то тяжело ухающей и страшной на вид машины. Двадцать тяжелых молотов обрушиваются с гулом, сотрясающим мостовую; их поднимает колесо, которое приводится в движение горным потоком. Каждый из этих молотов изготовляет ежедневно уж не скажу сколько тысяч гвоздей.
865 Но у меня хватило здравого смысла не затягивать комплиментов. Рассыпаясь в любезностях, я видел вокруг себя мраморные стены столовой и целую дюжину лакеев и камердинеров, одетых, как мне тогда показалось, с величайшей роскошью. Вообразите только: эти бездельники были обуты в хорошие башмаки да еще с серебряными пряжками.
866 И вдруг меня осенила мысль, ниспосланная, конечно, небом: я стал рассказывать дамам о своей бедности, о том, сколько мы настрадались за два года в горах, где нас держали старые дураки-генералы. Там давали нам, говорил я, три унции хлеба в день и жалование платили ассигнациями, которые не имели хождения в тех краях.
867 К счастью, графиня уже пять лет была связана тесной дружбой с одним богатым молодым человеком, который был также задушевным другом графа и охотно предоставлял в их распоряжение лучшую упряжку английских лошадей, свою ложу в театре и свою загородную виллу. Но граф, ревностно оберегавший свое воинское достоинство и вспыльчивый от природы, в минуты гнева позволял себе резкие выходки.
868 Однажды поднялась буря, и лодка едва не перевернулась; хотя денег было очень мало, гребцам заплатили щедро, чтобы они ничего не говорили маркизу: и без того он был недоволен, что обе его дочери участвуют в прогулках. И еще раз после того попали в бурю, на этом красивом озере бури налетают внезапно и бывают очень опасны.
869 Чужестранец, очутившийся здесь, плененный красотой прохладных, глубоких долин, опоясывающих городок, воображает сперва, что здешние обитатели весьма восприимчивы к красоте; они без конца твердят о красоте своего края; нельзя отрицать, что они очень ценят ее, ибо она-то и привлекает чужестранцев, чьи деньги обогащают содержателей гостиниц, а это, в свою очередь, в силу действующих законов о городских пошлинах приносит доход городу.
870 Осмотр этот продолжался несколько часов. Священник пригласил господина Аппера пообедать с ним, но тот отговорился тем, что ему надо написать массу писем: ему не хотелось еще больше компрометировать своего великодушного спутника. Около трех часов они отправились заканчивать осмотр дома призрения, а затем вернулись в тюрьму.
871 Повторяю, мне не жаль собственности. Но мой малый огородишко, мои яблони, мой крошечный благоуханный цветник, моя клубника и парниковые дыни – вспоминаю о них, и в сердце у меня острая горечь. Здесь была прелесть чистого, простого чудесного творчества. Какая радость устлать лучинную коробку липовым листом, уложить на дно правильными рядами большие ягоды клубники, опять перестлать листьями.
872 Очень жалко было расставаться с яблоньками, но трезвый будничный картофель настоятельно требовал для себя широкого места. И ведь, как на грех, на соблазн, выдалась такая теплая, такая чудесная осень. На оставшихся у меня по границе огорода шести яблоньках поздних сортов, плоды никогда еще не дозревали: их мы срывали перед морозами, закутывали в бумагу и прятали в шкаф до рождества.
873 И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках.
874 Жил-был злой тролль, то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором всё доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, всё же негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей – уродами.
875 Кай несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они выехали за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги. Мальчик поспешно отпустил веревку, которой зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к большим саням и продолжали нестись вихрем.
876 Большие сани понеслись быстрее и затем свернули с площади в переулок. Сидевший в них человек обернулся и дружески кивнул Каю, точно знакомому. Кай несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они выехали за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги.
877 Мальчик поспешно отпустил веревку, которой зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к большим саням и продолжали нестись вихрем. Кай громко закричал – никто не услышал его. Снег валил, санки мчались, ныряя в сугробах, прыгая через изгороди и канавы. Кай весь дрожал, хотел прочесть молитву, но в уме у него вертелась одна таблица умножения.
878 Кай весь дрожал, хотел прочесть молитву, но в уме у него вертелась одна таблица умножения. Снежные хлопья всё росли и обратились под конец в больших белых куриц. Вдруг они разлетелись в стороны, большие сани остановились, и сидевший в них человек встал. Это была высокая, стройная, ослепительно белая женщина – Снежная королева, и шуба и шапка на ней были из снега.
879 Она сделала пару шагов навстречу незваному гостю, и поспевший вовремя разряд молнии позволил ей заглянуть в глаза пришельца. Взгляд этих глаз был сфокусирован тем особым способом, который немедленно подскажет любому из тех, кто в курсе, что носитель этого взгляда уже никогда и ничего не сможет разглядеть.
880 Взгляд этих глаз был сфокусирован тем особым способом, который немедленно подскажет любому из тех, кто в курсе, что носитель этого взгляда уже никогда и ничего не сможет разглядеть. Последним судорожным усилием сунув сверток в руки матушки, пришелец рухнул под ноги ведьмы, явив взору оперение всаженной глубоко в спину арбалетной стрелы.
881 К костру тем временем шагнули еще три тени; другой паре глаз было суждено встретить взгляд матушки. И глаза эти были подернуты льдом, обжигающим, как склоны преисподней. Их обладатель отшвырнул в сторону арбалет и обнажил меч. Из-под сбившегося, пропитанного влагой плаща показалась чешуя кольчуги. Он не стал выписывать клинком восьмерки. Вновь прибывший не был падок до эффектов.
882 И девочке почудилось, что волны как-то странно кивают ей; тогда она сняла свои красные башмачки, первую свою драгоценность, и бросила их в реку. Но они упали как раз у берега, и волны сейчас же вынесли их на сушу, – река как будто не хотела брать у девочки ее драгоценность, так как не могла вернуть ей Кая.
883 Девочка же подумала, что бросила башмачки не очень далеко, влезла в лодку, качавшуюся в тростнике, стала на самый краешек кормы и опять бросила башмаки в воду. Лодка не была привязана и оттолкнулась от берега. Девочка хотела поскорее выпрыгнуть на сушу, но, пока пробиралась с кормы на нос, лодка уже отошла от берега на целый аршин и быстро понеслась по течению.
884 Он смотрел на небо, которое, когда начало вечереть, стало светлее земли, и видел кружащиеся на ветру снежинки, становившиеся всё крупнее, – но они казались ему не предвестниками приближающейся беды, а возвратившимися наконец знаками счастья и чистоты из далекого детства. Неделю назад путешественник, сидевший у окна, впервые за двенадцать лет вернулся в город, где провел годы детства и где был счастлив.
885 Всякий раз, когда автобус сбрасывал скорость на повороте или на краю обрыва, Ка, как и пассажиры, сидевшие сзади, тоже вставал, чтобы лучше рассмотреть дорогу, хотя и сидел сразу за водителем: показывал пропущенные места пассажиру, который из огромного желания помочь шоферу протирал запотевшее лобовое стекло, хотя помощь Ка не замечали; а когда снежная буря усиливалась, Ка пытался понять, в какую сторону тянется шоссе.
886 Ка показалось, что присутствие этого человека дает ему ощущение покоя. Он вспомнил чувство, которое не испытывал за двенадцать лет своей жизни в Германии, с тех самых пор, как в последний раз имел возможность радоваться тому, что понимает человека слабее себя и сочувствует ему. В такие минуты он старался смотреть на мир глазами этого человека, которого сейчас любил и которому сострадал.
887 На стене над столом были сделаны полки, на них постелены чистенькие листочки подорожника и малины, а на листочках стояла посуда. Сразу Тяпкин даже не мог понять, из чего она сделана, потом понял: из половинок речных раковин, очищенных и отполированных до блеска. В свете синих деревянных лампочек эта посуда светилась, как волшебная.
888 В свете синих деревянных лампочек эта посуда светилась, как волшебная. Стол был накрыт скатертью из толстой, красивой паутины. Практичный Тяпкин зацепил пальцем за край и тихонько потянул, но паутина и не думала рваться: она была очень прочная. В дальнем полукружии комнаты стояло семь кроватей, на них, закрывшись теплыми коричневыми одеялами, спали семь старичков.
889 Так, слово за слово, мы восстановили картину преступления, и я Тяпкина простила. Правда, все эти басни про старичков, кроватки из песка и посуду из ракушек всерьез не приняла. Просто ходил мой ребенок повозиться в песке – он очень любит песочные домики строить, – а остальное выдумал. Надо натаскать будет песочку в сад, пусть возится, а то скучно одной.
890 Раньше мы с Тяпкиным обходились тем, что было, но такую ораву прокормить местными ресурсами мне, конечно, не под силу. Старички, несмотря на преклонный возраст, ели много и отнюдь не придерживались молочно-растительной диеты. Они ели всё, что я им давала, исключая вещи несущественные – чай, кисель и компот.
891 Они тихонько вылезли из гамака и пошли по тропе в овраг. Перебрались через ручей: Тяпкин перешагнул, а Леша прыгнул в воду и плыл, сложив ладошки на животе, пока течение не прибило его к другому берегу. Тогда он вылез, быстренько припрыгал к Тяпкину, и они пошли зарослями черемухи и малинника к Лешиному дому.
892 Они долго лезли по узкой, длинной яме, Тяпкин полз сначала на четвереньках и думал, что это ничего: пойдем обратно, руки от песка можно в ручье отмыть и коленки у пижамы тоже. Потом дырка стала совсем узкой, пришлось лечь на живот, вытянуть вперед руки и ползти так, как ползают змеи, которых Тяпкин никогда не видел.
893 Тяпкин стряхнул песок с лица тыльной стороной ладошки, протер глаза и попытался что-то разглядеть впереди. Леша давно уже прыгал далеко впереди, изредка нетерпеливо оглядываясь на Тяпкина: пыхтишь? Тяпкину песок попал в глаза, ему стало очень больно, а вытереть было нечем, потому что пижама, руки, лицо, даже волосы – всё было в песке.
894 Это был новый пассажир, который ни для кого из нас незаметно присел с Коневца. Он до сих пор молчал, и на него никто не обращал никакого внимания, но теперь все на него оглянулись, и, вероятно, все подивились, как он мог до сих пор оставаться незамеченным. Это был человек огромного роста, со смуглым открытым лицом и густыми волнистыми волосами свинцового цвета: так странно отливала его проседь.
895 Он был одет в послушничьем подряснике с широким монастырским ременным поясом и в высоком черном суконном колпачке. Послушник он был или постриженный монах – этого отгадать было невозможно, потому что монахи ладожских островов не только в путешествиях, но и на самых островах не всегда надевают камилавки, а в сельской простоте ограничиваются колпачками.
896 Философ ядовито улыбнулся, но ничего не ответил, но зато и против него и против купца выступил новый оппонент, неожиданно вступившийся за дьячка, совершившего над собой смертную казнь без разрешения начальства. Это был новый пассажир, который ни для кого из нас незаметно присел с Коневца. Он до сих пор молчал, и на него никто не обращал никакого внимания, но теперь все на него оглянулись.
897 Шум дождя начал заглушать говор посетителей духана. Вода пела в водосточных трубах и с шипением хлестала в закрытые окна. Капли торопливо выстукивали дощатые стены и вывески, будто тысячи маленьких жестянщиков и плотников затеяли веселое соревнование. Дул юго-западный ветер. Он гнал тучи, как отару серых овец, и прижимал их к стене Гурийских гор.
898 Посетители духана бросились к окнам. Мокрая толпа валила по мостовой. Впереди бежали мальчишки. За ними шел высокий мрачный человек с ружьем, закинутым за плечо. Глаза его дико сверкали. Он гордо нес за хвост черного мохнатого зверя. С морды зверя падали капли дождя и крови. Из соседней парикмахерской выскочил маленький старик с намыленным лицом.
899 Бечо рисовал масляными красками на стене духана необыкновенную картину. Она изображала Колхиду в будущем, когда вместо обширных теплых болот эта земля зацветет садами апельсинов. Золотые плоды, похожие на электрические лампочки, горели в черной листве. Розовые горы дымились, как пожарище. Белые пароходы проплывали среди пышных лотосов и лодок с нарядными женщинами.
900 Далеко впереди она заметила силуэты мужчин, стоявших возле локомотива; над ними, словно зацепившись за небо, горел красный огонь семафора. Она быстро направилась к мужчинам вдоль застывших колес поезда. Когда она подошла, никто не обратил на нее внимания. Поездная бригада и несколько пассажиров тесной группой стояли у семафора. Они не разговаривали, просто стояли и безразлично ждали.
901 В сгущавшемся мраке тучи на небе и очертания строений становились едва различимыми, принимая коричневатый оттенок, – так, увядая, блекнут с годами краски на старинных холстах. Длинные потеки грязи, сползавшие с крыш высотных зданий, тянулись вниз по непрочным, покрытым копотью стенам. По стене одного из небоскребов протянулась трещина длиной в десять этажей, похожая на застывшую в момент вспышки молнию.
902 К началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.
903 Сестры радостно поцеловались. Они с самого раннего детства были привязаны друг к другу теплой и заботливой дружбой. По внешности они до странного не были схожи между собой. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах.
904 Кроме того, сегодня был день ее именин – семнадцатое сентября. По милым, отдаленным воспоминаниям детства она всегда любила этот день и всегда ожидала от него чего-то чудесного. Муж, уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил ее.
905 Ее холостой брат Николай, товарищ прокурора, живший обыкновенно вместе с ними, также уехал в город, в суд. К обеду муж обещал привезти немногих и только самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами.
906 Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами цветы к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядочный вид. Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой – наполовину в цветах, а наполовину в тонких зеленых стручках, пахнувших капустой, розовые кусты еще давали – в третий раз за это лето – бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся.
907 Розы были уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотой георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах. Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена будущей жизни.
908 Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья чуть шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам.
909 Я сидел в березовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то всё заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновение, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел и глядел кругом, и слушал.
910 Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, и надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем. Ни одной птицы не было слышно: все приютились и замолкли.
911 Был октябрь, и солнце пронизывало медом тугой прохладный воздух. Мама шла рядом в клетчатом пальто, и шуршала бумажным пакетом. Пахло ванилью, осенью, ветром. Так пахнет, когда должно произойти что-то хорошее и ты в любой момент ждешь чуда. Вот и сейчас мне казалось, что с каждым шагом небо становится выше, улица – шире, а звуки – громче и веселее.
912 Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза – вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направления, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущением, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня.
913 Я собрался было встать и снова попытать счастья, как вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я вгляделся: то была молодая крестьянская девушка. Она сидела в двадцати шагах от меня, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени; на одной из них, до половины раскрытой, лежал густой пучок полевых цветов и при каждом ее дыхании тихо скользил на клетчатую юбку.
914 Чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей, ложилась короткими мягкими складками около ее стана; крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь. Она была очень недурна собой. Густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета расходились двумя тщательно причесанными полукругами из-под узкой алой повязки, надвинутой почти на самый лоб.
915 Здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него всё это тоже здорово, как у быков. Но самая суть чисто человеческого здоровья – это когда его неудержимо тянет сказать что-то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне – то должно быть и всем хорошо. Если поблизости нет человека, чтобы вместе порадоваться, то один пишет другому письмо или поет ему песенку.
916 И вот теперь на Оке мы пьем рябиновку, едим семгу и говорим, вспоминаем разные разности. И то, как мы выезжали белыми ночами в море бить зубаток, и как тянули в шторм с рыбаками ловушки, и захлебывались горькой водой, и нас мутило, и как ходили на маяк за хлебом, и как сидели однажды ночью в деревенской библиотечке и, разувшись, скинув телогрейки, читали все газеты и журналы, вышедшие за те дни, когда мы были на тоне.
917 Я вздрогнул, потому что с первого же звука узнал мелодию. Когда мне хорошо или, наоборот, больно, я всегда вспоминаю эту джазовую мелодию. Она чужда мне, но в ней звучит какая-то тайная мысль, и не понять, печальна она или радостна. Я часто вспоминал ее, когда ехал куда-нибудь, когда что-нибудь меня радовало или, наоборот, угнетало.
918 Она уезжала после пяти каких-то пустых дней, проведенных в Москве. Всё было точно так же, как всегда бывает на московских вокзалах: катали свои тележки носильщики, зудели автокары, кругом торопились, прощались, оставались считанные минуты. Она уезжала, хотя могла бы и не ехать еще, у нее было время – несколько свободных дней. А мне было досадно, горько, я злился и на себя и на нее.
919 Вся ее головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос ее не портил. Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоумения перед собственной грустью. Она, видимо, ждала кого-то; в лесу что-то слабо хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани.
920 Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени.
921 Комиссар с практикантом пришли тотчас же и, осматривая дом, тщательно искали признаки, которые могли бы опровергнуть этот запах горького миндаля, который невозможно спутать ни с чем. За те несколько минут, что длился анализ недоигранной партии, комиссар нашел в письменном столе, среди бумаг, конверт, адресованный доктору Урбино и запечатанный столькими сургучными печатями, что его пришлось разорвать на клочки, чтобы извлечь письмо.
922 Доктор откинул черный занавес на окне, впуская в комнату свет, и оглядел все одиннадцать страниц, исписанные с обеих сторон старательно-разборчивым почерком, но, прочтя первый же абзац, понял, что праздничная церковная служба для него пропала. Он читал, и дыхание его учащалось, иногда он листал страницы назад, чтобы ухватить потерянную нить, а когда закончил чтение, казалось, будто он возвратился откуда-то из далеких мест и давних времен.
923 В лесу что-то слабо хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани. Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы.
924 Веки ее покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени. Бедная девушка не шевелилась, лишь изредка тоскливо поводила руками и слушала, всё слушала. Снова что-то зашумело по лесу, она встрепенулась.
925 Бедная девушка не шевелилась, лишь изредка тоскливо поводила руками и слушала, всё слушала. Снова что-то зашумело по лесу, она встрепенулась. Шум не переставал, становился явственней, приближался, послышались наконец решительные, проворные шаги. Она выпрямилась и как будто оробела; ее внимательный взор задрожал.
926 Она выпрямилась и как будто оробела; ее внимательный взор задрожал, зажегся ожиданием. Сквозь чащу быстро замелькала фигура мужчины. Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась – и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней.
927 Теоретически с любым человеком всегда может случиться что угодно. Однако мы знаем, что завод нашего часового механизма рассчитан лет на восемьдесят, и это знание помогает большинству до поры до времени не зацикливаться на неизбежном. И Вера не стала бы зацикливаться. Характером и душевным складом она больше походила на солнечный зайчик.
928 И Вера не стала бы зацикливаться. Характером и душевным складом она больше походила на солнечный зайчик, а не на луны волшебной полосы. Но Верин часовой механизм был короткого действия. И еще время от времени тикал, не позволял о себе забыть. Девять лет назад на уроке физкультуры она вдруг потеряла сознание.
929 Видимо, он старался придать своим грубоватым чертам выражение презрительное и скучающее; беспрестанно щурил свои и без того крошечные серые глазки, морщился, опускал углы губ, принужденно зевал и с небрежной, хотя не совсем ловкой развязностью то поправлял рукой ухарски закрученные виски, то щипал желтые волосики, торчавшие на толстой верхней губе, – словом, ломался нестерпимо.
930 Признаюсь, он не произвел на меня приятного впечатления. По всем признакам, это был избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала притязание на вкус и щегольскую небрежность: на нем было коротенькое пальто бронзового цвета, вероятно, с барского плеча, застегнутое доверху, розовый галстучек с лиловыми кончиками.
931 Подумать только, а я всегда тебя защищал. Родителям твоим говорил, что в тебя верю, оправдывал тебя, да еще и потакал. Вот что я тебе скажу: несчастным быть куда легче, чем быть счастливым, а я не люблю людей, которые ищут легких путей. Не выношу нытиков. Будь счастливым, черт побери! Делай что-нибудь, чтобы быть счастливым.
932 Три часа, половина четвертого, а они всё ходили и ходили. Они миновали Лондонский мост, слушали, как плещется вода, набегая на его устои, со страхом вглядывались в туман испарений, клубившийся над поверхностью реки, и там, где на воду ложились отсветы мостовых фонарей, видели мерцающие блики, точно дьявольские очи, привораживающие грех и нищету.
933 Они испуганно шарахались в сторону при виде ночных бродяг, которые шныряли по примолкшим улицам, с громким свистом перекликаясь на перекрестках, или же со всех ног удирали от кого-то. Вот когда пригодилась Крошке Доррит ее детская наружность – со стороны казалось, будто Мэгги ведет ее за собой, хотя на самом деле это она и вела и ободряла свою спутницу.
934 Это было лучшее помещение на судне. Да еще пришлось уговаривать деликатную женщину занять его. В этой тесной каморке с ней поселились маленький Джек и старуха Нан. Там они завтракали и обедали вместе с капитаном и кузеном Бенедиктом, которому отвели клетушку на носу судна. Капитан перебрался в каюту, предназначенную для его помощника.
935 Продолговатая лужа вставлена в грубый асфальт; как фантастический след ноги, до краев наполненный ртутью; как оставленная лопатой лунка, сквозь которую видно небо внизу. Окруженная, я замечаю, распяленными щупальцами черной влаги, к которой прилипло несколько бурых хмурых умерших листьев. Затонувших, стоит сказать, еще до того, как лужа ссохлась до ее настоящих размеров.
936 Она лежит в тени, но вмещает образчик далекого света с деревьями и четой домов. Приглядись. Да, она отражает кусок бледно-синего неба – мягкая младенческая синева – молочный привкус во рту: у меня была кружка такого же цвета лет тридцать пять назад. Она отражает и грубый сумбур голых ветвей, и коричневую вену потолще, обрезанную ее кромкой, и яркую поперечную кремовую полоску.
937 Когда ноябрьский ветер в который раз пронимает льдистая дрожь, зачаточный водоворот собирает блеск лужи в складки. Два листа, два трискалиона, как два дрожащих трехногих купальщика, разбегаются, чтоб окунуться, рвение заносит их в середину лужи, и там, внезапно замедлив, они плывут, став совершенно плоскими. Двадцать минут пятого. Вид из окна больницы.
938 Другой дом уже целиком в позолоте. Многорукие тополя отбрасывают на него алембики восходящих полосатых теней, заполняя пустоты между своими полированными черными распяленными и кривыми руками. Но всё это блекнет, она любила сидеть в поле, писала закат, который не станет медлить, и крестьянский ребенок, очень маленький, тихий и робкий, при всей его мышиной настырности, стоял у ее локтя и глядел на мольберт.
939 Мне, верно, никогда не забыть унылой зелени узкой лужайки перед первым домом. Краски уходят. Последнее зарево тлеет в окне, к которому еще тянется лестница дня. Но всё кончено, и если в доме зажгут свет, он умертвит то, что осталось от дня снаружи. Клочья облаков пылают розовым, и триллионы ветвей обретают необычайную четкость; а внизу красок уже не осталось.
940 Очевидно, он не был моряком. Больше того – все заметили, что в морских делах он смыслит меньше, чем всякий кок, который значительную часть своей жизни провел в плаваниях. Но ни боковая, ни килевая качка на него не действовали, морской болезнью, которой подвержены новички, он не страдал, а это уже немалое преимущество для судового повара.
941 Дерзающим, а не просто смелым почти всегда улыбается судьба. Смелый может иной раз действовать необдуманно. Дерзающий сначала думает, затем действует. В этом тонкое различие. Дик был дерзающий. В пятнадцать лет он умел уже принимать решения и доводить до конца всё то, на что обдуманно решился. Его оживленное и серьезное лицо привлекало внимание.
942 В возрасте, когда дети еще не задумываются о будущем, Дик осознал свою участь и пообещал себе стать человеком своими силами. И он добился своего: он был уже взрослым в ту пору, когда его сверстники еще оставались детьми. Ловкий, подвижный и сильный, Дик был одним из тех одаренных людей, о которых можно сказать, что они родились с двумя правыми руками и двумя левыми ногами.
943 Строгого осуждения заслуживает возница, наехавший на улице на прохожего и пытающийся скрыться, предоставляя другим заботу о жертве своей неосторожности. Но пострадавшему от несчастного случая на улице быстро окажут первую помощь. А что же сказать о людях, которые бросают на произвол судьбы утопающих в открытом море? Такие люди позорят человеческий род.
944 Ремеслом моряка надо заниматься с детства. Кто не начал службы юнгой, тот никогда не будет настоящим моряком, по крайней мере в торговом флоте. В детстве из всего извлекаешь уроки, и постепенно твои действия становятся не только сознательными, но и инстинктивными, и в результате моряк привыкает принимать решения так же быстро, как и маневрировать парусами.
945 Джек выстроил все кубики в один ряд и выбирал нужные ему буквы. Работа нелегкая, и мальчик так увлекся ею, что не обращал внимания на Динго, который кружил возле него. Вдруг собака замерла на месте, уставившись на один кубик. Потом подняла переднюю правую лапу и завиляла хвостом. Затем схватила в зубы кубик, отбежала в сторону и положила его на палубу.
946 Точно так же есть места, окруженные ореолом романтики, взглянув на которые мы испытываем неизбежное разочарование, но это придает им своеобразную пикантность. Вы ожидали увидеть нечто прекрасное, а сложившееся у вас впечатление неизмеримо более сложно, чем может дать простое созерцание красоты. Это подобно слабостям великих людей, которые делают их менее замечательными, но зато более интересными.
947 Это – место встречи Востока и Запада. Здесь соприкасаются необычайная новизна и невообразимая древность. И если вы не обнаружили ожидаемой романтики, вы всё же прикоснулись к чему-то своеобразному и таинственному. Все эти странные люди живут рядом друг с другом, говорят на разных языках, по-разному думают; они верят в разных богов и по-разному оценивают мир; лишь две страсти у них общие – любовь и голод.
948 На самом деле орден пережил три эпохи, и на уровне третьей этих проблем уже не было и в него записывались даже те, кто отнюдь не бедствовал. Потому что стало не обязательно вербоваться в Святую Землю, можно было работать на материке. Вообще что касается тамплиеров, мне они не вполне ясны. Иногда кажется, что это просто банда, иногда, наоборот, в них есть какое-то изящество.
949 Она улыбается, но очень таинственно, и, я бы сказал, словно со знанием дела, хотя я был тогда просто не в силах верить чему бы то ни было. Она рассказывает мне, не без некоторой нарочитости, о своих денежных затруднениях, но это, как кажется, скорее, в духе извинений, чтобы объяснить крайнюю бедность своего костюма.
950 В ее родном городе, откуда она уехала лишь два или три года назад, она познакомилась со студентом, которого, быть может, любила и который любил ее. В один прекрасный день она решила покинуть его, в тот момент, когда он этого меньше всего мог ожидать, и всё это из страха его стеснить. Тогда-то она и оказалась в Париже.
951 В тот же вечер она поговорила с генералом, Гарри перешел в подчинение к хозяйке дома. Теперь жизнь казалась ему раем. Гарри всегда был изысканно одет, в его петлице всегда красовалась свежая гардения, к тому же он с любезностью и тактом умел занять гостей любого ранга. Он гордился службой у прекрасной женщины, и, как особую милость, принимал приказы и распоряжения леди Венделер.
952 С нравственной точки зрения Гарри ничего дурного в своей жизни не видел. Всё порочное он приписывал грубым мужчинам, проводя дни с хрупкой женщиной и занимаясь преимущественно тряпками, он словно спасался от жизненных бурь на очарованном острове. В одно прекрасное утро он пришел в гостиную и начал прибирать разбросанные на фортепиано ноты.
953 Он одевался на редкость изящно, ходил с красивым цветком в петлице и умел занять любую гостью тактичной и приятной беседой. Он гордился тем, что прислуживает прекрасной женщине, любой приказ леди Венделер принимал как знак внимания и гордо охорашивался перед другими мужчинами, которые высмеивали и презирали его за эту роль.
954 Он не мог нахвалиться своей жизнью и с моральной точки зрения. Порочность представлялась ему чисто мужским свойством, и, проводя дни с хрупкой женщиной и занимаясь преимущественно тряпками, он словно спасался от жизненных бурь на очарованном острове. В одно прекрасное утро он вошел в гостиную и стал прибирать ноты на крышке рояля.
955 Они любили искусство, часто говорили, что оно занимает весьма важное место в их жизни; Лесли, временами не чуждый философических размышлений, склонен был думать, что только искусство придает смысл человеческому существованию, и с величайшим уважением относился к его творцам; но никогда он не мог себе представить, что кто-либо из его семьи, а тем более его родной сын, изберет путь столь неопределенный, необычный и в большинстве случаев отнюдь не доходный.
956 Солнце отсвечивало на ее гладко зачесанных волосах, переливалось зелеными, голубыми, розовыми искрами на ее простенькой, дешевой брошке, закалывающей вырез платья, насквозь пронизывало это самое легонькое ситцевое платьишко, ясно обозначая чуть длинноватые по-девчоночьи ноги. Она не знала этого, не догадывалась, а если бы догадалась, то сейчас же смутилась бы устремленных на нее четырех пар мужских глаз.
957 Когда ты тенью в ученическом платье выступила из тьмы номерного углубления, я, мальчик, ничего о тебе не знавший, всей мукой отозвавшейся тебе силы понял: эта щупленькая, худенькая девочка заряжена, как электричеством, до предела, всей мыслимой женственностью на свете. Если подойти к ней близко или дотронуться до нее пальцем, искра озарит комнату.
958 Если подойти к ней близко или дотронуться до нее пальцем, искра озарит комнату и либо убьет на месте, либо на всю жизнь наэлектризует магнетически влекущейся, жалующейся тягой и печалью. Я весь наполнился блуждающими слезами, весь внутренне сверкал и плакал. Мне было до смерти жалко себя, мальчика, и еще более жалко тебя, девочку.
959 Я весь наполнился блуждающими слезами, весь внутренне сверкал и плакал. Мне было до смерти жалко себя, мальчика, и еще более жалко тебя, девочку. Всё мое существо удивлялось и спрашивало: если так больно любить и поглощать электричество, как, вероятно, еще больнее быть женщиной, быть электричеством, внушать любовь.
960 Между тем темнело. Стремительно выцветали, гасли разбросанные по снегу багрово-бронзовые пятна зари. Пепельная мягкость пространств быстро погружалась в сиреневые сумерки. С их серой дымкой сливалась кружевная, рукописная тонкость берез на дороге, нежно прорисованных по бледно-розовому, точно вдруг обмелевшему небу. Душевное горе обострило восприимчивость Юрия.
961 Окружающее приобретало черты редкой единственности, даже сам воздух. Небывалым участием дышал зимний вечер, как всему сочувствующий свидетель. Точно еще никогда не смеркалось так до сих пор, а завечерело в первый раз только сегодня, в утешение осиротевшему, впавшему в одиночество человеку. Точно не просто панорамой стояли, спинами к горизонту, окружные леса по буграм.
962 Точно еще никогда не смеркалось так до сих пор, а завечерело в первый раз только сегодня, в утешение осиротевшему, впавшему в одиночество человеку. Точно не просто поясной панорамой стояли, спинами к горизонту, окружные леса по буграм, но как бы только что разместились на них, выйдя из-под земли для изъявления сочувствия. Доктор почти отмахивался от этой ощутимой красоты часа, как от толпы навязывающихся сострадателей.
963 Прелесть моя незабвенная! Пока тебя помнят вгибы локтей моих, пока еще ты на руках и губах моих, я побуду с тобой. Я выплачу слезы о тебе в чем-нибудь достойном, остающемся. Я запишу память о тебе в нежном, нежном, щемяще печальном изображении. Я останусь тут, пока этого не сделаю. А потом и сам уеду. Вот как я изображу тебя. Я положу черты твои на бумагу, как после страшной бури, взрывающей море до основания, ложатся на песок следы сильнейшей, дальше всего доплескивавшейся волны.
964 Вот как я изображу тебя. Я положу черты твои на бумагу, как после страшной бури, взрывающей море до основания, ложатся на песок следы сильнейшей, дальше всего доплескивавшейся волны. Ломаной извилистой линией накидывает море пемзу, пробку, ракушки, водоросли, самое легкое и невесомое, что оно могло поднять со дна. Это бесконечно тянущаяся вдаль береговая граница самого высокого прибоя. Так прибило тебя бурей жизни ко мне, гордость моя.
965 Только тогда он проходил через край зимой, а теперь в конце лета, теплой, сухой осенью, что было гораздо легче. Половина пройденных им селений была пуста, как после неприятельского похода, поля покинуты и не убраны, да это в самом деле были последствия войны, войны гражданской. Два или три дня конца сентября его дорога тянулась вдоль обрывистого высокого берега реки.
966 Река приходилась ему справа. Слева широко, от самой дороги до загроможденной облаками линии небес раскидывались несжатые поля. Их изредка прерывали лиственные леса, с преобладанием дуба, вяза и клена. Леса глубокими оврагами выбегали к реке, и обрывами и крутыми спусками пересекали дорогу. В неубранных полях рожь держалась в перезревших колосьях, текла и сыпалась из них.
967 На вокзал Софья приехала за полчаса до отправления поезда. Ей хотелось выпить горячего чая и купить пастилки для горла, но она была сейчас не в состоянии выносить ни очередей, ни разговоров по-французски. Можно прекрасно владеть иностранным языком, но стоит пасть духом или почувствовать недомогание, и вас потянет назад, к языку детской. Она села на скамью и опустила голову поспать.
968 Эти жены были наблюдателями на баррикадах, бойцами невидимой непреклонной армии. Мужья страдали от их запретов, но в конечном счете подчинялись им. Мужчины, ломавшие то, что прежде считалось непреложными законами природы, пребывали в рабстве у женщин, занятых только тугими корсетами, визитными карточками и разговорами, от которых в горле першило, как от смешанного запаха духов.
969 Может, Софья и для них была курьезом, но таким, который они приняли и одобрили? Что-то вроде попугая-полиглота или тех гениев, которые моментально определят, что такой-то день в четырнадцатом веке пришелся на вторник. Нет, это несправедливо. Они с уважением относились к тому, чем занималась Софья, и многие из них считали, что женщинам надо последовать ее примеру и когда-нибудь так и будет.
970 Вот наконец едет по проходу тележка с закусками. Еда должна облегчить боль в горле, хотя Софья предпочла бы сейчас выпить русского чая. Как только отъехали от Парижа, пошел дождь, а теперь он превратился в снег. Как все русские, она предпочитает снег дождю, запорошенные поля – темной и мокрой земле.
971 Как только отъехали от Парижа, пошел дождь, а теперь он превратился в снег. Как все русские, она предпочитает снег дождю, запорошенные поля – темной и мокрой земле. Там, где бывает снег, люди готовятся к зиме как следует и принимают серьезные меры, чтобы поддерживать в своих жилищах тепло. Она вспоминает дом профессора, где ей предстоит сегодня переночевать.
972 Потом он рассказывал, что принял ее за гувернантку, пришедшую взять у него рекомендацию, чтобы добавить в число своих знаний и умений математику. Он хотел отругать горничную и сестер за то, что ее пустили. Однако человек он был добрый и воспитанный и потому не прогнал ее, а объяснил, что берет только тех аспирантов, у которых уже есть диплом, а сейчас у него такое количество учеников, что с новыми ему не справиться.
973 Однако человек он был добрый и воспитанный и потому не прогнал ее, а объяснил, что берет только тех аспирантов, у которых уже есть диплом, а сейчас у него такое количество учеников, что с новыми ему не справиться. Но она все равно не уходила и продолжала стоять перед ним в этой своей смешной, закрывающей лицо шляпе, вцепившись обеими руками в шаль.
974 Больше мне нечего было сказать ни ей, ни другим. Никто не смотрел мне в глаза. Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за ум и знания. Господи, да чего же им нужно от меня? Разум вбил клин между мной и всеми, кого я знал и любил, выгнал меня из дома. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.
975 Он боится как-то не по-настоящему, он просто отпрянул назад, как птица или белка при резком движении кормящей их руки. Мне хочется утешить притаившегося под одеялом Чарли, сказать ему, что он не сделал ничего плохого, что не в его силах заставить маму снова полюбить его. Тогда Чарли не понимал, что происходит, но теперь мне больно. Если бы можно было вернуться в прошлое, я заставил бы ее понять, как мне больно.
976 Я часто перечитываю мои ранние отчеты и прекрасно вижу их безграмотность, детскую наивность. Это несчастный разум глядит из темной комнаты сквозь замочную скважину в сияющий мир, счастливо и неуверенно улыбаясь. Даже в своей тупости я понимал, что стою ниже окружающих. У них было что-то такое, чего не было дано мне. Слепой умственно, я верил, что это – способность читать и писать и что я сравняюсь с ними, научившись тому же. Даже слабоумный хочет быть похожим на других.
977 Знаешь, мне кажется, что за последние недели я все-таки изменился. Сначала бродил в темноте. Попытка самому решить проблему провалилась, но чем глубже погружался я в пучины снов и воспоминаний, тем яснее сознавал, что эмоциональные проблемы не могут быть решены так же, как интеллектуальные. Окончательно я понял это вчера вечером. Я твердил себе, что странствую во мраке, словно потерянная душа, а потом понял, что и вправду потерялся.
978 Сначала бродил в темноте. Попытка самому решить проблему провалилась, но чем глубже погружался я в пучины снов и воспоминаний, тем яснее сознавал, что эмоциональные проблемы не могут быть решены так же, как интеллектуальные. Окончательно я понял это вчера вечером. Я твердил себе, что странствую во мраке, словно потерянная душа, а потом понял, что и вправду потерялся. Каким-то образом я оказался отрезанным от всех и всего.
979 Видно было, что идея ему не по вкусу. Как будто я примерял собственный гроб. Не могу винить профессора. Он просто не понимает, что познание самого себя включает не только прошлое, но и будущее, не только те места, где я был, но и те, где буду. Я не только некто, но и способ существования этого некто – один из многих способов, и мне необходимо не только знание той дороги, по которой я иду, но и всех возможных дорог.
980 И всё же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви. Я дошел до этого совсем недавно. Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое психическое заболевание. Кроме того, я утверждаю, что замкнутый на себе мозг не способен дать окружающим ничего, только боль и насилие. В бытность слабоумным я имел много друзей. Теперь их у меня нет.
981 Всё быстрее вниз под уклон. Появляются мысли о самоубийстве, чтобы остановить падение, пока я еще могу контролировать свое поведение и осознавать окружающий мир. Но тут я вспоминаю ждущего у окна Чарли. Я не могу распоряжаться его жизнью. Я всего лишь ненадолго одолжил ее, и теперь меня просят вернуть долг. Нельзя забывать, что я – единственный, с кем случалось подобное. До последнего момента я буду записывать свои мысли и чувства.
982 Я много думал о словах Алисы, и до меня внезапно дошло, что если бы я продолжал читать и запоминать что-то новое, даже при том условии, что забывается старое, мне удалось бы удержать часть разума. Эскалатор идет вниз. Если я буду стоять на одной ступеньке, наверняка спущусь до самого дна. Если побегу вверх, то не исключено, что останусь на том же самом месте.
983 Чем больше снов я читаю, тем страшнее меня охватывает бессилие. Как ни стараюсь, я не могу уловить самой сути, которая в этих снах заключается. Словно я день за днем читаю очень длинную повесть, не понимая ни строчки. Буквы читать умею, а слов не пойму. С таким же успехом я мог бы изо дня в день без цели и смысла наблюдать за течением реки. Не делая выводов, ни к чему не приходя.
984 Как ни стараюсь, я не могу уловить самой сути, которая в этих снах заключается. Словно я день за днем читаю очень длинную повесть, не понимая ни строчки. Буквы читать умею, а слов не пойму. С таким же успехом я мог бы изо дня в день без цели и смысла наблюдать за течением реки. Не делая выводов, ни к чему не приходя. Искусство чтения снов не приносит мне избавления. Я овладел им, но количество прочитанных снов лишь увеличило пропасть в моей душе.
985 Одну картину я вижу яснее прочих. Как правило, это долина, стелющаяся под ветром трава, небо с белыми облаками и река, в которой играет солнце. И хотя в самом пейзаже нет ничего особенного, почему-то именно от него становится грустно. От чего именно – я понять не могу. Будто сама причина этой грусти проплыла, как корабль за окном, и исчезла бесследно за пять минут до того, как я понял, что происходит.
986 И нахлынула тишина, от которой заныло в ушах. Абсолютная тишина в идеальном мраке. Пострашнее любого самого ужасного звука на свете. Ибо к звуку, каким бы неприятным он ни был, мы можем как-нибудь относиться. Но тишина – это ноль. Великое му, которое не окружает нас ничем, кроме отсутствия чего бы то ни было. Барабанные перепонки заломило так, словно в воздухе подскочило давление.
987 Как это ни покажется странным, я не могу сказать, что живу на этом свете без удовольствия. Почему – не знаю, но это так. Может, я раздвоился на меня и себя, и жизнь моя, судя по вашим словам, – сплошной цирк, но наслаждаться этой жизнью мне пока не надоело. Конечно, многое здесь мне не нравится, и, похоже, кому-то сильно не нравлюсь я, но то, что я люблю – я люблю по-настоящему. Не важно, любят при этом меня или нет.
988 Глядя по сторонам, мы движемся вверх по течению, почти ни слова не говоря. Не потому, что не о чем; просто в словах нет никакой нужды. Мы шагаем, разглядывая полные снега овражки, птиц с красными ягодами в клювах, зимние овощи на грядках, заводи вдоль реки, заснеженные горные пики. От всего, что попадается на глаза, по душе растекаются волны тепла.
989 Мы шагаем, разглядывая полные снега овражки, птиц с красными ягодами в клювах, зимние овощи на грядках, заводи вдоль реки, заснеженные горные пики. От всего, что попадается на глаза, по душе растекаются волны тепла. Облака в небе, не такие суровые как обычно, навевают ощущение чьей-то близости – будто весь этот мир обнимает огромная мягкая рука.
990 Что ни говори, а справедливость применима только в страшно ограниченном мире. Но зато – ко всей жизни сразу. От улитки и скобяной лавки – до супружества. И даже если моя справедливость никому не нужна, ничего другого я предложить все равно не могу. В этом смысле она сродни любви. Но то, что хочешь отдать, далеко не всегда совпадает с тем, что от тебя ожидают.
991 Он чувствовал себя опустошенным и не понимал почему. Словно все тепло его тела медленно улетучивалось сквозь кожу, словно кровь искала в чем-то опоры и, не находя ее, падала и падала в какое-то сладостное никуда. Он подложил руки под голову и лежал не шевелясь. Теперь он понял, что ждет Жоан. Понял, что не только его разум, но и вся его плоть: руки и нервы и какая-то странная, не свойственная ему нежность, – все ждет ее.
992 Он смотрел на ее лицо, заслонившее весь мир, вглядывался в него и понимал, что только фантазия влюбленного может найти в нем так много таинственного. Он знал – есть более прекрасные лица, более умные и чистые, но он знал также, что нет на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью.
993 Равик молчал. Он понимал, что погибнет, если проведет с ней ночь. Это все равно что подписать вексель, когда нечем платить. Она станет приходить к нему снова и снова, играть на том, чего уже добилась, всякий раз требовать новых уступок, ничего не уступая со своей стороны, пока он не окажется полностью в ее власти. И в один прекрасный день она оставит его, безвольную жертву собственной страсти и слабости.
994 Спрятав чек в бумажник, он взял несколько книг и положил их стопкой на столик у кровати. Он купил их недавно, чтобы читать в бессонные ночи. С ним происходило что-то непонятное – книги приобретали для него всё большее значение. И хотя они не могли заменить всего, тем не менее задевали какую-то внутреннюю сферу, куда уже не было доступа ничему другому.
995 Она рассказала мне о том колодце, и я уже не мог вспоминать поляну без него. Я никогда его не видел, но он остался в моей памяти прочно вписанным в тот пейзаж. Смешно: я помню его до последней детали, прямо на границе поляны и рощи. Трава искусно прикрывает темную дыру в земле, метр диаметром. Ограждения нет. Просто разинула свою пасть дыра. Кое-где потрескались и начали откалываться потемневшие от ветра и дождей камни.
996 Однако с тех пор, как она рассказала мне про этот колодец, я не мог уже представить себе поле без него. Образ этого колодца, который я своими глазами и не видел, явственно присутствует в той картине у меня в голове, как неотделимая ее часть. Я могу очень детально описать, как выглядит этот колодец. Он находится точно на границе, где поле переходит в рощицу.
997 Чего им не сиделось? Саблезубых тигров и всяких там пещерных медведей они уже победили, в их власти оказалась вся планета – и какая. Без промышленных комплексов, ядерных бомб, грязи, неврозов, проблем и наркотиков. Зачем их потянуло к цивилизации? Ловили бы себе мамонтов, ели, спали, нежились, как мы, на бережку, жили бы, не считая веков, – просто, спокойно, долго.
998 Сладкий сон о несбывшемся. Полынов прикрыл глаза. Солнце светило в лицо и пронизывало тьму сомкнутых век всплесками багровых протуберанцев. Прикончить бы того пещерного гения, которому не жилось спокойно. И не надо было бы старине Лессу спешить по своим высоконаучным делам, соорудили бы мы вместо этого шашлычок из мамонта. Чем плохо? Вот только прежде огонь следовало изобрести.
999 Она не стремилась излить душу, ее спрашивали, она рассказывала. Полынова всё больше изумляла выносливость ее характера; недавнее потрясение как будто совсем на ней не отразилось, она оставалась самой собой – непосредственной, решительной, угловатой. Полынов отдыхал, слушая ее, улыбался ее наивностям и думал, что у нее счастливый характер. Ему начало казаться, что он знает ее давным-давно и жаль, что она ему не сестра.
1000 Однако он хорош. Бойцы, герои в такой ситуации такими не бывают. Если верить соответствующим романам, конечно. Те железные; они не устают, они действуют, стреляют, побеждают. Их не мучает бессонница, они не размышляют над связью поколений, моральные проблемы решаются ими с завидной легкостью. Хотел бы он сейчас быть таким. Затем, чтобы уснуть хотя бы.
1001 На космическом корабле самое дефицитное – это место, отводимое для груза, потому-то все оборудование, компактно уложенное, приходилось доставлять на станцию в разобранном виде. Все приборы и установки приходилось собирать на самой станции собственными руками, пользуясь явно не теми инструментами и следуя невнятным и пространным инструкциям по сборке.
1002 И вдруг могучая волна тепла прокатилась по городку, вал горячего воздуха захлестнул его, будто нечаянно оставили открытой дверь пекарни. Зной омывал дома, кусты и детей. Сосульки срывались с крыш, разбивались и таяли. Двери распахнулись. Окна раскрылись. Дети скинули свитера. Мамаши сбросили медвежье обличье.
1003 Ракетное лето. Жаркий, как дыхание пустыни, воздух переиначивал морозные узоры на окнах, слизывал хрупкие кружева. Лыжи и санки вдруг стали не нужны. Снег, падавший на городок с холодного неба, превращался в горячий дождь, не долетев до земли. Высунувшись с веранд под дробную капель, люди смотрели вверх на алеющее небо.
1004 В землянке под старой елью было темно и тихо. У входа, завешенного белой простыней, валялась убитая из рогатки ворона. Снаружи крупными хлопьями валил снег. Иногда, отодвинув край простыни, Мазин зорко и настороженно оглядывал берег. Он ждал Русакова. Они не виделись с того памятного вечера, когда в их владениях побывал Трубачев со своими товарищами.
1005 В глубине зала ребята заканчивали выставку. Полочки и лесенки с широкими ступеньками были задрапированы темной материей. Небрежно раскинутые коврики и вышитые платочки ярко выделялись на темном фоне. Внизу стояли модели самолетов, моторных лодок. Ледокол, выкрашенный в голубую краску, разрезая острым носом волны, искусно сделанные из материи, как бы плыл навстречу школьникам.
1006 В цирке они сидели рядом. На арене плясали под музыку медведи, смешил клоун. Васек подпрыгивал, хлопал в ладоши, хохотал. Отец тоже смеялся. Тетка, в шелковой зеленой кофте, сидела прямо, она изо всех сил старалась соблюсти приличие, смеялась в платочек и останавливала Васька. В антракте ели мороженое. Перебивая друг друга, все делились впечатлениями.
1007 На большой перемене Васек вместе с ребятами вышел на школьный двор. Ребята сейчас же затеяли перестрелку снежками, но Васек потихоньку удалился в самый угол двора и, засунув руки в карманы пальто, стал ходить по дорожке вдоль забора. Его беспокоила заметка, которую он обещал сегодня же дать в стенгазету.
1008 Закутавшись теплым шарфом, Сева вышел на улицу. Непрочный мартовский снег сбивался под ногами в грязные комья. Саша Булгаков жил недалеко. Сева хорошо знал его улицу и дом, так как в прошлом году, когда Саша был болен, Сева приносил ему уроки. Но теперь, по рассеянности, мальчик долго путался, заглядывая в чужие дворы и припоминая номер дома.
1009 Мазин перестал ходить на занятия. С одной стороны, его мучила история с мелом и он чувствовал себя виноватым перед Васьком. С другой стороны, после злополучного урока он решил подтянуть Русакова и сам превратился в учителя, пригрозив Петьке, что будет считать его последним человеком, если он не научится отличать подлежащее от сказуемого и глагол от имени существительного.
1010 Сергей Николаевич машинально ставил на листе бумаги какие-то черточки, потом так же машинально написал три фамилии. Осторожно соединил их стрелками, потом зачеркнул Трубачева и поставил его отдельно. И, откинувшись в кресло, устало моргая и морща лоб, он стал решать про себя какую-то трудную задачу. Ответ на нее напрашивался простой: рассердился на статью и зачеркнул свою фамилию.
1011 Осторожно соединил фамилии стрелками, потом зачеркнул Трубачева и поставил его отдельно. И, откинувшись в кресло, устало моргая и морща лоб, он стал решать про себя какую-то трудную задачу. Ответ на нее напрашивался простой: рассердился на статью и зачеркнул свою фамилию. Но этот ответ не удовлетворял учителя. Подавленный вид Трубачева тоже ни в чем не убеждал его.
1012 По дороге рядом с санями, нагруженными кирпичом, лениво потряхивая вожжами, шагали возчики в серых фартуках поверх теплых стеганок. Лошади, упираясь на передние ноги, вытягивали задние и, тяжело дыша, останавливались. Над боками у них поднимался теплый пар. Возчики забегали вперед, кричали, хлестали лошадей вожжами. Дорога была немощеная, талый снег густо смешивался с грязью.
1013 Васек почему-то вспомнил, как в прошлом году он с отцом ездил в Москву. Они долго стояли на Красной площади и смотрели на Кремль. Васек стоял с красным галстуком на шее, как стоит на посту часовой. Он боялся пошевелиться. Мысленно он давал себе клятву свершить какой-нибудь небывалый подвиг во славу Родины. И не один!
1014 Васек стоял с красным галстуком на шее, как стоит на посту часовой. Он боялся пошевелиться. Мысленно он давал себе клятву свершить какой-нибудь небывалый подвиг во славу Родины. И не один! Васек видел себя на воде и на суше бесстрашным моряком и раненым командиром, он побеждал и умирал в жестокой схватке с врагом.
1015 Митя сидел в своей маленькой комнатке и сосредоточенно думал. Мысли были тревожные. Он сожалел, что раньше не пошел к Трубачеву и по-товарищески не поговорил с ним. В дружеском разговоре, один на один, всегда находятся такие простые и нужные слова. Тут и голос другой и глаза смотрят в глаза, прятаться и что-то скрывать делается невозможным.
1016 Он сожалел, что раньше не пошел к Трубачеву и по-товарищески не поговорил с ним. В дружеском разговоре, один на один, всегда находятся такие простые и нужные слова. Тут и голос другой и глаза смотрят в глаза, прятаться и что-то скрывать делается невозможным. Разве мало было у Мити таких случаев? Никто в школе и не знал о них.
1017 Лида Зорина, усадив свое звено на скамейку, сидела сбоку с напряженным, страдальческим выражением лица, склонив набок черную, гладко причесанную головку. Синицына, расталкивая локтями соседок, уселась посередине скамейки и смотрела на Митю и учителя так, чтобы они могли прочесть на ее лице, что она ни в чем не виновата.
1018 Добрый, великодушный король устало выговаривал оступившемуся, но всё еще любимому вельможе, и самые упреки в устах милостивого самодержца казались лаской. Не к ним, не к свидетелям обращены были эти ласковые речи. Все остальные просто подслушивали под дверью, как невоспитанные дети, как столпившиеся у запертых ворот туповатые слуги.
1019 Нечто приблизилось к огненной расселине, и пламя опало, словно пригашенное накрывшим его темным облаком. Чудовище одним рывком перенеслось на другую сторону, и огненные языки взвились, словно приветствуя его. В воздухе заклубился черный дым, и Нечто, объятое пламенем, шагнуло вперед, влача за собой горящий шлейф. В правой руке существа пламенел меч, словно выкованный из огня; в левой извивалась хвостатая плеть.
1020 Гневный огонь, дремавший в глубинах горы, пробудился ото сна: алые языки пламени показались над краем трещины, по стенам заметались яркие сполохи, и пещера наполнилась невыносимым жаром. Внезапно Голлум рывком поднес ко рту длинные руки; его белые клыки сверкнули – и сомкнулись. Фродо вскрикнул от боли и возник снова; он стоял на коленях, на самом краю пропасти. Рядом, как безумный, отплясывал Голлум, высоко подняв Кольцо с кровоточащим пальцем в нем.
1021 Фигура медленно ступила на мост – и вдруг в мгновение ока выросла до чудовищных размеров. Темные крылья распростерлись от стены до стены и нависли над Гэндальфом, но скрыть его не смогли. Маленькая, одинокая фигурка волшебника словно светилась во тьме, и тьма не могла объять его – седой, сгорбленный, он стоял крепко, как столетнее дерево под напором шквала.
1022 С тех пор он бродил в одиночестве, хныча и обвиняя мир в жестокости. Выше по течению реки он набрел на стекавший с гор ручей и пошел вдоль него. В глубоких омутах ловил он невидимыми пальцами рыбу и ел ее сырой. Однажды в жаркий день, наклонившись над омутом, он почувствовал на затылке ожог, а слепящая рябь на воде хлестнула его по слезящимся глазам резкой болью. Голлум удивился – он почти позабыл о том, что в мире существует солнце.
1023 Когда он пришел в себя, его окружал обычный полумрак лесного дня. Перед ним лежал мертвый паук, и лезвие меча почернело. Почему-то на Бильбо особенно подействовало то, что он убил гигантского паука в одиночку, в темноте, без помощи колдуна и гномов. Вытирая меч о траву и вкладывая его в ножны, хоббит чувствовал себя по-новому, гораздо сильнее и свирепей, несмотря на пустой желудок.
1024 И началась превосходная драка. Когда Бильбо выронили на землю, у него хватило ума убраться из-под ног троллей, прежде чем они сцепились, как собаки, вопя во всё горло и обзывая друг друга своими излюбленными словечками. Вскоре они уже катались по земле, едва не попадая в костер, пинались и топали, а Том колотил их дубиной, пытаясь привести в сознание, отчего они еще больше свирепели.
1025 В земляной норе жил хоббит. Не в отвратительной, грязной, мокрой норе, пропахшей плесенью и с торчащими отовсюду хвостами червей, но и не в сухой, голой, песчаной норе, в которой не на что сесть и нечего съесть. Это была хоббичья нора, а это означает удобства. В нее вела прекрасная круглая, выкрашенная зеленой краской дверь, похожая на иллюминатор, со сверкающей желтой медной ручкой в центре.
1026 Надев кольцо, он пробирался по темным туннелям в поисках одиноких гоблинов и даже решался забредать в места, освещенные факелами, отчего у него болели и слезились глаза. Но и здесь он был в безопасности. Да, в полной безопасности. Никто не видел его, никто его не замечал, пока он не хватал гоблина за горло. Всего несколько часов назад он так и сделал – поймал маленького гоблина.
1027 Конечно, он знал, что игра в загадки – священная и невероятно древняя, и даже самые злобные существа опасаются плутовать, играя в нее. Но он чувствовал, что нельзя доверять этой скользкой твари: она не сдержит обещание. Теперь годится любой предлог для того, чтобы улизнуть. И в конце концов последний вопрос по древним правилам не мог считаться загадкой.
1028 В смысле человеческого общения столица – место холодное и неприветливое. Керри вскоре поняла, что ее небольшие деньги не принесли ей ничего. Мир богатых и знаменитых был недоступен для нее, как и прежде. Керри убедилась, что люди ищут в ее обществе только легкого веселья, в сущности, не питая к ней никаких дружеских чувств. Все искали удовольствий для себя, нимало не думая о возможности грустных последствий для других.
1029 Когда-то всё это казалось мне гораздо более значительным, чем теперь. Может быть, так оно и было, потому что, если бы я не работал, не пробивался, жизнь прошла бы мимо меня; я не сделал бы многого того, что мне удалось сделать. И вот в этом-то, по-моему, вся суть: всё время что-нибудь да делать. Жизнь – это игра, и хотим мы этого или нет, а приходится в ней участвовать.
1030 Вы большой человек, и всё, что вы делаете или не делаете, имеет значение. Ну а я – я смотрю на это как на своего рода игру, в которой я тоже участвую. Когда-то всё это казалось мне гораздо более значительным, чем теперь. Может быть, так оно и было, потому что, если бы я не работал, не пробивался, жизнь прошла бы мимо меня; я не сделал бы многого того, что мне удалось сделать.
1031 Наблюдая за ней исподтишка час спустя, Каупервуд невольно поразился – она казалась такой оживленной и довольной. Просто удивительно, подумал он, как много можно сделать с человеком, если отнестись с должным вниманием к его вкусам, слабостям, к его желаниям. А что если и Беренис проделывает с ним, в сущности, то же самое? Она вполне способна на это.
1032 И всё же богатство и превосходство над другими кружили ей голову. Сидя за роялем, катаясь, гуляя или стоя перед зеркалом, она была преисполнена сознанием своей красоты, обворожительности, сознанием того, что это значит для мужчин и какую зависть внушает женщинам. Временами при виде бедных и некрасивых девушек она проникалась жалостью.
1033 Сидя за роялем, катаясь, гуляя или стоя перед зеркалом, она была преисполнена сознанием своей красоты, обворожительности, сознанием того, что это значит для мужчин и какую зависть внушает женщинам. Временами при виде бедных и некрасивых девушек она проникалась жалостью; временами в ней вспыхивала неприязнь к какой-нибудь девице или женщине, дерзнувшей соперничать с ней красотой или положением в обществе.
1034 Эйлин страстно желала проникнуть в высшее общество, хотя хлыщеватые джентльмены из этого круга нимало не привлекали ее. Она мечтала о настоящем мужчине. Время от времени ей на глаза попадался молодой человек вроде как подходящий, но обычно это были знакомые ее отца, мелкие политические деятели или члены местного законодательного собрания, стоявшие не выше на социальной лестнице.
1035 Дочь таких родителей, хоть и одаренная от природы качествами, возвышавшими ее над окружающей средой, не могла не быть в значительной мере продуктом этой среды; в ее сознании отразились преобладавшие здесь религиозные и нравственные понятия – взгляды местных пасторов и их прихожан. Но при этом она отличалась пылким темпераментом и живым воображением.
1036 Жил он на этой ферме потому, что она досталась ему по наследству, и оставаться и кое-как работать здесь было проще, чем искать счастья где-то в другом месте. Он состоял в республиканской партии, потому что до него республиканцем был его отец и потому что весь их округ стоял за республиканцев. Ему и в голову не приходило, что может быть иначе. Свои политические и религиозные воззрения, все представления о том, что хорошо и что плохо, он заимствовал от окружающих.
1037 Природа наделила ее блестящими черными глазами и черными волосами, которые она заплетала в две тугие косы. Изящные ножки с тонкими лодыжками легко несли ее прелестную фигурку. Родители девочки были квакеры, и на ее голове всегда красовался скромный маленький чепчик. Характер у нее был очень живой, и этот смелый и прямой мальчик ей нравился.
1038 Дело, оставленное на его попечение, несомненно, пошло бы прахом. Отец это видел, огорчался и всё надеялся, что сыщется какой-нибудь молодой человек, который заинтересуется делом, будет продолжать его на прежних началах и вместе с тем не вытеснит его сына, – одним словом, человек, готовый довольствоваться ролью младшего компаньона.
1039 Он бывал очень польщен, когда на повестке дня у него оказывалось какое-нибудь громкое дело, и, восседая перед тяжущимися и публикой, мнил себя поистине важной персоной. Правда, время от времени необычное сплетение житейских обстоятельств смущало его ограниченный ум; но и во всех таких случаях он неизменно помнил о букве закона.
1040 Ему предстояло получить наивысший для такого рода преступлений срок заключения, дабы все поняли, как справедливы республиканская партия и суд. Впоследствии губернатор мог смягчить наказание. В наивном представлении широкой публики судьи квартальной сессии были подобны воспитанницам монастырского пансиона.
1041 В наивном представлении широкой публики судьи квартальной сессии были подобны воспитанницам монастырского пансиона, то есть жили вне мирской суеты и не ведали того, что творилось за кулисами политической жизни города. На деле же они были прекрасно обо всём осведомлены, а главное, зная, кому они обязаны своим положением и властью, умели быть благодарными.
1042 Большинство этих бумаг у них всех было заложено в разных банках, а полученные под них деньги помещены в другие предприятия. Требование погашения ссуд не сулило им ничего хорошего, но все-таки ни у кого из этого триумвирата дела не были в таком уж отчаянном состоянии. Они сумеют вывернуться без особых хлопот, хотя, возможно, и не без убытков, если тотчас же примут все меры для самозащиты.
1043 Надо вам сказать, что я уже довольно давно скупаю акции конных железных дорог, правда, не только для себя. Может быть, мне не следовало бы открывать вам то, что я сейчас открою, но, поступив иначе, я причиню ущерб и вам и многим другим лицам, которых я хотел бы от этого уберечь. Мне, разумеется, известно, что вы заинтересованы в исходе предстоящих осенью выборов.
1044 Если бы не угроза паники, я мог бы сказать, что мои дела никогда еще не были так хороши. Но я не в силах выдержать бурю, если не получу помощи, и я хочу знать, окажете ли вы мне ее. Если я вывернусь, то даю вам слово принять все меры для скорейшего возврата денег в городское казначейство. Жаль, что мистера Стинера сейчас нет в городе, не то я привез бы его к вам, чтобы он подтвердил мои слова.
1045 Капиталисты могли где угодно получить более высокие проценты, если им не предоставить сертификатов городского займа по девяносто долларов. Но небольшая группа политиканов, не причастных к городской администрации и настороженно относившихся к ее деятельности, а также ряд газет и некоторые финансисты, стоявшие в стороне от политики, под влиянием общего подъема патриотизма в стране настаивали на размещении займа альпари.
1046 Такие люди, как он, встречаются тысячами на каждом шагу – без малейшей прозорливости, без подлинной тонкости ума, без изобретательности, без каких бы то ни было дарований. За всю свою жизнь он не высказал ни единой свежей мысли. Правда, никто не мог бы назвать его плохим человеком. Наружность у него была какая-то тоскливая, безнадежно обыденная, но объяснялось это не столько его внешним, сколько духовным обликом.
1047 Его уверенная, твердая походка, сильное тело и красивая голова – всё привлекало ее. Несмотря на свою суетность и свой эгоцентризм, она временами несколько робела перед ним. Но, как правило, в его присутствии становилась особенно весела и обворожительна. Самое безнадежное дело на свете – пытаться точно определить характер человека. Каждая личность – это клубок противоречий, а тем более личность одаренная.
1048 Ей было пять лет. Я увидел ее впервые неделю назад. В больничном холле стоял красный стул, и он был ее. До нее он красным не был, об этом позаботилась она. На всё про всё ушло двадцать две коробки восковых мелков. Ничего страшного, она могла себе это позволить: ей все отдавали свои мелки. Как будто она могла ими выкрасить из себя болезнь, претворить таблетки и шприцы в цвет.
1049 На всё про всё ушло двадцать две коробки восковых мелков. Ничего страшного, она могла себе это позволить: ей все отдавали свои мелки. Как будто она могла ими выкрасить из себя болезнь, претворить таблетки и шприцы в цвет. Она понимала, конечно, что ничего не получится, она была сообразительным ребенком, но притворялась ради них.
1050 Газеты писали о моих деньгах, никто еще не знал, что я болен, но я из тех, чьи диагнозы попадают в ленту новостей. Я не простой человек, когда я умру, про это узнают все. Когда умирают пятилетние девочки, об этом нигде не пишут, в их память вечерние газеты не печатают специальных приложений. Эти ноги еще слишком малы, чтобы кому-то было дело до их следов. Вот до меня людям дело есть – из-за того, что я оставлю после себя, что я построил и чего достиг.
1051 Все родители время от времени позволяют себе минут пять посидеть в машине перед домом – просто посидеть. Подышать поглубже и собраться с силами, прежде чем снова взять на себя всю полноту ответственности. Принять удушающие требования быть хорошим и всё выдерживать. Всем родителям знакомы эти десять секунд в подъезде, с ключом в руке, перед тем, как вставить его в замок.
1052 Потом взяла меня за руки, и мы прыгнули. Ты никогда этого не прочтешь. Ты никогда не сидел и не ждал на крыльце маминого дома. Я никогда не растрачивал твое время. Когда мы прыгнули, женщина с папкой и я, то на одно мгновение я увидел город таким, каким всегда его видел ты. Как силуэт знакомого. Как дом. В тот миг он стал нашим городом, твоим и моим. И этого было достаточно.
1053 Пожалуй, вот лучший в жизни возраст, думает старый человек, глядя на внука, на мальчика, уже достаточно взрослого, чтобы понимать, как устроен мир, но достаточно юного, чтобы этого не принимать. Болтающиеся ноги Ноя не достают со скамейки до земли, но голова достает до космоса, поскольку прожитая им жизнь еще слишком коротенькая, чтобы привязать его мысли к земле.
1054 У нас еще будет много возможностей потренироваться. Ты всё отработаешь как следует. Почти все взрослые ходят и угрызаются хоть об одном каком-то досвидании, и мечтают вернуться в прошлое и сказать его получше. А нашему с тобой досвиданию таким быть не обязательно, ты сможешь его повторить сколько хочешь раз, пока оно не станет безупречным.
1055 Ной держит старика за руку – человека, который научил его рыбачить, и не бояться слишком больших мыслей, и смотреть в ночное небо, и понимать, что оно состоит из цифр. Это своего рода благодать, дарованная математикой, – он теперь не боится того, что страшит большинство людей: бесконечности. Но любит космос за то, что тот никогда не кончается. Не умирает. Он – то единственное, что тебя никогда не покинет.
1056 Иногда ты как будто заснул засветло на диване, и вдруг проснулся, когда уже темно, и не сразу соображаешь, где ты. Я на какие-то мгновения попадаю в космос, а потом приходится моргать, и тереть глаза, и заставлять мозг проделать несколько дополнительных шагов, чтобы вспомнить, кто я и где я. Чтобы вернуться домой. Дорога с каждым утром становится все длиннее и длиннее – дорога из космоса домой.
1057 Озеро сверкает, их ступни движутся туда-сюда, штанины развеваются от ветра. На скамейке пахнет водой и солнцем. Люди не знают, что и у воды, и у солнца есть запах, просто, чтобы различить их, надо забраться подальше от всех других запахов. И тихо сидеть в лодке, расслабиться, чтобы было время мысленно полежать на спине. Озера как мысли: и те и другие требуют времени.
1058 Они с девушкой снова стоят на дороге, оба снова молоды. Теперь он помнит всё, что увидел в ней в первый раз; эти картинки он прячет от дождя как можно глубже. Обоим было шестнадцать, и даже снег в то утро был счастливым, – он опускался с неба легко, как мыльные пузыри, точно снежинки спешили разбудить тех, кого они любят. Она явилась перед ним с январем в волосах – и разбила его наголову.
1059 Времени прошло слишком мало, и слов у него пока не было, но когда-нибудь потом он, возможно, сумеет об этом рассказать. Когда-нибудь потом кто-нибудь скажет что-то такое, от чего он впервые сумеет засмеяться. Или засмеяться как впервые, неостановимо, снова и снова. Словно кто-то давным-давно нашел его перебитый бурей смех на лесной тропинке, взял домой и заботился о нем, пока смех не окреп настолько, чтобы снова жить на воле.
1060 Пока Уве не встретил ее, он любил только одно – цифры. Из детства не помнил ничего – только цифры. Его не обижали, и сам он тоже никого не обижал, не был спортсменом, но не был и слабаком. Ни заводила, ни отверженный. Так, серединка на половинку. А что детских воспоминаний немного, так Уве не из тех людей, которые что-то запоминают без надобности. Он помнит только, что поначалу жил счастливо, а потом, через несколько лет, совсем наоборот.
1061 На работе отца любили. Тихий, добрый. Правда, кто-то считал, что чересчур добрый. Уве помнит, что в детстве не понимал, что в этом плохого. А потом мать умерла. И отец совсем смолк. Словно она забрала с собой те немногие слова, которые у него были прежде. Теперь оба обходились без лишних слов, что отец, что Уве, хотя жили душа в душу. Покойно сидели в тишине, каждый по свою сторону обеденного стола.
1062 Проходит час, не меньше, а Уве всё смотрит и не может оторвать глаз от фотографии. Вот по чему он тоскует больше всего на свете, вот чего страстно желал бы. Держать Соню за руку. Как она вкладывала свой указательный пальчик в его ладонь, словно в пенал. И когда делала так, чувствовал Уве, что нет в этом мире ничего невозможного. Вот чего ему так недоставало больше всего на свете.
1063 И ту пылкость, с какой он защищал справедливость, порядочность и кропотливый труд, мир, в котором белое должно быть белым. Не ради наград или дипломов, не ради одобрительного похлопывания по спине. Не так уж много осталось на свете таких мужчин, решила Соня. И потому ухватилась за него. Не писал он ей стихов, не пел серенад, не осыпал дорогими подарками.
1064 Подчас трудно объяснить, отчего некоторые вдруг поступают так, как поступают. Бывает, конечно, они знают: рано или поздно все равно придется это сделать – так чего ж тогда откладывать. А бывает наоборот – вдруг понимают, что должны были поступить так давным-давно. Хотя всю дорогу Уве знал, как ему поступать, в душе, как и все люди, верил, что всё еще успеется.
1065 А бывает наоборот – вдруг понимают, что должны были поступить так давным-давно. Хотя всю дорогу Уве знал, как ему поступать, в душе, как и все люди, верил, что всё еще успеется. Ведь мы всегда надеемся, что еще успеем что-то сделать для другого. Сказать ему нужные слова. А потом, когда всё уже произошло, стоим и думаем: вот если бы.
1066 Я мог бы представиться по всем правилам, но ведь в этом нет никакой необходимости. Вы узнаете меня вполне близко и довольно скоро – при всём разнообразии вариантов. Достаточно сказать, что в какой-то день и час я со всем радушием встану над вами. На руках у меня будет ваша душа. На плече у меня будет сидеть какая-нибудь краска. Я осторожно понесу вас прочь.
1067 Когда началась расчистка, на ее книгу несколько раз наступили, и хотя команда была расчищать только бетонную кашу, самую драгоценную вещь девочки закинули в грузовик с мусором, и тут я не удержался. Залез в кузов и взял ее в руки, вовсе не догадываясь, что оставлю ее себе и буду смотреть на нее много тысяч раз за все эти годы.
1068 Впрочем, спешу признать, что между первой и второй украденной книгой был немалый разрыв. Еще одно следует упомянуть – первая книга украдена у снега, вторая – у огня. И не умолчим о том, что некоторые книги ей дарили. Всего у нее было четырнадцать книг, но своей историей она считала главным образом десять.
1069 И не умолчим о том, что некоторые книги ей дарили. Всего у нее было четырнадцать книг, но своей историей она считала главным образом десять. Из этих десяти шесть было краденых, одна возникла на кухонном столе, две сделал для нее потайной еврей, одну принес тихий, одетый в желтое вечер. Решив записать свою историю, она задалась вопросом.
1070 Читали до самого утра, обводя и выписывая слова, которых Лизель не понимала, и переворачивали страницы, пока не рассвело. Несколько раз папа чуть не заснул, поддавшись зудящей усталости глаз и никнущей тяжести в голове. Всякий раз Лизель ловила его на этом, но в ней не было ни бескорыстия дать ему уснуть, ни наглости обидеться. Она была девочкой, которой надо было взобраться на гору.
1071 Лизель докочевала до горы пепла. Гора стояла там, как магнит, как урод. Неодолимо притягивая взгляд – точно так же, как улица желтых звезд. Как раньше ей не терпелось увидеть зажжение кучи, так и теперь Лизель не могла отвести от нее глаз. Один на один с кучей она не нашла в себе благоразумия держаться на безопасном расстоянии. Куча притягивала к себе, и Лизель пошла кругом нее.
1072 Постепенно комната сжалась, так что книжная воришка смогла коснуться полок. Лизель провела тыльной стороной руки по первой, слушая, как шуршат ее ногти, скользя по книжным позвоночникам. Прозвучало, как музыкальный инструмент или мелодия бегущих ног. Лизель повела двумя руками. Всё быстрее. По разным полкам наперегонки. И рассмеялась.
1073 Жена бургомистра, в четвертый раз впустив девочку в дом, сидела за письменным столом и просто смотрела на книги. Во второе посещение Лизель она разрешила девочке снять с полки книгу и полистать, что повело к следующей книге, потом к следующей, пока наконец к Лизель не прилипло с полдюжины книг – зажаты под мышкой или в стопке, что громоздилась всё выше на ладони свободной руки.
1074 Лето устанавливалось, в комнате, полной книг, становилось все теплее, и с каждым приходом пол уже не так мучил Лизель. Девочка садилась, ставила рядом небольшую стопку книг и читала по нескольку абзацев из каждой, пытаясь запоминать неизвестные слова, чтобы, придя домой, спросить папу. После, уже подростком, когда Лизель писала о тех книгах, названий она уже не помнила.
1075 Приятно было бы сказать, что после этой маленькой победы ни Лизель, ни Макс больше не страдали от своих страшных видений. Было бы приятно, но это неправда. Кошмары приходили к ним, как и прежде, в точности как лучший игрок у противника, про которого ходят слухи, будто он подвернул ногу или заболел – но вот он, разминается вместе с остальными, готовится выйти на поле.
1076 Теперь, пусть лишь самую малость, но Лизель было спокойнее. В какие-то несколько секунд она обошла комнату, выискивая заглавие, которое ее бы не отпустило. Три или четыре раза уже почти протянула руку. И даже раздумывала, не взять ли несколько книг, но и в этот раз решила не нарушать сложившуюся систему. Сейчас ей была необходима только одна книга. Лизель вглядывалась в полки и ждала.
1077 Лизель понимала, что несчастнее душ не бывает. Так она и напишет о них. Костлявые лица растянулись от мучений. Людей точил голод, а они брели вперед, многие – опустив глаза в землю, чтобы не встречаться взглядом с теми, кто на тротуаре. Другие с мольбой смотрели на тех, кто пришел увидеть их унижение, начало их смерти.
1078 Время от времени мужчина или женщина – да нет, то не были мужчины и женщины, то были евреи – находили в толпе лицо Лизель. Они обращали на нее свое ничтожество, а книжная воришка только и могла, что смотреть в ответ долгий неизлечимый миг, пока несчастные не пропадали из виду. Ей оставалось лишь надеяться, что они видят всю глубину скорби в ее взгляде и понимают, что эта скорбь неподдельна и не мимолетна.
1079 За все годы правления Гитлера никто не смог послужить ему так верно, как я. У людей не то сердце, что у меня. Человеческое сердце – линия, тогда как мое – круг, и я бесконечно умею успевать в нужное время в нужный миг. Из этого следует, что я всегда застаю в людях лучшее и худшее. Вижу их безобразие и красоту и удивляюсь, как то и другое может совпадать. И всё же у людей есть качество, которому я завидую. Людям, если уж на то пошло, хватает здравого смысла умереть.
1080 Думая об этом впоследствии, Алиса не могла понять, почему вовсе не удивилась, услышав, что Кролик заговорил, но в тот момент это не показалось ей странным. И лишь когда Кролик вынул из жилетного кармана часы и, взглянув на них, побежал дальше, Алиса вскочила, сообразив, что никогда еще не случалось ей видеть его в жилете и с часами.
1081 В зале было множество дверей, но все они были заперты – Алиса убедилась в этом, подергав каждую. Огорченная, она бродила по залу, раздумывая, как же ей выбраться отсюда, и вдруг увидела в центре зала столик из толстого стекла, а на нем золотой ключик. Алиса обрадовалась, решив, что это ключ от одной из дверей. Ключ не подошел ни к одной: одни замочные скважины были слишком большими, другие – слишком маленькими.
1082 Алиса, опасаясь, как бы огромный щенок не придавил ее, спряталась за высокий чертополох, но когда отважилась выглянуть, то увидела, что щенок снова кинулся на палку, но не удержался на ногах и опрокинулся на спину. Алиса, отлично сознавая, что при теперешнем ее росте играть со щенком все равно что с лошадью, и опасаясь, что щенок может затоптать ее лапами, снова укрылась за чертополохом.
1083 Вопрос был важный, и Алиса стала внимательно рассматривать растения и цветы вокруг, но никак не могла решить, что же ей съесть или выпить, чтоб вырасти. И тут она увидела гриб величиной с нее. Осмотрев его со всех сторон, Алиса захотела взглянуть и на шляпку гриба, для чего встала на цыпочки и, к своему удивлению, увидела большую гусеницу, сидевшую на грибе.
1084 Поначалу Алисе было трудно справляться с фламинго, но наконец удалось, прижав локтем, держать птицу на весу. Только вот чтобы ударить головой фламинго по ежу, нужно было выпрямить ему шею, но как раз это у Алисы никак не получалось: птица всё время оборачивалась и с таким изумлением смотрела на нее, что девочка не могла удержаться от смеха.
1085 Только вот чтобы ударить головой фламинго по ежу, нужно было выпрямить ему шею, но как раз это у Алисы никак не получалось: птица всё время оборачивалась и с таким изумлением смотрела на нее, что девочка не могла удержаться от смеха. А если ей удавалось пригнуть ей голову, то почти каждый раз оказывалось, что еж уже развернулся и удирает прочь.
1086 Однако делать было нечего, и она отправилась искать своего ежа. Оказалось, что он вступил в бой с другим ежом, что, по мнению Алисы, давало ей редкую возможность крокировать хоть одного ежа. Единственное затруднение состояло в том, что ее фламинго удрал в дальний конец сада и там пытался, хоть и безуспешно, взлететь на дерево.
1087 Как только появилась Алиса, все трое споривших бросились к ней, требуя рассудить, кто из них прав. Но поскольку говорили все одновременно, перебивая друг друга, она с трудом поняла, из-за чего спор. Палач, оказывается, утверждал, что нельзя отрубить голову, у которой нет туловища, следовательно, казнь не может состояться.
1088 Она так же будет собирать вокруг себя детей и, чтобы доставить им удовольствие и заставить блестеть их глазки, рассказывать разные чудесные истории, а может, вспомнит и свои приключения в волшебной стране, которые видела во сне, когда сама была ребенком. Алиса всегда будет сочувствовать их детским горестям и разделять с ними радости, возвращаясь мыслями в счастливые летние дни своего детства.
1089 В пасмурную погоду Роберт никогда не мог угадать приближения темноты, и случалось, что они появлялись на улицах прежде, чем он успевал скрыться. Задайся он такой целью, он, конечно, вычислил бы примерное время их появления. Но он привык узнавать время по солнцу и не хотел отказываться от этой старой привычки даже в пасмурные дни, когда от нее было мало проку.
1090 Всё это угнетало его и постепенно привело к решению, что надо искать другой путь избавления. Но как искать, если нет времени приостановиться и подумать – они никогда не дадут такой возможности. Работая, он слушал музыку, доносившуюся из установленного в спальне динамика – симфонии Бетховена – и радовался, что в детстве научился от матери ценить именно такую музыку: она помогала ему заполнять пугающую пустоту стремительно уходящего времени.
1091 Снова раскрыв книгу, он попытался читать, медленно и болезненно проговаривая слова, но сознание его не включалось. Мышцы живота напряглись и затвердели как стальные канаты, тело не подчинялось рассудку. Через мгновение книга снова оказалась у него на коленях, закрытой. Взгляд его застыл на книжных стеллажах, заполнявших угол комнаты. Вся мудрость этих томов не могла теперь погасить огонь, разгоравшийся внутри него.
1092 Конечно, ночью их не одолеть. Бесполезно даже пытаться: это их время. Это глупо – пытаться одолеть их ночью. Смотреть кино? Нет, у него не было желания возиться с проектором. Надо заткнуть уши и идти спать. Впрочем, как и всегда. Каждую ночь его борьба заканчивалась этим. Торопливо, стараясь ни о чем не думать, он перешел в спальню, разделся.
1093 Словно чужая, его рука медленно поднялась, костяшки побелели, и кулак, словно сгусток ненависти, тяжело опустился на колено. Явно не рассчитав удара, он резко вдохнул затхлый воздух комнаты и ощутил отвратительно резкий чесночный запах. Повсюду запах чеснока. В одежде, в белье, в еде и даже в виски. Будьте добры, мне – чеснок с содовой, – шутка была явно неудачной.
1094 Пора было остановиться. Его кулаки сжались. Он закрыл глаза и долго безуспешно пытался вернуться в настоящее. Былые ощущения ожили в нем, пробуждая тоску плоти по прошлому. Реальность поблекла и отступила на второй план. Помогло только виски – он пил, пока воспоминания не превратились в фарс, пока боль души и скорбь не растворились в алкоголе, пока не затянулась кровоточащая рана памяти.
1095 Его мысли уже в который раз вернулись к вопросу, которым он регулярно терзал себя: а зачем всё это? Да, он еще планировал некоторые эксперименты, но жизнь под домашним арестом оставалась всё так же бесплодна и безрадостна. У него уже было почти всё, что он хотел бы или мог бы иметь, – почти всё, кроме другого человеческого существа, – жизнь не сулила ему никаких улучшений, ни даже перемен.
1096 Какое-то время он выходил на крыльцо, как только пес заканчивал свою трапезу. И всякий раз, едва он выходил, пес спасался бегством. Но с каждым днем его бегство становилось всё менее стремительным, и вскоре пес уже останавливался посреди улицы, оборачивался и огрызался хриплым лаем. Роберт никогда не преследовал его, но усаживался на крыльце и наблюдал. Таковы были правила игры.
1097 Уже несколько раз, приближаясь вечером к повороту, за которым освещенный звездами тротуар вел к его дому, он испытывал это странное чувство. Ему казалось, что за мгновение до того, как ему повернуть, за углом кто-то стоял. В воздухе была какая-то особая тишина, словно там, в двух шагах, кто-то притаился и ждал и лишь за секунду до его появления вдруг превратился в тень и пропустил его сквозь себя.
1098 Он почувствовал, что улыбка соскользнула с его лица, что она подтаяла, оплыла и отвалилась, словно воск фантастической свечи, которая горела слишком долго и, догорев, упала и погасла. Мрак. Темнота. Нет, он не счастлив. Он сказал это самому себе. Он признал это. Он носил свое счастье как маску, но девушка отняла ее и убежала через лужайку, и уже нельзя постучаться к ней в дверь и попросить, чтобы она вернула ему маску.
1099 Книги – только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть. В них нет никакой тайны, никакого волшебства. Волшебство лишь в том, что они говорят, в том, как они сшивают лоскутки вселенной в единое целое. Конечно, вам неоткуда было это узнать. Наверно, вам и сейчас еще непонятно, о чем я говорю. Но вы интуитивно пошли по правильному пути, а это главное.
1100 Всё, что вы ищете, существует в мире, но простой человек разве только одну сотую может увидеть своими глазами, а остальные девяносто девять процентов он познает через книгу. Не требуйте гарантий. И не ждите спасения от чего-то одного – от человека, или машины, или библиотеки. Сами создавайте то, что может спасти мир, – и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу.
1101 Кто-то должен остановиться. Солнце не остановится. Значит, похоже, что остановиться должен он и те, с кем он работал бок о бок всего лишь несколько часов тому назад. Где-то вновь должен начаться процесс сбережения ценностей, кто-то должен снова собрать и сберечь то, что создано человеком, сберечь это в книгах, в пластинках, в головах людей, уберечь любой ценой от моли, плесени, ржавчины, тлена и людей со спичками.
1102 Когда наступает ночь, он никак не может заснуть. И тогда она читает ему какую-нибудь книгу из тех, что удается найти в чудом уцелевшей библиотеке внизу. Дрожащее пламя свечи освещает страницы и лицо молодой медсестры, играя загадочными тенями в листве нарисованных деревьев на стене. Он слушает ее, впитывая каждое слово, как живительную влагу.
1103 Читая английскому пациенту по вечерам, она открыла для себя новый мир – мир книг, который позволял ей забыть о своем затворничестве и стал нитью, связывающей ее с внешним миром. По ночам, склонившись над столом, она читала о молодом юноше-сироте из Индии, который учился запоминать с одного короткого взгляда разрозненные драгоценные камни и иные предметы, лежащие на подносе, разговаривать на разных диалектах, тренировать разум и волю, не поддаваться гипнозу.
1104 Караваджо наблюдает за Ханой, которая сидит напротив и смотрит ему в глаза, пытаясь прочитать их, понять, о чем он думает, вычислить ход его мыслей, почти так же, как когда-то это делала его жена. Он наблюдает, как она пытается вдохнуть его запах и узнать, где он бродил. Он прячет всё это глубоко и отвечает на ее взгляд, зная, что она ничего не увидит в его ясных, чистых, словно река, безупречных, словно красивый пейзаж, глазах.
1105 Сняв платье, забравшись в гамак и накрывшись старой кофтой, она спит, изредка просыпаясь по ночам от полоски лунного света, которая скользит по потолку. Сейчас стало теплее, и она спит в этом гамаке. Уже нет нужды сжигать стулья и кровати. Ее гамак, туфли и платье. Она чувствовала себя в безопасности в этом маленьком мире, который сама создала; двое мужчин казались далекими планетами, каждый на своей орбите памяти и уединения.
1106 Она встала со стула, подошла к нему и осторожно вытащила из его рук, сложенных на груди, зажженную свечу. Подойдя к окну, она задула ее, так, чтобы дым вылетел в окно. Ей не нравилось, когда он лежал в такой позе, с зажженной свечой в руках, словно мертвый, не замечая, как воск стекал прямо на запястья. Казалось, что он уже приготовился к смерти, и это была генеральная репетиция с настоящими декорациями.
1107 Читайте медленно, милая девушка. Киплинга надо читать медленно. Следите внимательно за запятыми, и вы будете делать естественные паузы. Он ведь писал чернилами и ручкой. Думаю, он часто отрывался от страницы, уставившись в окно и слушая пение птиц, как делают все писатели, оставшись в одиночестве. Не все могут похвастаться знанием названий птиц, а вот он мог.
1108 Я верю: когда мы встречаем тех, в кого влюбляемся, есть ниша в нашей душе, в которой сидит историк, немного педант, кто воображает или вспоминает эту встречу, а в иное время человек проходит мимо, не заметив. Вот так и Клифтон, возможно, год назад открывал перед тобой дверцу автомашины и не подозревал, что ты – его судьба. Но, для того чтобы влюбиться, все части тела должны быть готовы принять другого человека, все атомы должны двигаться в одном направлении для осуществления желания.
1109 Я совсем не хочу, чтобы мою книгу читали просто ради забавы. Сердце мое больно сжимается, когда я вспоминаю моего маленького друга, и нелегко мне о нем говорить. Прошло уже шесть лет с тех пор, как он вместе со своим барашком покинул меня. И я пытаюсь рассказать о нем для того, чтобы его не забыть. Это очень печально – когда забывают друзей. Не у всякого есть друг. И я боюсь стать таким, как взрослые, которым ничто не интересно, кроме цифр.
1110 Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. И я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете.
1111 Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мной. Все куры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь точно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища.
1112 Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас я поливал каждый день. Ее, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для нее убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала.
1113 Потом он уснул, я взял его на руки и пошел дальше. Я был взволнован. Мне казалось – я несу хрупкое сокровище. Мне казалось даже, что ничего более хрупкого нет на нашей Земле. При свете луны я смотрел на его бледный лоб, на сомкнутые ресницы, на золотые пряди волос, которые перебирал ветер, и говорил себе: всё это лишь оболочка. Самое главное – то, чего не увидишь глазами.
1114 Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня, прижимаясь к самой дороге, зеленел лес, изредка уступая место полянам, поросшим желтой осокой. Солнце садилось уже который час, всё никак не могло сесть и висело низко над горизонтом. Машина катилась по узкой дороге, засыпанной хрустящим гравием. Крупные камни я пускал под колесо, и каждый раз в багажнике лязгали и громыхали пустые канистры.
1115 Всё, чему мне случилось быть здесь свидетелем, не было мне совершенно незнакомым, о подобных случаях я где-то что-то читал и теперь вспомнил, что поведение людей, попадавших в аналогичные обстоятельства, всегда представлялось мне необычайно, раздражающе нелепым. Вместо того, чтобы полностью использовать увлекательные перспективы, открывшиеся для них счастливым случаем, они пугались, старались вернуться в обыденное.
1116 Бродя по комнате в поисках ковша или кружки, я продолжал рассуждать. Эти пугливые люди, думал я, похожи на некоторых ученых-экспериментаторов, очень упорных, очень трудолюбивых, но начисто лишенных воображения и поэтому очень осторожных. Получив нетривиальный результат, они шарахаются от него, поспешно объясняют его нечистотой эксперимента и фактически уходят от нового, потому что слишком сжились со старым.
1117 За этот час я десять раз обошел площадь кругом, разбух от воды, спичечных коробков и газет, перезнакомился со всеми продавцами и продавщицами и пришел к ряду интересных выводов. Пятак возвращается, если им платить. Если его просто бросить, обронить, потерять, он останется там, где упал. Пятак возвращается в карман в тот момент, когда сдача из рук продавца переходит в руки покупателя. Если при этом держать руку в одном кармане, пятак появляется в другом.
1118 Я поискал глазами цилиндрик. Он стоял, касаясь пола краем торца, в положении, исключающем всякую возможность равновесия. Я осторожно приблизился и опустился возле него на корточки. Цилиндрик тихо потрескивал и раскачивался. Я долго смотрел на него, вытянув шею, потом подул на него. Цилиндрик качнулся сильнее, наклонился, и тут за моей спиной раздался хриплый клекот и пахнуло ветром.
1119 Утром оказалось, что диван стоит на месте. Я не удивился. Я только подумал, что так или иначе старуха добилась своего: диван стоит в одном углу, а я лежу в другом. Потом я размышлял о том, что существует, вероятно, некоторый предел способности к удивлению. По-видимому, я далеко шагнул за этот предел. Я пытался представить себе что-нибудь, что могло бы меня поразить, но фантазии не хватало. Это мне очень не нравилось, потому что я терпеть не могу людей, неспособных удивляться.
1120 Почти все свои эксперименты он производил либо над собой, либо над своими сотрудниками, и об этом уже при мне возмущенно говорили на общем профсоюзном собрании. Занимался он изучением смысла жизни, но продвинулся пока не очень далеко, хотя и получил интересные результаты, доказав, например, теоретически, что смерть отнюдь не является непременным атрибутом жизни.
1121 Впоследствии же, в связи с изменением внутренней обстановки и потеплением международного климата, он был вновь переведен на свое место заведующего бюро погоды и теперь, как и тысячу лет назад, занимался предсказаниями атмосферных явлений – и с помощью магических средств, и на основании поведения тарантулов, усиления ревматических болей и стремления соловецких свиней залечь в грязь или выйти из оной.
1122 Из объяснений я ничего не понял, но постепенно привык и перестал удивляться. Я совершенно убежден, что через десять-пятнадцать лет любой школьник будет лучше разбираться в общей теории относительности, чем современный специалист. Для этого вовсе не нужно понимать, как происходит искривление пространства-времени, нужно только, чтобы такое представление с детства вошло в быт и стало привычным.
1123 Одно время было модно защищать диссертации на уточнении радиуса кривизны Колеса Фортуны, но поскольку все эти диссертации давали результат с крайне невысокой точностью, до десяти мегапарсеков, Ученый совет института принял решение прекратить рассмотрение диссертационных работ на эту тему вплоть до того времени, когда создание трансгалактических средств сообщения позволит рассчитывать на существенное повышение точности.
1124 Над далекой каминной трубой курился витиеватый дымок, я вспомнил о древнейших богах и подумал, насколько же изменится этот мир, если им откроют врата. Мир и без вмешательства свыше может быть весьма красив, а может быть мерзок до отвращения; мы сами научились справляться с существующим порядком вещей, разработали свои категории добра и зла.
1125 Я вспомнил о древнейших богах и подумал, насколько же изменится этот мир, если им откроют врата. Мир и без вмешательства свыше может быть весьма красив, а может быть мерзок до отвращения; мы сами научились справляться с существующим порядком вещей, разработали свои категории добра и зла. К некоторым богам лучше обращаться душой, нежели искать их во плоти.
1126 Также узнал о нескольких случаях внезапной анемии в крайне острой форме среди местных жителей и порадовался, что граф не пользует собак. Этим вечером я принес Джеку шлепанцы и лежал у него в ногах перед пылающим камином, покуда он курил трубку, попивал шерри и пролистывал газеты. Он зачитывал вслух любую информацию касательно убийств, поджогов, увечий, ограблений могил.
1127 Этим вечером я принес Джеку шлепанцы и лежал у него в ногах перед пылающим камином, покуда он курил трубку, попивал шерри и пролистывал газеты. Он зачитывал вслух любую информацию касательно убийств, поджогов, увечий, ограблений могил, осквернений церквей и необычных преступлений. Как приятно иногда провести вечерок у домашнего очага.
1128 Джек напрямик спросил у Джилл, не хочет ли она встать на нашу сторону, в ответ на что та призналась, что, и вправду, ее воззрения претерпели некоторую перемену, но она твердо решила закончить игру на той стороне, на которой начала. Странно всё это – обедать с врагами, к которым ты неравнодушен. Потому-то я и отправился на прогулку, больше чтобы занять себя, чем по какой-либо особой необходимости.
1129 Он видел: черные, лохматые, как пауки, самолеты с хищно вытянутыми лапами беззвучно кружили над ним, широкими тенями проплывали меж заводских труб, снижаясь над ущельем улицы. Он ясно видел, что это были не самолеты, а угрюмые гигантские пауки, но в то же время это были самолеты, и они сверху выследили его, одного среди развалин погибшего города.
1130 В этот час утра кухня, залитая морозным светом, была пустынной. Солнце ярко сияло и на цементном полу в ванной, колючие веселые лучики играли, искрились на инее окна, на пожелтевшем глянце раковины. Старое, еще довоенное зеркало над ней отражало потрескавшуюся стену, облупленную штукатурку этой старой маленькой комнаты, в которой летом всегда было прохладно, зимой – тепло.
1131 Сергей потянулся на постели в благостном оцепенении покоя, развернул газету, свежую, холодную с улицы – она пахла краской, инеем, – и тотчас отложил: читать не хотелось. Он лежал и курил. И так лежа, с особым удовольствием видел, как Ася, присев перед печью, раскрыла дверцу, обожгла пальцы, смешно поморщилась, лицо было розовым от огня.
1132 Всю ночь густо метелило, а утром прочно ударил скрипучий декабрьский мороз. Он ударил вместе с тишиной, инеем и солнцем, всё будто сковал в тугой железный обруч. Ожигающий воздух застекленел, всё жестко, до боли в глазах сверкало чистейшей белизной. Снег скрипел, визжал под ногами; звук свежести и крепости холода был особенно приятен после теплой комнаты, гудевшей печи.
1133 Деревянный павильончик, синея крышей, виднелся в глубине заваленного метелью бульвара. На пышных от вчерашнего снегопада липах каркали вороны, сбивали снег – белые струи стекали по ветвям. Забегаловка в этот утренний час была свободной, разрисованные морозом стекла сумеречно затемняли ее. Кисло пахло табачным перегаром, холодным пивом.
1134 Стоя среди прохода, он оглядывал столики, эту пестроту ресторана с чувством растерянности и ожидания. Здесь было много военных всех званий – от лейтенанта до генерала, были здесь и безденежные штатские в потертых, но отглаженных костюмах, и полуголодные студенты, получившие стипендию и скромно делящие один салат на четверых.
1135 Каторжане работали на дне глубокого разреза у покрытого льдом искусственного озерка. Вокруг них, на рыжих отвалах, опершись на винтовки, стояли конвойные солдаты в полушубках и черных папахах. В разрезе дымно пылали на мерзлой земле костры. Время от времени подбегали к ним погреться каторжане в серых суконных шапках.
1136 Пока Северьян кидал им хрусткое, пахнущее медом сено, с крыльца спустился в ограду Роман, невысокого роста, смуглый и круглолицый крепыш. Из-под выцветшей с желтым околышем старой отцовской фуражки на загорелый Романов лоб выбивалась русая прядка чуба. Полуприкрытые ободками длинных и темных ресниц, полыхнули озерной синью его глаза.
1137 Стрелки залегли и засели за огромными, в узорчатых лишайниках, валунами. С берданкой наготове Северьян удобно прилег на теплой выбоине валуна. Прилег и услышал: в сивере исступленно токовали тетерева. Когда тетерева умолкали, было слышно, как где-то высоко звенит колокольчиком жаворонок, а в орешниках негромко ликуют желтогрудые песенники клесты да мерно постукивает красноголовый дятел.
1138 Северьян так и прирос к валуну. Чуть покачиваясь, нащупал надежный упор для локтей, замер. В эти секунды двигались только его жилистые руки. Мушка качнулась вверх, вниз и остановилась на тонкой черте звериных бровей. Палец плавно нажал спусковой крючок. Северьян увидел, как подпрыгнул волк, повернулся с невероятной быстротой и кинулся саженными прыжками влево.
1139 С топором под рукой Роман вглядывался в темноту и слушал. По склону сопки из-под конских копыт катились с шуршанием камни. По частому лязгу подков определил он, что всадники едут по крутому спуску и кони всё время, широко расставляя задние ноги, приседают на них, от этого и катятся камни. Скоро дробный топот послышался совсем близко.
1140 Улыбины ночевали на пашне. Коней стреножили и пустили на молодой острец, а быков после вечерней кормежки привязали к вбитым на меже кольям. За пашней, над круглым озерком, неподвижно повис туман, из ближнего колка сильней повеяло ароматом цветущей черемухи. Вечер был теплый и тихий. Дымок костра синей полоской тянулся далеко в степь.
1141 В неделю выросли на луговине плетневые приземистые бараки, крытые желтым тесом. Снаружи их обмазали глиной и побелили. Приняли бараки самодовольный праздничный вид. Окопанные канавами для стока воды, устланные по подножью плюшевым дерном, разбежались вокруг бараков палатки. Белое полотно их хлопало на ветру, как птичьи крылья.
1142 Радует глаз бездонная синева его, опрокинутая над сопками и падями, над пашнями и дремучим лесом. Утренние просторы земли повиты тончайшим шелковьем лазурного пара, и сверкает земля горячими красками, каких не выдумает ни один художник. Никогда не передаст он того, как тянется к солнцу на мшистом утесе горная астра – золотой огонек в жемчужной оправе, как светится алым рубином подгрудок птахи, распевающей на молодой березке.
1143 Роман немигающими глазами смотрел на глянцевую листву. Листва шумела невнятно и загадочно. Прямо над головой его неширокий овальный лист, налитый солнечным светом, сверкал, как золотая медаль. Ревность жгла и давила Романа. Так и подмывало его удариться оземь, прокричать в равнодушный день про свою обиду.
1144 В переднем углу, под темной иконой, за столом, покрытым зеленой рваной клеенкой, сидел поселковый писарь. На его шишковатом носу торчали очки с узкими медными ободками. Часто поплевывая на палец, писарь листал потрепанную, с чернильными кляксами на корках книгу протоколов и поверх очков поглядывал на входивших в надворья казаков.
1145 Синцов вышел из здания телеграфа и пошел вниз по улице Горького, то и дело прикладывая руку к козырьку фуражки, приветствуя или отвечая на приветствия шедших навстречу военных. Военных в Москве много, он заметил это еще с утра. Война большая, и пути ее и с фронта в тыл и с фронта на фронт для многих идут через Москву. Синцов весь день сегодня чувствовал эту величину войны.
1146 Он смотрел на нее, ждал, когда она кончит плакать, и думал о себе, что, наверно, так горячо доказывал ее правоту еще и потому, что это было самооправданием для него самого, для человека, который в свои пятьдесят лет, после долгой и хорошо прожитой жизни с хорошей женщиной, оказывается, с трудом может жить один и всего через полтора года после ее смерти не только готов любить другую женщину, но и плохо себе представляет, как будет существовать без нее.
1147 Тогда у него не возникло мысли повидаться с отцом. Она возникла недавно, когда уже здесь, в Архангельском, получил пересланное с фронта отцовское письмо, из которого узнал, что пришла похоронная на второго зятя. Вспомнил, как сам недавно чуть не отправился на тот свет, вспомнил, что отцу уже семьдесят восьмой, выхлопотал ему пропуск для поездки в Москву и послал за ним Евстигнеева.
1148 Он знал от нее, что эти часы были памятью об отце и что она уже несколько лет носила их не снимая, но как раз это и не позволило ему возразить. Он молча взял часы и надел на руку. А свои, снятые с руки, держа за расстегнутый ремешок, нерешительно протянул ей. Она улыбнулась и на секунду закрыла глаза, давая понять, что этого и ждала от него, что так и надо было сделать.
1149 Евстигнеев, подменивший дремавшего теперь на заднем сиденье водителя, пытался делать невозможное: вести машину поосторожней, не снижая скорости. Но она все равно, как козел, прыгала на побитых участках дороги. Заснувшего час назад Серпилина так резко дергало вверх и вниз, что Евстигнеев всё время боялся, как бы с головы командующего не слетела новенькая генеральская фуражка, купленная для него вчера в Москве.
1150 Продираясь сквозь мокрый молодой кустарник с натянутой между ветвями паутиной, в которой дрожали мельчайшие капли воды, Иван вдруг увидел дорогу. Гладкая, блестящая от непогоды бетонная полоса ее плавно изгибалась на повороте и исчезала вверху. Он остановился, прислушался – кажется, дорога была пуста.
1151 Она подняла на него черные широкие глаза. Он показал на ее клумпесы и махнул рукой – брось, мол. Она, очевидно, поняла и отрицательно покачала головой, пошевелив при этом своей маленькой мокрой и, как показалось ему, слишком нежной стопой. Он сразу понял нелепость своего совета, так же как и то, что немало еще хлопот причинят ей эти непомерно большие деревяшки.
1152 Так высказали они свое отношение к задуманному, кроме разве Сребникова и Ивана. Сребников с самого начала всю эту затею воспринял без энтузиазма, так как ему мало радости принесла бы даже удача – быстрее, чем лагерный режим и побои, его добивала чахотка. А Иван был просто молчун и не любил зря говорить, если и без того всё было ясно.
1153 Сразу же тело его, будто под током, содрогнулось от холода. Еще не избавившись от мучительных сновидений, он промолчал, с трудом переключаясь в реальный, со всеми его заботами, мир, взглянул на девушку, не разделяя ее веселости. А она сидела рядом и грызла стебелек травы, которым, видимо, пощекотала его. От вчерашней ее апатичности и изнеможения, казалось, не осталось и следа.
1154 Они присели. Джулия, кажется забыв уже о своей обиде, глубокими темными зрачками испытующе заглянула в его глаза. Он же отвел в сторону насупленный взгляд и достал из-за пазухи браунинг. Девушка поняла его намерение. Иван, ничего не объясняя, тронул ее за плечо – мол, сиди тут, – а сам шмыгнул в сосняк и, раздвигая на пути нижние ветки, быстро пошел по склону, надеясь выбраться на тропинку.
1155 Человек показался ближе, чем Иван предполагал. На тропинке внизу вдруг появилась его согбенная под тяжелой ношей фигура, но он почему-то не шел, а почти бежал, задыхаясь от усталости, и все шарил глазами по сосняку, то и дело оглядываясь. Неужели он увидел их? Иван напрягся, сжался за камнем, стараясь скрыть свою полосатую одежду, и с неожиданной злостью выругался, ясно осознав, как мерзко и подло то, что он вынужден теперь сделать.
1156 Обходя огромные камни на травянистом лугу, они взбежали на взлобок и невдалеке, в скалистой стене, увидели узкую щель расселины, которая вела куда-то в глубь каменных недр. Ивана это обрадовало. Он подумал, что там, возможно, есть ручеек, который позволит запутать следы, да и самим надо было куда-то прятаться, так как каждую секунду могли появиться немцы.
1157 Она быстро отломила от буханки краешек корки и протянула Ивану. Он не колеблясь взял, жадно откусил раза два и проглотил. Надо было торопиться. Сзади вот-вот могли появиться немцы, но он уже не мог не думать о хлебе, стал угрюм и медлителен. И Джулия, поняв, остановилась, присела, прижав буханку к груди, быстрыми пальцами отломила от нее больший кусок, который услужливо сунула Ивану.
1158 Девушка с заметным усердием лезла за ним и теперь почти не отставала, но он, часто останавливаясь, настороженно поглядывал на нее. Чувствуя его внимание, Джулия каждый раз старалась улыбнуться в ответ, сделать вид, что все хорошо, что она ничего не боится и у нее еще не иссякли силы. Однако несвойственная ее порывистой натуре замедленность движений красноречивее всего говорила о чрезмерной ее усталости.
1159 Вскоре они обошли гигантский выступ, который окаменевшим птичьим хвостом торчал в небе, взобрались выше. Вдруг туманное облако перед ними разорвалось, и беглецы увидели впереди голый каменистый склон и тропинку на нем. Тропинка была не очень заметной в этом нагромождении скал, но все же они сразу увидели ее и обрадовались.
1160 Ни днем, ни ночью, ни утром не было так тоскливо, так бесприютно, тревожно и тягостно, как при наступлении сумерек. Со всей остротой он почувствовал это в годы войны, да еще в плену, на чужой земле – в неволе, в голоде и стуже. Вечерами особенно остро донимало одиночество, чувство беззащитности, зависимости от злой и неумолимой вражеской силы. И нестерпимо хотелось мира, покоя, родной и доброй души рядом.
1161 Они снова двинулись по едва приметной в каменистом грунте тропинке. Иван боялся теперь потерять спутницу и, прислушиваясь к привычному стуку ее колодок, шел несколько медленнее. На крутых местах он останавливался, ждал девушку, подавал ей руку и втаскивал наверх, сам при этом еле удерживая в груди сердце.
1162 Вскоре совсем стемнело, громады скал слились в одну непроглядную массу, черное, беспросветное небо сомкнулось с горами. Стало так темно, что Иван то и дело оступался, натыкался на камни, несколько раз больно ушиб ногу, и тогда впервые им овладело беспокойство – где тропа. Он согнулся, внимательно вгляделся, попробовал нащупать тропу ногами, но кругом были одни камни, и он понял, что они заблудились.
1163 Иван, насупившись, медленно шел к тропе. Он уже начал думать, что всё как-нибудь обойдется, что самое худшее в таком состоянии сбиться с ритма, хотя бы присесть, и тогда потребуется значительно больше усилий, чтобы встать. Вдруг уже возле самой тропы сильный порыв ветра стеганул по лицам снежной крупой.
1164 Одним рывком он схватил ее, вскинул на плечо, она рванулась, как птица, затрепетала, забилась в его руках, что-то заговорила, а он, не обращая на это внимания, передвинул ее за спину и руками ухватил под колени. Она вдруг перестала биться, притихла, чтоб не упасть, торопливо обвила его шею руками, и он ощутил на щеке ее теплое дыхание и горячую каплю, которая, защекотав, покатилась ему за воротник.
1165 Надо было отдохнуть, но Иван чувствовал, что если присядет, то наверняка больше уже не встанет. И он брел час или больше, медленно поднимаясь по извилистой тропке. Джулия молча прижималась к нему – он чутко ощущал ее движения и, странное дело, несмотря на усталость, на недавний спор и досаду, чувствовал себя хорошо. Только бы хватило силы, он нес бы ее так, покорно припавшую к нему, далеко, далеко.
1166 Иван свернул с тропки и, скользя по камням колодками, направился к нему. Джулия молчала, крепко прижимаясь щекой к его шее. Возле камня Иван повернулся и прислонил к нему девушку. Руки ее под его подбородком разнялись, плечам стало свободнее, и только тогда он почувствовал, какая она всё же тяжелая.
1167 Через некоторое время ветер почти стих, перестали мелькать снежинки, повсюду, насколько было видно, теснились запорошенные снегом скалы. Тропа кидалась то вправо, то влево, причудливо изгибаясь на каменистых склонах, которые тут стали более пологими, чем на той стороне перевала. Чувствуя сильную усталость, Иван пошел ровнее.
1168 Чувствуя сильную усталость, Иван пошел ровнее, не оглядываясь и только стараясь не сбиться с тропы. Джулия почему-то умолкла. Однажды он попробовал заговорить с ней, но девушка не ответила. Незаметно задремав у него за спиной, она мерно посапывала, руки ее мягко и нежно лежали на его плечах. Как назло, в правую колодку его попал камешек.
1169 Чудилось, будто лежит он на носилках в медсанбате, возле бочки-печки, которую так немилосердно накалил Ахметшин. Пекло не только ноги, больше голову и плечи. Иван чувствовал на себе липкую мокроту пота. Ему очень хотелось пить, повернуться, чем-то заслониться от этого изнуряющего зноя. Но сонливая усталость овладела им так сильно, что он не мог даже раскрыть глаз.
1170 Он схватил пистолет, хлеб и бросился по траве вниз. Влажные бутоны били по его распухшим и сбитым ногам. Он оглянулся, вспомнив про колодки, но их не было. Тогда он опять быстро зашагал по лугу, шаркая ногами в сплошных зарослях маков, отошел довольно далеко и остановился – сзади по росистым цветам пролег его след.
1171 Вокруг лежало никем не тронутое красное море. Это навело его на догадку. Иван перехватил под мышкой тужурку и быстро вернулся назад. Действительно, в росистой траве заметны были другие следы. Они вели в сторону, где начинался распадок, и Иван торопливо побежал к нему. Ступни и штанины его быстро намокли от росы.
1172 Иван торопливо побежал. Ступни и штанины его быстро намокли от росы. Сильный аромат цветов пьянил голову, очень хотелось есть, от истомы и слабости темнело в глазах. Это были старые, привычные ощущения. Крепкое от природы, закаленное тело Ивана противостояло им, он чувствовал, что силы у него еще не иссякли.
1173 Мучительные вопросы, которые до сих пор волновали Джулию, видимо, были ею отделены от главного и отодвинуты на задний план. С этого момента для обоих остались лишь пряный аромат земли, маковый дурман луга и знойный блеск высокого ясного неба. Среди дремучей первозданности гор, в одном шагу от смерти родилось неизведанное, таинственное и властное, оно жило, жаждало, пугало и звало.
1174 Полураскрытые губы ее шевелились, обнажая влажные кончики зубов. Он подумал сначала, что она шепчет что-то, но слов не было, губы, видимо, только отражали ход ее сновидений и так же, как и щеки и брови, слегка вздрагивали. Все эти сонные переживания ее были преисполнены нежности, наверно, снилось ей что-то хорошее, и на губах время от времени проступала тихая, доверчивая улыбка.
1175 Но что-то уже изменилось в нем самом. Иван чувствовал это, и тревога, как вода в дырявую лодку, все больше просачивалась в его сознание. Хорошо, что Джулия ничего не подозревала и сладко спала в маках. Он тоже сел рядом, босые ноги засунул под полу тужурки, которой прикрыл ее, и стал всматриваться в ночь. Вскоре его начало клонить ко сну, одолевала усталость.
1176 Даже свой кабинет он сделал бы поменьше, дай ему волю. Но кабинет положено было иметь солидный, и Свирельников сидел именно в таком – солидном, с паркетами, кабинете. Он всегда делал что положено и как положено, нисколько не отступая от того, что рекомендовалось делать свыше, и это свойство его натуры – ни от кого ни в чем не отличаться – очень ему помогало в несении службы.
1177 Овальный стол, покрытый вязаной скатертью, плюшевая кушетка, большие старинные часы красного дерева – всё это было сейчас скрыто сумерками. Электрического тока в этот вечер все близлежащие кварталы не получили. Огонь из плиты озарял наше собрание. Другим источником света был каганец на большом блюдце, поставленный на стол около Леночки, которая вела протокол на листах, вырванных из старых тетрадок.
1178 С недавних пор я заполучил по ордеру комнату в особняке с итальянскими окнами, с потолками, украшенными росписью. В комнате я долго прикидывал, куда пристроить картину, и, наконец, повесил ее над кроватью, против изголовья. Улегшись, я не сразу потушил свет, всё изучал картину. Поверите, старик с картины смотрел прямо на меня и как будто хотел что-то сказать. Не дождавшись от него ни слова, я уснул.
1179 Я сразу узнал неровные крупные плиты дикаря-камня. Именно этот камень, эта кладка были изображены на картине. Старик стоял на коленях и рыл землю вот в этом углу. Над его головой горела свеча, укрепленная на небольшом выступе. Вот он, тот выступ. Не скрою – когда я его узрел, по спине пробежал морозец. Почудилось, сейчас я увижу на низком своде потолка след копоти, которую оставила свечка старика.
1180 Старик стоял на коленях и рыл землю вот в этом углу. Над его головой горела свеча, укрепленная на небольшом выступе. Вот он, тот выступ. Не скрою – когда я его узрел, по спине пробежал морозец. Почудилось, сейчас я увижу на низком своде потолка след копоти, которую оставила свечка старика. Но копоти не было – ее стерли истекшие полтора века.
1181 Некоторое время он продолжал писать. Тонкая вставочка в массивной морщинистой руке быстро ходила по бумаге. Он меня не стеснялся. Крупные губы под седыми усами чуть шевелились. На секунду перестав писать, он взглянул на пол, перегнулся грузным корпусом через подлокотник кресла и, слегка закряхтев, поднял один листок. Затем перо опять заходило. Мне показалось, что на его лице мелькнула довольная улыбка.
1182 Стоит безветренный, теплый вечер, снизу доносится легкий запах бензина и копоти. Даже отсюда, с высокого здания, с холма, не видно конца-края городу. На самом горизонте мерцают его огни, над крышами, поверх труб и башен, плывет слитный рокот, взвизгивают трамваи на поворотах, бегут над улицами голубые вспышки, легонько тявкают внизу машины.
1183 Даже отсюда, с высокого здания, с холма, не видно конца-края городу. На самом горизонте мерцают его огни, над крышами, поверх труб и башен, плывет слитный рокот, взвизгивают трамваи на поворотах, бегут над улицами голубые вспышки, легонько тявкают внизу машины, откуда-то издалека с едва заметными порывами пахучего весеннего ветерка доносятся паровозные гудки у вокзалов.
1184 Расщепей не хотел ждать снега, поэтому все зимние сцены были сняты тоже в студии. На искусственном снегу, среди деревьев из папье-маше снимали сцены у костра, в обозе французов. Но лес был сделан так искусно, так сверкал на ветвях снег, что трудно было поверить: неужели это не настоящий лес? Потом шли большие съемки без моего участия.
1185 Расщепей совсем переехал жить на фабрику. Он и спал у себя в кабинете, туда ему носили еду. Я только раз видела его, когда он шел в просмотровую. Он был небрит и бледен, глаза у него были красные, натруженные. Молча пожал он мне руку, заморгал опухшими веками и прошел. От него пахло грушевой эссенцией, которой склеивают пленку, и табачным дымом.
1186 И в то же время росла во мне какая-то обидная тоска. Мне казалось, что прошла и никогда уже не вернется самая лучшая полоса в моей жизни. Вот я снова самая обыкновенная школьница, ничем от других не отличающаяся, такая же, как все в нашем классе. А не вспоминать о том, что было, я не могла, да и нельзя было забыть об этом. Расщепей был слишком знаменит. О нем писали в газетах. Он выступал по радио.
1187 Когда я вышла на улицу, уже совсем почти стемнело. Апрель стоял холодный, снега на улицах уже не было, его давно счистили, и простывшая улица казалась голой и неуютной. Ветер гнал холодную и колючую пыль по асфальту; мне сразу что-то попало в глаз, но я, не останавливаясь, бежала в комитет. Там у ворот вахтер сказал, что товарищ Бодров уехал и будет не скоро, только вечером на просмотре.
1188 Я заклеила письма в конверты, которые купила по дороге домой на почте, надписала два адреса и собралась уже идти. Но отец сказал, что никуда меня не пустит, велел мне немедленно лечь, накрыться потеплее. Он сказал, что пойдет и сам бросит письма в почтовый ящик. Он заставил меня лечь, укрыл толстым стеганым одеялом, подоткнул с боков, погладил мне лоб, потом взял письма со стола, оделся и ушел.
1189 Терпеливая, медлительная Соня занималась со мной по русскому языку. Дела у нас шли не очень быстро. В грамматике она была сильна, сразу замечала малейшую ошибку в тетради, но в жизни часто делала неверные ударения и ставила не те падежи. Она была родом с юга, и в семье у нее говорили неправильно. И могу теперь сознаться, что я была рада этому: по крайней мере, Сонька не могла важничать передо мной, поймав ошибку в моей тетради, – я через минуту ловила ее на невозможном ударении.
1190 Вскоре Указательный Брат встретил девушку, прекраснее которой он никогда не видел. Она была так добра и ласкова, так хороша собой, что женщины, которые собирались стать матерями, приходили к ней и подолгу смотрели на ее лицо, чтобы дети у них рождались такими же красивыми. Брат Указательный всем сердцем полюбил эту девушку, и она ответила сильному и веселому человеку такой же славной любовью. Они решили стать мужем и женой и, по старому обычаю, захотели обручиться кольцами.
1191 А тем временем ураган стал еще сильнее, ветер и ливень обрушились на город, неся смерть и разорение людям. Брат Указательный бросился спасать женщин и детей из разрушенных домов. Много часов он помогал людям, спасал детей, но ураган делался всё сильнее, всё грознее, и тогда Брат Указательный решился напомнить снова жене о перстне. Но внезапно буря улеглась.
1192 Брат Указательный бросился спасать женщин и детей из разрушенных домов. Много часов он помогал людям, спасал детей, но ураган делался всё сильнее, всё грознее, и тогда Брат Указательный решился напомнить снова жене о перстне. Но внезапно буря улеглась. Река вобралась в берега, стало тихо, и Брат Указательный услышал негромкий плач за собой.
1193 Мы снялись с якоря и поплыли. Расщепей хотел пройти последний шлюз, чтобы выйти к Дмитрову, а затем спускаться на нижний бьеф канала, к Московскому морю. Но мы так заболтались в лагере, что пропустили время. Когда мы подошли к башням шлюза, там, за воротами, медленно оседая, уже уходила вниз освещенная громада шлюзовавшегося теплохода. Нам сказали, что придется подождать до утра.
1194 Стояла предутренняя тишина. Вода была совершенно спокойна – неподвижная зеркальная целина. Мне даже стало жалко, когда я подумала, что скоро мы должны будем резать эту гладь носом яхты. Массивный бетонный причал с чугунным кольцом на одной из граней высился, поднимаясь прямо из воды. Я знала, что здесь очень глубоко, и от этого почувствовала в ногах неустойчивость.
1195 Недалеко от меня, прислонившись к поручням и не сводя с меня глаз, стоял высокий, очень смуглый паренек с тонким, чуть-чуть горбатым носом и длинными, близко сходящимися на переносице бровями. Ловко сидела на нем белая блуза с каким-то значком и красным галстуком, перетянутая узким ремешком. Он был в парусиновых сапогах, которыми, видно, очень гордился.
1196 Уже далеко отплыли мы в море. Темнело. Давно скрылись берега, но всё еще попадались слева и справа торчащие из воды вешки. Это было даже обидно немного. Море казалось каким-то ненастоящим. Но когда стала обступать нас темнота, было уже приятно думать, что и здесь, в пустыне моря, кто-то заботится о нас, о нашем пароходе, – наставил бакенов, маяков и вешек, обозначающих фарватер.
1197 На пароходе с левого борта зажгли красный ходовой фонарь, и, как бы в ответ, над горизонтом, в светлом еще небе, сперва слабо, а потом всё сильнее и напряженней разгораясь, налилась звезда, алая, как кровинка. Она катилась за пароходом, крупная, накаленная и одинокая; она словно увязалась за нашим кораблем, который плыл туда, где, я знала, завтра встанет из моря новый для меня, никогда не виданный берег.
1198 Мы плыли на лодке по светлой, покойной воде. На берегу за лесом играли в лагерях вечернюю зорю. Солнце село за дальние луга незамутненным, обещая на завтра хороший день. И радостно было знать, что утром, чуть снова взойдет оно, нам наконец откроются некоторые веселые тайны – те, что мы загадали для себя именно на этот день почти год назад.
1199 Это было как раз в день великого противостояния Марса. И долго мы смотрели в тот вечер с борта корабля на круглую ярко-красную, словно смородинка, звезду, низко плывшую над горячим малахитовым горизонтом Каспия. Я рассказала ему тогда о Расщепее, о дружбе с ним, о звездах и, когда наступила ночь, долго водила моего нового знакомого по звездным дорожкам вселенной.
1200 Без малого два года прошло с тех пор. Мы не виделись. Я не смогла поехать на другое лето в Туркмению, потому что меня приняли в комсомол, я стала вожатой юных пионеров и жила в лагере под Москвой. Амед тоже не приезжал. Но мы с ним аккуратно переписывались. Сперва мы обменивались письмами редко, посылали их через определенные сроки и строго следили за очередью, а потом стали писать всё чаще.
1201 Наверно, когда-то, до наполнения водохранилища, место это было вершиной пологого холма. Через него вела проезжая дорога. Ее колеи еще виднелись в траве, и странно было видеть, что дорога уходит прямо в воду, в глубину, словно маня спуститься по ней в какое-то донное царство. Прежде здесь стояли избы – на земле сохранились следы жилья. И вот в одном из заросших бурьяном дворов мы в прошлом году нашли выложенный кирпичами погреб.
1202 А на водохранилище и вдали на канале уже зажглись ночные огни. Горели огни на створах ходового фарватера, на шлюзах. Но всё это было далеко от нас. А мы здесь были одни, окруженные огромной доброй и смирной водой. Вечер был теплый. На западе небо розовело, словно еще не остынув, а на другой стороне горизонта, ближе к югу, подрагивало нежное серебристое зарево – там была Москва.
1203 День начинался чудесно. Затрубил, заиграл наш пионерский горн, громко, настойчиво и раскатисто. Недаром наш Игорек слыл отличным горнистом. Он дул в свою трубу что есть силы, щеки прыгали у него, как литые мячики. Он трубил, закинув голову, подняв прямо вверх свой горн, и, когда переводил на минутку дух, казалось, будто залпом пил из пионерского рога утреннюю свежесть и пахучий лесной воздух.
1204 Первый, самый большой струг люди канатами подтащили к пристани и собрались было крепить, как вдруг длинный малый, на вид годов двадцати пяти, стал говорить, что не так делают, надобно иначе, чтобы хватило места другому дощанику тоже. Люди спорили, потом послушались, и взялись все вместе перетягивать судно вдоль пристани. Покуда они работали, он с толком, не торопясь подавал им команды.
1205 Большая часть этих людей, видимо, продрогла в пути на дожде и ветре, многие кутались в длинные плащи и с неудовольствием взирали на лужи Мосеева острова, на домик, который двинянам казался дворцом, на исступленный, орущий народ, на рейтар, направо и налево раздающих плеточные удары. Но насупленные брови и недовольные лица только придавали царской свите больше величия и служили к тому, чтобы вызывать в народе уважение и страх.
1206 Ничего не осталось: с чем живет кормщик, с тем и помирает, всё, что есть у него, берет море. Пусты укладки в его избе, не блестит серебро в поставцах, не истлевают сукна, атласы, меха в его подклетях. Что заработано, то и прожито, да и что заработает рыбак? Мучицы в долг, соли в долг, на кафтан дерюжки в долг, а к расчету и нечего получать. Оттого и в кабак. Кто с моря вынулся, тот прямой дорогой в баню, а оттуда в кружало.
1207 К вечеру опять прискакал поручик, одетый особенно, опрысканный настойкой на заморском дереве ванили, расчесанный на три стороны, при шпаге, при перчатках, при шпорах. Робость в тот день на него напала такая, что кроме как о давешнем дожде он не сказал ни единого слова и только лишь покашливал трубным голосом.
1208 Чудной зверек, не каждый охотник может убить его. Увидев направленный на себя ствол мушкета или стрелу, измученный гоном зверь, бывает, не поднимается с места – лежит неподвижно, да еще лапочками закроет морду, чтобы не видеть конец свой. Такого песца Афанасий бить не мог, как не мог ломать лапы лисенятам, чтобы вырастить лиса с целой шкурой, как не мог убить лиса ударом ноги по сердцу, чтобы продать ровный мех.
1209 Всех родных ее взяло море. И не было у старухи даже могилок, чтобы поплакать на холмике, чтобы поправить крест, шепча, как иные вдовы и матери, жалобы на одинокую свою старость, на то, что в избе студено, а сил уже нет наколоть дров, на то, что ходить трудно – не гнутся больные ноженьки. Ничего у нее не было, кроме жаркой, словно бы кипящей любви ко всем обделенным жизнью, ко всем сирым и убогим, ко всем одиноким и больным.
1210 Рябов встал с лавки, упершись могучими руками в стол, поклонился народу на три стороны, поблагодарил всех тех, с которыми не раз ходил в море, сказал, что велика ему честь. Народ загудел, что просит честь принять. Рябов молча поворотился к деду Мокию, который с волнением ждал этой минуты. Много лет тому назад другой старый кормщик так же передавал артель молодому Мокию.
1211 Суда были подняты на городки из бревен, стояли высоко. Корелин коротко, скупо, но с гордостью рассказывал, какое судно когда построено, какую воду ходит, то есть сколько лет плавает, где бывало, что с ним приключалось в плаваниях. На морозе, под яркими лучами зимнего негреющего солнца весело пахло смолой, и было смешно вспоминать переяславльские мучения.
1212 Своего архангельского народу в этот день, несмотря на ярмарку, было немного – не с чего народишку гулять, зато иноземные корабельщики гуляли вовсю – немалые нажили барыши. Пили русское вино, ставленные меда, пареное пиво, закусывали редечкой в патоке, быстро пьянели от непривычной крепости русских напитков, похвалялись друг перед другом.
1213 От берега, от пристани вела к дому широкая богатая ковровая дорога, настланная по чистым доскам. Дом глядел на Двину десятью красными окнами со стеклянными окончинами, а рядом был еще домик о шести колодных окнах со слюдяными окончинами, пестро и весело раскрашенными. Возле дверей там и тут росли сосны, и под каждой сосной стояло по караульщику – с мушкетом, с усами, словно у кота, с ножом за поясом.
1214 Наконец порох в запале загорелся, прогрохотал выстрел, пушку откатило, свалив Апраксина с ног, но он вскочил веселый, счастливый. Царь вдруг поцеловал его и, всё еще ругаясь, рванулся к другой пушке. Выстрелила и другая с правого борта, та, про которую думали, что она лопнула. Более палить не следовало, на четыре выстрела конвоя и на шесть иных негоциантских кораблей достаточно было выпалить два раза царевым пушкам.
1215 Можно было всё обдумать на досуге и в то же время можно было посмотреть, как живет царев дворец без царя, какие тут порядки, что творится на поварне. Можно было послушать песни, которые поют царевы слуги, приехавшие с ним из далекой белокаменной Москвы, а самое главное – можно было отоспаться, довольно уже он спал в полглаза, просыпаясь от каждого шороха. Здесь было спокойно.
1216 С силой, ясностью и четкостью мечты, что бывает только в отрочестве, Митенька представил себе не только кормщика у штурвала корабля, но и самого себя ведущим яхту как раз тогда, когда бьет внезапный и свирепый торок из-за серых скал, поросших лишаями, когда со свистом, с воем вздымаются крутые волны, чтобы стереть, раздавить, сокрушить вовсе корабль, на котором царь совершает свое плавание.
1217 Неподалеку от паперти монастырской церкви Митенька внезапно и резко остановился и поднял голову. В равномерном шелесте дождя он услышал недалекие пушечные выстрелы – сначала один, потом другой, потом еще один. Это палили на Двине корабли, и выстрелы весело грохотали над водой, перекатывались, отдавались эхом.
1218 В равномерном шелесте дождя он услышал недалекие пушечные выстрелы – сначала один, потом другой, потом еще один. Это палили на Двине корабли, и выстрелы весело грохотали над водой, перекатывались, отдавались эхом, вновь гремели всё ближе, всё громче. И было похоже, что палят они недаром, а палят для того, чтобы Митрию стало легче в эти трудные для него часы.
1219 Опять захлопнулась дверь, загремел тяжелый засов. Варнава ушел. В кромешной тьме большого заточения всё казалось глазу бархатным, неподвижным, застывшим навечно. Никакие звуки не долетали сюда – ни свист ветра, ни степенные шаги монахов, ни пение псалмов. Мрак был таким густым и плотным в каменном мешке под землей, что глаза никогда не привыкали к нему.
1220 Никакие звуки не долетали сюда – ни свист ветра, ни степенные шаги монахов, ни пение псалмов. Мрак был таким густым и плотным в каменном мешке под землей, что глаза никогда не привыкали к нему, и даже руку было жутко протянуть перед собой и пошевелиться тоже было жутко, чтобы не нарушить тяжкого, давящего, могильного покоя.
1221 Через малое время житья в заточении узники переставали следить за течением дня и ночи. Всё путалось у них, внутренняя жизнь занимала непомерно большое место, видения прошлого теснились в голове, воображение, усиленное вечным мраком, ужасной тишиной небытия, жаждой, голодом, создавало образы дикие, исковерканные, словно бы отраженные в кривых зеркалах. Заключенные заболевали тяжко.
1222 Положив разбитое лицо на руки, стиснув зубы, сидит Митенька в каменной мокрой вонючей яме. Течет время, неслышной стопой проходит день, его сменяет летняя сырая белая ночь. Возвращается из трапезной братия, звонарь вновь поднимается на колокольню, благовестит ко всенощной, мерные звуки текут над Двиной. Митенька сидит неподвижно во власти видений.
1223 Шумели старые липы в сквере. Воздух был влажен и тепел. На куче песка, один во всём сквере, видимо уже давно, сидел маленький мальчик в грязной рубашке горошком, и без штанов. Ветер поднимал, время от времени, его светлые и мягкие волосы. В руке он держал конец веревочки, к другому концу веревочки была привязана за ногу старая ворона.
1224 За воротами до набережной лежал пустырь. Несколько неярких фонарей отражались в воде. Далеко – смутными и неясными очертаниями возвышались деревья парка. За ними догорал и не мог догореть тусклый, печальный закат. Длинные тучи, тронутые по краям его светом, будто острова, лежали в зеленых водах неба. Над ними синело, темнело небо. Несколько звезд зажглось на нем.
1225 Но тени не отступали от него всю ночь. Под утро Лось положил на голову подушку и забылся. Его разбудил грохот обоза, ехавшего по набережной. Лось сел, провел ладонью по лицу. Еще бессмысленные от ночных видений глаза его разглядывали карты на стенах, инструменты, очертание аппарата. Лось вздохнул, совсем пробуждаясь, подошел к крану и облил голову студеной водой.
1226 Марсианин был, как человек среднего роста, одет в темную, широкую куртку. Сухие ноги его, выше колен, прикрыты плетеными гетрами. Он с сердцем стал указывать на поваленные кактусы. Но, когда Лось и Гусев двинулись к нему, он живо вскочил в седло, погрозил оттуда длинным пальцем, взлетел, почти без разбега, и сейчас же опять сел на землю, и продолжал кричать писклявым, тонким голосом, указывая на поломанные растения.
1227 Лось и Гусев просыпались рано поутру. После ванной и легкой еды шли в библиотеку. Внимательные, ласковые глаза Аэлиты встречали их на пороге. Она говорила почти уже понятные слова. Было чувство невыразимого покоя в тишине и полумраке этой комнаты, в тихих словах Аэлиты, – влага ее глаз переливалась, глаза раздвигались в сферу, и там шли сновидения. Бежали тени по экрану. Слова, вне воли, проникали в сознание.
1228 Слыша это, пастух брал уллу, деревянную дудку, в низу которой на треугольнике были натянуты струны, садился среди сердитых, раздраженных и недоумевающих, и начинал играть и петь. Играл он и пел так прекрасно, что замолкали птицы, затихал ветер, ложились стада, и солнце останавливалось в небе. Каждому из слушающих казалось в тот час, что он уже зарыл свое зло под порогом хижины. Многие шли к озеру и купались.
1229 Центром мира, в те времена, был город Ста Золотых Ворот, ныне лежащий на дне океана. Из города шло знание и соблазны роскоши. Он привлекал к себе молодые племена и разжигал в них первобытную жадность. Наступал срок и молодой народ обрушивался на властителей и овладевал городом. Свет цивилизации на время замирал. Но отрава ее была жива, и он вспыхивал с новой яркостью, обогащенный свежей кровью победителей.
1230 На запад от плоскогорья бродили дикие краснокожие племена. Люди Земзе нападали на них, брали пленных и заставляли пахать землю, строить жилища, добывать руду и золото. Слава о городе шла далеко на запад, и он внушал страх краснокожим, потому что люди Земзе были сильны, умели угадывать мысли врагов и убивали на далеком расстоянии, бросая согнутый кусок дерева.
1231 Город был обнесен новой стеной, и в ней сделаны сто ворот, обложенных золотыми листами. Народы всего мира стекались туда, привлекаемые жадностью и любопытством. Среди множества племен, бродивших по его базарам, разбивавших палатки под его стенами, появились еще невиданные люди. Они были умны и хитры. Никто не помнил, когда они вошли в город.
1232 Кочевники стали рубить леса и вязали плоты. На плотах они переправились через соленую, теплую реку, омывающую с далекого севера берега Европы. Ступив за заповедную землю Атлантиды, кочевники напали на священный город Туле. Когда они полезли на высокие стены, в городе начали звонить в колокола. Звон был так приятен, что кочевники не стали разрушать города, не истребили жителей.
1233 Аэлита была права: он напрасно многое узнал за это время, слишком широко раскрылось его сознание. В его теле еще текла горячая кровь, он был весь еще полон тревожными семенами жизни, – сын земли. Но разум определил его на тысячи лет: здесь, на иной земле, он узнал то, что еще не нужно было знать. Разум раскрылся и, не насыщенный живой кровью, зазиял ледяной пустотой.
1234 С левой стороны, в скале, среди полустертых надписей виднелась треугольная золотая дверца. Лось разгреб мхи и с трудом отворил ее. Это было древнее жилище хранителя Порога – темная пещерка с каменными скамьями, очагом, высеченным в граните ложем. Сюда внесли корзины. Иха покрыла пол циновкой, постлала постель для Аэлиты, налила масла в висевшую под потолком светильню и зажгла ее.
1235 По набережной шел Лось, подняв воротник и согнувшись навстречу ветру. Темный шарф вился за его спиной, ноги скользили, лицо секло снегом. В обычный час он возвращался с завода домой, в одинокую квартиру. Жители набережной привыкли к его широкополой, глубоко надвинутой шляпе, к шарфу, закрывающему низ лица, к сутулым плечам.
1236 Он осторожно отогнул у плинтуса старые отставшие обои, вытащил из-под них листы чертежей и свернул их трубкой. Снял с полок несколько книг и всё это, вместе с чертежами и частями физических приборов, уложил в чемодан. Поминутно прислушиваясь, отнес чемодан вниз и в одном из темных дровяных подвалов спрятал его под кучей мусора. Снова поднялся к себе, вынул из письменного стола револьвер, осмотрел, сунул в задний карман.
1237 Зоя быстро изучила его характер, его приемы борьбы. Она поняла его силу и его слабость. Он плохо разбирался в политике и говорил иногда глупости о революции и о большевиках. Она незаметно окружила его нужными и полезными людьми. Свела его с миром журналистов и руководила беседами. Она покупала мелких хроникеров, на которых он не обращал внимания, но они оказали ему больше услуг, чем солидные журналисты.
1238 Они выскочили на боны, осторожно положили на покатый помост длинные весла, нагнулись над гичкой и по команде рулевого выдернули ее из воды, подняли на руках и внесли в широкие ворота, в сарай. Затем пошли под душ. Растерлись докрасна и, как полагается, выпили по стакану чаю с лимоном. После этого они почувствовали себя только что рожденными в этом прекрасном мире, который стоит того, чтобы принялись, наконец, за его благоустройство.
1239 Старый трехэтажный дом, номер шестьдесят три по улице Гобеленов, одной стеной выходил на пустырь. С этой стороны окна были только на третьем этаже – мансарде. Другая, глухая стена примыкала к парку. По фасаду на улицу, в первом этаже, на уровне земли, помещалось кафе для извозчиков и шоферов. Второй этаж занимала гостиница для ночных свиданий.
1240 Прошло часа три по крайней мере, покуда он на быстроходном сторожевом катере не вылетел в открытое море. Била сильная волна. Катер зарывался. Водяная пыль туманила стекла бинокля. Когда поднялось солнце – в финских водах, далеко за маяком, – вблизи берега был замечен парус. Это билась среди подводных камней несчастная «Бибигонда». Палуба ее была покинута.
1241 В просветы между ветвями с оранжевых вод долетали голоса, плеск весел, женский смех. Старые, как мир, дела творились под темными кущами леса на островах, где бессонно перекликались тревожными голосами какие-то птички, пощелкивали соловьи. Всё живое, вынырнув из дождей и вьюг долгой зимы, торопилось жить, с веселой жадностью глотало хмельную прелесть этой ночи.
1242 За открытым окном, от низкого потолка до самого пола, невидимые листья принимались шелестеть и затихали. В номере гостиницы было темно и тихо. Влажный аромат парка смешивался с запахом духов. Ими был пропитан ветхий штоф на стенах, истертые ковры и огромная деревянная кровать, приютившая за долгие годы вереницы любовников. Это было доброе старое место для любовного уединения.
1243 Глубоко внизу под лунным светом лежала долина, подернутая дымкой. Серебристая чешуя играла на реке в тех местах, где вода сквозила из-под древесных кущ. Городок казался игрушечным. Ни одного освещенного окна. За ним налево горели сотни огней Анилиновой компании. Поднимались белые клубы дыма, розовый огонь вырывался из труб. Доносились свистки паровозов, какой-то грохот.
1244 Они перелезли через низкую ограду, осторожно обогнули поляну за кустами и вышли к дому Штуфера. Остановились, переглянулись, ничего не понимая. В саду и в доме было спокойно и тихо. Несколько окон освещено. Большая дверь, ведущая прямо в сад, раскрыта. Мирный свет падал на каменные ступени, на карликов в густой траве. На крыльце, на верхней ступени, сидел толстый человек и тихо играл на флейте.
1245 Вольф не совсем был неправ, когда уверял, что у Гарина брызнули осколки черепа. Когда Гарин на секунду замолчав перед микрофоном, потянулся за сигарой, дымившейся на краю стола, слуховая чашечка из эбонита, которую он прижимал к уху, чтобы контролировать свой голос при передаче, внезапно разлетелась вдребезги. Одновременно с этим он услышал резкий выстрел и почувствовал короткую боль удара в левую сторону черепа.
1246 Гарин погасил фонарь, отодвинул в сторону дуло и, просунув руку в отверстие, сбросил костяк. Череп отскочил и покатился. В отверстие были видны огни заводов. У Гарина были зоркие глаза. Он различал даже крошечные человеческие фигуры, двигающиеся между постройками. Всё тело его дрожало. Зубы стиснуты. Он не предполагал, что так трудно будет подойти к этой минуте.
1247 Спасаться было поздно. Травянистое поле между городом и заводом, покрытое длинными рядами черепичных кровель, вдруг поднялось. Земля вспучилась. Это первое, что увидели глаза. Сейчас же из-под земли сквозь щели вырвались бешеные языки пламени. И сейчас же из пламени взвился ослепительный, никогда никем не виданной яркости столб огня и раскаленного газа. Небо точно улетело вверх над всей равниной.
1248 Ни потеря трехсот миллионов долларов, ни плен на Золотом острове, ни даже измена Зои не сломили бы его. Двадцать пять лет тому назад он торговал ваксой на улице. Он умел, он любил бороться. Сколько приложено было усилий, таланта и воли, чтобы заставить людей платить ему золотые кружочки. Европейская война, разорение Европы – вот какие силы были подняты для того, чтобы золото потекло в кассы.
1249 Может быть, причиной всему были викинги, морские разбойники, предки Янсена, – те, которые плавали далеко от родной земли по морям в красных ладьях с поднятой кормой и носом в виде петушиного гребня, с повешенными по бортам щитами, с прямым парусом на ясеневой мачте. У такой мачты предок Янсен и пел о синих волнах, о грозовых тучах, о светловолосой деве.
1250 Начались странные явления. В море, куда уносилась по стальным лентам и понтонам поднятая на поверхность порода, появилось свечение. Оно усиливалось в продолжение нескольких суток. Наконец, огромные массы воды, камней, песка вместе с частью понтонов взлетели на воздух. Взрыв настолько был силен, что ураганом снесло рабочие бараки и большая волна, хлынув на остров, едва не залила шахты.
1251 В конце дня гроза ушла, молнии полыхали далеко за краем океана, но ветер с силой клонил к земле деревья, гнул стрелы высоких фонарей, рвал проволоки, уносил бесформенными полотнищами крыши с бараков и выл и свистал по всему острову с такой сатанинской злобой, что всё живое попряталось по домам. В гавани скрипели корабли на причалах, несколько барок было сорвано с якорных цепей и унесено в океан.
1252 В середине дня Гарин обнаружил позади себя мотоцикл. Он не слышал выстрелов, но в десяти сантиметрах от его головы в стекле машины появилась пулевая дырка с трещинками. Затылку стало холодно. Он выжал весь газ, какой могла дать машина, метнулся за холм, свернул к лесистым горам. Через час влетел в ущелье. Мотор начал сдавать и заглох.
1253 Он не слышал выстрелов, но в десяти сантиметрах от его головы в стекле машины появилась пулевая дырка с трещинками. Затылку стало холодно. Он выжал весь газ, какой могла дать машина, метнулся за холм, свернул к лесистым горам. Через час влетел в ущелье. Мотор начал сдавать и заглох. Гарин выскочил, свернул руль, пустил машину под откос.
1254 По дороге домой Ян с благоговением перелистывал страницы. Правда, в книге он не нашел того, что искал, но обвинял в этом самого себя. Ян перечитывал ее от корки до корки, не сомневаясь, что именно эта книга откроет ему тайны природы. Лишь спустя несколько лет Ян понял, что книга эта – беспомощная стряпня, которой так часто угощают непросвещенную публику.
1255 Правда, в книге он не нашел того, что искал, но обвинял в этом самого себя. Ян перечитывал ее от корки до корки, не сомневаясь, что именно эта книга откроет ему тайны природы. Лишь спустя несколько лет Ян понял, что книга эта – беспомощная стряпня, которой так часто угощают непросвещенную публику. И всё же там были кое-какие полезные сведения.
1256 Говорят, по последней переписи на Роторе уже шестьдесят тысяч. Очень много. Слишком много. И на каждом фальшивая маска. Марлена ненавидела эти маски, ведь она знала, что под ними скрываются совершенно другие лица. И ведь ничего нельзя сказать. Раньше, совсем ребенком, она иногда пыталась, но мать в таких случаях всегда одергивала ее и вообще запрещала говорить об этом.
1257 Но один человек всё же выбирается из толпы и идет в мою сторону. Мой папа. Кажется, какая-то особая гравитация притягивает его ко мне. А может, так оно и есть. Может, у каждого есть своя особая гравитация. Она может отпустить человека, иногда даже очень далеко, но потом она обязательно притягивает его обратно. Потому что гравитация, похоже, – вообще штука избирательная.
1258 Может, у каждого есть своя особая гравитация. Она может отпустить человека, иногда даже очень далеко, но потом она обязательно притягивает его обратно. Потому что гравитация, похоже, – вообще штука избирательная. Бывает, человек порхает перышком. А бывает, с места сдвинуться не может. А бывает, что маленький мальчик весит, как целый мир. Вселенная бесконечно велика, но это не делает тебя бесконечно малым. Каждый по-своему велик.
1259 В одном великорусском небогатом селе жил старенький шестидесятилетний поп, по имени отец Иван Богоявленский. О том, как началась его жизнь, о годах его детства и юности не мог бы рассказать никто: сам он за давностью лет всё перезабыл, а жена и дети, родственники и знакомые просто ничего не знали. И выходило так, будто у его жизни совсем не было начала – как не будет, вероятно, и конца.
1260 На коридор была похожа его жизнь, на длинный коридор, в котором множество глухих дверей: впереди открывается, а сзади захлопывается что-то и хоронит в тишине. И чем дольше жил отец Иван, тем больше отдалялся он от людей и даже от самого себя. Когда-то ему казалось, что его знают все люди, весь мир знает его, и даже сам бог внимательно следит за ним треугольником своих очей; но вот прошло время, и его перестали знать, – в лесу все деревья похожи одно на другое.
1261 От этого граммофона сошел с ума щенок, которого отец Иван, толкаемый злым любопытством, пожелал насильственно приучить к музыке и рассказам из еврейского быта. Сперва щенок довольно бодро лаял на граммофон и как-то особенно, по-собачьи, становился на цыпочки, чтобы заглянуть в трубу, но вскоре стал визжать, трясся от страха и недоумения и прятался под стулья и диван.
1262 Библиотека покойного дядюшки Марча представляла собой полутемную пыльную комнату. С вершин книжных шкафов взирали гипсовые бюсты великих мира сего. Тут стояли мягкие кресла, глобусы, но Джо более всего интересовали книги. Стоило тетушке Марч прилечь отдохнуть или заняться гостями, как Джо спешила в это тихое убежище, казавшееся ей настоящим зачарованным царством.
1263 Тогда Джо спешила в это тихое убежище, казавшееся ей настоящим зачарованным царством. Забравшись с ногами в глубокое мягкое кресло, Джо принималась читать. Она поглощала всё подряд – стихи, романы, исторические труды, записки путешественников. Уставая от чтения, девочка принималась разглядывать иллюстрации. Словом, день ото дня страсть к книгам всё больше завладевала ею.
1264 Джо бывало очень обидно, когда, дойдя до самого интересного места в романе, или наслаждаясь чудесными стихами, или сопереживая приключениям какого-нибудь путешественника, она вдруг слышала, как ее зовет тетушка. И ей приходилось, оставив чтение, стремглав бежать на зов, чтобы мотать шерсть, купать пуделя или читать тетке вслух.
1265 Джо очень хотелось совершить необыкновенный поступок. Она еще и сама толком не знала, в какой области ей бы хотелось прославиться, но верила, что со временем найдет себе применение и станет знаменитой. Пока же ее огорчало, что она лишена возможности читать и ездить верхом сколько хочется. Джо отличалась вспыльчивым нравом, никогда не лезла за словом в карман, и мятежный дух часто толкал ее на различные безрассудства.
1266 Бет была от природы трудолюбива и не ограничивалась уроками или обязанностями по дому. Каждое утро она тщательно наряжала всех своих кукол, ведь Бет была еще ребенком, и игрушки составляли неотъемлемую часть ее жизни. Среди ее кукол не было ни одной совершенно новой. Объяснялось это тем, что все шесть изрядно потрепанных созданий перешли в ведение Бет лишь после того, как послужили старшим сестрам.
1267 Бет была очень застенчива, и из-за этого ее не стали отдавать в школу. Вернее, поначалу отдали, но она так страдала, что девочку пришлось оставить дома. С тех пор Бет занималась с отцом. Даже теперь, когда отец ушел на войну, а мать все свои силы тратила на работу в Обществе помощи фронту, Бет усердно продолжала заниматься. По натуре она была домоседкой и помогала Ханне по хозяйству.
1268 Не будем говорить о любви, потому мы до сих пор не знаем, что это такое. Может быть, это густой снег, падающий всю ночь, или зимние ручьи, где плещется форель. Или это смех, и пение, и запах старой смолы перед рассветом, когда догорают свечи и звезды прижимаются к стеклам, чтобы блестеть в глазах. Кто знает? Может быть, это мужские слезы о том, чего некогда ожидало сердце: о нежности, о ласке, несвязном шепоте среди лесных ночей. Может быть, это возвращение детства.
1269 Я проснулся серым утром. Комната была залита ровным желтым светом, будто от керосиновой лампы. Свет шел снизу, из окна, и ярче всего освещал бревенчатый потолок. Странный свет – неяркий и неподвижный – был непохож на солнечный. Это светили осенние листья. За ветреную и долгую ночь сад сбросил сухую листву, она лежала шумными грудами на земле и распространяла тусклое сияние. От этого сияния лица людей казались загорелыми, а страницы книг на столе как будто покрылись слоем воска.
1270 Так началась осень. Для меня она пришла сразу в это утро. До тех пор я ее почти не замечал: в саду еще не было запаха прелой листвы, вода в озерах не зеленела, и жгучий иней еще не лежал по утрам на дощатой крыше. Осень пришла внезапно. Так приходит ощущение счастья от самых незаметных вещей – от далекого пароходного гудка на Оке или от случайной улыбки.
1271 Осень пришла внезапно. Так приходит ощущение счастья от самых незаметных вещей – от далекого пароходного гудка на Оке или от случайной улыбки. Осень пришла врасплох и завладела землей – садами и реками, лесами и воздухом, полями и птицами. Всё сразу стало осенним. В саду суетились синицы. Крик их был похож на звон разбитого стекла.
1272 В саду суетились синицы. Крик их был похож на звон разбитого стекла. Они висели вниз головами на ветках и заглядывали в окно из-под листьев клена. Каждое утро в саду, как на острове, собирались перелетные птицы. Под свист, клекот и карканье в ветвях поднималась суматоха. Только днем в саду было тихо: беспокойные птицы улетали на юг.
1273 Начался листопад. Листья падали дни и ночи. Они то косо летели по ветру, то отвесно ложились в сырую траву. Леса моросили дождем облетавшей листвы. Этот дождь шел неделями. Только к концу сентября перелески обнажились, и сквозь чащу деревьев стала видна синяя даль сжатых полей. Тогда же старик Прохор рассказал мне сказку об осени.
1274 Я изучал осень упорно и долго. Для того чтобы увидеть по-настоящему, надо убедить себя, что ты видишь это впервые в жизни. Так было и с осенью. Я уверил себя, что эта осень первая и последняя в моей жизни. Это помогло мне пристальнее всмотреться в нее и увидеть многое, чего я не видел раньше, когда осени проходили, не оставляя никакого следа, кроме памяти о слякоти и мокрых московских крышах.
1275 Я узнал, что осень смешала все чистые краски, какие существуют на земле, и нанесла их, как на холст, на далекие пространства земли и неба. Я видел листву, не только золотую и пурпурную, но и алую, фиолетовую, коричневую, черную, серую и почти белую. Краски казались особенно мягкими из-за осенней мглы, неподвижно висевшей в воздухе. А когда шли дожди, мягкость красок сменялась блеском.
1276 Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю. Но это мне долго не удавалось. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека.
1277 Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека. Шорох листьев в воздухе казался мне таким же неправдоподобным, как рассказы о том, что весной слышно, как прорастает трава. Конечно, я был неправ. Нужно было время, чтобы слух, отупевший от скрежета городских улиц, мог отдохнуть и уловить очень чистые и точные звуки осенней земли.
1278 Низкое солнце висело на юге. Его косой свет падал на темную воду и отражался от нее. Полосы солнечных отблесков от волн, поднятых веслами, мерно бежали по берегам, поднимаясь от воды и потухая в вершинах деревьев. Полосы света проникали в гущу трав и кустарников, и на одно мгновение берега вспыхивали сотнями красок, будто солнечный луч ударял в россыпи разноцветной руды.
1279 Как-то поздним вечером я вышел в сад, к колодцу. Я поставил на сруб тусклый керосиновый фонарь и достал воды. В ведре плавали листья. Они были всюду. От них нигде нельзя было избавиться. Черный хлеб из пекарни приносили с прилипшими к нему мокрыми листьями. Ветер бросал горсти листьев на стол, на койку, на пол, на книги, а по дорожкам сада было трудно ходить: приходилось идти по листьям, как по глубокому снегу.
1280 Листья мы находили в карманах своих дождевых плащей, в кепках, в волосах – всюду. Мы спали на них и насквозь пропитались их запахом. Бывают осенние ночи, оглохшие и немые, когда безветрие стоит над черным лесистым краем, и только колотушка сторожа доносится с деревенской околицы. Была как раз такая ночь. Фонарь освещал колодец, старый клен под забором и растрепанный ветром куст настурции на пожелтевшей клумбе.
1281 Бывают осенние ночи, оглохшие и немые, когда безветрие стоит над черным лесистым краем, и только колотушка сторожа доносится с деревенской околицы. Была как раз такая ночь. Фонарь освещал колодец, старый клен под забором и растрепанный ветром куст настурции на пожелтевшей клумбе. Я посмотрел на клен и увидел, как осторожно и медленно отделился от ветки красный лист, вздрогнул, на одно мгновение остановился в воздухе и косо начал падать к моим ногам, чуть шелестя и качаясь.
1282 Днем паутина летала по воздуху, запутывалась в нескошенной траве, пряжей налипала на весла, на лица, на удилища, на рога коров. Она тянулась с одного берега Прорвы на другой и медленно заплетала реку легкими и липкими сетями. По утрам на паутине оседала роса. Покрытые паутиной и росами ивы стояли под солнцем, как сказочные деревья, пересаженные в наши земли из далеких стран.
1283 Дома я отмыл паутину с лица и затопил печь. Запах березового дыма смешивался с запахом можжевельника. Пел старый сверчок, и под полом ворошились мыши. Они стаскивали в свои норы богатые запасы – забытые сухари и огарки, сахар и окаменелые куски сыра. Глубокой ночью я проснулся. Кричали вторые петухи, неподвижные звезды горели на привычных местах, и ветер осторожно шумел над садом, терпеливо дожидаясь рассвета.
1284 На каждой паутине сидел маленький паук. Он ткал паутину в то время, когда ветер нес его над землей. Он пролетал на паутине десятки километров. Это был перелет пауков, очень похожий на осенний перелет птиц. Но до сих пор никто не знает, зачем каждую осень летят пауки, покрывая землю своей тончайшей пряжей. Дома я отмыл паутину с лица и затопил печь. Запах березового дыма смешивался с запахом можжевельника.
1285 Мы принесли из сарая ящик, насыпали его доверху землей и пересадили в него маленькую березу. Ящик поставили в самой светлой и теплой комнате у окна, и через день опустившиеся ветки березы поднялись, вся она повеселела, и даже листья у нее уже шумели, когда сквозной ветер врывался в комнату и в сердцах хлопал дверью. В саду поселилась осень, но листья нашей березы оставались зелеными и живыми.
1286 В саду поселилась осень, но листья нашей березы оставались зелеными и живыми. Горели темным пурпуром клены, порозовел бересклет, ссыхался дикий виноград на беседке. Даже кое-где на березах в саду появились желтые пряди, как первая седина у еще нестарого человека. Но береза в комнате, казалось, всё молодела. Мы не замечали у нее никаких признаков увядания.
1287 Как-то ночью пришел первый заморозок. Он надышал холодом на стекла в доме, и они запотели, посыпал зернистым инеем крыши, захрустел под ногами. Одни только звезды как будто обрадовались первому морозу и сверкали гораздо ярче, чем в теплые летние ночи. В эту ночь я проснулся от протяжного и приятного звука – пастуший рожок пел в темноте. За окнами едва заметно голубела заря.
1288 Я оделся и вышел в сад. Резкий воздух обмыл лицо холодной водой – сон сразу прошел. Разгорался рассвет. Синева на востоке сменилась багровой мглой, похожей на дым пожара. Мгла эта светлела, делалась прозрачнее, сквозь нее уже были видны далекие и нежные страны золотых и розовых облаков. Ветра не было, но в саду все падали и падали листья.
1289 В бледном свете зари стояла в кадке маленькая береза, и я вдруг заметил – почти вся она за эту ночь пожелтела, и несколько лимонных листьев уже лежало на полу. Комнатная теплота не спасла березу. Через день она облетела вся, как будто не хотела отставать от своих взрослых подруг, осыпавшихся в холодных лесах, рощах, на сырых по осени просторных полянах.
1290 Так давайте же читать! Книгу можно засунуть в карман и забросить в дальний угол, исписать и разделить на листы, ее можно потерять и вновь купить. Ее можно таскать в портфеле, класть перед собой за чаем, вызвать к жизни в момент пробуждения и пробежать еще раз глазами перед сном. Книга не рассердится, если мы помешаем ей дремать, когда у нас бессонница. Содержание книги можно проглотить все сразу, а можно и разделить на кусочки.
1291 Книга не рассердится, если мы помешаем ей дремать, когда у нас бессонница. Содержание книги можно проглотить всё сразу, а можно и разделить на кусочки. Сюжет ее манит, удовлетворяет нашу жажду приключений. Книга может нам наскучить, но мы ей – никогда. Книга – наш верный спутник, пока мы не вырастем из нее и не отдадим предпочтение другой, следующей.
1292 Некоторые люди рождены, чтобы работать для других. Я не имею в виду подневольный, рабский труд. Я говорю о тех, кому проще, когда им говорят, что и как надо сделать. Но не всем нравится работать по чужим подсказкам. Есть люди с предпринимательской жилкой, испытывающие потребность в самоутверждении и готовые рискнуть. К этому типу принадлежу и я, хотя не скажу, что предпринимательская жилка облегчает жизнь и идет на пользу здоровью.
1293 Он сразу вспомнил, каким был этот мост летом. По склизким доскам, усеянным сережками, проходил его сын, ловким взмахом сачка срывал бабочку, севшую на перила. Вот он увидел отца. Неповторимым смехом играет лицо под загнутым краем потемневшей от солнца соломенной шляпы, рука теребит цепочку и кожаный кошелек на широком поясе, весело расставлены милые, гладкие, коричневые ноги в коротких саржевых штанах.
1294 Вечером, сурово затосковав, он велел отпереть большой дом. Когда дверь с тяжелым рыданием раскрылась и пахнуло каким-то особенным, незимним холодком из гулких железных сеней, Слепцов взял из рук сторожа лампу с жестяным рефлектором и вошел в дом один. Паркетные полы тревожно затрещали под его шагами. Комната за комнатой заполнялись желтым светом, мебель в саванах казалась незнакомой.
1295 Тикали часы. На синем стекле окна теснились узоры мороза. Открытая тетрадь сияла на столе, рядом сквозила светом кисея сачка, блестел жестяной угол коробки. Слепцов зажмурился, и на мгновение ему показалось, что до конца понятна, до конца обнажена земная жизнь – горестная до ужаса, унизительно бесцельная, бесплодная, лишенная чудес. И в то же мгновение щелкнуло что-то, как будто лопнула натянутая резина.
1296 Деревья – груды серого инея – отбрасывали черную тень на сугробы, загоравшиеся там и сям металлической искрой. Во флигеле, в жарко натопленной плюшевой гостиной, Иван поставил на стол аршинную елку в глиняном горшке и как раз подвязывал к ее макушке свечу, когда Слепцов, озябший, заплаканный, с пятнами темной пыли, приставшей к щеке, пришел из большого дома, неся деревянный ящик под мышкой.
1297 Оно вылупилось оттого, что изнемогающий от горя человек перенес жестяную коробку к себе, в теплую комнату, оно вырвалось оттого, что сквозь тугой шелк кокона проникло тепло, оно так долго ожидало этого, так напряженно набиралось сил и вот теперь, вырвавшись, медленно и чудесно росло. Медленно разворачивались смятые лоскутки, бархатные бахромки, крепли, наливаясь воздухом, веерные жилы.
1298 Потом, горбясь, всхлипывая всем корпусом, он принялся выдвигать один за другим стеклянные ящики шкафа. При тусклом свете лампы шелком отливали под стеклом ровные ряды бабочек. Тут, в этой комнате, вон на этом столе, сын расправлял свою поимку, пробивал мохнатую спинку черной булавкой, втыкал бабочку в пробковую щель меж раздвижных дощечек, распластывал, закреплял полосами бумаги еще свежие, мягкие крылья.
1299 После обеда он поехал туда, – в старых санях с высокой прямой спинкой. На морозе туго хлопала селезенка вороного мерина, белые веера проплывали над самой шапкой, и спереди серебряной голубизной лоснились колеи. Приехав, он просидел около часа у могильной ограды, положив тяжелую руку в шерстяной перчатке на обжигающий сквозь шерсть чугун, и вернулся домой с чувством легкого разочарования.
1300 Пете было уже тринадцать лет. Как все подростки, он особенно мучительно боялся смерти. Каждый раз, когда умирал кто-нибудь из знакомых, Петину душу охватывал ужас, и мальчик долго потом поправлялся, как после тяжелой болезни. Но сейчас этот страх смерти имел совсем другой характер. Толстой не был знакомый. Едва ли Петя даже представлял себе его человеческое бытие.
1301 Наступал ранний вечер. Уже кое-где в мелочных лавочках зажигали керосиновые лампы. Желтый свет жиденько блестел на мокрой мостовой. Мелькали призрачные тени прохожих, увеличенные туманом. И вдруг послышалось пение. Из-за угла медленно выходила ряд за рядом толпа людей, державших друг друга под руки. Впереди, прижимая к груди портрет Льва Толстого в черной раме, шел студент без шапки.
1302 Среди ночи Петя проснулся и увидел, что Василий Петрович без сюртука сидит за письменным столом. Петя привык к тому, что отец по ночам исправляет тетрадки. Но теперь отец был занят совсем другим. Стопки тетрадок лежали на столе нетронутые, а он что-то быстро писал своим бисерным почерком. Вокруг него на столе были раскиданы маленькие толстые томики старого издания сочинений Толстого.
1303 Василий Петрович надел новые манжеты, вправил в них новые, парадные запонки из дутого золота и, аккуратно перегнув тетрадку, сунул ее в боковой карман сюртука. Когда он потом торопливо пил чай на углу стола, а потом надевал в передней свое драповое пальто с потертой бархаткой на воротнике, Петя увидел, как у него дрожат пальцы и прыгает на носу пенсне. Почему-то Пете вдруг стало ужасно жалко отца.
1304 Петя всю жизнь безвыездно провел на юге, у моря, среди новороссийских степей и никогда не видел леса. Но почему-то теперь он очень четко представлял себе Ясную Поляну, лес над заросшим оврагом. Петя видел черные стволы старых оголенных лип, среди которых без священников и певчих опускали в могилу простой крестьянский гроб с высохшим, старым телом Льва Толстого.
1305 И вдруг Павлик увидел именно то, чего он больше всего боялся. По улице прямо на него шел курьер в фуражке с синим околышем и в пальто с барашковым воротником, из-под которого виднелся синий стоячий воротник мундира. Под мышкой он держал большую разносную книгу в мраморном переплете. Курьер неторопливо подошел к воротам, посмотрел на треугольный фонарь с номером дома и остановился.
1306 Сначала он решил больше никогда не возвращаться домой, а всё время ходить по улицам, до тех пор пока не умрет от голода или не замерзнет. Потом, походив немного по переулкам, он давал себе самые страшные клятвы коренным образом исправиться и уже больше никогда в жизни не участвовать ни в каких обструкциях, а сделаться самым образцовым гимназистом не только в Одессе, но и во всей Российской империи.
1307 Петя видел, как отец вспыхнул. Василий Петрович вдруг с особенной остротой вспомнил, как на него кричал попечитель, вспомнил свой унизительный страх, и в нем снова заговорило чувство гордости, которую он всё время старался подавить с христианским смирением. В эту минуту он решил ни за что не сдаваться, а если придется, то до конца пострадать за свою правду.
1308 Так же томительно-медленно приближался синий вечер сочельника с его постным кухонным чадом и первой звездой в окне, до появления которой нельзя было ни зажигать огня, ни садиться за стол есть кутью и узвар. Так же на первый день справляли елку и так же заходили на кухню с улицы славить Христа мальчики со звездой, увешанной елочными бумажными цепями и с круглой бумажной иконкой посередине.
1309 Гаврику шел уже пятнадцатый год. У него появился юношеский басок. Он не слишком заметно прибавил в росте, но плечи его расширились, окрепли. Веснушек на носу стало меньше. Черты лица определились, и глаза твердо обрезались. Но всё же в нем еще сохранилось много детского: валкая черноморская походочка, манера озабоченно морщить круглый лоб и ловко стрелять слюной сквозь тесно сжатые зубы.
1310 Гаврик не заставил себя ожидать. Он появился точно в назначенное время. Было знаменательно, что он пришел не с черного хода, через кухню, как обычно ходил в детстве, предварительно посвистев со двора в четыре пальца. Гаврик позвонил с парадного хода, сдержанно поздоровался и, сняв свое старенькое пальто в передней, пригладил перед зеркалом волосы маленькой костяной расческой.
1311 Петя отлично понимал, что тетя имеет в виду ту большую банку клубничного варенья, которую прислала бабушка к рождеству. Варенье еще не начинали, хотя оно предназначалось к праздникам, а праздники уже прошли, и это слегка раздражало Петю. Вообще трудно было понять тетю. Обычно очень добрая и щедрая, она становилась безумно, а главное, совершенно непонятно скупой, как только дело касалось варенья.
1312 Много горячих семейных споров вызвал вопрос о том, какие вещи нужно с собой взять и куда их поместить. Тетя считала, что надо купить два самых обыкновенных чемодана и положить в них самые обыкновенные вещи. Но, оказывается, Василий Петрович имел на этот счет совсем другое мнение. Он считал, что нужно специально заказать какой-то особый саквояж и особые альпийские мешки с особыми ремнями.
1313 Соорудить такую матроску оказалось весьма трудно. Ни одна портниха, привыкшая шить на детей, и ни один портной, привыкший работать на взрослых, никак не могли понять, что от них требуется. Петя, который уже так живо представлял себя в виде гардемарина, был в полном отчаянии. Выручил Гаврик. Он посоветовал сходить в швальню морского батальона, где у него были знакомства среди матросов хозяйственной команды.
1314 Гаврик уверенно нашел в потемках какую-то дверь, и мальчики вошли в сводчатую комнату с такими толстыми стенами, что два окошка в нишах трехаршинной толщины с трудом пропускали дневной свет, хотя и выходили прямо в сияющее море, как раз против Карантинной гавани и белого рейдового маяка, окруженного чайками, который отчетливо светился на фоне взволнованной сине-зеленой воды.
1315 Матрос и Гаврик тоже переглянулись. Впрочем, подумал Петя, может быть, всегда так ведут себя в присутствии человека, собирающегося ехать за границу. Петя еще не выехал из своего родного города, а уже стал испытывать чувство новизны, подстерегавшее его на каждом шагу. Он вдруг попадал в какой-нибудь переулок, где еще ни разу в жизни не был, и с изумлением путешественника видел кафельный дом или палисадник.
1316 Сколько раз он проходил мимо круглых ворот казарм, совсем не подозревая, что за ними есть какой-то новый, ни на что не похожий мир знойного, пустынного двора с ядрами и якорями и есть какая-то швальня, где матрос шьет на машине сигнальные флаги, и есть старинные окна в глубоких сводчатых нишах, откуда совсем по-новому виднеется море, зовущее в еще более новую, незнакомую даль.
1317 Петя уже собирался ругнуть дядю Федю, так небрежно пошившего шапку, но в это время раздался очень густой и очень длинный пароходный гудок, почти на целую минуту заглушивший всё разнообразные звуки порта. Когда же он вдруг, как отрезанный, прекратился и как бы улетел через весь город далеко в степь, а затем раздался снова, но уже на этот раз совсем короткий, как точка в конце длинного предложения.
1318 Впрочем, и без этого свежему морскому ветру было много возни с Петиным костюмом. Ветер трепал воротник Петиной матроски, надувал ее на спине и раздувал просторные рукава, тесно застегнутые на запястьях. А то, что шапка теперь была без ленты, может быть, даже и к лучшему: она с некоторой натяжкой могла сойти за берет пятнадцатилетнего капитана из романа того же названия.
1319 В подводной части парохода жили и всё время трудились механики, смазчики, кочегары. Иногда открывалась железная дверь кочегарки, и тогда Петю обдавало нестерпимым зноем топок. В адском пламени спекшегося раскаленного угля проворно двигались фигуры кочегаров с длинными ломами в руках. Петя видел их черные, потные лица, облитые багровым светом, и чувствовал ужас от одной только мысли остаться здесь хотя бы на пять минут.
1320 Павлик, которого уже начало слегка подташнивать от восточных сладостей, притворно захныкал, так как совершенно не разделял взглядов отца на игру в лото, к тому же еще такую удачную. Отец вспылил еще больше. И неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы гид вдруг не посмотрел на свои шикарные часы накладного американского золота с четырьмя крышками.
1321 Конечно, это было справедливо, но все же Пете показалось, что судьба поступила слишком жестоко, лишив их из-за какого-то паршивого рахат-лукума счастья собственными глазами увидеть Трою. Впрочем, для того чтобы не слишком восстанавливать Петю против судьбы, Василий Петрович поспешил заметить, что все равно с парохода Трою не было видно, и мир между Петей и судьбой был восстановлен.
1322 Хотя это не произвело на греческих гидов никакого впечатления и они продолжали стоять вокруг со своими уныло висячими большими носами и перебирали четки, Василий Петрович крепко взял мальчиков за руки и решительно двинулся вперед. Гиды пошли тоже, не выпуская семейство Бачей из своего кольца. Не обращая на них внимания, Василий Петрович шагал по улицам Пирея с такой уверенностью, как будто это был его родной город.
1323 Покупка была совсем не дорогая, но зато крайне нужная. У продавца головных уборов купили для Пети широкополую шляпу из греческой соломы. Хотя она не вполне подходила к матросскому костюму, но больше невозможно было носить теплую матросскую шапку. Голова мальчика всё время потела, горячие капли постоянно ползли из-под шапки.
1324 Почувствовав себя молодым буром, Петя стал принимать перед зеркалом воинственные позы, и ему захотелось поскорее пройтись по Пирею в новом виде. Как раз в это время из порта донесся длинный пароходный гудок, и наши путешественники сразу узнали густой итальянский баритон «Палермо», к которому уже настолько привыкли, что могли бы его узнать из тысячи других.
1325 Палуба медленно и плавно переваливалась, но не слишком, так что это было даже приятно. Машины работали ровно. Время от времени на баке появлялись закончившие вахту кочегары и обливали друг друга из брандспойта морской водой. Петя уже привык узнавать время по кочегарам. Но, в сущности, было все равно, который теперь час. Время казалось так же неподвижно, как и сам пароход посередине синего круга.
1326 Петя ходил по всему пароходу. Особенно странно было пробираться по грузовой палубе, где везли стадо коров. Петя шел, как по скотному двору, в узком проходе между коровьими хвостами. Коровы лениво переставляли свои раздвоенные копыта, в щели которых продавливалась навозная жижа. Под ногами Петя с удовольствием чувствовал не твердые доски палубы, а упругий слой соломенной подстилки.
1327 Но под влиянием сирокко портовые работы шли втрое медленнее, чем обычно. Лишь недавно окончили выгружать скот, и, для того чтобы попасть на пароход, пришлось пробираться через стадо измученных коров, которые уже не в состоянии были даже мычать, а только смотрели на Петину соломенную шляпу слезящимися глазами, в то время как сирокко круто загибал их хвосты и свистел в рогах.
1328 Петя долго не мог заснуть, а всё прохаживался по своему любимому месту, на спардеке, возле рулевого отделения. Неподвижный, как статуя, матрос стоял, положив руки на рога рулевого колеса. Петя любил следить за его действиями, подстерегая тот непонятный, таинственный миг, когда вдруг без всякой явной причины матрос, перебирая руками, немного поворачивал рулевое колесо.
1329 Вдруг Петя увидел далеко впереди странный огонь, не похожий ни на маяк, ни на топовый огонь встречного корабля. Он был почти красный и какой-то неправильный. Некоторое время он подержался и погас, но минуты через две снова зажегся, подержался и снова погас, и так всё время через равные промежутки времени медленно гас и медленно зажигался, становясь всё крупнее.
1330 Увлекаемые бегущей толпой, Петя и Павлик держались за руки, делая невероятные усилия, чтобы их не оторвали друг от друга. Пете, забывшему в эти минуты, что он находится не в России, а за границей, всё время казалось, что сейчас откуда-то из-за угла выскочат на своих лошадях казаки и начнут направо и налево стегать нагайками. Ему казалось, что они бегут по Малой Арнаутской.
1331 Вместе с частью толпы они очутились в узком дворе с мусорными ящиками и красивыми коваными железными решетками на окнах первого этажа. Двор был замощен каменными плитами, громадными и потертыми. Пробежав под аркой грязных мраморных ворот, где каждый шаг гулко шлепал и гремел, как пистолетный выстрел, мальчики очутились на улице против крутого откоса какого-то холма.
1332 По этому откосу, выложенному темным от времени плитняком, быстро карабкалось несколько человек – всё, что осталось от той части толпы, которая втащила Петю и Павлика в проходной двор. Мальчики тоже стали карабкаться. Но откос был гораздо круче и выше, чем показалось издали. Мраморная львиная морда была вделана в плитняковую стену.
1333 Из львиной пасти через железную трубку текла вода в мраморную раковину. Петя поставил Павлика на край раковины и стал его подталкивать снизу. Но Павлику не за что было ухватиться. В это время из ворот выбежало еще несколько человек. Это были те самые русские – мальчик в курточке и трое взрослых, – которых Петя недавно заметил в толпе.
1334 Перебивая друг друга, они рассказали свои приключения, причем Петю всё время не оставляло чувство, будто бы он уже где-то раньше видел двух из этих русских: Алексея Максимовича и другого – с якорем на руке. Петя, как ни напрягал свою память, всё же так и не мог вспомнить, где он раньше видел Алексея Максимовича, зато другого вдруг вспомнил и узнал, хотя в первую минуту не мог этому поверить.
1335 Петя еще и рта не успел открыть, как продавец уже одним махом разрезал пополам два лимона и особой машинкой выжал их в два стакана. Положив в стаканы сахарной пудры, он ловко подставил их под струйку воды, и они наполнились до краев чем-то восхитительно перламутровым, с легкой сероватой пеной, а стекло запотело, и мальчики почувствовали настоящее блаженство, когда прикоснулись пересохшими губами к этому удивительному напитку.
1336 Крепко цепляясь за карман моего пиджака, сестренка прошагала со мной вдоль улицы мимо длинных колхозных дворов и амбаров, но за селом, окинув взглядом унылую равнину с потемневшим жнивьем и одиноко вьющуюся по ней дорогу, вдруг остановилась и стала прощаться. Она вытянула тоненькую шейку, важно поджала пухлые губы и учтиво протянула мне руку пальцами книзу.
1337 Первый раз в своей жизни я покидал родной дом, и до пристани меня провожала мать. Она шла позади меня, и я слышал, как ветер трепал ее широкий синий сарафан. Ветер проносился по полю незримой упругой стеной, ощипывал в садах деревья, гнал по дорогам сухой, желтый, звенящий лист, будто лошадиные гривы взметывал соломенные крыши изб и сараев, и, шагая, мы как бы проталкивались сквозь него.
1338 На лестнице послышались шаги. Я оглянулся. Молодая женщина в голубом платье стояла в двери, держась руками за косяк, и слушала, как играл Санька. Она показалась мне очень красивой, таких я еще никогда не видел. От ее платья веяло еле уловимым запахом духов. Позади нее топтался толстенький мужчина, снизу я видел только его живот, стянутый жилетом, и рыжую бородку клинышком.
1339 Мы долго упирались. Но улыбка ее и желание посмотреть, что делается там, наверху, победили. Вслед за женщиной и толстяком мы вошли в большой салон и в нерешительности остановились. Комната была полна света. Свет дробился в прозрачной посуде на столах, переливался в размашистых стеклах окон, бил в глаза отовсюду, связывая движения. Снаружи к окнам прижалась плотная осенняя темнота, изредка стучась в стекла крупными каплями дождя.
1340 Сначала мы прошли по пустынной набережной, затем свернули в узкую кривую улицу с неровными высокими домами, похожую на ущелье. И нам, привыкшим к степным дорогам, было как-то тесно здесь и как будто не хватало воздуха. На углу мы сели в трамвай. В одном месте трамвай выскочил на набережную, промчался по длинному мосту через Волгу в другую часть города.
1341 По дороге, выделяясь среди рабочих одеждой и манерой держаться, прошли два человека. Один высокий и худой, в шляпе, сдвинутой на глаза, и с трубкой в зубах. Засунув руки в карманы длинного пальто, он шагал прямо и важно, как бы никого не замечая вокруг. Второй, маленький и круглый, в коричневой кожаной курточке, в синем берете и ботинках на толстой подошве, семенил рядом.
1342 Он был выше многих, и нам хорошо была видна над толпой его голова. Он о чем-то оживленно разговаривал и смеялся с молодыми рабочими и показался мне сейчас не таким уж строгим, как в дороге. Мне очень захотелось, чтобы он обратил на нас внимание. Я уже решил подойти к нему, но в это время он на ходу вскочил в проезжавший тарантас к маленькому человечку с бородкой клинышком и в пенсне.
1343 В классе появился учитель, тот самый, которого мы видели у проходной в тарантасе. Он пришел в школу первый раз после болезни и никого из нас не знал. Суетливо пробежав от двери к столу, он долго рылся в портфеле, вытаскивая из него и раскладывая перед собой бумаги, карандаши, книги. Покончив с этим, учитель выпрямился. Русая бородка торчала немного вперед, шею сковывал белый и жесткий, точно фарфоровый, воротничок.
1344 Столярная мастерская помещалась рядом с новым, еще не отстроенным цехом. Вокруг нее были навалены бревна, брусья, доски, высились желтые вороха опилок. Издалека слышно было, как выводили пилы тонкие ноты, точно натянутые струны, которые, казалось, вот-вот оборвутся; вразнобой стучали молотки, визжали и шипели точила. Теплый воздух мастерской был густо насыщен пряным ароматом сосновой смолы.
1345 Перед тем как выпасть снегу и начаться зиме, шли дожди. Мутными, клубящимися потоками низко ползли набухшие влагой облака. Они чуть слышно шуршали в верхушках сосен, густо обволакивали дома, и в окнах среди дня вспыхивал свет. Временами дождь переставал, солнце пыталось пробить грязную толщу облаков, проступая сквозь нее матово-бледным пятном.
1346 Она была в синей шубке, опушенной беличьим мехом, свежая и радостная. В тени трава покрылась серебристым инеем. Лужи, как ячейки сот, были затянуты матовым, тонко хрустящим ледком. Лес стройно звенел. Сквозь его поредевшую гущу было видно даже пролетающую птицу. Подмывало желание кинуться со всех ног в эту звонкую пропасть и нестись, разрывая свисавшую с ветвей паутину солнечных лучей.
1347 Мы миновали рабочий поселок, с шоссе свернули на санную дорогу, вьющуюся на опушке, докатили до лыжни, запорошенной за ночь снежком, и вступили по ней в лес. Всё застыло здесь в глубоком безмолвии. Веера елей не качались, отягощенные пластами снега. Только поскрипывал несмело наст, будто кто-то крался по лесу на цыпочках, чтобы не встревожить тишины, крепко уснувшей на пышных белых подушках.
1348 Я шел почти последним. Выйдя на полянку, остановился. Окруженная со всех сторон пестрой стеной леса, она полого спускалась вниз в причудливых узорах и крапинах заячьих следов. Поляну извилистой цепочкой пересекали лыжники. Передние уже входили в лес, а задние еще тянулись по середине. Кто-то задел палкой за дерево, и с ветвей до самой земли повис серебряный поток тончайшей снежной пыли, и ребята пропадали за ним, как за пологом.
1349 Когда я протер глаза и поглядел наверх, весь берег был пестрым от скатывающихся по нему людей. Одни в вихрях пыли неслись, еще держась на лыжах, другие, упав на середине горы, катились кубарем, зарывались в лебяжий кипень так, что только ноги болтались в воздухе. А Иван как грохнулся в начале спуска, так и съехал на животе головой вперед. Лыжи его ускользнули вниз, а палки остались торчать наверху.
1350 Звезды за станцией всё как будто опустились на ветви и горели большими голубыми фонарями, ясные, трепетные. А над лесом, в стороне завода, всё было залито красными потоками огня. Я долго не мог оторвать глаз от багрового пламени, развевающегося во тьме, но так и не понял толком, где и что горит. Нужно было скорее разбудить ребят, но голос меня не слушался, а рука искала выключатель не на том месте, где он был.
1351 Вокруг завода горел лес. Огромные, крапленные искрами темные башни дыма, сваленные ветром набок, вырастали из леса. Вершины их расплывались, мутили небо, гарь выедала звезды, и они, помигав, гасли. Два очага огня, идя навстречу друг другу, сливались в один, полукольцом опоясывая завод, ярко освещая крыши цехов и длинный ствол трубы, который дрожал в красных отблесках, будто плавился.
1352 Слева, над кромкой берега, протянулась лимонно-желтая полоска заката, а правая сторона вдруг сделалась косматой, непроглядной. Над рекой изогнулась серебряная арка Млечного Пути, и чудилось, будто звезды потоком переливались с одного берега на другой. Повеяло запахом свежего сена. В темноте багрово горели костры. Вокруг них качались черные тени людей, над огнем мелькали их руки, изломанные неверными отсветами.
1353 Едва мы отошли от пристани, как сзади послышались стук копыт и тарахтенье колес. Мы шагнули в рожь, освобождая дорогу, но возница, который был из нашего колхоза, натянул вожжи и осадил лошадь. Мы погрузили в телегу поклажу, сняли сандалии и босиком пошли рядом с возом. Старик привязал за передок телеги вожжи, спрыгнул на землю, засунул кнут за голенище сапога и тоже зашагал пешком.
1354 Лена считалась красивее и лучше всех девочек в школе. Она была прямая и справедливая, хорошо училась. С ней можно было обо всём поговорить и поспорить. Она не строила из себя кисейную барышню, не слишком форсила, могла постоять за себя и с любым парнем решалась вступить в рукопашную. Этим она и завоевала любовь в нашем классе, этим она больше всего мне и нравилась.
1355 Лошадь внезапно стала, и всадница кувырком скатилась к ее ногам, но тут же вскочила, замахнулась на кобылу, в страхе отпрянувшую от нее. Спутав лошади передние ноги, Тонька приблизилась к костру, дразняще показала мне язык, свернулась клубочком возле Никиты на подстилке и уставилась на огонь своими громадными глазами. Никто из ребят не удивился ее появлению. Очевидно, они часто видели Тоньку в своей компании в ночном.
1356 Едва мы успели добежать и укрыться под земляным навесом, как опрокинулся ливень. Гром ударил над самой головой, раскололся, рассыпался и с треском покатился вниз, в овраг. С реки слабо донесся печальный гудок парохода. Ни парохода, ни барж нельзя было различить в темноте. Только по кочующим точкам огней заметно было медленное движение каравана.
1357 С реки слабо донесся печальный гудок парохода. Ни парохода, ни барж нельзя было различить в темноте. Только по кочующим точкам огней заметно было медленное движение каравана. Вот он поравнялся с бакеном. Красный огонек фонаря встрепенулся, запрыгал и погас: должно быть, баржа, задев, вырвала бакен и утащила с собой.
1358 Ветер ударил в грудь, швырнув в лицо пригоршни холодной воды. Молнии острыми саблями неустанно рубили тучу. Гром начинался где-то далеко, потом подкатывался и обрывался, будто стадо огромных животных с копытным стуком мчалось по степи и, добежав до реки, перемахивало с одного берега на другой. Казалось, если присмотреться, то в блеске молнии над головой можно было увидеть их распластанные тела.
1359 Я уже успел несколько освоиться с этой обстановкой. Страх прошел, и сил как будто прибавилось. Теперь у меня была уверенность, что спасусь. Какая-то коряга толкнула меня в бок острым корнем. Я ухватился было за нее, но она, тяжелая и намокшая, плыла под водой, и мне пришлось оттолкнуть ее. Начал потихоньку подгребать к берегу.
1360 Теперь у меня была уверенность, что спасусь. Какая-то коряга толкнула меня в бок острым корнем. Я ухватился было за нее, но она, тяжелая и намокшая, плыла под водой, и мне пришлось оттолкнуть ее. Начал потихоньку подгребать к берегу. Казалось, он был совсем рядом, но я всё плыл и плыл, борясь с волнами, а берег всё отдалялся, уходил в темноту.
1361 Каждое утро окрашивало гудок в особые тона, по которым мы, кажется, могли, не глядя в окно, сказать, какая погода во дворе: в ясный с заморозками осенний рассвет гудок взвивался и плыл над лесом высоко и вольно, подобно стае журавлей. В ненастье он завывал глухо, точно простуженно, пропитанный влагой звук его далеко не летел, а стлался по земле и невидимой паутиной, шурша оседал на ветвях деревьев.
1362 С самого начала работы стало ясно, что нам не хватает Фургонова. Он сидел на верстаке поодаль с безразличным видом, тихонько ударял угольником по коленке и пытался свистеть, но губы не слушались, дрожали. Я замечал, что его тянуло подойти к нам и заявить о себе, о своем праве участвовать в общем деле, но он не мог, очевидно, переломить свою гордость и мучительно ждал, когда мастер позовет его, самого сильного в инкрустации ученика.
1363 Поправляя белые кружевные накидочки на подушках и скатерку на столике, подливая воду в горшки с цветами, Лена двигалась легко и бесшумно. Тяжелые косы, красиво уложенные вокруг головы, делали ее высокой, взрослой и строгой. Но всё время казалось, что ей неудобно и тягостно держать себя так. Думалось, вот она тряхнет головой, косы разлетятся в стороны, и понесется по коридору, как раньше, в школе.
1364 Затем по просьбе членов комиссии Широков показал, как он работает в лесу, на делянке: подошел к воображаемой сосне, закинув голову, поглядел на ее вершину, постучал по стволу, опустился на одно колено, подтянул и расправил возле себя провод, включил пилу и, напрягаясь, подвел ее к стволу. Потом сделал знак помощникам, встал и, как бы следя за падением сосны, стал пригибаться, пока она не рухнула наземь.
1365 Никита загасил окурок и положил его на пол возле железной ножки кровати. Чтобы не тревожить спящих, мы вышли на улицу, не спеша направились к трамвайной остановке. Поселок был выстроен недавно, и асфальтовые дорожки пролегали среди куч мусора, желтых глинистых ям и холмов песка. Впереди, в дымной лиловой мгле, лежал город, сзади расстилалось поле, а дальше, за полем, темнел лес.
1366 Я почти декламировал это письмо, расхаживая в одиночестве по пустой и тихой квартире. Кот Матвей педантично ступал за мной по пятам, ожидая, когда я сяду, чтобы забраться ко мне на колени. Но мне не сиделось. Я смотрел в окно, как в сквозной синеве над куполом старой церквушки в радостном исступлении метались голуби, и беспричинно смеялся. До чего же хорошо жить на свете.
1367 Аратов, коренастый и косолапый, добравшись до стола, сразу же сел на стул, будто чрезмерно утомился, вывалил перед собой портсигар, пачку папирос, спички, закурил и сквозь дым уставился на нас, выкатив крупные, с красными прожилками на белках глаза. Он всё время покашливал, как бы сытно хрюкал, и трогал островок волос на темени большой лобастой головы, точно проверял, тут ли он еще.
1368 Красная площадь, о которой столько мечтали мы, тайно и вслух, подростками, лежала перед нами, просторная и строгая. С крыши Исторического музея широкими полосами падал свет. Со стороны Москвы-реки дул студеный ветер, нес редкий сухой снежок; снежинки на мгновение вспыхивали в луче синим нежным цветом и тут же гасли. С конуса Спасской башни, точно испугавшись боя часов, взлетела растрепанная стая ворон и галок, покружилась и опустилась на купола Василия Блаженного.
1369 Странная девушка. Она не хотела или не умела долго быть ровной, одинаковой, просто скучала от этого, и я не знал, какой увижу ее завтра или к вечеру, или даже через час. То она делалась ласковой, внимательной, мягкой, и тогда с ней было хорошо, покойно. То вдруг становилась злой, колкой, уголки губ желчно опускались, и к ней невозможно было подступиться.
1370 Тоня теперь твердо знала, что ее муж летает над Карельским перешейком. Вестей от него не приходило, и это всё больше и больше ее тревожило. Каждый день, заходя к нам из института, она уже не усаживалась на диван, чуть развалясь, удобно, а бесцельно бродила по комнатам, по кухне, точно искала себе места и не находила. Она заметно похудела, померкла, стала нетерпеливой и раздражительной.
1371 Однажды вечером, когда в печке, потрескивая, горели дрова, а на столе, излучая уют, пел самовар, Тоня подошла к окну и заглянула во двор. Там обильно сверкал в лунном свете снег. К лестнице скользнула торопливая тень. Через минуту дверь отворилась, и на пороге появился Караванов в кожаном пальто с меховым воротником.
1372 На пороге появился Караванов в кожаном пальто с меховым воротником. Тоня взглянула на него и отвернулась – возможно, он часто мерещился ей, и сейчас она восприняла его, как видение. Потом она двинулась к Андрею, неестественно вытянув руки, как слепая. Не дойдя нескольких шагов, Тоня глухо вскрикнула и повалилась, он едва успел подхватить ее.
1373 Домой я пришел изнуренный своими думами и сомнениями, не ужиная, лег в постель и укрылся с головой одеялом. Но заснуть не смог, встал и долго ходил по комнате, не зажигая огня. Месяц будто висел перед самым окном, подобно фонарю, огромный, круглый, налитый белым студеным светом, и в комнате всё пылало, все вещи, казалось, были пропитаны этим светом, и тоже сияли, а графин на столе был полон голубой воды.
1374 У меня было такое ощущение, будто я перенес длительную и тяжелую болезнь, и вот кризис ее миновал, и наступало радостное выздоровление. Мутнота всяческих изнуряющих чувств как будто осела, и установилась полная душевная ясность. Мне было хорошо оттого, что рядом находился Никита, строгий и надежный друг, который никогда не покинет в беде.
1375 Мутнота всяческих изнуряющих чувств как будто осела, и установилась полная душевная ясность. Мне было хорошо оттого, что рядом находился Никита, строгий и надежный друг, который никогда не покинет в беде, оттого, что нашлось во мне мужество уйти из школы, оттого что над Москвой ликующе сияло замечательное утро, что начиналось лето и начиналась другая, новая жизнь.
1376 Лошадь испуганно всхрапнула и понеслась вскачь навстречу набату. Стенание колокола становилось все лихорадочнее, все гнетущей, звуки как бы пронизывали насквозь, обжигали и неслись дальше. Им вдогонку летели удары набата из соседних деревень. Этот звон, поднимаясь до нестерпимо высокой ноты, обнимал собой все пространство, как бы возвещая миру о великом неотвратимом бедствии.
1377 В распахнутую дверь нашего вагона глянул кровавый лик войны. В вагоне встречного поезда на полу и вдоль деревянных нар лежали на соломенных матрасах раненые, тесно прижавшиеся друг к другу. В сумрачной глубине виднелись бледные пятна марлевых повязок и два или три лица со вскинутыми подбородками. В двери, на полу, свесив вниз босые ноги, сидел боец с повязкой на голове и правом глазу.
1378 Перед моими глазами затрепетал мотылек, такой легкий и радостный, что у меня тоскливо заныло сердце. Вот он коснулся листика молодого дубка, сложил радужные крылышки в черных бархатных крапинках, опять расправил их. Его спугнула внезапная стрельба: пулеметчик, не выдержав напряжения, выпустил очередь, хотя самолеты были еще далеко.
1379 Когда вой прекратился и наступила тишина, я приподнял голову и посмотрел на эшелон. Хвостовой вагон был разнесен в щепки, второй горел, облако дыма и пыли стояло над дорогой, заволакивая красное заходящее солнце. Самолеты ушли. Бойцы неуверенно поднимались с земли и тихонько тянулись к поезду, изумленно глядя на место катастрофы. Сквозь треск горящего дерева я различил слабые и жалобные стоны.
1380 Он перелез через изгородь и вошел в рожь, густую и спелую, во многих местах примятую колесами, копытами, гусеницами. Во ржи сидели двое бойцов и, сладко причмокивая, торопливо ели что-то из котелков. Перед ними стояло ведро, полное пшенной каши, и две сумки с караваями хлеба. Завидев нас, они быстро вывалили из котелков недоеденную кашу в ведро и встали.
1381 Дернув меня за рукав, он глазами показал направо: прямо на наш окоп шел танк, стреляя на ходу из пулемета. В его движении было столько грозной и беспощадной силы, что я почувствовал себя обреченным: мои автомат и пистолет для него все равно, что комариные укусы слону. Это конец. Танк нависал надо мной черной непроницаемой глыбой, заслоняя собой всё, что вмещает в себя коротенькое и такое бесконечно великое слово – жизнь.
1382 Мы долго смотрели, как пожилая женщина миновала опушку леса и, высокая, прямая, медленно пошла тропой к своему дому. За ней следовали молодая женщина и бойцы с носилками. Было что-то торжественное и печальное в этом шествии, ярко и прощально блеснула в солнечном луче пряжка на снаряжении младшего лейтенанта.
1383 Мальчишками мы убегали на целый день в поле, на речку, в сады, а на закате, возвращаясь в родной угол, находили под ее теплым крылом утешение от обид, едва уловимое ласковое прикосновение к волосам и сладкий отдых. Она терпеливо приучала нас к большой черной работе, а в праздники сама надевала на нас новые рубашки, заботливо застегивая каждую пуговку на воротнике.
1384 Боль в сердце была невыносимо острой и мучительной. Глазам стало горячо от слез. Мы стояли на коленях в глухом далеком лесу, у мирно пахнущей смолой ели, смотрели друг на друга и плакали, не стесняясь своих слез. Мы плакали оттого, что приближалась минута расставания, быть может, навсегда, и что не разлучаться нам нельзя, что любовь наша висит на волоске и ее может оборвать любая пуля, даже шальная.
1385 Толчком послужила избушка лесника, на которую мы набрели в конце дня. Она стояла с краю большой поляны, одинокая, заброшенная и старая, и только изгородь, крепкая, из белых березовых жердей, и за ней, перед окошками, высокие, выше человеческого роста, садовые ромашки с белыми, синими и лиловыми звездочками цветов удивительно преображали и молодили ее.
1386 Ночь стояла ясная и звонкая. Серебряным стругом, разрезая белые облачные буруны, плыл в небе месяц, молодой и стремительный, окатывал поляну холодными светящимися брызгами. Лес оцепенел, скованный хрупкой, стеклянной тишиной. Выходивший изо рта пар долго дрожал перед глазами, блестя и не тая. Густые тени тяжело легли на росистую траву.
1387 У меня от волнения пересохло во рту. На какое-то время я выключился из боя, напряженно следя за парнишкой, за его серой кепочкой. Вот эта кепочка миновала лен и поплыла над картофельной бороздой. Вот на секунду задержалась возле кусточка, вот подлезла под жердь и нырнула в лопухи на огороде. Томительные минуты, казалось, вытягивали из меня душу.
1388 За линией фронта край неба начал едва заметно зеленеть. Ветер угонял тучи, чтобы дать простор заре. Рассвет застиг внезапно. Привыкшие к лесам, мы чувствовали себя неприкрытыми в голом поле. По всему полю, с нескошенными, почерневшими овсами, торопливо шли, почти бежали цепь за цепью люди. Ожесточение уже коснулось их лиц, сковало черты, сжало зубы, и я знал, что только смерть, если она в силах, может остановить этих людей.
1389 Должно быть, я любил ее за то, что она встречала и провожала меня, за то, что смотрела на меня нежно и с восхищением. Как трогательно прекрасны были ее бледное лицо, тонкая шея, тонкие руки, ее слабость, праздность, ее книги. Я подозревал у нее недюжинный ум, меня восхищала широта ее воззрений, быть может, потому, что она мыслила иначе, чем строгая, красивая Лида, которая не любила меня.
1390 Я нравился Жене как художник, я победил ее сердце своим талантом, и мне страстно хотелось писать только для нее, и я мечтал о ней, как о своей маленькой королеве, которая вместе со мной будет владеть этими деревьями, полями, туманом, зарей, этой природой, чудесной, очаровательной, но среди которой я до сих пор чувствовал себя безнадежно одиноким и ненужным.
1391 Мне не хотелось домой, да и незачем было идти туда. Я постоял немного в раздумье и тихо поплелся назад, чтобы еще взглянуть на дом, в котором она жила, милый, наивный, старый дом, который, казалось, окнами своего мезонина глядел на меня, как глазами, и понимал все. Я прошел мимо террасы, сел на скамье около площадки для тенниса, в темноте под старым вязом, и отсюда смотрел на дом.
1392 Я был полон нежности, тишины и довольства собой, довольства, что сумел увлечься и полюбить, и в то же время я чувствовал неудобство от мысли, что в это же самое время, в нескольких шагах от меня, в одной из комнат этого дома живет Лида, которая не любит, быть может, ненавидит меня. Я сидел и всё ждал, не выйдет ли Женя, прислушивался, и мне казалось, будто в мезонине говорят.
1393 Когда на другой день после обеда я пришел к Волчаниновым, стеклянная дверь в сад была открыта настежь. Я посидел на террасе, поджидая, что вот-вот за цветником на площадке или на одной из аллей покажется Женя или донесется ее голос из комнат. Потом я прошел в гостиную, в столовую. Не было ни души. Из столовой я прошел длинным коридором в переднюю, потом назад.
1394 Потом темная еловая аллея, обвалившаяся изгородь. На том поле, где тогда цвела рожь и кричали перепела, теперь бродили коровы и спутанные лошади. Кое-где на холмах ярко зеленела озимь. Трезвое, будничное настроение овладело мной, и мне стало стыдно всего, что я говорил у Волчаниновых, и по-прежнему стало скучно жить. Придя домой, я уложился и вечером уехал в Петербург.
1395 Лишь изредка, когда пишу или читаю, вдруг ни с того ни с сего припомнится мне то зеленый огонь в окне, то звук моих шагов, раздававшихся в поле ночью, когда я, влюбленный, возвращался домой и потирал руки от холода. А еще реже, в минуты, когда меня томит одиночество и мне грустно, я вспоминаю смутно, и мало-помалу мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут и что мы встретимся.
1396 Но почему же все-таки избрала она именно тот, а не другой род дневника и хотела быть в сродстве именно с такими женщинами? Всё было у нее: красота, молодость, слава, деньги, сотни поклонников, и всем этим она пользовалась со страстью и упоением. И однако жизнь ее была сплошным томлением, непрестанной жаждой уйти прочь от постылого земного мира, где всё всегда не то и не то.
1397 Чем больше я узнавал его, тем сильнее я к нему привязывался. Я скоро его понял. Это была прямо русская душа, правдивая, честная, простая, но, к сожалению, немного вялая, без цепкости и внутреннего жара. Молодость не кипела в нем ключом, она светилась тихим светом. Он был очень мил и умен, но я не мог себе представить, что с ним станется, как только он возмужает. Быть художником. Без горького, постоянного труда не бывает художников.
1398 Когда он был в шляпе, – шел по улице или стоял в вагоне метро, – и не видно было, что его коротко стриженные красноватые волосы остро серебрятся, по свежести его худого, бритого лица, по прямой выправке худой, высокой фигуры в длинном непромокаемом пальто ему можно было дать не больше сорока лет. Только светлые глаза его смотрели с сухой грустью и говорил и держался он как человек, много испытавший в жизни.
1399 Одно время он арендовал ферму в Провансе, наслышался едких провансальских шуток и в Париже любил иногда вставлять их с усмешкой в свою всегда сжатую речь. Многие знали, что еще в Константинополе его бросила жена и что живет он с тех пор с постоянной раной в душе. Он никогда и никому не открывал тайны этой раны, но иногда невольно намекал на нее – неприятно шутил, если разговор касался женщин.
1400 Без горького, постоянного труда не бывает художников, а трудиться, думал я, глядя на его мягкие черты, слушая его неспешную речь, – нет, трудиться ты не будешь, сжаться ты не сумеешь. Но не полюбить его не было возможности: сердце так и влеклось к нему. Часа четыре провели мы вдвоем, то сидя на диване, то медленно расхаживая перед домом, и в эти четыре часа сошлись окончательно.
1401 Я спросил их, какой дорогой ехали они со станции, не ехали ли они через тот лес, где произошло убийство, не отделялся ли кто-нибудь из них от компании, хотя бы даже на короткое время, и не был ли им слышен раздирающий душу крик Ольги. Допрос этот не привел ни к чему. Испуганные им цыгане отрядили из хора двух молодцов и послали их в деревню нанять подводы. Бедняги страстно желали уехать.
1402 Ревновать должны были мы не к графу, а к чему-то другому, чего я не мог понять так долго. Это что-то другое стало между мной и Ольгой целой стеной. Она продолжала любить меня, но после того посещения, которое было описано в предыдущей главе, она была у меня еще не более двух раз, а встречаясь со мной вне моей квартиры, как-то странно вспыхивала и настойчиво уклонялась от ответов на мои вопросы.
1403 Сорок колонн поддерживали потолок судилища, и все они были обложены кедром и оканчивались капителями в виде лилий. Пол состоял из штучных кипарисовых досок, и на стенах нигде не было видно камня из-за кедровой отделки, украшенной золотой резьбой, представлявшей пальмы, ананасы и херувимов. В глубине зала шесть ступеней вели к возвышению трона, и на каждой ступени стояло по два бронзовых льва, по одному с каждой стороны.
1404 Сам же трон был из слоновой кости с золотой инкрустацией и золотыми локотниками в виде лежащих львов. Высокая спинка трона завершалась диском. Завесы из фиолетовых и пурпурных тканей висели от пола до потолка при входе в зал, отделяя притвор, где между пяти колонн толпились истцы, просители и свидетели, а также обвиняемые и преступники под крепкой стражей.
1405 В то лето я впервые надел студенческий картуз и был счастлив тем особым счастьем начала молодой свободной жизни, что бывает только в эту пору. Я вырос в строгой дворянской семье, в деревне, и юношей, горячо мечтая о любви, был еще чист душой и телом, краснел при вольных разговорах гимназических товарищей, и они морщились. В то лето я уже не краснел бы.
1406 Она сделала мне ручкой и вместе со своим тяжелым шарабаном исчезла с моих глаз, не дав мне наглядеться на ее хорошенькое, свежее личико. На этот раз она не была одета в красное. На ней было темно-зеленое платье с большими пуговицами да широкополая соломенная шляпа, но тем не менее она мне понравилась не меньше прежнего. Я с удовольствием поговорил бы с ней и послушал ее голос.
1407 Я хотел бы заглянуть в ее глубокие глаза при блеске солнца, как заглядывал в них тогда вечером, при сверкавшей молнии. Мне хотелось высадить ее из некрасивого шарабана и предложить ей пройти остальной путь рядом со мной, что я и сделал бы, если бы не условия света. Мне почему-то казалось, что она охотно согласилась бы на это предложение.
1408 Он чувствовал себя лунатиком, покоренным чьей-то посторонней волей, всё быстрее и быстрее идущим к какой-то роковой, но неотразимо влекущей пропасти. Но, стараясь иметь простой и спокойный вид, он курил и осматривал караулку. Особенно стыдно было при мысли, что сейчас войдет Трифон, как говорят, мужик злой и умный, который сразу всё поймет.
1409 Какой я трус. Я боялся и последствий, и настоящего, и прошлого. Обыкновенный человек посмеется над моими рассуждениями. Он не ходил бы из угла в угол, не хватал бы себя за голову и не строил бы всевозможных планов, а предоставил бы всё жизни, которая мелет в муку даже жернова. Жизнь переварила бы всё, не спрашивая ни его помощи, ни позволения. Но я мнителен до трусости.
1410 Мне хотелось выхватить шашку и разрубить ему голову, но я был в таком состоянии, что не только не сделал ничего подобного и не прервал этого разговора, а даже был втайне рад ему, рад возможности хоть в ком-нибудь найти сочувствие. И не знаю, что со мной случилось: я, конечно, ни слова не проронил в ответ ему, ни слова не сказал о Сосновской, но повез его и показал ему квартиру, которую я с такой любовью выбирал для наших свиданий.
1411 Он вдруг поднялся и со стаканом в руке – господа офицеры сильно подпили, и вся скатерть перед ними была установлена бутылками – приблизился к тому столу, за которым сидела Джемма. Это был очень молодой белобрысый человек, с довольно приятными и даже симпатическими чертами лица, но выпитое им вино исказило их: его щеки подергивало, воспаленные глаза блуждали и приняли выражение дерзостное.
1412 В эти весенние дни образ Олеси не выходил из моей головы. Мне нравилось, оставшись одному, лечь, зажмурить глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и беспрестанно вызывать в своем воображении ее то суровое, то лукавое, то сияющее нежной улыбкой лицо, ее молодое тело, выросшее в приволье старого бора так же стройно и так же могуче, как растут молодые елочки, ее свежий голос, с неожиданными низкими бархатными нотками.
1413 Мне казалось, что вместе с этим ароматом вливалась в мою душу весенняя грусть, сладкая и нежная, исполненная беспокойных ожиданий и смутных предчувствий, – поэтическая грусть, делающая в ваших глазах всех женщин хорошенькими и всегда приправленная неопределенными сожалениями о прошлых веснах. Ночи стали теплее, в их густом влажном мраке чувствовалась незримая творческая работа природы.
1414 Но бывают нередко минуты, когда я, вглядевшись в стоящий на моем столе портрет, чувствую непреодолимое желание пройтись с девушкой в красном по лесу под шумок высоких сосен и прижать ее к груди, несмотря ни на что. В эти минуты прощаю я и ложь и падение в грязную пропасть, готов простить всё для того, чтобы повторилась еще раз хотя бы частица прошлого.
1415 Когда она уже простилась с мужем и детьми и до третьего звонка оставалось одно мгновение, я вбежал к ней в купе, чтобы положить на полку одну из ее корзинок, которую она едва не забыла; и нужно было проститься. Когда тут, в купе, взгляды наши встретились, душевные силы оставили нас обоих, я обнял ее, она прижалась лицом к моей груди, и слезы потекли из глаз.
1416 Я признался ей в своей любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как ненужно, мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить. Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.
1417 Когда она вошла в просторную, светлую столовую, навстречу ей поднялся и вышел из-за стола представительный мужчина высокого роста. У него было умное лицо с высоким белым лбом, обрамленным волнами совсем седых волос, с живыми, как у юноши, блестящими глазами и свежим чувственным ртом. В черных же усах и в бороде не виднелось ни одного седого волоса.
1418 Каждое движение этого человека отличалось твердой, самоуверенной грацией, свойственной сильно развитым мышцам. На вид ему было лет сорок пять, но если бы он надел шапку и скрыл этим свою седину, то никто не дал бы ему более тридцати пяти лет. Однако его видная наружность не понравилась Зинаиде Павловне; ее нежному, болезненному вкусу было неприятно в мужчине преобладание грубой силы и здоровья.
1419 А может быть, она и замечала эту фальшь и не гнушалась ею. Неправильное воспитание, странные знакомства и привычки, постоянное присутствие матери, бедность и беспорядок в доме, всё, начиная с самой свободы, которой пользовалась молодая девушка, с сознания ее превосходства над окружавшими ее людьми, развило в ней какую-то полупрезрительную небрежность и невзыскательность.
1420 Дорога к развалине вилась по скату узкой лесистой долины; на дне ее бежал ручей и шумно прядал через камни, как бы торопясь слиться с великой рекой, спокойно сиявшей за темной гранью круто рассеченных горных гребней. Гагин обратил мое внимание на некоторые счастливо освещенные места. В словах его слышался если не живописец, то уж наверное художник. Скоро показалась развалина.
1421 И головка у нее была невелика и темные глаза стояли и сияли почти так же, как у Кати. Когда Митя подходил, она одна не работала, как бы чувствуя свою некую особенность среди прочих, стояла на валу, поставив правую ногу на вилы и разговаривая со старостой. Староста, облокотясь, лежал под яблоней на своем пиджаке с рваной подкладкой и курил. Митя подошел – он вежливо подвинулся на траву, давая ему место на пиджаке.
1422 Староста поспешил сказать, что его прислала барыня, что она просит Трифона прийти посмотреть пасеку, что ихний пасечник старый, глухой дурак, а что он, Трифон, может, первый пчеловод во всей губернии по своему уму и понятию, – и немедля вытащил из одного кармана штанов бутылку водки, а из другого сало в шершавой серой бумаге, уже насквозь промаслившейся.
1423 Владимир старался только не потерять настоящего направления. Но ему казалось, что уже прошло более получаса, а он не доезжал еще до Жадринской рощи. Прошло еще около десяти минут, рощи всё было не видать. Владимир ехал полем, пересеченным глубокими оврагами. Метель не утихала, небо не прояснялось. Лошадь начинала уставать, а с него пот катился градом, несмотря на то, что он поминутно был по пояс в снегу.
1424 Ася вдруг опустила голову, так что кудри ей на глаза упали, замолкла и вздохнула, а потом сказала нам, что хочет спать, и ушла в дом. Однако я видел, как она, не зажигая свечи, долго стояла за нераскрытым окном. Наконец луна встала и заиграла по Рейну; всё осветилось, потемнело, изменилось, даже вино в наших граненых стаканах заблестело таинственным блеском.
1425 Был ли когда-нибудь в жизни у нее столь счастливый вечер. Он сам приехал за мной, а я из города, я наряжена и так хороша, как он и представить себе не мог, видя меня всегда только в старой юбчонке, в ситцевой бедной кофточке, у меня лицо, как у модистки, под этим шелковым белым платочком, я в новом гарусном коричневом платье под суконной жакеткой.
1426 Он сам приехал за мной, а я из города, я наряжена и так хороша, как он и представить себе не мог, видя меня всегда только в старой юбчонке, в ситцевой бедной кофточке, у меня лицо, как у модистки, под этим шелковым белым платочком, я в новом гарусном коричневом платье под суконной жакеткой, на мне белые чулки и новые полсапожки с медными подковками.
1427 Вся внутренне дрожа, она заговорила с ним таким тоном, каким говорят в гостях, и, приподняв подол, пошла за ним дамскими шажками. Вся замирая от радостного страха, высоко подняла она платье над белой коленкоровой юбкой, чтобы сесть на юбку, а не на платье, вошла в шарабан и села рядом с ним, будто равная ему, и неловко подобралась от кульков в ногах.
1428 Поезд стоял, было довольно многолюдно и суетливо, но тоже как-то захолустно. Приятно пахло чадом станционной кухни. Митя с удовольствием съел тарелку щей и выпил бутылку пива, потом опять задремал, – глубокая усталость напала на него. А когда он опять очнулся, поезд мчался по весеннему березовому лесу, уже знакомому, перед последней станцией. Опять по-весеннему сумрачно темнело, в открытое окно пахло дождем и как будто грибами.
1429 Лес стоял еще совсем голый, но всё же грохотанье поезда отдавалось в нем отчетливее, чем в поле, а вдали уже мелькали по-весеннему печальные огоньки станции. Вот и высокий зеленый огонь семафора, – особенно прелестный в такие сумерки в березовом голом лесу, – и поезд со стуком стал переходить на другой путь.
1430 Письмо черноглазой Тины, ее жирный, сочный почерк напомнили мозаиковую гостиную и вызвали во мне желание, похожее на желание опохмелиться, но я превозмог себя и силой своей воли заставил себя работать. Сначала мне было невыразимо скучно разбирать размашистые почерки приставов, но потом мое внимание мало-помалу фиксировалось на краже со взломом, и я стал работать с наслаждением.
1431 Целый день сидел я за своим письменным столом, а Поликарп то и дело проходил мимо меня и недоверчиво поглядывал на мою работу. В мое степенство ему не верилось, и он каждую минуту ждал, что я поднимусь из-за стола и прикажу седлать Зорьку; но к вечеру, видя мое упорство, он поверил и выражение угрюмости на лице сменил выражением удовольствия.
1432 И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку или пикник. Я и ее и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идет товарный поезд. Идет очень медленно вверх, по довольно крутому подъему.
1433 Она, стоя спиной к полкам, взглянула через его плечо в гостиную и не отняла руки, глядя на него со странной усмешкой, точно ожидая: а дальше что? Он, не выпуская ее руки, крепко сжал ее, оттягивая книзу, правой рукой охватил ее поясницу. Она опять взглянула через его плечо и слегка откинула голову, как бы защищая лицо от поцелуя, но прижалась к нему выгнутым станом.
1434 Действительно, он тогда в своих желаниях не признавал препятствий: чем больше их было, тем сильнее разгоралось в нем желание достигнуть заветной цели, и он смело шагал через них, обольщая дерзостью и порабощая слабую волю женщины своей дикой, необузданной волей. Но как только цель бывала достигнута, ему становилось скучно, впереди рисовались другие заманчивые перспективы, иные соблазны.
1435 И судьба, как будто умышленно, покровительствовала ему, все предприятия этого человека носили на себе печать необыкновенного успеха. Он играл, рискуя последним, и всегда был баснословно счастлив, ударился в коммерческие предприятия и неожиданно для всех разбогател. В любви, как и во всём остальном, он не знал проигрыша.
1436 Он играл, рискуя последним, и всегда был баснословно счастлив, ударился в коммерческие предприятия и неожиданно для всех разбогател. В любви, как и во всём остальном, он не знал проигрыша, но шатание по женским сердцам интересовало его только до тех пор, пока он не убедился, что, в сущности, нового ни в одном из них не встретишь.
1437 Дети просто обожали его за баловство, за подарки, за ложи в цирк и театр и за то, что никто так увлекательно не умел играть с ними, как Аносов. Но больше всего их очаровывали и крепче всего запечатлелись в их памяти его рассказы о военных походах, сражениях и стоянках на бивуаках, о победах и отступлениях, о смерти, ранах и лютых морозах.
1438 То была смесь запаха ветхих, заброшенных покоев с приятным, но едким, наркотическим запахом тепличных растений, недавно принесенных из оранжереи в комнаты. В зале, на одном из диванов, обитых светло-голубой шелковой материей, лежали две помятые подушки, а перед диваном на круглом столе я увидел стакан с несколькими каплями жидкости, распространявшей запах крепкого рижского бальзама.
1439 Никогда в другое время Зорька не несла меня с таким усердием, как в утро после сожжения кредиток. Ей тоже хотелось домой. Озеро тихо катило свои пенящиеся волны и, отражая в себе поднимающееся солнце, готовилось к дневному сну. Леса и прибрежные ивы стояли недвижимы, словно на утренней молитве. Трудно описать тогдашнее состояние моей души.
1440 Ей тоже хотелось домой. Озеро тихо катило свои пенящиеся волны и, отражая в себе поднимающееся солнце, готовилось к дневному сну. Леса и прибрежные ивы стояли недвижимы, словно на утренней молитве. Трудно описать тогдашнее состояние моей души. Много не распространяясь, скажу только, что я несказанно обрадовался.
1441 Я несказанно обрадовался и в то же время чуть не сгорел со стыда, когда при повороте от графской усадьбы увидел на берегу старое, изможденное честным трудом и болезнями, святое лицо старика Михея. Михей своей наружностью напоминает библейских рыболовов. Он сед как лунь, бородат и созерцательно глядит на небо.
1442 Я увидел на берегу старое, изможденное честным трудом и болезнями, святое лицо старика Михея. Михей своей наружностью напоминает библейских рыболовов. Он сед как лунь, бородат и созерцательно глядит на небо. Когда он стоит неподвижно на берегу и следит взором за бегущими облаками, то можно подумать, что он видит в небе ангелов.
1443 Сначала она изумилась, испугалась и побледнела страшно, потом испуг в ней сменился негодованием, она вдруг покраснела вся, до самых волос – и ее глаза, прямо устремленные на оскорбителя, в одно и то же время потемнели и вспыхнули, наполнились мраком, загорелись огнем неудержимого гнева. Офицера, должно быть, смутил этот взгляд.
1444 Я выбрался из города и пустился прямо в поле. Бешеная досада грызла меня. Я осыпал себя укоризнами. Как я мог не понять причину, заставившую Асю переменить место нашего свидания, как не оценить, чего ей стоило прийти к этой старухе, как я не удержал ее. Наедине с ней в той глухой, едва освещенной комнате у меня достало силы и духа – оттолкнуть ее от себя, даже упрекать ее.
1445 Был этот последний разговор вечером под Петров день, очень мне памятный. Утром того дня отец уехал в собор, из собора – на завтрак к губернатору. Он и без того никогда не завтракал в будни дома, так что и в тот день мы завтракали втроем, и под конец завтрака Лиля, когда подали вместо ее любимых хворостиков вишневый кисель, стала пронзительно кричать.
1446 Мы кое-как дотащили ее в ее комнату, умолили ее успокоиться, наобещали жестоко наказать повара, и она стихла наконец и заснула. Сколько трепетной нежности было для нас даже в одном этом – в совместных усилиях тащить ее, то и дело касаясь рук друг друга. На дворе шумел дождь, в темнеющих комнатах сверкала иногда молния и содрогались стекла от грома.
1447 Уезжал Митя, к великому своему удивлению, хотя и не помня себя от горя, все-таки почти счастливый. Как только отъезд был решен, неожиданно вернулось всё прежнее. Ведь он все-таки страстно не хотел верить ничему тому ужасному, что ни днем, ни ночью не давало ему покоя. И достаточно было малейшей перемены в Кате, чтобы опять всё изменилось в его глазах.
1448 Развернув наудачу несколько писем, – он только плечами пожал и, глянув на камин, отбросил их в сторону, вероятно, собираясь сжечь весь этот ненужный хлам. Торопливо засовывая руки то в один, то в другой ящик, он вдруг широко раскрыл глаза и, медленно вытащив наружу небольшую коробку старинного покроя, медленно приподнял ее крышку.
1449 Торопливо засовывая руки то в один, то в другой ящик, он вдруг широко раскрыл глаза и, медленно вытащив наружу небольшую коробку старинного покроя, медленно приподнял ее крышку. В коробке, под двойным слоем пожелтевшей хлопчатой бумаги, находился маленький гранатовый крестик. Несколько мгновений с недоумением рассматривал он этот крестик и вдруг слабо вскрикнул.
1450 Джемма тоже ничего не сказала Санину, даже не взглянула на него: по сдвинутым ее бровям, по губам, побледневшим и сжатым, по самой ее неподвижности можно было понять, что у нее нехорошо на душе. Один Эмиль явно желал заговорить с Саниным, желал расспросить его: он видел, как Санин подошел к офицерам, видел, как он подал им что-то белое – записку или карточку.
1451 Нельзя сказать, чтобы ее приглашение отзывалось особенной настойчивостью, и я уже было хотел отказаться от него, но Олеся, в свою очередь, попросила меня с такой милой простотой и с такой ласковой улыбкой, что я поневоле согласился. Она сама налила мне полную тарелку крупника – похлебки из гречневой крупы с салом, луком, картофелем и курицей – чрезвычайно вкусного и питательного кушанья.
1452 Садясь за стол, ни бабушка, ни внучка не перекрестились. За ужином я не переставал наблюдать за обеими женщинами, потому что, по моему глубокому убеждению, которое я и до сих пор сохраняю, нигде человек не высказывается так ясно, как во время еды. Старуха глотала крупник с торопливой жадностью, громко чавкая и запихивая в рот огромные куски хлеба.
1453 Однажды он обмолвился, что служит в каком-то казенном учреждении маленьким чиновником, – о телеграфе он не упоминал ни слова. Очевидно, он постоянно следил за ней, потому что в своих письмах весьма точно указывал, где она бывала на вечерах, в каком обществе и как была одета. Сначала письма его носили вульгарный и курьезно пылкий характер, хотя и были вполне целомудренны.
1454 Служанка начала громко кликать хозяйку: ее испуг заставил меня прийти в себя. Одна мысль во мне загорелась: сыскать их, сыскать во что бы то ни стало. Принять этот удар, примириться с такой развязкой было невозможно. Я узнал от хозяйки, что они в шесть часов утра сели на пароход и поплыли вниз по Рейну. Я отправился в контору: там мне сказали, что они взяли билеты до Кельна.
1455 Я пошел домой, с тем чтобы тотчас уложиться и поплыть вслед за ними. Мне пришлось идти мимо дома фрау Луизе. Вдруг я слышу: меня кличет кто-то. Я поднял голову и увидел в окне той самой комнаты, где я накануне виделся с Асей, вдову бургомистра. Она улыбалась своей противной улыбкой и звала меня. Я отвернулся и прошел было мимо, но она мне крикнула вслед, что у нее есть что-то для меня.
1456 Дело прошлое, и теперь бы я затруднился определить, что, собственно, в ней было такого необыкновенного, что мне так понравилось в ней, тогда же за обедом для меня всё было неотразимо ясно. Я видел женщину молодую, прекрасную, добрую, интеллигентную, обаятельную, женщину, какой я раньше никогда не встречал. И сразу я почувствовал в ней существо близкое, уже знакомое.
1457 Я начал одеваться и описывать доктору пережитые мной так недавно ночи безумные, речи бессвязные, которые так хороши и чувствительны в романсах и так безобразны на деле. В своих описаниях я старался не выходить из пределов легкого жанра, держаться фактов и не вдаваться в мораль, хотя всё это и противно натуре человека, питающего страсть к итогам и выводам.
1458 Я многое скрыл, многого коснулся только слегка, но тем не менее, несмотря даже на игривость моего тона, на карикатурный пошиб моей речи, доктор во всё время моего рассказа глядел мне в лицо серьезно, то и дело покачивая головой и нетерпеливо подергивая плечами. Он ни разу не улыбнулся. Очевидно, мой легкий жанр произвел на него далеко не легкое впечатление.
1459 В два часа ровно коляска домашней работы въехала на двор и покатилась около густо-зеленого дернового круга. Старый Берестов взошел на крыльцо с помощью двух лакеев. Вслед за ним сын его приехал верхом и вместе с ним вошел в столовую, где стол был уже накрыт. Муромский принял своих соседей как нельзя ласковее, предложил им осмотреть перед обедом сад и зверинец.
1460 Старый Берестов внутренне жалел о потерянном труде и времени на столь бесполезные прихоти, но молчал из вежливости. Сын его не разделял ни неудовольствия расчетливого помещика, ни восхищения самолюбивого англомана; он с нетерпением ожидал появления хозяйской дочери, о которой много наслышался, и хотя сердце его, как нам известно, было уже занято, но молодая красавица всегда имела право на его воображение.
1461 Я кончил курс, потерял вскоре после того почти одновременно отца и мать, поселился в деревне, хозяйствовал, сошелся с крестьянской сиротой Гашей, выросшей у нас в доме и служившей в комнатах моей матери. Теперь она, вместе с Иваном Лукичом, нашим бывшим дворовым, седым до зелени стариком с большими лопатками, служила мне. Вид она имела еще полудетский – маленькая, худенькая, черноволосая.
1462 Через несколько времени она тихо вошла, села на стул, ближайший к двери, и стала нас рассматривать. Смотрела она на нас смело, в упор, словно мы были не новые для нее люди, а животные зоологического сада. Минуту и мы глядели на нее молча, не двигаясь. Я согласился бы и год просидеть неподвижно и глядеть на нее – до того хороша она была в этот вечер.
1463 После деревни эта городская вьюга и городские огни возбуждали, сулили близкое удовольствие войти в теплый, слишком даже теплый номер старой губернской гостиницы, спросить самовар и начать переодеваться, готовиться к долгой бальной ночи и студенческому пьянству до рассвета. За то время, что прошло с той страшной ночи, а потом с ее замужества, я постепенно оправился, – во всяком случае, привык к тому состоянию душевнобольного человека, которым втайне был, и внешне жил, как все.
1464 Не было у Лугановичей хлопот, так подружились они со мной. Если я долго не приезжал в город, то, значит, я был болен или что-нибудь случилось со мной, и они оба сильно беспокоились. Они беспокоились, что я, образованный человек, знающий языки, вместо того, чтобы заниматься наукой или литературным трудом, живу в деревне, верчусь, как белка в колесе, много работаю, но всегда без гроша.
1465 Им казалось, что я страдаю, и если я говорю, смеюсь, ем, то только для того, чтобы скрыть свои страдания, и даже в веселые минуты, когда мне было хорошо, я чувствовал на себе их пытливые взгляды. Они были особенно трогательны, когда мне в самом деле приходилось тяжело, когда меня притеснял какой-нибудь кредитор или не хватало денег для срочного платежа.
1466 Он провел начало осени в Крыму и по пути в Москву заехал к Казаковой, прожил недели две в успокоительной простоте ее усадьбы и скудных дней начала ноября и собрался было уезжать. В тот день, на прощанье с деревней, он с утра до вечера ездил верхом с ружьем за плечами и с гончей собакой по пустым полям и голым перелескам, ничего не нашел и вернулся в усадьбу усталый и голодный.
1467 Как всегда, Казакова говорила о своем покойном муже и о своих двух сыновьях, служивших в Орле. Часов в десять дом, как всегда, был уже темен, только горела свеча в кабинете за гостиной, где он жил, приезжая. Когда он вошел в кабинет, она со свечой в руке стояла на его постели на тахте на коленях, водя горящей свечой по бревенчатой стене. Увидев его, она сунула свечу на ночной столик и, соскочив, кинулась вон.
1468 Есть нечто совсем особое в теплых и светлых ночах русских уездных городов в конце лета. Какой мир, какое благополучие! Бродит по ночному веселому городу старик с колотушкой, но только для собственного удовольствия: нечего стеречь, спите спокойно, добрые люди, вас стережет божье благоволение, это высокое сияющее небо, на которое беззаботно поглядывает старик, только изредка запуская колотушкой плясовую трель.
1469 И вот в такую ночь, в тот поздний час, когда в городе не спал только он один, ты ждала меня в вашем уже подсохшем к осени саду, и я тайком проскользнул в него: тихо отворил калитку, заранее отпертую тобой, тихо и быстро пробежал по двору и за сараем в глубине двора вошел в пестрый сумрак сада, где слабо белело вдали, на скамье под яблонями, твое платье, и, быстро подойдя, с радостным испугом встретил блеск твоих ждущих глаз.
1470 В первый раз видел он ясно, что он в нее страстно влюблен. Романтическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами пришла ему в голову, и чем более думал он о сем решительном поступке, тем более находил в нем благоразумия. С некоторого времени свидания в роще были прекращены по причине дождливой погоды. Он написал Акулине письмо самым четким почерком и самым бешеным слогом.
1471 И вся эта ночь слилась в какую-то волшебную, чарующую сказку. Взошел месяц, и его сияние причудливо пестро и таинственно расцветило лес, легло среди мрака неровными, иссиня-бледными пятнами на корявые стволы, на изогнутые сучья, на мягкий, как плюшевый ковер, мох. Тонкие стволы берез белели резко и отчетливо, а на их редкую листву, казалось, были наброшены серебристые, прозрачные, газовые покровы.
1472 Местами свет вовсе не проникал под густой навес сосновых ветвей. Там стоял полный, непроницаемый мрак, и только в самой середине его скользнувший неведомо откуда луч вдруг ярко озарял длинный ряд деревьев и бросал на землю узкую правильную дорожку, – такую светлую, нарядную и прелестную, точно аллея, убранная эльфами для торжественного шествия Оберона и Титании.
1473 Ее тропически крепкое тело, его кофейная нагота была открыта на груди, на плечах, на руках и на ногах до колен, а стан и бедра как-то повиты яркой зеленой тканью. Маленькие ступни с красными ногтями пальцев выглядывали между красными ремнями лакированных сандалий желтого дерева. Дегтярные волосы, высоко поднятые прической, странно не соответствовали своей грубостью нежности ее детского лица.
1474 И неправдоподобно огромны и великолепны были черные ресницы – подобие тех райских бабочек, что так волшебно мерцают на райских индийских цветах. Красота, ум, глупость – все эти слова никак не шли к ней, как не шло всё человеческое: поистине, была она как бы с какой-то другой планеты. Единственное, что шло к ней, была бессловесность. И она полулежала и молчала, мерно мерцая черным бархатом своих ресниц-бабочек, медленно помахивая веером.
1475 За завтраком ему казалось, что все сидящие за столом вселились в него – едят, говорят, острят и хохочут в нем. После завтрака все пошли отдыхать в тени еловой аллеи, густо усыпанной скользкими хвойными иголками, горничные потащили туда ковры и подушки. Он прошел по жаркому двору к пустой конюшне, поднялся по стенной лестнице на ее полутемный чердак, где лежало старое сено, и повалился в него, стараясь что-то решить.
1476 Он сошел с переднего балкона, слушая мерный, с промежутками, визг и скрип качелей под соснами, прошел к ним – да, это она. Он остановился, глядя, как она широко летает вверх и вниз, всё туже натягивая веревки, силясь взлететь до последней высоты, и делает вид, что не замечает его. С визгом колец жутко летит кверху, исчезает в ветвях и, как подстреленная, стремительно несется вниз, приседая и развевая подол.
1477 Девочка с живым любопытством смотрела на его большой рост и небольшое, очень смуглое лицо, изъеденное оспой, опасливо косилась на черную собаку, лежавшую смирно, но как будто обиженно. Старуха, тугая на ухо, поспешно отвечала крикливым голосом: кузнец есть, работник спит на скотном дворе рядом с домом, но она сейчас его разбудит и отпустит корма для лошади.
1478 Их взоры встретились и, точно повинуясь какой-то очаровывающей магнетической силе, в продолжение нескольких секунд не могли разойтись. Сергей Григорьевич был бы гораздо меньше ошеломлен, если бы в этот пасмурный январский вечер над его головой ударил раскат грома. Сидевшая перед ним бледная, как смерть, девушка, которую он считал такой чистой и недосягаемой, такой чуждой будничной житейской грязи, сама пришла к нему в комнату и предложила себя за деньги.
1479 Лиза была в восхищении от успеха своей выдумки. Она обняла отца, обещалась ему подумать о его совете, и побежала умилостивлять раздраженную мисс Жаксон, которая насилу согласилась отпереть ей свою дверь и выслушать ее оправдания. Лизе было совестно показаться перед незнакомцами такой чернавкой. Она не смела просить, она была уверена, что добрая, милая мисс Жаксон простит ей.
1480 Над самой гостиницей и над садом веяли флаги; студенты сидели за столами под обстриженными липками; огромный бульдог лежал под одним из столов; в стороне, в беседке из плюща, помещались музыканты и усердно играли, то и дело подкрепляя себя пивом. На улице, перед низкой оградой сада, собралось довольно много народа: добрые граждане городка Л. не хотели пропустить случая поглазеть на заезжих гостей.
1481 Я тоже вмешался в толпу зрителей. Мне было весело смотреть на лица студентов, их объятия, восклицания, невинное кокетничанье молодости, горящие взгляды, смех без причины – лучший смех на свете – всё это радостное кипение жизни юной, свежей, этот порыв вперед – куда бы то ни было, лишь бы вперед, – это добродушное раздолье меня трогало и поджигало.
1482 В глаза бьет зарево пожара вдали направо. Тележка стоит против того леска, что открывался при зарницах. Лесок от зарева стал теперь черным и весь зыбко дрожит, как дрожит и всё поле перед ним в сумрачно-красном трепете от того жадно несущегося в небе пламени, которое, несмотря на даль, полыхает с бегущими в нем тенями дыма точно в версте от тележки, разъяряется всё жарче и грознее, охватывает горизонт всё выше и шире.
1483 А под стеной леса стоят, багрово серея, три больших волка, и в глазах у них мелькает то сквозной зеленый блеск, то красный – прозрачный и яркий, как горячий сироп варенья из красной смородины. И лошади, шумно всхрапнув, вдруг диким галопом ударяют вбок, влево, по пашне, малый, на вожжах, валится назад, а тележка, со стуком и треском, мотаясь, бьется по взметам.
1484 Каждый звук, каждый шорох и шелест казался мне значительным, необычайным. Я готовился. Я наклонился вперед. Но прошло полчаса, прошел час. Кровь моя утихала, холодела, сознание, что я напрасно всё это делаю, что я даже несколько смешон, что Малевский подшутил надо мной, – начало прокрадываться мне в душу. Я покинул мою засаду и обошел весь сад.
1485 В то время когда она вытянутой правой рукой показывала мне направление дороги, я невольно залюбовался ею. В ней не было ничего похожего на местных девчат, лица которых под уродливыми повязками, прикрывающими сверху лоб, а снизу рот и подбородок, носят такое однообразное, испуганное выражение. Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати, держалась легко и стройно.
1486 Оригинальную красоту ее лица, раз его увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнув к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, темных глазах, которым тонкие, надломленные посредине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперед с решительным и капризным видом.
1487 Такая заботливость Ярмолы – заведомого браконьера, беспечного бродяги, с мнением которого никогда даже не подумал бы считаться сельский сход, – такая заботливость его об общественном интересе родного села почему-то растрогала меня. Я сам предложил давать ему уроки. И что же это была за тяжкая работа – все мои попытки выучить его сознательному чтению и письму.
1488 Тот отвечал поспешно, но односложно, путался, видимо, и от застенчивости, и от жадности; что он страшно обрадовался возможности продать книги и вообразил, что сбудет их недешево, сказалось в первых же его словах, в той неловкой торопливости, с которой он заявил, что таких книг, как у него, ни за какие деньги нельзя достать.
1489 Девки, поправляя вал, работали опять возле ельника, заделывали в валу протоптанные скотиной лазы, заваливали их землей и парным, приятно-вонючим навозом, который работники время от времени подвозили со скотного двора через аллею, – аллея вся была усеяна влажными и блестящими шмотами. Девок было штук шесть.
1490 И Митя сразу увидел ее среди деревьев, сразу понял, что это она, хотя прежде никогда не видел ее, и его, как молния, поразило нежданно и резко ударившее ему в глаза что-то общее, что было, – или только почудилось ему, – в Аленке с Катей. Это было так удивительно, что он даже приостановился, на миг оторопел. Потом решительно пошел прямо на нее, не спуская с нее глаз.
1491 Его умиляла и возбуждала та откровенность, с которой она говорила с ним вчера о своей семейной жизни, о своем немолодом возрасте, и то, что она вдруг так расхрабрилась теперь, делает и говорит как раз то, что так удивительно не идет к ней. Она слегка раскраснелась от водки, даже бледные губы ее порозовели, глаза налились сонно-насмешливым блеском.
1492 Сколько веселых, праздничных лиц, сколько типов. Сколько прелести и движения в этой массе, пестреющей яркими цветами платьев, залитой светом утреннего солнца. Всё это, многотысячное, копошилось, двигалось, шумело, чтобы в несколько часов сделать свое дело и к вечеру разъехаться, оставив после себя на площади, как бы в воспоминание, сенные отбросы, кое-где рассыпанный овес и ореховую скорлупу.
1493 На теле у нее тоже было много маленьких темных родинок – эта особенность была прелестна. Оттого, что она ходила в мягкой обуви, без каблуков, всё тело ее волновалось под желтым сарафаном. Сарафан был широкий, легкий, и в нем так свободно было ее долгому девичьему телу. Однажды она промочила в дождь ноги, вбежала из сада в гостиную, и он кинулся разувать и целовать ее мокрые узкие ступни – подобного счастья не было во всей его жизни.
1494 Зима была снежная, солнечная, морозная, рано опускалось солнце за высокий ельник снежного гимназического сада, неизменно погожее, лучистое, обещающее и на завтра мороз и солнце, гулянье на Соборной улице, каток в городском саду, розовый вечер, музыку и эту во все стороны скользящую на катке толпу, в которой Оля казалась самой беззаботной, самой счастливой.
1495 И вот однажды, на большой перемене, когда она вихрем носилась по сборному залу от гонявшихся за ней и блаженно визжавших первоклассниц, ее неожиданно позвали к начальнице. Она с разбегу остановилась, сделала только один глубокий вздох, быстрым и уже привычным женским движением оправила волосы, дернула уголки передника к плечам и, сияя глазами, побежала наверх.
1496 В моем присутствии она отдавалась работе с напряженной, суровой деловитостью, но часто я наблюдал, как среди этой работы ее руки вдруг опускались бессильно вдоль колен, а глаза неподвижно и неопределенно устремлялись вниз, на пол. Если в такую минуту я называл Олесю по имени или предлагал ей какой-нибудь вопрос, она вздрагивала и медленно обращала ко мне свое лицо, в котором отражались испуг и усилие понять смысл моих слов.
1497 Иногда мне казалось, что ее тяготит и стесняет мое общество, но это предположение плохо вязалось с громадным интересом, возбуждаемым в ней всего лишь несколько дней тому назад каждым моим замечанием, каждой фразой. Оставалось думать только, что Олеся не хочет мне простить моего, так возмутившего ее независимую натуру, покровительства в деле с урядником.
1498 В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землей и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик.
1499 То задувал с севера, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю, гремели по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах; вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись.
1500 Я все-таки не решился дойти до вашего дома. И он, верно, не изменился, но тем страшнее увидеть его. Какие-то чужие, новые люди живут в нем теперь. Твой отец, твоя мать, твой брат – все пережили тебя, молодую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли; и не только родные, но и многие, многие, с кем я, в дружбе или приятельстве, начинал жизнь, давно ли начинали и они, уверенные, что ей и конца не будет, а всё началось, протекло и завершилось на моих глазах.
1501 Я сел на тумбу возле какого-то купеческого дома, неприступного за своими замками и воротами, и стал думать, какой она была в те далекие, наши с ней времена: просто убранные темные волосы, ясный взгляд, легкий загар юного лица, легкое летнее платье, под которым непорочность, крепость и свобода молодого тела. Это было начало нашей любви, время еще ничем не омраченного счастья.
1502 Все разошлись и легли рано, в доме не осталось ни одного огня. Всюду стало темно и мертво. Незаметно ускользнув тотчас после ужина в свою комнату, дверь которой выходила на передний балкон, он стал совать свое бельишко в свой заплечный мешок, думая: выведу потихоньку велосипед, сяду – и на станцию. Возле станции лягу где-нибудь на песок в лесу до первого утреннего поезда.
1503 Она засмеялась. Потом оба продолжали есть молча, как незнакомые; но после обеда пошли рядом – и начался шутливый, легкий разговор людей свободных, довольных, которым все равно, куда бы ни идти, о чем ни говорить. Они гуляли и говорили о том, как странно освещено море; вода была сиреневого цвета, такого мягкого и теплого, и по ней от луны шла золотая полоса. Говорили о том, как душно после жаркого дня.
1504 Гуров рассказал, что он москвич, по образованию филолог, но служит в банке; готовился когда-то петь в частной опере, но бросил, имеет в Москве два дома. А от нее он узнал, что она выросла в Петербурге, но вышла замуж в С., где живет уже два года, что пробудет она в Ялте еще с месяц и за ней, быть может, приедет ее муж, которому тоже хочется отдохнуть. Она никак не могла объяснить, где служит ее муж.
1505 И вот лето пришло, и он стал приезжать каждую неделю на два, на три дня. Но тут вскоре приехала гостить племянница папы из Харькова, Валерия, которой ни Зойка, ни Гришка никогда еще не видели. Левицкого послали рано утром в Москву встречать ее на Курском вокзале, и со станции он приехал не на велосипеде, а сидя с ней в тележке станционного извозчика, усталый, с провалившимися глазами, радостно взволнованный.
1506 Видно было, что он еще на Курском вокзале влюбился в нее, и она обращалась с ним уже повелительно, когда он вытаскивал из тележки ее вещи. Впрочем, взбежав на крыльцо навстречу маме, она тотчас забыла о нем и потом не замечала его весь день. Она показалась Зойке непонятной, – разбирая вещи в своей комнате и сидя потом на балконе за завтраком, она то очень много говорила, то неожиданно смолкала.
1507 Места становились всё беднее и глуше. Кончился рубеж, лошади пошли шагом и спустили покосившийся тарантас размытой колдобиной под горку; в какие-то еще не кошенные луга, зеленые скаты которых грустно выделялись на низких тучах. Потом дорога, то пропадая, то возобновляясь, стала переходить с одного бока на другой по днищам оврагов, по буеракам в ольховых кустах.
1508 Была чья-то маленькая пасека, несколько колодок, стоявших на скате в высокой траве, краснеющей земляникой. Объехали какую-то старую плотину, потонувшую в крапиве, и давно высохший пруд – глубокую яругу, заросшую бурьяном выше человеческого роста. Пара черных куличков с плачем метнулась из них в дождливое небо. А на плотине, среди крапивы, мелкими бледно-розовыми цветочками цвел большой старый куст.
1509 В своей комнате он взглянул запухшими от слез глазами на часы и испугался: два без двадцати минут. Торопясь и стараясь не шуметь, он свел велосипед с балкона, тихо и скоро повел его по двору. За воротами вскочил в седло и, круто согнувшись, бешено заработал ногами, прыгая по песчаным ухабам просеки, среди бегущей на него с двух сторон и сквозящей на предрассветном небе частой черноты стволов.
1510 Вдруг, в полусвете зари, еще похожем на сумерки, глянул в конце просеки темный вокзал станции. Вот оно! Он решительно вильнул по дороге влево, вдоль железнодорожного пути, вильнул вправо, на переезд, под шлагбаум, потом опять влево, между рельсами, и понесся, колотясь по шпалам, под уклон, навстречу вырвавшемуся из-под него, грохочущему и слепящему огнями паровозу.
1511 Не одна красота Олеси меня в ней очаровывала, но также и ее цельная, самобытная, свободная натура, ее ум, одновременно ясный и окутанный непоколебимым наследственным суеверием, детски невинный, но и не лишенный лукавого кокетства красивой женщины. Она не уставала меня расспрашивать подробно обо всём, что занимало и волновало ее первобытное, яркое воображение.
1512 Многое ей казалось удивительным, сказочным, неправдоподобным. Но я с самого начала нашего знакомства взял с ней такой серьезный, искренний и простой тон, что она охотно принимала на бесконтрольную веру все мои рассказы. Иногда, затрудняясь объяснить ей что-нибудь, слишком, по моему мнению, непонятное для ее полудикарской головы, а иной раз и самому мне не совсем ясное.
1513 Между тем годы шли. У Анны Алексеевны было уже двое детей. Когда я приходил к Лугановичам, прислуга улыбалась приветливо, дети кричали, что пришел дядя, и вешались мне на шею, все радовались. Не понимали, что делалось в моей душе, и думали, что я тоже радуюсь. Все видели во мне благородное существо. И взрослые, и дети чувствовали, что по комнате ходит благородное существо.
1514 Я и Анна Алексеевна ходили вместе в театр, всякий раз пешком; мы сидели в креслах рядом, плечи наши касались, я молча брал из ее рук бинокль и в это время чувствовал, что она близка мне, что она моя, что нам нельзя друг без друга, но, по какому-то странному недоразумению, выйдя из театра, мы всякий раз прощались и расходились, как чужие. В городе уже говорили о нас бог знает что, но из всего, что говорили, не было ни одного слова правды.
1515 Мотив и слова песни, которую запел студент, так настойчиво звучали и повторялись в нем, что он не видел ни улиц, ни встречных, шел еще пьянее, чем ходил все последние дни. В самом деле было похоже на то, что свет клином сошелся, что юнкер Шмит из пистолета хочет застрелиться. Что ж, сошелся так сошелся, думал он и опять возвращался к песне о том, как, гуляя по саду, встречала дочь султана в саду черного невольника.
1516 Опять это были чьи-то чужие, театральные слова, но они, при всей их вздорности и избитости, тоже касались чего-то мучительно-неразрешимого. Он не знал, за что любил, не мог точно сказать, чего хотел. Что это значит вообще – любить? Ответить на это было тем более невозможно, что ни в том, что слышал Митя о любви, ни в том, что читал он о ней, не было ни одного точно определяющего ее слова.
1517 В книгах и в жизни всё как будто раз и навсегда условились говорить или только о какой-то почти бесплотной любви, или только о том, что называется страстью, чувственностью. Его же любовь была не похожа ни на то, ни на другое. Что испытывал он к ней? То, что называется любовью, или то, что называется страстью? Душа Кати или тело доводило его почти до обморока, до какого-то предсмертного блаженства.
1518 Царица Астис возлежала в маленьком потайном покое. Небольшое квадратное отверстие, искусно скрытое тяжелым занавесом, выходило прямо к алтарю и позволяло, не выдавая своего присутствия, следить за всеми подробностями священнодействия. Легкое узкое платье из льняного газа, затканное серебром, вплотную облегало тело царицы, оставляя обнаженными руки до плеч и ноги до половины икр.
1519 Сквозь прозрачную материю розово светилась ее кожа и видны были все чистые линии и возвышения ее стройного тела, которое до сих пор, несмотря на тридцатилетний возраст царицы, не утеряло своей гибкости, красоты и свежести. Волосы ее, выкрашенные в синий цвет, были распущены по плечам и по спине, и концы их убраны бесчисленными ароматическими шариками.
1520 Вообще, многое даже и в этот день было неприятно и больно. Неприятна была шутка насчет мальчишеской неловкости: подобные шутки он слышал от Кати уже не в первый раз, и они были не случайны, – Катя нередко проявляла себя то в том, то в другом более взрослой, чем он, нередко (и невольно, то есть вполне естественно) выказывала свое превосходство над ним, и он с болью воспринимал это как признак ее какой-то тайной порочной опытности.
1521 Неприятно было то, что это было сказано почему-то внезапно пониженным голосом, особенно же неприятны были стихи, их манерное чтение. Однако даже стихи и это чтение, то есть то самое, что больше всего напоминало Мите среду, отнимавшую у него Катю, остро возбуждавшую его ненависть и ревность, он перенес сравнительно легко в этот счастливый день девятого марта, его последний счастливый день в Москве.
1522 Граф сидел за столом на складном решетчатом стуле и пил чай. На нем был пестрый халат, в котором я видел его два года тому назад, и соломенная шляпа. Лицо было озабочено, сосредоточено, сжато в складки, так что человек, незнакомый с ним, мог бы подумать, что его мучит в данную минуту солидная мысль, забота.
1523 На лице ничего смелого, сильного, мужественного. Всё слабо, апатично и вяло. Внушительны одни только большие, отвисающие вниз усы. Моему другу кто-то сказал, что ему идут длинные усы. Он поверил и теперь каждое утро меряет, насколько длиннее стала растительность над его бледными губами. С этими усами он напоминает усатого, но очень молодого и хилого котенка.
1524 Ветер забирался в пустые комнаты и в печные воющие трубы, и старый дом, весь расшатанный, дырявый, вдруг оживлялся странными звуками, к которым я прислушивался с невольной тревогой. Вот точно вздохнуло что-то в белом зале, вздохнуло глубоко, прерывисто, печально. Вот заходили и заскрипели где-то далеко высохшие гнилые половицы под чьими-то тяжелыми и бесшумными шагами.
1525 Чудится мне затем, что рядом с моей комнатой кто-то осторожно и настойчиво нажимает на дверную ручку и потом, внезапно разъярившись, мчится по всему дому, бешено потрясая всеми ставнями и дверьми, или, забравшись в трубу, скулит так жалобно, скучно и непрерывно, то поднимая всё выше, всё тоньше свой голос, до жалобного визга, то опуская его вниз, до звериного рычания.
1526 Когда Митя, на другой день по приезде, проспав двенадцать часов, вымытый, во всём чистом, вышел из своей солнечной комнаты и прошел по всем другим, он живо испытал чувство их родственности и мирной, успокаивающей и душу и тело простоты. Везде всё стояло на своих привычных местах, как и много лет тому назад, и так же знакомо и приятно пахло.
1527 Везде к его приезду всё было прибрано, во всех комнатах были вымыты полы. Домывали только зал, примыкавший к прихожей, к лакейской, как ее называли еще до сих пор. Веснушчатая девка, поденщица с деревни, стояла на окне возле дверей на балкон, тянулась к верхнему стеклу, со свистом протирая его и отражаясь в нижних стеклах синеющим, как бы далеким, отражением.
1528 Он курил папиросу за папиросой, широко шагал по грязи аллей, а порой просто куда попало, целиком, по высокой мокрой траве среди яблонь и груш, натыкаясь на их кривые корявые сучья, пестревшие серо-зеленым размокшим лишайником. Он сидел на разбухших, почерневших скамейках, уходил в лощину, лежал на сырой соломе в шалаше, на том самом месте, где лежал с Аленкой.
1529 От холода, от ледяной сырости воздуха большие руки его посинели, губы стали лиловыми, смертельно-бледное лицо с провалившимися щеками приняло фиолетовый оттенок. Он лежал на спине, положив нога на ногу, а руки под голову, дико уставившись в черную соломенную крышу, с которой падали крупные ржавые капли. Потом скулы его стискивались, брови начинали прыгать.
1530 В десять часов вечера на другой день, поднявшись в лифте к ее двери, я отворил дверь своим ключиком и не сразу вошел из темной прихожей: за ней было необычно светло, всё было зажжено, – люстры, канделябры по бокам зеркала и высокая лампа под легким абажуром за изголовьем дивана, а пианино звучало началом Лунной сонаты – всё повышаясь, звуча чем дальше, тем всё томительнее, призывнее, в блаженной грусти.
1531 Я захлопнул дверь прихожей, звуки оборвались, послышался шорох платья. Я вошел – она прямо и несколько театрально стояла возле пианино в черном бархатном платье, делавшем ее тоньше, блистая его нарядностью, праздничным убором смольных волос, смуглой янтарностью обнаженных рук, плеч, сверканием алмазных сережек вдоль чуть припудренных щек, угольным бархатом глаз и бархатистым пурпуром губ.
1532 Это кольцо с смарагдом ты носи постоянно, возлюбленная, потому что смарагд – любимый камень Соломона, царя израильского. Он зелен, чист, весел и нежен, как трава весенняя, и когда смотришь на него долго, то светлеет сердце; если поглядеть на него с утра, то весь день будет для тебя легким. У тебя над ночным ложем я повешу смарагд, прекрасная моя: пусть он отгоняет от тебя дурные сны, утешает биение сердца и отводит черные мысли.
1533 Кто носит смарагд, к тому не приближаются змеи и скорпионы; если же держать смарагд перед глазами змеи, то польется из них вода и будет литься до тех пор, пока она не ослепнет. Толченый смарагд дают отравленному ядом человеку вместе с горячим верблюжьим молоком, чтобы вышел яд испариной; смешанный с розовым маслом, смарагд врачует укусы ядовитых гадов, а растертый с шафраном и приложенный к больным глазам, исцеляет куриную слепоту.
1534 Если бы был создан робот, способный стать общественным деятелем, он был бы самым лучшим из них. По законам роботехники, он не мог бы причинять людям зла, был бы чужд тирании, подкупа, глупости или предрассудков. И прослужив некоторое время, он ушел бы в отставку, хотя он и бессмертен, – ведь для него было бы невозможно огорчить людей, дав им понять, что ими управляет робот. Это было бы почти идеально.
1535 Любая система, которая, подобно Вечности, позволяет кучке людей принимать решения за все человечество, выбирать за человечество его будущее, неизбежно приводит к тому, что высшим благом начинают считать умеренность и безопасность – синонимы посредственности. В такой реальности звезды недостижимы. Само существование Вечности исключает покорение Галактики человеком. Чтобы достичь звезд, необходимо сначала покончить с Вечностью.
1536 Только преодолев величайшие испытания, человечество может успешно подняться к прекрасным и недосягаемым вершинам. Способен ли ты понять, что, устраняя ошибки и неудачи человека, Вечность не дает ему найти собственные, более трудные и поэтому более верные решения стоящих перед ним проблем; подлинные решения, которые помогают преодолевать трудности, а не избегать их.
1537 Кого ты имеешь в виду под словом мы? Человечество представляло бы собой не крохотный затерянный мирок, а миллионы, миллиарды миров. Могущество человека не знало бы границ. У каждого мира была бы своя история, свои собственные ценности и идеалы, возможность искать счастья своим путем. У счастья много разновидностей. Это и есть естественное состояние человечества.
1538 Она еще не имела представления о синусах и косинусах и взяла вместо синуса хорду – а для малых углов эти величины почти совпадают друг с другом. Так ей открылся новый прекрасный язык. Она почувствовала себя счастливой и не сильно этому удивилась. Такие открытия еще будут происходить множество раз. Способности к математике – дар природы, такой же, как северное сияние. Его не надо смешивать с другими явлениями этого мира.
1539 Потом, не извинившись, вышла – сначала из комнаты, а потом из дома. Ее переполняли какие-то мерцающие, удивительные идеи, и было невозможно разговаривать далее с людьми. Уже темно, идет снег, но ветра нет, и фонари кажутся огромными, как золотые шары на рождественской елке. Она поискала глазами извозчика, однако поблизости не оказалось ни одного.
1540 В два часа Софья уже стояла за кафедрой и читала лекцию – умело, связно, без кашля и без боли. Только какое-то еле слышное гудение как будто проходило по ее телу, словно дрожала телеграфная проволока, однако на голос это никак не влияло. Похоже, горло излечилось само собой. Закончив лекцию, она отправилась домой, переоделась и поехала на извозчике на прием.
1541 Стокгольм Софья знала всё еще плохо, и прошло некоторое время, прежде чем она сообразила, что едет не в ту сторону. Рассмеявшись, сказала об этом кучеру. Тот высадил ее, и она пошла по городу в вечернем платье, легком плаще и туфлях. Тротуары были белы и пустынны. Ей пришлось пройти около мили, и она с радостью отметила, что все-таки помнит дорогу.
1542 В пятом веке, как и теперь, каждое утро вставало солнце и каждый вечер оно ложилось спать. Утром, когда с росой целовались первые лучи, земля оживала, воздух наполнялся звуками радости, восторга и надежды, а вечером та же земля затихала и тонула в суровых потемках. День походил на день, ночь на ночь. Изредка набегала туча и сердито гремел гром, или падала с неба зазевавшаяся звезда.
1543 Этот чудный старик обладал необычайным даром. Он играл на органе с таким искусством, что даже самые старые монахи, у которых к концу жизни притупился слух, не могли удержать слез, когда из его кельи доносились звуки органа. Когда он говорил о чем-нибудь, даже самом обыкновенном, например, о деревьях, зверях или о море, его нельзя было слушать без улыбки или без слез.
1544 Если же он гневался, или предавался сильной радости, или начинал говорить о чем-нибудь ужасном и великом, то страстное вдохновение овладевало им, на сверкающих глазах выступали слезы, лицо румянилось, голос гремел, как гром, и монахи, слушая его, чувствовали, как его вдохновение сковывало их души. В такие великолепные, чудные минуты власть его бывала безгранична.
1545 Монахи тоже заплакали и с участием стали расспрашивать, зачем он плачет, отчего лицо его так угрюмо, но он не сказал ни слова и заперся в своей келье. Семь дней сидел он у себя, ничего не ел, не пил, не играл на органе и плакал. На стук в его дверь и на просьбы монахов выйти и поделиться с ними своей печалью он отвечал глубоким молчанием.
1546 Но на второй от города станции отворилась дверь из сеней вагона, отрадно запахло зимним воздухом, вошел носильщик с двумя чемоданами в чехлах и с портпледом из шотландской материи, за ним очень бледная черноглазая молодая дама в черном атласном капоре и в каракулевой шубке, а за дамой рослый барин с желтыми совиными глазами, в оленьей шапке с поднятыми наушниками, в поярковых валенках выше колен и в блестящей оленьей дохе.
1547 Поезд шел среди сосновых лесов в глубоких снегах, я был детски-счастлив и спокоен, чувствуя этот мягкий зимний день, эти снега и сосны, мечтая о лыжах, ожидавших меня дома, и совсем один сидел в жарко натопленном первом классе старинного вагона, состоявшего всего из двух отделений, то есть из четырех красных бархатных диванов с высокими спинками.
1548 Он стоял во весь свой мощный рост, с торчащими вверх наушниками оленьей шапки, и, казалось, не спускал глаз с бегущих назад сосен, а я сперва не спускал глаз с него и чувствовал только одно – ужасную ненависть к нему за то, что он совершенно не заметил моего присутствия, ни разу даже не взглянул на меня, точно я и не был в вагоне, а в силу этого и за всё прочее.
1549 Полковой командир, в ту самую минуту, как он услышал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что-нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту поскакал к полку под градом пуль.
1550 Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю-администратору, со своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа, и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно.
1551 Видно было, что о несчастьях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет слишком близкий ее сердцу и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо.
1552 Пьер видел, что впереди его был мост, и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что-то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что здесь и было поле сражения. Он не слышал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него.
1553 Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом, и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо.
1554 Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиной. Видно было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, и что все его силы душевные заняты только полком. Но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
1555 Как для астрономии трудность признания движения земли состояла в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли и такого же чувства движения планет, так и для истории трудность признания подчиненности личности законам пространства, времени и причин состоит в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности.
1556 Она была теперь совершенно некрасива, но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что она стала очень богатой невестой, а также то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с ней.
1557 С раннего утра она занималась домашним хозяйством, потом ездила по праздникам к обедне и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала. За обедом сытным и вкусным всегда бывало человека четыре гостей.
1558 Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья, всё было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтоб отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи.
1559 Сколько бы раз опыт ни показывал человеку, что в тех же условиях, с тем же характером он сделает то же самое, что и прежде, он, в тысячный раз приступая в тех же условиях, с тем же характером к действию, всегда кончавшемуся одинаково, несомненно чувствует себя столь же уверенным в том, что он может поступать, как он захочет, как и до опыта.
1560 Всякий человек, дикий и мыслитель, как бы неотразимо ему ни доказывали рассуждение и опыт то, что невозможно представить себе два разных поступка в одних и тех же условиях, чувствует, что без этого бессмысленного представления, составляющего сущность свободы, он не может себе представить жизни. Он чувствует, что как бы это ни было невозможно, это есть. Ибо без этого представления свободы он не только не понимал бы жизни, но не мог бы жить ни одного мгновения.
1561 Этим временем был декабрь – морозный, погожий, день за днем украшавший Москву густым инеем и мутно-красным шаром низкого солнца. Январь, февраль закружили Митину любовь в вихре непрерывного счастья, уже как бы осуществленного или, по крайней мере, вот-вот готового осуществиться. Но уже и тогда что-то стало смущать, отравлять это счастье. Уже и тогда нередко казалось, что как будто есть две Кати.
1562 Он одиноко ходил твердой поступью, в дорогой и прочной обуви, в черном пальто и клетчатой английской каскетке, шагал взад и вперед, то навстречу ветру, то под ветер, дыша этим сильным воздухом осени и Волги. Он доходил до кормы, стоял на ней, глядя на расстилавшуюся и бегущую серой зыбью сзади парохода реку, и опять, резко повернувшись, шел к носу.
1563 Наконец он вдруг приостановился и хмуро улыбнулся: показалась поднимавшаяся из пролета лестницы, с нижней палубы, из третьего класса, черная дешевенькая шляпка и под ней испитое, милое лицо той, с которой он случайно познакомился вчера вечером. Он пошел к ней навстречу широкими шагами. Вся поднявшись на палубу, неловко пошла и она на него и тоже с улыбкой.
1564 Поезд ушел быстро, его огни скоро исчезли, и через минуту уже не было слышно шума, точно все сговорились нарочно, чтобы прекратить поскорее это сладкое забытье, это безумие. И, оставшись один на платформе и глядя в темную даль, Гуров слушал крик кузнечиков и гудение телеграфных проволок с таким чувством, как будто только что проснулся. И он думал о том, что вот в его жизни было еще одно похождение.
1565 Он был растроган, грустен и испытывал легкое раскаяние, ведь эта молодая женщина, с которой он больше уже никогда не увидится, не была с ним счастлива. Он был приветлив с ней и сердечен, но всё же в обращении с ней, в его тоне и ласках сквозила тенью легкая насмешка, грубоватое высокомерие счастливого мужчины, который к тому же почти вдвое старше ее.
1566 К обеду муж обещал привезти немногих и только самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, несмотря на свое видное положение в обществе, а может быть и благодаря ему, едва сводил концы с концами.
1567 Огромное родовое имение было почти совсем расстроено его предками, а жить приходилось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одеваться, держать лошадей и т. д. Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения.
1568 С самого утра Зинаида Павловна чувствовала себя плохо: тоскливое предчувствие беды сжимало ее сердце. К вечеру это угнетенное состояние так усилилось, что она, не сказав никому ни слова, тихонько оделась и вышла из дома, думая, что свежий воздух хоть немного ободрит ее. Ей пришлось пересекать бульвар. На скамейке около будки, где летом продавали сельтерскую воду, сидел какой-то человек, который уперся локтями в колени и опустил на ладони лицо.
1569 Зинаида Павловна, не отдавая себе отчета в своем поступке, движимая каким-то неясным внутренним побуждением, быстро и решительно подошла к этому человеку. Это был Аларин. Она сильно удивилась его окрику, но не испугалась. Увидев его расстроенное лицо, услышав страдание в его голосе, она поняла, что Александра Егоровича постигло какое-то страшное несчастье.
1570 Митя еще раз остановился, обернулся на мгновение: вечерний жук медленно плыл и гудел где-то возле него, точно сея тишину, успокоение и сумерки, но еще светло было от зари, охватившей полнеба своим ровным, долго не гаснущим светом первых летних зорь, а над крышей дома высоко блестел в прозрачной небесной пустоте крутой и острый серпок только что народившегося месяца.
1571 Я воспользовался тем, что она не поднимала глаз, и принялся ее рассматривать, сперва украдкой, потом всё смелее и смелее. Лицо ее показалось мне еще прелестнее, чем накануне: так всё в нем было тонко, умно и мило. Она сидела спиной к окну, завешенному белой шторой; солнечный луч, пробиваясь сквозь эту штору, обливал мягким светом ее пушистые золотистые волосы, ее невинную шею.
1572 Я глядел на нее – и как дорога и близка становилась она мне. Мне сдавалось, что и давно я ее знаю и ничего не знал и не жил до нее. На ней было темненькое, уже поношенное, платье с передником. Я, кажется, охотно поласкал бы каждую складку этого платья и этого передника. Кончики ее ботинок выглядывали из-под ее платья: я бы с обожанием преклонился к этим ботинкам.
1573 От него я узнал, что между отцом и матушкой произошла страшная сцена; что матушка моя упрекала отца в неверности, в знакомстве с соседней барышней, что отец сперва оправдывался, потом вспыхнул и в свою очередь сказал какое-то жестокое слово, якобы об ее летах, отчего матушка заплакала; что матушка также упомянула о векселе, будто бы данном старой княгине.
1574 Затем он внимательно обошел всех оставшихся, всматриваясь им в лица и опрашивая их таинственными словами, составлявшими пропуск нынешней ночи. Два других жреца провезли вдоль храма и вокруг каждой из его колонн серебряную кадильницу на колесах. Синим, густым, пьянящим, ароматным фимиамом наполнился храм, и сквозь слои дыма едва стали видны разноцветные огни лампад.
1575 На потолке этот белый отсвет, а в углу дрожит, гудит и постукивает втягиваемая разгорающимся огнем заслонка печки – как хорошо, он спал, ничего не слышал, а Таня, Танечка, верная, любимая, растворила ставни, потом тихо вошла в валенках, вся холодная, в снегу на плечах и на голове, закутанной пеньковым платком, и, став на колени, затопила. И не успел он подумать, как она вошла, неся поднос с чаем, уже без платка.
1576 Я путешествовал без всякой цели, без плана. Останавливался везде, где мне нравилось, и отправлялся тотчас далее, как только чувствовал желание видеть новые лица – именно лица. Меня занимали исключительно одни люди; я ненавидел любопытные памятники, замечательные собрания, один вид лакея возбуждал во мне ощущение тоски и злобы; я чуть с ума не сошел.
1577 Зато лица, живые, человеческие лица – речи людей, их движения, смех – вот без чего я обойтись не мог. В толпе мне было всегда особенно легко и отрадно; мне было весело идти, куда шли другие, кричать, когда другие кричали, и в то же время я любил смотреть, как эти другие кричат. Меня забавляло наблюдать людей, да я даже не наблюдал их – я их рассматривал с каким-то радостным и ненасытным любопытством.
1578 Тогда и овладела мной мысль поехать вновь в немецкие земли, не с тем, чтобы мирно поселиться в нашем, словно дремотном, городке, но не без суетного намерения похвалиться своими успехами перед отцом, который не мог не считать меня бездельником, его обокравшим. Не скрою, впрочем, что я испытывал и язвительную тоску, которой никогда не ожидал, по родным горам.
1579 На хромавшей лошади я мог подвигаться вперед лишь медленно и был еще далеко от города, когда стало уже плохо видно в сером сумраке, а с травы поднялся едкий туман. Я проезжал в это время густым, буковым лесом и не без опаски помышлял о ночлеге в местности, мне совершенно незнакомой, как вдруг с поворота увидел, у самого края дороги, на небольшой просеке, весь скривившийся деревянный домик.
1580 Душным и тесным показался мне первый мой приют на родине, особенно после чистых, точно полированных спален в домиках тех нидерландских купцов, к которым доступ открывали мне рекомендательные письма. Но я знавал и худшие ночи во время трудных странствий, так что, покрывшись своим кожаным плащом, постарался поскорее с головой уйти в сон, не слушая, как в нижнем зале пьяный голос напевал новую песенку.
1581 Черное озеро было налито вровень с берегами. Казалось, стоит подуть ветру или усилиться дождю, и вода затопит мшары и нас вместе с палаткой и мы никогда не выйдем из этих низких, угрюмых пустошей. Всю ночь мшары дышали запахом мокрого мха, коры, черных коряг. К утру дождь прошел. Серое небо низко провисало над головой. От того, что облака почти касались верхушек берез, на земле было тихо и тепло.
1582 Мы свернули палатку, взвалили на себя рюкзаки и пошли. Идти было трудно. Прошлым летом по мшарам прошел низовой пожар. Корни берез и ольхи подгорели, деревья свалились, и мы каждую минуту должны были перелезать через большие завалы. Шли мы по кочкам, а между кочками, там, где кисла рыжая вода, торчали острые, как колья, корни берез. Их зовут в Мещорском крае колками.
1583 Мшары заросли сфагнумом, брусникой, гонобобелем, кукушкиным льном. Нога тонула в зеленых и серых мхах по самое колено. За два часа мы прошли только два километра. Впереди показался остров. Из последних сил, перелезая через завалы, изодранные и окровавленные, мы добрались до лесистого бугра и упали на теплую землю, в заросли ландышей. Ландыши уже созрели – меж широких листьев висели твердые оранжевые ягоды.
1584 Когда я был еще совсем молодой и мне не давала покоя тяга закатиться куда-нибудь туда, где нас нет, люди зрелые уверяли меня, будто в зрелости от этого зуда излечиваются. Когда мой возраст подошел под эту мерку, в качестве целебного средства мне пообещали пожилые годы. В пожилые годы я услышал заверения, что со временем моя лихорадка все-таки пройдет.
1585 Когда вирус непоседливости проникает в беспокойную человеческую душу и дорога прочь отсюда кажется такой прямой, широкой и заманчивой, жертве этого вируса надлежит прежде всего найти у самой себя веские основания для отъезда. Бродягу-практика это не затруднит. Таких оснований у него целый вагон – выбирай любое. Далее ему надо спланировать свою поездку во времени и в пространстве, наметить ее маршрут и конечную цель.
1586 Как только маршрут обдуман, снаряжение готово и вы двинулись в путь, обретает силу некий новый фактор. Всякая поездка, экспедиция, вылазка на охоту существует сама по себе, отличная от всех прочих. У каждой свое лицо, свой нрав, темперамент, они неповторимы. Путешествие – это индивидуальность, двух одинаковых не бывает. И все наши расчеты, меры предосторожности, ухищрения, уловки ни к чему не приводят.
1587 После долголетней борьбы каждому становится ясно, что не мы командуем путешествиями, а они – нами. Специалисты по составлению маршрутов, предварительные заказы билетов и гостиничных номеров, железный и нерушимый график. Всё и вся разбивается вдребезги, столкнувшись с индивидуальностью вашей поездки. И чистокровный бродяга только тогда сможет поладить с ней и вздохнуть свободно, когда твердо это усвоит.
1588 И вот я вдруг обнаружил, что не знаю своей собственной страны. Я – американский писатель, пишущий об Америке, – работаю, полагаясь только на память, а память и в лучшем случае источник ненадежный, того и гляди получится перекос. Я давно не слышал говора Америки, не вдыхал запаха ее трав, деревьев, ее сточных вод, не видел ее холмов, рек и озер, ее красок, ее теней и света.
1589 О переменах, которые произошли в Америке, мне известно только из книг и газет. Но мало того, за последние двадцать пять лет у меня исчезло ощущение, какая она, эта страна. Короче говоря, я писал о том, о чем не имел понятия, а по-моему для так называемых писателей в подобной практике есть нечто преступное. Разрыв в двадцать пять лет сделал свое дело – воспоминания мои порядком оскудели.
1590 Далее, мне было сказано, что разъезды по стране какой-то неизвестной личности да еще с неизвестными целями могут показаться подозрительными и, чего доброго, приведут к расследованию. Тогда я развесил по стенам моего пикапа две винтовки, охотничье ружье и несколько удочек, зная по опыту, что, если человек едет на охоту или рыбную ловлю, такие поездки ни у кого не вызывают сомнений и даже всячески приветствуются.
1591 В их глазах я читал нечто такое, что потом мне пришлось замечать повсюду, во всех уголках нашей страны: это было жгучее желание уехать, сдвинуться с места, пуститься в путь-дорогу, куда – неважно, лишь бы прочь отсюда. Они сдержанно говорили, что хорошо бы когда-нибудь сняться с якоря, уехать и разъезжать себе, куда захочется, и не в погоне за чем-нибудь, а просто так, лишь бы подальше от того, что здесь.
1592 Такое я подмечал и такое слышал везде, в каждом штате, где мне пришлось побывать. Чуть ли не каждый американец стремится куда-то вдаль. Один мальчик лет тринадцати приходил к нам ежедневно. Он робко стоял в сторонке и глазел на Росинанта, он заглядывал внутрь фургона и даже ложился на землю, чтобы получше рассмотреть его мощные рессоры. Мальчик этот был маленький, молчаливый и неотступный.
1593 В нескольких шагах от меня – на поляне, между кустами зеленой малины, стояла высокая, стройная девушка в полосатом розовом платье и с белым платочком на голове. Вокруг нее теснились четыре молодые человека, и она поочередно хлопала их по лбу теми небольшими серыми цветками, которых имени я не знаю, но которые хорошо знакомы детям: эти цветки образуют небольшие мешочки.
1594 Молодые люди так охотно подставляли свои лбы, а в движениях девушки было что-то такое очаровательное, повелительное, ласкающее, насмешливое и милое, что я чуть не вскрикнул от удивления и удовольствия и, кажется, тут же бы отдал всё на свете, чтобы только и меня эти прелестные пальчики хлопнули по лбу. Ружье мое соскользнуло на траву, я всё забыл, я пожирал взором этот стройный стан.
1595 Я бы дал всё на свете, чтобы опять держать ее холодную руку, опять слышать ее тихий голос, опять видеть ее перед собой. Она была так близка, она пришла ко мне с полной решимостью, в полной невинности сердца и чувств, она принесла мне свою нетронутую молодость, и я не прижал ее к своей груди, я лишил себя блаженства увидеть, как ее милое лицо расцвело бы радостью и тишиной восторга.
1596 Он старался доказать ей всю неосновательность ее теории, как будто ее занимали теории. Он стал с ней спорить, чему она втайне очень порадовалась: коли спорит, значит уступает или уступит. На прикормку пошел, подается, дичиться перестал. Она возражала, смеялась, соглашалась, задумывалась, нападала, а между тем его лицо и ее лицо сближались, его глаза уже не отворачивались от ее глаз.
1597 Гроза, медленно накоплявшаяся за весь этот жаркий, нестерпимо душный день, разразилась с необыкновенной силой. Молния блистала почти беспрерывно, и от раскатов грома дрожали и звенели стекла в окнах моей комнаты. Часов около восьми вечера гроза утихла на несколько минут, но только для того, чтобы потом начаться с новым ожесточением.
1598 Я бросился к окну. Огромный град, с грецкий орех величиной, стремительно падал на землю, высоко подпрыгивая потом кверху. Я взглянул на тутовое дерево, росшее около самого дома, – оно стояло совершенно голое, все листья были сбиты с него страшными ударами града. Под окном показалась еле заметная в темноте фигура Ярмолы, который, накрывшись с головой свиткой, выбежал из кухни, чтобы притворить ставни.
1599 Наш заливчик защищен от ветра лучше других, и вскоре в нем появилось много всяких мелких суденышек. Я с ужасом увидел, что некоторые из их владельцев понятия не имеют, как становятся на якорь. Вот вошли два моторных катера – оба красавцы, один вел другого на буксире. С борта первого сбросили в воду небольшой якорь, и катера – задний был привязан за нос к корме переднего – остались посреди залива.
1600 Штормовой ветер налетел на нас в точно предсказанное время и вспорол воду, как черную ткань. Казалось, он крушит всё кулаками. У одного из дубов сломало верхушку, и падая она чуть-чуть задела коттедж, откуда мы наблюдали за тем, что делается вокруг. Следующий порыв впятил в комнату большую оконную раму. Я водворил ее обратно и топориком забил клинья вверху и внизу.
1601 Мы видели, как ветер рыщет по земле и по морю, точно свора терьеров, спущенных с привязи. Деревья кланялись и гнулись – ни дать ни взять травинки, исхлестанная ветром вода вспенилась. Чья-то лодка, оборвав якорную цепь, с разгона въехала на берег, следом за ней другая. Дома, выстроенные благодатной весенней порой и ранним летом, принимали волны в окна вторых этажей.
1602 Тогда я и начал трястись всем телом, но посмотрел на залив, увидел, что наша лодочка в полной безопасности стоит на якоре, и умилился, глядя на нее. Наверное, я растянул себе какое-то сухожилие, когда выбирал якорь одной рукой, потому что двигаться без посторонней помощи мне было трудновато. Стакан виски в таких случаях тоже неплохой помощник, а он как раз стоял в кухне на столе.
1603 Показался человек и, боже мой, это был мой отец. Я тотчас узнал его, хотя он весь закутался в темный плащ и шляпу надвинул на лицо. На цыпочках прошел он мимо. Он не заметил меня, хотя меня ничто не скрывало, но я так скорчился, что, кажется, сравнялся с самой землей. Ревнивый, готовый на убийство Отелло внезапно превратился в школьника.
1604 Я до того испугался неожиданного появления отца, что даже на первых порах не заметил, откуда он шел и куда исчез. Я только тогда выпрямился и подумал о том, зачем отец ходит ночью по саду, когда опять всё утихло вокруг. Со страху я уронил нож в траву, но даже искать его не стал: мне было очень стыдно.
1605 Со страху я уронил нож в траву, но даже искать его не стал: мне было очень стыдно. Я разом отрезвился. Возвращаясь домой, я подошел к моей скамеечке под кустом бузины и взглянул на окошко Зинаидиной спальни. Небольшие, немного выгнутые стекла окошка тускло синели при слабом свете, падавшем с ночного неба. Вдруг цвет их стал изменяться.
1606 Аларин даже позабыл о своем тяжелом положении, ему начало казаться, что это безразличное состояние покоя и полудремоты, лишенное всяких мыслей, продолжится навсегда. Но вскоре холод, наполнявший комнату, отрезвил его, и он мало-помалу возвратился к действительности. Мысли опять стали вертеться около необходимости принять какое-нибудь решение.
1607 Они вернулись в город. Потом каждый полдень они встречались на набережной, завтракали вместе, обедали, гуляли, восхищались морем. Она часто жаловалась, что дурно спит и что у нее тревожно бьется сердце, задавала всё одни и те же вопросы, волнуемая то ревностью, то страхом, что он недостаточно ее уважает.
1608 И часто в сквере или в саду, когда вблизи их никого не было, он вдруг привлекал ее к себе и целовал страстно. Совершенная праздность, эти поцелуи среди белого дня, с оглядкой и страхом, как бы кто не увидел, жара, запах моря и постоянное мелькание перед глазами праздных, нарядных, сытых людей точно переродили его.
1609 Он говорил Анне Сергеевне о том, как она хороша, как соблазнительна, был нетерпеливо страстен, не отходил от нее ни на шаг, а она часто задумывалась и всё просила его сознаться, что он ее не уважает, нисколько не любит, а только видит в ней пошлую женщину. Почти каждый вечер попозже они уезжали куда-нибудь за город.
1610 Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облака. Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет.
1611 Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенства.
1612 Сидя рядом с молодой женщиной, которая на рассвете казалась такой красивой, успокоенный и очарованный в виду этой сказочной обстановки – моря, гор, облаков, широкого неба, Гуров думал о том, как, в сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете, всё, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве.
1613 Сергей Григорьевич, точно раненый лев, метался по своему кабинету. Со вчерашнего вечера он ни на одну секунду не сомкнул глаз, и чудовищные мысли, одна другой нелепее, одна другой фантастичнее, теснились в его пылающей голове. Он то вспоминал с горечью и стыдом свое вчерашнее безумное поведение, мысленно называя себя подлецом, то терзался сожалением.
1614 У него, умевшего всю свою жизнь подчинять всех своей воле, никогда не колебавшегося и всегда знавшего наперед, что ему надо предпринять в каких бы то ни было случайностях, теперь сбились в одну безобразную кучу понятия о честном и нечестном, о возможном и невозможном. И над всем этим хаосом господствовало одно тяжелое сознание того, что Зинаида Павловна уезжает из его дома, унося с собой одно только гадливое чувство к нему.
1615 Через минуту они прошли сонную конторку, вышли на глубокий, по ступицу, песок и молча сели в запыленную пролетку. Отлогий подъем в гору, среди редких кривых фонарей, по мягкой от пыли дороге, показался бесконечным. Но вот поднялись, выехали и затрещали по мостовой, вот какая-то площадь, присутственные места, каланча, тепло и запахи ночного летнего уездного города.
1616 Извозчик остановился возле освещенного подъезда, за раскрытыми дверями которого круто поднималась старая деревянная лестница, старый, небритый лакей в розовой косоворотке и в сюртуке недовольно взял вещи и пошел на своих растоптанных ногах вперед. Вошли в большой, но страшно душный, горячо накаленный за день солнцем номер с белыми опущенными занавесками на окнах.
1617 Было раннее утро, был шестой час, но в столовой ротмистра Лихарева было уже светло, душно, сухо и жарко от летнего городского солнца. Однако, было еще тихо, тем более что квартира ротмистра находилась в одном из корпусов гусарских казарм, расположенных за городом. Пользуясь этой тишиной, а также и своей молодостью, ротмистр крепко спал.
1618 Я посмотрел на нее. Она прижалась в уголок и подперла рукой щеку, слезы капали одна за другой по ее пальцам. Кто-то спросил пива, она принесла ему кружку и опять вернулась на свое место. Ее горе подействовало на меня, я начал думать об ожидавшем меня свидании, но мои думы были заботливые, невеселые думы. Не с легким сердцем шел я на это свидание, не предаваться радостям взаимной любви предстояло мне.
1619 Стены увешаны фотографиями в раковинных рамочках и аттестатами. Один аттестат – благодарность какого-то барона за долголетнюю службу, остальные – лошадиные. В углу перед маленьким образом тихо теплится и слабо отражается в серебряной оправе синий огонек. У стен жмутся стулья, по-видимому, недавно купленные. Куплено много лишних, но и их поставили: девать некуда.
1620 Тут же теснятся кресла с диваном в белоснежных чехлах с оборками и кружевами. На диване дремлет ручной заяц. Уютно, чистенько и тепло. На всём заметно присутствие женщины. Даже этажерочка с книгами глядит как-то невинно, по-женски, словно ей так и хочется сказать, что на ней нет ничего, кроме слабеньких романов и смирных стихов. Прелесть таких уютных, теплых комнаток чувствуется не так весной, как осенью.
1621 На возвратном пути она пуще хохотала и шалила. Она сломала длинную ветку, положила ее к себе на плечо, как ружье, повязала себе голову шарфом. Помнится, нам встретилась многочисленная семья белокурых и чопорных англичан. Все они, словно по команде, с холодным изумлением проводили Асю своими стеклянными глазами, а она, как бы им назло, громко запела.
1622 Воротясь домой, она тотчас ушла к себе в комнату и появилась только к самому обеду, одетая в лучшее свое платье, тщательно причесанная, перетянутая и в перчатках. За столом она держалась очень чинно, почти чопорно, едва отведывала кушанья и пила воду из рюмки. Ей явно хотелось разыграть передо мной новую роль – роль приличной и благовоспитанной барышни.
1623 Если не ошибаюсь, этот своеобразный фокус состоит в том, что она, идя за мной следом шаг за шагом, нога в ногу, и неотступно глядя на меня, в то же время старается подражать каждому, самому малейшему моему движению, так сказать, отождествляет себя со мной. Пройдя таким образом несколько шагов, она начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня веревку.
1624 В ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к этой воображаемой веревке, Олеся вдруг делает падающее движение, и тогда, по ее словам, самый крепкий человек должен непременно упасть. Только много времени спустя я вспомнил сбивчивое объяснение Олеси, когда читал отчет доктора Шарко об опытах, произведенных им над двумя пациентками, профессиональными колдуньями, страдавшими истерией.
1625 Несмотря на значительное уменьшение расходов, доходы Григория Ивановича не прибавлялись; он и в деревне находил способ входить в новые долги; со всем тем почитался человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение в Опекунский совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым. Из людей, осуждавших его, Берестов отзывался строже всех.
1626 Через полчаса он вышел из избы, отвел лошадь во двор, поставил ее под навес, снял с нее уздечку, задал ей мокрой накошенной травы из телеги, стоявшей посреди двора, и вернулся, глядя на спокойные звезды в расчистившемся небе. В жаркую темноту тихой избы всё еще заглядывали с разных сторон слабые, далекие зарницы. Она лежала на нарах, вся сжавшись, уткнув голову в грудь.
1627 Давно наступили долгие весенние сумерки, темные от дождевых туч, тяжелый вагон грохотал в голом и прохладном поле, – в полях весна была еще ранняя, – шли кондуктора по коридору вагона, спрашивая билеты и вставляя в фонари свечи, а Митя всё еще стоял возле дребезжащего окна, чувствуя запах Катиной перчатки, оставшийся на его губах, всё еще весь пылал острым огнем последнего мига разлуки.
1628 На другой день после описанной беседы я получил приглашение, или, вернее, приказ подать в отставку. Сплетни и разговоры наших уездных кумушек сделали свое дело. Моему увольнению много способствовали также убийство в арестантском доме, показания, взятые товарищем прокурора тайком от меня у прислуги, и, если помнит читатель, удар, нанесенный мной мужику.
1629 Моему увольнению много способствовали также убийство в арестантском доме, показания, взятые товарищем прокурора тайком от меня у прислуги, и, если помнит читатель, удар, нанесенный мной мужику веслом по голове в один из прошлых ночных кутежей. Мужик поднял дело. Произошла сильная перетасовка. В какие-нибудь два дня я должен был сдать дело об убийстве следователю по особо важным делам.
1630 Три тысячи притчей сочинил Соломон и тысячу и пять песней. Диктовал он их двум искусным и быстрым писцам и потом сличал написанное обоими. Всегда облекал он свои мысли изящными выражениями, потому что золотому яблоку в чаше из прозрачного сардоникса подобно слово, сказанное умело, и потому также, что слова мудрых остры, как иглы, крепки, как вбитые гвозди, и составители их все от единого пастыря.
1631 Но уже начинал он тяготиться красотой обыкновенной человеческой мудрости, и не имела она в глазах его прежней цены. Беспокойным и пытливым умом жаждал он той высшей мудрости, которую господь имел на своем пути прежде всех созданий своих искони, от начала, прежде бытия земли, той мудрости, которая была при нем великой художницей, когда он проводил круговую черту по лицу бездны.
1632 И каждый раз наш разговор, едва коснувшись этой необычайной темы, кончался подобным образом. Напрасно я истощал все доступные пониманию Олеси доводы, напрасно говорил в простой форме о гипнотизме, о внушении, о докторах-психиатрах и об индийских факирах, напрасно старался объяснить ей физиологическим путем некоторые из ее опытов, хотя бы, например, заговаривание крови.
1633 Медленно колыхалось в жарком воздухе опахало. В безмолвном восторге созерцали жрецы свою ужасную повелительницу. Но она точно забыла об их присутствии. Слегка отодвинув занавеску, она неотступно глядела напротив, по ту сторону алтаря, где когда-то из-за темных изломов старинных златокованых занавесок показывалось прекрасное, светлое лицо израильского царя.
1634 Его одного любила всем своим пламенным и порочным сердцем отвергнутая царица, жестокая и сладострастная Астис. Его мимолетного взгляда, ласкового слова, прикосновения его руки искала она повсюду и не находила. На торжественных выходах, на дворцовых обедах и в дни суда оказывал Соломон ей почтительность, как царице и дочери царя, но душа его была мертва для нее.
1635 Я узнал, что Гагин, путешествуя, так же как я, для своего удовольствия, неделю тому назад заехал в городок, да и застрял в нем. Правду сказать, я неохотно знакомился с русскими за границей. Я их узнавал даже издали по их походке, покрою платья, а главное, по выражению их лица. Самодовольное и презрительное, часто повелительное, оно вдруг сменялось выражением осторожности и робости.
1636 Да, я избегал русских, но Гагин мне понравился тотчас. Есть на свете такие счастливые лица: глядеть на них всякому любо, точно они греют вас или гладят. У Гагина было именно такое лицо, милое, ласковое, с большими мягкими глазами и мягкими курчавыми волосами. Говорил он так, что, даже не видя его лица, вы по одному звуку его голоса чувствовали, что он улыбается.
1637 Но во дворе остановился: теплый сумрак, сладкая тишина, млечная белизна неба от несметных мелких звезд. Он пошел по двору, опять остановился, поднял голову: уходящая всё глубже и глубже ввысь звездность и там какая-то страшная черно-синяя темнота, провалы куда-то и спокойствие, молчание, непонятная, великая пустыня, безжизненная и бесцельная красота мира.
1638 Он стал внутренне, без слов молиться о какой-то небесной милости, о чьей-то жалости к себе, с горькой радостью чувствуя свое соединение с небом и уже некоторое отрешение от себя, от своего тела. Потом, стараясь удержать в себе эти чувства, посмотрел на дом: звезды отражаются расплющенным блеском в черных стеклах окон – и в стеклах ее окна.
1639 Никто в доме не знал о предположенном побеге. Письма, накануне ей написанные, были сожжены, ее горничная никому ни о чем не говорила, опасаясь гнева господ. Священник, отставной корнет, усастый землемер и маленький улан были скромны, и недаром. Терешка-кучер никогда ничего лишнего не высказывал, даже и во хмелю. Таким образом тайна была сохранена.
1640 Однако ее слова были столь несообразны ни с чем, что мать, не отходившая от ее постели, могла понять из них только то, что дочь ее была смертельно влюблена во Владимира Николаевича, и что вероятно любовь была причиной ее болезни. Она советовалась со своим мужем, с некоторыми соседями, и наконец единогласно все решили, что видно такова была судьба.
1641 Она советовалась со своим мужем, с некоторыми соседями, и наконец единогласно все решили, что видно такова была судьба Марьи Гавриловны, что суженого конем не объедешь, что бедность не порок, что жить не с богатством, а с человеком, и тому подобное. Нравственные поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя мало что можем выдумать себе в оправдание.
1642 Оленька должна была радоваться. От венчального аналоя до самых царских врат тянутся два ряда представительниц нашего уездного цветника. Гостьи разодеты так, как разоделись бы они, если бы женился сам граф: лучших нарядов и желать нельзя. Тут всё больше аристократки. Ни одной попадьи, ни одной купчихи. Есть даже такие, которым Оленька ранее не считала себя вправе даже кланяться.
1643 Каштановые волосы и борода густы и мягки, как шелк. Говорят, что мягкие волосы служат признаком мягкой, нежной души. Преступники и злые, упрямые характеры имеют, в большинстве случаев, жесткие волосы. Правда это или нет, – читатель увидит далее. Ни выражение лица, ни борода – ничто так не мягко и не нежно в господине с кокардой, как движения его большого, тяжелого тела.
1644 В этих движениях сквозят воспитанность, легкость, грация и даже, – простите за выражение, – некоторая женственность. Не много нужно усилий моему герою, чтобы согнуть подкову или сплющить в кулаке коробку из-под сардинок, а между тем ни одно его движение не выдает в нем физически сильного. За дверную ручку или за шляпу он берется, как за бабочку: нежно, осторожно, слегка касаясь пальцами.
1645 Конечно, она тронула его тем, что так растерялась вчера, когда он назвал ей свое имя, поражена была неожиданным знакомством с известным писателем, – чувствовать и видеть эту растерянность было, как всегда, приятно, это всегда располагает к женщине, если она не совсем дурна и глупа, сразу создает некоторую интимность между тобой и ею, дает смелость в обращении с ней и уже как бы некоторое право на нее.
1646 Но не одно это возбуждало его: видимо, он поразил ее и как мужчина, а она его тронула именно всей своей бедностью и простосердечностью. Он уже усвоил себе бесцеремонность с поклонницами, легкий и скорый переход от первых минут знакомства с ними к вольности обращения, якобы артистического, и эту наигранную простоту расспросов: кто вы такая, откуда, замужняя или нет.
1647 Всё прошедшее разом всплыло и встало передо мной. И вот чем разрешилась, вот к чему, спеша и волнуясь, стремилась эта молодая, горячая, блистательная жизнь. Я это думал, я воображал себе эти дорогие черты, эти глаза, эти кудри – в тесном ящике, в сырой подземной тьме – тут же, недалеко от меня, пока еще живого, и, может быть, в нескольких шагах от моего отца.
1648 Вся история человечества – неустанное стремление к скорости, к нарастанию поспешного бега в будущее. Со времен незапамятных человек старался побеждать замедленность своей жизни. Оттого и ценились арабские скакуны, многовесельные галеры, высокая парусность чайных клиперов. Покорение пара и электричества лишь ускорило эту гонку – за мили и метры, за часы и минуты.
1649 Бог войны Марс с высоты своего величия презрительно взирал на людскую спешку и всё самое быстрое тут же отбирал для своих нужд – нужд воинственных, нужд убийственных. Мотоциклы еще не успели войти в спорт, как германцы уже водрузили на них пулеметы. Аэропланы еще не научились перевозить пассажиров, зато они уже умели сбрасывать на головы людей бомбы.
1650 Короче говоря, я стал считать, что пессимистический взгляд на жизнь есть единственный взгляд человека мыслящего, утонченного, рожденного в дворянской среде, из которой и я был родом. Значит, меланхолия, думал я, есть мое нормальное состояние, а тоска и некоторое отвращение к жизни – свойство моего ума. И, видимо, не только моего ума. Видимо – всякого ума, всякого сознания.
1651 С Ручьевой горы сбегает много ключей и ручейков. Один такой ручеек весело катится к Тычкам и зиму и лето всех поит студеной, чистой, как слеза, водой. Избы в Тычках выстроены без всякого плана, как кто хотел. Две избы стоят над самой речкой. Две избы стоят над самой речкой, одна – на крутом склоне горы, а остальные разбрелись по берегу, будто овцы.
1652 В Тычках даже нет улицы, а между избами колесит избитая тропа. Да тычковским мужикам совсем и улицы, пожалуй, не нужно, потому что и ездить по ней не на чем: в Тычках нет ни у кого ни одной телеги. Летом эта деревушка бывает окружена непроходимыми болотами, топями и лесными трущобами, так что в нее едва можно пройти пешком только по узким лесным тропам, да и то не всегда.
1653 Да и как ему не знать этого леса, когда он целую жизнь бродил по нему с ружьем да с собакой. Все тропы, все приметы – всё знал старик на сто верст кругом. А теперь, в конце июня, в лесу было особенно хорошо: трава красиво пестрела распустившимися цветами, в воздухе стоял чудный аромат душистых трав, а с неба глядело ласковое летнее солнышко, обливавшее ярким светом и лес, и траву.
1654 Чудно и хорошо было кругом, и Емеля не раз останавливался, чтобы перевести дух и оглянуться назад. Тропинка, по которой он шел, змейкой взбиралась на гору, минуя большие камни и крутые уступы. Крупный лес был вырублен, а около дороги ютились молодые березки, кусты жимолости, и зеленым шатром раскидывалась рябина. Там и сям попадались густые перелески из молодого ельника.
1655 Громадные ели поднимались высоко к небу своими острыми вершинами. Мохнатые ветви переплетались между собой, образуя над головой охотника непроницаемый темный свод, сквозь который только кое-где весело глянет солнечный луч и золотым пятном обожжет желтоватый мох или широкий лист папоротника. Трава в таком лесу не растет, и Емеля шел по мягкому желтоватому мху, как по ковру.
1656 Несколько часов брел охотник по этому лесу. Лыско точно в воду канул. Только изредка хрустнет ветка под ногой или перелетит пестрый дятел. Емеля внимательно осматривал всё кругом: нет ли где какого-нибудь следа, не сломал ли олень рогами ветки, не отпечаталось ли на мху раздвоенное копыто, не объедена ли трава на кочках. Начало темнеть. Старик почувствовал усталость.
1657 Лыско тоже, вероятно, бредил оленями, потому что несколько раз во сне взвизгивал и принимался глухо лаять. Только на четвертый день, когда и охотник и собака совсем выбились из сил, они совершенно случайно напали на след оленя с теленком. Это было в густой еловой заросли на скате горы. Прежде всего Лыско отыскал место, где ночевал олень, а потом разнюхал и запутанный след в траве.
1658 Старик лежал на своей лавочке, у печи, закрывшись старой дохой из вылезших оленьих шкур. Было рано или поздно – он не знал, да и знать не мог, потому что светало поздно, а небо еще с вечера было затянуто низкими осенними тучами. Вставать ему не хотелось: в избушке было холодно, а у него уже несколько дней болели и спина и ноги. Спать он тоже не хотел, а лежал так, чтобы провести время.
1659 Всё, что можно было рассмотреть в приотворенную дверь, было покрыто снегом. Да, он ясно теперь видел, как в воздухе кружилась живая сетка из мягких, пушистых снежинок. В избе было темно, а от снега всё видно – и зубчатую стенку стоявшего за рекой леса, и надувшуюся почерневшую реку. Умная собака сидела перед раскрытой дверью и такими умными, говорящими глазами смотрела на хозяина.
1660 Серое зимнее утро занялось с таким трудом, точно невидимому солнцу было больно светить. В избушке едва можно было рассмотреть дальнюю стену, у которой тянулись широкие нары, устроенные из тяжелых деревянных плах. Единственное окно, наполовину залепленное рыбьим пузырем, едва пропускало свет. Музгарко сидел у порога и терпеливо наблюдал за хозяином, изредка виляя хвостом.
1661 Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького теплого дома чаще, чем солнце, забрасывающее в ясную погоду море и Каперну покрывалами воздушного золота. Лонгрен выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где на самом конце этого дощатого мола подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнаженное у берегов дно дымилось седой пеной.
1662 В это время произошло событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь. Была весна, ранняя и суровая, как зима, но в другом роде. Недели на три припал к холодной земле резкий береговой норд. Рыбачьи лодки, вытащенные на берег, образовали на белом песке длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду.
1663 Лонгрен поехал в город, взял расчет, простился с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам всё делать для девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца.
1664 Всю домовую работу Лонгрен исполнял сам: колол дрова, носил воду, топил печь, стряпал, стирал, гладил белье и, кроме всего этого, успевал работать для денег. Когда Ассоль исполнилось восемь лет, отец выучил ее читать и писать. Он стал изредка брать ее с собой в город, а затем посылать даже одну, если была надобность перехватить денег в магазине или снести товар.
1665 Однажды девочка присела у дороги съесть кусок пирога, положенного в корзинку на завтрак. Закусывая, она перебирала игрушки, из них две-три оказались новинкой для нее: Лонгрен сделал их ночью. Одна такая новинка была миниатюрной гоночной яхтой. Белое суденышко это несло алые паруса, сделанные из обрезков шелка, употреблявшегося Лонгреном для оклейки пароходных кают – игрушек богатого покупателя.
1666 Одна такая новинка была миниатюрной гоночной яхтой. Белое суденышко это несло алые паруса, сделанные из обрезков шелка, употреблявшегося Лонгреном для оклейки пароходных кают – игрушек богатого покупателя. Здесь, видимо, сделав яхту, он не нашел подходящего материала на паруса, употребив что было – лоскутки алого шелка.
1667 Ассоль пришла в восхищение. Пламенный веселый цвет так ярко горел в ее руке, как будто она держала огонь. Дорогу пересекал ручей с переброшенным через него жердяным мостиком. Отойдя в лес за мостик, по течению ручья, девочка осторожно спустила на воду у самого берега пленившее ее судно; паруса тотчас сверкнули алым отражением в прозрачной воде.
1668 Ассоль никогда не бывала так глубоко в лесу, как теперь. Поглощенной нетерпеливым желанием поймать игрушку, ей не смотрелось по сторонам; возле берега, где она суетилась, было довольно препятствий, занимавших внимание. Мшистые стволы упавших деревьев, высокий папоротник, шиповник, жасмин и орешник мешали ей на каждом шагу: одолевая их, она постепенно теряла силы, останавливаясь все чаще.
1669 Когда потянулись, в более широких местах, осоковые и тростниковые заросли, Ассоль совсем было потеряла из виду алое сверкание парусов, но, обежав излучину течения, снова увидела их, степенно и неуклонно бегущих прочь. Раз она оглянулась, и лесная громада, с ее пестротой, переходящей от дымных столбов света в листве к темным расселинам дремучего сумрака, глубоко поразила девочку.
1670 В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часа, когда с удивлением, но и с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости. Здесь было устье ручья, разлившись нешироко и мелко, он пропадал во встречной морской волне.
1671 Ассоль увидела, что у ручья, на плоском большом камне, спиной к ней, сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает ее с любопытством слона, поймавшего бабочку. Отчасти успокоенная тем, что игрушка цела, Ассоль сползла по обрыву и, близко подойдя к незнакомцу, воззрилась на него изучающим взглядом, ожидая, когда он поднимет голову.
1672 Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза, что девочка успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть еще ни разу не приходилось. Перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок.
1673 Ее темные густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились, касаясь плеч. Каждая черта Ассоль была выразительно легка и чиста, как полет ласточки. Темные, с оттенком грустного вопроса глаза казались несколько старше лица; его неправильный мягкий овал был овеян того рода прелестным загаром, какой присущ здоровой белизне кожи.
1674 Не знаю, сколько пройдет лет, – только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов: на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая; и ты будешь стоять там.
1675 Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и протягивать к тебе руки. Он посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом.
1676 Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая часть – воображаемое продолжение галереи – начиналась маленьким Грэем, обреченным по известному, заранее составленному плану прожить жизнь и умереть так, чтобы его портрет мог быть повешен на стене без ущерба фамильной чести. В этом плане была допущена небольшая ошибка: Артур Грэй родился с живой душой, совершенно несклонной продолжать линию фамильного начертания.
1677 Тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, то есть человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную – роль провидения, намечался в Грэе еще тогда, когда, приставив к стене стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа, то есть попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра.
1678 Он родился капитаном, хотел быть им и стал им. Огромный дом, в котором родился Грэй, был мрачен внутри и величествен снаружи. К переднему фасаду примыкали цветник и часть парка. Лучшие сорта тюльпанов – серебристо-голубых, фиолетовых и черных с розовой тенью – извивались в газоне линиями прихотливо брошенных ожерелий. Старые деревья парка дремали в рассеянном полусвете над осокой извилистого ручья.
1679 Это случилось в библиотеке. Ее высокая дверь с мутным стеклом вверху была обыкновенно заперта, но защелка замка слабо держалась в гнезде створок: надавленная рукой, дверь отходила, натуживалась и раскрывалась. Когда дух исследования заставил Грэя проникнуть в библиотеку, его поразил пыльный свет, вся сила и особенность которого заключалась в цветном узоре верхней части оконных стекол.
1680 Ему шел уже двенадцатый год, когда все намеки его души, все разрозненные черты духа и оттенки тайных порывов соединились в одном сильном моменте и, тем получив стройное выражение, стали неукротимым желанием. До этого он как бы находил лишь отдельные части своего сада – просвет, тень, цветок, дремучий и пышный ствол – во множестве садов иных и вдруг увидел их ясно, все – в прекрасном, поражающем соответствии.
1681 Таким образом, Грэй жил в своем мире. Он играл один – обыкновенно на задних дворах замка, имевших в старину боевое значение. Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника и скромно-пестрых диких цветов. Грэй часами оставался здесь.
1682 Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге – их сила в чувстве, не в самих них. Она решительно не могла в чем бы то ни было отказать сыну. Она прощала ему все: пребывание в кухне, отвращение к урокам, непослушание и многочисленные причуды.
1683 Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и будет; он мог ездить на любой лошади, брать в замок любую собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и есть что ему вздумается. Его отец некоторое время боролся с этим, но уступил – не принципу, а желанию жены.
1684 Грэй несколько раз приходил смотреть эту картину. Она стала для него тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя. В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море. Он сжился с ним, роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана. Там, сея за кормой пену, двигались корабли.
1685 Паруса, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном. Тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю. Она выражала все положение, даже характер момента.
1686 Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину. Вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. Грэй знал это. Но он не погасил воображения, а прислушался. Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык.
1687 Понемногу он потерял всё, кроме главного – своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. И его речь, утратив неравномерную, надменно застенчивую текучесть, стала краткой и точной.
1688 Такое представление о капитане, такой образ и такая истинная действительность его положения заняли, по праву душевных событий, главное место в блистающем сознании Артура Грэя. Никакая профессия, кроме этой, не могла бы так удачно сплавить в одно целое все сокровища жизни, сохранив неприкосновенным тончайший узор каждого отдельного счастья.
1689 В течение дня человек внимает такому множеству мыслей, впечатлений, речей и слов, что всё это составило бы не одну толстую книгу. Лицо дня приобретает определенное выражение, но Грэй сегодня тщетно вглядывался в это лицо. В его смутных чертах светилось одно из тех чувств, каких много, но которым не дано имени. Как их ни называть, они останутся навсегда вне слов и даже понятий, подобные внушению аромата.
1690 Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма. Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые холодной водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое место, заросшее пестрой травой, и увидел здесь спящую молодую девушку.
1691 Он тихо отвел рукой ветку и остановился с чувством опасной находки. Не далее как в пяти шагах, свернувшись, подобрав одну ножку и вытянув другую, лежала головой на уютно подвернутых руках утомившаяся Ассоль. Ее волосы сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв белую ямку; раскинувшаяся юбка обнажала колени; ресницы спали на щеке.
1692 Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел ее. Всё стронулось, всё усмехнулось в нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее имени, ни тем более почему она уснула на берегу, но был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее.
1693 Когда он наконец встал, склонность к необычайному застала его врасплох с решимостью и вдохновением раздраженной женщины. Задумчиво уступая ей, он снял с пальца старинное дорогое кольцо, не без основания размышляя, что, может быть, этим подсказывает жизни нечто существенное, подобное орфографии. Он бережно опустил кольцо на малый мизинец, белевший из-под затылка.
1694 Проходили месяцы, а они всё бродили среди диких просторов этой неисследованной земли, где не было людей, но где когда-то побывали люди, если верить легенде о покинутой хижине. Переходили горные хребты, разделявшие реки, и не раз их здесь застигали снежные бураны. Дрожали от холода под полуночным солнцем на голых вершинах, между границей лесов и вечными снегами.
1695 Спускались в теплые долины, где тучами носилась мошкара, и в тени ледников собирали спелую землянику и цветы, которые могли соперничать красотой с лучшими цветами юга. Осенью они очутились в волшебной стране озер, печальной и безмолвной, где, должно быть, когда-то водилась дичь, но теперь не было нигде и признака жизни – только холодный ветер свистел.
1696 Ночью грянул норд-вест. Он ударил так, что несколько плиток сорвались с крыши и застучали о деревянное крыльцо. Застонали расшатанные ворота. Потом, когда первая волна ветра ушла и он сделался ровнее, Владик услышал гудение проводов. Они дрожали в потоках воздуха, и низкий звук их проникал сквозь шум ближних деревьев и беспорядочное хлопанье калиток.
1697 Владику захотелось подняться на чердак и проверить стрелку флюгера. Но он побоялся разбудить отца. Ведь отец обязательно проснется от его осторожных шагов. Нет, пусть уж спит, он и так лег совсем недавно. Владик еще слышал неостывший запах обуглившейся газеты, которой отец прикрывал лампу, когда сидел над чертежами. Владик нащупал упавшее на пол одеяло.
1698 Как-то к вечеру он ехал с почты через пустую соседскую усадьбу, стоявшую в старом парке, который сливался с окружавшим его березовым лесом. Он ехал по табельному проспекту, как называли мужики главную аллею этой усадьбы. Ее составляли два ряда огромных черных елей. Великолепно-мрачная, широкая, вся покрытая толстым слоем рыжей скользкой хвои, она вела к старинному дому, стоявшему в самом конце ее коридора.
1699 На ней было старенькое платьице, волосы она зачесала за уши и сидела, не шевелясь, у окна да шила в пяльцах, скромно, тихо, точно она век свой ничем другим не занималась. Она почти ничего не говорила, спокойно посматривала на свою работу, и черты ее приняли такое незначительное, будничное выражение, что мне невольно вспомнились наши доморощенные Кати и Маши.
1700 Я покорно поцеловал ей руку, она позвала горничную, и та с лампой, хотя было довольно светло от месяца, низко стоявшего за садом, провела меня сперва главной, потом боковой аллеей на просторную поляну, в эту старинную ротонду с деревянными колоннами. И я сел у раскрытого окна, в кресле возле постели, стал курить, думая: напрасно совершил я этот глупый, внезапный поступок.
1701 Ночь была необыкновенно тиха, было уже поздно. Должно быть, прошел еще небольшой дождь – еще теплее, мягче стал воздух. И в прелестном соответствии с этим неподвижным теплом и тишиной протяжно и осторожно пели вдали, в разных местах села, первые петухи. Светлый круг месяца, стоявшего против ротонды, за садом, как будто замер на одном месте, как будто выжидательно глядел.
1702 Малевский засмеялся и повернулся ко мне спиной. Вероятно, он не придавал особенного значения тому, что сказал мне; он имел репутацию отличного мистификатора и славился своим умением дурачить людей на маскарадах, чему весьма способствовала та почти бессознательная лживость, которой было проникнуто всё его существо. Он хотел только подразнить меня, но каждое его слово протекло ядом по всем моим жилам.
1703 С этого дня я стал частым гостем в избушке на курьих ножках. Каждый раз, когда я приходил, Олеся встречала меня со своим привычным сдержанным достоинством. Но всегда, по первому невольному движению, которое она делала, увидев меня, я замечал, что она радуется моему приходу. Старуха по-прежнему не переставала бурчать что-то себе под нос, но явного недоброжелательства не выражала.
1704 У нас с Олесей, точно по безмолвному обоюдному уговору, вошло в обыкновение, что она меня провожала, когда я уходил домой. И всегда у нас в это время завязывался такой живой, интересный разговор, что мы оба старались поневоле продлить дорогу, идя как можно тише безмолвными лесными опушками. Дойдя до Ириновского шляха, я ее провожал обратно с полверсты.
1705 Сумерки и тучи всё сгущались, пока ехали от станции по большому селу, тоже еще весеннему, грязному. Всё тонуло в этих необыкновенно мягких сумерках, в глубочайшей тишине земли, теплой ночи, слившейся с темнотой неопределенных, низко нависших дождевых туч, и опять Митя дивился и радовался: как спокойна, проста, убога деревня, эти пахучие курные избы, уже давно спящие.
1706 Зима наступила рано. После туманов завернул морозный северный ветер, сковал маслянистые колчи дорог, окаменил землю, сжег последнюю траву в саду и на дворе. Пошли белесо-свинцовые тучи, совсем обнажившийся сад шумел беспокойно, торопливо, точно убегал куда-то, ночью белая половинка луны так и ныряла в клубах туч.
1707 Потом стал порошить снег, убеляя мерзлую грязь точно сахарной пудрой, и усадьба и видные из нее поля стали сизо-белы и просторны. На деревне кончали последнюю работу – ссыпали в погреба на зиму картошки, перебирая их, отбрасывая гнилые. Как-то он пошел пройтись по деревне, надев поддевку на лисьем меху и надвинув меховую шапку.
1708 Гагин встретил меня по-приятельски, осыпал меня ласковыми упреками. Но Ася, точно нарочно, как только увидела меня, расхохоталась без всякого повода и, по своей привычке, тотчас убежала. Гагин смутился, пробормотал ей вслед, что она сумасшедшая, попросил меня извинить ее. Признаюсь, мне стало очень досадно на Асю.
1709 Однако я показал вид, будто ничего не заметил, и сообщил Гагину подробности моего небольшого путешествия. Он рассказал мне, что делал в мое отсутствие. Но речи наши не клеились; Ася входила в комнатку и убегала снова. Я объявил наконец, что у меня есть спешная работа и что мне пора вернуться домой. Гагин сперва меня удерживал, потом, посмотрев на меня пристально, вызвался провожать меня.
1710 И вот однажды, выйдя в зал, полный предвечернего солнца, к чаю, Митя неожиданно увидел возле самовара почту, которую он напрасно ждал всё утро. Он быстро подошел к столу – уж давно должна была Катя ответить хоть на одно из писем, что отправил он ей, – и ярко и жутко блеснул ему в глаза небольшой изысканный конверт с надписью на нем знакомым жалким почерком.
1711 Он схватил его и зашагал вон из дома, потом по саду, по главной аллее. Он ушел в самую дальнюю часть сада, туда, где через него проходила лощина, и, остановясь и оглянувшись, быстро разорвал конверт. Письмо было кратко, всего в несколько строк, но Мите нужно было раз пять прочесть их, чтобы наконец понять, – так колотилось его сердце. Он поднял глаза: над садом торжественно и радостно сияло небо.
1712 В ту же ночь я уехал в Ярославскую губернию, в деревню к одному из моих лицейских товарищей, прожил у него до осени. Осенью, по протекции его отца, поступил в Петербург в министерство иностранных дел и написал отцу, что навсегда отказываюсь не только от его наследства, но и от всякой помощи. Зимой узнал, что он, оставив службу, тоже переехал в Петербург.
1713 Входя однажды вечером в партер в Мариинском театре за несколько минут до поднятия занавеса, вдруг увидел и его и ее. Они сидели в ложе возле сцены, у самого барьера, на котором лежал маленький перламутровый бинокль. Он, во фраке, сутулясь, вороном, внимательно читал, прищурив один глаз, программу. Она, держась легко и стройно в высокой прическе белокурых волос, оживленно озиралась кругом.
1714 Я пришел бы в большое затруднение, если бы меня заставили рассказать подробно, что происходило со мной в течение недели после моей неудачной ночной экспедиции. Это было странное, лихорадочное время, хаос какой-то, в котором самые противоположные чувства, мысли, подозрения, надежды, радости и страдания кружились вихрем; я страшился заглянуть в себя.
1715 Я не хотел знать, любят ли меня, и не хотел сознаться самому себе, что меня не любят; отца я избегал – но Зинаиды избегать я не мог. Меня жгло как огнем в ее присутствии, но к чему мне было знать, что это был за огонь, на котором я горел и таял, – благо мне было сладко таять и гореть. Я отдавался всем своим впечатлениям и сам с собой лукавил, отворачивался от воспоминаний.
1716 И разговор, который начался между нами после этого, шел довольно долго, с принуждением, холодно. Я втайне страшно волновался, – всё хотел сообразить что-то, всё ждал, что вот-вот я соберусь с мыслями и скажу ей наконец что-то важное и решительное, – ведь я понимал, что это, может быть, последнее наше свидание или, во всяком случае, разлука надолго.
1717 Тогда я решил, что она хочет окончательно порвать со мной, и, возвратясь домой, написал ей новое письмо, резко упрекая ее за всю ее игру со мной и прося возвратить мне обручальное кольцо, которое для нее, вероятно, только шутка, а для меня самое дорогое в жизни, то, что должно лечь со мной в могилу: я хотел этим сказать, что между нами всё кончено, и дать ей понять, что мне остается только смерть.
1718 Но я напрасно клевещу на себя. И тогда, в то легкомысленное молодое время, я не остался глух на печальный голос, воззвавший ко мне, на торжественный звук, долетевший до меня из-за могилы. Помнится, несколько дней спустя после того дня, когда я узнал о смерти Зинаиды, я сам, по собственному неотразимому влечению, присутствовал при смерти одной бедной старушки.
1719 С летами грезы Зинаиды Павловны приняли более жгучий характер; особенно сильно повлияли на нее в этом отношении лекции истории, которую увлекательно читал симпатичный, знающий учитель. Зина слушала его со сверкающими глазами и полуоткрытым ртом, а он в минуты своих горячих импровизаций обращался к ней одной.
1720 По ночам она до мельчайших подробностей переживала всё то, что ей приходилось узнать днем. Описание блеска и роскоши средневековой жизни, победы и завоевания римских цезарей гораздо меньше шевелили ее воображение, чем пассивный героизм мучеников идеи. Она так живо вызвала в своем воображении казнь Иоанна Гуса, что плакала и молилась всю ночь до утра.
1721 С первого взгляда становилось явно, что этот красивый, несколько строгий, отлично воспитанный и превосходно вымытый молодой человек привык повиноваться высшим и повелевать низшим и что за прилавком своего магазина он неизбежно должен был внушать уважение самим покупателям. В сверхъестественной его честности не могло быть ни малейшего сомнения: стоило только взглянуть на его туго накрахмаленные воротнички.
1722 Он глядел на приближающуюся усадьбу, видел наконец то, о чем слышал так много, но по-прежнему казалось, что жила и умерла Лушка не двадцать лет тому назад, а чуть ли не во времена незапамятные. По долине терялся в куге след мелкой речки, над ней летала белая рыбалка. На полугоре лежали ряды сена, потемневшие от дождя; среди них, далеко друг от друга, раскидывались старые серебристые тополи.
1723 Дом, довольно большой, когда-то беленый, с блестящей мокрой крышей, стоял на совершенно голом месте. Не было кругом ни сада, ни построек, только два кирпичных столба на месте ворот да лопухи по канавам. Когда лошади вброд перешли речку и поднялись на гору, какая-то женщина в летнем мужском пальто, с обвисшими карманами, гнала по лопухам индюшек.
1724 Фасад дома был необыкновенно скучен: окон в нем было мало, и все они были невелики, сидели в толстых стенах. Зато огромны были мрачные крыльца. С одного из них удивленно глядел на подъезжающих молодой человек в серой гимназической блузе, подпоясанной широким ремнем, черный, с красивыми глазами и очень миловидный, хотя лицо его было бледно и от веснушек пестро, как птичье яйцо.
1725 Всё его тело дышит здоровьем и силой. Лицо розовое, руки велики, грудь широкая, мускулистая, волосы густы, как у здорового мальчика. Ему под сорок. Одет он со вкусом и по последней моде в новенький, недавно сшитый триковый костюм. На груди большая золотая цепь с брелоками, на мизинце мелькает крошечными яркими звездочками бриллиантовый перстень.
1726 Человек, так добивавшийся свидания со мной, играет в моей повести очень видную роль. Необходимо описать его наружность. Он, как я уже сказал, высок, широкоплеч и плотен, как хорошая рабочая лошадь. Всё его тело дышит здоровьем и силой. Лицо розовое, руки велики, грудь широкая, мускулистая, волосы густы, как у здорового мальчика.
1727 Но, что главнее всего и что так немаловажно для всякого мало-мальски порядочного героя романа или повести, – он чрезвычайно красив. Я не женщина и не художник. Мало я смыслю в мужской красоте, но господин с кокардой своей наружностью произвел на меня впечатление. Его большое мускулистое лицо осталось навсегда в моей памяти.
1728 На этом лице вы увидите настоящий греческий нос с горбинкой, тонкие губы и хорошие голубые глаза, в которых светятся доброта и еще что-то, чему трудно подобрать подходящее название. Это что-то можно подметить в глазах маленьких животных, когда они тоскуют или когда им больно. Что-то умоляющее, детское, безропотно терпящее. У хитрых и очень умных людей не бывает таких глаз.
1729 Он объяснил это. Он говорил и думал о том, что вот он идет на свидание, и ни одна живая душа не знает об этом и, вероятно, никогда не будет знать. У него были две жизни: одна явная, которую видели и знали все, кому это нужно было, полная условной правды и условного обмана, похожая совершенно на жизнь его знакомых и друзей, и другая – протекавшая тайно.
1730 И по какому-то странному стечению обстоятельств, быть может случайному, всё, что было для него важно, интересно, необходимо, в чем он был искренен и не обманывал себя, что составляло зерно его жизни, происходило тайно от других, всё же, что было его ложью, его оболочкой, в которую он прятался, чтобы скрыть правду, как, например, его служба в банке, споры в клубе, его низшая раса, хождение с женой на юбилеи, – всё это было явно.
1731 И по себе он судил о других, не верил тому, что видел, и всегда предполагал, что у каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная жизнь. Каждое личное существование держится на тайне, и, быть может, отчасти поэтому культурный человек так нервно хлопочет о том, чтобы уважалась личная тайна.
1732 И этот блеск и трезвон колоколов, как-то очень хорошо и мирно сливавшийся с ним и со всем этим деревенским утром, и то, что Митя только что вымылся, причесал свои мокрые, глянцевитые черные волосы и надел студенческий картуз, всё вдруг показалось так хорошо, что Митю, опять не спавшего всю ночь и опять прошедшего ночью через множество самых разнородных мыслей и чувств, вдруг охватила надежда.
1733 Колокола играли и звали, гумно впереди жарко блестело, дятел, приостанавливаясь, приподнимая хохолок, быстро бежал вверх по корявому стволу липы в ее светло-зеленую, солнечную вершину, бархатные черно-красные шмели заботливо зарывались в цветы на полянах, на припеке, птицы заливались по всему саду сладко и беззаботно. Всё было, как бывало много, много раз в детстве, в отрочестве.
1734 Аларин в один миг, точно кто толкнул его, с поразительной ясностью припомнил до мельчайших подробностей картину своей последней ставки: грязная комната, совершенно залитая ослепительно-яркими лучами холодного зимнего солнца, десяток желтых лиц, нагнувшихся над столом с хищно сверкающими глазами, проклятая пятерка червей с надломленным углом и спокойный, ненавистный голос.
1735 Проходя туда по гостиной, он подумал, что, может быть, все-таки следует приказать оседлать лошадь. Но в окна были видны разнообразные дождевые облака и неприятная металлическая лазурь среди лиловатых туч над качающимися вершинами деревьев. Он вошел в уютную, пахнущую сигарным дымом диванную, где под полками с книгами кожаные диваны занимали целых три стены.
1736 Он встал, отворил стеклянную дверь на каменные ступени в парк, услышал щелканье соловьев за его шумом, но тут так понесло прохладным ветром по каким-то молодым деревьям влево, что он вскочил в комнату. Комната потемнела, ветер летел по этим деревьям, пригнув их свежую зелень, и стекла двери и окон заискрились острыми брызгами мелкого дождя.
1737 Помнится, я шел домой, ни о чем не размышляя, но со странной тяжестью на сердце, как вдруг меня поразил сильный, знакомый, но в Германии редкий запах. Я остановился и увидел возле дороги небольшую грядку конопли. Ее степной запах мгновенно напомнил мне родину и возбудил в душе страстную тоску по ней. Мне захотелось дышать русским воздухом, ходить по русской земле.
1738 А приезжая в город, я всякий раз по ее глазам видел, что она ждала меня; и она сама признавалась мне, что еще с утра у нее было какое-то особенное чувство, она угадывала, что я приеду. Мы подолгу говорили, молчали, но мы не признавались друг другу в нашей любви и скрывали ее робко, ревниво. Мы боялись всего, что могло бы открыть нашу тайну нам же самим.
1739 Письма не было и не было, он теперь не жил, а только изо дня на день существовал в непрестанном ожидании, всё более томясь этим ожиданием и невозможностью ни с кем поделиться тайной своей любви и муки, поговорить о Кате, о своих надеждах на Крым, и потому намеки Соньки на какую-то его любовь были ему приятны: ведь все-таки эти разговоры как бы касались того сокровенного, чем томилась его душа.
1740 Сосновская была чистокровная полька. Была старше Елагина, – ей было двадцать восемь лет. Отец ее был незначительный чиновник, покончивший жизнь самоубийством, когда ей было всего три года. Мать долго вдовела, потом опять вышла замуж, и опять за мелкого чиновника, и опять скоро стала вдовой. Как видите, семья Сосновской была довольно среднего порядка.
1741 А училась она, кстати сказать, очень хорошо и в свободное время много читала. И, читая, порой выписывала из книг мысли и изречения, ей нравившиеся, конечно, как всегда в подобных случаях бывает, так или иначе связывая их с собой, – и вообще делала некоторые заметки, вела нечто вроде дневника, если только можно назвать дневником клочки бумаги, до которых она не дотрагивалась иногда по целым месяцам.
1742 Доносились ли в вечерней тишине в его кабинете голоса детей, приготовлявших уроки, слышал ли он романс или орган в ресторане, или завывала в камине метель, как вдруг воскресало в памяти всё: и то, что было на молу, и раннее утро с туманом на горах, и пароход из Феодосии, и поцелуи. Он долго ходил по комнате, и вспоминал, и улыбался, и потом воспоминания переходили в мечты, и прошедшее в воображении мешалось с тем, что будет.
1743 Да, рос Елагин в трепете перед отцом. Но трепет не есть трусость, и особенно перед родителями, да еще у человека, которому дано сугубое чувствование всего того наследства, которое связывает его со всеми его отцами, дедами и прадедами. Да, наружность Елагина не есть классическая наружность гусара, но и в этом я вижу одно из доказательств незаурядности его натуры.
1744 И точно была гроза, но она проходила очень далеко, так что и грома не было слышно; только на небе непрерывно вспыхивали неяркие, длинные, словно разветвленные молнии: они не столько вспыхивали, сколько трепетали и подергивались, как крыло умирающей птицы. Я встал, подошел к окну и простоял там до утра. Молнии не прекращались ни на мгновение.
1745 Я глядел на немое песчаное поле, на темную массу Нескучного сада, на желтоватые фасады далеких зданий, тоже как будто вздрагивавших при каждой слабой вспышке. Я глядел – и не мог оторваться; эти немые молнии, эти сдержанные блистания, казалось, отвечали тем немым и тайным порывам, которые вспыхивали также во мне. Утро стало заниматься, алыми пятнами выступила заря.
1746 По субботам и воскресеньям поезда, приходившие на станцию из Москвы, даже утром были переполнены народом, праздничными гостями дачников. Иногда шел тот прелестный дождь сквозь солнце, когда зеленые вагоны, обмытые им, блестели, как новенькие, белые клубы дыма из паровоза казались особенно мягкими, а зеленые вершины сосен, стройно и часто стоявших за поездом, круглились необыкновенно высоко в ярком небе.
1747 Приезжие наперебой хватали на изрытом горячем песке за станцией извозчичьи тележки и с дачной отрадой катили по песчаным дорогам в просеках бора, под небесными лентами над ними. Наступило полное дачное счастье в бору, который без конца покрывал окрест сухую, слегка волнистую местность. Дачники, водившие московских гостей гулять, говорили, что тут недостает только медведей.
1748 Однако Олеся нашла в себе достаточно силы, чтобы достоять до конца обедню. Может быть, она не поняла настоящего значения этих враждебных взглядов, может быть, из гордости пренебрегла ими. Но когда она вышла из церкви, то у самой ограды ее со всех сторон обступила кучка баб, становившаяся с каждой минутой всё больше и больше и всё теснее сдвигавшаяся вокруг Олеси.
1749 Он со страхом сунулся в шалаш, в его темноту, пахнущую сухой прелой соломой, зорко оглянул его и почти с радостью убедился, что там еще никого нет. Но роковой миг близился, и он стал возле шалаша, весь превратясь в чуткость, в напряженное внимание. Весь день почти ни на минуту не оставляло его необыкновенное телесное возбуждение. Теперь оно достигло высшей силы.
1750 Сердце, однако, билось страшно. А кругом было так поразительно тихо, что он слышал только одно – это биение. Беззвучно, неустанно вились, крутились мягкие бесцветные мотыльки в ветвях, в серой листве яблонь, разнообразно и узорно рисовавшихся на вечернем небе, и от этих мотыльков тишина казалась еще тише, точно мотыльки ворожили и завораживали ее.
1751 Вдруг где-то сзади него что-то хрустнуло, и звук этот как гром поразил его. Он порывисто обернулся, глянул меж деревьев по направлению к валу и увидел, что под сучьями яблонь катится на него что-то черное. Но еще не успел он сообразить, что это такое, как это темное, набежав на него, сделало какое-то широкое движение и оказалось Аленкой.
1752 Помню, как весной провожал ее на Курском вокзале, как мы спешили по платформе с ее ивовой корзинкой и свертком красного одеяла в ремнях, бежали вдоль длинного поезда, уже готового к отходу, заглядывали в переполненные народом зеленые вагоны. Помню, как наконец она взобралась в сени одного из них и мы говорили, прощались и целовали друг другу руки.
1753 Поразило всё: удивительная рука, обнажившаяся до плеча, державшая на голове жестянку, медленные, извилистые движения тела под длинной кубовой рубахой, полные груди, поднимавшие эту рубаху. И нужно же было случиться так, что вскоре после этого я встретил ее в Иерусалиме. Она шла в толпе навстречу мне и на этот раз несла на голове что-то завернутое в холст.
1754 Гость мой был такой же бедняк, как и я: он знал, что право на чудачество – единственное право полуголодных поэтов. Спокойно меня оглядев, он положил книгу на стол и спросил, согласен ли я выслушать его поэму. Закрыв за ним и за поэмой дверь, я тотчас же постарался убрать книгу куда-нибудь подальше: вульгарные золотые буквы на вспучившемся корешке расстраивали только-только налаживавшуюся игру в замыслы.
1755 Соглашался целыми днями сидеть дома в одиночестве, пока мама на работе, а брат и сестра в техникуме, лишь бы не отправляться в ужасную детсадовскую неволю. Помимо тоски по дому, меня угнетала именно эта неволя. Необходимость идти туда, куда не хочется, делать то, к чему не лежит душа. Угнетала чужая власть, которая заставляет тебя спать, гулять, играть в соответствии с распорядком, а не с твоим желанием.
1756 Я понимал, что есть жизненные правила, которые следует неукоснительно выполнять. Известно, что все нормальные дети радуются поступлению в первый класс, и я делал вид, что радуюсь тоже. Обманывал не только взрослых, но в какой-то степени и самого себя. Потому что порой появлялось нервное возбуждение, которое в самом деле напоминало радость. Возможно, это похоже на чувство молодого бойца перед первой битвой.
1757 С ласковым пушистым теплом. Помню, что ощущение пушистости возникало у меня от невесомых, с длинными белыми волосками, семян, которые плавали в тихом воздухе. Иногда они касались моих щек. Эти семена – от высоких городских сорняков, которые растут вдоль заборов. Не знаю, как эти растения называются. Про себя я всегда называл их белоцветом.
1758 В тенистом углу позади дровяника я набрал влажной глины, слепил из нее остроносый линкор с орудийными башнями и с пушками из обломков прутика. Затем отыскал у поленницы широкую щепку. Поставил на нее линкор и пустил в лужу. Плоская темная щепка оказалась на одном уровне с водой и сделалась почти незаметна. Полное впечатление, что линкор плывет сам по себе.
1759 Глиняный корабль выглядел вполне по-военному, однако настроение мое было мирным. Я то шлепал по луже следом за линкором, то сидел на корточках у края воды и смотрел, как от плывущего корабля разбегаются солнечные зигзаги. Или следил за семенами белоцвета. Было мне на просторном безлюдном дворе хорошо и спокойно. Я чувствовал себя даже счастливым.
1760 Но таилась в моем настроении и печаль. Я понимал, что счастье мое недолговечно и призрачно. И утешал себя тем, что этот ласковый и вольный день кончится еще не скоро. Над забором, на невысоком телеграфном проводе, обессиленно и неподвижно повис змей-монах с тощим мочальным хвостиком. Он был как символ прошедшего лета и как напоминание, что бесполезно бороться с судьбой.
1761 Август прошлого года я провел в Италии, одном из тех местечек на берегу озера Комо, что так укромно притаились среди белых вилл и темных деревьев. Даже в самые шумные весенние дни, когда толпы туристов наводняют узкую полоску берега, в городке царят мир и покой, а теперь, в августовский зной, это была сама тишина, солнечная и благоухающая. Отель был почти пуст.
1762 Меня особенно удивлял один уже немолодой человек, чрезвычайно представительный и элегантный, нечто среднее между английским лордом и парижским щеголем. Он не занимался водным спортом и целые дни просиживал на одном месте, задумчиво провожая глазами струйку дыма своей сигареты или перелистывая книгу. Два несносно скучных, дождливых дня и дружелюбие этого господина быстро придали нашему знакомству оттенок сердечности.
1763 Я мог без устали наблюдать ее мечтательный, влажный взгляд, бурную порывистость, с которой она ласкала каждое живое существо, будь то кошка или собака, беспокойство, которое заставляло ее браться сразу за несколько дел и ни одно не доводить до конца, лихорадочную поспешность, с которой она по вечерам проглатывала жалкие книжонки из библиотеки отеля.
1764 Женщина, сидящая за своим столиком и спокойно евшая бутерброд, запивая его пивом, не относилась к сумасбродным американским девицам, она была абсолютно трезвой и, судя по дорогому наряду, явно не экономила на своем пособии. Даже если ей было одиноко, она никак этого не проявляла. Он наблюдал, как американцы обратились к ней из-за соседнего столика, как и следовало ожидать.
1765 Ночь проходила спокойно, и у хозяина было время поразмышлять о незнакомке. Он разглядывал ее сквозь пелену дыма. Она сидела, откинувшись в кресле и слушая негритянского пианиста. И хозяин подумал, что она очень похожа на тех двух или трех женщин, которых он встречал в своей жизни, с первого взгляда определяя, что они слишком хороши для него.
1766 Однажды, в конце ноября по дороге домой я так озяб, что был не в силах двигаться дальше. Я лег на снег. У меня осталось об этом смутное воспоминание. Помню только, что сначала мне было очень холодно, а потом очень захотелось спать. Брат Артур понял, что жизнь моя в опасности. Он стал кричать на меня, грозил мне, всеми силами стараясь заставить меня дойти до дома.
1767 Мать привыкла, что дом у нее – полная чаша, и обычно держала нескольких опытных помощниц. Теперь же всё хозяйство она вела вдвоем с нашей кузиной Мери и даже сама доила коров. Всё наше многочисленное семейство ютилось в одной большой комнате бревенчатой хижины. За перегородкой в одном конце помещались мать с отцом, в другом – двоюродная сестра.
1768 С надменностью, которая объяснялась превосходством лет и опыта – Джонни было уже шесть с половиной лет, – мальчик вынул мой сучок из печки, выдвинул кочергой горячие угли на решетку и осторожно сунул сучок. Потом он закрыл дверцу, открыл поддувало и, окинув меня презрительным взглядом, отправился на свое место. Этой обиды я долго не мог забыть.
1769 И женщины это тоже понимали, именно поэтому он сохранил о них романтические воспоминания, и до сих пор посылал цветы к каждому дню рождения одной из них, которая впоследствии вышла замуж за полковника французской авиации. И в этой тоже было то редкое сочетание – мягкость и одновременно уверенность в себе. Почему она не вошла в эту дверь десять лет тому назад?
1770 Проходя мимо ее столика, он улыбнулся ей и, получив ответную улыбку, отметил про себя белизну и легкую неравномерность блеснувших зубов, и здоровый цвет кожи. Он покачал головой, переступая порог кухни и озадаченно думая о том, что могло привести такую женщину в его скромное заведение. И решил, что по дороге назад он остановится у ее столика, предложит что-то выпить.
1771 Выйдя обратно в зал, он увидел двух американских студентов, переместившихся из дальнего конца комнаты за ее столик. Между ними завязалась оживленная беседа, женщина улыбалась по очереди каждому из них, ее рука лежала на столе, и она, чуть подавшись вперед, коснулась плеча того что был покрасивее своего друга, сказав ему что-то при этом.
1772 Хозяин не остановился возле их стола. Так вот как всё, оказывается, просто, подумал он. Молодые, на молодых ее тянет. И он ощутил смутное разочарование, будто предал память о тех женщинах, которых не был никогда достоин. Он вернулся на свое место за стойкой и больше не смотрел в ее сторону. Студенты, думал он. Один из них к тому же еще и очкарик.
1773 Она всё еще сидела со своими студентами, и они всё так же много болтали, но она, видно, уже не особо прислушивалась. Она оперлась на столик, сидя между мальчиками, и не спускала глаз с бара. Сначала хозяину показалось, что она глядит на него, и изобразил подобие улыбки, чтобы не показаться невежливым. Но на лице женщины не мелькнуло ответного приветствия, и он понял, что она смотрит не на него.
1774 Он был американец, по имени Краун, молодой, около тридцати, с пробивающейся проседью в волосах, высокий, но не слишком, как эти студенты. У него были большие серые, настороженные глаза с густыми черными ресницами, и презрительно изогнутая линия мягких губ, которые смотрелись так, будто не раз втягивали его в разные неприятности.
1775 Хозяин знал его как и сотню других таких же, забегавших сюда несколько раз в неделю пропустить стаканчик. Краун жил поблизости. Хозяин знал, что он уже давно в Париже. Обычно он являлся поздно вечером и всегда один. Он не пил много, может, два виски за вечер, хорошо говорил по-французски, и его, казалось, всякий раз забавляло, что женщины неизменно и настойчиво поглядывают на него.
1776 Я успела лишь бросить украдкой беглый взгляд на твою жизнь, потому что верный Иоганн, конечно, не позволил бы мне присмотреться ближе, но этим одним-единственным взглядом я впитала в себя всю атмосферу твоей квартиры, и это дало обильную пищу моим бесконечным грезам о тебе во сне и наяву. Это событие, этот краткий миг был счастливейшим в моем детстве.
1777 Я хотела рассказать тебе о нем для того, чтобы ты, не знающий меня, наконец почувствовал, как человеческая жизнь горела и сгорала подле тебя. Об этом событии я хотела рассказать тебе, и еще о другом, ужаснейшем, которое последовало очень скоро за первым. Как я тебе уже говорила, я ради тебя забыла обо всём, не замечала матери и ни на кого и ни на что не обращала внимания.
1778 Больше я ничего не слышала. У меня потемнело в глазах. Потом я узнала, что была в обмороке. Я слышала, как мать вполголоса рассказывала ожидавшему за дверью отчиму, что я вдруг отшатнулась и, вскинув руки, рухнула на пол. Не могу тебе описать, что происходило в ближайшие дни, как я, беспомощный ребенок, боролась против всесильной воли взрослых.
1779 Потом я узнала, что была в обмороке. Я слышала, как мать вполголоса рассказывала ожидавшему за дверью отчиму, что я вдруг отшатнулась и, вскинув руки, рухнула на пол. Не могу тебе описать, что происходило в ближайшие дни, как я, беспомощный ребенок, боролась против всесильной воли взрослых. Даже сейчас, когда я пишу об этом, у меня дрожит рука.
1780 Никто больше со мной не заговаривал, всё делалось за моей спиной. Для подготовки к переезду пользовались теми часами, когда я была в школе; каждый день, вернувшись домой, я видела, что еще одна вещь продана или увезена. На моих глазах разрушалась наша квартира, а с ней и моя жизнь, и однажды, придя из школы, я узнала, что у нас побывали упаковщики мебели и всё вынесли.
1781 В этот последний день я с полной ясностью поняла, что не могу жить вдали от тебя. В тебе одном я видела свое спасение. Что я тогда думала и могла ли вообще в эти часы отчаяния разумно рассуждать, этого я никогда не узнаю, но вдруг – мать куда-то отлучилась – я вскочила и как была, в школьном платьице, пошла к тебе. Нет, я не шла, какая-то неодолимая сила толкала меня к твоей двери.
1782 Я по сей день слышу резкий, пронзительный звон и сменившую его тишину, когда вся кровь во мне застыла, когда сердце мое перестало биться и только прислушивалось, не идешь ли ты. Но ты не вышел. Не вышел никто. Очевидно, тебя не было дома, а Иоганн тоже ушел за какими-нибудь покупками. И вот я побрела, унося в ушах мертвый отзвук звонка, назад в нашу разоренную, опустошенную квартиру.
1783 От пройденных мной четырех шагов я устала больше, чем если бы несколько часов ходила по глубокому снегу. Но, невзирая ни на что, во мне всё ярче разгоралась решимость увидеть тебя, поговорить с тобой, прежде чем меня увезут. Клянусь тебе, ничего другого у меня и в мыслях не было, я еще ни о чем не знала именно потому, что ни о чем, кроме тебя, не думала.
1784 Всю ночь, всю эту долгую, ужасную ночь я прождала тебя, любимый. Как только мать легла в постель и заснула, я проскользнула в прихожую и стала прислушиваться, не идешь ли ты. Я прождала всю ночь, всю ледяную январскую ночь. Я устала, всё тело ломило, и не было даже стула, чтобы присесть; тогда я легла прямо на холодный пол, где сильно дуло из-под двери.
1785 В одном лишь тоненьком платье лежала я на жестком голом полу – я даже не завернулась в одеяло, я боялась, что, согревшись, усну и не услышу твоих шагов. Мне было больно, я судорожно поджимала ноги, руки тряслись; приходилось то и дело вставать, чтобы хоть немного согреться, так холодно было в этом ужасном темном углу. Но я всё ждала, ждала тебя, как свою судьбу.
1786 Я почти не выходила из дому – поверишь ли ты, любимый, что я едва знаю десяток улиц этого маленького городка, где прожила целых два года. Я горевала и хотела горевать, я опьяняла себя каждой каплей горечи, которой могла усугубить мое неутешное горе – не видеть тебя. Кроме того, я не хотела, чтобы меня отвлекали от моей страсти, хотела жить только тобой.
1787 Только тобой жила я в то время. Я покупала все твои книги; когда твое имя упоминалось в газете, это было для меня праздником. Поверишь ли ты, я знаю наизусть все твои книги, так часто я их перечитывала. Если бы меня разбудили ночью и прочли мне наугад выхваченную строку, я могла бы еще теперь, через тринадцать лет, продолжить ее без запинки; каждое твое слово было для меня как Евангелие, как молитва.
1788 Весь мир существовал только в его связи с тобой; я читала в венских газетах о концертах, о премьерах с одной лишь мыслью: какие из них могут привлечь тебя, а когда наступал вечер, я издали сопровождала тебя: вот ты входишь в зал, вот садишься на свое место. Тысячи раз представляла я себе это, потому что один-единственный раз видела тебя в концерте.
1789 Окружающие считали меня робкой, называли дикаркой, ибо я, стиснув зубы, хранила свою тайну. Но во мне зрела железная решимость. Все мои мысли и стремления были направлены на одно: назад в Вену, назад к тебе. И я добилась своего, каким бессмысленным и непонятным ни казалось всем мое поведение. Отчим был состоятельный человек и смотрел на меня как на свою дочь.
1790 Точно так же, если машина движется в будущее с быстротой в пятьдесят или во сто раз больше, чем мы сами, если она проходит минуту времени, пока мы проходим секунду, то впечатление, которое она производит, равняется, конечно, только одной пятидесятой или одной сотой того впечатления, которое она произвела бы, если бы двигалась вместе с нами. Это совершенно ясно.
1791 Мне кажется, что в то время никто из нас серьезно не верил в Машину Времени. Дело в том, что Путешественник по Времени принадлежал к числу людей, которые слишком умны для того, чтобы им можно было верить во всём. Вам всегда казалось, что он себе на уме. Вы никогда не были уверены в том, что его обычная откровенность не таит какой-нибудь задней мысли или остроумной уловки.
1792 Путешественник по Времени по своему характеру был слишком причудлив, и мы инстинктивно не доверяли ему. Открытия и выводы, которые доставили бы славу человеку менее умному, чем он, казались пустяками, когда их делал он. Достигать своих целей слишком легко – это большая ошибка. Серьезные люди, с уважением относившиеся к нему, никогда не были уверены в том, что он не одурачит их просто ради шутки.
1793 В то время никто из нас серьезно не верил в Машину Времени. Дело в том, что Путешественник по Времени принадлежал к числу людей, которые слишком умны для того, чтобы им можно было верить во всём. Вам всегда казалось, что он себе на уме. Вы никогда не были уверены в том, что его обычная откровенность не таит какой-нибудь задней мысли или остроумной уловки.
1794 Достигать своих целей слишком легко – это большая ошибка. Серьезные люди, с уважением относившиеся к нему, никогда не были уверены в том, что он не одурачит их просто ради шутки. Они всегда чувствовали, что их репутация умных людей была в его руках подобна хрупкому фарфору в руках ребенка. Вот почему, как мне кажется, ни один из нас в течение последующей недели ни слова не сказал о путешествии по Времени.
1795 В этой комнате с темно-зелеными изразцами и двумя ошибочными синими не было занавесок. Я помню осеннее ярко-золотое и прозрачное утро, когда я проснулась от света, залезла на подоконник и, стоя на коленках, смотрела в окно. Мир за окном был таким, каким он, наверно, был изначально задуман: весь из золота, тишины и добра. Вот бесшумно слетел еще один лист.
1796 Сияющие колокольни церквей казались необыкновенно легкими и точно воздушными. В самом низу, прямо подо мной, сине белела еще не тронувшаяся река с черневшимися на ней зловещими проталинами. Около реки, там, где летом приставали барки, уличные огни сбились в громадную запутанную кучу: точно большая процессия с зажженными фонарями внезапно остановилась на одном месте.
1797 Месяца два после свадьбы мой отчим служил на пристани в конторе, и, хотя очень тяжело было видеть, как он приходит и садится, развалясь, на то место, где прежде сидел отец, и ест его ложкой, из его тарелки, все-таки еще можно было жить, убегая, отмалчиваясь, возвращаясь домой, когда он уже спал. Но вскоре за какие-то темные дела его выгнали из конторы, и жизнь сразу стала невыносимой.
1798 Как мне хотелось бросить в это толстое лицо тарелку с недоеденной кашей. Я не сделал этого и до сих пор сожалею. Как я его ненавидел! Мне противны были его походка, его храп, его волосы, даже его сапоги, которые с мрачной энергией он сам чистил каждое утро. Просыпаясь по ночам, я подолгу с ненавистью смотрел на его толстое спящее лицо. Он не подозревал, какой опасности подвергался.
1799 Но скоро бездна самых странных неожиданностей, самых чудовищных фактов начала останавливать меня почти на каждом шагу. И уже только впоследствии, уже довольно долго пожив в остроге, осмыслил я вполне всю исключительность, всю неожиданность такого существования и всё более и более дивился на него. Признаюсь, что это удивление сопровождало меня во весь долгий срок моей каторги; я никогда не мог примириться с ней.
1800 А самое страшное, что они и меня этим заразили, и чем уютнее мы сидели с ними у огня, тем труднее было снова почувствовать себя свободным и дерзким, как орлан-белохвост. Дорогие читатели, понятны ли вам мои рассуждения? Я сидел в четырех стенах, но мысли мои витали далеко, и вскоре совсем позабыл, кто я такой. Я был никто, а вокруг – только ветер и дождь.
1801 Раньше такого никогда не бывало. Чтобы лучше понять внучку, бабушка пыталась вспомнить, какой была она сама в «переходном возрасте», но в ее памяти возникал только образ милой, послушной девочки. Мудрая бабушка пришла к выводу, что переходного возраста у нее еще не было и он может нагрянуть лет этак в восемьдесят пять, так что надо последить за собой.
1802 Он вынул золотые часы, играющие старинную народную песенку, завел их и протянул девушке. Приятный маленький звон шел из его руки; раскачиваясь на цепочке, часы роняли в траву микроскопическую игру звуков, нежных и тонких. Девушка выпрямилась. Изумление и восторг блеснули в ее глазах; сначала, приставив руки к груди, она стояла, не смея пошевелиться.
1803 Стар засмеялся. Он чувствовал себя опущенным в глубокий, теплый родник с лесными цветами по берегам. Быть может, он нравился ей, этот смуглый полубог в костюме из полосатой фланели. В нескольких десятках шагов от горна чужой жизни, освещенный снизу фонариком, безрассудный, как все теряющие равновесие люди, он чувствовал себя отечески сильным по отношению к коричневому подростку.
1804 Девушка, для которой это было сигналом, условным криком свидания, выделилась из толпы и, оглянувшись несколько раз, медленными шагами подошла к группе деревьев, сзади которых стоял Стар, рассматривавший цветную женщину. Не думая, что она войдет в лес, он спокойно оставался на месте. Девушка остановилась.
1805 Не давая себе отчета в том, что делает, повинуясь лишь безрассудному толчку каприза и забыв о могущих произойти последствиях, Стар нажал пуговку погашенного перед тем фонаря и облил женщину светом. Если он позабыл прописи, твердящие о позднем раскаянии, то вспомнил их мгновенно и испугался одновременно с девушкой, тоскливо ожидая крика, тревоги и нападения.
1806 Да и она сама, оставив родной остров позади, вспомнит о дедушке без лишних сантиментов. Надо пользоваться радостью в настоящем. Грустить сейчас, восхищаться здесь; беспокоиться над обрывом, а не в ста шагах от него или в падении. Сиюминутность – единственная крепость, которая заслуживает обороны. Для обитателей резервации нет якорей в прошлом и будущем.
1807 Он и сам не понял вначале, отчего он вдруг приник к земле, но когда смерть стала напевать над ним долгой очередью пуль, он вспомнил мать, родившую его. Это она, полюбив своего сына, вместе с жизнью подарила ему тайное свойство хранить себя от смерти, действующее быстрее помышления, потому что она любила его и готовила его в своем чреве для вечной жизни, так велика была ее любовь.
1808 В дальней уральской деревне пели русские девушки. Одна из них пела выше и задушевнее всех, и слезы текли по ее лицу, но она продолжала петь, чтобы не отстать от своих подруг и чтобы они не заметили ее горя и печали. Она плакала от чувства любви, от памяти по человеку, который был сейчас на войне; ей хотелось увидеть его и утешить вблизи него свое сердце, плачущее в разлуке.
1809 Он бежал сейчас по полю сражения вперед, лицо его было покрыто кровью и потом, он бежал, задыхаясь от смертной истомы, и кричал от ярости. У него была поранена пулей щека, и кровь из нее лилась ему за шею и засыхала на его теле под рубашкой. Он хотел рвануть на себе рубашку, но она была спрятана далеко под бушлатом. Он чувствовал лишь маленькую рану на лице и не понимал, отчего же он столь слабеет и дыхание его не держит тела.
1810 Мне хочется сказать, что здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или в спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него всё это тоже здорово, как у быков. Но сама суть чисто человеческого здоровья – это когда его неудержимо тянет сказать что-то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне – то должно и всем хорошо.
1811 Если поблизости нет человека, чтобы вместе порадоваться, то один пишет другому письмо или поет ему песенку. Так здоровый человек встречает весну, хотя пусть он на костылях или ему много лет и за молодым бежать он не может. Это нужно понять молодым, что, при утрате чего-нибудь внешнего в человеческом здоровье, образуется внутри его какая-то замена, и часто замена эта ведет его к такому лучшему, что о старом он не горюет и молодым не завидует.
1812 Он продолжил чтение, разворачивая и снова складывая вырезки и убирая их в конверт. Девушка тоже вскрывала конверты и без малейшего интереса читала свои письма. Потом стала смотреть на море. Ее лицо за время путешествия стало темно-золотым, волосы были гладко зачесаны назад – так, чтобы казалось, будто она только что вышла из воды. На висках волосы выгорели до цвета белого золота и резко оттеняли смуглую кожу.
1813 Пока мы ехали сюда, я увидела столько прекрасных мест, которые хотелось бы нарисовать, но я никогда не умела рисовать. Я знаю много такого, о чем можно было бы написать в книге, но я не в состоянии связно написать даже обычное письмо. Пока я не попала в эту страну, мне никогда не хотелось писать книги или картины. А сейчас во мне вдруг проснулась такая жажда творчества! Но я понимаю, что не в состоянии ее удовлетворить.
1814 Во все мои четыре года каторги я вспоминал беспрерывно всё мое прошедшее и, кажется, в воспоминаниях пережил всю мою прежнюю жизнь снова. Эти воспоминания вставали сами, я редко вызывал их по своей воле. Начиналось с какой-нибудь точки, черты, иногда неприметной, и потом мало-помалу вырастало в цельную картину, в какое-нибудь сильное и цельное впечатление.
1815 Я анализировал эти впечатления, придавал новые черты уже давно прожитому и, главное, поправлял его, поправлял беспрерывно, в этом состояла вся забава моя. На этот раз мне вдруг припомнилось почему-то одно незаметное мгновение из моего первого детства, когда мне было всего девять лет от роду, – мгновение, казалось бы, мной совершенно забытое, но я особенно любил тогда воспоминания из самого первого моего детства.
1816 Мне припомнился август месяц в нашей деревне: день сухой и ясный, но несколько холодный и ветреный; лето на исходе, и скоро надо ехать в Москву опять скучать всю зиму за французскими уроками, и мне так жалко покидать деревню. Я прошел за гумна и, спустившись в овраг, поднялся в Лоск – так назывался у нас густой кустарник по ту сторону оврага до самой рощи.
1817 И вот я забился гуще в кусты и слышу, как недалеко, шагах в тридцати, на поляне, одиноко пашет мужик. Я знаю, что он пашет круто в гору и лошадь идет трудно, и до меня изредка долетает его окрик. Я почти всех наших мужиков знаю, но не знаю, который это теперь пашет, да мне и все равно, я весь погружен в мое дело, я тоже занят: я выламываю себе ореховый хлыст, чтоб стегать им лягушек.
1818 Грибов тут мало; за грибами надо идти в березняк, и я собираюсь отправиться. И ничего в жизни я так не любил, как лес с его грибами и дикими ягодами, с его букашками и птичками, ежиками и белками, с его столь любимым мной сырым запахом перетлевших листьев. И теперь даже, когда я пишу это, мне так и послышался запах нашего деревенского березняка: впечатления эти остаются на всю жизнь.
1819 Но в этот вечер мальчик не видел пляски чудовищ, порожденной его живым воображением. Перед его мысленным взором опять проплыла нелепая фигура в белых одеждах, внушающая ему благоговение, но не печаль и не страх. К тому же в глубине души он испытывал какое-то приятное чувство. Сонно бормоча, он вдруг вспомнил о трехпенсовой монете. Да, вот что это! Потом он уснул.
1820 Утро началось прекрасно и обещало ясный день: солнечная колесница выкатилась на высокий голубой небосклон, рассыпая по водам залива снопы желтого света. Но, будто затхлым воздухом, весь дом был наполнен пагубным духом уныния, предчувствием беды. За завтраком дядюшки не было. Голова мисс Риган, служившая Питеру барометром ее настроения, скорбно клонилась долу.
1821 Над кронами высоких деревьев по небу в мягких оттенках красок плыли легкие ночные облачка, а над скользящими облачками покойно висела тихая сияющая луна. По окрестным садам и темному парку в слабом ветре носилось множество запахов, вступающих один с другим в спор. Сдержанно и едва уловимо витало в воздухе благородное благоухание чайных роз.
1822 Рядом издавали мимолетный, но неистовый и чувственный запах гвоздики, пахла сирень, богато и уверенно. Но еще богаче, сильнее и пронзительнее был насыщенный страстью аромат жасмина, перебивавший все остальные. Приторно сладкий, дурманящий, он нестерпимее всего будоражил волшебной ночью в начале лета. Он разливался обширными волнами и проникал в самые глубины старого парка.
1823 Этот запах разливался обширными волнами и проникал в самые глубины старого парка. Из освещенных окон садового домика доносились звуки рояля. Сквозь красные гардины музыка звучала слегка приглушенно, мешалась с теплым мерцанием огней и неслась дальше радостно и легко над широкими каменными ступенями, ведущими в парк, над розами и жасминовыми кустами.
1824 Красивая юная дама, игравшая в садовом домике на рояле, видимо, знала, что на этой скамье сидит поэт и страдает от своей безнадежной любви. Она знала, что он любит ее, как непорочный юноша, за красоту, и его любовь была для нее новым и желанным отражением ее собственного обаяния и очарования. Каждый вечер она находила в салоне садового домика на рояле большую, тяжелую, благоухающую пурпурную розу.
1825 Ей нужно было поднять розу, взять ее в руки и, прежде чем начать играть, подумать о нем. И каждый раз при этом рядом лежали стихи, начертанные на белом одиноком листке легкими летящими буквами, под которыми всегда стояла другая подпись, по-новому намекавшая на поэта и его влюбленность. Но в самих стихах каждый раз говорилось что-то о розах.
1826 Убедившись, что вся компания в сборе, вампир с явным сожалением оторвался от полюбившегося ему дерева и повел нас в глубь леса. Теперь я глядела ему в спину: крылья, выпущенные сквозь прорези в одежде, напоминали черный плащ, одетый вместе с вешалкой – именно с ней у меня ассоциировались тонкие кости, не дававшие кожистым крыльям летучей мыши спадать.
1827 Но тут в мою щеку алчно впился рыжий речной комар. Жажда крови ни к чему хорошему не приводит. Комар поплатился за свое злодеяние, я смахнула его бренные останки с ладони и подбодрила Ромашку каблуками. Деревья раздвинулись, тропа круто оборвалась, и мы с лошадкой выбрались на небольшую прогалинку возле уютного лесного озерца, маленького, но чистого до черноты.
1828 Я вежливо поприветствовала мышь и с нетерпением стала ожидать, когда же она превратится в человека, вернее, вампира. Но мышь не торопилась – видимо, стеснялась. Умостившись поудобней, она запахнулась в крылья и мрачно оглядела меня с ног до головы. В ее взгляде было столько презрения и гордости, что короли, вычеканенные на монетах, ей и в подметки не годились.
1829 Наверное, я снова заснула, потому что комнатка успела пропитаться сдобным блинным духом, способным поднять мертвеца из гроба. Я сонно выпростала руку из-под одеяла, щелкнула пальцами, и мои одежки стаей неряшливых пичуг взвились со стула, перелетели комнату и осыпались на постель. Натягивая рубашку, я вспоминала подслушанный разговор. Интересно, дождутся ли они вечера или выставят меня сразу после обеда.
1830 В глубине стояла наковальня, зловеще коптили угли и пузатые меха протянули к горну свои стальные рыла. Повсюду какие-то железяки, обрезки, куски оплавленного металла. Сам кузнец, черный от копоти, как исчадие ада, размеренно плющил молотом раскаленный добела прут. Я поздоровалась, он обернулся, кивнул, передал прут и молот помощнику и подошел ко мне.
1831 На услуги цирюльника в школе тоже не тратились. За семь лет над моей не шибко роскошной шевелюрой измывались в общей сложности двадцать три человека, чередуя неровные клоки с лишаистыми пятнами. В конце концов я приловчилась ровнять челку перед зеркалом, позволив затылку обрастать на его усмотрение. Пугаться меня перестали, но на комплименты все равно скупились.
1832 Лошадки неспешной рысцой отмахали добрую половину пути. Не будь со мной Лёна, я давно бы заплутала в глухой еловой чащобе, где буйно цвела малина, а заградительные полосы из крапивы и ежевичника внушали трепет даже эльфам. Лещина сомкнула гибкие прутья над узкой лесной тропкой, и бархатистые листья нет-нет, да щекотали мою макушку.
1833 Потом деревья раздвинулись, пошли можжевеловые и вербные кусты, а за ними поле с машущим крыльями ветряком. Лён кивнул на ярко-красную прогалинку у самой опушки, невесть как пропущенную сборщиками ягод. Спелая земляника бесстрашно выглядывала из-под листиков, красуясь на солнышке. Я не любила землянику, но устоять не смогла.
1834 Спелая земляника бесстрашно выглядывала из-под листиков, красуясь на солнышке. Я не любила землянику, но устоять не смогла. Спешившись, присела на корточки у края полянки, бережно раздвинула листья. Крупные ягоды сами скатывались в ладонь, стоило провести рукой по стебельку, и мне казалось, что он облегченно вздыхает, избавляясь от тяжкой обузы.
1835 Я прислушалась и различила тихий русалочий смех, тонкий хрустальный звон бьющихся на счастье бокалов, жалобный посвист иволги, шуршание дождя по мокрым листьям и легкие девичьи шаги по песку, залитому лунным светом. Я не должна была прислушиваться. Этот шум нельзя было разделять на привычные звуки, как нельзя дробить мелодию на отдельные ноты. Иначе не услышишь самой мелодии.
1836 Это были тролли-наемники. Вообще у этой расы множество подвидов, и даже в пределах подвида один клан ни за что не спутаешь с другим. Есть снежные тролли, горные, каменные, подземные и пещерные, встречаются среди них даже карлики, великаны и людоеды. Кланы между собой постоянно враждуют, каждый считает себя венцом эволюции.
1837 Малодушно скончаться на месте от разрыва сердца мне, как всегда, не удалось, и на смену страху пришел волчий голод. Не убьет же меня учитель, в самом деле. А вот на пару деньков засадить в карцер, на хлеб с водой и для воспитательно-трудовой деятельности – это он может. Картошки, перечищенной мной за годы обучения, вполне хватило бы на постройку второй школы. Так что разумнее всего наесться впрок, и поскорее.
1838 Свет керосиновой лампы отбрасывал широкий круг в притихший сад, объединяя сидевших за столом в одну дружескую компанию. Кругом царила тьма, маленькая лампа светила в ней столь ослепительно, что даже высокое небо казалось при взгляде на него черным. Лишь посмотрев какое-то продолжительное время вверх, можно было угадать глубокую синеву чистого неба и разглядеть звезды.
1839 Невидимо заявлял о своем присутствии обнесенный стеной сад. Благоухание фиалок, аромат первых зеленых листочков куста жасмина и хвои елей плыли нежными волнами сквозь темноту и сливались с тихим шорохом листьев и макушек деревьев в одну мелодию, с тактами которой в сердца собравшихся за столом проникало ощущение весны, цветущих фиалок и совершенной красоты сада.
1840 Все были во власти чар тихого вечернего часа и открывали души голосам прекрасного, голосам весны и далей вселенной, говоривших с ними в этом замкнутом стеной саду, поражавшем своей чистотой посреди большого города и погруженном в безмолвие. Четыре лица выхватывал из вечернего мрака свет лампы. Лицо хозяина – сурового по внешнему виду, но по сути своей добродушного.
1841 Я согласился, и мы пошли в дом. Обстановка у него комфортабельная. Венская мебель, цветы, американский аристон и гнутое кресло, на котором Л. качается после обеда. Кроме хозяйки, я застал в столовой еще четырех гостей, чиновников. Один из них, старик без усов и с седыми бакенами, похожий лицом на драматурга Ибсена, оказался младшим врачом местного лазарета.
1842 Бабка была деспотична и придирчива. Она выкуривала в день не меньше фунта крепчайшего черного табака. Курила она его в коротких раскаленных трубках. Она ведала хозяйством. Ее черный глаз замечал малейший непорядок в доме. По праздникам она надевала атласное платье, отороченное черными кружевами, выходила из дому, садилась на завалинку, дымила трубкой и смотрела на быструю реку.
1843 Утром я просыпался от жаркого солнца, бившего в белые стены. Красные и желтые мальвы покачивались за открытым окном. Вместе с ними заглядывал в комнату цветок настурции; в нем сидела мохнатая пчела. Я, замерев, следил, как она сердито пятится и выбирается из тесного цветка. По потолку без конца бежали светлые струи, легкие волны – отражения реки.
1844 В хате стариков встречала мама в летнем нарядном платье. Старики целовали ей руку, а она в ответ целовала их коричневые руки – таков был обычай. Тетушка в синем платье и в шали с пунцовыми розами, румяная, красивая, рано поседевшая, кланялась старикам в пояс. После первого стаканчика липкой вишневки Недоля, мучимый любопытством, приступал к расспросам.
1845 Остров, на котором стояла дедовская хата, был, конечно, самым таинственным местом на свете. За домом лежали два огромных глубоких пруда. Там всегда было сумрачно от старых ив и темной воды. За прудами, вверх по склону, поднималась роща с непролазным орешником. За рощей начинались поляны, заросшие по пояс цветами и такие душистые, что от них в знойный день разбаливалась голова.
1846 За полянами на пасеке курился слабый дымок около дедовского шалаша. А за дедовским шалашом шли неизведанные земли – красные гранитные скалы, покрытые ползучими кустами и сухой земляникой. В углублениях этих скал стояли маленькие озера дождевой воды. Трясогузки, подрагивая пестрыми хвостами, пили теплую воду из этих озер. Неуклюжие и нахальные шмели, свалившись с размаху в озера, кружились и гудели, тщетно взывая о помощи.
1847 На том берегу поднимался по скату заповедный лес графини Браницкой. Солнце не могло прорваться сквозь мощную зелень этого леса. Лишь изредка одинокий луч прорезал наискось чащу и открывал перед нами потрясающую силу растительности. Как сверкающие пылинки, влетали в этот луч маленькие птицы. Они с писком гонялись друг за другом и ныряли в листву, будто в зеленую воду.
1848 Я набирал в ведро воды из пруда, бросал в эту воду траву и ждал. Красные поплавки неподвижно стояли в воде. Потом один из них начинал вздрагивать, пускал легкие круги, внезапно нырял или быстро плыл в сторону. Отец подсекал, леска натягивалась, ореховое удилище сгибалось в дугу, и в тумане над прудом начиналось бульканье и плеск.
1849 Вода разбегалась, качая кувшинки, торопливо удирали во все стороны жуки-водомеры, и наконец в загадочной глубине появлялся бьющийся золотой блеск. Нельзя было разобрать, что это такое, пока отец не выволакивал на примятую траву тяжелого карася. Он лежал на боку, отдувался и шевелил плавниками. От его чешуи шел удивительный запах подводного царства.
1850 Я пускал карася в ведро. Он ворочался там среди травы, неожиданно бил хвостом и обдавал меня брызгами. Я слизывал эти брызги со своих губ, и мне очень хотелось напиться из ведра, но отец не позволял этого. Мне казалось, что вода в ведре с карасем и травой должна быть такой же душистой и вкусной, как вода грозовых дождей. Мы, мальчишки, жадно пили ее и верили, что от этого человек будет жить до ста двадцати лет.
1851 Ни один из прочитанных мне прежде романов не был таким интригующим, захватывающим и обольстительным, как этот. До тех пор чтение было для меня обязанностью, своего рода данью, которую, неизвестно за что, надо платить учителям и наставникам. Я не умела получать удовольствие от текста, от открытий, происходящих в душе, от свободного полета воображения, от красоты и загадочности вымысла и языка.
1852 Отец говорил, что эта ручка, должно быть, принадлежала по меньшей мере императору. Втайне я считал, что из-под прекрасного пера могут выйти только самые достойные сочинения, от романов до энциклопедий, и письма такой силы и выразительности, что их не нужно будет отправлять по почте. Я наивно верил, что всё написанное той ручкой может дойти куда угодно, вплоть до той непостижимой дали, куда, по словам отца, навсегда ушла моя мать.
1853 Вообще я больше всего люблю книжки, в которых есть хоть что-нибудь смешное. Конечно, я читаю всякие классические книги, и всякие книги про войну, и детективы, но как-то они меня не очень увлекают. А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца – так сразу подумаешь: хорошо бы, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется.
1854 Был седьмой час вечера – время, когда белая акация и сирень пахнут так сильно, что, кажется, воздух и сами деревья стынут от своего запаха. В городском саду уже играла музыка. Лошади звонко стучали по мостовой; со всех сторон слышались смех, говор, хлопанье калиток. Встречные солдаты козыряли офицерам, гимназисты кланялись Никитину.
1855 А как тепло, как мягки на вид облака, разбросанные в беспорядке по небу, как кротки и уютны тени тополей и акаций, – тени, которые тянутся через всю широкую улицу и захватывают на другой стороне дома до самых балконов и вторых этажей. Выехали за город и побежали рысью по большой дороге. Здесь уже не пахло акацией и сиренью, не слышно было музыки.
1856 Мартовское солнце светило ярко, и сквозь оконные стекла падали на стол горячие лучи. Было еще только двадцатое число, но уже ездили на колесах, и в саду шумели скворцы. Похоже было на то, что сейчас вот войдет Манюся, обнимет одной рукой за шею и скажет, что подали к крыльцу верховых лошадей или шарабан. Начиналась весна такая же чудесная, как и в прошлом году, и обещала те же радости.
1857 В саду росли одни только дубы; они стали распускаться только недавно, так что теперь сквозь молодую листву виден был весь сад с его эстрадой, столиками, качелями, видны были все вороньи гнезда, похожие на большие шапки. Всадники и их дамы спешились около одного из столиков и потребовали сельтерской воды. К ним стали подходить знакомые, гулявшие в саду.
1858 Сом представлял из себя огромного черного пса на длинных ногах и с хвостом, жестким, как палка. За обедом и за чаем он обыкновенно ходил молча под столом и стучал хвостом по сапогам и по ножкам стола. Это был добрый глупый пес, но Никитин терпеть его не мог за то, что он имел привычку класть свою морду на колени обедающим и пачкать слюной брюки.
1859 Я был один, в тишине, отмериваемой стуком часов. Тишина мчалась, и я ушел в область спутанных очертаний. Два раза подходил сон, а затем я уже не слышал и не помнил его приближения. Так, незаметно уснув, я пробудился с восходом солнца. Первым чувством моим была улыбка. Я приподнялся и уселся в порыве глубокого восхищения – несравненного, чистого удовольствия, вызванного эффектной неожиданностью.
1860 Окно шло от потолочного карниза до рамы в полу, а по сторонам на фут не достигало стен. Его створки можно было раздвинуть так, что стекла скрывались. За окном, внизу, был узкий выступ, засаженный цветами. Я проснулся при таком положении восходящего над чертой моря солнца, когда его лучи проходили внутрь комнаты вместе с отражением волн, сыпавшихся на экране задней стены.
1861 Эти пестрые ковры солнечных фей, мечущийся трепет которых, не прекращая ни на мгновение ткать ослепительный арабеск, достиг неистовой быстроты, были везде – вокруг, под ногами, над головой. Невидимая рука чертила странные письмена, понять значение которых было нельзя, как в музыке, когда она говорит. Комната ожила. Казалось, не устояв перед нашествием отскакивающего с воды солнца, она вот-вот начнет тихо кружиться.
1862 Однако чувства Люси были стихийными, безыскусными, искренними. Когда началось второе отделение концерта, она закрыла глаза, отрешившись от всего, кроме вздымающихся волн музыки, которые теперь окружали ее. Она словно осталась одна. Она была в пещере, сводчатом гроте, поющем с мелодичной настойчивостью огромной морской раковины. Его наполняло эхо далекой переклички ветра и волн.
1863 Сквозь эти отголоски слышалась более живая мелодия, которая стремилась проникнуть в грот извне, то слабея, то нарастая с сокрушительной мощью. А потом Люси ясно увидела себя. Она стоит на скале, освещенной тусклым светом, в окружении просвечивающей зеленоватой воды. Женская фигура остается неизменной – она не стареет. Душа ее страстно стремится к внешней силе, которая призывно приближается к ней.
1864 Люси видит пенистые гребни: к ней одна за другой несутся три волны. Первая накатывает на скалу, опоясывая ее своими языками, вторая, более высокая и шумная, разбивается пенными брызгами у ног фигуры, а третья, последняя, мощным натиском разрушает грот, и, когда вода спадает, женщины на скале уже нет. Вокруг расстилается зеленая гладь моря.
1865 Я ручаюсь за одно: что приведенные мной слова напечатаны и что они очень многим казались глубоко верными; но я имел против них предубеждение. Я верил, что справедливый человек еще где-то уцелел, и я его действительно вскоре встретил. Я его видел в борьбе с целым обществом, которое он стремился победить один и не сробел.
1866 Вечером в усадьбе было тихо, наступило успокоение, чувство семейственности, – гости в шесть часов уехали. Теплые сумерки, лекарственный запах цветущих лип за кухней. Сладкий запах дыма и кушаний из кухни, где готовят ужин. И мирное счастье всего этого – сумерек, запахов – и всё еще что-то обещающая мука ее присутствия, ее существования возле него.
1867 Вода легко неслась, зажатая гранитными скалами. В этом месте река Рось прорывалась через горы. Вода шла через каменную плотину прозрачным валом, с грохотом падала вниз и моросила холодной пылью. За рекой, по ту сторону гребли, как бы взлетали к небу огромные тополя и белел маленький дом. Я узнал усадьбу на острове, где жил в раннем детстве.
1868 Для чего собственно создан человек, об этом мы с братом получили некоторое понятие довольно рано. Мне, если не ошибаюсь, было лет десять, брату около восьми. Сведение это было преподано нам в виде краткого афоризма, или, по обстоятельствам, его сопровождавшим, скорее парадокса. Итак, кроме назначения жизни, мы одновременно обогатили свой лексикон этими двумя греческими словами.
1869 На единственной половинке единственной дверки сохранились еще остатки красок какого-то герба, и единственная рука, закованная в стальные нарамники и державшая меч, высовывалась непонятным образом из тусклого пятна, в котором чуть рисовалось подобие короны. Остальное всё распалось, растрескалось, облупилось и облезло в такой степени, что уже не ставило воображению никаких прочных преград.
1870 Когда нам приедались впечатления реальной жизни на больших дворах и в переулке, то мы с братом удалялись в этот уединенный уголок, садились в кузов, – и тогда начинались здесь чудеснейшие приключения, какие только могут постигнуть людей, безрассудно пускающихся в неведомый путь, далекий и опасный, в такой чудесной и такой фантастической карете.
1871 Он брал в руки кнут из ременного обрезка, найденного в мусорной куче, затем серьезно и молча вынимал из кузова два деревянных пистолета, перекидывал через плечо деревянное ружье и втыкал за пояс огромную саблю, изготовленную моими руками из кровельного тесу. Вид его, вооруженного таким образом с головы до ног, настраивал тотчас же и меня на соответствующий лад.
1872 Это не мешало нам с той же минуты испытывать общие опасности, приключения и победы. Очень может быть, конечно, что события не всегда совпадали с точки зрения кузова и козел, и я предавался упоению победы в то самое время, как кучер чувствовал себя на краю гибели. Но это ничему, в сущности, не мешало. Разве изредка я принимался неистово палить из окон.
1873 По земле, под ногами у меня, темной кружевной полосой ползли муравьи, обегая навозного жука, он поспешно катил свой шарик. Я пошел посмотреть, откуда переселяется муравейник. Странный хруст колебался вокруг, некто невидимый шел рядом со мной, приминая траву, шелестя хвоей. И в движении ветвей было что-то неоправданное, непонятное. Песчаный холм осеняли десятка два мощных сосен, кроны их, точно чаши, были налиты опаловой мутью.
1874 У корней деревьев бегали, точно белки, взмахивая красными хвостами, веселые огни, курился голубой дымок. Было хорошо видно, как огонь, играя, влезает по коре стволов, извивается вокруг них, прячется куда-то, а вслед за ним ползут золотые муравьи, и зеленоватые лишаи становятся серыми, потом чернеют. Вот снова откуда-то выбежал огонь, грызет порыжевшую траву, мелкий кустарник и – прячется.
1875 Он взглянул на свою руку, заметил, с какой ловкостью пальцы держали головню, как они прилаживались ко всем ее неровностям, охватывая со всех сторон шероховатую поверхность, как мизинец, помимо его воли, сам собой отодвинулся подальше от горячего места – взглянул и в ту же минуту ясно представил себе, как белые зубы волчицы вонзятся в эти тонкие, нежные пальцы и разорвут их. Никогда еще Генри не любил своего тела так, как теперь, когда существование его было столь непрочно.
1876 Если бы волчонок умел мыслить, как человек, он, возможно, пришел бы к выводу, что жизнь – это неутомимая жажда насыщения, а мир – арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.
1877 Но волчонок не умел мыслить, как человек, и не обладал способностью к обобщениям. Поставив себе какую-нибудь одну цель, он только о ней и думал, только ее одной и добивался. Кроме закона добычи, в жизни волчонка было множество других, менее важных законов, которые всё же следовало изучить и, изучив, повиноваться им. Мир был полон неожиданностей.
1878 Жизнь, играющая в волчонке, силы, управляющие его телом, служили ему неиссякаемым источником счастья. Погоня за добычей заставляла его дрожать от наслаждения. Ярость и битвы приносили с собой одно удовольствие. И даже ужасы и тайны неизвестного помогали ему жить. Кроме этого, в жизни было много других приятных ощущений.
1879 Действие этого закона волчонок видел повсюду. Он съел птенцов куропатки. Ястреб съел их мать и хотел съесть самого волчонка. Позднее, когда волчонок подрос, ему захотелось съесть ястреба. Он съел маленькую рысь. Мать-рысь съела бы волчонка, если бы сама не была убита и съедена. Так оно и шло. Всё живое вокруг волчонка жило согласно этому закону, крохотной частицей которого являлся и он сам.
1880 Я люблю рассказы о далеких городах. Я коплю эти города, как медведь копит жир перед спячкой. Стоит закрыть глаза, и всплывают улицы, застраиваются домами, наполняются голосами людей. Эти люди далеко, и мне, скорее всего, никогда с ними не пересечься – но я способен ощутить податливые и вместе с тем прочные изгибы их жизней.
1881 Слушать рассказы о незнакомых местах было моей болезненной страстью. Лет десять назад я мог вцепиться в первого встречного и требовать отчета о его родном городе. Избытка людей, готовых добровольно выслушивать чужие речи, в те времена не наблюдалось – поэтому всякий, кто попадался мне под руку, вел свой рассказ прилежно и старательно.
1882 Словно бросая камушки в пересохший колодец, они повествовали мне о самых разных вещах – и уходили, одинаково удовлетворенные. Одни говорили с умиротворением, другие – с раздражением. Одни строго по сути вопроса, а другие всю дорогу не пойми о чем. Бывали скучные рассказы, бывали грустные, слезливые – а иной раз случались дурацкие розыгрыши. Однако я всех выслушивал серьезно, как только мог.
1883 Не знаю, в чем здесь причина, но каждый каждому – или каждый всему миру – отчаянно хочет что-то передать. Мне это напоминает стаю обезьян, засунутую в ящик из гофрированного картона. Вот я вынимаю такую обезьяну из ящика, бережно стираю с нее пыль, хлопаю по попе и выпускаю в чистое поле. Что с ними происходит потом, мне неизвестно. Не иначе, грызут где-нибудь свои желуди, покуда все не вымрут.
1884 И Белый Клык проникся к собакам точно такой же острой ненавистью. Роль вожака не доставляла ему ни малейшего удовольствия. Он через силу мирился с тем, что ему приходится убегать от заливающихся лаем собак, которые в течение трех лет находились под его властью. Но с этим надо было мириться, иначе ему грозила гибель, а жизни, бившей в нем ключом, гибнуть не хотелось.
1885 Упершись подбородком в сложенные руки, он лежал на устилавшем землю мягком лесном ковре из бурой хвои, а высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента дороги. Вдоль дороги бежала речушка.
1886 Молодой человек, высокий и худой, с выбеленными солнцем русыми волосами и обветренным загорелым лицом, в вылинявшей фланелевой рубашке, крестьянских штанах и чувяках на веревочной подошве, наклонился, продел руку под лямку кожаного мешка и взвалил тяжесть на плечо. Потом просунул другую руку под другую лямку и поудобней устроил мешок на спине.
1887 Высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента дороги. Вдоль дороги бежала речушка, и в дальнем конце ущелья на ее берегу виднелась лесопилка. Вода, переливавшаяся через запруду, казалась белой на палящем летнем солнце.
1888 На севере просматривалась долина, за ней каштановая роща и еще одна гора по эту сторону реки. За гору тоже шли бои, но безуспешные; осенью зарядили дожди, листва с каштанов облетела, мокрые стволы почернели. Виноградники тоже поредели и оголились, и сама деревенская округа вымокла, порыжела и увяла вместе с осенью. Над речкой повисли туманы, а над горой облака.
1889 На огромной скорости, разбрызгивая больше грязи, чем тягачи, проносились серые легковые автомобили; впереди, рядом с водителем, обычно сидел офицер и еще несколько на заднем сиденье. Если сзади между двух генералов обнаруживался офицерик такого росточка, что можно было разглядеть лишь верх его фуражки да узкую спину, и при этом автомобиль мчался особенно быстро, то это скорее всего был король.
1890 Кто бы мог подумать, что незначительный случай решит мою судьбу. В то время я был холост и жил в доме научных работников. В один из весенних ленинградских вечеров я сидел у открытого окна и любовался на деревца сквера, покрытые светло-зеленым молодым пушком. Верхние этажи домов пылали палевыми лучами заката, нижние погружались в синие сумерки.
1891 Но вот наконец мы идем на посадку. Я вижу с дирижабля общий вид города. Он расположен в очень длинной, узкой высокогорной долине меж снеговых вершин. Долина имеет почти прямое направление с запада на восток. Возле самого города она расширяется. У южного края ее находится большое горное озеро. Альпинист говорит, что оно очень глубокое.
1892 Сотни две домов сверкают плоскими металлическими крышами. Большинство крыш белые, как алюминий, но есть и темные. На северном склоне горы стоит большое здание с куполом – вероятно, обсерватория. За жилыми домами фабричные корпуса. Наш аэродром расположен в западной стороне города, в восточной лежит какой-то удивительный железнодорожный путь – с очень широкой колеей.
1893 Один раз он видел, как она трясла ореховое дерево, в другой раз он видел ее сидящей на лужайке – она вязала синий свитер; три или четыре раза он находил на крыльце своего дома букетик осенних цветов, горсть каштанов в маленьком кулечке, пучок осенних листьев, аккуратно приколотый к листу белой бумаги и прикрепленный кнопкой к входной двери. И каждый вечер Кларисса провожала его до угла.
1894 В школе по мне не скучают. Видите ли, они говорят, что я необщительна. Будто бы я плохо схожусь с людьми. Странно. Потому что на самом деле я очень общительна. Всё зависит от того, что понимать под общением. По-моему, общаться с людьми – значит болтать вот как мы с вами. Или разговаривать о том, как удивительно устроен мир. Я люблю бывать с людьми.
1895 Дядя говорит, тогда люди считали, что у каждого должно быть чувство ответственности. Кстати, у меня оно есть. Это потому, что давно, когда я еще была маленькой, мне вовремя задали хорошую трепку. Я сама делаю все покупки по хозяйству, сама убираю дом. Но больше всего я все-таки люблю наблюдать за людьми. Иногда я целый день езжу в метро, смотрю на людей, прислушиваюсь к их разговорам.
1896 Мне хочется знать, кто они, чего хотят, куда едут. Иногда я даже бываю в парках развлечений или катаюсь в ракетных автомобилях, когда они в полночь мчатся по окраинам города. Полиция не обращает внимания, лишь бы они были застрахованы. Есть у тебя в кармане страховая квитанция на десять тысяч долларов, значит, всё в порядке и все счастливы и довольны.
1897 А затем Кларисса исчезла. Сперва он даже не понял, чем отличается этот день от другого, а суть была в том, что нигде не видно было Клариссы. Лужайка была пуста, деревья пусты, улицы пусты. И прежде чем он сообразил, чего ему не хватает, прежде чем он начал искать пропавшую, ему уже стало не по себе; подходя к метро, он был уже во власти смутной тревоги.
1898 Вы безнадежный романтик. Это было бы смешно, если бы не было так серьезно. Вам не книги нужны, а то, что когда-то было в них, что могло бы и теперь быть в программах наших гостиных. То же внимание к подробностям, ту же чуткость и сознательность могли бы воспитывать и наши радио- и телевизионные передачи, но они этого не делают.
1899 Книги не выложат вам сразу всё, чего вам хочется. Ищите это сами всюду, где можно, – в старых граммофонных пластинках, в старых фильмах, в старых друзьях. Ищите это в окружающей вас природе, в самом себе. Книги – только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть. В них нет никакой тайны, никакого волшебства.
1900 Слушайте: нам не хватает трех вещей. Первая. Знаете ли вы, почему так важны такие книги, как эта? Потому что они обладают качеством. А что значит качество? Для меня это текстура, ткань книги. У этой книги есть поры, она дышит. У нее есть лицо. Ее можно изучать под микроскопом. И вы найдете в ней жизнь, живую жизнь, протекающую перед вами в неисчерпаемом своем разнообразии.
1901 Я люблю смотреть, как мама улыбается. Лицо у нее круглое и ямочки на щеках, а глаза ясные, синие. Если она сидит у окна и солнечный луч сбоку светит, падает маме прямо в глаза – хрусталики ее горят, словно прозрачные камушки. Мама моя добрая, я ее злой никогда еще не видел. Даже когда сердится, она все равно добрая. Волосы у мамы русые, она их в косы заплетает и укладывает кольцом на голове.
1902 Когда я был еще мальчиком, умер мой дед; он был скульптором. Он был очень добрый человек, очень любил людей, это он помог очистить наш город от трущоб. Нам, детям, он мастерил игрушки; за свою жизнь он создал, наверно, миллион разных вещей. Руки его всегда были чем-то заняты. И вот, когда он умер, я вдруг понял, что плачу не о нем, а о тех вещах, которые он делал.
1903 Я плакал потому, что знал: ничего этого больше не будет; дедушка уже не сможет вырезать фигурки из дерева, разводить с нами голубей на заднем дворе, играть на скрипке или рассказывать нам смешные истории – никто не умел так их рассказывать, как он. Он был частью нас самих, и, когда он умер, всё это ушло из нашей жизни: не осталось никого, кто мог бы делать это так, как делал он.
1904 Я и теперь часто думаю о том, каких прекрасных творений искусства лишился мир из-за его смерти, сколько забавных историй осталось не рассказано, сколько голубей, вернувшись домой, не ощутят уже ласкового прикосновения его рук. Он переделывал облик мира. Он дарил миру новое. В ту ночь, когда он умер, мир обеднел на десять миллионов прекрасных поступков.
1905 Каждый должен что-то оставить после себя. Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом, или хотя бы возведенную из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чем после смерти найдет прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращенное тобой дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив.
1906 Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы всё, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нем оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником. Первый пройдет, и его как не бывало, но садовник будет жить не одно поколение.
1907 К восьми часам она уже разложила длинные тонкие сигареты, расставила хрустальные бокалы для вина и изящное серебряное ведерко с кубиками колотого льда, среди которых, покрываясь бисеринками изморози, медленно охлаждалась зеленая бутылка. Она встала, окидывая взглядом комнату, в которой всё было олицетворением опрятности и аккуратности, с удобно расставленными чистыми пепельницами.
1908 Богатые, полные изобилия сентябрьские дни проходили длинной чередой перед его глазами, и он понял, чем они отличались от остальных дней: осенние дни были полны содержания, красоты и спокойствия, ибо их голубое небо вселяло надежду и уверенность, что наступят дни еще более богатые и содержательные. Они отличались тем, что были полны смысла.
1909 Они ночевали в одном из монастырских покоев, который отвели дяде по старому знакомству. Был канун Покрова. На другой день они с дядей должны были уехать далеко на юг, в один из губернских городов Поволжья, где отец Николай служил в издательстве, выпускавшем прогрессивную газету края. Билеты на поезд были куплены, вещи увязаны и стояли в келье.
1910 К вечеру сильно похолодало. Два окна на уровне земли выходили на уголок невзрачного огорода, обсаженного кустами желтой акации, на мерзлые лужи проезжей дороги и на тот конец кладбища, где днем похоронили Марию Николаевну. Огород пустовал, кроме нескольких муаровых гряд посиневшей от холода капусты. Когда налетал ветер, кусты облетелой акации метались как бесноватые, и ложились на дорогу.
1911 На дворе бушевала вьюга, воздух дымился снегом. Можно было подумать, будто буря заметила Юру и, сознавая, как она страшна, наслаждается производимым на него впечатлением. Она свистела и завывала и всеми способами старалась привлечь Юрино внимание. С неба оборот за оборотом бесконечными мотками падала на землю белая ткань, обвивая ее погребальными пеленами. Вьюга была одна на свете, ничто с ней не соперничало.
1912 Первым движением Юры, когда он слез с подоконника, было желание одеться и бежать на улицу, чтобы что-то предпринять. То его пугало, что монастырскую капусту занесет и ее не откопают, то, что в поле заметет маму и она бессильна будет оказать сопротивление тому, что уйдет еще глубже и дальше от него в землю. Дело опять кончилось слезами. Проснулся дядя, говорил ему о Христе и утешал его.
1913 Одно время в Москве можно было крикнуть извозчику «к Живаго!», и он уносил вас на санках в тридесятое царство, в тридевятое государство. Тихий парк обступал вас. На свисающие ветви елей, осыпая с них иней, садились вороны. Разносилось их карканье, раскатистое, как треск древесного сука. С новостроек за просекой через дорогу перебегали породистые собаки. Там зажигали огни. Спускался вечер.
1914 По причине обеденного времени или по случаю праздника в полях не попадалось ни души. Солнце палило недожатые полосы, как полуобритые арестантские затылки. Над полями кружились птицы. Склонив колосья, пшеница тянулась в струнку среди совершенного безветрия или высилась в крестцах далеко от дороги, где при долгом вглядывании принимала вид движущихся фигур.
1915 Солнце палило недожатые полосы, как полуобритые арестантские затылки. Над полями кружились птицы. Склонив колосья, пшеница тянулась в струнку среди совершенного безветрия или высилась в крестцах далеко от дороги, где при долгом вглядывании принимала вид движущихся фигур, словно это ходили по краю горизонта землемеры и что-то записывали.
1916 Это была вторая поездка дяди и племянника в Дуплянку. Юра думал, что он запомнил дорогу, и всякий раз, как поля разбегались вширь и их тоненькой каемкой охватывали спереди и сзади леса, Юре казалось, что он узнает то место, с которого дорога должна повернуть вправо, а с поворота показаться и через минуту скрыться десятиверстная кологривовская панорама.
1917 Юре казалось, что он узнает то место, с которого дорога должна повернуть вправо, а с поворота показаться и через минуту скрыться десятиверстная кологривовская панорама с блещущей вдали рекой и пробегающей за ней железной дорогой. Но он всё обманывался. Поля сменялись полями. Их вновь и вновь охватывали леса. Смена этих просторов настраивала на широкий лад. Хотелось мечтать и думать о будущем.
1918 Отец Николай был священник, прошедший толстовство и революцию и шедший всё время дальше. Он жаждал мысли, окрыленно вещественной, которая прочерчивала бы нелицемерно различимый путь в своем движении и что-то меняла на свете к лучшему и которая даже ребенку и невежде была бы заметна, как вспышка молнии или след прокатившегося грома. Он жаждал нового.
1919 Юре хорошо было с дядей. Он был похож на маму. Подобно ей, он был человеком свободным, лишенным предубеждения против чего бы то ни было непривычного. Как у нее, у него было дворянское чувство равенства со всем живущим. Он так же, как она, понимал всё с первого взгляда и умел выражать мысли в той форме, в какой они приходят в голову в первую минуту, пока они живы и не обессмыслятся.
1920 Юра был рад, что дядя взял его в Дуплянку. Там было очень красиво, и живописность места тоже напоминала маму, которая любила природу и часто брала Юру с собой на прогулки. Кроме того, Юре было приятно, что он опять встретится с Никой Дудоровым, гимназистом, жившим у Воскобойникова, который, наверное, презирал его, потому что был года на два старше его.
1921 Иван Иванович на правах приятельства занимал у богача Кологривова две комнаты во флигеле управляющего. Этот домик с примыкающим к нему палисадником находился в черной, запущенной части парка со старой полукруглой аллеей въезда. Аллея густо заросла травой. По ней теперь не было движения, и только возили землю и строительный мусор в овраг, служивший местом сухих свалок.
1922 Человек передовых взглядов и миллионер, сочувствовавший революции, сам Кологривов с женой находился в настоящее время за границей. В имении жили только его дочери Надя и Липа с воспитательницей и небольшим штатом прислуги. Ото всего парка с его прудами, лужайками и барским домом садик управляющего был отгорожен густой живой изгородью из черной калины.
1923 Я сказал – надо быть верным Христу. Сейчас я объясню. Вы не понимаете, что можно быть атеистом, можно не знать, есть ли бог и для чего он, и в то же время знать, что человек живет не в природе, а в истории, и что в нынешнем понимании она основана Христом, что Евангелие есть ее обоснование. А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению.
1924 А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению. Для этого открывают математическую бесконечность и электромагнитные волны, для этого пишут симфонии. Двигаться вперед в этом направлении нельзя без некоторого подъема. Для этих открытий требуется духовное оборудование. Данные для него содержатся в Евангелии.
1925 Для этих открытий требуется духовное оборудование. Данные для него содержатся в Евангелии. Это, во-первых, любовь к ближнему, этот высший вид живой энергии, переполняющей сердце человека и требующей выхода и расточения, и затем это главные составные части современного человека, без которых он немыслим, а именно идея свободной личности и идея жизни как жертвы.
1926 Там была хвастливая мертвая вечность бронзовых памятников и мраморных колонн. Века и поколения только после Христа вздохнули свободно. Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти, умирает, сам посвященный этой теме.
1927 Здесь была удивительная прелесть! Каждую минуту слышался чистый трехтонный высвист иволог, с промежутками выжидания, чтобы влажный, как из дудки извлеченный звук до конца пропитал окрестность. Стоячий, заблудившийся в воздухе запах цветов пригвожден был зноем неподвижно к клумбам. Как это напоминало Антибы. Юра поминутно поворачивался направо и налево.
1928 Над лужайками слуховой галлюцинацией висел призрак маминого голоса, он звучал Юре в мелодических оборотах птиц и жужжании пчел. Юра вздрагивал, ему то и дело мерещилось, будто мать аукается с ним и куда-то его подзывает. Он пошел к оврагу и стал спускаться. Он спустился из редкого и чистого леса, покрывавшего верх оврага, в ольшаник, выстилавший его дно.
1929 Он спустился из редкого и чистого леса, покрывавшего верх оврага, в ольшаник, выстилавший его дно. Здесь была сырая тьма, бурелом и падаль, было мало цветов и членистые стебли хвоща были похожи на жезлы и посохи с египетским орнаментом, как в его иллюстрированном Священном писании. Юре становилось всё грустнее. Ему хотелось плакать. Он повалился на колени и залился слезами.
1930 Он не долго лежал без памяти. Когда очнулся, он услышал, что дядя зовет его сверху. Он ответил и стал подниматься. Вдруг он вспомнил, что не помолился о своем без вести пропадающем отце. Но ему было так хорошо после обморока, что он не хотел расставаться с этим чувством легкости и боялся потерять его. И он подумал, что ничего страшного не будет, если он помолится об отце как-нибудь в другой раз.
1931 Мальчик с отцом третий день находился в поезде. Мимо в облаках горячей пыли, выбеленная солнцем, как известью, летела Россия, поля и степи, города и села. По дорогам тянулись обозы, грузно сворачивая с дороги к переездам, и с бешено несущегося поезда казалось, что возы стоят не двигаясь, а лошади поднимают и опускают ноги на одном месте.
1932 На больших остановках пассажиры как угорелые бегом бросались в буфет, и садящееся солнце из-за деревьев станционного сада освещало их ноги и светило под колеса вагонов. Все движения на свете в отдельности были рассчитанно-трезвы, а в общей сложности безотчетно пьяны общим потоком жизни, который объединял их. Люди трудились и хлопотали, приводимые в движение механизмом собственных забот.
1933 Беззаботность придавало ощущение связности человеческих существований, уверенность в их переходе одного в другое, чувство счастья по поводу того, что все происходящее совершается не только на земле, в которую закапывают мертвых, а еще в чем-то другом, в том, что одни называют царством божьим, а другие историей, а третьи еще как-нибудь.
1934 Из этого правила мальчик был горьким и тяжелым исключением. Его конечной пружиной оставалось чувство озабоченности, и чувство беспечности не облегчало и не облагораживало его. Он знал за собой эту унаследованную черту и с мнительной настороженностью ловил в себе ее признаки. Она огорчала его. Ее присутствие его унижало.
1935 С тех пор как он себя помнил, он не переставал удивляться, как это при одинаковости рук и ног и общности языка и привычек можно быть не тем, что все, и притом чем-то таким, что нравится немногим и чего не любят? Он не мог понять положения, при котором, если ты хуже других, ты не можешь приложить усилий, чтобы исправиться и стать лучше.
1936 Когда он обращался за ответом к отцу, тот говорил, что его исходные точки нелепы и так рассуждать нельзя, но не предлагал взамен ничего такого, что привлекло бы Мишу глубиной смысла и обязало бы его молча склониться перед неотменимым. И, делая исключение для отца и матери, Миша постепенно преисполнился презрением к взрослым, заварившим кашу, которой они не в силах расхлебать.
1937 Каждый раз, как этот нервный человек успокаивался, за ним из первого класса приходил его юрист и сосед по купе и тащил его в салон-вагон пить шампанское. Это был тот плотный, наглый, гладко выбритый и щеголеватый адвокат, который стоял теперь над телом, ничему на свете не удивляясь. Нельзя было отделаться от ощущения, что постоянное возбуждение его клиента в каком-то отношении ему на руку.
1938 Отец говорил, что это известный богач, добряк и шалопут, уже наполовину невменяемый. Не стесняясь Мишиного присутствия, он рассказывал о своем сыне, Мишином ровеснике, и о покойнице жене, потом переходил к своей второй семье, тоже покинутой. Тут он вспоминал что-то новое, бледнел от ужаса и начинал заговариваться и забываться.
1939 К Мише он выказывал необъяснимую, вероятно, отраженную и, может быть, не ему предназначенную нежность. Он поминутно дарил ему что-нибудь, для чего выходил на самых больших станциях в залы первого класса, где были книжные стойки и продавали игры и достопримечательности края. Он пил не переставая и жаловался, что не спит третий месяц.
1940 Миша рассматривал небольшой набор уральских минералов в деревянном ящичке – последний подарок покойного. Вдруг кругом всё задвигалось. По другому пути к поезду подошла дрезина. С нее соскочили следователь в фуражке с кокардой, врач, двое городовых. Послышались холодные деловые голоса. Задавали вопросы, что-то записывали.
1941 Когда они спрыгивали на полотно, разминались, рвали цветы и делали легкую пробежку, у всех было такое чувство, будто местность возникла только что благодаря остановке, и болотистого луга с кочками, широкой реки и красивого дома с церковью на высоком противоположном берегу не было бы на свете, не случись этого несчастья.
1942 Миша потрясен был всем происшедшим и в первые минуты плакал от жалости и испуга. В течение долгого пути убившийся несколько раз заходил посидеть у них в купе и часами разговаривал с Мишиным отцом. Он говорил, что отходит душой в нравственно чистой тишине и понятливости их мира, и расспрашивал о разных юридических тонкостях и вопросах.
1943 Обе на минутку задумались. Глубоко под ними покоилось море. Со скамейки не было видно берега, и оттого ощущение бесконечности и величия морского простора еще больше усиливалось. Вода была ласково-спокойна и весело-синя, светлея лишь косыми гладкими полосами в местах течения и переходя в густо-синий глубокий цвет на горизонте.
1944 Я тебя понимаю, но у меня как-то не так, как у тебя. Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня волнует, радует и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой. Я скучаю, глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.
1945 Берг не чувствовал никакой привязанности ни к своему детству, ни к маленькому еврейскому городку на Днепре, где его дед ослеп за дратвой и сапожным шилом. Родной город вспоминался всегда как выцветшая и плохо написанная картина, густо засиженная мухами. Он вспоминался как пыль, сладкая вонь помоек, сухие тополя, грязные облака над окраинами, где в казармах муштровали солдат – защитников отечества.
1946 Может быть, поэтому Бергу и не удавались пейзажи. Он предпочитал портрет, жанр и плакат. Он старался найти стиль своего времени, но эти попытки были полны неудач и неясностей. Годы проходили над Советской страной, как широкий ветер, – прекрасные годы труда и преодолений. Годы накапливали опыт, традиции. Жизнь поворачивалась, как призма, новой гранью.
1947 Годы проходили над Советской страной, как широкий ветер, прекрасные годы труда и преодолений. Годы накапливали опыт, традиции. Жизнь поворачивалась, как призма, новой гранью, и в ней свежо и временами не совсем для Берга понятно преломлялись старые чувства – любовь, ненависть, мужество, страдание и, наконец, чувство родины.
1948 Вез Берга на озеро сын лесника Ваня – сутулый и застенчивый мальчик. Телега стучала по корням, скрипела в глубоких песках. Иволги печально свистели в перелесках. Желтый лист изредка падал на дорогу. Розовые облака стояли высоко в небе над вершинами мачтовых сосен. Берг лежал в телеге, и сердце у него глухо и тяжело билось.
1949 Озеро Берг увидел внезапно сквозь чащу поредевших лесов. Оно лежало косо, как бы поднималось к горизонту, а за ним просвечивали сквозь тонкую мглу заросли золотых берез. Мгла над озером висела от недавних лесных пожаров. По черной, как деготь, прозрачной воде плавали палые листья. На озере Берг прожил около месяца. Он не собирался работать и не взял с собой масляных красок.
1950 Я спешил вниз, доставал расписанный яркими цветочными узорами металлический поднос и снимал с крючка пахнущий летом мешочек с курагой. Сона называла поднос цветами, а курагу солнцем. Тем, чего не хватало черно-белой зиме. Бабушка протирает поднос, и к цветам возвращается буйство красок – самые разные оттенки. Я рассматриваю роспись, выбирая взглядом светлые.
1951 Сона высыпает курагу на поднос, сосредоточенно ее перебирает, освобождая от увядших листьев, обрывок веток, высохших пчелиных телец. На первый взгляд плоды абрикосового дерева одинаковые, но стоило присмотреться, и открывалась индивидуальность каждого. Различия проявлялись в форме, прожилках на кожуре, сочности мякоти, во вкусе. Было у них и общее – наполненность щедрым солнечным светом.
1952 На озере Берг прожил около месяца. Он не собирался работать и не взял с собой масляных красок. Он привез только маленькую коробку с французской акварелью, сохранившуюся еще от парижских времен. Берг очень дорожил этими красками. Целые дни он лежал на полянах и с любопытством рассматривал цветы и травы.
1953 Особенно его поразил бересклет, его черные ягоды были спрятаны в венчик из карминных лепестков. Берг собирал ягоды шиповника и пахучий можжевельник, длинную хвою, листья осин, где по лимонному полю были разбросаны черные и синие пятна, хрупкие лишаи и вянущую гвоздику. Он тщательно рассматривал осенние листья с изнанки, где желтизна была чуть тронута легкой свинцовой изморозью.
1954 Он тщательно рассматривал осенние листья с изнанки, где желтизна была чуть тронута легкой свинцовой изморозью. В озере бегали оливковые жуки-плавунцы, тусклыми молниями играла рыба, и последние лилии лежали на тихой поверхности воды, как на черном стекле. В жаркие дни Берг слышал в лесу тихий дрожащий звон.
1955 На закатах журавлиные стаи с курлыканьем летели над озером на юг. Берг впервые почувствовал глупую обиду – журавли показались ему предателями. Они бросали без сожаления этот пустынный, лесной и торжественный край, полный безымянных озер, непролазных зарослей, сухой листвы, мерного гула сосен и воздуха, пахнущего смолой и болотными мхами.
1956 Берг побродил с ней по чащам и послушал неторопливые Татьянины рассказы. От нее он узнал, что их край – лесная глухомань – был знаменит с давних времен своими живописцами. Татьяна называла ему имена знаменитых кустарей, расписывавших деревянные ложки и блюда золотом и киноварью, но Берг никогда не слышал этих имен и краснел.
1957 Путешествовать с альбомом и красками, несмотря на револьвер и массу охранительных документов, в разоренной, занятой пруссаками стране – предприятие, разумеется, смелое. Но в наше время смельчаками хоть пруд пруди. Стоял задумчивый, с красной на ясном небе зарей вечер, когда Шуан, в сопровождении слуги, крепкого, высокого человека, подъехал к разрушенному городку.
1958 Они миновали обгоревшие развалины станции и углубились в мертвую тишину улиц. Шуан первый раз видел разрушенный город. Зрелище захватило и смутило его. Далекой древностью, временами Аттилы и Чингисхана отмечены были, казалось, слепые, мертвые обломки стен и оград. Не было ни одного целого дома. Груды кирпичей и мусора лежали под ними.
1959 Он проплыл привычные полторы сотни метров в открытое море и еще столько же к берегу, пока не коснулся ногами круглой прибрежной гальки. Вытерся полотенцем, висевшим на сухом белом стволе выброшенного морем дерева, надел рубашку и сандалии и поднялся по узкой тропинке, которая вела от бухты к башне. Там он приготовил кофе и принялся за работу.
1960 Несколько дней подряд ему не удавалось подобрать нужный оттенок для неба, и теперь он кропотливо наносил на грунт голубые и серые мазки. Последнее время он почти не спал, и в эту ночь он наконец понял, что лишь холодные цвета способны правильно оттенить унылую даль, где белесая дымка скрывает силуэты шагающих по кромке моря солдат.
1961 Он промыл кисти и разложил их на просушку. Внизу, у подножья отвесных скал, послышались шум мотора и музыка, доносившиеся с туристического катера, который ежедневно в одно и то же время проплывал вдоль берега. Андресу не надо было смотреть на часы: он знал, что настал час пополудни. Как обычно, он услышал женский голос, усиленный громкоговорителем.
1962 Наступает сентябрь, закрываешь окошко, которое открыл в июне, снимаешь теннисные туфли, которые надел тогда же, и влезаешь в тяжеленные башмаки, которые тогда забросил. Теперь люди скорей прячутся в дом, будто кукушки обратно в часы, когда прокукуют время. Только что на верандах было полно народу и все трещали, как сороки. И сразу двери захлопнулись, никаких разговоров не слышно, только листья с деревьев так и падают.
1963 Стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда всё блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
1964 Гораздо позднее, здесь, лежа в своей кровати, я поняла: когда путешествие на повозке, что зовется жизнью, закончится, ты не сможешь еще раз отправиться в него, но, если у тебя в руках есть книга, какой бы сложной и запутанной она ни была, ты всегда можешь вернуться в начало, когда она закончится, чтобы понять жизнь и то, что ты понять не смог. И тогда ты еще раз прочитаешь уже оконченную книгу.
1965 В сентябре пошли дожди. Они шуршали в траве. Воздух от них потеплел, а прибрежные заросли запахли дико и остро, как мокрая звериная шкура. По ночам дожди неторопливо шумели в лесах по глухим, неведомо куда ведущим дорогам, по тесовой крыше сторожки, и казалось, что им так и на роду написано моросить всю осень над этой лесной страной.
1966 Всё чаще начинает хмуриться небо, ревет ветер. Подошел первый месяц осени. У осени свое рабочее расписание, как у весны, только наоборот. Она начинает с воздуха. Высоко над головой исподволь начинает желтеть, краснеть, буреть лист на деревьях. Как только листьям станет не хватать солнышка, они начинают вянуть и быстро теряют свой зеленый цвет.
1967 В душе я коллекционер. А точнее говоря, барахольщик. Потому что коллекционеры собирают свои редкости по строгой системе, а я просто так, что придется. В моей комнате полным-полно мелких, бесполезных на первый взгляд вещиц. Они на полках, на стенах, на подоконнике, на рабочем столе. Здесь, на столе, бросается в глаза одна причудливая штука. Те, кто приходят ко мне впервые, как правило, замечают ее.
1968 Воздух дрожал и горел белым огнем. Казалось, вся земля притаилась, не смея пошевелиться под ужасным солнечным гневом. Чиж еще не успел выбраться из переулка, как пот уже назойливо и липко побежал со лба, повис на ресницах и едкими струйками покатился на губы и обвисшие усы. В глазах потемнело, в висках застучали твердые молоты.
1969 Чиж пришел в отчаяние. И решил зайти в клуб. Белый двухэтажный дом клуба был пуст и прохладен. В раскрытые двери библиотеки стройными рядами виднелись как будто никому не нужные книги. За стеклами строго блестели их золотые названия и сурово смотрели в пустые залы. В карточной выжидательно зеленели ломберные столики. Было тихо, как в церкви, и только в буфете отрывисто звякали тарелки.
1970 Маленький городок был расположен в степи, и тому, кто, выйдя за околицу, вглядывался в марево дальних полей, в призраки отдаленных лесов, ползущих по горизонту, и в высокое бесстрастное небо, становилось ясно, что ничтожность кучки людей, живущих, страдающих и умирающих на земле, не красивая трагическая фраза, а простая и даже скудная правда.
1971 Летом горячее солнце стояло над степью, зимой она одевалась холодным белым саваном, в жаркие ночи над ней вставали горы туч, и гром торжествующе прокатывался из конца в конец черного простора, но всегда она была одинаково уныла, загадочна и чужда человеку. Когда поднимался ветер, в степи вставала мелкая сухая пыль и мертвым полчищем серых призраков неустанно шла на город.
1972 Когда поднимался ветер, в степи вставала мелкая сухая пыль и мертвым полчищем серых призраков неустанно шла на город. Она бесшумно садилась на крыши и окна домов, ложилась на стоячие воды реки, покрывала весь город мягким безвольным налетом, и тогда он казался таким же старым и ветхим, как мир. Всё было в нем однообразно и убого, как кучка праха, не развеянного ветром.
1973 Именно в таком сером городишке прежде, чем среди зеленых дерев, розовых гор, синих морей и великолепных зданий, могла зародиться мысль, впоследствии вышедшая в мир и пронесшаяся по лицу земли, как бледный зловещий призрак смерти. Скала, брошенная в море, исчезает бесследно, но маленький камешек на поверхности стоячего пруда далеко разгоняет неизбежные круги.
1974 Скала, брошенная в море, исчезает бесследно, но маленький камешек на поверхности стоячего пруда далеко разгоняет неизбежные круги. И то, что каждый день незаметно свершается в грохоте большой жизни, здесь до дна всколыхнуло души и поколебало многие умы. Позже искали и нашли причину в лице некоего Наумова, нового инженера на заводе местного богача Арбузова.
1975 Возможно, тень этого сумрачного человека легла на жизнь, и, действительно, в развитии событий, в их ускорении он играл большую роль. Но, глядя вокруг открытыми глазами, нельзя не видеть, что никакая человеческая воля не может ни на йоту прибавить, ни на йоту убавить того, что есть в жизни, что развивается из корня, вросшего в самую глубину земли, и что раньше или позже, так или иначе, должно привести к неизбежному концу.
1976 В тишине обыденной жизни, в кропотливой суете вековечных укладов давно уже зрела эта странная и страшная катастрофа, но еще за три месяца до нее всё казалось так обычно, и никто не сказал бы, что вокруг происходит иное, чем то, что было вчера. Городок изнывал от жары, тихо, мертво и скучно шла обычная жизнь. Безнадежно и озлобленно скучал и маленький студент Чиж, торопливо бежавший с одного урока на другой.
1977 Вот уже два года, как, высланный из большого города, он застрял в этом городишке, без всякой надежды когда-нибудь выбраться, и потому ненавидел его всеми силами души, до тоски, до боли. Где-то, рассыпая миллионы искр, стоная и грохоча в муках и восторгах, куется великая боевая, человеческая жизнь, а здесь, точно от начала веков, никто не слышал громкого слова, не видел открытого живого лица.
1978 Где-то, рассыпая миллионы искр, стоная и грохоча в муках и восторгах, куется великая боевая, человеческая жизнь, а здесь, точно от начала веков, никто не слышал громкого слова, не видел открытого живого лица. Не то они спят, не то притаились, не то и не живут вовсе, а так, просто копошатся, словно кучка червей, брошенная в пыль у края дороги.
1979 Солнце стояло прямо над городом, и воздух дрожал от жары, струясь вдоль заборов зыбкой угарной дымкой. Жалкие скелеты акаций на пустынном бульваре беспомощно свесили свои костлявые ветки, и под ними, чуть живая, лежала их убогая высохшая тень. Почти все окна были закрыты от солнца ставнями, и чувствовалось, как томительно задыхаются за ними от зноя и скуки вялые, не думающие и не чувствующие люди.
1980 Для маленького студента жизнь была кипение, а природа – неисчерпаемая сокровищница богатства и красоты. Как бедному человеку, не видевшему другого дворца, кроме полуразвалившегося дома разорившегося барина, кажется, что на свете не может быть ничего богаче и красивее, так Чижу казалось, что земля с ее голубенькими морями, кудрявыми деревцами и розовенькими горками есть венец красоты и величия.
1981 Мысль его ползала по земле и не могла подняться ввысь, туда, где безграничные пространства, вечный кристальный холод, миллиарды сверкающих светил и великая, могучая неподвижность вечности. И унылая бессмысленная человеческая жизнь возбуждала в нем преклонение. Голова его горела, когда он думал о борьбе народцев с их крошечными, собственной глупостью воздвигнутыми деспотами.
1982 У нее был ясный ум и легкий характер. Она была очень хороша собой. Она и Родя понимали, что всего в жизни им придется добиваться своими боками. В противоположность праздным и обеспеченным, им некогда было предаваться преждевременному пронырству и теоретически разнюхивать вещи, практически их еще не касавшиеся. Грязно только лишнее. Лара была самым чистым существом на свете.
1983 Брат и сестра знали цену всему и дорожили достигнутым. Надо было быть на хорошем счету, чтобы пробиться. Лара хорошо училась не из отвлеченной тяги к знаниям, а потому что для освобождения от платы за учение надо было быть хорошей ученицей, а для этого требовалось хорошо учиться. Так же хорошо, как она училась, Лара без труда мыла посуду, помогала в мастерской и ходила по маминым поручениям.
1984 Было воскресенье, середина июля. По праздникам можно было утром понежиться в постели подольше. Лара лежала на спине, закинув руки назад и положив их под голову. В мастерской стояла непривычная тишина. Окно на улицу было отворено. Лара слышала, как громыхавшая вдали пролетка съехала с булыжной мостовой в желобок коночного рельса и грубая стукотня сменилась плавным скольжением колеса как по маслу.
1985 Пахло началом городской зимы, топтаным листом клена, талым снегом, паровозной гарью и теплым ржаным хлебом, который выпекали в подвале вокзального буфета и только что вынули из печи. Приходили и отходили поезда. Их составляли и разбирали, размахивая свернутыми и развернутыми флагами. На все лады заливались рожки сторожей, карманные свистки сцепщиков и басистые гудки паровозов.
1986 Неожиданно пошел мокрый снег с дождем. Кучер слез с козел и стал поднимать кожаный верх. Пока, упершись ногой в задок, он растягивал тугие распорки, Фуфлыгина любовалась бисерно-серебристой водяной кашей, мелькавшей в свете конторских фонарей. Она бросала немигающий мечтательный взгляд поверх толпившихся рабочих с таким видом, словно в случае надобности этот взгляд мог бы пройти без ущерба через них насквозь, как сквозь туман или изморось.
1987 Он шел быстро, словно поспешность его походки могла приблизить время, когда всё на свете будет разумно и стройно, как сейчас в его разгоряченной голове. Он знал, что их стремления последних дней, беспорядки на линии, речи на сходках и их решение бастовать, не приведенное пока еще в исполнение, но и не отмененное, – всё это отдельные части этого большого и еще предстоящего пути.
1988 Но сейчас его возбуждение дошло до такой степени, что ему не терпелось пробежать всё это расстояние разом, не переводя дыхания. Он не соображал, куда он шагает, широко раскидывая ноги, но ноги прекрасно знали, куда несли его. Тиверзин долго не подозревал, что после ухода его и Антипова из землянки на заседании было постановлено приступить к забастовке в этот же вечер.
1989 Это болезнь новейшего времени. Я думаю, ее причины нравственного порядка. От огромного большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного криводушия. Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастье.
1990 Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она – состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно. Мне тяжело было слышать твой рассказ о ссылке, Иннокентий, о том, как ты вырос в ней и как она тебя перевоспитала. Это как если бы лошадь рассказывала, как она сама объезжала себя в манеже.
1991 Было тихое летнее утро. Солнце уже довольно высоко стояло на чистом небе, но поля еще блестели росой, из недавно проснувшихся долин веяло душистой свежестью, и в лесу, еще сыром и не шумном, весело распевали ранние птички. На вершине пологого холма, сверху донизу покрытого только что зацветшей рожью, виднелась небольшая деревенька.
1992 К этой деревеньке, по узкой проселочной дорожке, шла молодая женщина, в белом кисейном платье, круглой соломенной шляпе и с зонтиком в руке. Казачок издали следовал за ней. Она шла не торопясь и как бы наслаждаясь прогулкой. Кругом, по высокой, зыбкой ржи, переливаясь то серебристо-зеленой, то красноватой рябью, с мягким шелестом бежали длинные волны, в вышине звенели жаворонки.
1993 Грохот грозы призрачно смешивался с ураганным огнем, словно бог устал от людей и принялся обстреливать землю. Вспомнился солдат из батальона морской пехоты, который играет на гармонике, жалобно, скверно и невыносимо тоскливо. Затем Рим под дождем, мокрое шоссе под Руаном. Концлагерь, нескончаемый ноябрьский дождь барабанит по крышам бараков.
1994 Влажное, светлое лицо Клер, дорога к университету, овеянная тяжким ароматом сирени. Волшебный фонарь былого. Бесконечная вереница образов прошлого, скользящих мимо, как улицы за окном автомобиля. Отрава и утешение. Он загасил сигарету и выпрямился. Довольно: кто слишком часто оглядывается назад, легко может споткнуться и упасть.
1995 Они прошли несколько кварталов вверх, свернули за угол, и вдруг им открылся весь Париж. Огромный, мерцающий огнями, мокрый Париж. С улицами, площадями, ночью, облаками и луной. Париж. Кольцо бульваров, смутно белеющие склоны холмов, башни, крыши, тьма, борющаяся со светом. Париж. Ветер, налетающий с горизонта, искрящаяся равнина, мосты, словно сотканные из света и тени.
1996 Огромный, мерцающий огнями, мокрый Париж. С улицами, площадями, ночью, облаками и луной. Париж. Кольцо бульваров, смутно белеющие склоны холмов, башни, крыши, тьма, борющаяся со светом. Париж. Ветер, налетающий с горизонта, искрящаяся равнина, мосты, словно сотканные из света и тени, шквал ливня где-то далеко над Сеной, несчетные огни автомобилей.
1997 Если бы я продал его за доллары, то смог бы жить на них гораздо дольше. А так, наверно, очень скоро придется расстаться и с Гогеном. Это уже последние. Только три у меня и остались. Больше мне не на что жить. Работа? На нее я не рассчитываю. Чудес на свете не бывает. Только три картины. Одной меньше – и жить останется меньше.
1998 Я предвидел, что ты и тут постараешься извлечь для себя выгоду. Как это на тебя похоже! Ты знала, что тогда у нас была последняя встреча, что на ней и нужно остановиться. Ты пришла ко мне, и нам было тогда так хорошо именно потому, что это была последняя встреча, и мы простились, полные друг другом, и так бы всё это и осталось у нас в памяти.
1999 А ты не смогла придумать ничего лучшего, чем спекулировать на этом, как базарная торговка, ты снова зачем-то настаиваешь, пытаешься искусственно продлить то, что случается раз в жизни и больше не повторяется. Я не захотел этого, и ты прибегла к отвратительному трюку, и теперь приходится снова толочь воду в ступе, снова касаться вещей, одно упоминание о которых – уже бесстыдство.
2000 Она стояла и в упор смотрела на него. Смотрела и молчала. Воздух, узкий коридор, тусклый свет – всё вдруг наполнилось ею. Опять искушение, опять всё призывно и безудержно манит, как земля, когда стоишь на высокой башне, свесившись через перила, и кружится голова, и тянет вниз. Равик понимал это и защищался. Он не хотел попасться еще раз.
2001 Лувр. Ника. Нет, гораздо раньше. В каких-то безмерно давних прасумерках из пыли и золота. Курится фимиам перед алтарем из топаза. Громче рокочут вулканы, темнее занавес из теней, вожделения и крови, еще совсем мал челн познания, бурливее водоворот, ярче блещет лава, сползающая на черных щупальцах по склонам, заливая и пожирая всё живое.
2002 Громче рокочут вулканы, темнее занавес из теней, вожделения и крови, еще совсем мал челн познания, бурливее водоворот, ярче блещет лава, сползающая на черных щупальцах по склонам, заливая и пожирая всё живое. И надо всем вечная, застывшая улыбка Медузы. Что ей треволнения духа – несколько зыбких иероглифов на песке времени.
2003 Это и правда, и неправда. Я ничего не могу с собой поделать. Меня словно что-то подталкивает. Мне всё время кажется, будто я что-то упускаю. И вот я ловлю это что-то, хочу удержать, и тут оказывается – всё ни к чему. Тогда я опять тянусь за чем-то новым, хотя знаю заранее: всё кончится, как всегда, но вести себя иначе не могу.
2004 Мне всё время кажется, будто я что-то упускаю. И вот я ловлю это что-то, хочу удержать, и тут оказывается – всё ни к чему. Тогда я опять тянусь за чем-то новым, хотя знаю заранее: всё кончится, как всегда, но вести себя иначе не могу. Что-то толкает меня, захватывает на какое-то время, а затем отпускает, и я вновь опустошенная. А потом всё начинается снова.
2005 Я потерял ее, подумал Равик. Потерял навсегда, безвозвратно. Нельзя уже более надеяться, что она просто ошиблась, запуталась, что она еще может опомниться и вернуться. Хорошо знать всё до конца, особенно когда разыгравшееся воображение начнет снова затемнять рассудок. Мягкая, неумолимая, безнадежно грустная химия.
2006 Нельзя уже более надеяться, что она просто ошиблась, запуталась, что она еще может опомниться и вернуться. Хорошо знать всё до конца, особенно когда разыгравшееся воображение начнет снова затемнять рассудок. Мягкая, неумолимая, безнадежно грустная химия. Сердце, однажды слившееся с другим, никогда уже не испытает того же с прежней силой.
2007 Сердце, однажды слившееся с другим, никогда уже не испытает того же с прежней силой. В какой-то уголок его души Жоан так и не удалось пробраться; только это время от времени заставляло ее тянуться к нему. Но, едва проникнув и в последний уголок, она, конечно, покинет его навсегда. Кто же станет дожидаться этого? Кого удовлетворит подобный исход? Кто пожертвует собой ради этого?
2008 Человек, укрывшийся газетой от ночной росы и утреннего света, спал глубоким, спокойным сном. На нем были истрепанные парусиновые туфли, коричневые шерстяные брюки и рваный пиджак. Должно быть, мировые события мало волновали его. Он опустился настолько, что его вообще уже ничто не могло заинтересовать, подобно тому, как глубоководную рыбу не трогают штормы, бушующие на поверхности океана.
2009 Он не спеша достал сигарету и зажег спичку; когда желтое пламя осветило его сложенные ладони, словно пещеру с темными пропастями и трещинами, он понял – ничто не сможет помешать ему убить Хааке. Каким-то странным образом теперь это стало самым главным, гораздо более значительным, чем просто личная месть. Ему казалось, что если он не сделает этого, то совершит какое-то огромное преступление.
2010 Если он будет бездействовать, мир навсегда потеряет что-то очень важное. Он понимал, что всё это, разумеется, не так, и тем не менее, вопреки всякой логике, в крови у него пульсировало мрачное сознание необходимости такого поступка – словно от него кругами разойдутся волны и вызовут впоследствии гораздо более существенные события.
2011 Он понимал, что Хааке, маленький чиновник по ведомству страха, сам по себе значит немного, и всё же убить его было бесконечно важно. Огонек в пещере его ладоней погас. Он бросил спичку. В листве повисли сумерки, занимался рассвет. Серебряная паутина, поддерживаемая пиччикато пробуждающихся воробьев. Он удивленно оглянулся. Что-то в нем произошло. Состоялся незримый суд, был вынесен приговор.
2012 С необыкновенной отчетливостью он видел деревья, желтую стену дома, серую чугунную решетку рядом с собой, улицу в синеватой дымке. Казалось, эта картина никогда не изгладится из его памяти. И тут он окончательно понял, что убьет Хааке, ибо это не только его личное дело, маленькое дело, но нечто гораздо большее – начало.
2013 Легким движением руки Роланда приказала двум девицам подойти к посетителю, заснувшему на диване. Лишь очень немногие девушки сидели на мягких пуфиках, расставленных в два ряда посредине зала. Остальные предавались необузданному веселью, катаясь на гладком паркете коридора. Одна присела на корточки, а две другие мчались вприпрыжку, волоча ее за собой.
2014 Это случилось, когда он ввел ретрактор. Равика словно обдало стремительной, ошеломляющей, горячей волной. Он только что смотрел на открытую красную рану, на прозрачный пар, идущий от нагретых влажных салфеток, на кровь, сочившуюся из мелких сосудов, перехваченных зажимами, – как вдруг увидел перед собой глаза Эжени, с немым вопросом устремленные на него.
2015 Он увидел глаза, с немым вопросом устремленные на него, увидел в резком свете ламп каждую морщинку, каждый волосок усов на крупном лице Вебера. Он с трудом овладел собой и продолжал спокойно работать. Он накладывал шов. Руки действовали машинально, рана постепенно закрывалась, а он только чувствовал, как от подмышек по рукам и по всему телу течет пот.
2016 Море, которое раскинулось передо мной сейчас, когда я пишу эти строки, не сверкает, а скорее рдеет в мягком свете майского солнца. Начался прилив, и оно тихо льнет к земле, почти не тронутое рябью и пеной. Ближе к горизонту оно окрашено в пурпур, прочерченный изумрудно-зелеными штрихами. У самого горизонта оно темно-синее.
2017 Здесь север, и яркий солнечный свет не проникает в толщу моря. Там, где вода лижет скалы, на ее поверхности еще сохраняется пленка цвета. У самого горизонта очень бледное безоблачное небо разбросало по темно-синей воде легкие серебряные блики. К зениту небесная синь густеет, вибрирует. Но небо какое-то холодное, даже солнце какое-то холодное.
2018 То были минуты общения, дружеского обрядового единения, почти духовного по своей сути. За разговором, в будничном кругу застолья, затягивались раны и царапины, очевидные, быть может, лишь для обостренного и беспокойного восприятия самой Мари, заново воссоздавая всякий раз относительную гармонию, в существовании которой, быть может, опять-таки отдавала себе отчет одна она.
2019 Два дня назад была им сунута в шкаф мелкая ассигнация, последние его деньги, на которые рассчитывал он взять извозчика, а также купить еды. Но он забыл, куда сунул ее, некстати задумавшись перед тем о тридцать второй главе; об этой же главе думал он и теперь, пока текст телеграммы не разорвал привычные чары. Он увидел милое лицо Тави и засмеялся.
2020 Когда Дрэп начинал думать о своей работе или же просто вспоминал ее, ему казалось, что не было совсем в его жизни времени, когда не было бы в его душе или на его столе этой работы. Она родилась, росла, развивалась и жила с ним, как развивается и растет человек. Для него была подобна она радуге, скрытой пока туманом напряженного творчества.
2021 Для него была подобна она радуге, скрытой пока туманом напряженного творчества, или же видел он ее в образе золотой цепи, связывающей берега бездны; еще представлял он ее громом и вихрем, сеющим истину. Он и она были одно. Он разыскал ассигнацию, застрявшую в пустой сигарной коробке, взглянул на часы и, увидев, что до восьми осталось всего пять минут, выбежал на улицу.
2022 Только тогда отец выходил из-за ширмы, свежевыбритый, в белоснежной рубашке с накрахмаленными манжетами, во фраке, который сидел на нем так, будто отец в этом фраке родился, – и с той же небрежной ловкостью входил вместе с ним с детства знакомый Радовичу запах лондонского одеколона. Можжевельник, роза, крепкий чай.
2023 Всякий раз у Радовича захватывало дух – потому что вместе с отцом из-за ширмы вырывался раскатистый полонез, многоязыкий лепет придворных, вспыхивали, дрожа, громадные люстры, и каждая из тысяч свечей плыла, отражаясь в сияющем зеркале драгоценного паркета. Отец строго осматривал Радовича, потом накрытый стол, негромко говорил – благодарю.
2024 Отец строго осматривал Радовича, потом накрытый стол, негромко говорил – благодарю. И наконец улыбался. Часто в первый и последний раз за день. И ради этой минуты Радович забывал все: и что отцовский фрак, вышедший из моды еще двадцать лет назад, состоял из целой коллекции замысловатых заплат, и что крахмал на манжетах был самодельной картофельной затирухой, и что флакон от одеколона давно опустел.
2025 Даже жизнь спустя отец не казался Радовичу жалким. Это был королевский выход. И отец его был король. Пусть совершенно нищий, но – король. И только ради того, чтобы еще раз увидеть, как он улыбается, Радович готов был нестись домой сломя голову и каждое воскресенье скрести треклятое столовое серебро тертым кирпичом.
2026 Как в голове рождаются сюжеты? Писатели, которые по-настоящему любят свое дело, говорят, что здесь имеет место подлинное таинство – своего рода магия. Этому нет объяснения. Воображение – древняя душа. Ты слышишь его шепот в пространстве духа – тихое повествование о некоем дивном мире и об обитающих там существах, об их радостях и печалях, горестях и победах.
2027 Услышанный рассказ бывает прекрасен и завершен – вот только пока еще не облечен в слова. Писатель так и этак ворочает образы, чтобы вписать их в увиденное действие, припоминает диалоги, стараясь воспроизвести их от начала и до конца. Нужно просто расставить буквы, пробелы, запятые – и вот повествование уже готово стремительным лыжником промчаться по искристым склонам книжной индустрии.
2028 Книги пишут не эксперты и грамотеи – истории рождаются от прикосновения тайны к нашему безмолвному воображению. Нас годами терзают вопросы, а потом вдруг из неизвестности приходит ураган ответов – лавина стрел, сорвавшихся с незримых луков. Так оно было и у меня. Когда я дописал четвертую часть, наваждение окончилось – история о чайке Джонатане подошла к концу.
2029 Утро. Выглядываю в кусочек окна, не запушенный морозом, и не узнаю леса. Какое великолепие и спокойствие. Над глубокими, свежими снегами, завалившими чащи елей, – синее, огромное и удивительно нежное небо. Такие яркие, радостные краски бывают у нас только по утрам в афанасьевские морозы. И особенно хороши они сегодня, над свежим снегом и зеленым бором.
2030 И особенно хороши они сегодня, над свежим снегом и зеленым бором. Солнце еще за лесом, просека в голубой тени. В колеях санного следа, смелым и четким полукругом прорезанного от дороги к дому, тень совершенно синяя. А на вершинах сосен, на их пышных зеленых венцах, уже играет золотистый солнечный свет. И сосны, как хоругви, замерли под глубоким небом.
2031 Жить было бы невозможно, если бы сердце не обладало способностью радоваться искрящемуся под солнцем снегу и обмытой летним дождем листве, песне соловья на восходе и шелесту поспевающих хлебов, высокому синему небу и человеческим голосам под ним; если бы оно не обладало способностью очищаться со временем от страданий и тоски, не обладало вечной способностью волноваться и вечной потребностью любить.
2032 У них в доме книги были повсюду – не только на полках, как у всех, но и под столом, под стульями и по углам комнат. Книги лежали на кухне и в туалете, на телевизоре и в шкафу, небольшие стопки и целые горы толстых, тонких, старых, новых книг. Они встречали Мегги за завтраком, приглашая на свои увлекательные страницы, гнали прочь скуку долгих серых дней, а иногда они с отцом о них просто спотыкались.
2033 За дверью царила тишина, нарушаемая лишь шепотом дождя, и казалось, что это был голос ночи. Потом раздались шаги, и из темноты возник тот самый человек, что всё это время стоял на дворе. Длинное пальто, мокрое от дождя, прилипло к его ногам, и, как только он оказался на свету, Мегги почудилось, что над его плечом она увидела чью-то мохнатую мордочку, которая, сгорая от любопытства, высунулась из рюкзака и тут же нырнула назад.
2034 Мегги всегда думала, что у Мо было очень много книг. После того как она перешагнула через порог дома Элинор, она перестала так думать. Книги не лежали здесь стопками, как у Мегги дома. Очевидно, у каждой книги было свое место. Все стены, где у других были наклеены обои или висели картины, у Элинор были заняты книжными полками.
2035 Колючие листья обвивались вокруг коричневых букв. Из красной головы крошечного дракона на бумагу извергались цветы. На Мегги смотрели всадники на белых конях, словно не прошло и дня с тех пор, как кто-то вывел их крошечной кисточкой. Рядом с ними были изображены влюбленные, возможно новобрачные. Мужчина в красной шляпе враждебно смотрел на них.
2036 Он сказал еще что-то, но она уже не слушала. Она просто уставилась на книги. Полки, на которых они стояли, пахли свежесрубленным деревом и доставали до небесно-голубого потолка, с которого, словно звезды, свисали крошечные лампы. Возле полок стояли узкие деревянные лестницы с колесиками, готовые вознести жаждущего читателя на самый верх.
2037 Здесь же имелись пюпитры, на которых лежали раскрытые книги, пристегнутые желтыми латунными цепочками. Рядом стояли витрины с книгами, страницы которых с появившимися на них от времени пятнами открывали взору каждого, кто приближался, самые удивительные картины. Мегги ничего не могла с собой поделать.
2038 Вместо того чтобы ответить, я готов был упасть на колени, – ведь такого рода ответ угоден и богам и королям, ибо имеет за собой то преимущество, что никогда и никого не может обидеть. Но тут одно неожиданное происшествие дало нашему разговору другой оборот. Внезапно из книги выпал полуистлевший пергамент. Дядюшка накинулся на эту безделицу с жадностью вполне понятной.
2039 Говорят, удача только раз стучится в дверь человека и нужно уметь ухватить ее за хвост, иначе она ускользнет и больше не появится. Сожалений не испытывают только утратившие память люди. Я миллион раз прокручивал в голове эту сцену и всегда приходил к одному и тому же выводу. Я был королем придурков. Трусом. Мелким человечишкой.
2040 Муся уже знала, что папа пишет и читает на немецком языке, но рассказывать во дворе или школе так же строго запрещалось, как про мамину сестру. Много позже, после снятия блокады, возвращения в Ленинград и бесполезных поисков папиной могилы, Муся задумала написать о папе книгу. Почему книгу? Да потому, что в книгах существовала интересная жизнь.
2041 Что-то давно заснувшее, что-то лучшее, что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась его новая жизнь.
2042 Катя завела будильник, не раздеваясь, бросилась на свою постель и мгновенно заснула. Марина не спала. Она не думала о сообщении Герасима. Мало ли кто мог спрашивать их адрес. Возможно, какой-нибудь знакомый проездом был в Самаре и хотел повидаться. Может быть, на службе лежит для нее записка. Всё это пустяки. Марине было жаль письма, которое сожгла Катя.
2043 Читая эти письма, Марина радовалась, что муж по-прежнему полон энергии и в среде новых товарищей не чувствует себя одиноким. Последнее письмо пришло весной. В теплых, грустных строчках его чувствовалась глубокая душевная тоска по семье. Марина так часто читала и перечитывала это письмо, что помнила наизусть каждое слово, она никогда не решилась бы уничтожить его, если бы не Катя.
2044 Спор окончен. Динка остается одна. Теперь уже некому кричать, доказывать, не на кого смотреть исподлобья колючими злыми глазами. И уйти тоже нельзя. Если она уйдет, Катя скажет маме, что Динка надерзила ей, не послушалась и ушла. И еще всякие сегодняшние провинности расскажет Катя, а мама приедет усталая, она не успеет даже снять свою шляпку, как на нее обрушится целая куча неприятностей.
2045 Если же послушаться и никуда не уйти, то Катя хоть и расскажет про нее маме, но тогда только про утренние проделки, и вообще она будет говорить совсем другим голосом. Динка стоит посреди комнаты и не знает, на что решиться. Мышка осторожно просовывает в дверь свою голову. Прямые белые волосы ее рассыпаются по плечам, серые глазки смотрят озабоченно.
2046 Динка отталкивает сестру и бежит на террасу. Там, умерив шаг, она проходит мимо Кати, спускается по ступенькам в сад, идет по усыпанной песком дорожке и останавливается у калитки. Решимость снова покидает ее. Катя молчит, она больше не скажет ей ни слова, она оставит всякие объяснения до мамы. Динка вспоминает мамино лицо, грустные вопросительные глаза.
2047 На столе звенят чашки, тарелки. Но Динка не смотрит туда и не отвечает. Ей ничего не надо, ей только бы уйти. На террасе слышен негромкий разговор. Завтрак кончается. Солнце начинает припекать сильнее, а Динка всё стоит, не желая возвращаться и не решаясь уйти. Она стоит так долго, что всем в доме делается не по себе.
2048 На дороге лежит мягкая теплая пыль, так приятно шлепать по ней босыми ногами. Еще приятно бегать по густой и низкой траве, она стелется по земле, как пушистое одеяло, а на просеках стоят черные пни; там плохо бегать, но зато можно увидеть зеленых ящериц. Они такие хорошенькие и быстрые. Только их нельзя ловить – они очень пугаются и бросают свои хвостики.
2049 Когда солнце сильно печет, камни делаются такие горячие, что по ним можно только прыгать с одного на другой – и скорей к воде. А черные ужи ничего не боятся, они просто валяются на горячем песке, им хочется хорошенько согреться на солнышке. И купаться они любят. Только очень медленно везутся по песку. Динка часто помогает им добраться до воды.
2050 Важно и неторопливо течет Волга. Большая река такая тихая и ласковая сегодня, кажется, можно лечь на ее теплую воду, положить голову на волну и закрыть глаза. Волга будет плыть да плыть вместе с тобой мимо обрывистых берегов, мимо пристаней, мимо кудрявых лесистых гор, далеко-далеко. Повернет направо, повернет налево.
2051 Она сидит на обрыве, свесив вниз ноги. Под обрывом каменистый берег, у берега плещется желтенькая волжская водичка. А подальше вода глубокая, темная, но это не везде, есть такие места посредине реки, где из-под воды вдруг выходит остров. Ударит над Волгой гроза, блеснет молния и усеет косу чертовыми пальцами.
2052 Мама ездит туда на службу. Динка тоже ездила на этом пароходе с мамой. Она все бегала по палубе, а потом спустилась в трюм. И в машинное отделение тоже зашла. Там железная решетка, а внизу машина и треск такой, что Динка даже не слышала, как ее выгоняли оттуда, пока один матрос не взял ее за руку и не вывел к лесенке, а там она уже сама полезла наверх и нашла маму.
2053 Динка сидит на обрыве и мечтает. Вот бежит маленький пароходик. Такой маленький, а тащит на буксире две огромные баржи, груженные тесом. Не хочется пароходику тащить эти баржи. В самом деле, кому это интересно. Бежит бедный пароходик и все рассказывает, как ему тяжело, как надоело. А вон еще одна баржа стоит около берега, прямо против Динки.
2054 Вот он сел на канат и ест горбушку хлеба. Динке тоже хочется есть, она отрывается от своих мыслей и вспоминает о доме. Ничего даже не поела она там сегодня. Только успела выпить сливки у Мышки, как начались всякие неприятности сначала из-за сливок, потом из-за Алины, а потом из-за вчерашних проделок. Так что поесть уже ничего не пришлось.
2055 Они всегда дразнят ее, а один раз так избили, что она пришла домой с распухшим носом и не знала, что сказать. Динка долго помнит обиды и часто перед сном мечтает проснуться утром с отросшими за ночь богатырскими кулаками и побить сразу обоих мальчишек. Но это только мечта, а на самом деле Динка боится своих обидчиков и избегает встречи с ними.
2056 Она отчаянно кричит и, хватаясь за корни деревьев, торчащие из откоса, стремительно спускается вниз. Ноги привычно нащупывают опору, руки ловко и быстро цепляются за сухие мохнатые корни, на берег сыплются комки глины и сухой песок. Динка не боится спускаться с крутого откоса, она уже давно освоила этот кратчайший путь, а сейчас страх за ужа и ярость удесятеряют ее ловкость.
2057 Новая волна тащит Динку вниз и накрывает с головой. Чья-то рука больно вцепляется в волосы и сильным рывком поднимает захлебнувшуюся девочку над водой. На один короткий миг Динка видит бледное мокрое лицо мальчика с баржи. Она хочет ударить его, вырваться, закричать, но вода залепила ей рот и нос, ей нечем дышать. Лицо мальчика то исчезает, то снова появляется рядом.
2058 Девочка сидит на песке в мокром платье, с волос ее стекает вода, в ушах стоит шум. Она разбита, уничтожена, побеждена самым позорным образом, ее тащили за волосы, топили, как щенка. Она боится поднять голову, открыть глаза. Голоса взрослых долетают до нее откуда-то издалека, она не слушает и не понимает, о чем они говорят.
2059 Динка поднимается на террасу, останавливается перед теткой и, подняв голову, молча смотрит на нее. Она ждет, что Катя встретит ее сердитым, язвительным замечанием, выговором, угрозой пожаловаться маме. Но ей все равно. Пусть жалуется, пусть ругает. Когда с человеком случается самое худшее, он уже не обращает внимания на повседневные неприятности.
2060 Девочки, взявшись за руки, идут в сад. В саду под кленом – широкая скамья. Здесь самый тенистый уголок, сюда приходят секретничать Алина со своей подругой и мама с Катей. Динка усаживается на скамейку и, приткнувшись боком к сестре, наваливается на нее всей тяжестью своего крепко сбитого тела. Мышка одной рукой обнимает сестру, а другой хватается за край скамейки, чтоб не упасть.
2061 Динка видит светлое мамино лицо. Это лицо, такое родное и близкое, заслоняет собой все чужие, враждебные лица, которые весь этот день стоят у нее перед глазами. Динка рада, что за ней есть многие мелкие провинности, о которых можно рассказать. Она спешит загородиться ими от того главного, что лежит у нее на сердце и о чем никогда не должна узнать мама.
2062 Динка плохо понимала, от слез у нее никогда не болела голова, поэтому из рассказа Мышки она вынесла единственное убеждение, что старшая сестра неженка и что лучше с ней не связываться, потому что можно нажить себе большие неприятности. Но сейчас она украдкой смотрит в большие растревоженные глаза сестры, она в первый раз так внимательно всматривается в эти глаза.
2063 Динка остается одна. На коленях ее лежит яблоко, но она не ест его, а только гладит румяные бока. Везде так тихо, из кухни не доносится ни одного голоса, сестры сидят молча. В саду тоже скучно, солнце уже спряталось за калиткой, и кусты, не окрашенные в его теплый цвет, и дорожки, и листья на деревьях тускнеют. На Волге гудит пароход. Высокие пенистые волны бегут от него к берегу.
2064 Олег – старший и единственный брат Марины и Кати. Они рано лишились матери и, когда отец женился на другой, тяжело страдали от сурового обращения мачехи. Единственной воспитательной мерой воздействия этой злой женщины были розги. Особенно доставалось Марине, потому что Катя была еще маленькой, а Олег уже учился в городе.
2065 Приезжая на каникулы и видя жестокое отношение мачехи к сестрам, Олег пробовал жаловаться отцу, но отец был болен, редко выходил из кабинета, и мачеха умела убедить его, что мальчик не желает считаться с ней, как с матерью, и нарочно клевещет на нее отцу. Олега перестали брать на каникулы домой, он терзался, писал отцу умоляющие письма, но мачеха жгла их, не передавая.
2066 Время шло, старшая сестра подрастала и становилась в помощь брату; оба они, нагрузившись уроками, воспитывали младшую сестру. Катя долго не могла забыть истязания мачехи, она росла угрюмым, недоверчивым ребенком, дичилась чужих людей. Нежные заботы и ласки брата и сестры постепенно изменили ее характер, но на нем навсегда остался отпечаток грусти и суровости.
2067 Выйдя замуж, Марина взяла Катю к себе и с тех пор никогда с ней не расставалась. Олег женился, но по-прежнему заменял сестрам отца. Мачеху они больше никогда не видели, и от тяжелого детства у всех троих осталась только страстная, нежная привязанность друг к другу. Поэтому и сейчас приезд Олега был большим праздником для сестер.
2068 Боясь погони, он долго прятал сестру у знакомых, но мачеха и не думала разыскивать детей, не пробовала вернуть их домой и совершенно не интересовалась, на что они живут. Олег, боясь, что она потребует от него сестер, никогда не обращался к ней за помощью. В шестнадцать лет он уже окончил пансион и работал в частной конторе переписчиком, а в свободные часы бегал по урокам.
2069 Маленькая птичка кружится и кружится над землей вместе с голосом дяди Леки, с поющими клавишами под мамиными руками, она поднимается вверх и падает вниз. Из-под Динки уходит стул; вцепившись в свои коленки, она тоже поднимается и падает вместе с голосом дяди Леки, вместе с птичкой. И сердце у нее замирает, как на качелях.
2070 А жаворонок поднимается все выше, он уже поет над другой птичкой, над подруженькой своей поет этот жаворонок звонкий. Губы Динки шевелятся, лицо принимает выражение поющего Олега, жаворонок кружится уже где-то далеко. Когда последние аккорды замирают, все молчат. Динка тоже молчит. Перед ее глазами встают какие-то смешные штучки-закорючки на нотах.
2071 Но дядя Лека ставит перед мамой новые ноты, и все знают, что сейчас будет что-нибудь веселое. Веселая музыка и веселые слова не бросают Динку вверх и вниз, она принимает их как плясовые, ей хочется выделывать какие-то антраша ногами и руками, она не может удержаться и подпрыгивает на стуле в такт музыке. Но всё уже кончается, и только в тишине слышен голос Кати.
2072 Динка хочет бежать к маме, но громкий плач вырывается из ее груди. Музыка резко обрывается. Мама и дядя Лека подбегают к девочке, пробуют разнять руки, обнимают ее, что-то говорят ей тихими ласковыми голосами. Катя взволнованным шепотом упрекает за что-то брата и сестру. А Динка громко и безутешно плачет. Она знает, что никто-никто не может ей помочь, даже мама.
2073 Лина поступила к Арсеньевым, когда у них только что родилась Динка. Взяли ее прямо из деревни, куда ездила Марина с детьми на летние месяцы. Родных у Лины не было, старшего брата Силантия забрили в солдаты, вести от него приходили редко. Первые дни Лина дичилась, по комнатам ходила на цыпочках и отвечала на вопросы шепотом.
2074 Свежее утро холодит ей спину, короткое платье не закрывает голых коленок. Но солнце уже близко, с обрыва будет видно, как оно вылезает из воды, огромное, красное. Сначала до половины вылезет, потом присядет на воду отдохнуть, а потом не успеешь и оглянуться, как оно уже поднимется на небо. Одно-одинешенько солнце, а всю землю греет, всех людей припекает и глядеть на себя не велит – не любит.
2075 Ей кажется, что красивее всех на свете ее мама, потому что у нее светлые волосы, но, оказывается, и с черными бывают красивые. Динка свешивается с обрыва. По склону, у самых корней среди зеленых пучков неудобно растущей травы, белеют нежные цветы кувшинок. Их трудно добыть, но Динке это нипочем. Она часто рвет кувшинки для мамы, но домой не приносит.
2076 Утро было прелестное. Само счастье, казалось, висело над землей и, отражаясь в бриллиантовых росинках, манило к себе душу прохожего. Лес, окутанный утренним светом, был тих и неподвижен, словно прислушивался к моим шагам и чириканью птичьей братии, встречавшей меня выражениями недоверия и испуга. Воздух был пропитан испарениями весенней зелени и своей нежностью ласкал мои здоровые легкие.
2077 Сквозь серый палисадник пестрел цветник нашего приемщика Максима Федоровича, известного в нашем уезде знатока по части устройства клумб, газонов и прочего. Максима Федоровича мы застали за очень приятным занятием. Красный от удовольствия и улыбающийся, он сидел за своим зеленым столом и, как книгу, перелистывал толстую пачку сторублевых бумажек. По-видимому, на расположение его духа мог влиять вид даже чужих денег.
2078 Но пусть лучше такие глаза, пусть лучше это чувство обиды и упрек, чем то, что я увидел в этих глазах несколько месяцев спустя после встречи у теневской церкви. Горе, светившееся теперь в глубине этих черных глаз, было только началом того страшного несчастья, которое, как внезапно налетевший поезд, стерло с лица земли эту девушку. Что цветки перед теми ягодками, которые уже созревали для того, чтобы влить страшную отраву в ее хрупкое тело и тоскующую душу.
2079 Говорил я прекрасно, и недаром похлопала мне крыльями пролетевшая над нашими головами орлица. А моя Оля взяла мою протянутую руку, подержала ее в своих маленьких руках и с нежностью поцеловала. Но это не было знаком согласия. На глупеньком личике неопытной, никогда ранее не слышавшей речей женщины выражалось недоумение. Она всё еще продолжала не понимать меня.
2080 Она ждала ответа, а между тем настроение моего духа было таково, что я не был способен на разумный ответ. Пьяный, взволнованный случаем в пещере, взбешенный шпионством поляка и нерешительностью Ольги, переживший глупую беседу с графом, я едва слушал Надю. Я еще раз махнул рукой и оставил Надю. Только впоследствии, придя в себя, я понял, как глуп и жесток я был, не дав девушке ответа на ее простой, незамысловатый вопрос.
2081 Теперь, когда я могу глядеть беспристрастно на прошлое, я не объясняю свою жестокость состоянием души. Мне сдается, что, не давая ей ответа, я кокетничал, ломался. Трудно понять человеческую душу, но душу свою собственную понять еще трудней. Если действительно я ломался, то да простит мне бог. Хотя, впрочем, издевательство над чужими страданиями не должно быть прощаемо.
2082 Три дня ходил я из угла в угол, как волк в клетке, и всеми силами своей недюжинной воли старался не пускать себя из дому. Я не касался груды бумаг, лежавших на столе и терпеливо ожидавших моего внимания, никого не принимал, бранился с Поликарпом, раздражался. Я не пускал себя в графскую усадьбу, и это упорство стоило мне сильной нервной работы.
2083 Я еще хотел поговорить с Сашей, но это мне не удалось, потому что послышался лошадиный топот, и скоро мы увидели всадника, некрасиво прыгавшего на седле, и грациозную амазонку. Чтобы скрыть от Ольги свою радость, я поднял на руки Сашу и, перебирая пальцами ее белокурые волосы, поцеловал ее в голову. Ольга мельком взглянула на меня, молча ответила на мой поклон.
2084 Мальчик рассказал мне много печального. Он видел то, чего не видел или не хотел видеть его ослепленный отец. У бедняжки был оскорблен отец, оскорблены были сестра, старуха-няня. У него отняли его маленький очаг, где он привык возиться над установкой своих книжек и кормежкой пойманных им щеглят. Всё было обижено, над всем посмеялась глупая и полновластная мачеха.
2085 Но бедному мальчику не могло и присниться то страшное оскорбление, которое было нанесено молодой мачехой его семье и свидетелем которого я был в тот же вечер, после разговора с ним. Всё меркло перед этим оскорблением, и остриженные волосы Саши в сравнении с ним являются ничтожным пустяком. Поздно вечером я сидел у графа. Мы, по обыкновению, пили.
2086 Ты знаешь, что я его уважал, я ему верил, как другу. Я и даже ты – все вообще считали его человеком честным, порядочным, неспособным на обман. А между тем он меня обкрадывал, грабил. Пользуясь своим положением управляющего, он распоряжался моим добром, как хотел. Не брал только то, чего нельзя было сдвинуть с места.
2087 Был хороший августовский день. Солнце грело по-летнему, голубое небо ласково манило вдаль, но в воздухе уже висело предчувствие осени. В зеленой листве задумчивых лесов уже золотились отжившие листки, а потемневшие поля глядели тоскливо и печально. Предчувствие неизбежной тяжелой осени залегало и в нас самих. Нетрудно было предвидеть, что развязка была уже близка.
2088 Мы возвращались с охоты, на которую отправились с самого утра. Охота вышла неудачна. Около болот, на которые мы возлагали большие надежды, мы встретили компанию охотников, которые объявили нам, что дичь распугана. Нам удалось отправить на тот свет трех куликов и одного утенка – вот и всё, что выпало на долю десятка охотников.
2089 В конце концов у одной из амазонок разболелись зубы, и мы должны были поспешить обратно. Возвращались мы прекрасной дорогой по полю, на котором желтели снопы недавно сжатой ржи, в виду угрюмых лесов. На горизонте белели графская церковь и дом. Вправо от них широко расстилалась зеркальная поверхность озера.
2090 Чувствовать себя на этом свете лишней мебелью очень тяжело. Жутко жить, не зная цели. Когда же этот человек, которого вы так не любите, сделает меня своей женой, то у меня уже будет задача жизни. Я исправлю его, я отучу его пить, научу работать. Взгляните на него. Теперь он не похож на человека, а я сделаю его человеком.
2091 Мы расположились на опушке леса. Солнце спряталось за деревья, крася в золотистый пурпур одни только верхушки самых высоких ольх да играя на золотом кресте видневшейся вдали графской церкви. Над нашими головами залетали встревоженные кобчики и иволги. Кто-то из мужчин выстрелил и еще более встревожил пернатое царство. Поднялся неугомонный птичий концерт.
2092 Этот концерт имеет свою прелесть весной и летом, но, когда в воздухе чувствуется приближение холодной осени, он раздражает нервы и напоминает о скором перелете. Из чащи потянуло вечерней свежестью. Носы дам посинели, и зябкий граф стал потирать руки. Как нельзя более кстати запахло самоварной гарью и зазвякала чайная посуда.
2093 Я видел перед собой красоту, брошенную немилосердной судьбой в грязь. Не были пощажены ни молодость, ни красота, ни грация. Теперь, когда эта женщина казалась мне прекрасней, чем когда-либо, я чувствовал, какую потерю в лице ее понесла природа, и мучительная злость на несправедливость судьбы, на порядок вещей наполняла мою душу.
2094 Таким тоном не говорят о несчастных, мой хороший друг. Кто бы мог подумать, что эта умная, честная натура захочет расстаться с жизнью из-за такого субъекта, как граф. Нет, друг мой, к несчастью людей, женщины не могут быть совершенны. Как бы ни была умна женщина, какими бы совершенствами она ни была одарена, в ней все-таки сидит гвоздь, мешающий жить и ей и людям.
2095 Она вдруг почувствовала, что безумно устала. Но то была приятная усталость, которую утоляла, успокаивала знакомая обстановка, как будто дом – это добрый человек, как будто ее обняли за плечи любящие руки. Сидя в своем глубоком кресле в обогретой, полуосвещенной камином комнате, Пенелопа с удивлением испытала давно забытое ощущение беспричинного счастья.
2096 Я никогда больше не буду об этом ни говорить, ни думать. Потому что я жива. Могу чувствовать, осязать, видеть, слышать, обонять; могу позаботиться о себе, выйти под расписку из больницы, взять такси и приехать домой. В саду проглянули первые подснежники, и весна идет. И я ее увижу. Я буду любоваться этим ежегодным чудом и чувствовать, как с каждой неделей всё теплей становятся солнечные лучи.
2097 Земля в горшках была влажная, рыхлая, зелень яркая, здоровая. На ранней герани появилась шляпка крохотных бутонов, гиацинты подросли на три дюйма, не меньше. За стеклом виднелся настоящий сад, скованный инеем, голые ветки – как кружево на фоне блеклого неба, но и там во мху под каштаном уже белели подснежники и золотились верхние чашечки аконитов.
2098 Так связала нас маленькая тайна. Увы, ниточка эта оказалась совсем непрочной. Через пять минут я услышал, как Павлик вместе со Славиком хохочет над моей глупостью. Грустно мне стало, но я не обиделся. Как я мог обижаться на Павлика? Павлик имел право смеяться. Он был не просто сильнее и старше. Он был человек из другого мира.
2099 Мы поняли тогда: нам нужны не просто книжки про острова и тайны. Нужны такие вечера. Вечера с гудящим огнем и разговорами о маяках и коралловых рифах. И с ломтиками картошки, которые мы жарили на железной полоске у печной дверцы. Звонко стреляли крупицы соли, на ломтиках появлялись коричневые пузырьки. Потом эти ломтики похрустывали во рту, как печенье, и были вкуснее всего на свете.
2100 В те дни всё складывалось как-то удачно. Ушла тревога за отца: его часть вывели из боев, и она стояла в тихом городке. Отступил голод – мама получила какие-то дополнительные талоны на муку. Не за горами была и весна, а все знали, что весна принесет победу. Даже в школе мне везло: я получил две четверки по письму. Но запомнились прежде всего не дни, а счастливые вечера, согретые огоньком начинавшейся дружбы.
2101 Наверно, так бывает только в детстве: читаешь книгу, но не замечаешь слов, а как бы видишь кино. Я видел совершенно отчетливо стертые ступени гостиничной лестницы, частые переплеты окон, за которыми ночь и опасность, дрожащие свечи в руках испуганной хозяйки и ее сына Джима. Огоньки этих свечей желтыми точками отражались в железных полосках, которыми был окован зеленый дубовый сундук.
2102 Мы садились на поленья у приоткрытой дверцы. Павлик брал книгу. Он становился спокойным и строгим. Он мне очень нравился в такие минуты – не насмешливый, добрый, настоящий. Глаза Павлика делались темными, и пламя билось в них звездочками. И на лбу, на волосах его дрожали медные отблески. Не помню, как читал он: тихо или громко, с выражением или без.
2103 Головешки, рассыпаясь, стреляли, как мушкеты. Угли были как освещенные закатом скалы острова. Юнга Джим шел по следам сокровищ и воевал с пиратами. Он оказался не таким уж размазней, каким выглядел вначале. Но вот вместе с пятым вечером кончилась книжка. Честное слово, я растерялся. Я знал, что она должна кончиться, но нельзя же так сразу.
2104 В том, как он двигался, стоял, смотрел, в голосе, в теле – во всём была какая-то обескураживающая откровенность. Слишком открытый взгляд, и кто же так смотрит, взгляд, задевающий за что-то стыдное, болезненное. Ныло сердце. Или оттого, что он ей не принадлежал. Он приближался, начинал говорить, словно не было у него времени на притворство, словно видел ее одну, собирался поведать какую-то свою тайну.
2105 Теперь дыхание тоже сбивалось, но совсем от другого – от каких-то немыслимых возможностей, которые должны были ей теперь открыться и от которых кружилась голова. Она верила, что если не он сам, то какие-то силы, связанные с ним, выведут ее за пределы обычной жизни, сорвут нарисованный очаг с котелком, что у него есть проход к чему-то такому, что ей и не снилось, и она уже любила ту, будущую себя, в этой сияющей картинке мира.
2106 Человек с паспортом на имя Шварца часто сидел перед картинами Моне, изображающими кувшинки и соборы. Мы разговорились, и он рассказал, что после того, как власть в Австрии захватили нацисты, ему удалось освободиться и покинуть страну, отказавшись от своего состояния. А заключалось оно в коллекции импрессионистов, которая отошла государству. Он не жалел.
2107 Пока в музеях выставлены картины, он может любоваться ими как своими собственными, вдобавок не тревожась о пожаре и краже. Да и картины во французских музеях получше тех, какими владел он. Коллекционер прикован к своему ограниченному собранию, как отец к семейству, с обязательством отдавать предпочтение своим и, стало быть, находиться под их влиянием.
2108 Денег он смог вывезти очень мало, но спас некоторое количество старинных почтовых марок. Почтовые марки спрятать несложно, легче, нежели бриллианты. С бриллиантами ходить неудобно, когда они спрятаны в ботинках, а тебя ведут на допрос. Да и продать их невозможно без больших потерь и массы вопросов. Марки же интересны для коллекционеров. А коллекционеры не очень-то задают вопросы.
2109 Хорошо бы сообщить Рут, что этой ночью я не вернусь; но, когда я садился в дурно пахнущее, темное такси, меня вдруг захлестнула такая отчаянная, жуткая надежда, что я едва устоял на ногах. Может, всё это и в самом деле правда, может, наша жизнь еще не кончилась и невозможное сбудется – наше спасение. Я уже не решался ни на миг оставить незнакомца одного.
2110 Немного погодя мы очутились в лабиринте лестниц и переулков, ведущих в гору. Эта часть Лиссабона была для меня незнакомой; как обычно, я знал главным образом церкви да музеи – не потому, что так сильно любил бога или искусство, а просто потому, что в церквях и музеях не спрашивали документы. Перед Распятым и мастерами искусства ты покамест оставался человеком, а не индивидом с сомнительными бумагами.
2111 Мы вышли из такси и зашагали вверх по лестницам и путаным переулкам. Пахло рыбой, чесноком, ночными цветами, мертвым солнцем и сном. Сбоку под восходящей луной вырастал из ночи замок Святого Георгия, и свет, словно водопад, каскадами струился вниз по множеству ступеней. Я обернулся, посмотрел на гавань. Внизу лежала река, и река эта была свободой, жизнью, она впадала в море, а море было Америкой.
2112 Вдоль стен до самого потолка громоздились полки, плотно уставленные книгами разного формата и толщины. На полу возвышались штабеля фолиантов, на столе были навалены горы книжек размером поменьше, все в старинных кожаных переплетах. В дальнем конце помещения за сложенной из книг стеной высотой в человеческий рост горела лампа. И в ее свете время от времени появлялись кольца табачного дыма.
2113 Эти непонятные слова можно было прочитать на стеклянной двери маленькой книжной лавочки, но, разумеется, только если смотреть на улицу из глубины помещения. В то серое промозглое утро дождь лил как из ведра. Капли сбегали по изгибам букв, по стеклу, и сквозь него ничего не было видно, кроме пятнистой от сырости стены дома на противоположной стороне улицы.
2114 Это было похоже на дымовые сигналы, какими индейцы передают друг другу с горы на гору всякие сообщения. Там явно кто-то сидел. И, правда, из-за книжной стены раздался ворчливый голос. Мальчик тихонько прикрыл за собой дверь. Потом подошел к стене из книг и осторожно заглянул за нее. Там в кожаном вольтеровском кресле с высокой спинкой, уже изрядно потертом, сидел пожилой человек.
2115 Человеческие страсти удивительно загадочны, и дети подвластны им не меньше, чем взрослые. Те, кем они завладеют, ничего не могут толком объяснить, а те, кто не ведает страстей, и представить себе не в силах, что это такое. Например, есть люди, рискующие жизнью, чтобы покорить какую-нибудь заоблачную вершину. Но ни они сами, ни кто-либо другой на свете не могли бы сказать, зачем им это понадобилось.
2116 Иные готовы спустить целое состояние в азартной игре. А кто-то жертвует всем ради навязчивой идеи, которую и осуществить-то невозможно. Есть люди, убежденные, что будут счастливы лишь тогда, когда переедут жить в другое место, и всю жизнь мечутся по белу свету в поисках заветного уголка. А некоторые не находят покоя, пока не обретут власти. Короче говоря, сколько людей, столько страстей. Страстью Бастиана были книги.
2117 Отсюда, с перевала, видна была благородная линовка виноградников и оливковые рощи. Осыпи поддерживались косой клеткой шестов и системой террас. У самых ног стояли высохшие, уже ломкие столбики шалфея, стелился по земле древовидный чабрец и поодаль пластался большой куст отцветшего каперса. Мы вернулись к машине и медленно поехали вниз.
2118 Женевьев оказалась из поколения парижских студентов шестьдесят восьмого года, побывала и в левых, и в зеленых, и в травных эзотериках, заглатывала последовательно все наживки, потом рвалась прочь, и к тому времени, когда мы с ней познакомились, она была уже немолодая женщина крестьянского вида, загорелая, с сильными синими глазами, счастливо одинокая.
2119 Сначала она показалась мне несколько заторможенной, но потом я поняла, что она пребывает в состоянии завидного душевного покоя. Она уже десять лет жила в этом доме, который был восстановлен ей собственноручно, и здесь было всё, что нужно душе и телу: горячая вода, телефон, безлюдная красота гор, длинное лето и короткая, но снежная зима.
2120 Совершенного одиночества, которого искала здесь Женевьев, было в избытке, хотя с годами оно делалось менее совершенным: когда она нашла это место, здесь было четыре дома, из которых два были необитаемы, а два других принадлежали местным крестьянам – один сосед, кроме виноградника, держал механическую мастерскую, а у второго было стадо овец.
2121 Она радовалась им, но также радовалась, когда они уезжали, оставляя ее в одиночестве, до отказа заполненном прогулками, медитацией, сбором ягод и трав, работой в небольшом огороде, чтением и музыкой. Прежде она была преподавательницей музыки, но только теперь, на свободе, научилась наслаждаться игрой для себя, бескорыстной и необязательной.
2122 Совершенство ее умеренного одиночества дало первую трещину, когда приехавший ее навестить первый муж с новой семьей, влюбившись в это место, решил купить последний пустующий дом. Он разыскал наследников, и они охотно продали ему то, что еще осталось от давно заброшенного строения. Дом был восстановлен, и новые соседи жили там только на каникулах, были деликатны и старались как можно меньше беспокоить Женевьев.
2123 Занавески перед душевой кабиной не было, возле нее стояла бамбуковая ширма. Ветхое, в настоящих заплатах полотенце висело на жестяном крюке. Прикосновение талантливых рук Женевьев чувствовалось на всех вещах, подобранных на чердаке, в лавке старьевщика и, может быть, на помойках. Видно было, что вся обстановка дома – восставшая из праха.
2124 Но в воздухе происходило нечто такое, что они мне в этот момент были ближе друзей и родственников, возникла какая-то мгновенная сильнейшая связь, природу которой не могу объяснить. Мы ели и пили и тихо разговаривали о погоде и природе, о тыкве, которую вырастила Женевьев на своем огороде, о барсуке, жившем неподалеку, о дроздах, которые склевывают созревшие ягоды.
2125 Как переменилась жизнь Геннадия. Ту, прежнюю свою жизнь он видел теперь как растительное существование, а теперешняя, новая, вся была мысленная, парящая, подвижная, полная таких красот неизреченных, что он с огромной жалостью смотрел теперь на всех простых людей, которые жили, ели, пили, и ничего, совершенно ничего не понимали.
2126 Когда в солнечное утро, летом, пойдешь в лес, то на полях, в траве, видны алмазы. Все алмазы эти блестят и переливаются на солнце разными цветами – и желтым, и красным, и синим. Когда подойдешь ближе и разглядишь, что это такое, то увидишь, что это капли росы собрались в треугольных листах травы и блестят на солнце. Листок этой травы внутри мохнат и пушист, как бархат.
2127 Листок этой травы внутри мохнат и пушист, как бархат. И капли катаются по листку и не мочат его. Когда неосторожно сорвешь листок с росинкой, то капелька скатится, как шарик светлый, и не увидишь, как проскользнет мимо стебля. Бывало, сорвешь такую чашечку, потихоньку поднесешь ко рту и выпьешь росинку, и росинка эта вкуснее всякого напитка кажется.
2128 К утру дождь прошел, но небо еще было в тяжелых, сырых тучах, летевших с юга на север. Никита взглянул в окно и ахнул. От снега не осталось и следа. Широкий двор был покрыт синими, рябившими под ветром лужами. Через лужи, по измятой бурой траве, тянулась навозная, не вся еще съеденная дождем дорога. Разбухшие лиловые ветви тополей трепались весело и бойко.
2129 С юга между разорванных туч появился и со страшной быстротой летел на усадьбу ослепительный лазурный клочок неба. Никита распахнул дверь на крыльцо. Весь острый, чистый воздух был полон мягким и сильным шумом падающей воды. Это множество снеговых ручьев по всем бороздам, канавам и водомоинам бежало в овражки. Полные до краев овраги гнали вешние воды в реку.
2130 Приминая прошлогоднюю траву, струилась, текла снеговая, чистая, пахучая вода. Он зачерпнул ее горстью и напился. Дальше по оврагу еще лежал снег в желтых, в синих пятнах. Вода то прорывала в нем русло, то бежала поверх снега, не дай бог попасть с лошадью в эту снеговую кашу. Никита шел по траве вдоль воды: вот хорошо бы поплыть по этим вешним водам из оврага в овраг.
2131 На той стороне оврага лежало ровное поле, местами бурое, местами еще снеговое, всё сверкающее рябью ручьев. Никита дошел до нижнего пруда, куда по желтому снегу широкой водной пеленой вливался овраг. Вода покрывала весь лед на пруду, ходила коротенькими волнами. Налево шумели ветлы, обмякшие, широкие, огромные. Среди голых их сучьев сидели грачи, измокшие за ночь.
2132 Лазурное пятно, летевшее на усадьбу, разорвало, разогнало все тучи, синевато-прохладный свет полился с неба, стали голубыми, без дна, лужи на дворе, обозначились ручьи сверкающими зайчиками, и огромное озеро на полях и текущие овраги снопами света отразили солнце. Никита пошел кругом двора посмотреть, что там делается. Всюду бежали ручьи, уходя местами под серые крупитчатые сугробы.
2133 На солнце нельзя было теперь взглянуть, лохматыми ослепительными потоками оно лилось с вышины. По синему небу плыли облака, словно кучи снега. Весенние ветерки пахнули свежей травой и птичьими гнездами. Перед домом лопнули большие почки на душистых тополях, на припеке стонали куры. В саду, из разогретой земли лезла трава, весь луг подернулся белыми и желтыми звездочками.
2134 Небо и море плавно поменялись местами, вот-вот посыплются в облака кораблики на горизонте, кусачие рыбы, морские коньки, всё плыло, таяло, висели на невидимых нитках оглушительные чайки, парила между небом и морем сама Лидочка. Это и было счастье – родные, горячие руки, которые никогда тебя не выпустят, не уронят, даже если перевернулся весь мир.
2135 Романтический пунктир судьбы никому не известного Петровича грозил превратиться в линию сплошного человеческого счастья, но мамочка только рассеянно улыбалась. В другой раз она с наслаждением примерила бы на себя чужую, невозможную судьбу – только для того, чтобы убедиться, как ладно и ловко скроена ее собственная. Но стоило истории заложить очередной сюжетный вираж, как Лидочка отпрыгивала от волны, и нить истории безнадежно ускользала.
2136 И по тому, с каким жадным обожанием он смотрел на жену, по тому, как мимоходом она пригладила ему надо лбом некрасивую белесую кудрю, ясно было, что даже тридцать лет супружества могут быть зачем-то нужны богу, особенно если веришь, что он действительно существует. Линдт проглотил ниоткуда взявшийся горький комок. У меня тоже так будет, поклялся он мысленно.
2137 Это был счастливый билет, конечно. Шел по улице, подобрал золотой ключик, выпустил на волю замурованную судьбу. Линдт и сам знал, что так не бывает. А ведь поди ж ты. Глаза слипаются, всё дрожит и расплывается в мокром сиянии простого человеческого счастья. Мария Никитична поднялась, чтобы собрать со стола посуду, и тотчас вскочил помогать ей Чалдонов.
2138 Всю свою жизнь потом Линдт искал похожие отблески на лицах множества женщин. Но так и не понял, что женщина сама по себе вообще не существует. Она тело и отраженный свет. Но вот ты вобрала мой свет и ушла. И весь мой свет ушел от меня. Цитата. Набоков подтвердил бы, что внимательный читатель и сам сумеет расставить кавычки.
2139 Может быть, и потому, что Чалдонов прекрасно понимал, что дом, который вела его жена – порой упрямый и капризный, словно живое существо, – это тоже работа, тоже творчество, нужное миру ничуть не меньше, чем его научные изыскания или, скажем, мурчание кошки, вылизывающей котят. Мало того, Чалдонов был искренне уверен в том, что смысла в Марусиной ежедневной жизни куда больше, чем в его собственной.
2140 Вы подумайте, какое сейчас время! И мы с вами живем в эти дни. Ведь только раз в вечность случается такая небывальщина. Подумайте: со всей России сорвало крышу, и мы со всем народом очутились под открытым небом. И некому за нами подглядывать. Свобода! Настоящая, не на словах и в требованиях, а с неба свалившаяся, сверх ожидания.
2141 Литературу надо принимать мелкими дозами – тогда вы почувствуете ее сладостное благоухание в глубине ладоней. Ее нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту – тогда и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат, и раздробленные частицы вновь соединятся воедино в вашем сознании и обретут красоту целого, к которому вы подмешали чуточку собственной крови.
2142 Истории никто не делает, ее не видно, как нельзя увидеть, как трава растет. Войны, революции, цари, Робеспьеры – это ее органические возбудители, ее бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне.
2143 Когда богу требуется место, символизирующее земной рай, он выбирает не уединенный остров, не морской берег с золотым песком, не альпийский луг или поле спелой пшеницы. Он выбирает сад. И я с ним полностью согласна: лучшего места не найти. Я чувствовала себя здесь самой настоящей императрицей, и мои подданные – растения – по моему приказу послушно расцветали, стоило мне только на них посмотреть.
2144 Желая отомстить учителю, школьники изводили его старшего сына: если им удавалось поймать его где-нибудь в укромном месте, то на него обрушивался целый град ударов и пинков. Так он и рос, привычно убегая от сверстников, при первой возможности отрекаясь от своей фамилии, – тихий и незаметный, как стелющаяся по земле былинка.
2145 Чем же была заполнена моя жизнь? Работой. Не то чтобы я любил преодолевать трудности. Я вообще считаю, что, за исключением внезапных бедствий, любые трудности – это значит не то делаешь, не там ищешь, нет конструктивной идеи или не хватает эмпирики, опыта. Я так считаю. А мало ли как я считаю! Вряд ли кому-то это интересно. Мне было интересно работать.
2146 Я объяснил, и когда я зашагал дальше, чувства одиночества как не бывало. Я был старожилом, первопоселенцем, указывателем дорог. Эта встреча освободила меня от невольной скованности постороннего. Солнце с каждым днем пригревало сильней, почки распускались прямо на глазах, как в кино при замедленной съемке, и во мне уже крепла знакомая, приходившая каждое лето уверенность, что жизнь начинается снова.
2147 Лучше всего было по вечерам. Мы затапливали печи. Шумел огонь, багровые отсветы дрожали на бревенчатых стенах и па старой гравюре – портрете художника Брюллова. Откинувшись в кресле, он смотрел на нас и, казалось, так же как и мы, отложив раскрытую книгу, думал о прочитанном и прислушивался к гудению дождя по тесовой крыше.
2148 Во всём ее существе, живучем и красивом, была какая-то особенно обаятельная смесь хитрости и беспечности, искусственности и простоты, тишины и резвости. Над всем, что она делала, говорила, над каждым ее движением носилась тонкая, легкая прелесть, во всём сказывалась своеобразная, играющая сила. И лицо ее беспрестанно менялось, играло тоже.
2149 Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь, распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастье. Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она – состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно.
2150 Я практически не общалась с другими детьми, да и с посторонними взрослыми нечасто встречалась: гости в доме почти не бывали, если не считать одного человека, неизменно одетого в черный костюм и шляпу. Это был протестантский проповедник, приносивший с собой библию, с помощью которой ему удалось изрядно подпортить профессору последние годы жизни.
2151 Это гудела далекая машина, живой работающий паровоз. Захар Павлович вышел наружу и постоял во влаге теплого дождя, напевающего про мирную жизнь, про обширность долгой земли. Темные деревья дремали раскорячившись, объятые лаской спокойного дождя; им было так хорошо, что они изнемогали и пошевеливали ветками без всякого ветра.
2152 Причины, по которым вы решили создать что-то, достаточные причины. Просто делая то, что вам нравится, вы можете и сами не заметить, как начнете нам помогать. Так занимайтесь же тем, что помогает вам жить. Следуйте своим привязанностям, увлечениям и порывам. Доверяйте им. Создавайте то, от чего у вас в сердце происходит переворот.
2153 Христианство, мистерия личности и есть именно то самое, что надо внести в факт, чтобы он приобрел значение для человека. Полная и безраздельная жертва этой стихии – еврейство. Национальной мыслью возложена на него мертвящая необходимость быть и оставаться народом и только народом в течение веков, в которые силой, вышедшей некогда из его рядов, весь мир избавлен от этой принижающей задачи.
2154 Май был в полном расцвете, вечера стояли удивительные. Зацвела черемуха. Оба друга сходились каждый вечер в саду и просиживали до ночи в беседке, изливая друг перед другом свои чувства и мысли. Минуты бывали поэтические. Варвара Петровна под впечатлением перемены в судьбе своей говорила больше обыкновенного. Она как бы льнула к сердцу своего друга, и так продолжалось несколько вечеров.
2155 Едет лесоруб в лес, а борода у лесоруба белая, на усах сосульки, на шапке пушистый снег. Лошаденка косматая в инее. Бежит лесоруб позади саней, валенками скрипит, рукавицами прихлопывает. А в лесу Мороз кружева развесил. Ни пером описать, ни в сказке сказать. Зацепишь дугой – летит за воротник снежная легкая пыль. Протянулся через дорогу и скрылся в ельнике заячий разгонистый след.
2156 Однажды ночью я проснулся от странного ощущения. Мне показалось, что я оглох во сне. Я лежал с закрытыми глазами, долго прислушивался и наконец понял, что я не оглох, а попросту за стенами дома наступила необыкновенная тишина. Такую тишину называют мертвой. Умер дождь, умер ветер, умер шумливый, беспокойный сад. Было только слышно, как посапывает во сне кот.
2157 В том мире пространство растягивалось и сжималось по моей прихоти; крохотный чулан под лестницей мог вместить в себя целую Солнечную систему, а огромное небо, если смотреть на него из слухового окна на чердаке, съеживалось до размеров бледного кружочка. Одного моего слова было достаточно, чтобы преобразить внешний мир до неузнаваемости. Так я и росла в доме у подножия холма – свободная и уверенная в себе.
2158 Я изнывал в отсутствие Зинаиды: ничего мне на ум не шло, всё из рук валилось, я по целым дням напряженно думал о ней. Я изнывал, но в ее присутствии мне не становилось легче. Я ревновал, я сознавал свое ничтожество, я глупо дулся и глупо раболепствовал – и все-таки непреодолимая сила влекла меня к ней, и я всякий раз с невольной дрожью счастья переступал порог ее комнаты.
2159 Свет и темнота – вот что определяло основные перемены в природе вещей моего мира; книги, тихие и неподвижные в течение дня, с наступлением ночи оживали и открывались, их герои сходили со страниц, бродили по комнатам и проживали жизнь, полную приключений; мумии, такие жалкие, беспомощные и робкие в часы, когда солнце наполняло дом ярким светом, с наступлением сумерек обретали силу и прочность камня.
2160 Наверное, я отказался бы от своих поисков, повторяющих его попытки, победившие меня. Но я уклонился в сторону. Я думаю, я не любил бы тебя так сильно, если бы тебе не на что было жаловаться и не о чем сожалеть. Я не люблю правых, не падавших, не оступавшихся. Их добродетель мертва и малоценна. Красота жизни не открывалась им.
2161 Я не нашел ни того, ни другого. Хорошо, когда человек обманывает ваши ожидания, когда он расходится с заранее составленным представлением о нем. Принадлежность к типу есть конец человека, его осуждение. Если его не подо что подвести, если он не показателен, половина требующегося от него налицо. Он свободен от себя, крупица бессмертия достигнута им.
2162 Ты не понимаешь одного: актерская игра не жизнь, это искусство, искусство же – то, что ты сам творишь. Настоящее горе уродливо; задача актера представить его не только правдиво, но и красиво. Если бы я действительно умирала, как умираю в пьесах, думаешь, меня заботило бы, достаточно ли изящны мои жесты и слышны ли мои бессвязные слова в последнем ряду галерки.
2163 Справедливость! Разве справедливо, чтобы у всех было поровну? У ленивцев – то же, что и у трудяг. У глупцов – то же, что и умных. Такого нет даже среди животных. Дело не в богатых и бедных, а в сильных и слабых. Я согласен с тем, что у всех должны быть одинаковые возможности, но ведь есть люди, которые не желают ничего делать.
2164 Утром было большое солнце, и лес пел всей гущей своего голоса, пропуская утренний ветер под исподнюю листву. Захар заметил не столько утро, сколько смену работников – дождь уснул в почве, его заместило солнце; от солнца же поднялась суета ветра, взъерошились деревья, забормотали травы и кустарники и даже сам дождь, не отдохнув, снова вставал на ноги, разбуженный щекочущей теплотой, и собирал свое тело в облака.
2165 Мой мир был ограничен решеткой вокруг сада. Там, внутри, время текло по своим, порой весьма капризным, законам; за полчаса я могла совершить с полдюжины кругосветных путешествий, обойдя вокруг моего собственного земного шара; в то же время отблеск лунного света на плитах внутреннего дворика мог дать мне пищу для размышлений на целую неделю.
2166 На этот раз улыбка ее была чуть лукавой. Она опустила на миг ресницы, затем, подняв их, поглядела на юношу с тем мягким выражением глаз, которое поклонники называли ее бархатным взглядом. Она не преследовала этим никакой цели, сделала это просто механически, из инстинктивного желания нравиться. Мальчик был так молод, так робок, казалось, у него такой милый характер.
2167 По ночам часто плакал во сне Фунтик – маленькая рыжая такса. Приходилось вставать и закутывать его теплой шерстяной тряпкой. Фунтик благодарил сквозь сон, осторожно лизал руку и, вздохнув, засыпал. Темнота шумела за стенами плеском дождя и ударами ветра, и страшно было подумать о тех, кого, может быть, застигла эта ненастная ночь в непроглядных лесах.
2168 Джулия снова взглянула на фотографию. Неплохо бы на самом деле выглядеть так. Фотограф посадил ее, не без ее помощи, самым выгодным образом. Нос у нее был слегка толстоват, но, благодаря искусному освещению, это совсем не заметно; ни одна морщинка не портила гладкой кожи, от взгляда ее прекрасных глаз невольно таяло сердце.
2169 Стрельников такой же сумасшедший, как они, но он помешался не на книжке, а на пережитом и выстраданном. Я не знаю его тайны, но уверен, что она у него есть. Его союз с большевиками случаен. Пока он им нужен, его терпят, им по пути. Но по первом миновении надобности его отшвырнут без сожаления прочь и растопчут, как многих военных специалистов до него.
2170 Известно, что мусорщики работают по ночам. К этому их понуждают две причины: больше всего мусора от кипучей и не всегда полезной человеческой деятельности накапливается к концу дня, и, кроме того, нельзя оскорблять зрение и обоняние парижан. Ночью же почти никто, кроме крыс, не замечает работу мусорщиков. Шамет привык к ночной работе и даже полюбил эти часы суток.
2171 Это было и впрямь облегчение. Всё лето – быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья, – всё лето они обсуждали вопрос, когда и как перед ним открыться, и откладывали, откладывали, дотянули до конца августа. Они ходили вокруг него, с опаской суживая круги, но только он поднимал голову, отец с напускным интересом уже стучал по стеклу барометра.
2172 Я верю, что это очень древняя и очень щедрая проделка, игра, в которую природа играет с людьми, к своему и нашему удовольствию: природа прячет в каждом из нас необычные драгоценности, а потом отходит в сторонку и смотрит, сумеем ли мы их найти. Охота за этими скрытыми в нас сокровищами – вот что такое творческая жизнь. Отчаянная храбрость, которая гонит нас на эту охоту, – вот что превращает серые будни в более яркую жизнь.
2173 Моя мать провела детство в тех заколдованных местах, где авантюристы всех мастей веками ищут золотой город, тот самый, который когда-то вроде бы видели конкистадоры – те немногие из них, кому удалось вернуться из самых дальних и дерзких походов и экспедиций. Эти волшебные пейзажи навсегда оставили след в ее душе, а сама она каким-то образом сумела передать эту незримую печать мне, своей дочери.
2174 Тем не менее, когда учитель Карле сломал пальцы одному мальчику, дирекция школы запретила ему использовать для наказания нерадивых учеников тяжелую линейку: всем было ясно, что буквально с первого удара Карле впадал в экстаз и продолжал колотить, уже не отдавая себе отчета в своих действиях и их возможных последствиях.
2175 Было только слышно, как посапывает во сне кот. Я открыл глаза. Белый и ровный свет наполнял комнату. Я встал и подошел к окну – за стеклами всё было снежно и безмолвно. В туманном небе на головокружительной высоте стояла одинокая луна, и вокруг нее переливался желтоватый круг. Когда же выпал первый снег? Я подошел к ходикам.
2176 Моя страсть началась с того дня. Я, помнится, почувствовал тогда нечто подобное тому, что должен почувствовать человек, поступивший на службу: я уже перестал быть просто молодым мальчиком, я был влюбленный. Я сказал, что с того дня началась моя страсть. Я бы мог прибавить, что и страдания мои начались с того же самого дня.
2177 Пролетело жаркое лето, прошла золотая осень, выпал снег – пришла зима. Подули холодные ветры. Голые стояли в лесу деревья – ждали зимней одежды. Ели и сосны стали еще зеленее. Много раз большими хлопьями начинал падать снег, и, просыпаясь, люди не узнавали поля – такой необыкновенный свет светил в окно. По первой пороше охотники пошли на охоту.
2178 Этот праздник, это избавление от чертовщины посредственности, этот взлет над скудоумием будней, всё это родилось на их земле, говорило на их языке и принадлежало к их племени. И они видели и слышали это и это упустили? Как могли они дать уйти из себя душе такой поглощающей красоты и силы, как могли думать, что рядом с ее торжеством и воцарением они останутся в виде пустой оболочки этого чуда, им однажды сброшенной.
2179 Мой отец, индеец с янтарными глазами, был родом из тех краев, где сливаются воедино сто рек. От него пахло лесом, а еще он никогда не смотрел на небо прямо и открыто, поскольку вырос в джунглях и подсматривать за обнаженным небом казалось ему почти непристойным. Моя мать провела детство в тех заколдованных местах, где авантюристы всех мастей веками ищут золотой город, тот самый, который когда-то вроде бы видели конкистадоры.
2180 Джулия гордилась его принципами. Он был внимателен, ласков, нежен, но довольно скоро стал смотреть на нее как на что-то привычное, само собой разумеющееся; по его манере, дружеской, но немного небрежной, можно было подумать, будто они женаты уже много лет. Однако с присущей ему добротой он снисходительно и даже благосклонно принимал все знаки ее любви.
2181 За восемь лет до моего рождения, в тот самый день, когда в своей постели тихо, как скромный, незаметный и безвредный старичок, ушел из жизни Благодетель нашего Отечества, в одной деревушке на севере Австрии появился на свет мальчик, которого назвали Рольфом. Он был младшим сыном Лукаса Карле, школьного учителя, наводившего ужас на своих учеников.
2182 Осень в эту пору словно уставала от ожидания, когда же Лето наконец добровольно освободит для нее трон, и захватывала власть силой. Она не хотела больше ждать ни дня, ни часа, решительно врывалась с порывом северного ветра и самостоятельно себя короновала. А принималась разукрашивать свои владения золотыми красками – каждую травинку, каждый листочек.
2183 Дверь дома была затворена, и, следовательно, меня не могли увидеть оттуда, сколько бы ни продолжались мои прогулки взад и вперед по тротуару. Наконец оставив колебания, я вошел в лавку торговца древностями. Хозяин и еще какой-то человек стояли в глубине ее и, вероятно, вели не совсем приятный разговор, так как при моем появлении их громкие голоса сразу смолкли.
2184 Не нужно думать о всякой ерунде. Счастье приходит к человеку во всяком виде, разве его узнаешь? Я бы, положим, взял немножко счастья в каком угодно виде и заплатил за него всё, что спросят. Хотел бы я увидеть зарево Гаваны, подумал он. Ты слишком много хочешь сразу, старик. Но сейчас я хочу увидеть огни Гаваны – и ничего больше.
2185 Старик совсем не так уж хорошо себя чувствовал, потому что боль, которую причиняла его спине веревка, почти перестала быть болью и превратилась в глухую ломоту, а это его беспокоило. Со мной случались вещи и похуже, утешал он себя. Рука поранена совсем легко, а другую больше не сводит судорога. Ноги тоже в порядке. Да и в смысле пищи куда лучше, чем рыбе.
2186 Сняв мачту, он скатал на нее парус и завязал его. Потом взвалил мачту на плечо и двинулся в гору. Вот тогда-то он понял всю меру своей усталости. На мгновение он остановился и, оглянувшись, увидел в свете уличного фонаря, как высоко вздымается за кормой лодки огромный хвост рыбы. Он увидел белую обнаженную линию ее позвоночника и темную тень головы с выдающимся вперед мечом.
2187 Несколько дней лил, не переставая, холодный дождь. В саду шумел мокрый ветер. В четыре часа дня мы уже зажигали керосиновые лампы, и невольно казалось, что лето окончилось навсегда и земля уходит всё дальше и дальше в глухие туманы, в неуютную темень и стужу. Был конец ноября – самое грустное время в деревне.
2188 Усилия его были тщетны. Рыба медленно уходила прочь, и старик не мог приблизить ее к себе ни на дюйм. Леска у него была крепкая, рассчитанная на крупную рыбу, и он перекинул ее за спину и натянул так туго, что по ней запрыгали водяные капли. Затем леса негромко зашипела в воде, а он всё держал ее, упершись в сиденье и откинув назад туловище. Лодка начала чуть заметно отходить на северо-запад.
2189 Желание снова посетить то место, откуда я ушел при описанных выше обстоятельствах, наконец одержало надо мной верх, промучив меня почти всю следующую неделю. Однако на сей раз я решил побывать там засветло и отправился в ту часть города в первой половине дня. Я миновал лавку и несколько раз прошелся от угла к углу, борясь с чувством нерешительности, знакомым каждому, кто боится, что его неожиданное посещение будет некстати.
2190 Ему очень хотелось подольше отдохнуть на носу лодки и позволить рыбе сделать лишний круг, не выбирая лесы. Но когда тяга показала, что рыба повернула и возвращается к лодке, старик встал и начал тянуть бечеву, взмахивая поочередно руками и поворачивая из стороны в сторону туловище, для того чтобы выбрать как можно больше лесы.
2191 Выкинув скелет макрели за борт, он поглядел, не видно ли на воде кругов, но там был только светящийся след медленно уходящего вглубь остова рыбы. Тогда он повернулся, положил двух летучих рыб между кусками макрельего филе и, спрятав нож в футляр, снова осторожно перебрался на нос. Спину его пригибала тяжесть лесы, рыбу он нес в правой руке.
2192 Он собрал всю свою боль, и весь остаток своих сил, и всю свою давно утраченную гордость и кинул их на поединок с муками, которые терпела рыба, и тогда она перевернулась на бок и тихонько поплыла на боку, едва не доставая мечом до обшивки лодки; она чуть было не проплыла мимо, длинная, широкая, серебряная, перевитая фиолетовыми полосами, и казалось, что ей не будет конца.
2193 Гудело и маялось море во тьме, набегая и расшибаясь на утесах. Надсадно ухала, отражая удары моря, твердая земля. И вот так они в противоборстве от сотворения – с тех пор как день зачался днем, а ночь зачалась ночью, и впредь быть тому, все дни и все ночи, пока пребудут земля и вода в нескончаемом времени. Все дни и все ночи.
2194 Когда он ложился обратно спать, он подумал, что дождь – и тот действует, а я сплю и прячусь в лесу напрасно: умер же бобыль, умрешь и ты; тот ни одного изделия за весь свой век не изготовил – всё присматривался да приноравливался, всему удивлялся, в каждой простоте видел дивное дело и руки не мог ни на что поднять, чтобы чего-нибудь не испортить.
2195 Пока она делала свой круг, старик разглядел глаз рыбы и плывших подле нее двух серых рыб-прилипал. Время от времени прилипалы присасывались к рыбе, а потом стремглав бросались прочь. Порой же они весело плыли в тени, которую отбрасывала большая рыба. Каждая из прилипал была длиной более трех футов, и когда они плыли быстро, они извивались всем телом.
2196 Дверь дома, где жил мальчик, была открыта, и старик вошел, неслышно ступая босыми ногами. Мальчик спал на койке в первой комнате, и старик мог разглядеть его при ущербном свете луны. Он легонько ухватил его за ногу и держал до тех пор, пока мальчик не проснулся и, перевернувшись на спину, не поглядел на него. Старик кивнул ему; мальчик взял штаны со стула подле кровати и сидя натянул их.
2197 Меня зовут Ева, что означает жизнь, по крайней мере так было написано в книге, по которой мама выбирала мне имя. Я родилась в самой дальней комнате темного дома и росла среди старой мебели, книг на латыни и человеческих мумий, что, впрочем, не смогло привить мне склонности к меланхолии, ибо появилась я на свет с дыханием сельвы, уже запечатленным в моей памяти.
2198 Эту повесть я расскажу вам в том виде, в каком я слышал ее от одного человека, слышавшего ее от своего отца, который слышал ее от своего отца, а тот от своего и так дальше. Триста лет отцы передавали ее сыновьям, и таким образом она была сохранена для потомства. Возможно, что это исторический факт, но возможно – легенда. Пожалуй, всё это было, а пожалуй, этого и не было, но всё же могло бы быть.
2199 Когда они случайно оказывались вместе на несколько минут, они говорили о посторонних вещах. В глубине души Джулия была рада, что он уезжает. Она не могла выкинуть из ума тот странный разговор, который произошел в день его возвращения. Особенно встревожили Джулию его слова о том, что, если она войдет в пустую комнату и кто-нибудь неожиданно откроет туда дверь, там никого не окажется.
2200 Ему теперь уже больше не снились ни бури, ни женщины, ни великие события, ни огромные рыбы, ни драки, ни состязания в силе, ни жена. Ему снились только далекие страны и львята, выходящие на берег. Словно котята, они резвились в сумеречной мгле, и он любил их так же, как любил мальчика. Но мальчик ему никогда не снился.
2201 Ты была привязана ко мне, когда я был малышом и ты могла со мной фотографироваться. Получался прелестный снимок, который служил превосходной рекламой. Но с тех пор ты не очень много обо мне беспокоилась. Я, скорее, был для тебя обузой. Ты всегда была рада видеть меня, но тебя вполне устраивало, что я могу сам себя занять и тебе не надо тратить на меня время. Я тебя не виню: у тебя никогда не было времени ни на кого, кроме самой себя.
2202 Но ведь тут я не скажу тебе ничего нового. Все эти мысли у меня, как и у тебя, от твоего дяди. Что такое народ, спрашиваешь ты. Надо ли нянчиться с ним и не больше ли делает для него тот, кто, не думая о нем, самой красотой и торжеством своих дел увлекает его за собой во всенародность и, прославив, увековечивает? Ну конечно. Да и о каких народах может быть речь в христианское время?
2203 Ему теперь уже больше не снились ни бури, ни женщины, ни великие события, ни огромные рыбы, ни драки, ни состязания в силе, ни жена. Ему снились только далекие страны и львята, выходящие на берег. Словно котята, они резвились в сумеречной мгле, и он любил их так же, как любил мальчика. Но мальчик ему никогда не снился.
2204 Я думаю, актер – просто дурак, если он женится молодым. Я знаю кучу примеров, когда это совершенно загубило человеку карьеру. Особенно если он женится на актрисе. Он делается звездой, и тогда она камнем висит у него на шее. Она хочет играть с ним, и, если у него своя труппа, он вынужден отдавать ей первые роли, а пригласи он кого-то другого, она станет устраивать ему ужасные сцены.
2205 Акула догнала его не случайно. Она выплыла из самой глубины океана, когда темное облако рыбьей крови сгустилось, а потом разошлось по воде глубиной в целую милю. Она всплыла быстро, без всякой опаски, разрезала голубую гладь моря и вышла на солнце. Потом она снова ушла в воду, снова почуяла запах крови и поплыла по следу, который оставляли за собой лодка и рыба.
2206 Еще одна ночь протекала. Ночь накануне выхода в море. Не спал он той ночью. Первый раз в жизни не спал, первый раз в жизни изведал бессонницу. Уж очень хотелось, чтобы день наступил поскорее, чтобы ринуться в море. И слышал он, лежа на нерпичьей шкуре, как едва уловимо подрагивала под ним земля от ударов моря и как грохотали и маялись волны в заливе. Не спал он, вслушиваясь в ночь.
2207 Ветер не ослабевал; он слегка отклонился дальше на восток, и это означало, что он не прекратится. Старик смотрел вдаль, но не видел ни парусов, ни дымка или корпуса какого-нибудь судна. Только летучие рыбы поднимались из моря и разлетались в обе стороны от носа его лодки да желтели островки водорослей. Не было даже птиц.
2208 Шамет привык к ночной работе и даже полюбил эти часы суток. Особенно то время, когда над Парижем вяло пробивался рассвет. Над Сеной курился туман, но он не поднимался выше парапета мостов. Однажды на таком туманном рассвете Шамет проходил по мосту и увидел молодую женщину в бледном сиреневом платье с черными кружевами. Она стояла у парапета и смотрела на Сену.
2209 Не то чтобы я боялся неудач, вся моя работа в основном состоит из неудач, такая моя работа. Но тут не только лопнула работа, лопнуло что-то во мне самом. Надо уходить. Надо искать что-то другое, какой-то другой интерес. Может быть, я себя не разгадал, может быть, моя стезя – это вовсе не работа, это вовсе любовь, скажем.
2210 Вот уже целый час, как у старика перед глазами прыгали черные пятна, соленый пот заливал и жег глаза, жег рану над глазом и другую рану – на лбу. Черные пятна его не пугали. В них не было ничего удивительного, если подумать, с каким напряжением он тянул лесу. Но два раза он почувствовал слабость, и это встревожило его не на шутку.
2211 И вот работа, которой я жил все эти годы, лопнула. Да так крепко, что я решил уходить. Вообще уходить из этой области. Не то чтобы я боялся неудач, вся моя работа в основном состоит из неудач, такая моя работа. Но тут не только лопнула работа, лопнуло что-то во мне самом. Надо уходить. Надо искать что-то другое, какой-то другой интерес.
2212 Старик заклинил румпель, подвязал парус и достал из-под кормы дубинку. Это была отпиленная часть сломанного весла длиной около двух с половиной футов. Он мог ухватить ее как следует только одной рукой, там, где была рукоятка, и он крепко взял ее в правую руку и помотал кистью, ожидая, когда подойдут акулы. Их было две, и обе они были галанос.
2213 Поединок начался в воскресенье утром и окончился утром в понедельник. Многие из державших пари требовали признать ничью, потому что им пора было выходить на работу в порт, где они грузили уголь для Гаванской угольной компании или мешки с сахаром. Если бы не это, все бы хотели довести состязание до конца. Но старик победил, и победил до того, как грузчикам надо было выйти на работу.
2214 Возможно, что в старое время в нее верили мудрецы и ученые, но возможно и то, что только простые неученые люди верили в нее и любили ее. Это было в середине шестнадцатого столетия. В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семье Кенти родился мальчик, который был ей совсем не нужен. В тот же день в богатой семье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не только ей, но и всей Англии.
2215 Старик снял рыбу с крючка, снова наживил его сардиной и закинул леску за борт. Потом он медленно перебрался на нос. Обмыв левую руку, он вытер ее о штаны, переместил тяжелую бечеву с правого плеча на левое и вымыл правую руку, наблюдая за тем, как солнце опускается в океан и под каким уклоном тянется в воду его большая леса.
2216 Он спал, когда утром в хижину заглянул мальчик. Ветер дул так сильно, что лодки не вышли в море, и мальчик проспал, а потом пришел в хижину старика, как приходил каждое утро. Мальчик убедился в том, что старик дышит, но потом увидел его руки и заплакал. Он тихонько вышел из хижины, чтобы принести кофе, и всю дорогу плакал.
2217 Он перегнулся через борт и оторвал от рыбы кусок мяса в том месте, где ее разгрызла акула. Он пожевал мясо, оценивая его качество и вкус. Мясо было твердое и сочное, как говядина, хоть и не красное. Оно не было волокнистым, и старик знал, что за него дадут на рынке самую высокую цену. Но его запах уносило с собой море, и старик не мог этому помешать. Он понимал, что ему придется нелегко.
2218 Он увидел зарево городских огней около десяти часов вечера. Вначале оно казалось только бледным сиянием в небе, какое бывает перед восходом луны. Потом огни стали явственно видны за полосой океана, по которому крепчавший ветер гнал высокую волну. Он правил на эти огни и думал, что скоро, теперь уже совсем скоро, войдет в Гольфстрим.
2219 Старику хотелось подольше подержать руку в соленой воде, но он боялся, что рыба снова дернет; поэтому он поднялся на ноги, натянул спиной лесу и подержал руку на солнце. На ней была всего одна ссадина от бечевы, рассекшей мякоть, но как раз на той части руки, которая нужна была ему для работы. Старик понимал, что сегодня ему еще не раз понадобятся его руки, и огорчался, что поранил их в самом начале.
2220 Но в темноте не было видно ни огней, ни зарева – были только ветер да надутый им парус, и ему вдруг показалось, что он уже умер. Он сложил руки вместе и почувствовал свои ладони. Они не были мертвы, и он мог вызвать боль, а значит, и жизнь, просто сжимая и разжимая их. Он прислонился к корме и понял, что жив. Об этом ему сказали его плечи.
2221 Акула стремглав кинулась на рыбу, и старик ударил ее в то мгновение, когда она защелкнула пасть. Он ударил ее изо всех сил, подняв как можно выше свою дубинку. На этот раз он попал в кость у основания черепа и ударил снова по тому же самому месту. Акула вяло оторвала от рыбы кусок мяса и соскользнула в воду. Старик ждал, не появятся ли акулы снова, но их больше не было видно.
2222 Они плыли и плыли, и старик полоскал руки в соленой воде и старался, чтобы мысли у него не путались. Кучевые облака шли высоко, над ними плыли перистые. Старик знал, что ветер будет дуть всю ночь. Он то и дело поглядывал на рыбу, чтобы проверить, в самом ли деле она ему не приснилась. Прошел целый час, прежде чем его настигла первая акула.
2223 Он подумал, что дождь – и тот действует, а я сплю и прячусь в лесу напрасно: умер же бобыль, умрешь и ты; тот ни одного изделия за весь свой век не изготовил – всё присматривался, всему удивлялся, в каждой простоте видел дивное дело и руки не мог ни на что поднять, чтобы чего-нибудь не испортить; только грибы рвал, и то находить их не умел; так и умер, ни в чем не повредив природы.
2224 У Шекспира есть выражение: понять – значит простить. Но не кажется ли вам, что понять – значит упростить? И не только в том смысле упростить, что к абсолютной истине можно только стремиться, а еще и в том смысле, что тот, кто упрощает проблему, должен быть сложнее самой проблемы. Иначе он упростить-то упростит, но ничего не поймет, кроме своей фальшивой схемы.
2225 А потому, чтобы человеку понять самого себя, ему надо как-то стать сложней собственного мозга, вот ведь какая штука. А как это сделать, вы мне не подскажете? Мы вот наблюдаем поведение друг друга и свое и стараемся понять. Но ведь в наблюдении участвует наш мозг, а он упрощает всё, что понимает. Ведь понять – значит упростить, так мы договорились.
2226 Вот вы говорите – любовь и голод правят миром, может, не говорите, это все равно. Думаете так. А я бы хотел вас спросить – а куда? А в какую сторону они правят корабликом, который мы называем мир? Вот сидел у костра пещерный дядя, и мы сейчас смотрим про него телефильмы. Но он уже запускает ракеты в космос. Неужели он этого достиг только с голодухи и оттого, что нашел партнершу по вкусу?
2227 Вот сидел у костра пещерный дядя, и мы сейчас смотрим про него телефильмы. Но он уже запускает ракеты в космос. Неужели он этого достиг только с голодухи и оттого, что нашел партнершу по вкусу? Не чересчур ли простое объяснение? Жрать и сливаться в экстазе могут и мухи. Но у них есть эволюция, а у нас только история. Не пора ли внести в эту формулу насчет любви и голода еще третий элемент – тягу к необыденному?
2228 Это была нежность. Новое чувство, нарождающееся в своем массовом варианте. И тогда я решил: если мне удастся с помощью рассказов об этих великанах вызвать нежность к одной спасенной от коллекций ящерице, значит ничего не потеряно, и человек может. А если может один, значит может и другой, а если другие могут, то они могут многое, наверное, практически всё.
2229 И тогда я решил: если мне удастся с помощью рассказов об этих великанах вызвать нежность к одной спасенной от коллекций ящерице, значит ничего не потеряно, и человек может. А если может один, значит может и другой, а если другие могут, то они могут многое, наверное, практически всё. Я давно уже знал, что талантливыми могут быть все, кроме больных, медицинских кретинов.
2230 Что такое неталантливый человек? Это человек, талант которого лежит не в той области, в которой он трудится. В плохом физике спит гениальный повар, и так далее. Почему он не в той области? Раньше его загоняли туда социальные условия, смертельная необходимость. Выбивались только силачи и догадавшиеся. Почему же талантливы не все, когда внешних помех так мало?
2231 Почему же талантливы не все, когда внешних помех так мало? Потому что человек чаще всего не знает, где зарыт его талант. Почему он этого не знает? Потому что он не свободен внутри себя, а творчество – это высшая степень бессознательной свободы. Почему же он угнетен, даже не подозревая об этом? Потому что он не сталкивается с нежностью.
2232 И если мы кому-то говорим не чувствуя, то партнер это чувствует не говоря. И его охватывает страх ненужности, и он не может свободно догадаться, кто он есть. Потому что найти себя – это найти свою нужность не себе. Только у силача хватает уверенности, что он кому-то пригодится, и хватает сил дождаться. Даже после смерти своей.
2233 Потому что найти себя – это найти свою нужность не себе. Только у силача хватает уверенности, что он кому-то пригодится, и хватает сил дождаться. Даже после смерти своей. Но ведь физически сильнее, чем он есть, может стать каждый. То же самое и с талантом. Слова тут не помогут. О нежности, то есть о нужности другому, о радости для него догадываются по глазам.
2234 Был народ раньше всех народов, счастливый на берегу моря. Но исчез в памяти людской, так как не хватило у него смелости сойти с неверного пути. Мужчины его были могучи и добры, женщины спокойны и приветливы, и никто не возвышался над другими, чтобы унижать невозвысившегося. Потому что не было славы у того, кто возносился для себя.
2235 Мужчины его были могучи и добры, женщины спокойны и приветливы, и никто не возвышался над другими, чтобы унижать невозвысившегося. Потому что не было славы у того, кто возносился для себя, а только у того, кто мог лечить тело и душу, кого любили звери, кто знал приход зноя или холода и не страшился своей смерти. Запомни, своей смерти, а не чужой.
2236 Потому что не было славы у того, кто возносился для себя, а только у того, кто мог лечить тело и душу, кого любили звери, кто знал приход зноя или холода и не страшился своей смерти. Запомни, своей смерти, а не чужой. И этот народ теперь всеми забыт, и его помним только мы, Приски, а другие не помнят. Потому что это невозвратимо, а они свернули со своего пути.
2237 И этот народ теперь всеми забыт, и его помним только мы, Приски, а другие не помнят. Потому что это невозвратимо, а они свернули со своего пути. Они жили у моря бесчисленные времена, потому что бесчисленные времена была засуха на земле. А потом земля стала холодеть в одних своих местах и колебаться в других, и народ этот стал уходить от моря, но пищу стало добывать всё трудней и легче было отнять.
2238 А потом земля стала холодеть в одних своих местах и колебаться в других, и народ этот стал уходить от моря, но пищу стало добывать всё трудней и легче было отнять. И тот, кто отнимал, возвысился над теми, кто добывал, и появилось оружие, и жилище из камня, и цари над людьми, и проклятая Атлантида, где убивали людей в честь тех, кого не видел никто и называли богами.
2239 И тот, кто отнимал, возвысился над теми, кто добывал, и появилось оружие, и жилище из камня, и цари над людьми, и проклятая Атлантида, где убивали людей в честь тех, кого не видел никто и называли богами. И если люди древнего народа приносили в жертву себя, спасая других, то в Атлантиде цари и сведущие люди стали приносить в жертву не себя.
2240 И появилось оружие, и жилище из камня, и цари над людьми, и проклятая Атлантида, где убивали людей в честь тех, кого не видел никто и называли богами. И если люди древнего народа приносили в жертву себя, спасая других, то в Атлантиде цари и сведущие люди стали приносить в жертву не себя. И стали называть богатством не то, что в сердце человека, а то, что он имеет вокруг себя, потому что так легче ленивому сердцу.
2241 Водится на свете такая плащеносная ящерица. Японцы сняли про нее кино. Это очень интересная ящерица. Когда ее пугают, она не кидается сражаться и не удирает на четвереньках, а встает на задние ноги и бежит на двух ногах. Прямо чешет! Быстро и смешно, переваливаясь по-женски. Удирает от того, что ее испугало. Прямо как Тоня от старости.
2242 И мама стала хуже петь, по чужим правилам и не про свое, мамино. До этого пела про сирень, про калитку, про ямщиков, про разлуку. А теперь стала петь современный репертуар. А его только можно петь под рояль – белые клавиши. Мама эти песни наедине с собой петь стеснялась, и они с Сапожниковым стали отдаляться друг от друга.
2243 А потом я пошел купаться на этот дачный пруд, где в будни пытались ловить карасей, а в воскресные дни по всем кустам стояли полуторки с пивом для любителей коллективных выездов на лоно природы, на полянах бухал волейбольный мяч, по берегам лежали кучки одежды, накрытые панамами, а в пруду шевелились разноцветные резиновые головы.
2244 Когда Соколов проходил мимо малининских, не по-уставному заложив руки в карманы галифе, то все они начинали улыбаться ему, как ясному солнцу, и тянулись навстречу, как ромашки, готовые с детским смущением оборвать на себе все лепестки, чтобы узнать: любит, не любит. Потому что знали твердо – ненавидит, и не могли понять – почему.
2245 Да и в плоской картине мы прежде всего ищем себя. Или друга себе. Или врага себе. А если этого нет – то картина нам чужая. И в другом человеке мы прежде всего ищем себя, себя, себя. Нет чтоб поинтересоваться, какой он сам, этот другой человек. Всё хотим, чтобы он был сориентирован к нам одной стороной своей души. Единственной.
2246 Листья были еще зеленые, когда Сапожников ее встретил впервые и с трудом узнал по медленной Нюриной улыбке, и у него стало холодно в сердце, когда он понял, кого он пропустил в жизни и от кого унесло его время на двадцать лет вперед, в прошлое от ее тогдашних двадцати пяти. Сорок пять лет ему было, Сапожникову, и ни секунды меньше.
2247 Больше всего раздражало то, что вот так рассмотрят, взвесят и уйдут. И не то чтобы они при этом понимающе переглянулись или потом поговорили о тебе, обсудили. Нет. Просто у них было единое мнение на все. Поэтому они посмотрят на тебя и уйдут, и каждый из них будет уверен, что у каждого из них и у всех одно и то же мнение.
2248 Он брел по пасмурным улицам великого города, улицам прекрасным и пронзительно осенним, которые жили не только по малой земной программе, для себя, абы выжить и кое-как век скоротать, но еще жили по невидимой космической программе всей жизни на Земле, а может, и не только на Земле, если окажется, что мы не одиноки во вселенной.
2249 Оставалось только поехать и доказать ему и самим себе, что мы и есть венец творения, и что по-другому мыслить пока что не предвидится, и что он не мог угадать, что мы там найдем среди старых костей. И этим покончить с бредовыми идеями, которых за последнее время расплодилось чересчур много вокруг меня, тихого человека.
2250 Боже мой, как я ее ревновал! Мы были одногодки, но я был мальчишкой, а она взрослой девушкой. Нам уже было по семнадцать лет. На нее обращали внимание все, а на меня только она одна. Я до сих пор не понимаю, что она нашла во мне. Мы любили друг друга. Это выяснилось, когда мы готовились к экзаменам за девятый класс.
2251 Вы только представьте себе это реально или попробуйте сделать это сами – выкиньте в окно новую шляпу. И вы увидите, что у вас ничего не получится. Чувство, близкое к суеверию, остановит вас. Как будто вы этим поступком расстаетесь с чем-то важным в самом себе. Вот что такое кинуть шляпу в окно, вот чем она отличается от других предметов.
2252 В огромном зале было светло от электрического освещения и от свеч на праздничной елке, а также было тепло от праздника на душе и оттого, что в огромных окнах были двойные рамы, между которыми метались эти странные частицы, которые редко сталкиваются друг с другом и потому сберегают драгоценное общее тепло праздника от внешней стужи.
2253 Ветры времени треплют шинель, бьют в глаза, и то, что было, – это то, что есть, никуда не уйти от этого, и прошлое живет и шелестит, словно трава под босыми ногами, словно ветер гоняет газету на вытоптанном дворе. А куда идти, куда глаз кинуть, если все разъехались, ушли, исчезли, отвернулись от детства, и ветер гоняет газету на пустом дворе.
2254 Вот уже посинело за окнами, рабочий день двигался к концу, и Гошка вдруг услышал звуки, которых не слышал тысячу лет. Гошка услышал, как за окнами дворники скребли снег, и вдруг понял – ведь он же еще совсем молодой, а война кончилась, и вдруг это еще не конец, а только начало, не искореженное продолжение довоенной жизни, а начало совсем новой.
2255 С годами нас будет всё меньше – нас, которые видели этот день своими глазами. Так пусть каждый сохранит для людей хоть осколок этого великого дня. Сделать это трудно, потому что дни съедают память и тускнеют видения тех лет. Но сердце помнит, не забудет никогда. Вдруг ночью заколет, защемит сердце, и ты вспомнишь этот день.
2256 Он остановился потому, что понял – сейчас потеряет сознание. Он когда-то читал о таком в одной средневековой новелле, как любовники теряли сознание при виде друг друга, но там не было написано, что до этого они ничего не ели двое суток, а один из них пытался сделать цыганский браслет из снарядной гильзы от сорокапятки, служившей ему пепельницей.
2257 Что неизвестен только последний элемент, но он самый главный потому, что это поэзия. И что откуда берется песенная сила и красота, никому пока не известно, и ее может делать только тот, кому это отпущено, и никаким вашим киберам этого не осилить. Потому что всё это будет имитация. А если не будет тех, кому это отпущено, то некого будет имитировать.
2258 И снова появились и падали царства, и возвышаются и падают до сего дня, и каждый хочет выстроить свой дворец высоко на горе и выше других царей, и жадность его растет до облаков, и другой народ для него жертва, и тайное умение сведущих людей не идет на пользу другим людям, а только на пользу их жадности. И всему причина – Атлантида – с нее началось.
2259 С этого момента я много думал о святости. Иногда я думал о ней так, иногда этак. Одно время я даже думал, что святость – это храбрость от трусости. Потом я отказался от этой мысли и стал только спрашивать: а что такое святость? Детский вопрос, правда? Но потом я понял, что вопросы называются детскими, когда на них взрослые ответить не могут.
2260 Помимо общей работы, помимо времени, которое всё фильтрует и промывает, еще есть индивидуальная надежда. Она вот в чем. Никто не может дать гарантии, что не его слово окажется решающим, когда исполнятся сроки и понадобится последнее прикосновение, последняя пушинка на весах, чтобы воспрянул род людской. Поэтому работа должна быть сделана и продолжена.
2261 И мне пришло в голову, что только большой трус может мечтать о власти над миром. Так как только она может дать ему иллюзию безопасности – так он надеется, и жаль, очень жаль, что не сохранились энцефалограммы великих тиранов. Трусу необходимо попытаться завоевать мир, он не может позволить себе роскошь отказаться от этого, он же должен себя обеспечить.
2262 Подумав так, я влюбился. Я вдруг полюбил всех женщин сразу, а ведь это нельзя, но не мог с собой ничего поделать. Больше того. Я влюбился не только в женщин, но и в дома, в собак, в воздух, в афиши. К мужчинам у меня двойственное отношение, но я думаю, что их положение не безнадежно, со временем они могут рассчитывать на мою любовь. Детей я любил всегда.
2263 Мама плакала в новой комнате, которую она сняла, – с высокими окнами, как в больнице, и с белой дверью, у которой были стеклянные синие ручки с двух сторон, и Серега щелкал замком и, когда никто не смотрел, пытался лизнуть ручку. И Гошка тогда подумал впервые, что дети, наверное, все-таки для чего-нибудь нужны, если все к ним тянутся.
2264 Если когда-нибудь у меня будет научная школа, то первым моим учеником будет считаться Анюта. Анюта – это человек моей школы. Мой человек, моей выучки, и вот теперь я пожинаю плоды моего чуткого руководства. Нет такого места на земле, где бы меня не разыскала Анюта. Она всё делает на бегу. Я нервно вздрагиваю, когда слышу ее топот, неумолимый, как совесть.
2265 Просто Сапожников на этом вечере вспомнил, как он прятался от бабушки под ее большой кроватью, когда она заставала его за попыткой стянуть и полистать большую оранжевую книгу с таинственным и непонятным названием. Бабушка прятала ее в шкафу на верхней полке, среди стеклянных банок с сахарным песком и кульков с крупой, потому что это была книга не для детей.
2266 По чердаку кто-то всё время ходил, топал и скрипел песком. Может быть, это ловили весенних котов, а может быть, это выживший из ума старый вор перепутал эпоху и по довоенной привычке хотел уворовать с чердака белье, хотя уже давно пропала интимная атмосфера чердака, где сушилось белье и валялись обломки сундуков и фисгармоний. Чердак стал сухим и официальным.
2267 Вику тоже чем-то задевал Глеб. Только она не могла понять чем. Чужой, в общем, человек, высокий красивый Глеб. Когда она на него смотрела, ей казалось, что, проходя на ахалтекинце коротким галопом по вольному шоссе, она заглянула в пролетавшую машину сквозь ветровое стекло. Пролетели навстречу друг другу с удвоенной скоростью, и разнесло их в разные стороны.
2268 Потом я, как во сне, надела туфли, завернула кеды в газету и пошла к выходу. Я бы, конечно, никогда не взяла такого подарка, но тут я была как во сне, честное слово. Я стала пробиваться сквозь толпу в магазине и увидела их всех. Всю компанию. Я просто не могла к ним подойти. Сердце выпрыгивало. Я только слышала каждое их слово, хотя они меня совсем не видели.
2269 Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда. Мой Трезор остановился, попятился. Видно, и он признал эту силу. Я поспешил отозвать смущенного пса – и удалился, благоговея. Да, не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой, героической птицей, перед любовным ее порывом. Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
2270 Он обратился к даме тем особенным, неуловимым и приобретаемым только опытностью тоном – вежливым, приятельским, но не вполне уважительным, которым говорят люди, знающие свет, с содержанками, в отличие от жен. Не то чтобы он хотел оскорбить ее, напротив, теперь он, скорее, хотел подделаться к ней и ее хозяину, хотя ни за что сам себе не признался бы в этом.
2271 Он знал, что она сама бы удивилась, даже оскорбилась бы, если бы он с ней обходился, как с дамой. Притом надо было удержать за собой известный оттенок почтительного тона для настоящей жены своего равного. Он обращался с такими дамами всегда уважительно, но не потому, чтобы он разделял так называемые убеждения о уважении к личности каждого человека.
2272 Он обращался с такими дамами всегда уважительно, но не потому, чтобы он разделял так называемые убеждения, которые проповедуются в журналах (он никогда не читал этой дряни) о уважении к личности каждого человека, о ничтожности брака и так далее, а потому, что так поступают все порядочные люди, а он был порядочный человек, хотя и упавший.
2273 Не раздумывая, подчиняясь одному чувству страха, Сергей, нагнувшись, юркнул в нее и побежал вдоль стены. Острые иглы кипарисов, густо и едко пахнувших смолой, хлестали его по лицу. Он спотыкался о корни, падал, разбивая себе в кровь руки, но тотчас же вставал, не замечая даже боли, и опять бежал вперед, согнувшись почти вдвое, не слыша своего крика.
2274 Наконец Сергей выбился из сил. Сквозь дикий ужас им постепенно стала овладевать холодная, вялая тоска, тупое равнодушие ко всякой опасности. Он сел под дерево, прижался к его стволу изнемогшим от усталости телом и зажмурил глаза. Всё ближе и ближе хрустел песок под грузными шагами врага. Арто тихо повизгивал, уткнув морду в колени Сергея.
2275 В двух шагах от мальчика зашумели ветви, раздвигаемые руками. Сергей бессознательно поднял глаза кверху и вдруг, охваченный невероятной радостью, вскочил одним толчком на ноги. Он только теперь заметил, что стена напротив того места, где он сидел, была очень низкая, не более полутора аршин. Правда, верх ее был утыкан вмазанными в известку бутылочными осколками, но Сергей не задумался над этим.
2276 Мигом схватил он поперек туловища Арто и поставил его передними лапами на стену. Умный пес отлично понял его. Он быстро вскарабкался на стену, замахал хвостом и победно залаял. Следом за ним очутился на стене и Сергей, как раз в то время, когда из расступившихся ветвей кипарисов выглянула большая темная фигура.
2277 Был ли дворник менее проворным, чем два друга, устал ли он от кружения по саду или просто не надеялся догнать беглецов, но он не преследовал их больше. Тем не менее они долго еще бежали без отдыха, – оба сильные, ловкие, точно окрыленные радостью избавления. К пуделю скоро вернулось его обычное легкомыслие. Сергей еще оглядывался боязливо назад, а Арто уже скакал на него.
2278 Мальчик пришел в себя только у источника, у того самого, где накануне днем они с дедушкой завтракали. Припав вместе ртами к холодному водоему, собака и человек долго и жадно глотали свежую, вкусную воду. Они отталкивали друг друга, приподнимали на минуту кверху головы, чтобы перевести дух, причем с губ звонко капала вода, и опять с новой жаждой приникали к водоему.
2279 И когда они наконец отвалились от источника и пошли дальше, то вода плескалась и булькала в их переполненных животах. Опасность миновала, все ужасы этой ночи прошли без следа, и им обоим весело и легко было идти по белой дороге, ярко освещенной луной, между темными кустарниками, от которых уже тянуло утренней сыростью и сладким запахом освеженного листа.
2280 Сразу воробьи не решились, конечно, напасть на ларек, а расселись на соседних крышах и часа два дразнили ворону. Они думали, что она разозлится и вылетит из ларька. Тогда можно будет устроить бой на улице, где не так тесно, как в ларьке, и где на ворону можно навалиться всем сразу. Но ворона была ученая, знала воробьиные хитрости и из ларька не вылезала.
2281 Ничего подобного он не только наяву, но и во сне не видел. Совершенная красота! Просто сказать: влюбился он в эту лошадь с первого мгновения, с первого взгляда, так же как вот юноша вдруг влюбляется в девушку. Много их, прекрасных девиц, на виду: пятьдесят, сто. А сто первая уж так мила, что за нее жизнь отдать – одно удовольствие.
2282 Бывало, в детстве приходилось попадать в темную комнату – чего-чего там не покажется в темных углах, и больше всего я боялся черта. Конечно, это глупости, и никакого черта нет для человека. Но у птиц, по-моему, черт есть – это их ночной разбойник филин. И когда филин выскочил из-под кучи, то это было для птиц все равно, как если бы у вас на свету черт показался.
2283 Он страдал от этой молодежи больше, чем от людей. Ни тем, ни другим он не делал зла. Людям он был нужен, но за что же мучали его молодые лошади? Он был стар, они были молоды; он был худ, они были сыты; он был скучен, они были веселы. Стало быть, он был совсем чужой, посторонний, совсем другое существо, и нельзя было жалеть его.
2284 Двор стоял у самой реки, и по веснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами. Так, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку, а потом вода принесла и осторожно положила на берег и самого почтальона. Он лежал на спине, закинув руки, как будто заслонясь от солнца, еще совсем молодой, белокурый, в форменной тужурке.
2285 Письма, так как они размокли и уже никуда не годились, взяла себе тетя Даша. Но они не совсем размокли: сумка была новая, кожаная и плотно запиралась. Каждый вечер тетя Даша читала вслух по одному письму, иногда только мне, а иногда всему двору. Одно из этих писем тетя Даша читала чаще других – так часто, что в конце концов я выучил его наизусть. С тех пор прошло много лет, но я еще помню его от первого до последнего слова.
2286 У осени красивые краски и ностальгические нотки, которые прячутся за ширмой повседневных дел. Но в ее границах тяжело верить в то, что счастье достанется абсолютно всем, рано или поздно, что никто не уйдет обиженный. К осени испытываю двоякие чувства: вроде люблю эту пору, ее зонты и багряный ковер под ногами, но одновременно боюсь осени, точнее, мыслей, рождающихся под листопадом.
2287 Да вот этот самый родник. Я это слово давно приметил. Всё его обхаживаю. Надо думать, получилось оно оттого, что тут вода зарождается. Родник родит реку, а река течет через всю нашу матушку землю, через всю родину, кормит народ. Вы глядите, как это складно выходит, – родник, родина, народ. И все эти слова как бы родня между собой.
2288 Да, у матери не было никакой специальности, она была просто домохозяйкой. У нас были нормальные отношения, тем не менее я всегда больше льнул к отцу, именно поэтому, видимо, он оказал сильное влияние на мою личность, что видно хотя бы по моим интересам. Мать всегда была дома, занималась мной, но никогда не была моим поверенным. Эту роль исполнял отец. И хотя он был очень занят, я высоко ценил те малые отрезки времени, которые он отрывал для меня.
2289 Собаки с мудрым отчуждением сидели неподвижно, никак не реагируя на людские страсти. Они равнодушно восприняли второй выстрел. Устало присев на краешек нарт, Исполатов молча наблюдал, как умирает короткий камчатский день. Вожак не выдержал и с тихой лаской подошел к хозяину. Тот запустил пальцы в его густую шерсть на загривке.
2290 Если первую половину жизни жить правильно, вторую можешь прожить как угодно. Если первую половину жизни жить неправильно, второй половины может не быть. Если первую половину жизни прожить правильно, то потом уже не хватит сноровки и желания жить неправильно. Если первую половину жизни прожить неправильно, правильно жить уже никто не научит.
2291 Есть два фокуса. Один заключается в том, чтобы видеть себя как бы со стороны. Без эмоций, без чувств, без рефлексии, без души. Я не помню, кто научил меня этому трюку, – возможно, я додумался сам. Потерять контроль над собой может только пленник своего тела. Настоящий хозяин всегда снаружи. Он наблюдает. Фокус в том, чтобы я превратилось в он.
2292 На Земле оставались люди, молодежь, дети. Там оставались миллионы таких вот Юриков, и Жилин чувствовал, что может здорово помочь им, хотя бы некоторым из них. Все равно где. В школьном интернате, в заводском клубе или в Доме пионеров. Помочь им входить в жизнь, помочь найти себя, определить свое место в мире, научить хотеть сразу многого, научить хотеть работать взахлеб.
2293 Помочь им входить в жизнь, помочь найти себя, определить свое место в мире, научить хотеть сразу многого, научить хотеть работать взахлеб. Научить не кланяться авторитетам, а исследовать их и сравнивать их поучения с жизнью. Научить настороженно относиться к опыту бывалых людей, потому что жизнь меняется необычайно быстро.
2294 Научить презирать мещанскую мудрость. Научить, что любить и плакать от любви не стыдно. Научить, что скептицизм и цинизм в жизни стоят дешево, что это много легче и скучнее, нежели удивляться и радоваться жизни. Научить доверять движениям души своего ближнего. Научить, что лучше двадцать раз ошибиться в человеке, чем относиться с подозрением к каждому.
2295 Я не должен бояться. Страх – убийца разума. Страх – это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречусь лицом к лицу со своим страхом. Я позволю ему пройти через меня и сквозь меня. И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь. Там, где был страх, не будет ничего. Останусь лишь я.
2296 По дорогам и тропинкам бегут, идут, обходя заставы, сотни несчастных, объявленных вне закона за то, что они умеют и хотят лечить и учить свой изнуренный болезнями и погрязший в невежестве народ; за то, что они, подобно богам, создают из глины и камня вторую природу для украшения жизни не знающего красоты народа; за то, что они проникают в тайны природы.
2297 Прежде всего я мужчина. Мы обычно не копаемся в тонкостях поведения кого бы то ни было. Мы просто действуем в соответствии с их поведением, понимаете? Во-вторых, я научился жить, не обращаясь к прошлому. Оно уже миновало, и вы ничего не можете с этим поделать. Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, что уже не могу изменить.
2298 Мы почему в этом мире живем – у нас такая карма, чтобы большей частью всё было хреново, и только иногда и недолго – хорошо. Это называется «человек на Земле». От социального статуса баланс не зависит. Даже наоборот. Если стараться, чтобы всё время было очень хорошо, в результате станет совсем плохо.
2299 Гарри, в этом запутанном, эмоциональном мире никогда не найти идеального ответа. Совершенство находится за пределами возможностей человечества, вне досягаемости магии. В каждом ярком моменте счастья всегда есть капля яда: понимание того, что боль вернется снова. Будь откровенен с теми, кого ты любишь, – показывай свою боль. Страдание для людей равносильно дыханию.
2300 В чем состоит искупление для романиста, если он обладает неограниченной властью над исходом событий, если он – в некотором роде бог. Нет никого, никакой высшей сущности, к которой он мог бы апеллировать, которая могла бы ниспослать ему утешение или прощение. Вне его не существует ничто. В пределах своего воображения он сам устанавливает границы и правила. Для романиста, как для бога, нет искупления, даже если он атеист.
2301 Вот почему, я думаю, меня так услаждает писать для тебя. Это дает мне возможность быть не тем, кто я есть, а тем, кем я жажду быть в глазах Игорька. Я могу быть смешным, потому что у меня есть время поразмыслить над тем, как быть смешным, и я могу починить ошибки, когда их исполняю, и я могу быть в меланхолии, но в таком плане, который интересен, а не только меланхоличен. Писание дает нам вторые шансы.
2302 Лес по обе стороны густел и густел: смыкающиеся деревья были моложе, а стволы у них – толще; потом тропа углубилась в лощину, справа и слева нависали заросли орешника. Наконец эльфы свернули в самую чащу, где вдруг словно чудом открылась узкая зеленая просека; теснее и теснее смыкались высокие стены деревьев – но вдруг расступились, и впереди простерся ровный луг, матово-серый в ночном свете.
2303 Наконец эльфы свернули в самую чащу, где вдруг словно чудом открылась узкая зеленая просека; теснее и теснее смыкались высокие стены деревьев – но вдруг расступились, и впереди простерся ровный луг, матово-серый в ночном свете. С трех сторон окружал его лес; а с востока он обрывался крутым склоном, и могучие древесные кроны вздымались к ногам откуда-то снизу.
2304 Ниже плотины, далеко внизу, тоже был лед, но не ровный, а самых причудливых очертаний – пенный каскад воды, схваченный морозом в одно мгновение. Там, где раньше вода переливалась струйками через плотину или просачивалась сквозь нее, сейчас сверкала стена сосулек, словно цветы, венки и гирлянды из белоснежного сахара.
2305 Задумавшись, она сидела у входа в грот возле гробницы и не сводила глаз с Нила. Ей казалось, что это было давным-давно, когда она впервые поднялась сюда после своего возвращения в дом отца. Тогда она весело говорила, что в доме ничего не изменилось, что всё осталось точно таким, каким было до ее отъезда восемь лет назад.
2306 Истина в том, что нет хороших или плохих людей. Добро и зло не в людях, а в их поступках. Люди остаются просто людьми, а с добром или злом их связывает то, что они делают – или отказываются делать. Истина в том, что в одном мгновении настоящей любви, в сердце любого человека – и благороднейшего из всех, и самого пропащего – заключена, как в чашечке лотоса, вся жизнь, весь ее смысл, содержание и назначение.
2307 Истина в том, что в одном мгновении настоящей любви, в сердце любого человека – и благороднейшего из всех, и самого пропащего – заключена, как в чашечке лотоса, вся жизнь, весь ее смысл, содержание и назначение. Истина в том, что все мы – каждый из нас, каждый атом, каждая галактика и каждая частица материи во вселенной – движемся к богу.
2308 В августе непременно держи на подоконнике мяту, чтобы мухи жужжали не в доме, а снаружи, где им и положено. Не думай, будто кончилось лето, пускай даже розы побурели и поникли, а звезды сдвинулись с прежних мест. Даже и не надейся, что август принесет тебе мир и покой. Это ведь месяц перемен, когда по утрам больше не слышно пения птиц, а вечерами золотой свет мешается с грозовой чернотой туч.
2309 Даже и не надейся, что август принесет тебе мир и покой. Это ведь месяц перемен, когда по утрам больше не слышно пения птиц, а вечерами золотой свет мешается с грозовой чернотой туч. То, что было надежным и прочным, как скала, внезапно становится шатким и призрачным, а смутное и туманное вдруг обретает бесспорную ясность, так что, в конце концов, начинаешь сомневаться во всём.
2310 В то окно, что влево от меня, косо падает на подоконник радостный и яркий солнечный свет и глядит зеленая густота сада, блестящая под солнцем своей несметной листвой, в глубине своей таящая тень и еще свежую прохладу и то замирающая, затихающая, то волнующаяся и тогда доходящая до меня шелковистым, еще совсем летним шорохом.
2311 Когда мне было пятнадцать лет и наша семья распалась, я не мог ни озвучить, ни прочитать ни одной ноты. Трудно сказать, был ли я обречен стать критиком или же спасен от карьеры артиста, но жизнь моя сложилась так, что когда в нашем доме музыка замолкла, мне пришлось самому взяться за изучение нотной грамоты и игры на рояле при помощи учебника с рисунком клавиатуры, чтобы не погибнуть от голода по музыке.
2312 Душа моя будет смотреть на вас оттуда, а вы, кого я любил, будете пить чай на нашей веранде, разговаривать, передавать чашку или хлеб простыми земными движениями; вы станете уже иными – взрослее, старше, старее. У вас будет другая жизнь, жизнь без меня; я буду глядеть и думать: помните ли вы меня, самые дорогие мои.
2313 К нашему теперь уже столь давнему спору о путях России, когда судьба и железнодорожный транспорт, точнее судьба, выбравшая его орудием, подарила нам целую ночь разговоров. Так вот: история не является сначала в виде трагедии, а потом – в виде фарса. А часто сразу – в виде фарса. Но этот фарс и есть одновременно трагедия.
2314 Я уже не хочу ни есть, ни спать, ни жить. Ведь что есть жизнь? Познание бога, людей, искусства. От богопознания я далек так же, как восемьдесят лет назад, когда отроком поступил в семинарию. Людей – тут никто не знает ничего, двадцатый век это доказал. Искусство – я читал Чехова, Бунина, я слышал Шаляпина. Что вы можете предложить мне равноценного?
2315 Дайте человеку необходимое и он захочет удобств. Обеспечьте его удобствами – он будет стремиться к роскоши. Осыпьте его роскошью – он начнет вздыхать по изысканному. Позвольте ему получать изысканное и он возжаждет безумств. Одарите его всем, что он пожелает – он будет жаловаться, что его обманули и что он получил совсем не то, что хотел.
2316 Зарево охватило треть неба, блестит в церковном кресте и в стеклах господского дома, отсвечивает в реке и в лужах, дрожит на деревьях; далеко на фоне зари летит куда-то ночевать стая диких уток. И подпасок, гонящий коров, и землемер, едущий в бричке через плотину, и гуляющие господа – все глядят на закат и все до одного находят, что он страшно красив, но никто не знает и не скажет, в чем тут красота.
2317 Если ты не любим, но не знаешь в точности, любим ли возможный соперник, – а если их несколько, не знаешь, который из них счастливее тебя, – если находишься в том исполненном надеждой неведении, когда расточаешь на догадки невыносимое иначе волнение, – тогда все хорошо, можно жить. Но беда, когда имя наконец названо, и это имя не твое.
2318 Есть неприличные поступки. Неприлично спросить у человека пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что положил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отказать; и самый удобный и приятный способ отказа – это соврать, что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть, и тем самым лишили его возможности вам просто и приятно отказать. Вы лишили его права выбора, а это свинство.
2319 Послушай. Абсолютно хорошей жизни не было и никогда не будет. Всегда останутся дураки, карьеристы, себялюбцы. Может быть, потом их станет меньше, но совсем они не исчезнут. В мире всегда есть добро и зло. И всё на свете зло не уничтожить. Поэтому надо рассчитывать силы, жить как все, а не воевать с целым светом.
2320 Места, которые мы знали, существуют лишь на карте, нарисованной нашим воображением, куда мы помещаем их для большего удобства. Каждое из них есть лишь тоненький ломтик, вырезанный из смежных впечатлений, составлявших нашу тогдашнюю жизнь; определенное воспоминание есть лишь сожаление об определенном мгновении; и дома, дороги, аллеи столь же мимолетны, как и годы.
2321 Так же обстоит и с нашим прошлым. Пытаться воскресить его – напрасный труд, все усилия нашего сознания тщетны. Прошлое находится вне пределов его досягаемости, в какой-нибудь вещи (в том ощущении, какое мы от нее получаем), там, где мы меньше всего ожидали его обнаружить. Найдем ли мы эту вещь при жизни или так и не найдем – это чистая случайность.
2322 Всякое явление на земле есть символ, и всякий символ есть открытые врата, через которые душа, если она к этому готова, может проникнуть в недра мира, где ты и я, день и ночь становятся едины. Всякому человеку попадаются то там, то тут на жизненном пути открытые врата, каждому когда-нибудь приходит мысль, что всё видимое есть символ и что за символом обитают дух и вечная жизнь.
2323 Но есть и другое сострадание – истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать всё, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением – лишь тогда ты сумеешь действительно помочь людям. Только тогда, когда принесешь в жертву самого себя, только тогда.
2324 Очень жаль, что всю прелесть детства мы начинаем понимать, когда делаемся взрослыми. В детстве всё было другим. Светлыми и чистыми глазами мы смотрели на мир, и всё нам казалось гораздо более ярким. Ярче было солнце, сильнее пахли поля, громче был гром, обильнее дожди и выше трава. И шире было человеческое сердце, острее горе и в тысячу раз загадочнее была земля, родная земля – самое великолепное, что нам дано для жизни.
2325 Я проснулся грустный. Когда тебе грустно, это не так уж плохо. Грусть – такое мягкое, приятное чувство. В голову приходят разные добрые мысли. И всех становится жалко: и маму, потому что моль ей платье испортила, и папу, потому что он так много работает, и бабушку – ведь она старенькая и скоро умрет, и собаку, потому что ей холодно, и цветок, у которого поникли листья, – наверное, болеет. Хочется каждому помочь и самому стать лучше.
2326 Жизнь надо прожить так, чтобы никто не сказал, что наши цветные стеклышки, пестрые ленточки и радужные камешки являются чепухой. Не говорите нам этого, а то будет мучительно больно, как при ампутации. Жизнь надо прожить так, чтобы никто не объяснил всем существом своим, что есть и страсть, и почва, и судьба, и сквозь всё это спазматически, в бесконечных поисках пути, рвется кричащая кровь, иногда вырываясь наружу.
2327 Так как природа не обеспечила человеку автоматический механизм выживания и он должен сам заботиться о том, чтобы существовать, значит, если руководствоваться принципом, что забота о собственных интересах – это зло, то человеческое желание жить – тоже зло, и человеческая жизнь сама по себе – зло. Невозможно придумать более безнравственный принцип.
2328 Настоящую литературу не стоит глотать залпом, как снадобье, полезное для сердца или ума, этого желудка души. Литературу надо принимать мелкими дозами, раздробив, раскрошив, размолов, – тогда вы почувствуете ее сладостное благоухание в глубине ладоней; ее нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту – тогда и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат.
2329 Идеи общего совершенствования так, как они стали пониматься с октября, меня не воспламеняют. Это всё еще далеко от осуществления, а за одни еще толки об этом заплачено такими морями крови, что, пожалуй, цель не оправдывает средства. Когда я слышу о переделке жизни, я теряю власть над собой и впадаю в отчаяние.
2330 Для них существование – это комок грубого, не облагороженного их прикосновением материала, нуждающегося в их обработке. А материалом, веществом, жизнь никогда не бывает. Она сама, если хотите знать, непрерывно себя обновляющее, вечно себя перерабатывающее начало, она сама вечно себя переделывает и претворяет, она сама куда выше наших с вами тупоумных теорий.
2331 Протянулся через дорогу и скрылся в ельнике заячий разгонистый след. Лисий, строченый, лапка за лапкой, вьется вдоль дороги. Белка перебежала дорогу и, вздрогнув пушистым хвостом, махнула на елку. На вершинах елок грозди темно-лиловых шишек. Прыгают по шишкам бойкие птички – клесты. А внизу, на рябине, рассыпались грудастые краснозобые снегири.
2332 Иногда встречается на свете большое и сильное чувство. К нему всегда примешивается жалость. Предмет нашего обожания тем более кажется нам жертвой, чем более мы любим. У некоторых сострадание к женщине переходит все мыслимые пределы. Их отзывчивость помещает ее в несбыточные, не находимые на свете, в одном воображении существующие положения, и они ревнуют ее к окружающему воздуху, к законам природы, к протекшим до нее тысячелетиям.
2333 Когда оно говорило: в царстве божием нет эллина и иудея, – только ли оно хотело сказать, что перед богом все равны? Нет, для этого оно не требовалось, это знали до него философы Греции, римские моралисты, пророки Ветхого завета. Но оно говорило: в том сердцем задуманном новом способе существования и новом виде общения, которое называется царством божиим, нет народов, есть личности.
2334 Ведь это не просто народы, а обращенные, претворенные народы, и всё дело именно в превращении, а не в верности старым основаниям. Вспомним Евангелие. Что оно говорило на эту тему? Оно не было утверждением: так, мол, и так. Оно было предложением наивным и несмелым. Оно предлагало: хотите существовать по-новому, как не бывало, хотите блаженства духа? И все приняли предложение, захваченные на тысячелетия.
2335 Приближалось утро. Еще одна ночь уходила, еще один день нарождался. В светлеющем, сероватом сумраке постепенно вырисовывалось, как губа оленя в сизом облаке дыхания, бушующее соприкосновение моря с берегом. Море дышало. На всём вскипающем соприкосновении суши и моря клубился холодный пар летучей мороси, и на всём побережье, на всём его протяжении стоял упорный рокот прибоя.
2336 Каждый из них представляет собой почти правильный овал – только, подобно колумбову яйцу, сплюснутый у основания; при этом они настолько повторяют друг друга очертаниями и размерами, что, вероятно, чайки, летая над ними, не перестают удивляться этому необыкновенному сходству. Что до бескрылых живых существ, то они могут наблюдать феномен еще более удивительный – полное различие во всём, кроме очертаний и размеров.
2337 Да, мне кажется. Чем он располагает к себе? Это обреченный. Я думаю, он плохо кончит. Он искупит зло, которое он принес. Самоуправцы революции ужасны не как злодеи, а как механизмы без управления, как сошедшие с рельсов машины. Стрельников такой же сумасшедший, как они, но он помешался не на книжке, а на пережитом и выстраданном.
2338 Зинаида тотчас же догадалась, что я в нее влюбился, да я и не думал скрываться; она потешалась моей страстью, дурачила, баловала и мучила меня. Сладко быть единственным источником, самовластной и безответной причиной величайших радостей и глубочайшего горя для другого – а я в руках Зинаиды был как мягкий воск. Впрочем, не я один влюбился в нее.
2339 Над всем, что она делала, говорила, над каждым ее движением носилась тонкая, легкая прелесть, во всём сказывалась своеобразная, играющая сила. И лицо ее беспрестанно менялось, играло тоже: оно выражало, почти в одно и то же время, – насмешливость, задумчивость и страстность. Разнообразнейшие чувства, легкие, быстрые, как тени облаков в солнечный ветреный день, перебегали то и дело по ее глазам и губам.
2340 Впрочем, не я один влюбился в нее: все мужчины, посещавшие ее дом, были от нее без ума – и она их всех держала на привязи, у своих ног. Ее забавляло возбуждать в них то надежды, то опасения, вертеть ими по своей прихоти (это она называла: стукать людей друг о друга) – а они и не думали сопротивляться и охотно покорялись ей.
2341 Однако на практике такое общество оставалось бы стабильным недолго. Если бы отдых, досуг и безопасность были доступны в равной мере всем, то огромные массы людей, чье сознание обычно задурманено нищетой, стали бы грамотными, научились думать своей головой и рано или поздно осознали бы, что привилегированное меньшинство не выполняет никаких функций и от него следует избавиться.
2342 Иерархическое общество возможно построить лишь на основе нищеты и невежества. Возвращение к аграрному прошлому, которое грезилось мечтателям начала двадцатого века, проблемы не решило бы, поскольку противоречило тенденции к механизации, охватившей почти весь мир; любой индустриально отсталой стране грозили бы военная немощь и подчинение, прямое или косвенное, более развитому противнику.
2343 Уинстон оторвался от книги. Где-то вдалеке громыхнул взрыв ракеты. Блаженство от общения один на один с запретным трактатом в комнате без телевида не проходило. Он прямо физически чувствовал уединение и безопасность, и эти ощущения смешивались с усталостью, уютной мягкостью кресла, прикосновением к щеке легкого ветерка из окна.
2344 В каком-то смысле книга не говорила Уинстону ничего нового, но в этом часть ее притягательной силы. Он и сам написал бы то же самое, если бы смог упорядочить разрозненные мысли. Эта книга – труд единомышленника, но наделенного более мощным, системным, свободным от страха умом. Лучшие книги, вдруг понял Уинстон, рассказывают о том, что уже знаешь.
2345 Книга глубоко поразила Уинстона или, точнее сказать, рассеяла его сомнения. В каком-то смысле она не поведала ничего нового, но это лишь придавало ей очарования. Она выразила то, что сказал бы сам Уинстон, если бы смог привести в порядок свои разрозненные мысли. Она была продуктом ума, сходного с его собственным, только гораздо более мощного, более методичного и менее запуганного.
2346 Мы вошли в разнообразный свет солнца, в его отражения от окон домов, в блеск маленьких луж, покрытых тончайшей пленкой льда, в воздух, какого я еще не видел. Он весь переливался, вспыхивал, гас и снова блестел и как бы разгорался, будто состоял из миллионов ледяных чешуек. Этот свет и льдистый блеск воздуха создали у меня первое впечатление о Тифлисе как о городе таинственном и увлекательном.
2347 Я не знал, что в Тифлисе бывает хотя и очень слабая, но всё же зима. Вернее, намек на зиму. Она напоминает наш ясный и прохладный сентябрь. Запах льда в тенистых палисадниках и оттаявших луж на согретых солнцем тротуарах относится к довольно явным, но коротким признакам этой зимы. Кроме того, из домов просачивался на улицы слабый запах дыма и угля от каминов.
2348 Я подумал, что в этом городе возможны, а может быть, и неизбежны всяческие интересные истории. Это ощущение было в какой-то мере сказочным и веселым. От него то возникало, то затихало под сердцем глухое волнение. Я знал уже много мест и городов России. Некоторые из этих городов сразу же брали в плен своим своеобразием. Но я еще не видел такого путаного, пестрого, и легкого, и великолепного города, как Тифлис.
2349 Но проснулась она рано, в шесть утра, и принялась думать о Томе. Повторила про себя всё, что она сказала ему, и всё, что он сказал ей. Она была измучена и несчастна. Утешало ее лишь сознание, что она провела всю сцену их разрыва с беззаботной веселостью и Том вряд ли мог догадаться, какую он нанес ей рану.
2350 Он не обратил ни малейшего внимания на мои слова. Он стоял передо мной ровно столько же, сколько и у других столов, и смотрел на меня трагическими глазами. Никогда еще я не видел такой глубины падения. В его внешности было что-то ужасающее. Так не может выглядеть нормальный человек. Наконец он отошел от меня.
2351 Она готова была обрушить на него целый поток гневных упреков, но вместо этого вдруг разрыдалась. Бросившись в кресло, она закрыла лицо руками. Гарольд с минуту смотрел на нее, потом у него потекли по щекам слезы; протянув к ней руки, он шагнул вперед и тяжело упал на колени. Он плакал и цеплялся за нее.
2352 Бланш подала мне руку и пожелала доброго вечера. Я почему-то был убежден, что она очень изменилась; но на ней было то же изящное и скромное серое платье, в котором я привык видеть ее, и лоб у нее был такой же чистый, и глаза такие же безмятежные, как в ту пору, когда она хлопотала по хозяйству в доме Струве.
2353 До сих пор мы говорили в легком тоне, словно речь шла об общих знакомых, чьи дела мы не принимаем особенно близко к сердцу, и, даже передавая мне свой разговор с Ларри, Изабелла сдобрила свой рассказ живым, веселым юмором, словно не хотела, чтобы я отнесся к нему слишком серьезно. Но теперь она побледнела.
2354 Не понять было, случайно так выходит или нет, но Китти ни на минуту не оставалась одна с Чарли. Он держался неизменно дружески, приветливо, любезно. Никто бы не догадался, что когда-то они были не просто знакомы. Но однажды днем, когда она читала, лежа на кушетке, он появился на веранде и подошел к ней.
2355 Сама она тоже побледнела и осунулась. Она говорила миссис Макфейл, что совсем не спит. Когда миссионер уходил от мисс Томпсон и поднимался к себе, он молился до полного изнеможения, но даже и после этого засыпал лишь ненадолго. Часа через два он вставал, одевался и шел гулять на берег. Ему снились странные сны.
2356 В тот час, когда Лоусон приходил купаться, здесь не было ни души, и он подолгу оставался у заводи – то лениво плавал на спине, то грелся в лучах вечернего солнца, наслаждаясь одиночеством и ласковой тишиной. В такие минуты он не сожалел о Лондоне и о том, что осталось позади, ибо жизнь казалась полной и прекрасной.
2357 Частые роды, тяжелый труд и постоянная забота о хлебе насущном начинали сказываться на здоровье миссис Ательни: иногда по вечерам у нее так разбаливалась спина, что ей надо было сесть и перевести дух. Ее идеал зажиточной жизни сводился к тому, чтобы нанять прислугу для черной работы и по утрам не вставать раньше семи.
2358 По правде говоря, не тратиться на жилье было очень удобно, тем самым Нил экономил немалую часть жалования. По натуре он был бережлив и к тому же приучен не сорить деньгами без надобности, однако гордость не позволяла ему и дальше жить за чужой счет. Дарья смотрела на него спокойными, внимательными глазами.
2359 Он всматривался в ее лицо, нет ли в глазах хотя бы тени упрека, но взгляд у нее был такой же открытый и веселый, как всегда; она была счастлива, что его видит. Сердце у него упало. Он не решался сказать ей всё начистоту. Она поджарила хлеб, нарезала маленькими кусочками и стала кормить его, как ребенка.
2360 Жестокий голод снедал Бланш. Может быть, она еще ненавидела Стрикленда, но только он один мог утолить этот голод, и всё, что было до этих дней, больше не имело для нее значения. Она уже не была женщиной со сложным характером, доброй и вспыльчивой, деликатной и бездумной. Она была менадой. Она была вся – желание.
2361 Затянувшись несколько раз, она как ни в чем не бывало вернула ему сигарету. На ней остались красные пятна от ее губной помады, и Нилу расхотелось курить. Но он побоялся, что Дарья сочтет его невежей, если он выбросит сигарету. Его едва не стошнило. Потом она не раз обращалась к нему с подобной просьбой.
2362 Священнику недолго оставалось жить. Стоило поглядеть на его впалые щеки и высохшее тело, и на этот счет пропадали всякие сомнения. Он сидел, съежившись в кресле, странно закинув назад голову, и кутался в теплую шаль. Ходить он мог только на костылях, и руки у него так дрожали, что он едва доносил ложку до рта.
2363 Мысли быстро проносились в ее голове. Это всё было слишком нелепо; конечно, она не собиралась больше с ним встречаться, достаточно глупо было сегодня позволить ему вести себя таким образом, но, пожалуй, лучше спустить всё на тормозах. Он может стать назойливым, если сказать, что этот эпизод не будет иметь продолжения.
2364 Фредди посмотрел на меня искоса, словно хотел прибавить что-то еще, но побоялся, что я сочту его слова смешными. Однако у писателей есть преимущество перед всеми остальными: хотя люди считают, что дело это самое пустое, они часто говорят нам то, в чем никогда не признались бы равным по положению. Он решил рискнуть.
2365 Они договорились с Томом, что он приедет в следующую субботу, и Джулия привезла его в своей машине после спектакля. Стояла лунная ночь, и в такой час дороги были пусты. Это была волшебная поездка. Джулия хотела бы, чтобы она длилась вечно. Она прильнула к нему, время от времени он целовал ее в темноте.
2366 Мы поели рогаликов, хрустящих и теплых, только что из печи, выпили кофе с молоком. Я устал и раскис, вид у меня, наверное, был жуткий, а Ларри точно и не провел бессонной ночи. Глаза его сияли, на гладком лице не пролегло ни одной складки, и выглядел он лет на двадцать пять, не больше. Кофе немного взбодрил меня.
2367 Они пошли быстрым шагом, и Бетти не сделала попытки последовать за ними. В воскресенье они пошли в церковь, и после ужина Герберт отправился в сарай, где лежал змей, поглядеть на него. Он не мог долго пробыть без своего змея. Он его обожал. Через минуту он ринулся назад, бледный, с топориком в руке.
2368 Прошло два или три дня, пока он поднялся на ноги, и когда он вышел из своей каюты, можно было видеть, что лицо его распухло и всё в ссадинах. Несмотря на темную кожу, синяки были хорошо заметны. Батлер заметил, как он осторожно пробирался вдоль палубы, и окликнул его. Помощник молча направился к нему.
2369 Милдред ничего не ответила, но из глаз у нее сразу покатились слезы. Она даже не закрыла лицо руками, они были вяло опущены вдоль тела. Вид у нее был, словно у пришедшей наниматься горничной. Выражение лица было униженное. Филип сам не понимал, какие в нем борются чувства. Ему хотелось повернуться и выбежать из дома.
2370 Очень странно и сложно всё это. Похоже, жизнь совсем не так проста, как казалось прежде, похоже, у людей, которых, как мы полагали, мы хорошо знаем, есть тайны, о существовании которых они и сами не ведают. Чарли внезапно подумалось, что люди беспредельно загадочны. Одно несомненно, ты ни о ком ничего не знаешь.
2371 Накануне очень трудно было убедить его лечь спать. Он всё рассказывал о событиях своей долгой жизни. Он так радовался, что вернулся в свой старый дом. Гордился, что без всякой помощи прошел аллею, и хвастался, что проживет еще двадцать лет. Но судьба оказалась милостивой к нему: смерть вовремя поставила точку.
2372 Он задал этот вопрос так, словно ответ и в самом деле имел для него большое значение, а когда я сказал, что, разумеется, слышал, он, видимо, очень обрадовался и стал говорить о Вагнере не как музыкант, а просто как человек, получающий от музыки душевное удовлетворение, причина которого непонятна ему самому.
2373 Но их главной заботой оставался четвертый партнер для бриджа. Один играл, как чурбан, другой так туго соображал, что терпение лопалось, этот был сварливым, тот постоянно проигрывал, третий разве что не мошенничал в открытую. Даже странно, как трудно было найти именно такого партнера, какой был нужен.
2374 После лекции молодой человек, заговоривший с Филипом в музее, предложил ему пойти посмотреть анатомичку. Они снова стали плутать по коридорам, пока один из служителей не показал им дорогу. Как только они вошли, Филип понял, откуда идет острый запах, который он почувствовал еще снаружи. Он закурил трубку.
2375 Гость сидел на стуле в тяжелой некрасивой позе, выпятив большой живот и широко расставив толстые ноги. Тело его утратило всякую гибкость. Нейлсон лениво задал себе вопрос, как же выглядел этот человек в молодости. Было почти невозможно представить себе, чтобы эта туша была когда-то резвым мальчишкой.
2376 У Филипа было хорошо на душе, и он благодарил судьбу за то, что поддался внезапному порыву и взял к себе Милдред с ребенком. Приятно было видеть, как она радуется. Наконец она устала, они сели в трамвай; было уже поздно, и, когда они сошли и свернули в свою улицу, кругом не было ни души. Милдред взяла его под руку.
2377 Англичанин то и дело заглядывал в мешок, и вращал глазами, и крутил шеей, стараясь привлечь жадные взоры окружающих. И всё время стукал меня мешком по ногам. Я думал, это случайно. Но я ошибался. Ему ужасно хотелось кому-нибудь показать, что у него в мешке, и он решил довериться мне. Он перехватил мой взгляд, подмигнул и открыл мешок.
2378 Филип обнял ее за талию и поцеловал в губы. Она тихонько рассмеялась и не сделала попытки вырваться. Всё получилось совершенно естественно. Филип был очень горд. Он сказал, что поцелует ее, и поцеловал. Это оказалось совсем просто – проще всего на свете. Жаль, что он не сделал этого раньше. Он поцеловал ее снова.
2379 Даже теперь, после стольких лет, когда я вспоминаю об этих юных существах, таких прекрасных, простых, и об их любви, у меня щемит сердце. Оно сжимается так же, как это иногда бывает, когда я ночью смотрю на полную луну, сияющую в чистом небе над тихой лагуной. Созерцание идеальной красоты всегда рождает боль.
2380 Вы можете сказать, что это было эгоистическое существование. Он действительно не приносил пользы. Но, с другой стороны, никому не причинял и вреда. Целью его жизни стало собственное счастье, и ему казалось, что он его нашел. Ведь очень немногие люди знают, где искать свое счастье. И еще меньшее число находят его.
2381 На мир, в котором мы живем, можно смотреть без отвращения только потому, что есть красота, которую человек время от времени создает из хаоса. Картины, музыка, книги, которые он пишет, жизнь, которую ему удается прожить. И больше всего красоты заключено в прекрасно прожитой жизни. Это – самое высокое произведение искусства.
2382 Внезапно у меня возникло ощущение, что здесь, прямо передо мной, почти касаясь меня, пребывает романтика, которую я всегда искал. Чувство, не похожее ни на одно другое, столь же конкретное, как упоение произведением искусства, хотя я абсолютно не знал, что именно подарило мне вдруг эту редчайшую эмоцию.
2383 С сегодняшнего дня я селю внутри себя смеющегося человечка, открытого для хорошего настроения, замечающего мелочи и улыбающегося им. И моя весна теперь всегда будет со мной – яркая, улыбчивая, и радостная, согревающая лучами и в летние грозы, и в пасмурные осенние туманы, и в самые зимние, самые сильные метели.
2384 В молодости человеку кажется, что для счастья необходимо окружить себя видимыми вещами – домом, машиной, дачей, красивой женой – всё это можно пощупать и продемонстрировать обществу, а невидимое – то, что как раз и зовется истинным счастьем, остается непроявленным. Но понимание этого приходит только с возрастом.
2385 Вдруг она поняла, что дело не в этом. Неспособная осмыслить частности, она уловила главное. Она угадала, что Патуля заблуждается насчет ее отношения к нему. Он не оценил материнского чувства, которое она всю жизнь подмешивает в свою нежность к нему, и не догадывается, что такая любовь больше обыкновенной женской.
2386 Затем он не без сожаления порвал оба листка в мелкие клочки. Он знал, что, конечно же, не пошлет мисс Лено никакого письма. До сегодняшнего вечера он уже шесть раз писал ей, но потом рвал письма, потому что она наверняка сочла бы его сумасшедшим и, чего доброго, нажаловалась бы директору школы. Кроме того, он, естественно, не хотел, чтобы родные нашли в его комнате любовные письма.
2387 Но все равно чувство удовлетворения оставалось при нем. Сидя в этой убогой комнатушке над булочной, рядом с Гудзоном, он писал письма и как бы давал себе слово в один прекрасный день отправиться в далекое путешествие – он уплывет по реке и будет писать прелестным женщинам на незнакомых пока языках и отправлять им письма.
2388 Он не занимал бы меня так, если бы я не знал, что в определенный день, через десять лет, даже при безукоризненном здоровье, он должен будет добровольно расстаться с жизнью. Очевидно, мысль об этом решении никогда полностью не оставляла его, и, может быть, поэтому он еще острее наслаждался каждым мгновением.
2389 Как-то вечером они засиделись за разговором. Дни стали короче, мягкий вечерний свет и радовал, и навевал легкую грусть. У настоятельницы вид был очень усталый. Трагическое бледное лицо осунулось, прекрасные темные глаза потеряли блеск. Может быть, это усталость склонила ее к несвойственной ей откровенности.
2390 Какова бы ни была вещь, о которой вы заговорили, имеется только одно существительное, чтобы назвать ее, только один глагол, чтобы обозначить ее действие, и только одно прилагательное, чтобы ее определить. И нужно искать до тех пор, пока не будут найдены это существительное, этот глагол и это прилагательное, и никогда не следует удовлетворяться приблизительным, никогда не следует прибегать к подделкам, даже удачным.
2391 Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям и доходит совсем до скотства в пороках своих, а всё от беспрерывной лжи и людям и себе самому.
2392 Лгущий себе самому прежде всех и обидеться может. Ведь обидеться иногда очень приятно. И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду выдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, – знает сам это, а первый обижается до приятности, до ощущения большого удовольствия, а тем самым доходит и до вражды истинной.
2393 Когда человек молод, он может любить и в разлуке – он может любить в письмах, в мыслях, в одном лишь пылком воображении, – быть может, он чувствует, что жизнь еще впереди, а быть может, и потому, что в таком возрасте страсть в нем гораздо сильнее, нежели потребность сердца, а с годами любовь становится привычкой больного, согревающим компрессом для души, у которой осталось только одно крыло и которая уже не так высоко витает в идеальном мире.
2394 Ты тоже мне нравишься, в тебе тоже есть что-то красивое, милое и особенное. Тебе нельзя быть иным, чем ты есть. Не надо говорить об этих вещах и требовать отчета. Понимаешь, когда ты целуешь мне шею или ухо, я чувствую, что я тебе нравлюсь. Ты умеешь как-то так целовать, чуть робко что ли, и это говорит мне, он тебя любит, он благодарен тебе за то, что ты красива.
2395 Красота, гармоническая красота. Это – самое важное в мире. Вне красоты ничего, ровно ничего не существует. Но лишь немногие понимают ее. Линии человеческого тела или статуи, очертания горы, колорит картины или вот этой шири, нечто неуловимое в улыбке Джоконды, слово, пронизывающее душу волнением, маленькая черточка, которая художника обращает в творца, равного богу, – кто же, кто из людей замечает это?
2396 Этот простой вопрос до глубины души потряс Жанну. Глаза ее наполнились слезами. Она бросилась на шею отцу и принялась лихорадочно целовать его, словно просила прощения, потому что, как ни старалась она быть веселой, ей было смертельно грустно. Она вспомнила, сколько радости ждала от свидания с родителями, и ее удивляло собственное равнодушие, убивавшее всякую теплоту.
2397 Она вспомнила, сколько радости ждала от свидания с родителями, и ее удивляло собственное равнодушие, убивавшее всякую теплоту; когда в разлуке много думаешь о любимых людях, но отвыкаешь ежечасно видеть их, то при встрече ощущаешь некоторую отчужденность до тех пор, пока не скрепятся вновь узы совместной жизни.
2398 Основная ваша ошибка заключается в том, что вы недооцениваете значение человеческих глаз. Поймите, что язык может скрывать истину, а глаза – никогда. Вам задают внезапный вопрос, вы даже не вздрагиваете, в одну секунду вы овладеваете собой и знаете, что нужно сказать, чтобы укрыть истину, и весьма убедительно говорите, и ни одна складка на вашем лице не шевельнется, но встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и все кончено.
2399 Вы ясно поняли и почувствовали сомнительность, безнадежность человеческой жизни – великолепие мгновения и его жалкое увядание, невозможность оплатить прекрасную высоту чувства иначе, чем тюрьмой обыденности, жгучую тоску по царству духа, которая вечно и на смерть борется со столь же жгучей и столь же священной любовью к потерянной невинности природы, всё это ужасное метание в пустоте и неопределенности, всё жгучее отчаяние человеческого бытия.
2400 Всё это вы знали, порой даже признавали, и тем не менее всей своей жизнью вы проповедовали прямо противоположное, выражали веру и оптимизм, притворялись перед собой и перед другими, будто в наших духовных усилиях есть что-то прочное, какой-то смысл. Вы отвергали и подавляли сторонников глубины, голоса отчаянной правды – в себе самом так же, как в Бетховене.
2401 Она, просияв, утвердительно кивнула головой, довольная, что я угадал. Как раз подали суп, мы начали есть, и она развеселилась как ребенок. Красивей и своеобразней всего, что мне в ней нравилось и меня очаровывало, была эта ее способность переходить совершенно внезапно от глубочайшей серьезности к забавнейшей веселости, и наоборот.
2402 Красивей и своеобразней всего, что мне в ней нравилось и меня очаровывало, была эта ее способность переходить совершенно внезапно от глубочайшей серьезности к забавнейшей веселости, и наоборот, причем нисколько не меняясь и не кривляясь, этим она походила на одаренного ребенка. Теперь она веселилась, дразнила меня фокстротом, даже пару раз толкнула меня ногой.
2403 Еще вопрос, следует ли считать кражу со взломом спортом, ремеслом или искусством. Ремеслом ее не назовешь, так как техника этого дела вряд ли достаточно разработана, но не назовешь ее и искусством, ибо здесь всегда присутствует доля корысти, пятнающей всё дело. Пожалуй, правильнее всего считать грабеж спортом – таким, где правила и по сей день еще не установлены, а призы вручаются самым неофициальным путем.
2404 Во всякой гениальной или новой человеческой мысли, или просто даже во всякой серьезной человеческой мысли, зарождающейся в чьей-нибудь голове, всегда остается нечто такое, чего никак нельзя передать другим людям, хотя бы вы исписали целые тома и растолковывали вашу мысль тридцать пять лет; всегда останется нечто, что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останется при вас навеки.
2405 Он замолчал, не в силах признаться, что для нее он и вправду может сделать всё, что только она пожелает. А Зиночка по легкомыслию и женской неопытности пропустила эти три слова. Три произнесенных Артемом слова из той клятвы, которую он носил в себе. Три слова, которые для любой женщины значат куда больше, чем признание в любви, ибо говорят о том, что человек хочет отдать, а не о том, что он надеется получить. А она испугалась.
2406 Ребенок, который не чувствует любви родителей и которому некому и нечему больше отдать свою любовь и не от кого любовь получить, вырастает несчастным, часто неспособным любить человеком и может принести много вреда. Судьбы мира вершатся в детских. Именно там решается, станут ли завтрашние мужчины и женщины душевно здоровыми людьми доброй воли или искалеченными индивидами.
2407 Что такое любовь? На всём свете ни человек, ни дьявол, ни какая-нибудь иная вещь не внушает мне столько подозрений, сколько любовь, ибо она проникает в душу глубже, нежели прочие чувства. Ничто на свете так не занимает, так не сковывает сердце, как любовь. Поэтому, если не иметь в душе оружия, укрощающего любовь, – эта душа беззащитна и нет ей никакого спасения.
2408 Страсть, как болезнь, нельзя ни осуждать, ни оправдывать; можно только описывать ее со всё новым изумлением и дрожью перед извечным могуществом стихий, которые как в природе, так и в человеке внезапно разражаются вспышками грозы. Ибо страсть подобного напряжения неподвластна тому, кого она поражает: всеми своими проявлениями и последствиями она выходит за пределы его сознательной жизни.
2409 История любви не о тех, кто теряет сердце, а о тех, кто находит в себе то, что запрятано очень глубоко. Оно обитает в вас, а вы и не подозреваете об этом, пока вдруг не поймете, что душу можно обмануть, а плоть – никогда. Плоть ничем нельзя обмануть – ни мудростью сна, ни соблюдением светских приличий. В плоти – средоточие и самого человека, и его прошлого.
2410 Любовь разрушает стену, отделяющую человека от других людей, и объединяет его с ними; любовь заставляет человека преодолеть чувство обособленности и отчуждения, позволяя ему оставаться самим собой, сохранять свою целостность. Парадокс любви заключается в том, что двое становятся одним, оставаясь двумя.
2411 Не следует искать причины краха, падения в обстоятельствах – они вытекают из поведения человека. Сам он удостоил себя трагической судьбы, сам вылепил ее, своими руками. И жизнь показалась вдруг словно списанной с древней книги, построенной по четким, как математическим формулам законам – лишь раз ошибившись, спутав плюс с минусом, он перечеркнул ее, разрушил, содеял трагедию.
2412 Так много людей несчастны и при этом не в состоянии изменить ситуацию, поскольку слишком привыкли жить в безопасности, комфорте и консерватизме, что, на первый взгляд, умиротворяет, но на самом деле нет ничего вреднее для ищущего человеческого духа, чем обеспеченное будущее. Основой жизненных сил человека является его страсть к приключениям.
2413 На самом деле нет ничего вреднее для ищущего человеческого духа, чем обеспеченное будущее. Основой жизненных сил человека является его страсть к приключениям. Удовольствие от жизни черпается из наших встреч с новым, а потому нет большего счастья, чем постоянно менять свои горизонты, встречая каждый день под иным солнцем.
2414 Человеческая природа – это единственное, над чем имеет смысл работать. Она должна развиваться и расширяться, иначе сумма наших несчастий никогда не пойдет на убыль. Без революции во внутреннем мире, сколь угодно долгой, все наши гигантские планы не имеют никакого смысла. Если мы хотим когда-нибудь жить в мире друг с другом, работать нужно над собой.
2415 Очень точный признак состоявшейся личности – самодостаточность. Личностям хорошо в одиночестве. Они его не боятся. Одиночество приносит им радость. Они не любят тусовок, так как не переносят бессмысленных разговоров. Личностями приятнее разговаривать самим с собой, потому что им нравятся умные разговоры.
2416 Всегда помни, что думать о плохом – действительно легче всего. Чем больше о нем думаешь, тем больше накликаешь на себя несчастья. Думать о хорошем, однако, требует усилий. Это одна из вещей, которая дисциплинирует, тренирует. Так что приучай свой мозг задерживаться на приятных духах, прикосновении шелка, ударах капель дождя, изгибе этого цветка в букете, спокойствии рассвета.
2417 Любовь, по-моему, важнее всего на свете. Познать мир, объяснить его, презирать его – всё это я предоставляю великим мыслителям. Для меня же важно только одно – научится любить мир, не презирать его, не ненавидеть его и себя, а смотреть на него, на себя и на все существа с любовью, с восторгом и уважением.
2418 Когда я думаю о том, что она ушла, вероятно, навсегда, передо мной разверзается пропасть, и я падаю, падаю без конца в бездонное черное пространство. Это хуже, чем слезы, глубже, чем сожаление и боль горя; это та пропасть, в которую был низвергнут сатана. Оттуда нет надежды выбраться, там нет ни луча света, ни звука человеческого голоса, ни прикосновения человеческой руки.
2419 Как-то один журналист спросил меня, как я понимаю счастье. Я ответила, что для меня счастье – это состояние души. Не знаю, как его описать, да это и неважно, главное, что я его переживаю. Я уверена, что счастье не связано с работой. Может быть, для кого-то счастье в детях. Для меня оно – в любви. В этом я не сомневаюсь.
2420 Не говорите мне о ненависти, если вы не состояли в браке. Только любовь, только годы сопереживания, отождествления, сочувствия могут так глубоко укоренить в твоем сердце другое существо, что от ненависти к нему избавиться совершенно невозможно; особенно если больше всего ненавидишь в этом существе его уязвимость перед тем, что ты делаешь. Любовь упорствует, и вместе с ней упорствует ненависть. Даже ненавидеть собственное сердце – не помогает.
2421 Не пытайся скрывать своей печали. Древние греческие герои плакали больше, чем какая-нибудь сентиментальная дура наших дней. Они знали, что этого заглушить в себе нельзя. А сейчас наш идеал – абсолютная бесчувственность статуи. Это совсем ни к чему. Грусти, давай выход чувствам, и тогда ты скорее от них избавишься.
2422 Конечно, встретить человека – это подарок судьбы. Но люди не встречаются, они обретают друг друга. Обретают мало-помалу, как потерявшийся в детстве ребенок по одному отыскивает разбросанных по свету родных. Если бы люди тратили чуть больше сил на то, чтобы искать и открывать то, что их объединяет, а не умножать то, что их разделяет, – быть может, нам удалось бы жить в мире.
2423 Жизнь никакого смысла, конечно, не имеет. Если бы он был, человек не был бы свободным, а превратился бы в раба этого смысла, и жизнь его строилась бы по совершенно новым категориям. Категориям раба. Как у животного, смысл жизни которого в самой жизни, в продолжении рода. Животное занимается своей рабской работой потому, что чувствует инстинктивно смысл жизни. Поэтому его сфера замкнута. Претензия же человека в том, чтобы достичь абсолютного.
2424 Для человека, чтобы он мог жить, не мучая других, должен существовать идеал. Идеал как духовная, нравственная концепция закона. Нравственность – внутри человека. Мораль – вне, и выдумана как замена нравственности. Там, где нет нравственности, царит мораль – нищая и ничтожная. Там, где она есть – морали нечего делать.
2425 Художественный образ – это образ, обеспечивающий ему развитие самого себя, его исторической перспективы. Следственно, образ – это зерно, это саморазвивающийся организм с обратной связью. Это символ самой жизни, в отличие от самой жизни. Жизнь заключает в себя смерть. Образ же жизни или исключает ее, или рассматривает ее как единственную возможность для утверждения жизни.
2426 Сам по себе художественный образ – это выражение надежды, пафос веры, чего бы он ни выражал – даже гибель человека. Само по себе творчество – это уже отрицание смерти. Следовательно, оно оптимистично, даже если в конечном смысле художник трагичен. Поэтому не может быть художника-оптимиста и художника-пессимиста. Может быть лишь талант и бездарность.
2427 Как всё относительно в мире. Люди не могут, не распустив слюней, говорить, например, о фламинго. А ведь, по существу, это совершенно безобразная птица – с неимоверно тонкими и длинными ногами, с уродливо тонкой и длинной шеей и нелепым клювом. Куда краше наш обычный воробей. У него всё ладно, всё на месте. Всё соразмерно. И оперение красивое, узорное. Только приглядись.
2428 Духовная жизнь сводится к любви. Любят не потому, что хотят сотворить благо, или помочь кому-либо, или оберечь и защитить кого-то. Когда мы поступаем таким образом, то рассматриваем нашего ближнего всего лишь как объект, а себя – как людей, одаренных благородством и мудростью. Это не имеет с любовью ничего общего. Любить – значит причаститься другого человека и обнаружить в нем искорку божьего огня.
2429 Творчество – это наиболее естественное поведение. Поэтому любовь – творчество. И от самого естественного поведения родятся дети. Если дети не родятся, любви нет, выдумки. Как всякий порядочный закон, этот закон тоже обратной силы не имеет. Дети могут родиться и без любви, тогда это – любовь на секунду к тому, кого нет рядом.
2430 Мы народ. Мы живем медленно и вечно. Как самшитовый лес. Корни наши переплелись, и кроны чуть колышутся. Мы всё выдержали и от всего освободимся. Шеи у нас бычьи. Терпение как у ящерицы в засаде. И герой наш не воитель на белом коне с саблей. Но и не визгун с мокрыми штанами. Не полубог, живущий во дворце, но и не отшельник, жрущий кузнечиков.
2431 Герой наш похож на старого Кутузова, который ничего плохого не пропустит, но и ничего хорошего не упустит. Мы народ. Мы живем вечно и медленно, как самшитовый лес. Корни наши переплелись, стволы почти неподвижны, и кроны тихо шумят. Но весь кислород жизни – только от нас и будущее небо стоит на наших плечах. Мы народ. Опорный столб неба.
2432 Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собой до того, чтобы мог наконец достичь, чрез послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли.
2433 При каждой встрече люди, как одержимые, возвращались к этой теме, и порой даже казалось, будто не они, пытаясь избавиться от обуявшего их страха, делятся своими опасениями и надеждами, а сама атмосфера, взбудораженная, насыщенная скрытой тревогой, стремится разрядить в словах накопившееся напряжение.
2434 Общеизвестными аргументами он пытался доказать общеизвестную чушь, будто наше поколение, уже испытавшее одну войну, не позволит так легко втянуть себя в новую: едва объявят мобилизацию, как штыки будут повернуты в обратную сторону – уж кто-кто, а старые фронтовики вроде него хорошо знают, что их ждет.
2435 Его апломб вывел меня из терпения. Не всегда следует принимать желаемое за действительное, весьма решительно возразил я ему. Ведомства и организации, управляющие военной машиной, тоже не дремали. И пока мы тешили себя иллюзиями, они сполна использовали мирное время, чтобы заранее привести массы, так сказать, в боевую готовность.
2436 Если уже сейчас, в мирные дни, всеобщее раболепство благодаря самоновейшим методам пропаганды достигло невероятных размеров, то в минуту, когда по радио прозвучит приказ о мобилизации – надо смотреть правде в глаза, – ни о каком сопротивлении и думать нечего. Человек всего лишь песчинка, и в наши дни его воля вообще не принимается в расчет.
2437 Разумеется, все были против меня, ибо люди, как известно, склонны к самоуспокоению, они пытаются заглушить в себе сознание опасности, объявляя, что ее не существует вовсе. К тому же в соседней комнате нас ждал роскошно сервированный стол, и при подобных обстоятельствах мое возмущение неоправданным оптимизмом казалось особенно неуместным.
2438 Едва я отложил перо, как мне стало ясно, что сейчас я впервые принял настоящее решение. Только сейчас, когда я писал, мне открылся правильный путь. Впервые я почувствовал благодарность к полковнику за то, что он спас меня. Я знал: отныне вся моя жизнь принадлежит только одному человеку – той, которая меня любит.
2439 Впервые я почувствовал благодарность к полковнику за то, что он спас меня. Я знал: отныне вся моя жизнь принадлежит только одному человеку – той, которая меня любит. Лишь теперь я заметил, что слепая всё время неподвижно стояла рядом со мной. И опять мной овладело необъяснимое ощущение, будто она прочла письмо от первого до последнего слова и знает всё.
2440 Я заклинаю Кондора: он должен выехать в усадьбу немедленно, немедленно – я трижды подчеркиваю это слово. Я рассказываю ему обо всём очень подробно и откровенно. Я не выдержал, отрекся от своей помолвки перед товарищами – только он один понял с самого начала, что моя слабость происходит из страха перед людьми, из жалкого страха перед сплетнями и пересудами.
2441 Я не умалчиваю и о том, что сам хотел совершить суд над собой и что полковник спас меня против моей воли. До последней минуты я думал лишь о себе и только теперь с ужасом осознал, что увлекаю за собой и ее, неповинную. Немедленно – ведь он понимает сам, как это спешно, – он должен ехать туда и сказать ей всю правду.
2442 Если Эдит, невзирая на всё, простит мою слабость, наша помолвка будет для меня священнее, чем когда-либо, – лишь теперь это действительно стало для меня святыней, – и, если она позволит, я тут же подам в отставку и приеду к ней в Швейцарию. Останусь с ней, несмотря ни на что – выздоровеет она сейчас, или потом, или никогда.
2443 Если она позволит, я тут же подам в отставку и приеду к ней в Швейцарию. Останусь с ней, несмотря ни на что – выздоровеет она сейчас, или потом, или никогда. Я сделаю всё, чтобы искупить свою трусость, свою ложь; отныне у меня в жизни одна цель: доказать ей, что я обманул не ее, а тех, других. Он должен честно рассказать ей всю правду.
2444 Я сделаю всё, чтобы искупить свою трусость, свою ложь; отныне у меня в жизни одна цель: доказать ей, что я обманул не ее, а тех, других. Он должен честно рассказать ей всю, всю правду, ибо только теперь я понял, что обязан ей большим, чем кому бы то ни было, чем товарищам, армии. Только она вправе осудить или оправдать меня.
2445 Только она вправе осудить или оправдать меня. Только она может решить, достоин ли я прощения. Он, Кондор, должен бросить всё – речь идет о жизни и смерти – и поехать туда дневным поездом. Ему непременно надо быть в усадьбе к половине пятого, ни в коем случае не позже – в это время я обычно прихожу туда.
2446 Когда я взглянул ей в лицо, я искренне удивился тому, что при первой встрече эта женщина с седыми волосами, горькими складками у рта и слепыми глазами могла показаться мне некрасивой. Сейчас ее лицо было озарено любовью и сочувствием. Будто эти глаза, в которых отражался вечный мрак, видели больше, чем те, которые с радостью взирают на белый свет.
2447 Я распрощался, чувствуя себя исцеленным. И то, что в этот час я вновь, теперь уже навсегда, обручился с другой беспомощной и отвергнутой, уже не казалось мне жертвой. Нет, здоровые, сильные, гордые, веселые не умеют любить – зачем им это? Они принимают любовь и поклонение как должное, высокомерно и равнодушно.
2448 Здоровые, сильные, гордые, веселые не умеют любить – зачем им это? Они принимают любовь и поклонение как должное, высокомерно и равнодушно. Если человек отдает им всего себя, они не видят в этом смысла и счастья целой жизни; нет, для них это всего лишь некое добавление к их личности, что-то вроде украшения в волосах или браслета.
2449 Лишь обделенным судьбой, лишь униженным, слабым, некрасивым, отверженным можно действительно помочь любовью. Тот, кто отдает им свою жизнь, возмещает им всё, что у них отнято. Только они умеют по-настоящему любить и принимать любовь, только они знают, как нужно любить: со смирением и благодарностью.
2450 Всё, что казалось мне давно изжитым и утраченным, снова встает передо мной в строгой последовательности. Нет, я не могу отрицать, что я, уже старик, смотрю на этот диплом, поднесенный мне моими учениками, с той же гордостью, с какой получал некогда из рук учителей первое свидетельство о своем прилежании, способностях, любви к науке.
2451 Когда я перелистал эти двести прилежно написанных страниц и внимательно вгляделся в отражение моего облика, я невольно улыбнулся. Неужели это была моя жизнь, неужели в самом деле с первого часа до нынешнего она тянулась спокойными нитями какого-то целесообразного серпантина, как представил ее биограф на основании бумажного материала?
2452 Посвятив всю свою жизнь изображению людей и попыткам установить содержание их духовного мира на основании их творчества, я убедился на собственных переживаниях, каким непроницаемым в жизни каждого человека остается его настоящее ядро – творческая клетка, из которой всё произрастает. Мы переживаем мириады секунд, но только одна из них приводит в движение весь наш внутренний мир.
2453 Мы переживаем мириады секунд, но только одна из них, одна-единственная, приводит в движение весь наш внутренний мир – та секунда, когда уже насыщенный всеми соками цветок в мгновение ока кристаллизуется, магическая секунда, подобная мгновению зачатия и, подобно ему, скрытая в теплоте нашего тела, – невидимая, неосязаемая, неощутимая, совершенно по-особому пережитая тайна.
2454 Двести имен заключает в себе тщательно составленный указатель – не хватает только одного – имени человека, от которого исходит творческий импульс, человека, который определил мою судьбу и теперь с новой силой возвращает меня в годы юности. Здесь сказано обо всех, умолчали только о том, кто дал мне язык, о том, чьим дыханием жива моя речь.
2455 Я ощущаю это умолчание, как свою вину. Целую жизнь я посвятил изображению людей, вызывая образы из тьмы веков, воскрешая их для чувств моих современников – и ни разу не вспомнил о живущем во мне. И теперь, будто в дни Гомера, я напою дорогую тень моей кровью, чтобы она снова заговорила со мной, чтобы она, стареющая, посетила меня, состарившегося.
2456 Мы боимся любить, потому что это небезопасно. Нас пугает страх быть отвергнутыми. Мы вынуждены притворяться кем-то другим, мы хотим, чтобы нас полюбили, хотя сами себя не любим. Но проблема не в том, что кто-то нас отвергает. Проблема в том, что мы сами отвергаем себя, считаем себя недостойными – вот в это мы почему-то верим.
2457 Человек никогда не становится другим. Иногда можно себе такое представить. Когда ты думаешь о близком тебе человеке. Тебе кажется, что ты понимаешь его чувства, мысли. Что он – это ты, и наоборот. Но на самом деле это не так. Другим ты никогда не станешь, ты навсегда останешься собой. И ты никогда до конца не поймешь другого.
2458 Перед полукруглой аркой входа в монастырь, у самой дороги стоял каштан, одинокий сын юга, когда-то занесенный сюда римским паломником, благородный каштан с могучим стволом; мягко склонялась над дорогой его круглая крона, полной грудью дышала на ветру. Весной, когда всё вокруг уже зеленело и даже орешник покрывался красноватой молодой листвой, каштан не торопился раскрывать почки.
2459 Человек, предназначенный для высокого, может очень глубоко опуститься в кровавый, пьянящий хаос жизни и запачкать себя пылью и кровью, не став, однако, мелким и подлым, не убив в себе божественного, что он может блуждать в глубоком мраке, не погашая в святая святых своей души божественного света и творческой силы.
2460 Казалось, всё бытие зиждется на двойственности, на противоположностях; ты – или женщина, или мужчина; или бродяга, или обыватель, силен или разумом, или чувствами – нигде вдох и выдох, мужское и женское, свобода и порядок, инстинкт и духовность не могли испытываться одновременно, всегда за одно надо было платить утратой другого, и всегда одно было столь же важно и желанно, как другое.
2461 Необычно и ласково развернуло свою крону над входом в монастырь прекрасное дерево, нежный и слегка зябнущий гость из другого края, родственный тайным родством стройным песчаниковым двойным колонкам портала и каменным украшениям оконных арок и карнизов, любимец итальянцев и латинян, на которого местные жители глазели, как на чужака.
2462 Так уж устроен мир: и печаль проходит, проходит не только радость, но и боль, и отчаяние, они блекнут, теряют глубину и значение, и наконец настает время, когда уже не можешь вспомнить, что причинило тебе такую боль. Страдания тоже отцветают и блекнут. Неужели когда-нибудь поблекнет и потеряет свое значение и его сегодняшняя боль, его отчаяние из-за того, что мастер умер, так и не простив его?
2463 Вот так: и печаль прошла, и боль и отчаяние прошли, так же, как радости, они прошли мимо, поблекшие, утратив свою глубину и значение, и наконец пришло время, когда уже и не вспомнить, что же причиняло когда-то такую боль. И страдания тоже отцветали и блекли. Поблекнет ли сегодняшняя боль когда-нибудь и потеряет ли свое значение его отчаяние из-за того, что мастер умер, сердясь на него?
2464 Весной, когда всё вокруг уже зеленело и даже монастырский орешник покрывался красноватой молодой листвой, каштан не торопился раскрывать почки, позже, в пору самых коротких ночей, он вдруг выбрасывал вверх из пучков листвы бледные зеленовато-белые лучики своих необычных соцветий с таким призывным, удушливо терпким запахом.
2465 В октябре, после сбора фруктов и винограда, из желтеющей кроны монастырского каштана падали под порывами ветра на землю колючие плоды, которые созревали не каждый год; из-за них устраивали потасовки монастырские мальчишки, а помощник настоятеля Грегор, родом из Италии, жарил их на каминном огне в своей келье.
2466 Непривычно ласково шелестела над входом в монастырь крона красавца каштана, деликатного, немного зябнущего гостя из других краев, связанного тайным родством со стройными, вырубленными из песчаника сдвоенными колоннами портала и каменными украшениями сводчатых окон, карнизов и пилястров, любимца итальянцев и латинян и чужака в глазах местных жителей.
2467 Ему было приятно, что кто-то в этом городе еще помнил и любил его. Мария взяла его с собой, его почти не пришлось уговаривать. Он пообедал в комнате ее родителей, где еще висела написанная им Мадонна, а на карнизе камина стоял его стакан, и его пригласили остаться на несколько дней, ему здесь были рады.
2468 Мария взяла его с собой, он почти не сопротивлялся. У ее родителей в комнате, где всё еще висел его портрет, а красный рубиновый бокал стоял на полке над камином, ему пришлось отобедать, и его пригласили остаться на несколько дней, здесь были рады снова увидеться с ним. Здесь же он узнал, что произошло в доме его мастера.
2469 В следующие три дня они повстречали воинов, а других видели на горизонте. Сердце Сантьяго заговорило о страхе. Стало рассказывать ему о людях, отправившихся искать сокровища, но так их и не нашедших. Порой оно пугало юношу мыслью о том, что и ему не суждено отыскать их, а может быть, он умрет в пустыне. Иногда твердило, что от добра добра не ищут: у него и так уже есть возлюбленная и много золотых монет.
2470 Если я иногда жалуюсь, что ж, я ведь человеческое сердце, мне это свойственно. Все мы боимся осуществить наши самые заветные мечты, ибо нам кажется, что мы их недостойны или что все равно не сумеем воплотить их. Мы, сердца человеческие, замираем от страха при мысли о влюбленных, расстающихся навсегда, о минутах, которые могли бы стать, да не стали счастливыми.
2471 Все мы боимся осуществить наши самые заветные мечты, ибо нам кажется, что мы их недостойны или что все равно не сумеем воплотить их. Мы, сердца человеческие, замираем от страха при мысли о влюбленных, расстающихся навсегда, о минутах, которые могли бы стать, да не стали счастливыми, о сокровищах, которые могли бы быть найдены, но так навсегда и остались похоронены в песках. Потому что, когда это происходит, мы страдаем.
2472 Когда я пас своих овец, то был счастлив и распространял счастье вокруг себя. Люди радовались, когда я приходил к ним, и принимали меня как дорогого гостя. А теперь я печален и несчастен. И не знаю, что делать. Я стану злобным и недоверчивым и буду подозревать всех потому лишь, что один человек обманул меня.
2473 Теперь я печален и несчастен. И не знаю, что делать. Я стану злобным и недоверчивым и буду подозревать всех потому лишь, что один человек обманул меня. Я буду ненавидеть тех, кто сумел найти клад, потому что мне это не удалось. Я буду цепляться за ту малость, которой обладаю, потому что слишком мал и ничтожен, чтобы постичь весь мир.
2474 Жизнь порой бывает удивительно скупа – целыми днями, неделями, месяцами, годами не получает человек ни единого нового ощущения. А потом он приоткрывает дверь – и на него обрушивается целая лавина. Именно так случилось у Марии с Ральфом. Минуту назад не было ничего, а в следующую минуту – столько, сколько ты и принять не можешь.
2475 Иногда ты должен побежать, чтобы увидеть, кто побежит за тобой. Иногда ты должен говорить мягче, чтобы увидеть, кто на самом деле прислушивается к тебе. Иногда ты должен сделать шаг назад, чтобы увидеть, кто еще стоит на твоей стороне. Иногда ты должен делать неправильные решения, чтобы посмотреть, кто с тобой, когда всё рушится.
2476 Моя философия состоит в том, что на белом свете существует огромное – а точнее, бесконечное – число возможностей. И выбор этих возможностей в значительной степени предоставлен людям, населяющим этот мир. Иначе говоря, мир – это кофейный столик, изготовленный из хорошенько сконденсированных возможностей.
2477 Человек всё делает наоборот. Спешит стать взрослым, а потом вздыхает о прошедшем детстве. Тратит здоровье ради денег и тут же тратит деньги на то, чтобы поправить здоровье. Думает о будущем с таким нетерпением, что пренебрегает настоящим, из-за чего не имеет ни настоящего, ни будущего. Живет так, словно никогда не умрет, и умирает так, словно никогда не жил.
2478 С сегодняшнего дня пустыня станет важнее. Фатима будет вглядываться в нее, пытаясь угадать, на какую звезду держит направление Сантьяго в поисках своих сокровищ. Поцелуи она будет отправлять с ветром в надежде, что он коснется его лица и расскажет ему, что она жива, что она ждет его. С сегодняшнего дня пустыня будет значить для Фатимы только одно: оттуда вернется к ней Сантьяго.
2479 Когда вокруг тебя одни и те же люди, то вроде бы само собой получается, что они входят в твою жизнь. А войдя в твою жизнь, они через некоторое время желают ее изменить. А если ты становишься не таким, каким тебя желают видеть, обижаются. Каждый ведь совершенно точно знает, как жить на свете. Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может.
2480 Это то, что тебе всегда хотелось сделать. Каждый человек, вступая в пору юности, знает, какова его стезя. В эти годы всё ясно, всё возможно, всё под силу, и люди не боятся мечтать о том, что бы они хотели сделать в жизни. Но потом проходит время, и какие-то таинственные силы, вмешиваясь, стараются доказать, что следовать своей стезей невозможно.
2481 Прежде всего, не надо верить обещаниям. А на свете их так много – обещают богатство, спасение души, любовь до гроба. Есть люди, которые считают себя вправе посулить всё что угодно. Есть другие – те соглашаются поверить в любые посулы, лишь бы они гарантировали им иную, лучшую участь. Ты относишься к ним.
2482 Есть люди, которые считают себя вправе посулить всё что угодно. Есть другие – те соглашаются поверить в любые посулы, лишь бы они гарантировали им иную, лучшую участь. Ты относишься к ним. Те, которые обещают и обещания не выполняют, в конце концов становятся бессильными и никчемными. И это же происходит с теми легковерными, что хватаются за обещанное.
2483 Порой мы совершаем какие-то действия, уходим, приходим, поступаем то так, то этак, и всё легко, ничем не отягощено и как бы необязательно, всё могло бы, кажется, выйти и по-другому. А порой, в другие часы, по-другому ничего выйти не может, ничего необязательного и легкого нет, и каждый наш вздох определен свыше и отягощен судьбой.
2484 Те дела нашей жизни, которые мы называем добрыми и рассказывать о которых нам бывает легко, почти сплошь принадлежат к этому первому, легкому роду, и мы легко о них забываем. Другие дела, говорить о которых нам тяжко, мы никогда не можем забыть, они в какой-то степени больше наши, чем те, и длинные тени их ложатся на все дни нашей жизни.
2485 Так было и в тот день. С самого утра меня угнетало – кто знает почему, может быть, из-за ночных снов – чувство, похожее на нечистую совесть, хотя я ничего особенного не натворил. У отца было утром страдальческое и упрекающее выражение лица, молоко за завтраком было теплое и невкусное. В школе, правда, никаких огорчений на мою долю не выпало.
2486 В школе, правда, никаких огорчений на мою долю не выпало, но и там всё опять казалось безотрадным, мертвым и удручающим, соединившись в том уже знакомом мне чувстве бессилия и отчаяния, которое говорит нам, что время бесконечно, что мы на годы, навеки останемся маленькими и безответными под гнетом этой дурацкой, противной школы и что вся жизнь бессмысленна и отвратительна.
2487 Досадовал я в тот день и на моего тогдашнего друга. С недавних пор я дружил с Оскаром Вебером, сыном машиниста, не зная толком, что тянет меня к нему. Недавно он хвастался тем, что его отец зарабатывает семь марок в день, а я наудачу ответил, что мой – четырнадцать. Он сразу поверил и проникся ко мне уважением; с этого всё и началось.
2488 Когда я в тот день входил в нашу переднюю и холодный, как в погребе, воздух смутно напомнил мне тысячи неприятных и ненавистных вещей, какие существуют на свете, мысли мои были заняты Оскаром Вебером. Я чувствовал, что не люблю его, хотя его добродушное лицо, напоминавшее мне одну прачку, было мне симпатично.
2489 Привлекали меня не его личные качества, а что-то другое, я бы сказал, его положение – нечто такое, что он разделял почти со всеми мальчиками его типа и происхождения: какое-то дерзкое умение жить, нечувствительность к опасностям и обидам, близкое знакомство с практическими мелочами жизни, с деньгами, лавками и мастерскими, с товарами и ценами, с кухней, стиркой и тому подобным.
2490 Такие мальчики, как Вебер, которым побои в школе, казалось, не причиняли боли, мальчики, состоявшие в родстве и дружившие со слугами, извозчиками и фабричными девицами, – они занимали в мире другое, более твердое положение, чем я; они были как бы взрослее, они знали, сколько зарабатывает в день их отец, и знали, несомненно, еще многое, в чем я был несведущ.
2491 Они смеялись над выражениями и шутками, которых я не понимал. Они вообще умели смеяться так, как мне не было дано, на какой-то грязный и грубый, но бесспорно взрослый и мужской лад. Что из того, что ты был умнее их и знал в школе больше. Что из того, что ты был лучше одет, умыт и причесан. Напротив, именно эти различия шли им на пользу.
2492 В мир, видевшийся мне в каком-то сумеречном и авантюрном свете, такие мальчики, как Вебер, могли войти, казалось, без всяких трудностей, а для меня мир был совершенно закрыт и каждую дверь в него надо было брать с бою, без конца взрослея, отсиживая уроки, держа экзамены и воспитываясь. Естественно, что такие мальчики находили на улице подковы, деньги, получали плату за услуги.
2493 Я смутно чувствовал, что моя дружба с Вебером и его копилкой была не чем иным, как тоской по этому миру. В Вебере для меня не было ничего достойного любви, кроме его великой тайны, благодаря которой он был ближе, чем я, к взрослым, жил в неприкрытом, более голом, более грубом мире, чем я со своими мечтаниями и желаниями.
2494 Он только что простился со мной, и я знал, что сейчас он идет домой вольготным, неторопливым шагом, посвистывая и наслаждаясь, не омраченный никакой тоской, никакими предчувствиями. Когда он встречал служанок и фабричных и наблюдал их загадочную, может быть, чудесную, а может быть, преступную жизнь, для него она не была загадкой, страшной тайной.
2495 Когда он встречал служанок и фабричных и наблюдал их загадочную, может быть, чудесную, а может быть, преступную жизнь, для него она не была загадкой, страшной тайной, опасностью, чем-то диким и любопытным, а была такой же естественной, знакомой и родной, как утке вода. Вот как обстояло дело. А я всегда буду сбоку припека, в одиночестве и неопределенности, полон догадок, но лишен уверенности.
2496 Я наперед чувствовал, что он разочарует меня, что мне не удастся вырвать у него его тайну, его магический ключ к жизни. Он только что простился со мной, и я знал, что сейчас он идет домой вольготным, неторопливым шагом, посвистывая и наслаждаясь, не омраченный никакой тоской, никакими предчувствиями.
2497 Вообще в этот день жизнь снова была безнадежно безвкусна, сам день чем-то походил на понедельник, хотя была суббота, от него пахло понедельником, который втрое длиннее и втрое скучнее других дней. Проклятой и противной была эта жизнь, она была лжива и тошнотворна. Взрослые делали вид, будто мир совершенен и они сами – полубоги, а мы, мальчики, просто отребье.
2498 Никто ничего не заслуживает. Вопрос всегда в том, кто готов пойти и взять это для себя. И ты доказала, что готова пойти и взять то, что ты хочешь. Так что будь честна и в этом. Нет просто жертвы или победителя. Каждый находится где-то посередине. Люди, которые примеряют на себя тот или иной образ, не только обманывают самих себя, но и до тошноты неоригинальны.
2499 Хотел бы я рассказать обо всём этом деду. Бьюсь об заклад, ему никогда не доводилось переходить линию фронта, искать своих и устраивать такое представление, как это. Впрочем, откуда мне знать? Может, он раз пятьдесят их устраивал. Нет, сказал он. Будь точен. Сделать такое пятьдесят раз никому не под силу. И даже пять. Может, такого и один раз никто не делал.
2500 Мистеру Кэри нелегко было разговаривать с детьми. Когда пришла весть, что жена его брата при смерти, он тут же отправился в Лондон, но по дороге только и думал о том, какую возьмет на себя обузу, если будет вынужден заботиться о племяннике. Ему было далеко за пятьдесят, с женой они прожили тридцать лет, но детей у них не было; мысль о появлении в доме мальчишки, который мог оказаться сорванцом, его совсем не радовала.
2501 Медленный переход осени к зиме вовсе не плохая пора. Это пора, когда нужно собрать, привести в порядок и сложить все свои запасы, которые ты накопил за лето. А как прекрасно собирать всё, что есть у тебя, и складывать поближе к себе, собрать свое тепло и свои мысли, зарыться в глубокую норку – уверенное и надежное укрытие; защищать его как нечто важное, дорогое, твое собственное.
2502 А после пусть мороз, бури и мрак приходят, когда им вздумается. Они будут обшаривать стены, искать лазейку, но ничего у них не получится, всё кругом заперто, а внутри, в тепле и одиночестве, сидит себе и смеется тот, кто загодя обо всём позаботился. Есть на свете те, кто остается, и те, кто собирается в путь. И так было всегда. Каждый волен выбирать, покуда есть время, но после, сделав выбор, нельзя от него отступаться.
2503 Медленный переход осени к зиме – вовсе не плохая пора. Это пора, когда нужно собрать, привести в порядок и сложить все свои запасы, которые ты накопил за лето. А как прекрасно собирать всё, что есть у тебя, и складывать поближе к себе, собрать свое тепло и свои мысли, зарыться в глубокую норку – уверенное и надежное укрытие.
2504 Мороз и бури будут обшаривать стены, искать лазейку, но ничего у них не получится, всё кругом заперто, а внутри, в тепле и одиночестве, сидит себе и смеется тот, кто загодя обо всём позаботился. Есть на свете те, кто остается, и те, кто собирается в путь. И так было всегда. Каждый волен выбирать, покуда есть время, но после, сделав выбор, нельзя от него отступаться.
2505 Небо в этот вечер было ясное. Хомса шел через сад, тонкий лед похрустывал под лапами. Долина притихла от мороза, заснеженные холмы поблескивали. Стеклянный шар опустел – теперь это был просто красивый синий шар. Зато черное небо было усыпано звездами, миллионами искрящихся, сверкающих зимним холодом бриллиантов.
2506 В этот вечер небо было совсем чистое. Хомса шел по саду, и тонкий ледок трещал под его лапами. Долина наполнилась морозной тишиной, на ее склонах поблескивал снег. Стеклянный шар был пуст. Теперь он стал обыкновенным голубым стеклянным шаром. Но черное небо было полно звезд, они искрились и сияли миллионами алмазов, это были зимние звезды, излучавшие холод.
2507 Никогда больше не приносила она с любовью выношенные подарки, которые сама же и творила. Никогда больше не посылала красивые и трогательные рождественские открытки вместе с засушенными цветами, ангелами, а иногда – блестками; теперь она покупала дорогие глянцевые открытки с уже напечатанными пожеланиями радости и счастья.
2508 Когда человек теряет то, что можно назвать изюминкой, выражением его самых прекрасных свойств, подобное изменение всё растет и прогрессирует, а затем с пугающей быстротой овладевает всей его личностью. Именно это и случилось с тетушкой Гердой. Очень скоро она позабыла все дни рождения. А также имена, лица и обещания.
2509 Это было ранней весной. Иногда по вечерам она стояла и смотрела на его окна с синими шторами, за которыми горел неяркий свет. Даже если окно было темным, она продолжала стоять и смотреть на него. Она ни на что не надеялась, она просто преклонялась перед ним. Безликая пустынность улицы, холод и долгий путь домой ее не смущали.
2510 Он никогда ее не видел. Она вклеивала в синий альбом все газетные рецензии о его книгах и плакала, если они не были хвалебными. Фотографии на них часто были неотчетливыми и вовсе не льстили ему. Все его книги были о любви. Он писал, не принимая во внимание то, что времена изменились, и она гордилась этим.
2511 Все его книги были о любви. Он писал, не принимая во внимание то, что времена изменились, и она гордилась этим. Он знал, что сокровенный смысл и привилегия любви – тоска, робость и мечта, а также терпение, умение ждать и прощать. Он издавал по книге каждый год, у нее были они все, даже его ранние юношеские произведения.
2512 Вопросы крови – самые сложные вопросы в мире. И если бы расспросить некоторых прабабушек и в особенности тех из них, что пользовались репутацией смиренниц, удивительные тайны открылись бы. Я ничуть не погрешу, если в разговоре об этом упомяну о причудливо тасуемой колоде карт. Есть вещи, в которых совершенно недействительны ни сословные перегородки, ни даже границы между государствами.
2513 Быть может, это в самом деле чудачество, но когда я прохожу мимо крестьянских лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немного и в моей власти и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немного буду виноват и я.
2514 Михаил Львович каждый год сажает новые леса, и ему уже прислали бронзовую медаль и диплом. Он хлопочет, чтобы не истребляли старых. Если вы выслушаете его, то согласитесь с ним вполне. Он говорит, что леса украшают землю, что они учат человека понимать прекрасное и внушают ему величавое настроение. Леса смягчают суровый климат.
2515 Леса смягчают суровый климат. В странах, где мягкий климат, меньше тратится сил на борьбу с природой, и потому там мягче и нежнее человек; там люди красивы, гибки, легко возбудимы, речь их изящна, движения грациозны. У них процветают науки и искусства, философия их не мрачна, отношения к женщине полны изящного благородства.
2516 Выходит так, как будто чем богаче язык, тем выше культура. А по-моему, наоборот: чем выше культура, тем богаче язык. Количество слов и их сочетаний находится в самой прямой зависимости от суммы впечатлений и представлений: без последних не может быть ни понятий, ни определений, а стало быть, и поводов к обогащению языка.
2517 Это неверно, что с течением времени всякая любовь проходит. Нет, настоящая любовь не проходит, а приходит с течением времени. Не сразу, а постепенно постигаешь радость сближения с любимой женщиной. Это как с хорошим старым вином. Надо к нему привыкнуть, надо долго пить его, чтобы понять его прелесть.
2518 В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Она прекрасна, спора нет, но... ведь она только ест, спит, гуляет, чарует всех нас своей красотой – и больше ничего. У нее нет никаких обязанностей, на нее работают другие. Ведь так? А праздная жизнь не может быть чистой. Впрочем, быть может, я отношусь слишком строго.
2519 Какая-то связь, невидимая, но значительная и необходимая, существует между всеми; в этой жизни, даже в самой пустынной глуши, ничто не случайно, всё полно одной общей мысли, всё имеет одну душу, одну цель, и, чтобы понимать это, мало думать, мало рассуждать, надо еще, вероятно, иметь дар проникновения в жизнь, дар, который дается, очевидно, не всем.
2520 Уж лучше бы он продолжал плакать. Несколько раз в волнении прошлась она по комнате, потом остановилась в углу и задумалась. Лихарев что-то говорил, но она его не слышала. Повернувшись к нему спиной, она вытащила из портмоне четвертную бумажку, долго мяла ее в руках и, оглянувшись на Лихарева, покраснела и сунула бумажку к себе в карман. За дверью послышался голос кучера.
2521 Я верю, следующим поколениям будет легче и видней; к их услугам будет наш опыт. Но ведь хочется жить независимо от будущих поколений и не только для них. Жизнь дается один раз, и хочется прожить ее бодро, осмысленно, красиво. Хочется играть видную, самостоятельную, благородную роль, хочется делать историю.
2522 Хочется играть видную, самостоятельную, благородную роль, хочется делать историю, чтобы те же поколения не имели права сказать про каждого из нас: то было ничтожество, или еще хуже того. Я верю и в целесообразность и в необходимость того, что происходит вокруг, но какое мне дело до этой необходимости, зачем пропадать моему я?
2523 Когда идешь темной ночью по лесу и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу. Я работаю, как никто в уезде, судьба бьет меня, не переставая, порой страдаю я невыносимо, но у меня вдали нет огонька. Я для себя уже ничего не жду, не люблю людей. Давно уже никого не люблю.
2524 Вообще жизнь люблю, но нашу жизнь, уездную, русскую, обывательскую, терпеть не могу и презираю ее всеми силами моей души. А что касается моей собственной, личной жизни, то в ней нет решительно ничего хорошего. Когда идешь темной ночью по лесу и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок.
2525 Он с чудесным выражением сыграл две пьесы Чайковского, так тепло, так умно. Лицо у него было такое, как всегда – не умное и не глупое, и мне казалось просто чудом, что человек, которого я привык видеть среди самой низменной, нечистой обстановки, был способен на такой высокий и недосягаемый для меня подъем чувства, на такую чистоту.
2526 Давно уже никого не люблю. Некоторую нежность я чувствую только к вашей няньке – по старой памяти. Мужики однообразны очень, неразвиты, грязно живут, а с интеллигенцией трудно ладить. Она утомляет. Все наши добрые знакомые мелко мыслят, мелко чувствуют и не видят дальше своего носа – просто-напросто глупы. А те, которые поумнее и покрупнее, истеричны, заедены анализом.
2527 Мы не даем никакой цены своему собственному мнению, даже если оно умно, но дрожим перед мнением разных глупцов. Я боялась чужого мнения до последней минуты, но как только послушалась саму себя и решила жить по-своему, глаза у меня открылись, я победила свой глупый страх и теперь счастлива и всем желаю такого счастья.
2528 Я так понимаю, что вера есть способность духа. Она все равно что талант: с ней надо родиться. Насколько я могу судить по себе, по тем людям, которых видел на своем веку, по всему тому, что творилось вокруг, эта способность присуща русским людям в высочайшей степени. Русская жизнь представляет из себя непрерывный ряд верований и увлечений.
2529 Пахнет акацией. Людмила Павловна растолстела и очень похожа на жидовку. Никакой ум не может постигнуть всей глубины ее ума. Я когда слушаю ее, то решительно теряюсь перед неисповедимыми судьбами, создающими иногда такие редкие перлы. Непостижимое создание! Я еще не забыл анатомии, но, глядя на ее череп, начинаю не верить в существование вещества, именуемого мозгом.
2530 Люди в те годы двигались медленно. Разгуливали по площади, обходили одну лавку за другой, всё делали с расстановкой, не торопясь. В сутках были те же двадцать четыре часа, а казалось, что больше. Никто никуда не спешил, потому что идти было некуда, покупать нечего, денег ни гроша, и ничто не влекло за пределы своего округа.
2531 Художник должен упражняться. Я это знаю, я художник. Вопрос – в чем упражняться. Вот идет художник и боится расплескать мир. Всё тело его – это чаша, а глаза его, и уши, и ноздри – это гавани, куда плывут, толкаясь бортами, лодки, океанские корабли и мусор – месиво жизни. Чаша налита до краев, и всё это перемешивается тяжелым пестиком сердца. А корабли плывут и плывут.
2532 Мне пришло в голову, что только большой трус может мечтать о власти над миром. Так как только она может дать ему иллюзию безопасности – так он надеется, и жаль, очень жаль, что не сохранились энцефалограммы великих тиранов. Трусу необходимо попытаться завоевать мир, он не может позволить себе роскошь отказаться от этого, он же должен себя обеспечить.
2533 Нас было трое друзей, влюбленных в одну женщину. Да, я забыл сказать, что эта женщина была каменная. Когда-то, в далеком неправдоподобном детстве, мы отправились в путь за красотой. Но двадцатый век – это странный век метаний между рационализмом и инстинктами, и потому в нашей попытке найти живой эталон красоты была причудливая смесь того и другого.
2534 Но двадцатый век – это странный век метаний между рационализмом и инстинктами, и потому в нашей попытке найти живой эталон красоты была причудливая смесь того и другого. Мы собрали по всем журналам несколько сот фотографий красивых женских лиц тех давних времен, пересняли их в одном масштабе и многократной экспозицией создали один сводный негатив.
2535 Несмотря на все попытки понять феномен денег, я так и не знаю, зачем они. Я никогда не мог понять, почему нельзя обменять сосиски на кепку и почему я сначала должен продать кепочнику сосиски и получить от него деньги, а потом у него же купить на эти деньги кепку, то есть дать кепочнику его же деньги. В то время как гораздо проще сказать: махнемся.
2536 Акварель – это праздник глаза, праздник кисти, праздник мастерства человеческого. Если бы Блаженный Августин был живописцем, он бы писал акварелью. Потому что главное для акварели – это просветленность души. Потому что, хотя акварель не поддается переделкам, к ней можно добавлять самоцвет за самоцветом. Но для этого нужно, чтобы самоцветы были в душе.
2537 Акварель требует прозрачности. Всю жизнь я мечтал об акварели и всю жизнь работал маслом. Потому что акварель требует терпения. Нужно, чтобы просохла первая подкрашенная капля, прежде чем положишь вторую, которые вместе дают такую жемчужную игру – ее можно встретить только на акварелях Врубеля. Акварель – это праздник глаза, праздник кисти, праздник мастерства человеческого.
2538 Главное для акварели – это просветленность души. Потому что, хотя акварель не поддается переделкам, к ней можно добавлять самоцвет за самоцветом. Но для этого нужно, чтобы самоцветы были в душе. Всю жизнь я писал только маслом, потому что у меня не было ни терпения, ни умения сказать сразу, а только длинное, мучительное нащупывание своего главного слова.
2539 Всю жизнь я писал только маслом, потому что у меня не было ни терпения, ни умения сказать сразу, а только длинное, мучительное нащупывание своего главного слова, которое приходило, когда праздник кончался, и уже уставали ждать, и разбредались по заботам дня. И главное слово я произносил наедине – никому не нужное, точное слово.
2540 Он посмотрел на звезды, словно спрашивая у них совета. Они мерцали, частые и редкие, крупные и мелкие, синие и радужно-переливчатые. Неожиданно их мерцание затмилось, и двор с домом, лодкой и сидящим на ней Антиповым озарился резким, мечущимся светом, словно кто-то бежал с поля к воротам, размахивая зажженным факелом.
2541 Неожиданно их мерцание затмилось, и двор с домом, лодкой и сидящим на ней Антиповым озарился резким, мечущимся светом, словно кто-то бежал с поля к воротам, размахивая зажженным факелом. Это, выбрасывая в небо клубы желтого, огнем пронизанного дыма, шел мимо переезда на запад воинский поезд, как они без счету проходили тут днем и ночью начиная с прошлого года.
2542 В том-то и дело, что всему есть мера. За это время пора было прийти к чему-нибудь. А выяснилось, что для вдохновителей революции суматоха перемен и перестановок – единственная родная стихия, что их хлебом не корми, а подай им что-нибудь в масштабе земного шара. Построения миров, переходные периоды – это их самоцель. Ничему другому они не учились, ничего не умеют.
2543 Через минуту она усаживалась поудобнее на середину ковра, и под ее руками игрушки всех видов сплошь превращались в строительный материал, из которого Катенька воздвигала привезенной из города кукле Нинке жилище куда с большим смыслом и более постоянное, чем те чужие меняющиеся пристанища, по которым ее таскали.
2544 Я бы сил не щадила и в этом находила бы счастье, только бы знать, что это не попусту и ведет к какой-то цели. Ты мне должен ежеминутно напоминать, что мы тут для того, чтобы быть вместе. Подбадривай меня и не давай опомниться. Потому что, строго говоря, если взглянуть трезво, чем мы заняты, что у нас происходит?
2545 Я почти ничего еще не сказала, а у тебя уже недовольные нотки в голосе. Но скажи, разве я не права? Прятаться так ненадежно, наобум, можно было и в Юрятине. А если уже искать спасения, то надо было наверняка, с продуманным планом, как, в конце концов, предлагал этот сведущий и трезвый, хотя и противный, человек.
2546 Дар любви – как всякий другой дар. Он может быть и велик, но без благословения он не проявится. А нас точно научили целоваться на небе и потом детьми послали жить в одно время, чтобы друг на друге проверить эту способность. Какой-то венец совместности, ни сторон, ни степеней, ни высокого, ни низкого, равноценность всего существа, всё доставляет радость, всё стало душой.
2547 Коли каешься, так и любишь. А будешь любить, то ты уже божья. Любовью всё покупается, всё спасается. Уж коли я, такой же, как и ты, человек грешный, над тобой умилился и пожалел тебя, кольми паче бог. Любовь такое бесценное сокровище, что на нее весь мир купить можешь, и не только свои, но и чужие грехи еще выкупишь.
2548 О покаянии лишь заботься, непрестанном, а боязнь отгони вовсе. Веруй, что бог тебя любит так, как ты и не помышляешь о том, хотя бы со грехом твоим и во грехе твоем любит. А об одном кающемся больше радости в небе, чем о десяти праведных, сказано давно. Иди же и не бойся. На людей не огорчайся, за обиды не сердись.
2549 Ничего не бойся, и никогда не бойся, и не тоскуй. Только бы покаяние не оскудевало в тебе – и всё бог простит. Да и греха такого нет и не может быть на всей земле, какого бы не простил господь воистину кающемуся. Да и совершить не может совсем такого греха великого человек, который бы истощил бесконечную божью любовь.
2550 Наступает в вашей жизни такое время, когда вы отходите от драмы и людей, ее создающих. Вы окружаете себя людьми, с которыми вы смеетесь. Вы забываете плохое и фокусируетесь на хорошем. Любите людей, которые относятся к вам правильно, и молитесь за остальных. Жизнь так коротка, проживайте ее не иначе как счастливо.
2551 Любимая многому смогла бы научиться у нее. Ну, как минимум делать волшебное абрикосовое вино с добавлением мускатного ореха. К сожалению, я сам в полной мере не напитался мудростью, знаниями бабушки. Зато получил от нее самое важное: научила верить в любовь всегда. Даже когда земля под ногами раскалывается на части и одиночество кажется беспросветным.
2552 Когда птица жива она ест муравьев, но, когда она умирает, муравьи едят ее. Обстоятельства могут измениться в любое время. Не презирайте и не причиняйте вреда кому-либо в вашей жизни, кто слабее вас. Вы можете быть сильным сегодня, но помните – время сильнее вас. Так же, как одно дерево дает миллион спичек, но только одной спички достаточно, чтобы сжечь миллион деревьев.
2553 Если ты богат, не думай об этом, если ты беден – не принимай свою бедность всерьез. Если ты способен жить в мире, помня о том, что мир – это только спектакль, ты будешь свободным, тебя не коснутся страдания. Страдания – результат серьезного отношения к жизни; блаженство – результат игры. Воспринимай жизнь как игру, радуйся ей.
2554 Почему так приедается всё в жизни? Наверно, потому, что всё, с чем сталкиваешься, только похоже на то, чем оно должно быть, и ты знаешь, что это еще не первый сорт и где-то есть то же самое, но лучше. Меняются моды. Вчерашняя одежда кажется некрасивой, вчерашняя красота вызывает скуку, вчерашняя мысль – ее не замечаешь, вчерашняя радость вызывает ощущение неловкости.
2555 Вчерашняя одежда кажется некрасивой, вчерашняя красота вызывает скуку, вчерашняя мысль – ее не замечаешь, вчерашняя радость вызывает ощущение неловкости, вчерашняя радость – это вчерашняя наивность, а сегодня я поумнел и на зубах оскомина. Ищем спасения в бесконечном поиске, но бесконечный поиск – это бесконечный голод.
2556 Приятно представить впереди блюдо с постоянной притягательностью, но не напоминает ли это клок сена, привязанный перед носом осла? Бесконечная дорога, бесконечный голод и клок сена, который удаляется с той же скоростью, с которой приближается к нему бедный, бесконечно милый осел. Почему мы должны ожидать от будущего решения сегодняшних проблем? Ведь у будущего будут свои проблемы, только в нем не будет нас.
2557 Есть одно желание, которое не ждет пищи, а само себя питает. Оно редкое, потому что люди о нем забыли. Но когда оно приходит, оно убивает жадность и рождает щедрость. И когда будут пройдены все пути неразумия и выхода не останется, придем мы и напомним о нем. Мы его называем блаженством. Его часто знают дети, многие женщины и всякий другой, который кормит незнакомца, или зверя, или птицу.
2558 Судьба была недоброй, жизнь – капризной и жестокой, в природе не было ни доброты, ни разума. Но доброта и разум есть в нас, людях, которыми играет случай, и мы можем быть сильнее, чем природа и судьба, пусть даже всего на несколько часов. И мы можем быть друг подле друга, когда это необходимо, и смотреть друг другу в понимающие глаза, мы можем любить друг друга и жить в утешение друг другу.
2559 Мы можем носить в сердце бога, и временами, когда мы искренно переполнены им, он может выглядывать из наших глаз и наших слов и обращаться также к другим людям, к тем, кто его не знает или не хочет знать. Мы не можем укрыть свое сердце от жизни, но мы можем так воспитать и научить его, чтобы оно обрело превосходство над случаем и способно было несломленным взирать на то, что причиняет боль.
2560 Иногда, когда мрачная бездна молчит, мы можем и больше. Мы можем на какие-то мгновения становиться богами, простирать руки и творить вещи, которых прежде не было и которые, если их завершить, будут жить без нас. Мы можем созидать из звуков, из слов и других хрупких, ничего не стоящих вещей музыкальные утехи, мелодии и песни, полные смысла, утешения и доброты.
2561 Если, раскрывшись, мы предъявляем чужому взору взрослого человека, это означает, что мы раскрылись не полностью. Взрослые никогда не снимают масок. Только по-настоящему зрелый человек позволяет увидеть в себе ребенка, из которого произрос. Лишь в этом ребенке заключена вся правда о нас, ибо наша правда – одиночество, неприкаянность, утраченные иллюзии.
2562 Взрослые никогда не снимают масок. Только по-настоящему зрелый человек позволяет увидеть в себе ребенка, из которого произрос. Лишь в этом ребенке заключена вся правда о нас, ибо наша правда – одиночество, неприкаянность, утраченные иллюзии, детское ожидание всеобщего интереса к своей персоне. С ребенка начинается мудрец, великий политик, обычный человек, да просто каждый.
2563 Бесформенный серый кот с розовым носом и щелью на спине. Это низкий вкус. Другое дело глиняный кот с мексиканского рынка. Это высокий вкус. А так как иностранный коллега не покупал котов у себя на рынке, а гонялся за ними в Москве, то высота вкуса была прямо пропорциональна расстоянию до рынка. Вкус шел на километры.
2564 Доброта предполагает терпение, а сентиментальность требует, чтоб сейчас, сразу же пришло добро, а зло было наказано. А это невозможно. И потому вы очень быстро разочаровываетесь и впадаете в священную ярость. Потому что доброта – это сила, а не слабость, и она самая трудная вещь на свете. Сентиментальность – это чувство, оно приходит и уходит, а доброта – это позиция.
2565 Человечья родословная – это родословная тех, кто успел дать потомство. Родословная живых. Поэтому история только внешне история войн, то есть смертей. А на самом деле это история мира, то есть жизни. И так как до сих пор, несмотря на кровопускания истории, жизнь всё же существует и есть надежда, что так будет и дальше, то давайте подумаем, как же это все-таки случилось, что родословное дерево каждый год в цвету.
2566 Он еще не готов был к тому, чтобы ходить по гостям. Потом он поехал на чем-то. И чем дальше он ехал, тем светлее становились весны в его воспоминаниях, и резче пахли цветы, и чище помыслы его возлюбленных, а ведь, наверно, это было не так, потому что и в те времена его обижала жизнь, но он вспоминал это со смехом.
2567 Домой – это туда, где можешь быть самим собой, а не тем, кем ты стал, будучи постоянно настороже. А когда поедешь домой, сразу узнаешь тех, кто тоже туда устремился. По дороге их становилось всё больше, и наконец он понял, что все мчатся домой, и поэтому давка. Это только кажется, что бегут из дому, на самом деле бегство – это всегда бегство домой.
2568 О, дорога, всегда ведущая туда, где нас нет. Всю дорогу они ссорились с Барбарисовым, потому что для этого не было причин. Но Сапожников устал от его чванства и пытался объяснить ему, что никогда в России не жили только ради заработка. Ну а на лице Барбарисова было написано согласие с Сапожниковым, хотя оба знали, что никакого согласия быть не может.
2569 Маленькая птичка прилетела на тополь около нашего дома и тихо запела. Кто-то из старших мальчиков сказал, что это синяя птица. Мне показалось, что я видел ее синюю спинку. Снова и снова пела она свою нежную песенку. Не знаю почему, но я вдруг разрыдался. Я был взволнован этой песней до глубины души. С тех пор каждый год я ждал свою синюю птичку и с ней весну.
2570 Кроме того, здесь можно было уединиться от всего мира и мечтать в одиночестве. Как-то раз я лежал, вытянувшись на спине и смотрел вверх. Огромные облака, словно высеченные из белого камня, плавно передвигались надо мной, порой заслоняя лазурь неба. Порой они сталкивались бесшумно, потом расходились в стороны, и тогда открывалась бездонная синева.
2571 Интересно, мучаются ли так и другие мальчики, как мучился я, когда становился в тупик перед неразгаданной загадкой. Когда я видел новую птицу, у меня захватывало дыхание и, казалось, волосы шевелились на голове, а когда птица улетала, оставив меня снова в неведении, я горевал, словно потерял близкого друга.
2572 Взяв руку женщины, Ганувер медленно всматривался в ее лицо, как ради опыта читаем мы на расстоянии печатный лист – угадывая, местами прочтя или пропуская слова, с тем, что, связав угаданное, поставим тем самым в линию смысла и то, что не разобрали. Потом он нагнулся и поцеловал руку – без особого увлечения, но очень серьезно.
2573 Сердечность рукопожатия легко подделать, но с улыбкой всё иначе. Нечасто мужчина удостаивается сердечной, располагающей, широкой улыбки от молодой женщины, которую видит в первый раз в своей жизни. Улыбки, в которой нет ни кокетства, ни подвоха, ни вызова. Самое меньшее, что может сделать в подобном случае мужчина – ответить ей точно такой же улыбкой, если, конечно, он умеет так улыбаться.
2574 Когда-то в древности жила на свете глупая птица феникс. Каждые несколько сотен лет она сжигала себя на костре. Должно быть, она была близкой родней человеку. Но, сгорев, она всякий раз снова возрождалась из пепла. Мы, люди, похожи на эту птицу. Однако у нас есть преимущество перед ней. Мы знаем, какую глупость совершили.
2575 Мы знаем все глупости, сделанные нами за тысячу и более лет. А раз мы это знаем и всё это записано и мы можем оглянуться назад и увидеть путь, который мы прошли, то есть надежда, что когда-нибудь мы перестанем сооружать эти дурацкие погребальные костры и кидаться в огонь. Каждое новое поколение оставляет нам людей, которые помнят об ошибках человечества.
2576 Мы не только в детстве открыты для того, чтобы обрести сходство с кем-то. В ранней юности, например, если у тебя есть любимый учитель, то и он непременно оставит свой след в твоем облике; и даже многие годы спустя, когда ты, возможно, придешь к переоценке, а может, и отрицанию того, чему учил тебя этот человек, все равно кое-что из внушенного им останется с тобой на всю жизнь.
2577 Когда-то книгу читали лишь немногие – тут, там, в разных местах. Поэтому и книги могли быть разными. Мир был просторен. Но, когда в мире стало тесно от глаз, локтей, ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг снизилось до известного стандарта.
2578 Я считаю, что из бесконечных споров о фундаментальных основах человеческой природы есть выход. Вместо того чтобы пытаться доказать неправоту одной из сторон, нам нужно спросить себя, имеет ли вообще смысл спорить. Ответ подсказывают маленькие дети: и последователи Руссо, и последователи Гоббса в известной мере правы.
2579 В нас есть и природная доброта в понимании первого, и природная эгоистичность в понимании второго. В каждом человеке заложено и добро, и зло. Эти противоречивые стороны нашей личности определяются биологией и модифицируются обществом. Добродетель может быть приумножена или подавлена, точно так же как эгоистичность может быть усилена или ослаблена.
2580 Нынче ночью в воздухе пахло Временем. Он улыбнулся, мысленно оценивая свою выдумку. Неплохая мысль. А в самом деле: чем пахнет Время? Пылью, часами, человеком. А если задуматься, какое Время на слух? Оно вроде воды, струящейся в темной пещере, вроде зовущих голосов, вроде шороха земли, что сыплется на крышку пустого ящика, вроде дождя.
2581 Пойдем еще дальше, спросим: как выглядит Время? Оно точно снег, бесшумно летящий в черный колодец, или старинный немой фильм, в котором сто миллиардов лиц, как новогодние шары, падают вниз, падают в ничто. Вот чем пахнет Время, и вот какое оно на вид и на слух. А нынче ночью так и кажется, что его можно даже пощупать.
2582 Лес начался росой и сыростью. Что-то мощно дышало из глубины его, вынося в теплый полевой воздух запах прели, грибов, воды и хвои. Направо – в лесу – стоял густой мрак. Налево – в поле – было виднее. Сияли наверху звезды, чем позднее, тем всё густевшие. Небо, хоть и черное, все-таки слабо дымилось светом, и деревья выделялись на его фоне твердыми силуэтами.
2583 Сияли наверху звезды, чем позднее, тем всё густевшие. Небо, хоть и черное, все-таки слабо дымилось светом, и деревья выделялись на его фоне твердыми силуэтами. Из лесного мрака с какого-то сука сорвалась сова, со слабым шорохом перелетела и села впереди. Жуков услышал ее, но не видел, как ни старался.
2584 Видел он только, как, перечеркивая звезды, закачался сук, на который села сова. Подходя к ней, Жуков снова спугнул ее, и она стала летать кругами, с поля возвращаясь в лесную тьму. И теперь Жуков ее увидел. На горизонте за полями еще тлел остаток зари, и сова, пролетая, мелькала каждый раз там беззвучным темным пятном.
2585 Вдруг я увидел метрах в ста, за частоколом леса, тень, которая мне в первое мгновение показалась длинной, как веретено, от быстрого полета. Тень пропадала и появлялась, описывала гигантскую кривую и, переместившись с востока на север, туда, где небо было еще цвета шафрана, села, успокоилась, замерла на одной из сосен.
2586 Тогда, в начале мая, еще не было белых ночей. А был жидкий сумрак, рассеянный в лесу, и все коряги, стволы, сучья стали похожи на притаившиеся живые существа. Костерчик наш весело трещал, ярко полыхал, дымил, когда мы совали в него обомшелую сухую кору. Дым синим столбом поднимался вверх, потом растекался по лесу, и я подумал, что дым этот далеко можно учуять.
2587 Скоро Никита спать ляжет, и приснятся ему необыкновенные сны. Обступит его деревня, избы с глазами-окошками, лес подойдет, камни и горы, конь явится, пес рыжий, чайки прилетят, кулики сбегутся на тонких ножках, семга из моря выйдет – все к Никите сойдутся, смотреть на него станут и, бессловесные, будут ждать заветного слова Никиткиного, чтобы разом открыть ему все тайны немой души.
2588 Был один из тех летних теплых дней. Мы с товарищем стояли и разговаривали возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди травы и цветов, которые были тебе по плечи, или приседал на корточки, долго разглядывая какую-нибудь хвоинку или травинку, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую тщетно пытался я разгадать.
2589 Люблю я проводить осень в Пицунде, потому что нет, наверное, места лучше на всём Черном море. Приехал я в Пицунду и пошел искать себе дом. Долго я ходил по солнцу, устал и присел отдохнуть на лавочке возле какой-то калитки. Вдоль дороги росли эвкалипты – высокие деревья с узкими длинными листьями. Они начали уже опадать.
2590 Вдоль дороги росли эвкалипты – высокие деревья с узкими длинными листьями. Они начали уже опадать. Много оранжевых, шоколадных листьев и коры, свернутой в трубку, лежало на земле. Ребята собирали листья и кору в кучи и жгли маленькие костры. Эвкалиптовый дым был горек и пахнул лекарством. Я понюхал дым, задумался и не заметил, как из калитки вышел мальчик Валерка.
2591 Горюют всегда об одном – о времени, которое ушло, ничего по себе не оставив, о даром ушедших днях. Когда плачут о потерянном браслете, плачут о времени, заблудившемся неведомо где; когда оплакивают умершего брата, плачут о времени, которое больше ничему не послужит. Девочка, повзрослев, будет горевать об ушедшем возлюбленном, не понимая, что оплакивает утерянную дорогу к жизни.
2592 Много в жизни своей я бродяжничал, но в какое бы новое место ни приходил, везде мне хотелось построить тут себе дом и жить долго. Так я обыкновенно и приступал к изучению любого края, – будто бы я выбираю себе место, где бы мне поставить свой дом. Пусть множество раз попытки найти точку своего постоянства разлетались, как мыльный пузырь.
2593 Пусть множество раз попытки найти точку своего постоянства разлетались, как мыльный пузырь, каждая местность, каждая новая земля непременно возбуждала во мне уверенность, что рано или поздно я свою точку найду. И вот, выбрав где-нибудь место для постройки дома, я присматриваю себе лесной материал, привыкаю к новым для меня ручьям, долинам, горам, растениям, животным.
2594 Я люблю природу почему-то особенно ранней весной, когда деревья еще не одеты. Редко видит кто природу этой неодетой весной, и само собой понятно, что о неведомом и куда интересней читать, и мне, писателю, куда охотнее пишется. Весна света и половодья для меня лучшее время года, но только тянуть в это время по грязи за собой прицеп невозможно.
2595 Я люблю осень, даже самую позднюю, но не ту, которую любят все. Я люблю не морозные, красные, почти от утра до вечера ветреные дни; я люблю теплые, серые, тихие и, пожалуй, дождливые дни. Мне противна резкость раздражительного сухого воздуха, а мягкая влажность, даже сырость атмосферы мне приятна; от дождя же, разумеется не проливного, всегда можно защититься.
2596 Осень, глубокая осень. Серое небо, низкие, тяжелые, влажные облака, голы и прозрачны становятся сады, рощи и леса. Всё видно насквозь в самой глухой древесной чаще, куда летом не проникал глаз человеческий. Старые деревья давно облетели, и только молодые отдельные березки сохраняют еще свои увядшие желтоватые листья.
2597 Весна света согревается полднями. Пороша к полудню растаяла, и радость моя притупилась, но не исчезла. Как только замерзли к вечеру лужи, запах вечернего мороза опять вернул меня к весне света. Так вечерело, но голубые вечерние звезды не показались в Москве: всё небо оставалось голубым и медленно синело.
2598 Всё небо оставалось голубым и медленно синело. На этом новом голубом фоне в домах там и тут вспыхивали лампы с разноцветными абажурами; никогда этих абажуров в сумерках не увидишь зимой. Возле полузамерзших луж от растаявшей звездной пороши всюду слышался детский восторженный крик, детская радость наполняла весь воздух.
2599 Так дети в Москве начинают весну, как в деревне начинают ее воробьи, потом грачи, жаворонки, в лесах тетерева, на реках утки и кулики на болотах. От детских весенних звуков в городе, как все равно от птичьих криков в лесах, мои ветхие одежды с тоской и гриппом вдруг свалились. Настоящий бродяга при первых весенних лучах и вправду часто бросает свое тряпье при дороге.
2600 Снегири также выбрались из лесной чащи и появились в садах и огородах, и скрипучее их пение, не лишенное какой-то приятной мелодии, тихо раздается в голых кустах и деревьях. Еще не улетевшие дрозды, собравшись в большие стаи, летают в сады. Любимые ими ягоды черемухи давно высохли и свалились, но они не пропадут даром: все будут подобраны с земли жадными гостями.
2601 Прочитав еще раз, я подумал немного и, соблюдая таежный декрет, круто повернул назад, чтобы найти другую тропу. Между тем меня наблюдал человек за деревом, и когда я повернул, прочитав запрещение, он понял, что я неопасный человек, вышел из-за дерева и замотал головой в стороны, чтобы я его не боялся.
2602 Может быть, я еще и о многом мечтал, но все эти мечты были, как я их потом стал называть, досрочными. В этом надо всем нам сознаться, что есть сроки жизни, не зависимые от себя лично; как ни бейся, как ни будь талантлив и умен, – пока не создались условия, пока не пришел срок, всё твое лучшее будет висеть в воздухе мечтой и утопией, только я знаю одно, что мой корень женьшеня где-то растет, и я своего срока дождусь.
2603 Мы жили в деревне, перед окном у нас был луг, весь золотой от множества цветущих одуванчиков. Это было очень красиво. Все говорили, что луг золотой. Однажды я рано встал удить рыбу и заметил, что луг был не золотой, а зеленый. Когда же я возвращался около полудня домой, луг был опять весь золотой. Я стал наблюдать. К вечеру луг опять позеленел.
2604 К вечеру луг опять позеленел. Тогда я пошел, отыскал одуванчик, и оказалось, что он сжал свои лепестки, как все равно если бы у нас пальцы со стороны ладони были желтые и, сжав в кулак, мы закрыли бы желтое. Утром, когда солнце взошло, я видел, как одуванчики раскрывают свои ладони и от этого луг становится опять золотым.
2605 Я оказался рядом с ней, поскольку задержался, чтобы пройти вместе от входной двери до гостиной. И этого для меня было уже много. Она неожиданно расцвела, в то время как я, старше ее годом, всё еще оставался гадким утенком, и в течение десяти дней, проведенных нами дома, едва осмеливался к ней приблизиться.
2606 Я таил смутную надежду, что она сама что-нибудь сделает, окажет какое-либо внимание лично мне. Была какая-то магия в ее розовых ручках, в маленьких локонах, завивающихся на затылке. Она имела ту веселую самоуверенность, какой обладают юные хорошенькие американки. Она являла собой почти законченное совершенство, как мраморная статуя, на которой однако еще не высохла роса.
2607 Он не променяет эти туманные зори ни на какие великолепные позлащенные закаты Италии. Он без остатка отдал свое сердце России – ее лесам и деревушкам, околицам, тропинкам и песням. Но с каждым днем его всё больше мучает невозможность выразить всю поэзию своей страны. Он должен добиться этого. Нужно только не щадить себя.
2608 Дом рассохся от старости. А может быть, и от того, что он стоял на поляне в сосновом лесу и от сосен всё лето тянуло жаром. Иногда дул ветер, но он не проникал даже в открытые окна мезонина. Он только шумел в вершинах сосен и проносил над ними вереницы кучевых облаков. Чайковскому нравился этот деревянный дом.
2609 Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, двери и старушка люстра, потерявшая половину своих хрусталей, похожих на дубовые листья. Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония.
2610 Если удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за рояль и усмехался. Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, двери и старушка люстра, потерявшая половину своих хрусталей, похожих на дубовые листья.
2611 Всё это наводило скуку, но впечатление это было обманчивым. Анфиса знала, что на библиотечных полках запрятаны такие сокровища мысли и поэзии, что от одного представления о них у нее темнели глаза. Она читала книги запоем, глотала страницу за страницей, прячась в отцовском саду, в темной беседке, похожей на шалаш и увитой диким виноградом.
2612 Начитавшись книг, она часто представляла себя в какой-то чудесной стране. Она совершенно ясно видела, как сходит с парохода на берег этой страны ранним утром, оставляет на сыром песке следы и в каждом из них прячется маленькая синяя тень, потому что солнце только что взошло и свет его косо падает на землю.
2613 Чуть не каждый день Анфиса ходила в городскую библиотеку менять книги. Библиотека помещалась на главной улице городка, рядом с новым кино. Она занимала нижний этаж кирпичного дома. Здесь пахло чернилами. Крашеные полы были тусклы, истерты. На стене висели правила для посетителей и стенная газета, раскрашенная цветными карандашами.
2614 Анфиса знала, что на библиотечных полках запрятаны такие сокровища мысли и поэзии, что от одного представления о них у нее темнели глаза. Она читала книги запоем, глотала страницу за страницей, прячась в саду, в темной беседке, похожей на шалаш и увитой диким виноградом. Отец кричал ей из сада, что она испортит себе глаза.
2615 Но как ни боялся отец, а глаза у Анфисы от чтения не только не выцвели, а, наоборот, от каждой интересной книги то наполнялись слезами и от этого становились блестящими и темными, то смеялись, то становились туманными, ничего не видящими вблизи, будто Анфиса вглядывалась во что-то далекое, ускользающее за краем земли.
2616 Требуя мастерства от художников, она забывает про тройную ответственность зодчих, чьи каменные творения нередко, к сожалению, переживают все остальные памятники эпохи. Можно не читать торопливых, недобросовестных книг, не посещать дурных спектаклей и выставки посредственных картин, но люди не могут ходить с закрытыми глазами по городам, застроенным плохими зданиями.
2617 И теперь наконец я начинаю с нее ради еще одной, единственной, которую я знаю и которая должна быть чуть ли не в самом конце. Так вот, я приступаю к началу рассказа, и если мне до того уже не стыдно, то меня охватывает дрожь, потому что я приступаю. Он проходит и не думает ни о чем, потому что о саде он вроде бы и не думал, а о картине уже всё передумал до этого.
2618 Дети каждый день растут, каждый день меняются и каждое утро просыпаются новыми людьми. Кира весьма скоро огляделась, освоилась и обвыкла. Характер у нее был живой, предприимчивый, открытый и смелый. А тут еще у нее нашелся такой легкий товарищ, союзник и затейник, как дядя Аркадий: лучшего ей было не сыскать.
2619 Таких дружеских интимных делишек у них водилось много, и обоим им от них было удовольствие и радость. Точно жили они, совсем отгородившись от взрослых. Но самым увлекательным было то время, когда они научились говорить на языке черных пуделей. Каждый день перед завтраком они ходили вдвоем гулять по аллеям и холмам того большого сквера, который разбит у подножия театра Трокадеро.
2620 К тележке сбоку был обычно привязан большой лохматый черный пудель. Он яростно лаял, кидаясь на всех проходящих, после отдыхал, стоял умильно щуря глаза, дрожа высунутым красным языком и часто дыша, а потом опять принимался лаять. Когда же зеленщица перевозила свою тележку с места на место, пудель влезал грудью в постромку и изо всех своих собачьих сил помогал хозяйке.
2621 Из последних сил изба держала достоинство и стояла высоконько и подобранно, не дала выхлестать стекла, выломать палисадник с рябиной и черемухой, просторная ограда не зарастала крапивой, всё так же, как при хозяйке, лепили ласточки гнезда по застрехам и напевали-наговаривали со сладкими протяжными припевками жизнь под заходящим над водой солнцем.
2622 Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права.
2623 Эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником. Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным.
2624 А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастья, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению.
2625 Мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастья, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбой.
2626 Бесспорно, природа составляет одно великое, стройное целое – каждая точка в ней соединена со всеми другими, – но стремление ее в то же время идет к тому, чтобы каждая именно точка, каждая отдельная единица в ней существовала исключительно для себя, почитала бы себя средоточием вселенной, обращала бы всё окружающее себе в пользу, отрицала бы его независимость, завладела бы им как своим достоянием.
2627 Бывало, приедем, отдохнем, потом мать наденет сарафан, заплетет косу, как девушка, и идет со мной в лес. Это у нее было как праздник. Сядет на полянке, перебирает стебельки, а сама смеется. Приходила в лес прямо как на свидание с любимым. С тех пор у меня особенное отношение к лесу. Я считаю, что лес – прекрасное выражение силы природы и самый ясный образчик ее совершенства.
2628 Не говорите мне о вашей религии, сначала покажите мне как вы относитесь к другим. Не говорите мне о том как сильно вы любите своего бога, сначала покажите мне как сильно вы любите все его творения. Не проповедуйте мне о глубине и силе вашей веры, проповедуйте тем как вы относитесь к ближнему. Мне вовсе не так уж интересна теория, в которой вы хотите меня убедить, мне интересно как вы живете и что привносите в этот мир.
2629 Что ни говорите, а счастье соткано из иллюзий, надежд, доверчивости к людям, уверенности в самом себе, потом из любви, дружбы. А вы твердили мне, что любовь – вздор, пустое чувство, что легко, и даже лучше, прожить без него, что любить страстно – не великое достоинство, что этим не перещеголяешь животное.
2630 Он говорит с ней, как бы говорил с приятелем, с дядей: никакого оттенка той нежности, которая невольно вкрадывается в дружбу мужчины и женщины и делает эти отношения непохожими на дружбу. Оттого и говорят, что между мужчиной и женщиной нет и не может быть дружбы, что называемое дружбой между ними – есть не что иное, как или начало, или остатки любви, или, наконец, сама любовь.
2631 Я родился полвека тому назад, в средней России, в деревне, в отцовской усадьбе. У нас нет чувства своего начала и конца. И очень жаль, что мне сказали, когда именно я родился. Если бы не сказали, я бы теперь и понятия не имел о своем возрасте, – тем более, что я еще совсем не ощущаю его бремени, – и, значит, был бы избавлен от мысли, что мне будто бы полагается лет через десять или двадцать умереть.
2632 Так постепенно миновало мое младенческое одиночество. Помню однажды осенней ночью я почему-то проснулся и увидел легкий и таинственный полусвет в комнате, а в большое окно – бледную и грустную осеннюю луну, стоявшую высоко над пустым двором усадьбы, такую грустную и исполненную такой неземной прелести от своей грусти и своего одиночества, что и мое сердце сжали какие-то несказанно-сладкие и горестные чувства.
2633 Как же передать те чувства, с которыми смотрел я, мысленно видя там, в этой комнате, Лизу, спящую под лепет листьев, тихим дождем струящийся за открытыми окнами, в которые то и дело входит и веет этот теплый ветер с полей, лелея ее полудетский сон, чище, прекраснее которого не было, казалось, на всей земле.
2634 Но ведь слишком скудно знание, приобретаемое нами за нашу личную краткую жизнь – есть другое, бесконечно более богатое, то, с которым мы рождаемся. Для тех чувств, которые возбудили во мне решетка и лицо этого человека, родительских объяснений было слишком мало: я сам почувствовал, сам угадал, при помощи своего собственного знания, особенную, жуткую душу его.
2635 Из этих событий на первом месте стоит мое первое в жизни путешествие, самое далекое и самое необыкновенное из всех моих последующих путешествий. Отец с матерью отправились в ту заповедную страну, которая называлась городом, и взяли меня с собой. Тут я впервые испытал сладость осуществляющейся мечты, а вместе с тем и страх, что она почему-нибудь не осуществится.
2636 Я висел над пропастью, в узком ущелье из огромных, никогда мной не виданных домов, меня ослеплял блеск солнца, стекол, вывесок, а надо мной на весь мир разливался какой-то дивный музыкальный кавардак: звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела, возвышавшейся надо всем в таком величии, в такой роскоши, какие и не снились римскому храму Петра.
2637 Надо мной на весь мир разливался какой-то дивный музыкальный кавардак: звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела, возвышавшейся надо всем в таком величии, в такой роскоши, какие и не снились римскому храму Петра, и такой громадой, что уже никак не могла поразить меня впоследствии пирамида Хеопса.
2638 Всего же поразительнее оказалась в городе вакса. За всю мою жизнь не испытал я от вещей, виденных мной на земле, такого восторга, такой радости, как на базаре в этом городе, держа в руках коробочку ваксы. Круглая коробочка эта была из простого лыка, но что это было за лыко и с какой несравненной художественной ловкостью была сделана из него коробочка.
2639 Зимой безграничное снежное море, летом – море хлебов, трав и цветов. И вечная тишина этих полей, их загадочное молчание. Но грустит ли в тишине, в глуши какой-нибудь сурок, жаворонок? Нет, они ни о чем не спрашивают, ничему не дивятся, не чувствуют той сокровенной души, которая всегда чудится человеческой душе в мире, окружающем ее, не знают ни зова пространства, ни бега времени.
2640 Вот вечереет летний день. Солнце уже за домом, за садом, пустой, широкий двор в тени, а я, совсем один в мире, лежу на его зеленой холодеющей траве, глядя в бездонное синее небо, как в чьи-то дивные и родные глаза, в отчее лоно свое. Плывет и медленно меняет очертания, тает в этой вогнутой синей бездне высокое белое облако.
2641 Они ни о чем не спрашивают, ничему не дивятся, не чувствуют той сокровенной души, которая всегда чудится человеческой душе в мире, окружающем ее, не знают ни зова пространства, ни бега времени. А я уже и тогда знал всё это. Глубина неба, даль полей говорили мне о чем-то ином, как бы существующем помимо их, вызывали мечту и тоску о чем-то мне недостающем, трогали непонятной любовью и нежностью неизвестно к кому и чему.
2642 Почему же остались в моей памяти только минуты полного одиночества? Вот вечереет летний день. Солнце уже за домом, за садом, пустой, широкий двор в тени, а я, совсем один в мире, лежу на его зеленой холодеющей траве, глядя в бездонное синее небо, как в чьи-то дивные и родные глаза, в отчее лоно свое.
2643 Плывет и медленно меняет очертания, тает в этой вогнутой синей бездне высокое белое облако. Какая томящая красота! Сесть бы на это облако и плыть на нем в этой жуткой высоте, в поднебесном просторе, в близости с богом и белокрылыми ангелами, обитающими где-то там, в этом горнем мире. Вот я за усадьбой, в поле. Вечер как будто всё тот же.
2644 Какая томящая красота! Сесть бы на это облако и плыть на нем в этой жуткой высоте, в поднебесном просторе, в близости с богом и белокрылыми ангелами, обитающими где-то там, в этом горнем мире. Вот я за усадьбой, в поле. Вечер как будто всё тот же – только тут еще блещет низкое солнце – и всё так же одинок я в мире.
2645 Мелко копаться в причинах циклопических событий. Они их не имеют. Это у домашних ссор есть свой генезис, и после того как оттаскают друг друга за волосы и перебьют посуду, ума не приложат, кто начал первый. Всё же истинно великое безначально, как вселенная. Оно вдруг оказывается налицо без возникновения, словно было всегда или с неба свалилось.
2646 Я не сказал ни слова в ответ, обошел его и пошел к пруду, сел в траве на берегу под молодыми блестящими ветвями ив, дугой склонившихся к зеркально-светлой, серебристой воде. Опять величественно загремело где-то в бездонной пустой вышине, вокруг меня что-то крупно и быстро зашуршало, запахло мокрой свежестью весенней зелени.
2647 Запахло мокрой свежестью весенней зелени. Прямой, редкий дождь длинными стеклянными нитями засверкал из нового большого облака, бесконечно высоко вставшего над самой моей головой своими снежными клубами, и по недвижной и ровной поверхности зеркально-белой воды, быстро шумя и пестря ее темными точками, запрыгали бесчисленные гвозди.
2648 Я всеми силами старался жить хотя бы в некоторой мере так, как жил когда-то, но все дни мои уже давно превратились только в жалкую видимость моей прежней жизни. Прошла зима, наступила весна. Ничего не замечая, я зачем-то упорно изучал английский язык. Бог спас меня неожиданно. Был чудесный майский день.
2649 Ничего не замечая, я зачем-то упорно изучал английский язык. Бог спас меня неожиданно. Был чудесный майский день. Я сидел с английским учебником в руках возле поднятого окна в своей комнате. Рядом со мной, на балконе, слышались голоса братьев, невестки и матери. Я рассеянно слушал и, тупо глядя в книгу, думал самые безнадежные думы.
2650 Так и подмывало сбегать хоть на минуту в усадьбу Алферовых, благо брат с женой у нас, и Тонька, верно, одна в доме. И вместе с тем душу давило такое тяжкое сознание своего крайнего падения, было так горько и больно, так жаль себя, что приходили в голову и казались счастьем мысли о смерти. Сад то сиял жарким солнцем и гудел пчелами, то стоял в какой-то тончайшей голубой тени.
2651 В бесконечно-высокой, еще молодой, весенней и вместе с тем яркой и густой синеве порой круглилось, закрывало солнце бесконечно высокое облако, и воздух медленно темнел, синел, небо казалось еще больше, еще выше, и в этой вышине, в счастливой весенней пустоте мира, начинало вдруг как-то благостно и величественно, с постепенно возрастающей и катящейся звучностью и гулкостью, погромыхивать.
2652 В окна светило солнце, от верхних цветных стекол на полу горели синие и рубиновые пятна. Я поднял нижние рамы – утро было уже похоже на летнее, со всей мирной простотой, присущей лету, его утреннему мягкому и чистому воздуху, запахам солнечного сада со всеми его травами, цветами и бабочками. Я умылся, оделся и стал молиться на образа.
2653 Он закрыл ей своими губами глаза и целовал ее веки – сначала одно, а потом другое. Ее сильная, мускулистая рука была обнажена до локтя; он провел по ней пальцами, поражаясь ее красоте – она словно светилась; кожа была такая, какую любил писать Рубенс, – поразительно белая, прозрачная, а сверху золотился пушок. Это была рука саксонской богини.
2654 Кожа была такая, какую любил писать Рубенс, – поразительно белая, прозрачная, а сверху золотился пушок. Это была рука саксонской богини, но у небожителей не бывает такой чарующей и такой земной естественности; Филипу она напоминала деревенский сад, где растут милые каждому сердцу цветы: мальвы, белые и красные розы, чернушки и турецкие гвоздики, жимолость, дельфиниумы и камнеломка.
2655 Русского человека так просто голыми руками не возьмешь. Это немца можно, румынца там какого-нибудь, а русский человек – его много. Он ведь почему буйный? Да потому, что он в себя целиком не помещается. Немец – тот не только в себя уместится, там еще человек пять войдет. А русскому в себе тесно, вот и рвется наружу. Сильно много русского человека. Оттого и бушует.
2656 Семья Хиротаро в числе еще сорока тысяч человек сгорела в первые же секунды после взрыва. Они испарились как случайные капли на раскаленной сковороде. Сидя в своем бараке для военнопленных и записывая историю своей семьи в клеенчатую тетрадь, Хиротаро долгое время был уверен, что пишет послания из мира мертвых в царство живых. Но оказалось наоборот.
2657 Любовь – это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем. Я пропустил первую порошу, но не раскаиваюсь, потому что перед светом явился мне во сне белый голубь, и когда я потом открыл глаза, я понял такую радость от белого снега и утренней звезды, какую не всегда узнаешь на охоте.
2658 Вот как нежно, провеяв крылом, обнял лицо теплый воздух пролетающей птицы, и встает обрадованный человек при свете утренней звезды, и просит, как маленький ребенок: звезды, месяц, белый свет, станьте на место улетевшего белого голубя! И такое же в этот утренний час было прикосновение понимания моей любви, как источника всякого света, всех звезд, луны, солнца и всех освещенных цветов, трав, детей, всего живого на земле.
2659 Так скажу о себе, что прямого успеха не имею и меньше славен даже, чем средний писатель. Но семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотым солнышком в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками. Итак, если представить себе, что человек, распадаясь после конца, становится основанием видов животных, растений и цветов, то окажется, что от Пришвина остались незабудки.
2660 Я в первый раз открыл свою душу ласковому равнодушию мира. Я постиг, как он подобен мне, братски подобен, понял, что я был счастлив и всё еще могу назвать себя счастливым. Для полного завершения моей судьбы, для того, чтобы я почувствовал себя менее одиноким, мне остается пожелать только одного: пусть в день моей казни соберется много зрителей и пусть они встретят меня криками ненависти.
2661 Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением, и что зла уже нет на земле и всё благополучно.
2662 Барабан издал сердитое восклицание, громче завыли дудки; высокие голоса их, перебивая друг друга, сливались в тревожном темпе. Стремительно зазвенели бесчисленные цимбалы, и всё перешло в движение. Толпа теснилась вокруг костра; то было сплошное мятущееся кольцо черных голов на красном фоне огня. Новый звук поразил Стара.
2663 Новый звук поразил Стара – жужжащий, как полет шмеля, постепенно усиливающийся, взбирающийся всё выше и выше, трубящий, как медный рог, голос дикого человека. Голос этот достиг высшего напряжения, эхом пролетел в лесу, и тотчас пение стало общим. Огонь взлетел выше, каскад искр рассыпался над черными головами.
2664 Это была цветная, пестрая музыка, напоминающая нестройный гул леса. Душа пустынь сосредоточилась в шумном огне поляны, дышавшей жизнью и звуками под золотым градом звезд. Стар напряженно слушал, пытаясь дать себе отчет в необъяснимом волнении, наполнявшем его смутной тоской. Несложная заунывная мелодия, казалось, носила характер обращения к божеству.
2665 В ухоженной роще росли сосны и пальмы, шевелился бамбук и зрели бананы. В этой благодати расположились домики, их передние стенки были раздвинуты – душно. В растворенных на улицу комнатах, облаченные в халаты, посиживали на циновках босоногие офицеры русской эскадры, лениво обмахиваясь веерами. Возле них хлопотали японские мусумушки.
2666 Прямо перед моими глазами между оконными рамами на зиму ради тепла была уложена вата, день выдался безупречно солнечный, и на белизне ватного валика золотом, серебром или неведомыми мне самоцветами играли в сказку елочные блестки и обрывки новогодней мишуры. А на уличном стекле цвели ледяные узоры. Мать сидела за чужим столом, тихо разговаривала с плохо знакомой мне женщиной.
2667 Орудуя тряпкой, он упорно отталкивал от себя размытый образ – воспоминание о том, как он когда-то сидел за этим столом, не один, а с Н. Он тер, скоблил и старался не слышать въедливого вопроса, как ему жить дальше, теперь, когда он открыл комнату, в которой были погребены его любовь, его мечты и его прошлое. Воспоминания – как волки: от них не убежишь, их не уговоришь оставить тебя в покое.
2668 Я думаю, что лепесток цветка или червяк на дороге говорят и содержат много больше, чем книги целой библиотеки. Буквами и словами ничего нельзя сказать. Иногда я пишу какую-нибудь греческую букву, поверну чуть-чуть перо, и вот буква уже виляет хвостом, как рыба, и в одну секунду напомнит о всех ручьях и потоках мира, о прохладе и влаге, об океанах Гомера и о водах, по которым пытался идти Петр.
2669 Все леса хороши с их грибным воздухом и шелестом листьев. Но особенно хороши горные леса около моря. В них слышен шум прибоя. С моря постоянно наносит туман, и от обилия влаги буйно разрастается мох. Он свешивается с веток зелеными прядями до самой земли. Кроме того, в горных лесах живет, как птица пересмешник, веселое эхо.
2670 Особенно хороши горные леса около моря. В них слышен шум прибоя. С моря постоянно наносит туман, и от обилия влаги буйно разрастается мох. Он свешивается с веток зелеными прядями до самой земли. Кроме того, в горных лесах живет, как птица пересмешник, веселое эхо. Оно только и ждет, чтобы подхватить любой звук и швырнуть его через скалы.
2671 Однажды Григ встретил в лесу маленькую девочку с двумя косичками – дочь лесника. Она собирала в корзину еловые шишки. Стояла осень. Если бы можно было собрать всё золото и медь, какие есть на земле, и выковать из них тысячи тысяч тоненьких листьев, то они составили бы ничтожную часть того осеннего наряда, что лежат на горах.
2672 Если бы можно было собрать всё золото и медь, какие есть на земле, и выковать из них тысячи тысяч тоненьких листьев, то они составили бы ничтожную часть того осеннего наряда, что лежат на горах. К тому же кованые листья показались бы грубыми в сравнении с настоящими, особенно с листьями осины. Всем известно, что осиновые листья дрожат даже от птичьего свиста.
2673 Друзья говорили, что дом композитора похож на жилище дровосека. Его украшал только рояль. Если человек был наделен воображением, то он мог услышать среди этих белых стен волшебные вещи – от рокота северного океана, что катил волны из мглы и ветра, что высвистывал над ними свою дикую сагу, до песни девочки, баюкающей тряпичную куклу.
2674 Вскоре пошел снег. Григ видел из своего окна, как он косо летел, цепляясь за верхушки деревьев. Невозможно, конечно, передать музыку словами, как бы ни был богат наш язык. Григ писал о глубочайшей прелести девичества и счастья. Он писал и видел, как навстречу ему бежит, задыхаясь от радости, девушка с зелеными сияющими глазами.
2675 Григ писал музыку для Дагни больше месяца. Началась зима. Туман закутал город по горло. Заржавленные пароходы приходили из разных стран и дремали у деревянных пристаней, тихонько посапывая паром. Вскоре пошел снег. Григ видел из своего окна, как он косо летел, цепляясь за верхушки деревьев. Невозможно, конечно, передать музыку словами, как бы ни был богат наш язык.
2676 Рояль мог петь обо всём – о порыве человеческого духа к великому и о любви. Белые и черные клавиши, убегая из-под крепких пальцев Грига, тосковали, смеялись, гремели бурей и гневом и вдруг сразу смолкали. Тогда в тишине еще долго звучала только одна маленькая струна, будто это плакала Золушка, обиженная сестрами.
2677 Если человек был наделен воображением, то он мог услышать среди этих белых стен волшебные вещи – от рокота северного океана, что катил волны из мглы и ветра, что высвистывал над ними свою дикую сагу, до песни девочки, баюкающей тряпичную куклу. Рояль мог петь обо всём – о порыве человеческого духа к великому и о любви.
2678 Ты как солнце. Как нежный ветер и раннее утро. У тебя на сердце расцвел белый цветок и наполнил всё твое существо благоуханием весны. Я видел жизнь. Что бы тебе ни говорили о ней, верь всегда, что она удивительна и прекрасна. Я старик, но я отдал молодежи жизнь, работу, талант. Отдал всё без возврата. Поэтому я, может быть, даже счастливее тебя.
2679 Я видел жизнь. Что бы тебе ни говорили о ней, верь всегда, что она удивительна и прекрасна. Я старик, но я отдал молодежи жизнь, работу, талант. Отдал всё без возврата. Поэтому я, может быть, даже счастливее тебя. Ты – белая ночь с ее загадочным светом. Ты – счастье. Ты – блеск зари. От твоего голоса вздрагивает сердце.
2680 Она хотела надеть свое единственное белое платье. Но Нильс сказал, что красивая девушка должна быть одета так, чтобы выделяться из окружающей обстановки. В общем, длинная его речь по этому поводу сводилась к тому, что в белые ночи надо быть обязательно в черном и, наоборот, в темные сверкать белизной платья.
2681 Ваше положение на данный момент определяет то, как вы судите о случившемся ранее – было это хорошо или плохо, принесло пользу или вред – и эта точка зрения может меняться от момента к моменту. В конечном счете можно сказать только, что вещи происходят, а нравятся они нам в данный момент или нет – зависит от того, как мы ощущаем их воздействие.
2682 Дня через два меня уволили. Итак, за всё время, пока я считаюсь взрослым, к великому огорчению моего отца, городского архитектора, я переменил девять должностей. Я служил по различным ведомствам, но все эти девять должностей были похожи одна на другую, как капли воды: я должен был сидеть, писать, выслушивать глупые или грубые замечания и ждать, когда меня уволят.
2683 Раздраженный старик бросил всё и решился наконец переехать в Петербург, чтобы лично хлопотать о своем деле, а в губернии оставил за себя опытного поверенного. Кажется, князь скоро стал понимать, что он напрасно оскорбил Ихменева. Но оскорбление с обеих сторон было так сильно, что не оставалось и слова на мир.
2684 Разумеется, всё это были одни клеветы, как и оказалось впоследствии, но князь поверил всему и при свидетелях назвал Николая Сергеича вором. Ихменев не стерпел и отвечал равносильным оскорблением; произошла ужасная сцена. Немедленно начался процесс. Николай Сергеич, за неимением бумаг, а главное, не имея ни покровителей, ни опытности в хождении по таким делам, тотчас же стал проигрывать в своей тяжбе.
2685 Николай Сергеич, за неимением бумаг, а главное, не имея ни покровителей, ни опытности в хождении по таким делам, тотчас же стал проигрывать в своей тяжбе. На имение его было наложено запрещение. Раздраженный старик бросил всё и решился наконец переехать в Петербург, чтобы лично хлопотать о своем деле, а в губернии оставил за себя опытного поверенного.
2686 В губернии он оставил за себя опытного поверенного. Кажется, князь скоро стал понимать, что он напрасно оскорбил Ихменева. Но оскорбление с обеих сторон было так сильно, что не оставалось и слова на мир, и князь употреблял все усилия, чтобы повернуть дело в свою пользу, то есть отнять у бывшего своего управляющего последний кусок хлеба.
2687 Сначала, в первые дни после их приезда, мне всё казалось, что она как-то мало развилась в эти годы, совсем как будто не переменилась и осталась такой же девочкой, как и была до нашей разлуки. Но потом каждый день я угадывал в ней что-нибудь новое, до тех пор мне совсем незнакомое, как будто нарочно скрытое от меня, как будто девушка нарочно от меня пряталась, – и что за наслаждение было это отгадывание.
2688 В это время, незадолго до их приезда, я кончил мой первый роман, тот самый, с которого началась моя литературная карьера, и, как новичок, сначала не знал, куда его сунуть. У Ихменевых я об этом ничего не говорил; они же чуть со мной не поссорились за то, что я живу праздно, то есть не служу и не стараюсь приискать себе места.
2689 Старик горько и даже желчно укорял меня, разумеется, из отеческого ко мне участия. Я же просто стыдился сказать им, чем занимаюсь. Ну как, в самом деле, объявить прямо, что не хочу служить, а хочу сочинять романы, а потому до времени их обманывал, говорил, что места мне не дают, а что я ищу из всех сил. Ему некогда было поверять меня.
2690 Помню, как однажды Наташа, наслушавшись наших разговоров, таинственно отвела меня в сторону и со слезами умоляла подумать о моей судьбе, допрашивала меня, выпытывала: что я именно делаю, и когда я перед ней не открылся, взяла с меня клятву, что я не сгублю себя, как лентяй и праздношатайка. Я не признался ей, чем занимаюсь.
2691 Правда, я хоть не признался и ей, чем занимаюсь, но помню, что за одно одобрительное слово ее о труде моем, о моем первом романе, я бы отдал все самые лестные для меня отзывы критиков и ценителей, которые потом о себе слышал. И вот вышел наконец мой роман. Еще задолго до появления его поднялся шум и гам в литературном мире.
2692 Если я был счастлив когда-нибудь, то это даже и не во время первых упоительных минут моего успеха, а тогда, когда еще я не читал и не показывал никому моей рукописи: в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими.
2693 Главное, чем отличался Калязин от любого города нашей круглой планеты, было то, что как в нем, так и в ближайших окрестностях всегда стояла хорошая погода и имелось всё, что нужно человеку для хорошей жизни. Была черника там в сосновом бору позади огородов, и был хлеб на кухне в деревянном ларе. Был снег зимой и трава летом, и птицы в небе, и рыба в великой реке.
2694 Рассказывают, что композитор Глинка сидел на подоконнике и мечтал. В доме звенели вилками, готовясь к обеду, а за окном гремели экипажи. Но только вдруг звуки дома и улицы начали странно перемешиваться и соответствовать друг другу. И тогда композитор Глинка схватил перо и стал торопливо писать ноты. Потому что он был великий композитор и внутри себя услышал музыку. И это есть открытие и тихий взрыв.
2695 Потому что он был великий композитор и внутри себя услышал музыку. И это есть открытие и тихий взрыв. Потому что человек, который делает открытие, и вовсе не важно какое – большое или маленькое, звезду открыл или песню, травинку или соседа, пожаловавшего за табаком и солью, это всё не важно, – открытие всегда приходит единственным путем: человек прислушивается к себе и слышит тихий взрыв.
2696 Открытие всегда приходит единственным путем: человек прислушивается к себе и слышит тихий взрыв. Тихий взрыв может услышать каждый, но слышит в одиночку и, значит, один из всех. Потому что нет двух одинаковых, а есть равные. И значит, каждому свое, и что свое, то для всех, а что только для всех, то не нужно никому, потому что дешевка, сердечный холод, второй сорт.
2697 Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим лучам заходящего солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, или когда в ясный ветреный день она вся шумно струится и лепечет на синем небе.
2698 Опавшие листья уже запахли пряниками. Редки белые грибы, но зато как найдешь, так и набросишься на них коршуном, срежешь и вспомнишь, что обещался, увидев, не сразу срезать, а полюбоваться. Опять обещался и опять забыл. Один грибник приходит с мелкими грибами, другой – с крупными. Один внимательный и, пользуясь силой внимания, видит грибы.
2699 Один грибник приходит с мелкими грибами, другой – с крупными. Один внимательный и, пользуясь силой внимания, видит грибы. Другой мелочи не видит возле себя, и не он направляет на гриб внимание, а сам гриб, большой, как лампа, обращает на себя его внимание. У таких грибников большинство грибов – крупные. Грибы – это школа внимания.
2700 Капля с высокой елки упала на папоротники, окружавшие плотно дерево. От капли папоротник дрогнул, и я на это обратил внимание. А после того и ствол старого дерева с такими морщинами, как будто по нему плуг пахал, и живые папоротники, такие чуткие, что от одной капли склоняются и шепчут что-то друг другу, и вокруг плотный ковер заячьей капусты – всё расположилось в порядке, образующем картину.
2701 Передо мной встал вопрос: что это создало картину, – капля, упавшая на папоротник, обратила мое творческое внимание, или благодаря порядку в душе моей всё расположилось в порядке, образующем картину? Я думаю, что в основе было счастье порядка в душе в это утро, а упавшая капля обратила мое внимание, и внутренний порядок вызвал картину, то есть расположение внешних предметов в соответствии с внутренним порядком.
2702 Творческое внимание состоит в том, что внимающий всему вводит это всё в рамку, благодаря чему устраненное ограничением всё вмещается в частное, и это частное через художника получает законное право отвечать за целое. Так что внимание есть вмещение целого в часть, вселенной – в сверкающую росинку утреннего ириса.
2703 Тогда гармония и топот во дворце отдельно от всего мира звучат и с ночью отходят. Серым одеялом сваливается ночь в одну сторону. На востоке великие планы начертаны, стар и мал встань в заутренний час лицом на восток, и все равно у всех одинаково сложится во всей душе до конца. Бело и плотно поверх синих лесов над низиной завернулось облако.
2704 Журавль неустанно выкликает солнце, и видно по всему, что катится оно, спешит захватить всю черную силу и покончить с ней навсегда. Вот оно явилось, исчез остаток бледной луны, и чуть слышен топоток под землей. Весь серебряный в росе, показался журавль, другой, с огромными крыльями во весь солнечный диск, летит к нему, сошлись и ликуют.
2705 Весной можно жить с чувством осени, и бывают такие дни почти каждой весной, что совсем как осенние, только по зеленым листикам и догадываешься о весне, но осенью нельзя весну видеть в природе, тут уже кончено, простись. Весной света, в голубом сиянии снегов, и нужно, чтобы в сердце была черная точка, из нее потом вырастет сила броситься, когда раскипится весенний омут, к орущим лягушкам.
2706 Кто весну пережил, как весну, тот осенью не будет куковать безнадежно и, если даже собрать все безумие и осенью броситься... Осенью все в грязь растекается, – смотришь, поздний голубой василек вертится, приставший на грязи колеса мужицкой телеги. Но кто весну хорошо пережил, тому осень бодрое время, тот о белой зиме думает, густо мажет дегтем колеса, и не скрипит его телега, подвозя к дому добро.
2707 Всё, что шло от родителей к детям, приходило невпопад, со стороны, вызванное не ими, но какими-то посторонними причинами, и отдавало далекостью, как это всегда бывает, и загадкой, как, ночами, нытье по заставам, когда все ложатся спать. Это обстоятельство воспитывало детей. Они этого не сознавали потому, что мало кто и из взрослых знает и слышит то, что зиждет, ладит и шьет его.
2708 Это обстоятельство воспитывало детей. Они этого не сознавали потому, что мало кто и из взрослых знает и слышит то, что зиждет, ладит и шьет его. Жизнь посвящает очень немногих в то, что она делает с ними. Она слишком любит это дело и за работой разговаривает разве с теми только, кто желает ей успеха и любит ее верстак. Помочь ей не властен никто, помешать – может всякий.
2709 Помочь жизни не властен никто, помешать – может всякий. Как можно ей помешать? А вот как. Если доверить дереву заботу о его собственном росте, дерево всё сплошь пойдет проростью или уйдет целиком в корень или расточится на один лист, потому что оно забудет о вселенной, с которой надо брать пример, и, произведя что-нибудь одно из тысячи, станет в тысячах производить одно и то же.
2710 Чтобы не было суков в душе, чтобы рост ее не застаивался, чтобы человек не замешивал своей тупости в устройство своей бессмертной сути, заведено много такого, что отвлекает его пошлое любопытство от жизни, которая не любит работать при нем и его всячески избегает. Для этого заведены все заправские религии и все общие понятия и все предрассудки людей и самый яркий из них, самый развлекающий – психология.
2711 Молодой снег и тепло. Я шел по улице и находил в себе шаг внимания, когда так шагаешь тихо и мерно, что тело свое не мешает вниманию при усилии передвижения. Это и на лодке бывает, на самой легонькой, парусиновой, с одним двухлопастным веслом: найдешь необходимое движение, забудешься, и душа, как стрекоза голубая, летает низко над волной, над травами и цветами.
2712 Внимание – это основной питательный орган души. Каждый может заметить в себе, как внимание схватывает что-нибудь особенное, складывает его и оно хранится, ничуть не обременяя память. Просто говоря, мы о нем ничего не думаем до встречи внимания с чем-то, вызывающим мысль из состояния, подобного спящей почке в растении.
2713 Солнце, как месяц, не больно смотреть, и снег летит редкий и спокойный, и в лесу, как всегда: снег летит в тишине, а сам думаешь – от меня эта тишина, я не слышу, а по снегу вижу и знаю, не так он летит: кто-то его слушает. В молодости, когда слух был острее, я дослушивался так до шепотов снежинок между собой.
2714 Вчера на восходе была такая тишина, что даже и щекой не уловишь, тишина была тише своего дыхания. Но с какой-то стороны что-то чуть дышало на лес, и оттого березки там густо убирались инеем. А здесь, на другой стороне, инея не было. И я понял, что не солнце, как думалось, определяет, где наседать инею и где сучку оставаться голым, а это делает утреннее дыхание, такое слабое, что даже и щекой не улавливаешь.
2715 Время летит, моргнуть не успел, а вон акация уже в зеленых стручках, и расцвели все ирисы, и много раскрытых цветов на жасминах. Погода сегодня оранжерейная после дождика, небо закрыто, и тихо, листик не шелохнется, и тепло, только если не жарко. День задумчивый и раздумчивый, когда внимание рождает необычайные откровения обыкновенных неоткровенных существ.
2716 После обеда мы выехали и на полпути поставили машину к обочине, сели на опушке леса. Все летние птички пели, и всё пахло. Мне было так, будто вся природа спит, как любящая мать, а я проснулся и хожу тихонько, чтобы ее не разбудить. Но она спит сейчас тем самым сном, как любящая мать, спит и во сне по-своему всё знает про меня.
2717 Мне было так, будто вся природа спит, как любящая мать, а я проснулся и хожу тихонько, чтобы ее не разбудить. Но она спит сейчас тем самым сном, как любящая мать, спит и во сне по-своему всё знает про меня, что вот я запер со стуком машину, перепрыгнул через канаву и теперь молча сижу, а она встревожена – куда он делся, что с ним.
2718 Все дети, и вы, настоящие наши физические дети, и те взрослые, пожилые и вовсе старики, кто сохраняет в душе себя самого, как своего ребенка. Все мы когда-то вышли на свет из темной утробы нашей матери. Все мы вышли из тьмы, и все мы движемся к свету, вместе с нами совсем рядом из темной земли поднимаются к солнцу деревья, былинки, цветы и вместе с нами живут.
2719 Конечно, можно и ландыш описывать, но только надо знать, что до конца его все равно не опишешь. Конечно, можно почувствовать запах ландыша даже с картины, даже из-под пера, но как сам он пахнет – это не сделаешь, до самого ландыша не доберется ни кисть, ни перо. Единственное, что можно сделать художнику, – это добраться до другого человека и своим образом ландыша вызвать его собственное чувство ландыша и его понимание.
2720 Осенью в листопад глаза разбегаются: одна другой лучше березки, и ходишь долго по лесу, выбираешь себе такое дерево, чтобы остановиться возле него и тут стоять до конца, и так-то стоять до тех пор, пока возле самого прекрасного дерева что-то совершенно прекрасное понять навсегда, в этом чего-то достигнуть и успокоиться.
2721 Слабая липа опала вся, но дуб стоит во всём своем осеннем пожаре. Скоро придет время, и дуб весь тоже обвалится. Но березка осенью, самое близкое к человеку дерево, не сразу опадает всей березой, а отдельно, и каждое деревце уходит от нас по-своему. Осенью в листопад глаза разбегаются: одна другой лучше березки.
2722 Счастлив только тот, у кого ощущения так остры, что причиняют боль, кто воспринимает их как потрясения и наслаждается ими, как изысканным лакомством. Ведь надо осознавать все переживания, и радостные и горькие, наполнять ими душу до краев и, упиваясь ими, испытывать самое острое блаженство или самые мучительные страдания.
2723 Иные аккорды сводят меня с ума, врываются в самое мое нутро потоком неизъяснимого блаженства. Теперь у меня слух настолько изощрен, настолько выработан, настолько искушен, что мне уж стали нравиться даже некоторые фальшивые аккорды: ведь у знатоков утонченность вкуса иной раз доходит до извращенности. Я уже становлюсь распутником, ищу возбуждающих слуховых ощущений.
2724 Секрет в том, чтобы никогда не переставать замечать те простые повседневные чудеса, из которых соткана наша жизнь. Вкусная еда, хорошие книги, смех, музыка, душевные разговоры, природа, искусство. Ищите их каждый день, и даже когда будет казаться, что ваш мир трещит по швам, под рукой всегда окажутся иголка с ниткой.
2725 Жизнь тоже волшебство. Без магии – можешь называть ее чудом, тайной, мудростью природы – всё теряет глубину. Всё становится плоским. Иначе говоря, что ты видишь, то и получаешь. Я искренне верю, что во всём есть скрытый смысл, будь то картина Клода Моне в музее или старый бродяга, заснувший в переулке.
2726 Но возьмем короля и предположим, что власть его и впрямь безусловна, что власть его для тебя – неоспоримая данность, вроде пути из залы совета в гостиную в замке моего отца: к нему ведет вот эта лестница, а не другая, вот эта дверь, а не соседняя, и тебе незачем изыскивать другой путь, коль скоро существует этот.
2727 Ты следуешь установленным путем свободно, ты подчинен ему не из трусости, низости или искательства, и точно так же без трусости, низости и искательства ты служишь своему государю, когда власть его безусловна, а не обязана воле случая. Но если ты кажешься себе первым в царстве после государя, а для государя власть не исконная данность, а случайность политической интриги или успех хитрости – ты будешь ему завидовать.
2728 Источник поэзии – чувство ритма жизни, который воспринимается как смысл ее, как то, из-за чего стоит жить, трудиться и достигать. Ранним утром сверкающие капельки росы на всходах овса, на таком молоденьком листочке, что удивляешься, как он не гнется под тяжестью тяжелой капли росы, – это удивление вдруг может дать радость труда и понимание его смысла.
2729 К сказкам, поэзии все относятся, как к чему-то несущественному, обслуживающему отдых человека. Но почему же в конце концов от всей жизни остаются одни только сказки, включая в это так называемую историю? Бывает, жизнь до того доводит в своей тяготе, что всё на свете станет серьезным, пусть в это время встретится сказка, и она, обыкновенная сказка, которой пользуются все для отдыха, выглянет так же серьезно, как вся жизнь в ее целом.
2730 Вчера мы услышали песенку, поглядели на дерево, а там поползень, эта деловая, вечно занятая птичка, сидел на сучке неподвижно и пел. Подумать только – поползень пел. Сегодня поползень на том же сучке сидел с небольшим сухим сучком в носу: вчера пел, а сегодня уже вьет гнездо. Но я был счастлив, что подслушал вчера его песенку.
2731 Земля трудом человека не насытится, сколько ни трудись, всё как будто кто-то смотрит на тебя и ждет усилия особенного в понимании. В тревоге без памяти отдаемся труду до изнеможения, а собачка сидит рядом и глазами своими говорит – брось пустяки, не вертись, пойми, а потом делай, пойми сразу и начинай.
2732 Все собаки в народе разделяются на умных и глупых: умные собаки, злые, любят только одного хозяина, а других людей к себе не подпускают. Глупая собака любит всех людей, всем доверяет и предпочитает хозяина другим только потому, что она ему отдана, как Татьяна своему генералу. Подбор таких собак, по-моему, происходит не случайно.
2733 У меня есть основание, почему я предпочитаю собаку, любящую не одного меня, а всего человека: я сам точно так веду себя в отношении моих близких глупо и требую тоже от них, чтобы моя персона не заслоняла собой всего человека и они бы тоже не застилали мне свет солнца. Мало того, только в таких отношениях я понимаю свободу, а эгоистов с их злыми собаками считаю убийцами духа.
2734 Я слышу, как бьется мой пульс. Я вижу, как я тихо качаюсь от ударов. Я слышу дыхание лилового колокольчика. Я его люблю. Он связан со мной. И через любовь мою к цветку я связан со всем великим миром. Природа, как и жизнь, не поддается логическому определению, и спросите любого, что он понимает в этом слове. Никто не даст всеохватывающего определения.
2735 Никто не даст всеохватывающего определения: одному природа – это дрова и стройматериалы, другому – цветы и пение птиц, третьему – небо, четвертому – воздух, и так без конца. В то же время каждый знает, что это не всё. Недавно это нечто большее, чем свой личный интерес, мы почувствовали к природе во время войны, и как мы это почувствовали, общий интерес: это родина, дом наш. Природа явилась нам как родина, и родина-мать обратилась в отечество.
2736 Человек семидесяти пяти лет, его жизнь на волоске, а он сажает сирень. И мало того, он не один, и, может быть, не было времени, когда бы так страстно хватались люди за растения: все, кто может, сажают сады. Это значит, что люди живут все как бессмертные, презирая свое знание смерти; а еще это значит, что лучшее у человека есть действительно сад.
2737 Сколько труда вкладывает человек около хлебного зернышка, и все-таки оно прорастает само, и вся природа в себе так нерукотворна. Там где-то возле хлебного зернышка и зарождается поэзия. Зерно идет на хлеб, а эта какая-то сила питает души. Живи с теми же самыми людьми и вещами постоянно, и всё равно, если ты поэт, ты должен увидеть их так, будто никогда не видел. Сила первого взгляда есть основная сила поэзии.
2738 Несвободный поэт прежде всего по своему заданию смотрит на эту целину и разбирает, где целина эта поднята и где она не поднята. А свободный поэт обратит внимание на дроф, летающих над целиной, и понимает по дрофам, что целина, где они прошлый год устраивали свои гнезда, поднята, и им надо искать новые места для своих гнездований.
2739 Так у свободного поэта получается изображение огромного пространства степного, в котором птицы ищут себе место гнездования, а люди само собой совершают свое великое человеческое дело преобразования природы. Несвободный поэт глядит прямо на какой-нибудь шагающий по целине экскаватор, и у него получается степь без пространства.
2740 У собак перед всеми зверьми особенная любовь к человеку. Характер этой любви такой же, как любовь слепцов к молочной матери. Собака, выхваченная из дикой жизни, сохранила, вероятно, чувство утраты всей матери-природы и на веру отдалась человеку, как матери. По собаке заметнее всего, какая возможность любви заложена в звере и вообще в дикой природе.
2741 Обойти правду очень легко при одном условии, что ты ее обойдешь, но в будущем когда-нибудь непременно за тебя поплатится невинный. Правда приближается к человеку в чувстве силы и является в момент решения бороться: бороться за правду, стоять за правду. Не всякая сила стоит за правду, но всякая правда о себе докладывает силой.
2742 Бог создал всё видимое, и планеты в том числе. Они служат для обеспечения порядка и гармонии всего живого – растений, животного мира, помогают человеческой плоти, но они абсолютно не властны над душой и разумом человека. Не они направляют человека, а человек через свое подсознание движет всеми планетами.
2743 Человека создал бог по образу и подобию своему. Человеку дана самая великая свобода – свобода выбора между темным и светлым. Человеку дана душа. Всё видимое подвластно человеку, и человек волен, даже по отношению к богу, любить его или нет. Никто и ничто не может управлять человеком помимо его воли. Бог хочет любви человека в ответ на свою любовь, но любви свободного человека, совершенного и подобного ему.
2744 На удачу надо плевать, тогда она придет сама. И быть к ней готовым: недостойному она не поможет – он не сумеет ею воспользоваться, удержать. Ее надо добиваться, но на нее нельзя рассчитывать: везет тому, кто сам себя везет. Когда человек может и без удачи, своим горбом и разумом добиться цели при любых обстоятельствах – вот тогда удача сама идет навстречу.
2745 Горю никакие соглашения не помогут. Излечить его может только смерть, а всё другое лишь притупляет и обезболивает. Говорят, будто излечивает его и время. Но если излечение приносит тебе нечто иное, чем твоя смерть, тогда горе твое, скорее всего, не настоящее. Одно из средств, которое притупляет его временно, притупляя в тебе вообще все остальные чувства, – это пьянство. Есть и другое, отвлекающее от мыслей о нем, – и это работа.
2746 Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломаться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.
2747 Любовь – это когда ты хочешь переживать с кем-то все четыре времени года. Когда хочешь бежать с кем-то от весенней грозы под усыпанную цветами сирень, а летом собирать ягоды и купаться в реке. Осенью вместе варить варенье и заклеивать окна от холода. Зимой – помогать пережить насморк и долгие вечера.
2748 Вещи существуют на свете, мы не всё в них придумали. В них есть самостоятельная сила – это сила вещей. И есть люди, целиком подвластные этой силе, через этих людей мы узнали вещи. Эти люди сильны самой силой вещей, так же, как мы слабы в сравнении с ними тем, что мы что-то в себе противопоставляем силе вещей, и через это вся жизнь изменяется.
2749 К той, которую я когда-то любил, я предъявил какие-то требования, которых она не могла выполнить. Мне не хотелось, я не мог унизить ее животным чувством. Я хотел найти в ней то высшее, себя, в чем бы я мог возвратиться к себе первоначальному. В этом и было мое безумие. Ей хотелось обыкновенного мужа.
2750 Последняя правда, что мир существует таким прекрасным, каким видели его детьми и влюбленными. Всё остальное делают болезни и бедность. Начинается день, как и вчера: день свидетельствует о счастье для всех и каждого совестливого укоряет в его личном неумении и робости взять свое счастье. Становится совсем непонятным, как мало люди берут из того, что им дано на земле. И как счастлив я, что свою долю в значительной мере взял.
2751 Счастье – это та же радость бытию про себя при всяких, даже ужасных условиях до того, чтобы улыбнуться солнцу при последнем вздохе. Радоваться небу, солнцу, траве, выйти на дорогу, обрадоваться встрече с человеком и разделить с ним путь до его села, и в селе этом чтобы просто обрадоваться всем людям, поговорить, попеть с ними и расстаться так, чтобы дети долго потом вспоминали про веселого странника.
2752 Стали блестеть на солнце клейкие листики тополей. Белеют почки вновь посаженных яблонь, груш и вишен. Зацвела черемуха. На такие праздники у нас, людей озабоченных, духу не хватает, и потому в такие дни мы хватаемся за работу. Вместить такие праздники могут только дети. Впрочем, у меня еще кое-что сохранилось от детства, и я могу превратить эту радость праздника в слово.
2753 Но зато я существую, я словом своим по силам своим жизнь изменяю, творю, значит, я существую. И вместе с этим всё больше овладевает мной мысль о каком-то хорошем месте моем в будущем сознании людей. Когда это будет, где и как – я не могу сказать, но в том я уверен, что место свое найду, и эта вера моя есть требование моего человеческого смысла.
2754 Там были гигантские фолианты в кожаных переплетах, каждый весом с огромный булыжник; там были книги размером с почтовую марку и книги в шелковых обложках; там были книги, испещренные непонятными символами, и книги, в которых были только пустые страницы. Эти книги не оставили бы равнодушным даже Дадли, который никогда ничего не читал.
2755 Творчество – важнейший аспект жизни, который позволяет наполнить ее смыслом и радостью. Каждый раз, когда я предаюсь созиданию, я испытываю глубочайшее блаженство, необусловленное внешними факторами. И я уверен, что это естественное состояние – отличная альтернатива потребительскому времяпровождению.
2756 Никогда не отчаивайся. Что бы ни случилось, как бы тяжело ни было, помни – нужно сделать шаг и еще раз шаг. Если понадобится, то еще раз шаг. Эти шаги выведут тебя туда, куда желало идти сердце. Главное, не останавливайся, делай шаги, даже когда не видишь куда идти, все равно иди. Только ты выбираешь, где остановиться, поэтому двигайся, пока не окажешься там, где захочешь остаться.
2757 Когда тебе тяжело, когда ты боишься людей, когда жизнь твоя запуталась, скажи себе: давай перестану заботиться о том, что со мною будет, буду любить всех тех, с кем схожусь, и больше ничего, а там будь что будет. Только попробуй жить так, и увидишь, как вдруг всё распутается, и тебе нечего будет ни бояться, ни желать.
2758 Жалость ко всему живому нужнее всего для того, чтобы подвигаться в добродетели. Кто жалостлив, тот и не обидит, и не оскорбит, и простит. Добрый человек не может быть нежалостлив. А если человек несправедлив и зол, то такой человек наверное нежалостлив. Без жалости ко всему живому не может быть добродетели.
2759 И еще со мной было детство, отрочество и юность – мои и всех писателей, которых я прочел, и золотой мостик луны, который видел только я один, и он всегда был со мной, а больше ни с кем, ведь у каждого внешний мир всегда свой, мы только внутри все одинаковые. И это меня убивали шесть раз за мой первый день фронта.
2760 Истинное знание. Оно как семя благородного чинара, зарытое на пустыре. Долго, очень долго набирается соков земных, набухает твердое семя. Над ним, на поверхности почвы, каждой весной раскидывается нежным зеленым ковром тьма всяких небольших растений: ярких маков, желтых лютиков, голубого цикория, полыни.
2761 Всё это радует глаз. Но, покрасовавшись одну весну и лето, к осенней поре превращается в грязный и чахлый бурьян. Семя чинара зреет медленно, трудно, но неотвратимо. И вот однажды оно робко проклюнулось к свету. Сколько опасностей ждет его на пустыре. Его может раздавить тяжелым раздвоенным копытом пасущаяся здесь корова.
2762 Семя чинара зреет медленно, трудно, но неотвратимо. И вот однажды оно робко проклюнулось к свету. Сколько опасностей ждет его на пустыре. Его может раздавить тяжелым раздвоенным копытом пасущаяся здесь корова. Может беспечно сжевать коза. Разве она думает, что уничтожает росток, который должен превратиться в огромное дерево?
2763 То, чему суждено долго жить, развивается медленно. Природа, в основных своих замыслах, не терпит поспешности. Что сделано поспешно, быстро отживает. Сказано: никуда не торопись, никогда не опоздаешь. Если стадо вечно голодных коз и коров не истопчет пустырь и если вечно голодный человек не пройдется здесь с косой и серпом, то уцелеет росток.
2764 Сказано: никуда не торопись, никогда не опоздаешь. Если стадо вечно голодных коз и коров не истопчет пустырь и если вечно голодный человек не пройдется здесь с косой и серпом, то уцелеет росток. Весенние ливни будут его поить, земля, в которой есть всё для жизни, питать, и встанет со временем здесь исполинское вечное дерево.
2765 Суеверия и обманы мучат людей. Избавление от них только одно: истина. Истину же мы познаем и сами собой и через мудрых и святых людей, живших до нас. И потому для доброй и хорошей жизни нужно и самому искать истину и пользоваться теми указаниями истины, которые дошли до нас от прежних мудрых и святых людей.
2766 Из всего удивительного, непостижимого, чем богата жизнь, самое удивительное и непостижимое – это человеческая мысль. В ней божественность, в ней залог бессмертия и могучая сила, не знающая преград. Люди поражаются восторгом и изумлением, когда глядят на снежные вершины горных громад; если бы они понимали самих себя, то больше, чем горами, больше, чем всеми чудесами и красотами мира, они были бы поражены своей способностью мыслить.
2767 Краски казались особенно мягкими из-за осенней мглы, неподвижно висевшей в воздухе. А когда шли дожди, мягкость красок сменялась блеском. Небо, покрытое облаками, всё же давало достаточно света, чтобы мокрые леса могли загораться вдали, как багряные пожары. В сосновых чащах дрожали от холода березы, осыпанные сусальной позолотой.
2768 Читая книги и журналы, он заметил, что есть две литературные школы. Для одних авторов человек – бог, и они забывают о его земном происхождении, а для других он – скот, эти забывают о его высоких помыслах, великих духовных возможностях. Обе школы и божественная и земная, по мнению Мартина, ошибаются, и повинна в этом узость взглядов и задач.
2769 Ведь это всего лишь вторая попытка Мартина и теперь он сам прекрасно понимал, что повесть слабая и неуклюжая. Но неуклюжесть даже ранних его опытов не была неуклюжестью посредственности. Их отличала неуклюжесть чрезмерной силы – та самая, что выдает новичка, который бьет из пушек по воробьям и на комара замахивается дубинкой.
2770 Мартин рад был продать эти первые пробы пера хоть за бесценок. Он понимал, насколько они слабы, это он понял очень быстро. Но он твердо верил в свои позднейшие работы. Он стремился стать не просто поставщиком беллетристики. Он старался овладеть всеми тонкостями мастерства. Однако силой он не жертвовал. Сила его росла как раз потому, что он сознательно ее сдерживал.
2771 Миссия его заключалась в том, чтобы провозгласить вечную истину, что бог один, но имеет много аспектов, и что разные народы поклоняются одному богу под разными именами и формами; что бог и личен и безличен, и выше личного и выше безличного; что он имеет и имя и форму, и в то же время не имеет ни имени, ни формы.
2772 Современное общество очень склонно слишком много говорить о труде и порицать всякую мысль. Труд – вещь очень хорошая, но он не более чем результат мысли. Слабое проявление энергии, начавшееся в мысли, вытекает через мускулы, и это называется работой. Где нет мысли, там не будет и работы. Поэтому наполняйте сознание мыслями, высшими идеалами и имейте их перед собой день и ночь. Это принесет в результате огромные достижения.
2773 Когда человек любит подвиги, он всегда умеет их сделать и найдет, где это можно. В жизни всегда есть место подвигам. И те, которые не находят их для себя, – не просто лентяи и трусы, или не понимают жизни, потому что, если бы люди понимали жизнь, каждый захотел бы оставить после себя свою тень в ней.
2774 Иной раз то, что написано в книге, переворачивает твою жизнь, а иногда и не нужно даже читать ее. Приятно просто иметь ее в доме. Многие из этих книг мы вообще ни разу не раскрывали. Наша дочь удивляется, зачем мы покупаем книги, которые даже не читаем. Это все равно что спросить человека, который живет один, зачем он завел кошку. Для компании, разумеется.
2775 Небо было синее, и на нем отчетливо белели залитые весенним солнцем дома, крыши и башни города, пестревшего над зелеными скатами берегового парка и бульваров. Сверху из города было видно такое же синее море, и железный броненосец далеко и одиноко блестел среди его синевы. Всё было полно великой радости солнца.
2776 Сверху из города было видно такое же синее море, и железный броненосец далеко и одиноко блестел среди его синевы. Всё было полно великой радости солнца и дня, всё было полно воздуха и яркого света, тени были голубые и прозрачные, все краски ярки и чисты, и казалось, что кроме ярко-синего, розового и белого цветов нет ничего, и всё ослепительно красиво, ярко и свежо.
2777 Открываю вчерашнюю газету, а там про нас с тобой. Пишут, что в начале снова будет слово. А пока в школах еще по старинке талдычат, что сперва был большой взрыв и всё сущее разлетелось. Причем всё существовало уже до взрыва – и всё еще не сказанные слова, и все видимые и невидимые галактики. Так в песке уже живет будущее стекло, и песчинки – семена вот этого окна.
2778 А лес всё вел их и вел своими сложными, путаными ходами. Нежданно вдалеке забрезжила дымчато-голубая щель. Редняк сменил чащу, стало просторно и свежо. И вот уже не щель, а широкий, залитый солнцем просвет возник впереди. Там что-то сверкало, искрилось, роилось ледяными звездами. Тропинка обогнула куст боярышника, и лес сразу раздался в стороны.
2779 Тропинка обогнула куст боярышника, и лес сразу раздался в стороны: посреди поляны в белых, сверкающих одеждах, огромный и величественный, как собор, стоял дуб. Казалось, деревья почтительно расступились, чтобы дать старшему собрату развернуться во всей силе. Его нижние ветви шатром раскинулись над поляной.
2780 Он весь блестел мириадами крошечных зеркал, и на какой-то миг Анне показалось, что ее тысячекратно повторенное изображение глядит на нее с каждой ветки. И дышалось возле дуба как-то особенно легко, словно и в глубоком своем зимнем сне источал он вешний аромат цветения. Анна робко шагнула к дубу, и могучий, великодушный страж леса тихо качнул ей навстречу ветвью.
2781 Не видеть ничего, кроме полей, домов и деревьев, в открывающихся нашим взорам картинах – значит скользить по поверхности. Все зримые предметы суть мысли божьей. Местность, где равнина сливается с городом, всегда проникнута какой-то скорбной меланхолией. Здесь слышатся одновременно и голос природы, и голос человека. Здесь всё полно своеобразия.
2782 Бродить, предаваясь раздумью, то есть прогуливаться прогулки ради, – самое подходящее времяпрепровождение для философа. В особенности же бродить по этому подобию деревни, по этой достаточно безобразной, но своеобычной и обладающей двойственным характером местности, что окружает многие большие города и в частности Париж.
2783 Все автобиографии лживы. Ни один человек не может быть плох настолько, чтобы рассказать о себе при жизни правду, втянув в это дело, как того и требует правда, свою семью, друзей и коллег. И ни один человек не может быть настолько добродетельным, чтобы рассказать правду потомству в документе, который он держит при себе до тех пор, пока не останется никого, кто бы мог противоречить ему.
2784 Перед ним тремя уступами сбегал вниз, до самого леса, его небольшой сад; справа и слева высились лесистые холмы, и напротив, за далекой зеленой ложбиной, поднимались холмы и темнели леса; с маленького невидимого отсюда озера, от сосен тянуло приятной свежестью. Глубоко и с наслаждением вдыхал он в великой тишине предутреннего часа лесной воздух.
2785 С маленького невидимого отсюда озера, от сосен тянуло приятной свежестью. Глубоко и с наслаждением вдыхал он в великой тишине предутреннего часа лесной воздух. Издалека глухо доносились удары топора. Он с удовольствием вслушивался, равномерный стук подчеркивал глубокую тишину. Оглядывая свои владения, Густав Опперман испытывал, как всегда, радостное чувство.
2786 Речки были разные: с узкими и широкими долинами, с открытыми и залесенными берегами, каждая со своим рисунком правого и левого берега, каждая со своим ледяным покровом – то ровным и гладким, то покрытым зубчатыми торосами. Вся местность вокруг, на юг и север, на восток и запад, была рассечена речками и ручьями.
2787 Енисей скрытно, под толщей льда, неслышно нес громадную и общую ношу в океан. В пространствах между реками, то больше, то меньше возвышенных, стоял повсюду лес, в один ярус, без кустарника и без бурелома, ровный, как будто возникший в одно мгновение. Каждое дерево этого безмолвного и удивительного леса и весь он в целом были исполнены в трех разных красках.
2788 Изредка лес прерывался открытыми полянами с блестящим, чистым и, казалось, чуть влажным снегом, только по опушкам запорошенным опавшей с деревьев хвоей, потом лес продолжался снова всеми тремя неизменными красками – серой, желтой и зеленой. Над лесом колыхалось обесцвеченное небо, туманное и зыбкое, а где-то в глубине его бродило почти невидимое солнце.
2789 Когда я думаю о том времени, то вспоминаю чистое небо июня и радостный полет среди тополиной пурги. Это не потому, что память отбрасывает всё плохое. Неправда. Всё помнится: и беспощадность военных зим, когда распухали от холода пальцы, и лепешки из картофельных очисток, и короткий лязг ножниц, вырезающих из хлебных карточек мелкие квадратики талонов.
2790 У детства смелый характер. Оно борется за радость. Оно эту радость находит, несмотря на голод и невзгоды. Что ж, в конце концов всё шло не так уж плохо. Война была далеко, наши били немцев так, что от тех только щепочки летели. Почтальонка Люба иногда оставляла в ящике у калитки треугольнички с почерком отца, а беду обносила стороной.
2791 Теперь он состоял при одном из них по особым поручениям. По утрам являлся к нему в кабинет, потом к жене его в гостиную и действительно исполнял некоторые ее поручения, а по вечерам в положенные дни непременно составлял партию, с кем попросят. У него был довольно крупный чин и оклад – и никакого дела.
2792 Он с самого детства любил уходить в угол и книжки читать, однако, товарищи его до того полюбили, что решительно можно было назвать его всеобщим любимцем во всё время пребывания его в школе. Он редко бывал резв, даже редко весел, но все, взглянув на него, тотчас видели, что это вовсе не от какой-нибудь в нем угрюмости.
2793 Что-то было в нем, что говорило и внушало, что он не хочет быть судьей людей, что он не захочет взять на себя осуждения и ни за что не осудит. Казалось даже, что он всё допускал, нимало не осуждая, хотя часто очень горько грустя. Мало того, в этом смысле он до того дошел, что его никто не мог ни удивить, ни испугать, и это даже в самой ранней своей молодости.
2794 Он редко бывал резв, даже редко весел, но все, взглянув на него, тотчас видели, что это вовсе не от какой-нибудь в нем угрюмости, что, напротив, он ровен и ясен. Между сверстниками он никогда не хотел выставляться. Может, по этому самому он никогда и никого не боялся, а между тем мальчики тотчас поняли, что он вовсе не гордится своим бесстрашием.
2795 Обиды никогда не помнил. Случалось, что через час после обиды он отвечал обидчику или сам с ним заговаривал с таким доверчивым и ясным видом, как будто ничего и не было между ними вовсе. И не то чтоб он при этом имел вид, что случайно забыл или намеренно простил обиду, а просто не считал ее за обиду, и это решительно пленяло и покоряло детей.
2796 День проникал в просторную мастерскую сквозь окно в потолке. То был большой квадрат ослепительного голубого сияния, светлая дверь в бескрайнюю лазурную даль, в которой быстро мелькали летящие птицы. Едва проникнув в высокое, строгое, задрапированное помещение, радостное сияние дня смягчалось, утрачивало свою яркость.
2797 Едва проникнув в высокое, строгое, задрапированное помещение, радостное сияние дня смягчалось, утрачивало свою яркость, меркло в складках тканей, угасало в портьерах и тускло освещало темные углы, где лишь золоченые рамы горели как пламя. Казалось, здесь находились в заточении тишина и покой, тот покой, который всегда царит в жилище художника, где душа человека вся ушла в работу.
2798 Казалось, здесь находились в заточении тишина и покой, тот покой, который всегда царит в жилище художника, где душа человека вся ушла в работу. В этих стенах, где мысль обитает, где мысль созидает, истощается в яростных усилиях, всё начинает казаться усталым и подавленным, как скоро она успокаивается.
2799 Ваше письмо утешило бы меня, если бы что-нибудь могло меня утешить в этом ужасном горе, которое на меня обрушилось. Вчера мы похоронили ее, и с тех пор, как ее бедное, бездыханное тело покинуло этот дом, мне всё кажется, что я одна на свете. Человек любит свою мать, почти не сознавая и не чувствуя этого, потому что это для него так же естественно, как дышать.
2800 Человек любит свою мать, почти не сознавая и не чувствуя этого, потому что это для него так же естественно, как дышать, и лишь в минуту последнего расставания он понимает, как глубоко уходят корни этой любви. Никакая другая привязанность несравнима с этой, потому что все остальные привязанности – дело случая, а эта – врожденная.
2801 Вместе с матерью уходит половина нашего детства – ведь наша жизнь, жизнь маленького ребенка, принадлежит ей столько же, сколько и нам. Она одна знает ее так же, как знаем мы сами, она помнит множество далеких, дорогих для нас мелочей, которые были и остаются первыми радостными волнениями нашего сердца.
2802 Прекраснее моей родины вы ничего на свете не сыщете. Вообразите замечательный луг с прудом посередине. К прозрачной и вкусной воде склонились деревья. У берегов вытянулся камыш. На глубине цветут лилии. Это дивное зрелище предстало моему взору в тот самый час, когда я впервые себя осознал. Поэтому оно мне особенно дорого.
2803 Книгу следует читать дважды. Один раз следует прочитать в молодости, пока вы моложавее героев, второй раз – когда вошли в возраст и герои книги стали моложе вас. Тогда вы увидите их с обеих сторон, да и они смогут учинить вам экзамен с той стороны времени, где оно стоит. Это значит, впрочем, что иной раз бывает вообще поздно читать какие-то книги.
2804 Сашка хотел добавить, что ему совсем не хочется спать, но не успел, так как заснул с такой быстротой, что точно шел ко дну глубокой и быстрой реки. Скоро заснул и отец. Кроткий покой и безмятежность легли на истомленное лицо человека, который отжил, и смелое личико человека, который еще только начинал жить.
2805 Ангелочек, повешенный у горячей печки, начал таять. Лампа, оставленная гореть по настоянию Сашки, наполняла комнату запахом керосина и сквозь стекло бросала печальный свет на картину медленного разрушения. Ангелочек как будто шевелился. По розовым ножкам его скатывались густые капли и падали на лежанку. К запаху керосина присоединился тяжелый запах топленого воска.
2806 Ангелочек как будто шевелился. По розовым ножкам его скатывались густые капли и падали на лежанку. К запаху керосина присоединился тяжелый запах топленого воска. Вот ангелочек встрепенулся, словно для полета, и упал с мягким стуком на горячие плиты. В завешенное окно пробивался синеватый свет начинающегося дня.
2807 Сердце же его было своенравно: раньше оно всё время рвалось куда-то, а теперь во что бы то ни стало стремилось вернуться. Иногда сердце часами рассказывало ему проникнутые светлой печалью истории, а иногда так ликовало при виде восходящего солнца, что Сантьяго плакал втихомолку. Сердце учащенно билось, когда говорило о сокровищах, и замирало, когда глаза юноши оглядывали бескрайнюю пустыню.
2808 В ответ Мо слегка ущипнул ее за нос. Мо – именно так она называла своего отца, и никак иначе. В ту ночь, что положила начало стольким событиям и так много изменила, у Мегги под подушкой лежала одна из ее самых любимых книг. И поскольку дождь не давал ей заснуть, она села в постели, протерла глаза и достала из-под подушки книгу.
2809 Едва она открыла ее, как страницы тут же заманчиво зашелестели. Мегги всегда казалось, что страницы каждой книги шуршат в первый раз по-своему, и это зависело от того, знала она, о чем будет рассказ, или нет. Теперь ей нужен был только свет. В тумбочке у нее был припрятан спичечный коробок – Мо запретил ей зажигать ночью свечи.
2810 Сев на колени перед мокрым окном, она посмотрела на улицу. И тут она увидела его. На фоне светлой стены дождя незнакомец казался тенью, лишь лицо его было освещено, а мокрые волосы прилипли ко лбу. Дождь струился по нему, но он не обращал на это внимания. Он стоял неподвижно, обхватив себя руками, пытаясь хоть немного согреться. Так он и стоял, уставившись на их дом.
2811 Ждать было тяжело. Время лежало нескончаемыми петлями, похожими на кольца змеи. Вперед можно двигаться лишь из кольца в кольцо. И в каждом кольце новое сомнение, а у каждого сомнения свое собственное оружие. И очень нелегко было продвигаться вперед, споря с этими сомнениями, игнорируя их или отбрасывая.
2812 Человек, который обвиняет в своих проблемах других, никогда не станет хозяином своей судьбы. Тот, кто обвиняет в своих неудачах лишь себя, изводит себя понапрасну – есть много вещей в этом мире неподвластных нашему контролю. Вместо того, чтобы судить, кто виноват, ищи решения проблем, извлекай из неудач полезный опыт и не повторяй совершенных ошибок. Дурак обвиняет других, умный обвиняет себя, мудрый же не обвиняет никого.
2813 Теперь море сияло уже не сплошь, а лишь в двух местах: длинной полосой на самом горизонте и десятком режущих глаза звезд, попеременно вспыхивающих в зеркале волны, осторожно ложащейся на песок. На всём же остальном своем громадном пространстве море светилось нежной и грустной голубизной августовского штиля.
2814 Сколько бы ни смотреть на море – оно никогда не надоест. Оно всегда разное, новое, невиданное. Оно меняется на глазах каждый час. То оно тихое и голубое, в нескольких местах покрытое почти белыми дорожками штиля. То оно синее и сверкающее. То оно играет барашками. То налетает буря, и оно грозно преображается.
2815 Малахитовые доски прибоя, размашисто исписанные беглыми зигзагами пены, с пушечным громом разбиваются о берег. Эхо звенит бронзой в оглушенном воздухе. Тонкий туман брызг висит кисеей во всю громадную высоту потрясенных обрывов. Но главное очарование моря заключалось в какой-то тайне, которую оно всегда хранило в своих пространствах.
2816 Он видел глянцевое лимонное море и сумрачную вишневую зарю на совершенно чистом сероватом небе. День будет знойный. Но пока не поднимется солнце, о тепле нечего и думать. Конечно, Гаврик свободно мог спать с дедушкой в хибарке. Там было тепло и мягко. Но какой же мальчик откажется от наслаждения лишний раз переночевать на берегу моря под открытым небом?
2817 Война кончается. Я остался жив, и даже раны мои все ерундовые. Что же касается души и ее ранений, а это гораздо занятнее, то я видел приблизительно всё, что видели все в эти годы, и испытал всё, что испытали все, только, может быть, немножко острее. Потому что я художник и до сих пор верю в то, что это во мне есть.
2818 Строить жизнь без черновиков пока не удается, а беситься от глупости жизни, от ее бессмысленности и низости – это все равно, что негодовать на красочную грязь, которая остается на палитре. Потому что и глупость и низость – это от смерти, а от жизни – одна красота, которая умней всех нас и сама знает, что к чему.
2819 А ведь я насчет Марса сказал просто так. Никто еще не знал тогда, что это так близко. Просто горечь разлуки душила меня, я расставался с человеком, которого узнал только сейчас, во время последнего и единственного настоящего разговора, и вот теперь я терял его, потому что людей так много, и мгновений нежности так мало.
2820 Мне казалось, что я начинаю догадываться, зачем нужны художники. Чтобы останавливать мгновения, которые прекрасны. Напрасно боялся этого старый Гете. Это его черт напугал. Мгновенье – это не мертвый камушек, а живое существо, лепесток. И я подумал, что надо копить эти мгновенья, чтобы их стало столько же, сколько людей на земле – живых, погибших и еще не родившихся.
2821 Музыка на него всегда сильно действовала. Она, точно крепкое вино, побуждала его к смелым мыслям и поступкам, опьяняла воображение и уносила в заоблачную высь. У него словно вырастали крылья. Неприглядная действительность переставала существовать, уступая место прекрасному и необычайному. Он, конечно, не понимал того, что играла Руфь.
2822 Он поспешно отогнал эту недостойную мысль и постарался свободно отдаться музыке. Прежнее очарование постепенно опять овладело им. Его ноги словно отделились от земли, плоть стала духом, лучезарное сияние разлилось перед глазами. Всё, что было вокруг, исчезло, он парил над каким-то неведомым миром, мечту о котором лелеял давно.
2823 Комната перестала быть нежилой, и ему показалось, что мать просто ушла погулять. Она скоро придет и поднимется к нему в детскую, чтобы выпить с ним чаю. Ему даже почудилось, что она только что его поцеловала. Неправда, что он никогда больше ее не увидит. Неправда, потому что этого не может быть. Филип вскарабкался на постель и положил голову на подушку. Он лежал не шевелясь и почти не дыша.
2824 Вскоре он стал читать и другие книги. Ум у него был любознательный. Увидев, что мальчик нашел себе занятие, больше не пристает к взрослым и не шумит, дядя и тетя перестали обращать на него внимание. У мистера Кэри было столько книг, что он не мог все их упомнить, а так как читал он мало, то не знал и того, какие именно книги он привез в той или иной пачке, купленной по дешевке у букиниста.
2825 Друзей у Филипа было мало. Привычка к чтению отдаляла его от людей; одиночество стало для него такой потребностью, что, побыв некоторое время в обществе других ребят, он чувствовал усталость и скуку. Он гордился знаниями, почерпнутыми из множества книг, мысль его не дремала, и он не умел скрывать презрения к глупости своих товарищей.
2826 Хотя он и делал всё, чтобы оттолкнуть от себя товарищей, он всей душой хотел привлечь к себе их сердца, мечтал о популярности, которая другим дается легко. Такими счастливчиками Филип втихомолку восхищался, и, хотя охотно над ними подшучивал и отпускал в их адрес язвительные замечания, он отдал бы всё на свете, чтобы быть на их месте.
2827 Впрочем, он с радостью поменялся бы местами с самым тупым учеником в школе, лишь бы у него были здоровые ноги. У Филипа возникла странная привычка. Он представлял себя одним из тех мальчиков, которые ему особенно нравились. Фантазия его работала так живо, что на какой-то миг он и в самом деле переставал быть самим собой. Таким способом он отвоевывал себе минуты воображаемого счастья.
2828 Самопожертвование, как высокая выборная должность, как унаследованная власть, для каких-то людей, в какие-то моменты – роскошь, но влечет оно за собой не гарантию, а ответственность, не спокойствие, а отчаянный риск. Собственной инерцией оно может толкнуть к гибели, – спадет эмоциональная волна, породившая его, и человек навсегда останется один на голой скале безнадежности.
2829 Был глубокий, черный зимний вечер. Сотня чаек ночевала на воде за бортом в зоне палубных огней. Чайки сидели на мелких волнах и качались на них, как на мокрых бременских осликах. Вся сотня правила строго на ветер, хотя и спала, клевала носами. Спящие на черной воде светлые птицы производили какое-то лунное впечатление.
2830 В декабре, теперь, на столе, в матовой, колонной красивой вазе голубые гортензии и две мрачных и знойных розы, утверждающие красоту и прочность жизни, несмотря на то, что на подступах к городу – коварный враг, который, пожалуй, может разбить снежный, прекрасный город и осколки покоя растоптать каблуками.
2831 Мы не можем с точностью утверждать, испытывал ли Себастьен страх, проходя это место; он не прибавил шагу и не сошел с дороги, хотя мог бы обойти опасное место стороной; он немного замедлил шаг только чуть дальше, но это произошло, видимо, потому, что начинался едва заметный подъем, и, наконец, юноша вышел на развилку двух дорог.
2832 Когда пришла очередь графа познакомить нас со своим рассказом, все обернулись к нему с нескрываемым любопытством. Мы были уверены, что непременно услышим от графа историю, похожую на действительность, а ведь именно это и составляет главное очарование такого рода сюжетов. Мы уже были готовы проявить настойчивость, но он не заставил себя упрашивать.
2833 Мы были уверены, что непременно услышим от графа историю, похожую на действительность, а ведь именно это и составляет главное очарование такого рода сюжетов. Мы уже были готовы проявить настойчивость, но он не заставил себя упрашивать: едва княгиня напомнила ему, что пришло его время, он поклонился в знак согласия и попросил извинения за то, что речь пойдет о приключении, случившимся с ним лично.
2834 Мы уже были готовы проявить настойчивость, но он не заставил себя упрашивать: едва княгиня напомнила ему, что пришло его время, он поклонился в знак согласия и попросил извинения за то, что речь пойдет о приключении, случившимся с ним лично. Нетрудно догадаться, что это предуведомление лишь усилило интерес слушателей. Все смолкли, и граф немедленно приступил к рассказу.
2835 Вокруг было так тихо, как будто дом был заколдован и всё остановилось в этой солнечной, однообразной тишине, прерываемой лишь скрипом пера да сонным бормотаньем за стеной. К счастью, мамонт больше не спускался с лестницы, хотя теперь мне даже немного хотелось, чтобы он спустился еще раз. Зато я сама куда-то спускалась, очень медленно – как будто даже нарочно так медленно, чтобы не было страшно.
2836 Он по-прежнему не может привыкнуть к тому, как человеческая мысль мечется от зига к загу и обратно. Ее гениальность – явление относительное. Для крысы она феномен, но в качестве человека она могла бы претендовать лишь на звание тугодума среднего уровня. Впрочем, это в ней исчезает по мере того, как она начинает понемногу усваивать, как устроены вещи.
2837 Первой шла сценка с участием моего отца. Действие происходит у нас в магазине. Мы распаковываем коробку с книгами, приобретенными на распродаже частной библиотеки, и среди прочего находим в ней несколько романов Виды Винтер. Однако наше заведение не торгует современной литературой. Я говорю, что после обеда отнесу их в благотворительное общество, и откладываю книги на край прилавка.
2838 Потом за отсутствием посетителей предаемся обычному в таких случаях занятию: садимся и читаем. Поздняя осень, льет дождь, окна запотели. В глубине помещения тихо шипит газовый обогреватель; мы слышим звук, его не слушая, мы рядом и в то же время далеко друг от друга, погруженные каждый в свою книгу.
2839 Отец заметил эту мою склонность и начал привозить с распродаж и ярмарок книги, которые, по его мнению, должны были меня заинтересовать. В основном это были небольшие, сильно потрепанные рукописи с пожелтевшими страницами, иногда в переплете кустарной работы. Обычные жизни обычных людей. Такие книги я не просто читала – я их проглатывала за один присест.
2840 Как и многие люди, привыкшие добиваться своего с помощью личного обаяния, директор становился нетерпелив, когда ему не удавалось сразу же настоять на своем. У него было много работы, и он больше не мог тратить драгоценное время на мальчишку, который так глупо упрямился. Сердце Филипа екнуло. Бой был выигран, но он не был уверен, что это победа, а не поражение.
2841 Еще немножко, и Филип передумал бы, но мистер Перкинс считал дело решенным. Филип вышел. Со школой покончено, он свободен; но неистовой радости, которой он ждал, Филип почему-то не почувствовал. Он медленно обошел школьный двор, и его охватило глубокое уныние. Теперь он жалел, что не вел себя умнее.
2842 Ему уже не хотелось уходить из школы, но он знал, что не сможет заставить себя пойти к директору и сказать, что остается. Это было бы таким унижением, какого он не мог вынести. Он сомневался, правильно ли поступил, был недоволен собой и всем на свете. И мрачно спрашивал себя: неужели всегда, когда тебе удается поставить на своем, ты потом об этом жалеешь?
2843 Разве не чудо, что благодаря беспредельной чуткости истинного художника этот странный и милый старик, движимый своим отзывчивым сердцем, сотворил красоту, что надрывает душу? Словно сам того не сознавая, он старался показать, что из боли, отчаяния, жестокости, из всего рассеянного в мире зла человек может сотворить красоту – было бы только у него довольно любви и сочувствия.
2844 Однажды утром она сидела за завтраком в зале, убранном коврами и украшенной цветами. Солнечные лучи, проникавшие в окна, вспыхивали ослепительными бликами на фарфоре и серебре. Только что служанка доложила, что завтрак подан – прекрасный завтрак, на который феи имеют полное право, и потому не следует обвинять их в гурманстве.
2845 Но едва фея села за стол, как в дом постучали. Служанка поспешила к двери и, вернувшись, сообщила, что пришел какой-то молодой человек. Он был очень красив, этот юноша лет двадцати, выше среднего роста, с добрым и мужественным лицом, просто, но изящно одетый. Гость поклонился и представился, что произвело на фею приятное впечатление.
2846 Окрыляя ум и сердце, книги помогли мне подняться над гнилым болотом, где я утонул бы без них, захлебнувшись глупостью и пошлостью. Всё более расширяя передо мной пределы мира, книги говорили мне о том, как велик и прекрасен человек в стремлении к лучшему, как много сделал он на земле и каких невероятных страданий стоило это ему.
2847 В душе моей росло внимание к человеку – ко всякому, кто бы он ни был, скапливалось уважение к его труду, любовь к его беспокойному духу. Жить становилось легче, радостнее – жизнь наполнялась великим смыслом. Так книги воспитали во мне чувство личной ответственности за всё зло жизни и вызвали у меня религиозное преклонение пред творческой силой разума человеческого.
2848 Любите книгу – источник знания, только знание спасительно, только оно может сделать нас духовно сильными, честными, разумными людьми, которые способны искренно любить человека, уважать его труд и сердечно любоваться прекрасными плодами его непрерывного великого труда. Во всём, что делается человеком, заключена его душа.
2849 Жалеть людей – это тяжело, всегда хочется радостно любить кого-нибудь, а любить было некого. Тем горячее я полюбил книги. Было и еще много грязного, жестокого, вызывавшего острое чувство отвращения, – я не буду говорить об этом, вы сами знаете эту адову жизнь, это сплошное издевательство человека над человеком, эту страсть мучить друг друга – наслаждение рабов.
2850 В такой проклятой обстановке я впервые стал читать хорошие, серьезные книги. Вероятно, я не сумею передать достаточно ярко и убедительно, как велико было мое изумление, когда я почувствовал, что почти каждая книга как бы открывает предо мной окно в новый, неведомый мир, рассказывая мне о людях, чувствах, мыслях и отношениях, которых я не знал, не видел.
2851 Настоящее и нужное только в книгах, где всё более разумно, красиво и человечно. В книгах говорилось тоже о грубости, о глупости людей, об их страданиях, изображались злые и подлые, но рядом с ними были другие люди, каких я не видел, о которых даже не слышал, – люди честные, сильные духом, правдивые, всегда готовые хоть на смерть ради торжества правды, ради красивого подвига.
2852 Я всегда радовался, когда вызывал смех у людей. Кто смеется добрым смехом, заражает добротой и других. После такого смеха иной становится атмосфера: мы забываем многие жизненные неприятности, неудобства. А если кто-то просто улыбнется, мне и это будет радостно сознавать. Потому что даже после небольшой улыбки в организме обязательно дохнет один маленький микроб.
2853 Впервые в жизни он почти мечтал о том, чтобы смерть поглотила его поколение, уничтожив без следа их мелкие страсти, усилия, взлеты. Никогда еще молодость не казалась так безвозвратно ушедшей, как теперь, когда по контрасту с предельным одиночеством этой поездки к морю вспоминалась та бесшабашно веселая эскапада четырехлетней давности.
2854 В памяти молниеносно пронеслась одна история, которую он слышал в университете: некий студент смошенничал на экзамене, его товарищ в приступе самопожертвования взял вину на себя, за публичным позором потянулась цепь сожалений и неудач, неблагодарность истинного виновника переполнила чашу. Он покончил с собой, а много лет спустя правда всплыла наружу.
2855 Затеплив перед статуэткой богоматери свечки и наспех пообедав, она взялась приводить в порядок комнату для дочери, под которую определила родительскую спальню. Это была лучшая комната в доме: просторная и уединенная, она выходила балконом на огромный сад. Летом там было прохладно, зимой – наоборот, тепло, и всё благодаря солнцу, в разное время года по-разному освещающему западное крыло дома.
2856 Мать умерла в последнюю неделю октября, не приходя в сознание и не попрощавшись с дочерью. С тех пор Сильвия не отмечала своего дня рождения, не оттого, что наступал он сразу за очередной годовщиной смерти матери, и даже не в знак траура по ней, а потому, что с уходом родителей не видела смысла в своем существовании.
2857 Она почти не знала запретов, не имела ни малейшего представления о телесных наказаниях, коими не гнушались в других семьях, и искренне расстраивалась, когда кто-то из сверстников жаловался на своих родителей. В ее представлении отец с матерью были божествами, которые ничего, кроме беззаветной любви и поклонения, не заслуживали.
2858 Редкие визиты Вардануш или же соседок, заскочивших на минуту за солью или закваской для хлеба, не разбавляли одиночества Сильвии, а наоборот – сгущали его до какого-то кристального, неопровержимого состояния. Прошлое ранило, настоящее не исцеляло, а будущего для нее, скорее всего, и вовсе не существовало.
2859 Он бережно провел руками по уцелевшим частям каменной мозаики, словно согревая их теплом своих ладоней. Сильвия поспешно отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы. В последнее время она часто и в охотку плакала, не особо тревожась о своем душевном состоянии и даже радуясь ему – ведь сердце живо до той поры, пока не растратило умение плакать.
2860 Сильвия, словно учуяв замешательство Симона, обернулась, поймала его растерянный взгляд, побледнела. По выражению досады на ее лице он догадался, что она собиралась снять со стены рамку, чтобы он ее не увидел, но позабыла. Он почему-то испугался, что она сейчас попросит его на выход и никогда больше не пустит на порог.
2861 Симон протяжно вздохнул, вспоминая легенду, которую в детстве рассказывала ему мать. Сюжет выветрился из памяти, он был слишком мал, чтобы его запомнить, но море, плещущееся между скал, по дну которых змеилась крохотная горная речка, запомнилось ему навсегда. Непонятно, откуда и почему брался этот настойчивый солоноватый дух ущелья.
2862 Легенд было множество, однако ни одна не повторяла ту, которую рассказывала мать. Он много раз пытался ее вспомнить, но всякая попытка заканчивалась провалом, более того – будто стирала очередную крохотную деталь. Симон мало помнил свою мать, и ему было обидно, что память не сохранила не только ее живой образ, но и истории, которые она ему рассказывала.
2863 Элиза ничего не знала о вере – взрослые старались о запретном не распространяться, в школе об этом не говорили вовсе. Но, невзирая на всеобщее молчание, часовня по воскресеньям никогда не пустовала: пожилые люди заглядывали туда по старой памяти, чаще всего утром, зажечь свечу и постоять в тишине. Молодые заходили редко.
2864 К музыке он всегда относился несколько свысока, не придавая ей особого значения и не догадываясь о том воздействии, которое она имеет на человеческое сознание. Голос же Элизы перевернул его мир с ног на голову. Он впервые осознал сиюминутность и суетливую ничтожность своего существования. Впервые ощутил себя не просто смертным, а совершенно бесполезным.
2865 С годами Софью стало раздражать назойливое простодушие Вардануш и ее привычка везде и всюду совать свой нос. Правда, недовольство она тщательно скрывала, донимаемая чувством вины, которое испытывала перед этой, в общем, безобидной женщиной, единственным прегрешением которой было ее непотопляемое желание причинить добро всем и каждому.
2866 Убежденность людей в том, что Баграт проживет сто с лишним лет, объяснялась местным преданием, гласившим, что, если человеку удастся дотянуть до своего тридцатилетия, обманув смерть семь раз, жизни ему отпущено будет в два раза больше, чем остальным. Судя по тому, сколько раз удавалось водить смерть за нос Баграту, жить ему предписано было столько же, сколько библейскому патриарху Ною.
2867 Можно знать, что такое любовное страдание, но не знать, что такое любовь. Тут и утрата, и сожаление, и пустые руки. Пусть я не буду сгорать от страсти, при мне останется тоска. Ад, где всё сулит рай. И все-таки это ад. Я называю жизнью и любовью то, что меня опустошает. Отъезд, принуждение, разрыв, мое беспросветное сердце, разорванное в клочья, соленый вкус слез и любви.
2868 Я жил так, а не иначе, хотя и мог бы жить иначе. Одного я не делал, а другое делал. И раз я делал это другое, то не мог делать первое. Ну что из этого? Ничто не имело значения. Из бездны моего будущего в течении всей моей нелепой жизни поднималось ко мне сквозь еще не наставшие годы дыхание мрака, оно всё уравнивало на своем пути, всё доступное мне в моей жизни, такой ненастоящей, такой призрачной жизни.
2869 Таинственный покой, таинственный поток, живая правильность времен, на смену жизни – сон, на смену жизни – жизнь; и общий гул отдельных голосов, как колокольный звон, река несет за поворот к зиме по лету. Жужжание шмелей и птичий переклик, и дятел – тра-та-та. На синих неба парусах протяжный шум лесных корон соединяет в хор осмысленной гармонией всего. Всё бесконечно.
2870 Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление; в ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня; он золотил только верхи утесов, висящих с обеих сторон над нами; густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебряным дождем.
2871 Я помню – в этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматриваться в каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей. Как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль. Там путь всё становился уже, утесы синее и страшнее.
2872 Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался.
2873 Я боюсь леса, зато память моя – как лес. В моем лесу много цветов и птиц. Поет в моем лесу иволга. Смешно, конечно, сравнивать парня, у которого ворот рубахи был шире кепки, с иволгой, но брат живет в моей памяти худеньким и смелоглазым. Он всё время во что-то вглядывается упорно, упрямо и озабоченно. А иволга – это когда он поет. Во время песни глаза его отдыхают.
2874 Просто жизнь, хорошая ли, не очень хорошая, плохая, скверная, не имело значения, жизнь – этим всё сказано. Жизнь есть, и жизни нет, промежуточного не существует. Всё в мире относится туда или сюда, и, может, в этом в единственном скрыто не только вечное страдание, но и надежда. Тогда она этого не понимала, теперь лишь догадывается, и то смутно.
2875 В жизни есть две хорошие вещи: свобода мысли и свобода действия. Во Франции вы пользуетесь свободой действия: вы можете поступать, как вам угодно, никто не обращает на это внимания, но думать вы должны, как все. В Германии вы должны вести себя, как все, но думать можете, как вам угодно. Кому что нравится.
2876 Он обладал редкостным даром. По-настоящему любил литературу и с удивительным красноречием умел заражать других своей страстью. Он мог увлечься каким-нибудь писателем, увидев все его лучшие стороны, и говорить о нем проникновенно. Филип много читал, но читал без разбору – всё, что попадалось под руку, и теперь ему было полезно встретить человека, который мог развить его вкус.
2877 Он непритворно принимал свою похоть за возвышенные чувства, слабодушие – за непостоянство артистической натуры, лень – за философское спокойствие. Ум его, пошлый в своих потугах на утонченность, воспринимал всё в чуть преувеличенном виде, расплывчато, сквозь позолоченный туман сентиментальности. Он лгал, не зная, что лжет, а когда другие в этом его попрекали, говорил, что ложь прекрасна. Словом, он был идеалист.
2878 Лучше приходи всегда в один и тот же час. Например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. В четыре часа я уже начну волноваться и тревожиться. Я узнаю цену счастью! А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце. Нужно соблюдать обряды.
2879 Красота ее с годами стала сдержанной и вдумчивой, притушила живой блеск глаз и заострила черты лица, волосы потемнели и заметно поседели на висках, но даже седина странным образом убавляла ей возраст: казалось, она заключила со временем договор и оно щадило ее, замедляясь в необратимом своем течении.
2880 Услышав ее нерешительное приветствие, Сусанна вздернула брови, но до ответа не снизошла. Прошла мимо, отметив про себя, до чего ей не к лицу переживания. Одних людей горе наполняет бережным светом, прибавив облику жертвенности и тихой печали, а над другими откровенно глумится, обездушивая и иссушая черты.
2881 Смерть Вардануш стала неожиданностью для всех. Она была из тех безобидных юродивых, которые со временем превращаются в неотделимую часть жизни любого городка и любого ее жителя. К ней относились ровно так, как относились к смене времен года или моросящему дождю: она была данностью, с которой можно было только смириться.
2882 Когда это началось, тетушке Герде было пятьдесят лет, и первым предупреждением о том, что она изменилась, стали ее письма. Они сделались безликими. Она была тихой, состоятельной женщиной с обыкновенной внешностью, ничто в ней не привлекало особого внимания, не приводило в волнение или в восторг, но никому и не мешало.
2883 Писала она хорошо. Не блестяще, конечно, не затейливо, но каждое слово из того, о чем сообщала в своих письмах тетушка Герда, было тщательно обдумано и не содержало хлопотливых советов. Все привыкли, что на письма она отвечала немедленно, быть может, не всегда усердно, но серьезно и заинтересованно.
2884 Читать ответные письма тетушки Герды было все равно что еще раз переживать свои собственные чувства и впечатления, но уже словно бы разыгранные на большой сцене, где хор плакальщиц внимательно следит за происходящим и комментирует его. И одновременно читать со спокойной уверенностью в том, что тетушка всегда остается достойной доверия.
2885 Теперь же, с некоторых пор, тетушка Герда неделями и месяцами медлила с ответом, и, когда наконец отвечала, письма ее были исковерканы недостойными извинениями, стиль их стал высокопарен и изобиловал длиннотами; и писала она уже только на одной стороне бумаги. А подробные комментарии, некогда содержавшие искреннее сочувствие адресату, утратили свою теплоту.
2886 Эти весточки от тетушки Герды горестно свидетельствовали о том, как она изменилась, а также об ужасном, удручающем недостатке внимания с ее стороны. Ведь в душе своей люди всегда носят образы тех, кого любят, они живут в их сердце, и мир полон разных возможностей выказать им свою нежность, это не оценить деньгами, но это приносит столько радости.
2887 Тетушка Герда всегда умела слушать. Быть может, тут отчасти помогало присущее ей умение формулировать свои мысли, а также отсутствие любопытства. Она слушала всех своих родных с тех пор, как была молода, слушала, когда они говорили о самих себе и о других, включала их, как и саму себя, в огромную, придуманную ею замысловатую книгу жизни.
2888 Она понимала, что так жить нельзя, человек не создан, чтобы бессмысленно парить в воздухе, он нуждается в земной точке опоры, в заботах и смысле жизни, чтобы не затеряться в ее сумятице. Однажды, когда началась капель, тетушка Герда решила потренировать свою память и вернуться к прежнему простому образу жизни.
2889 Иногда тетушка Герда сидела спокойно, не пытаясь вспоминать, погруженная в свою звездную систему минувшего и грядущего, она предчувствовала неизбежное изменение линий и овалов. У нее появилось желание предвосхитить то, что должно было произойти, обозначить эти новые линии, быть может, серебром или золотом.
2890 Ей необходимо было чертить свои линии серебром и золотом и долго ждать, прежде чем взяться за следующую. Время у нее имелось, да и материал – неисчерпаем. Допоздна в светлые ночи она сидела у своего окна и играла в великую опасную игру. Она не зажигала ламп, ночь была прозрачной и медленно меняла краски, которые приходят вместе с весной.
2891 Дело было в начале мая. Тетушке не надо было смотреть на карту, она знала ее наизусть. Как и раньше, слова ее превращались в фразы и обретали форму, линии и овалы менялись местами, а краски постоянно чередовались. Впервые в жизни тетушка Герда переживала сладостное и горестное осознание своей власти.
2892 Тетушка Герда была перфекционистом, человеком, стремящимся к совершенству, возможно, она и сама об этом не знала или же ей было даже незнакомо это прекрасное и пронзительное слово; она сочла лишь, что дело, сотворенное только наполовину, не имеет никакого смысла. Время обмануло ее, это ужасное время, которое она снова упустила.
2893 Ничего значительного с тех пор, как она научилась нырять, не происходило, а теперь всё нахлынуло разом: и разгрузка песка, и это внезапное умение нырять. Она не могла быть в двух местах одновременно, это было невозможно. Вот так! Сначала ничего, ну просто ничегошеньки не случается, а потом приходится выбирать, и это нелегко.
2894 Она встала в четыре часа утра, чтобы не терять времени и чтобы владеть всей виллой. Стены и пол поделены по-новому полосами солнечного света, который уже целый день не возвращался; спящий дом со всеми его по-летнему желтыми, покрытыми олифой стенами пронизывал насквозь свет раннего утра, и было абсолютно тихо.
2895 Это случилось в начале апреля, в последующие недели отношения между ними несколько изменились. Неспешно, всё тщательно обдумав, она твердо решила, что он нуждается в ней. Она понимала его, она жила по сценарию его книг, всё, что он говорил, было эхом ее собственных чувств, настолько согласным, словно они перекликались друг с другом.
2896 Она написала ему. Письмо получилось бесстрастным, почти без эпитетов, она сообщила ему, что считает критику его книги несправедливой, сдержанно и довольно неумело она объяснила, что его книги значат для нее, и с женской мудростью, не свойственной ее возрасту, адреса своего не сообщила. Отправив письмо, она почувствовала огромное облегчение, ей захотелось бегать, прыгать.
2897 Мир вокруг нее незаметно, но целиком и полностью изменился. Она даже ходила теперь как-то по-другому, неторопливо, рассеянно и пристально смотрела на себя в зеркала и стекла витрин, погружаясь в свою женственность, ни на что не рассчитывая, ничего не ожидая. Она думала о том, какое это важное событие, сколько оно принесло перемен.
2898 Ей приходили на ум изящные старинные слова, ей доставляло удовольствие делать красивые движения или просто сидеть молча, сложив руки на коленях. Это было счастливое медленное время, он снова дал ей возможность жить, наслаждаясь каждой минутой. Она не стала отвечать ему сразу, ей доставляло удовольствие отдалять желаемое.
2899 Наступило время дождей, долгих весенних дождей, смешанных со снегом. Лед на море тронулся. И наконец, однажды ночью, она написала ему, очень торопливо и лучше, чем писала когда-либо в своей жизни. Он не ответил. Время шло, а он всё не отвечал, нетрудно отличить молчание ожидания от молчания, предвещающего конец.
2900 Наконец, однажды ночью, она написала ему, очень торопливо и лучше, чем писала когда-либо в своей жизни. Он не ответил. Время шло, а он всё не отвечал, нетрудно отличить молчание ожидания от молчания, предвещающего конец. Лишь только теперь, испытывая жестокое разочарование, не дающее ей даже утешения в скорби, она, казалось, поняла, на что прежде надеялась.
2901 Он написал ей только потому, что ему было тяжело, когда он не мог работать, когда сомневался в себе и был одинок. Это могла бы быть долгая переписка, обмен прекрасными письмами, прелесть и смысл которых приобретали особое значение, оттого что они никогда не встретятся, ни одного раза до самой смерти. Во все времена существовала такая переписка между человеком искусства и женщиной.
2902 Есть вещи, к которым можно подходить по-разному. Например, к чистоте чувств, к самому главному. Я хочу сказать: что бы ни случилось, какие бы ни были времена, если даже наступит полная свобода и можно будет говорить и показывать всё на свете, я не сторонница таких новшеств. Это безобразно. И слова всегда имеют большое значение.
2903 Наконец он стал говорить так же, как умел писать, и слова его были обращены именно к ней. И эти драгоценные слова замерли, ожили и наполнили комнату. Продолжать разговор было уже невозможно, атмосфера была слишком наэлектризована. Они одновременно поднялись и услышали, как кто-то открывает дверь и входит в прихожую.
2904 Марта почти никогда не разговаривала. Здороваясь, она не улыбалась; это может показаться мелочью, но на самом деле внушает ужас. Ведь к обоюдным улыбкам, которыми обмениваются при встречах, привыкают. Это так естественно – улыбаться, независимо от того, нравится ли тебе тот, кому улыбаешься, или нет.
2905 Приятно было дарить Лучо подарки: он бывал так удивлен и обрадован и так открыто это показывал, что дарящему не было надобности умалять ценность своего подарка. Казалось, он никогда не чувствовал себя отягощенным некоей благодарностью, и даже не думал поспешить с ответным подарком или со взаимной услугой.
2906 Она вымыла все окна и привела в порядок книжные полки, на этот раз не по писателям, а по алфавиту. Когда всё было сделано, она стала подумывать о более совершенной системе и начала расставлять книги по собственному вкусу. Те, что ей больше всего нравились, – на самую верхнюю полку, а худшие – в самом низу. Она с удивлением обнаружила, что нет ни единой книги, которая бы ей нравилась.
2907 Я всё ждал, робел чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений, как на заре стрижи вокруг колокольни; я задумывался, грустил и даже плакал; но и сквозь слезы и сквозь грусть, навеянную то певучим стихом, то красотой вечера, проступало, как весенняя травка, радостное чувство молодой, закипающей жизни.
2908 Лицо Зинаиды тихо плыло передо мной во мраке – плыло и не проплывало; губы ее всё так же загадочно улыбались, глаза глядели на меня немного сбоку, вопросительно, задумчиво и нежно, как в то мгновение, когда я расстался с ней. Наконец я встал, на цыпочках подошел к своей постели и осторожно, не раздеваясь, положил голову на подушку, как бы страшась резким движением потревожить то, чем я был переполнен.
2909 Я терялся в соображениях и всё искал уединенных мест. Особенно полюбил я тогда развалины оранжереи. Бывало, взберусь на высокую стену, сяду и сижу там таким несчастным, одиноким и грустным юношей, что мне самому становится себя жалко, – и так мне были отрадны эти горестные ощущения, так упивался я ими.
2910 Он смотрел на четыре ягодки, рдевшие на сером камне ограды, и в памяти его медленно оживали воспоминания. Что это была за восхитительная девушка! Серо-зеленые глаза, сияющие из-под длинных ресниц; щеки, как лепестки розы; непослушные волосы, тонкие и темные, всегда немножко растрепанные. Пленительное существо, такое горячее, увлекающееся.
2911 Как беззаботно они болтали. А когда руки их соприкасались, что за волнение пронизывало его и как заливались румянцем ее мокрые от дождя щеки. Потом понемногу они притихли. Это была чудесная прогулка, которая, казалось, должна кончиться еще чудеснее. Они прошли деревеньку, миновали крутую лесенку и полевой тропинкой спустились к реке.
2912 Бересклет. Какая-то веточка с несколькими ягодами и сколько сомнений она разбудила в нем. Да что же такое красота, если не сочетание определенных форм и цветов, придающее вещам дополнительную ценность – повышенную ценность на людском рынке. Ничего больше, решительно ничего. А ягоды бересклета всё рдели в солнечном свете, нежные, недосягаемые.
2913 Вероятно, он еще помнил, почему он женился на своей Доре, так как она до сих пор казалась ему верхом совершенства: это была одна из тех простых лондонских женщин, в которых под почти непроницаемой маской насмешливости и философского спокойствия скрывается натура глубоко чувствительная и которые постоянно, с удивительной простотой, словно не замечая этого, делают добро людям.
2914 Зато они жили счастливо и не имели врагов; и каждый год в их тщательно прибранном домике и крошечном садике за домом можно было заметить что-нибудь новое. Дора пользовалась на их улице, где домики стояли почти обособленно, славой человека, всегда готового прийти на помощь всякому, на кого обрушилось несчастье или болезнь.
2915 Здоровья она была не особенно крепкого, но она обладала той особой силой духа, которая позволяет видеть вещи такими, каковы они есть, и всё же не отчаиваться, что немало обескураживает судьбу. Она хорошо сознавала недостатки своего мужа и не менее ясно видела его достоинства – и супруги никогда не ссорились.
2916 Перед началом войны они как раз собрались отправиться всей семьей в Маргейт на праздники, и так как это стало бы в их жизни событием почти небывалым, то, когда поездку пришлось отменить, они представили себе катастрофу, постигшую мир, с такой ясностью, с какой иначе никогда не могли бы осознать ее эти домоседы, столь далекие от всей обстановки, в которой созрели зерна мировой войны.
2917 В полдень она вышла в сад и сорвала все цветы, какие были, – и подснежники, и пролески, и хризантемы – целую охапку цветов. Она принесла их в гостиную и широко распахнула окно. И солнце осветило цветы, которые она разложила на скатерти, чтобы сложить из них букет счастья. Она перебрала цветы, осторожно обломав кончики их стебельков, чтобы они дольше простояли в воде.
2918 Отрадно думать, что твоей первой любви удалось остаться чистой поэзией. Цени каждое ее мгновение, ибо бессмертные боги одарили тебя величайшим даром; ты сохранишь его в памяти до последнего смертного часа, как самое сладкое и томительное из воспоминаний. Никогда больше не испытаешь ты столь безмятежного блаженства. Первая любовь – неповторимая любовь; твоя подруга прекрасна, ты молод, и весь мир у ваших ног.
2919 По утрам, открыв глаза, я первым делом смотрю в окно на море и на погоду. Если дует прилично, то волны врезаются в мол с фонтанами брызг, которые разлетаются далеко по полям. А когда штиль, море выглядит как огромная лужа. Если присмотреться повнимательнее, видно, что море синее каждый день по-разному.
2920 Несмотря на то что отец всегда был настроен полушутливо, легкомысленно, всегда над матерью и бабушкой немного насмешничал, разыгрывал их, и порой трудно было понять, всерьез он или дурачится, но поистине он был человек вовсе не легкомысленный и не такой уж весельчак. Всё это было понарошку. А внутри отцовской природы, скрытым стержнем, вокруг которого всё навивалось, было могучее качество – осторожность.
2921 Всегда баба Нила умела сказать что-то простое, тихое, хотя рядом безумствовали, кричали вздор. Глебов любил эту маленькую, калачиком гнутую старушонку с седым аккуратным пучочком на затылке, с дробным, желтоватым личиком, всегда она колготилась по дому, возилась, шаркала, сновала туда-сюда. Одна весь дом тащила, с утра до поздноты на ногах. И она одна, казалось Глебову, понимает его иногда.
2922 Весь тот сезон дождей он провел в терзаниях и мучительных сожалениях по поводу совершенно бездарным образом не используемого умения читать. Впервые в жизни он попал в когтистые лапы страшного безжалостного зверя – одиночества. Эта тварь была хитрее, чем любая другая. Вцепившись в жертву, она никак не желала ослабить своей мертвой хватки.
2923 Читая о неожиданных поворотах в судьбах героев, то и дело оказывавшихся в далеких городах с красивыми, торжественно звучащими названиями, таких как Прага или Барселона, он был вынужден признаться самому себе в том, что Ибарра, судя по всему, не принадлежала к числу тех населенных пунктов, в которых есть место большой и красивой любви.
2924 Жил-был человек, который от пугавших его жизненных бурь еще в ранней юности нашел убежище в книгах. Комнаты его дома были завалены книгами, и кроме книг, он ни с кем не общался. Ему, одержимому страстью к истинному и прекрасному, показалось куда как правильней общаться с благороднейшими умами человечества, чем отдавать себя на произвол случайностей и случайных людей, с которыми жизнь так или иначе сталкивает человека.
2925 Туся молчала, не отводя от смоляного наплыва завороженного взгляда. Как она смотрит чудно все-таки. Будто слепая. Это от того, что глаза очень светлые, материны – даже не голубые, просто бледные. Как венка на запястье. Странные глаза – слава богу, хоть видит прекрасно. Довольно с него и того, что не говорит.
2926 А ресницы черные, густые. И такие же густые, темные волосы, совсем не детские – женские. Непокорные. И княгиня, и Танюшка перепробовали всё, пытаясь убрать эти взрослые, пружинящие кудри сообразно Тусиному возрасту и положению. Маленькая княжна должна была носить локоны. Туся не желала категорически. Сражалась, как лев.
2927 В связи с отцом думал о природе исторических бедствий – революций там, войн и прочего. Главный их ужас не в стрельбе. И даже не в голоде. Он в том, что освобождаются самые низменные человеческие страсти. То, что в человеке прежде подавлялось законами, выходит наружу. Потому что для многих существуют только внешние законы. А внутренних у них нет.
2928 Оглядываюсь вокруг – такая божья красота. Море, солнце садится. А если подняться на гору, то видно, что это остров. Часть суши, окруженная небом. Волн нет, поверхность как полированная, не шелохнется, водная именно что гладь. И дорожка на воде, ангелы летают. Страшно оттого, что, как только дорожка уйдет, всё погрузится во мрак, и что на месте этой красоты начнется, никому не известно.
2929 И дорожка на воде, ангелы летают. Страшно оттого, что, как только дорожка уйдет, всё погрузится во мрак, и что на месте этой красоты начнется, никому не известно. И кто там будет вместо ангелов летать, тоже неизвестно. Вот потому, должно быть, Робинзону днем было еще куда ни шло, а на закате – по-настоящему страшно.
2930 Бывало, проснешься на даче рано утром – все спят еще. Чтобы никого не будить, выйдешь на цыпочках на веранду. Ступаешь осторожно, а половицы все равно скрипят. Скрип этот спокоен, он не тревожит спящих. Стараешься бесшумно открыть окно, но рама идет туго, стекла позвякивают, уже жалеешь, что всё затеял. А распахнешь окно – радуешься.
2931 Занавески не колышутся, ни малейшего ветра. Удивляешься, каким густым и хвойным может быть воздух. По раме ползет паук. Положишь локти на подоконник, смотришь наружу. Трава искрится каплями, тени на ней резки. Тихо, как в раю. Мне почему-то кажется, что в раю должно быть тихо. В сущности, вот он, рай.
2932 Тихо, как в раю. Мне почему-то кажется, что в раю должно быть тихо. В сущности, вот он, рай. В доме спят родители и бабушка. Мы любим друг друга, нам вместе хорошо и покойно. Нужно только, чтобы время перестало двигаться, чтобы не нарушило того доброго, что сложилось. Я не хочу новых событий, пусть существует то, что уже есть.
2933 Рай – это отсутствие времени. Если время остановится, событий больше не будет. Останутся несобытия. Сосны вот останутся, снизу – коричневые, корявые, сверху – гладкие и янтарные. Скрип калитки, приглушенный плач ребенка на соседней даче, первый стук дождя по крыше веранды – всё то, чего не отменяют смены правительств и падения империй. То, что осуществляется поверх истории.
2934 Решил посидеть на вокзале. Люди, много людей – а мечталось о светлом безлюдном месте. Мне ни говорить с ними не хотелось, ни просто видеть их. Знать не хотелось, что они есть. Потому что после расставания с Настей лучше бы их вообще не было. От их присутствия одиночество только острее. Просидел я на вокзале часа полтора.
2935 Вышел на Знаменскую площадь – помню ее Знаменской, еще с храмом и с гениальным памятником. Представил себе, как каменной поступью возвращается на свое место император. Впереди машины с мигалками – перекрывают движение для его величества, не ожидали. Медленно ступает его конь: грохот копыт, искры на асфальте. Если вернулся я, почему бы не вернуться императору? Оба мы – история.
2936 Побрел в сторону Лавры. Устал, ноги подгибались. У одного дома стоял кем-то вынесенный кухонный стол. Я на него сел. Ногами легонько барабанил по дверцам, издавая глухой барабанный звук. Никогда еще не сидел так на Невском. На кухонном столе. Немного отдохнул – пошел дальше. К моему удивлению, вход в Лавру был открыт.
2937 Когда-то Исидор Чагин был знаменит. Его удивительная память вызывала восхищение. Иногда – сомнение: не являлись ли опыты с его участием результатом тщательно подготовленной манипуляции? Не верилось, что человек способен запомнить текст любой сложности и хранить его в голове как угодно долго. Потом выдающегося мнемониста забыли – что звучит почти скандально.
2938 Недавний всплеск интереса к покойному связан с исчезновением его дневника. В полицейском протоколе событие четко определено как кража со взломом. Я был последним, кто работал с дневником. Скажу больше: я был также первым и единственным. Когда я объявил, что собираюсь написать о моей работе, кто-то сказал, что это мой долг. Потом еще кто-то: банальности произносятся многократно.
2939 Я не люблю слова долг. Оно представляется мне в виде скорбного отсчитывания купюр. Это не случай Чагина, и двигало мной не чувство долга. Какое-то другое чувство, не столь могучее. Изучая эту необычную и по-своему трагическую жизнь, я стал смотреть на нее изнутри. Кое-что из дневника я успел выписать, но в основном – запомнил. Всё это легло в основу моих заметок.
2940 Вечером разлаялся пес возле церкви. Маша третий день обещала себе, что пойдет и выяснит, кто дразнит старого пса, но, стоило ей выйти на крыльцо, решимость опять ее покинула. В сумерках приходил туман. И сейчас он сочился из сада, полз над травой – белесый и плотный. Казалось, за его клубами на траве должен оставаться липкий след, как за гигантским слизнем.
2941 Пусть даже только через посредство этого поэта леса, а не в собственной природе моей, родилось это стремление к лесу, теперь уже все равно: в кровь мою вошло чувство жизни дерева, и если надо мной из пораненного сучка березки весной капает сок, то березка мне эта не ботанически живое существо, а человечески живая березка.
2942 Подавляющее большинство людей ведет жизнь, к которой их вынуждают обстоятельства. И хотя некоторые жалуются на свою судьбу, полагая, что занимают в жизни не то место, какое должны были бы занимать, думают, что если бы обстоятельства сложились иначе, могли бы достичь значительно большего, всё же они, как правило, принимают свой удел если не спокойно, то, во всяком случае, покорно.
2943 Люди похожи на трамвайные вагоны, идущие по раз и навсегда проложенным маршрутам, до тех пор пока не потеряют способность двигаться и не превратятся в железный лом. Не часто встретишь человека, который сумел стать хозяином своей судьбы. Вот почему мне было любопытно познакомиться с Томасом Уилсоном.
2944 Не так часто встречаешь человека, который сам смело определил ход своей жизни. Если вам подобная встреча выпадет, к такому человеку стоит присмотреться получше. Вот почему мне было любопытно познакомиться с Томасом Уилсоном. Он поступил необычно и смело. Разумеется, эксперимент еще не кончился, а до тех пор судить о его успешности не приходилось.
2945 Люди в подавляющем большинстве ведут ту жизнь, которую им навязывают обстоятельства, и хотя некоторые тоскуют, чувствуют себя не на своем месте и думают, что обернись всё иначе, так они сумели бы себя показать, прочие же, как правило, приемлют свой жребий если не безмятежно, то покорно. Они подобны трамваю, который вечно катит по одним и тем же рельсам.
2946 Нет людей, равнодушно относящихся к зрелым годам. Кто-то этого возраста боится, кто-то пытается даже не думать об этом, кто-то пытается всеми правдами и неправдами этот возраст оттянуть, а кто-то понимает его неизбежность и просто строит планы. Считается, что на склоне лет уже ничего интересного нет. Но многие забывают, что ничего интересного может быть в любом возрасте, а интересный и разнообразный досуг – это личный удел каждого в любом возрасте.
2947 Мыслями я всё чаще уношусь в давно ушедшие годы юности. О многих своих тогдашних поступках я сожалею, но стараюсь, чтобы это не слишком портило мне жизнь; я говорю себе: это сделал не ты, а тот другой человек, которым ты некогда был. Я причинил зло разным людям, но раз этого не исправить, я стараюсь искупить свою вину, делая добро другим людям.
2948 Если хотят ликвидировать народ, у него прежде всего отнимают память. Уничтожают его книги, его культуру, его историю. И кто-то другой напишет для него другие книги, навяжет другую культуру и придумает другую историю. Так постепенно народ начинает забывать, кто он и кем был. Мир вокруг него забудет об этом еще намного раньше.
2949 Мы пишем книги, потому что наши дети не интересуются нами. Мы обращаемся к анонимному миру, потому что наша жена затыкает уши, когда мы разговариваем с ней. Тотальная разобщенность порождает графоманию, но массовая графомания в то же время обостряет чувство тотальной разобщенности. В пору всеобщей графомании написание книг приобретает обратный смысл: каждый отгораживается собственными словами, словно зеркальной стеной, сквозь которую не проникает ни один голос извне.
2950 Человек мечтает о мире, где добро и зло были бы четко различимы, потому что в нем живет врожденное, неискоренимое стремление судить, прежде чем понять. На этом стремлении основаны религии и идеологии. Они могут соединиться с романом только в том случае, если его многозначный язык способен выразить их неоспоримые, догматические рассуждения.
2951 Вижу я себя перед низким окном загородного русского дома. Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, в теплом воздухе пахнет резедой и липой; а на окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка – и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд.
2952 Порфирий Петрович был по-домашнему, в халате, в весьма чистом белье и в стоптанных туфлях. Это был человек лет тридцати пяти, росту пониже среднего, полный и даже с брюшком, выбритый, без усов и без бакенбард, с плотно выстриженными волосами на большой круглой голове, как-то особенно выпукло закругленной на затылке.
2953 Пухлое, круглое и немного курносое лицо его было цвета больного, темно-желтого, но довольно бодрое и даже насмешливое. Оно было бы даже и добродушное, если бы не мешало выражение глаз, с каким-то жидким водянистым блеском, прикрытых почти белыми, моргающими, точно подмигивая кому, ресницами. Взгляд этих глаз как-то странно не гармонировал со всей фигурой.
2954 Меня всегда томил страх сиротства, и я хотел быть уверен, что ко дню его смерти я буду уже не очень сильно в нем нуждаться. Однако сейчас я сам себе напомнил, что кроме практической пользы получаешь от родителей и нечто большее и что, когда они уйдут, ты все равно останешься сиротой, и неважно, сколько тебе будет лет к этому времени – девять или девяносто.
2955 Две черты, две страсти отличали его. Он мыслил незаурядно ясно и правильно. И он в редкой степени владел даром нравственной чистоты и справедливости, он чувствовал горячо и благородно. Но для деятельности ученого, пролагающего новые пути, его уму недоставало дара нечаянности, силы, непредвиденными открытиями нарушающей бесплодную стройность пустого предвидения.
2956 Когда оказалось, что это не так, ему не пришло в голову, что он не прав, упрощая миропорядок. Надолго загнав обиду внутрь, он стал лелеять мысль стать когда-нибудь судьей между жизнью и коверкающими ее темными началами, выйти на ее защиту и отомстить за нее. Разочарование ожесточило его. Революция его вооружила.
2957 Каждый корешок, каждая книга из тех, что ты видишь, обладает душой. В ее душе живут души тех, кто книгу писал, тех, кто ее читал и жил ею в своих мечтах. Каждый раз, когда книга попадает в новые руки, каждый раз, когда кто-то пробегает взглядом по ее страницам, ее дух прирастает и становится сильнее.
2958 Но Генка не радовался ветру. Он сидел и злился на весь белый свет. Злость бывает разная. Иногда рассердишься и будто сил прибавится, а иногда наоборот: приходит злость беспомощная, такая, что даже кулаки сжать как следует не хватает силенок. Только сидишь и смотришь на всё кругом из-под насупленных бровей.
2959 Домой я шел скрепя сердце по минному полю правды. Будущее было усеяно плодоносными драконьими зубами. Неудивительно, что я бросился со всех ног на безопасную якорную стоянку моего прошлого. Но на пути решительно застыла тетушка, искусный стрелок влет по стайкам кривды, и в глазах ее горели вопросительные знаки.
2960 Однажды я видел, как три тысячи человек слушали старичка, который сидел спиной к публике. Старичок на органе играл Баха. И тогда я подумал, что если сейчас человек иногда бывает таким, то когда-нибудь он таким будет всегда. И если для этого надо стать музыкантом, художником или поэтом – в общем, органистом, то я хочу им стать, чтобы тормошить души и готовить будущие времена.
2961 Кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи на широкой скамье сидел сердитый, непохожий на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водой длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху.
2962 Совершенствование прекраснее, чем совершенство; завершение полнее олицетворяет жизнь, чем завершенность. Поэтому больше всего способно поведать о красоте то произведение, в котором не всё договорено до конца. Чаще намекать, чем декларировать, – вот принцип, который делает японское искусство искусством подтекста. Художник умышленно оставляет в своем произведении некое свободное пространство, предоставляя каждому человеку по-своему заполнять его собственным воображением.
2963 Должно быть, правда где-то посредине, правда, не слишком лестная для тех, кто видит в человеке лишь божественное начало, но опровергающая тех, кто замечает в нем лишь плотское и скотское начало. Мартин считал, что в его рассказе о приключении, который когда-то показался Руфи незначительным, он достиг наибольшей для беллетристики степени правды.
2964 Мартин хотел изображать жизнь такой, как она есть, со всеми ее духовными исканиями и всем тем, что задевает душу. Читая книги и журналы, он заметил, что есть две литературные школы. Для одних авторов человек – бог, и они забывают о его земном происхождении, а для других он – скот, эти забывают о его высоких помыслах и великих духовных возможностях.
2965 Может быть, единственное, чему поэт может научить людей, это тому, что каждый человек – мир, и когда встречаются два человека в очереди за папиросами или на катке, это две галактики сближаются, и надо быть осторожным, чтобы не повредить структуру. Думают, если признать человека мерой всех вещей, человек скажет – всё дозволено, и наступит хаос.
2966 Думают, если признать человека мерой всех вещей, человек скажет – всё дозволено, и наступит хаос. Так ведь всё наоборот, ничего не дозволено. Ведь если я мир, то и он мир, и, может быть, более сложный, чем я, если мне больно, то и другому больно. Потому что кто отказался от своего внутреннего мира, то не считает, что у меня он есть, а стало быть, я предмет неодушевленный.
2967 Пионы. Символ наступившего лета. Благоухают дождевой свежестью и еще цветочным вареньем – тугие, плотно сбитые к сердцевине шары. Возвращают в день школьных экзаменов. Тогда руки долго пахли цветами, и впереди была такая свобода, которую невозможно в себя вместить. Только бежать по летним переулкам и чувствовать свою звонкость, свою бесконечность. Врываться в июнь.
2968 Ветер расправляет летние крылья, теребит верхушки деревьев. Его так много, словно развязали какой-то небесный узел. Он срывает последние цветы жасмина и несет по утренним дворикам тополиную снежность. Тихую нежность июня. Тополя. Время дарения. Пух гладит по лицу, задерживается на ресницах – доверчивый, невозможный.
2969 Я пытаюсь приблизиться к прошлому разными путями, чтобы понять, что оно такое. Что-то отдельное от меня или проживаемое мной до сих пор? Прошлое у меня было и до ледяного моего сна, но никогда не обладало такой отдельностью, как сейчас. Всё то, что я вспомнил о моем прошлом, не приблизило его ко мне. Оно теперь напоминает отсеченную и вновь пришитую руку. Эта рука, может быть, кое-как и двигается, но моей больше не является.
2970 Он сказал: покаяний не жди. В который раз спрашиваю себя: почему? Для чего-то же он был оставлен живым до ста лет – не для покаяния ли? Он великий преступник, и Всевышний, возможно, всё оттягивал его уход, давая ему возможность одуматься. Воронин сказал, что устал. Все решили, что это было сигналом к окончанию встречи. А я думаю, что он говорил о своем состоянии, когда нет уже ни злости, ни раскаяния. Душа погружается в сон.
2971 Чай осенью на открытой веранде. Сапогом раздувают тлеющие угли. Сапог мягкий, как гармошка. И чистый – иначе как же таким будешь что-то раздувать на столе. Собственно, раздувать можно и где-то в другом месте, но сидящим за столом хочется всё видеть с самого начала. Самовар большой, и вода в нем закипает медленно. Все ждут, когда появятся первые струйки пара.
2972 Теперь же я страшусь смерти как никогда прежде. У меня есть всё – семья, деньги и эта моя странная известность, – но радоваться всему я смогу, судя по всему, недолго. Перед лицом смерти деньги и известность ничего не значат – это так очевидно. Пугает расставание с близким человеком – смешной моей Настей, которую, как мне теперь кажется, знал всю жизнь.
2973 Я не уверен даже в том, что понимаю эти слова правильным образом, но они меня приподняли. Мой теперешний ад в том, что смерть здесь гораздо страшнее, чем на острове. Конечно, я цеплялся там за жизнь, как мог, но ведь и смерти не боялся. Когда жизненное пространство начинало стремиться к нулю, смерть мне казалась чуть ли не выходом.
2974 Мой теперешний ад в том, что смерть здесь гораздо страшнее, чем на острове. Конечно, я цеплялся там за жизнь, как мог, но ведь и смерти не боялся. Когда жизненное пространство начинало стремиться к нулю, смерть мне казалась чуть ли не выходом. Я чувствовал, как жаждет ее мое измученное тело, но дух с этим желанием боролся. Дух – бодрствовал.
2975 По Шиллеру, много писавшему об эстетике, цель искусства есть, так же как и по Канту, красота, источник которой есть наслаждение без практической пользы. Так что искусство может быть названо игрой, но не в смысле ничтожного занятия, а в смысле проявления красоты самой жизни, не имеющей другой цели, кроме красоты.
2976 Если бы я был как человек, живущий в лесу, из которого он точно знает, что нет выхода, я бы мог жить; но я был как человек, заблудившийся в лесу, на которого нашел ужас оттого, что он заблудился, и он мечется, желая выбраться на дорогу, знает, что всякий шаг еще больше путает его, и не может не метаться.
2977 Дама в голубом капоте плачевно воскликнула. Она с усталым видом и с отвращением замахала платком на артистов, сухопарая красноносая девица сделала страшные глаза, кто-то угрожающе зашипел. Человек во фраке быстро и мягко скатился с балкона и с выражением ужаса на лице, широко растопырив в стороны руки, подбежал к шарманщику.
2978 Никакие открытия не стоят одной-единственной человеческой жизни. Рисковать жизнью разрешается только ради жизни. Это придумали не люди. Это продиктовала история, а люди только сделали эту историю. Но там, где общий принцип сталкивается с принципом личным, – там кончается жизнь простая и начинается сложная. Такова жизнь.
2979 То, что Рут мало верила в литературную будущность Мартина, ничуть не умаляло ее в его глазах. Во время каникул, которые он устроил себе, он много занимался самоанализом и благодаря этому гораздо лучше понял самого себя. Он обнаружил, что любит красоту больше славы и если и желает славы, то только ради Рут.
2980 Он обнаружил, что любит красоту больше славы и если и желает славы, то только ради Рут. Лишь ради нее он и мечтал прославиться, стать великим и знаменитым во всём мире – творить добро, как он выражался, только для того, чтобы женщина, которую он любил, могла гордиться им и считать его достойным себя.
2981 Сам он страстно любил красоту, и радость служения ей была для него достаточной наградой. Но еще больше красоты он любил Рут. Он думал, что в мире нет ничего прекраснее любви. Ведь эта любовь произвела в нем переворот и превратила его из невежественного матроса в человека, стремящегося к знанию, в художника.
2982 Несмотря на ученую степень бакалавра искусств, она стояла ниже его в понимании и осмыслении мироздания, а год труда, который он посвятил самообразованию, дал ему такое знание мира и жизни, такое понимание искусства, какого ей никогда не суждено достигнуть. Всё это он прекрасно видел, но это нисколько не влияло на его любовь к ней и на ее любовь к нему.
2983 Всё это он прекрасно видел, но это нисколько не влияло на его любовь к ней и на ее любовь к нему. Любовь была в его глазах таким возвышенным и благородным чувством, которое нельзя было ничем разрушить. Какое дело любви до того, что Рут не разделяет его взглядов на искусство, на мораль, на французскую революцию или на всеобщее голосование? Эти взгляды определялись умственными процессами, а ведь любовь выше разума.
2984 Он не мог умалять любовь. Он боготворил ее. Любовь жила на вершинах гор над долинами разума. Она была высшим проявлением жизни и редко открывалась людям. Благодаря излюбленной им школе научных философов он понимал биологическую сущность любви. Но в процессе дальнейшего научного рассуждения он пришел к заключению, что человеческий организм только в любви осуществляет свое высшее назначение.
2985 Он пришел к заключению, что человеческий организм только в любви осуществляет свое высшее назначение. Поэтому любовь должна считаться высшей наградой в жизни; и он с наслаждением думал о любви, возвышающейся над всем земным, над богатством, славой, общественным мнением и успехом – над самой жизнью, потому что истинная любовь готова умереть за поцелуй.
2986 В маленьком шкафчике он держал свое платье и книги, для которых уже не хватало места ни на столе, ни под столом. Кроме того, он усвоил себе привычку делать при чтении заметки: листков с этими заметками накопилось так много, что он не знал, куда их девать. Тогда он придумал протянуть поперек комнаты веревки для сушки белья и развесил на них свои заметки.
2987 Говорят, душевные раны рубцуются – бездумная аналогия с повреждениями телесными, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшиться, затянуться частично, но это всегда открытая рана, пусть и не больше булавочного укола. След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу.
2988 Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения.
2989 Между тем чай был выпит; давно запряженные кони продрогли на снегу; месяц бледнел на западе и готов уж был погрузиться в черные свои тучи, висящие на дальних вершинах, как клочки разодранного занавеса; мы вышли из сакли. Вопреки предсказанию моего спутника погода прояснилась и обещала нам тихое утро.
2990 Я уже давно прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастья, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстно кого-нибудь, – теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими; даже мне кажется, одной постоянной привязанности мне было бы довольно: жалкая привычка сердца.
2991 Самые важные встречи устраивают души, еще прежде, чем встретятся телесные оболочки. Как правило, эти встречи происходят в тот миг, когда мы доходим до предела, когда испытываем потребность умереть и возродиться. Встречи ждут нас – но как часто мы сами уклоняемся от них. И когда мы приходим в отчаяние, поняв, что нам нечего терять, или наоборот – чересчур радуемся жизни, проявляется неизведанное и наша галактика меняет орбиту.
2992 Все умеют любить, ибо получают этот дар при рождении. Кто-то распоряжается им довольно искусно, большинству приходится учиться заново, воскрешая в памяти приемы и навыки, но все без исключения должны перегореть в пламени былых страстей, воскресить былые радости и горести, падения и подъемы – и так до тех пор, пока не нащупают путеводную нить, таящуюся за каждой новой встречей.
2993 Я помню наш последний разговор с ним, и я помню истинную причину, из-за которой его изгнали. Она проста, эта причина. Я его предал. Никто этого не знает, даже он. Я единственный знаю. Потому что я единственный мог защитить его в самый тяжелый для него момент и не сделал этого. Никто не может меня обвинить. С любой точки зрения я поступил правильно.
2994 С любой точки зрения, кроме моей. Потому что он преподал нам хороший урок, этот клоун, которого меньше всего интересовала наука. Впрочем, как и всякая другая деятельность, если она не могла дать ответа: а зачем она нужна для человечества? В том нашем последнем разговоре, в котором были поставлены все точки над и.
2995 Конечно, дорогие гости не отказались. Мы пили морс и воображали, будто мы важные господа, и это у нас очень хорошо получалось. Потом мы надумали пойти к мальчикам. Дверь в доме была не заперта, и мы вошли без стука. На лестнице Анна запуталась в длинной юбке и упала. Улле услышал шум и распахнул свою дверь, чтобы посмотреть, кто там.
2996 У нас с Анной есть одно местечко за прачечной, где распускаются самые первые фиалки. И еще у нас есть местечко, где цветет первый гусиный лук. А подснежников всюду столько, что даже в глазах рябит. Мы собираем букеты из подснежников, гусиного лука и фиалок. Стоит поднести такой букет к носу – и сразу станет ясно, что наступила весна, даже если у тебя закрыты глаза и ты ничего не видишь.
2997 В те времена я был странноватым и смешным парнишкой, у которого в голове постоянно бродили необычные идеи; мысли об отравлении и страх были всего лишь частью моего тогдашнего бытия. Мне было только двенадцать, когда я начал делать записи в блокнотике. И даже сейчас, этими вечными весенними рассветами, когда я пишу эти строки, я ощущаю в своих пальцах тот огрызок карандаша.
2998 В те дни, много лет назад, я думал, что мои мама и папа хотят меня отравить. И даже теперь, двадцать лет спустя, я не уверен в обратном. Кто его знает. Всё это припомнилось мне по той простой причине, что я рылся в сундуке, стоящем на чердаке. Сегодня утром я отомкнул медные застежки, поднял крышку, и старинный запах нафталина окутал меня.
2999 Когда я глазами повзрослевшего человека увидел все эти вещи, мне почудилось, будто всего какой-нибудь час назад я ворвался в дом с тенистых улиц, с криком, не успевшим замереть на моих устах. В те времена я был странноватым и смешным парнишкой, у которого в голове постоянно бродили необычные идеи; мысли об отравлении и страх были всего лишь частью моего тогдашнего бытия.
3000 Я слушал, зная, что именно мистер Джордан пытается со мной сделать. Мое детство было в моем мозгу, словно отпечаток ископаемого животного на застывшей мягкой глине. А мистер Джордан пытался его сровнять, стереть. В конце концов все мои надежды и грезы, всё это должно было исчезнуть. Моя мать изменяла мое тело с помощью еды, мистер Джордан воздействовал на мой мозг с помощью слов.
3001 Семьдесят лет кряду Генри Филд писал рассказы, которых никто никогда не печатал, и вот однажды в половине двенадцатого ночи он поднялся и сжег десять миллионов слов. Отнес все рукописи в подвал своего мрачного старого особняка, в котельную, и швырнул в печь. Вот и всё – сказал он и, раздумывая о своих напрасных трудах и загубленной жизни.
3002 Другие с грехом пополам всё же печатались, а он всю жизнь потратил впустую. Целый час он терзался такими мыслями, а потом побрел через ночные комнаты в библиотеку и зажег фонарь. Среди книг, к которым полвека никто не прикасался, он наудачу выбрал одну. Книге минуло три столетия, ветхие страницы пожелтели, но он впился в эту книгу и жадно читал до самого рассвета.
3003 К полуночи до них дошли первые страницы. Генри Филд сидел у себя в библиотеке. Перед ним на столе гудел аппарат. Аппарат повторял слова, написанные далеко по ту сторону Луны. Он выводил их черным карандашом, в точности воспроизводя торопливые каракули Тома Вулфа, нацарапанные за миллион миль отсюда.
3004 Летняя хорошая погода, наоборот, воцарялась на земле, укреплялась густыми кронами, и на несколько месяцев развешивала прямо на деревенских улицах, на стенах домов и садовых оградах свои шелковистые фиолетовые и белые флаги. Я сидел в малой гостиной, читал и ждал ужина, и слышно было, как вода стекает с наших каштанов.
3005 Так что время и место каждого эпизода даны если не произвольно, то весьма приблизительно – только чтобы примерно очертить эпоху и часть света. Всем женщинам, повстречавшимся мне в этом плавании, я дал имя Мария. Это самое прекрасное имя на свете, и пусть носят его те, с кем сводила меня судьба в портах захода и приписки, те, кто встречал и провожал меня на пирсе, кто смутной тенью следовал за моим кораблем.
3006 О музыка! Тебе западает в душу мелодия, ты поешь ее без голоса, про себя, пропитываешь ею всё твое существо, она завладевает всеми твоими силами и движениями, и на те мгновения, пока она в тебе живет, она изглаживает из тебя всё случайное, злое, грубое, печальное, заставляет мир ей вторить, облегчает тяжелое, а неподвижное окрыляет.
3007 А что говорить о гармонии. Уже всякое ласкающее слух созвучие чисто настроенных тонов, например колокольный звон, полнит душу отрадой и удовольствием, оно расширяется с каждым новым звуком и порой может воспламенить сердце и заставить его трепетать от восторга, которого не даст никакое другое наслаждение.
3008 Среди этого уюта и скромного счастья чувство боли и неудовлетворенности, с которым я долго существовал, ушло вглубь. Но не провалилось в бездну, а покоилось, не утраченное, на дне моей души, иной раз ночью вопрошающе глядело на меня и заявляло свое право. Чем дальше, казалось, отходило прошлое, тем явственней выступала картина моей любви и моего страдания, она оставалась со мной и молча предостерегала.
3009 Она дала этому свершиться, тихо и почти торжественно, без удивления и протеста, а когда увидела на глазах у меня слезы, то стала гладить меня своей легкой рукой по голове и плечу. Потом я продолжал играть, она пела, и мы не вспоминали больше этот поцелуй и этот удивительный час, но он остался для нас незабываемым, как наша последняя тайна.
3010 Слово это уже и без того затаскано поэтами и не подлежит обсуждению. Все равно оно не подходит для обозначения напряженного ожидания, как у кошки перед прыжком, вечного бодрствования, постоянного круговорота в тебе, что, подобно огню святого Эльма, неровно полыхает на мачтах твоих чувств и предвещает бурю.
3011 Солнце светит одинаково всем, и человеку, и зверю, и дереву. Но судьба одного живого существа чаще всего решается тенью, падающей на него от другого. Так было ранней весной, горячий луч солнца всё осветил и тронул даже семенную шишку на верху старой ели. На своем парашютике семя, кружась, медленно слетело вниз и упало на тающий снег.
3012 Узкая калитка в стене была приоткрыта. Я заглянул в нее. Яблоневый сад, весь в солнечных пятнах, спускался по склону холма. Я осторожно вошел. Сад отцветал. Часто падали пожелтевшие лепестки. Жидкий, но мелодичный звон долетал с костельной колокольни. Под старой яблоней сидела на траве молоденькая польская крестьянка.
3013 Я выздоровел, а Ганна умерла в феврале. На следующее лето я пошел с мамой на ее могилу и положил на зеленый маленький холмик цветы ромашки, перевязанные черной лентой. Такие цветы Ганна вплетала в свои косы. И мне было почему-то неловко, что рядом со мной стоит мама с красным зонтиком от солнца и что я пришел к Ганне не один.
3014 Маня была дитя совершенно особенное, какое-то совсем необыкновенное. Умна и пытлива она была необычайно; доброте и чистосердечию ее не было меры и пределов: никто в целом доме не мог припомнить ни одного случая, чтобы Маня когда-нибудь на кого-нибудь рассердилась или кого-нибудь чем-нибудь обидела. Все знавшие этого ребенка удивлялись на него и со страхом говорили: ох, она не будет жить на свете.
3015 Вот почему человек подобен подхваченной ветром былинке: во власти порывов страстей он действует то под влиянием воли, то инстинкта, он ошибается и исправляет свои ошибки, падает и снова поднимается; он – существо, чьи поступки невозможно предугадать. Нам остается только утешать себя мыслью, что эволюция человека никогда не прекратится.
3016 Он был очень печален, но что вызвало его печаль, он уже не знал. Так уж устроен мир: и печаль проходит, проходит не только радость, но и боль, и отчаяние, они блекнут, теряют глубину и значение, и наконец настает время, когда уже не можешь вспомнить, что причинило тебе такую боль. Страдания тоже отцветают и блекнут.
3017 Степной волк открыл в себе по крайней мере фаустовскую раздвоенность, обнаружил, что за единством его жизни вовсе не стоит единство души, а что он в лучшем случае находится лишь на пути, лишь в долгом паломничестве к идеалу этой гармонии. Он хочет либо преодолеть в себе волка и стать целиком человеком, либо отказаться от человека и хотя бы как волк жить цельной, нераздвоенной жизнью.
3018 Я всегда считал судьбу чем-то данным раз и навсегда, закрепленным за человеком с рождения, таким же неизменным, как звездный круговорот. Но неожиданно я понял, что жизнь на самом деле гораздо причудливее и прекраснее. Истина в том, что, в каких бы обстоятельствах ты ни оказался, каким бы счастливым или несчастным ты ни был, ты можешь полностью изменить свою жизнь одной мыслью или одним поступком, если они исполнены любви.
3019 Только там, в индийской деревушке, только тогда, когда грубая крестьянская рука успокаивающе коснулась моего плеча, я наконец полностью осознал, что я сделал и кем я стал, и почувствовал боль, страх и горечь оттого, что я так глупо, так непростительно исковеркал свою жизнь. Мое сердце разрывалось от стыда и от горя.
3020 Я закрыл глаза и отдался во власть сна. Одна из причин, почему мы так жаждем любви и так отчаянно ищем ее, заключается в том, что любовь – единственное лекарство от одиночества, от чувства стыда и печали. Но некоторые чувства так глубоко запрятаны в сердце, что только в полном одиночестве ты и можешь их обнаружить.
3021 В молодости я требовал от людей больше, чем они могли дать: постоянства в дружбе, верности в чувствах. Теперь я научился требовать от них меньше, чем они могут дать: быть рядом и молчать. И на их чувства, на их дружбу, на их благородные поступки я всегда смотрю как на настоящее чудо – как на дар божий.
3022 Леность – источник всех пороков. Как можно больше наслаждаться, как можно меньше делать, – это задача испорченной натуры. Нет спасения для человека до тех пор, пока эта естественная косность не будет счастливо побеждена и пока человек не найдет в деятельности и только в деятельности своих радостей и своего наслаждения.
3023 Старые, мудрые гномы построили в лесу, под корнями деревьев, дворцы свои, сидя в которых они думали думы про жизнь и всё другое, про что нужно думать, чтобы быть мудрецом. Ночами они выходили на тенистый берег реки и, сидя на камнях и на старых, поваленных бурею стволах деревьев, смотрели на волны и слушали то, что они шептали, тихо пробегая до моря из непонятной, туманной дали.
3024 В том лесу жила старая фея и четыре ее дочери, самая меньшая из них была самой веселой, красивой и смелой. Она была очень маленькая, и ее головка, вся в серебряных кудрях, походила на пышно расцветшую лилию. Целые дни она бегала по лесу, а когда уставала, то садилась на ветви старого дуплистого бука.
3025 Это было ее любимое место, и с него, через пышный полог душистых зеленых ветвей, она видела бесконечную ширь степи, начинавшейся сейчас же за лесом и уходившей туда – в голубую даль, где ее край касался мягкой синевы неба. Она сидела высоко на ветках, ветер тихо качал их под ней, и она пела, нежась на солнце, о том, как хорошо быть феей и жить в старом, тенистом лесу.
3026 Здесь, на этом кусочке земли, засаженном цветами и деревьями и со всех сторон окруженном каменной стеной, мне было сладостнее всего. Сад возле нашего дома был японским. То есть это было само совершенство. Хотя и не в стиле дзен. Однако выложенный камнем пруд и с изысканным вкусом подобранные насаждения замечательно отражали традиции страны, в которой как нигде с поистине религиозным преклонением воспевают красоту сада.
3027 Ты прав и не прав одновременно. Прав в том, что есть правила, которые находятся за рамками этики, но от этого они не становятся менее значимыми или менее правильными. А не прав в том, что ситуация безвыходная. Выход всегда есть, просто он не всем нравится. Как говорят люди, нет неразрешимых проблем, есть неприятные решения.
3028 Иногда мне кажется, что в голове у меня нет никаких мыслей, там, как пыль в воздухе, взвешены и прыгают какие-то разноцветные шарики, больше – ничего. А хуже всего то, что я, кажется, всё меньше верю тем мудрым людям, которые говорят мне, что они всё поняли. Мне трудно и глупо, как вот этой мухе, которая бьется головой о стекло окна, как будто ничего нет, а непроницаемо.
3029 Глядя в окно, я задумался: что проклинать, что благословлять. Я еще очень молод и, в поисках устойчивого равновесия, качаюсь во все стороны. Мне кажется, что жизнь бессмысленно дразнит меня, показывая мне свои отвратительные гримасы. То, что мне опытные люди советуют благословить, – скучно, бесцветно и мертво, проклинать же рекомендуют именно то, что мне нравится.
3030 Мы переходим из одного мира в другой, почти такой же, и тут же забываем, откуда мы пришли; нам все равно, куда нас ведут, нам важно только то, что происходит сию минуту. Ты представляешь, сколько жизней мы должны прожить, прежде чем у нас появится смутная догадка, что жизнь не исчерпывается едой, борьбой и властью.
3031 Всё на земле рождается земными условиями и к этим условиям приспосабливается. Время и материя, неутомимо отбирая лучшее, создают жизнеспособное. В природе этот отбор длится миллионы лет. Терпеливый и заботливый, в строгом соответствии с извечными законами бытия. Эти же приспособились всего за три десятилетия.
3032 Это был мой голос, но такой, каким его знают другие, а не я сам. Так, посвятив всю свою жизнь изображению людей и попыткам установить содержание их духовного мира на основании их творчества, я убедился на собственных переживаниях, каким непроницаемым в жизни каждого человека остается его настоящее ядро – творческая клетка, из которой всё произрастает.
3033 Чтобы идти в этом мире верным путем – надо жертвовать собой до конца. Назначение человека состоит не в том только, чтобы быть счастливым, он приходит в мир не затем только, чтобы быть честным, – он должен открыть для человечества что-то великое, утвердить благородство и преодолеть пошлость, среди которой влачит свою жизнь большинство людей.
3034 Он старался убедить ее, что внести мир в его душу, руководить им, побуждать его к работе является благородной задачей, которой так жаждали посвятить свои силы столько знакомых ему женщин, хотя, истины ради, следует заметить, что всякая попытка со стороны этих женщин отдаться исполнению столь благородной задачи показалась бы Свану бесцеремонным и несносным посягательством на его свободу.
3035 Поэтому по воскресеньям он поздно вставал и прогуливался по берегу реки. В Барнсе река была мелкая; в ней не было ни нежной прелести Темзы, ни романтики огромного скопища судов за Лондонским мостом. После обеда Филип прохаживался по пустырям; тут было серо и грязно – не то столица, не то деревня, под ногами рос чахлый дрок, а кругом валялись отбросы большого города.
3036 Устав, он садился на скамейку в парке или, если шел дождь, забирался в публичную библиотеку. Он разглядывал прохожих и завидовал им – у каждого из них были друзья; порой он даже испытывал к ним ненависть: они были счастливы, а он несчастен. Раньше он не мог себе представить, что в большом городе чувствуешь такое одиночество.
3037 Входя в холодную комнату, где камина не топили из экономии, он чувствовал, как у него сжимается сердце. Тут было так безрадостно. Постепенно ему опротивели его квартира и одинокие вечера, которые он в ней проводил. Иногда ему бывало так тоскливо, что он не мог даже читать; он сидел, часами глядя в огонь, и чувствовал себя глубоко несчастным.
3038 Как-то раз Филипу уж очень не захотелось возвращаться домой в Барнс; он остался в городе и стал бродить по улицам; поздно вечером он подошел к дому, где в этот день устраивали прием. Филип стоял за спиной лакеев, в толпе оборванных зевак, смотрел, как подъезжают кареты с гостями, и слушал доносившуюся из дома музыку.
3039 Должно быть, в голове у мисс Кроули не раз мелькала мысль, что никто ничего не делает даром. Если она отдавала себе отчет в своих собственных чувствах по отношению к миру, то должна была знать цену чувствам этого мира по отношению к себе. Быть может, задумывалась она и над тем, что таков обычный удел людей – не иметь ни одного истинного друга, если сам никого не любишь.
3040 Подобно многим состоятельным людям, мисс Кроули привыкла пользоваться услугами низших до тех пор, пока это было ей нужно, и, нимало не задумываясь, отпускала их от себя, едва эта надобность проходила. Некоторым богатым людям органически несвойственна благодарность, да и трудно ждать ее от них. Они принимают услуги людей неимущих как нечто должное.
3041 Какое воспитание всё же губительнее – когда человека с детства окружают любовью и он до последнего не догадывается, как жесток мир, а потом просто не успевает развить необходимые для выживания навыки или когда человек растет вот в такой семье, самой кошмарной из возможных, где его только и учат, что выживать?
3042 Ранняя любовь волнует и кружит голову. Она легкая, игристая. Так любить может всякий. А вот любовь после троих детей, после разъезда и чуть ли не после развода, после того как оба изрядно помучили друг друга и все-таки простили, наскучили друг другу и все-таки сумели удивить, после самого плохого и самого хорошего – вот это и есть настоящая любовь. Это и есть то, что достойно называться этим словом.
3043 Полюбить кого-то – это все равно как поселиться в новом доме. Сперва тебе нравится, всё в нем новое, и каждое утро себе удивляешься: да неужто это всё мое? Всё боишься, что ворвется кто да закричит: дескать, произошло страшное недоразумение, никто не собирался селить вас в такие хоромы. Но годы идут, фасад ветшает, одна трещинка пошла, другая. И ты начинаешь любить дом уже не за достоинства, а скорее за недостатки.
3044 Люди ищут для себя уединения поближе к простой сельской жизни, где-нибудь на берегу моря или в горах. Ты тоже мечтаешь о чем-нибудь подобном, между тем это явное недомыслие: ведь есть возможность в любое время уединиться в самом себе. Нигде человек не уединяется так спокойно и безмятежно, как в своей собственной душе.
3045 Нигде человек не уединяется так спокойно и безмятежно, как в своей собственной душе. Особенно тот, у кого есть внутри нечто такое, во что стоит только пристально вглядеться, как сейчас же станет легче. Это облегчение – не что иное, как душевная благоустроенность. Вот этому уединению ты и предавайся постоянно, таким образом обновляя себя.
3046 Отринув всё, держись лишь этих немногих правил. Помни также, что каждый живет лишь настоящим, ничтожно малым моментом; всё же остальное или уже прожито, или покрыто неизвестностью. Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот уголок земли, где он живет, ничтожна и самая долгая слава посмертная: она держится лишь в нескольких кратковечных поколениях людей, не знающих и самих себя, не то что тех, кто уже давно опочил.
3047 Если ты, следуя правому разуму, будешь старательно, ревностно и любовно относиться к делу, которым ты в данный момент занят, и, глядя по сторонам, будешь блюсти чистоту своего гения, как будто уже пора с ним расстаться, если ты будешь поступать так, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь наличной деятельностью, согласной с природой и геройским правдолюбием во всём, что ты говоришь и высказываешь, – ты будешь хорошо жить. И никто не в силах помешать этому.
3048 Счастлив тот, кто верит в бога, потому что он, пусть не без усилий и горестей, в конце концов превозмогает все трудности жизни. Самое лучшее – при всех обстоятельствах, на любом месте и во все времена сохранять мысль о боге и стараться побольше узнать о нем, а это можно сделать, читая Библию и другие источники.
3049 Хорошо верить, что всё в мире чудесно, всё лучше, чем можно себе представить, потому что в этой вере – правда; хорошо остаться порядочным, скромным и иметь доброе сердце, даже если приходится скрывать свою доброту, как это часто бывает необходимо; хорошо знать многое, что скрыто от мыслителей мира сего, но от природы понятно людям бедным и простым, женщинам и детям.
3050 Я – человек одержимый, способный и обреченный на более или менее безрассудные поступки, в которых мне приходится потом более или менее горько раскаиваться. Мне часто случается говорить или действовать чересчур поспешно там, где следовало бы набраться терпения и выждать. Думаю, впрочем, что другие также не застрахованы от подобных оплошностей.
3051 Даже если у тебя нет забот, трудностей и препятствий, все равно не следует быть самоуверенным: нельзя относиться ко всему слишком легко. Даже вращаясь в самых образованных кругах, находясь в самой лучшей среде и условиях, мы должны сохранять в себе нечто самобытное, нечто от Робинзона Крузо или естественного человека, так как иначе у нас не будет опоры в самих себе.
3052 Человеку нужно лишь неизменно любить то, что достойно любви, а не расточать свое чувство на предметы незначительные, недостойные и ничтожные, и он будет становиться всё сильнее и проницательнее. Чем раньше осваиваешься с определенным кругом работы и определенной профессией, чем раньше обретаешь относительно самостоятельное мышление и образ действий.
3053 Чем раньше ты осваиваешься с определенной профессией, чем раньше обретаешь относительно самостоятельное мышление и образ действий и чем строже придерживаешься твердых правил, тем более твердый характер ты воспитываешь в себе; при всём том следует, как можно больше стараться не впасть в ограниченность.
3054 Надо просто попробовать любыми средствами извлечь из своих страстей пользу. Например, назову одну из них – у меня почти непреодолимая тяга к книгам, и я испытываю постоянную потребность заниматься своим образованием, учиться, если хотите, подобно тому как я испытываю потребность в пище. Ты в состоянии это понять.
3055 Как часто мы заняты соринками в чужих глазах, отказываясь обращать внимание на собственные бревна, и тратим свою жизнь впустую, обращая ее вовне, когда следовало бы сначала обратиться внутрь и усовершенствовать прежде всего себя, вместо того чтобы заниматься усовершенствованием мира – эту идею высказывают практически все философы и мыслители, но увы, пока она остается лишь идеей.
3056 То, что множество людей называет любовью, означает просто выбрать какую-нибудь женщину и жениться на ней. И ее выбирают, клянусь тебе, сам видел, как это бывает. Как будто в любви можно выбирать, как будто любовь – это не когда тебя поражает громом и сбивает с ног прямо посреди двора. Ты мне скажешь, что ее выбирают, потому что любят, а я думаю, что всё наоборот.
3057 Человек жертвует своим здоровьем ради зарабатывания денег. Потом жертвует деньгами, чтобы восстановить здоровье. И настолько беспокоится о будущем, что не наслаждается настоящим. В результате он не живет ни в настоящем, ни в будущем. Он живет так, будто никогда не умрет. А потом умирает, так по-настоящему и не пожив.
3058 Мы можем увидеть сокрытое. В трепетании березовых ветвей и нежном воздухе. Можем научиться быть заботливыми и бережными, терпеливыми. Терпимыми. Не нагнетать, а успокаивать. Уходить не в страх, а в свою истинную женскую суть – где много природной внутренней силы, где центр начала жизни, а значит и все ответы.
3059 Сейчас какое-то такое время, когда необходимо замедлиться. Стать с собой честными и спросить: чего хотим и в чем нуждаемся именно сейчас? Конечно хотим чтобы всего этого не было. И нуждаемся в чувстве контроля над ситуацией и в спокойствии. Но это уже есть. И невозможно контролировать мир, можно лишь наладить с миром отношения, и с самими собой.
3060 Сейчас как раз такое время, когда нужно прислушаться к себе, найти точку внутреннего равновесия, в которой надежно. Решить, что впускать в свою жизнь, а что нет. Страх и панику точно не нужно, как и ежечасный мониторинг новостей. Нужное нам нас найдет. Сейчас такое время – осознать, что всё, что происходит, происходит для чего-то. У всего есть свой посыл. И именно в такие времена часто появляется настоящая человеческая сплоченность.
3061 Утром мне нравится набрасывать на кровать покрывало и видеть разноцветные бока книг – тесно прижавшиеся друг к дружке. Для меня видеть их – это снова и снова ощущать реку жизни, так близко. И знать, что я не одна и со всем справлюсь. Потому что жизнь стоит того, чтобы ее жить вдумчиво и радостно, даже восхищенно, именно так.
3062 Дедушка с палочкой нагнулся поднять оброненную кем-то перчатку. Повесил на заборчик и побрел дальше. Широкое сердце не думает о телесной немощи, оно живет своей собственной жизнью. Вечереет незаметно, небо густеет, снег делается ярче. Стайка детей с ледянками бегут на горку. У них день всегда лучший.
3063 Один день декабря. Воздух кружевной, морозный. Выхожу попить кофе. Перила лестницы кафе, ведущей на второй этаж, украшены имбирными пряниками. Один надкушен. Хочется верить, что этому ребенку было вкусно, и его не отругали. Из репродукторов в парке звучит Вивальди, а из заводских труб вдалеке валит розовый дым. Сочетание невероятное, почти волшебное.
3064 Красота была моментом, всего лишь моментом жизни в водовороте неведомого, в истинной пучине хаоса. И таким образом, красота тоже двигала вперед, но в пределах этого движения игра становилась рискованной, и риск был таков, что мог запустить хаос ее мира к невиданным высотам. Или безднам. Хотелось бы ей сохранить ясное сознание, чтобы стать свидетелем этого и насладиться зрелищем.
3065 Филип разложил свои вещи, расставил книги, сел и попытался читать, но настроение у него было подавленное. Тишина на улице почему-то угнетала его, и он чувствовал себя очень одиноким. Наутро Филип встал очень рано. Он надел визитку и цилиндр, но он был старенький, и Филип решил зайти по дороге в магазин и купить новый.
3066 Вся мировая жизнь в целом и наша собственная краткая жизнь – не как случайный отрывок, а как нечто, несмотря на свою краткость и отрывочность, слитое в единство со всей мировой жизнью, – это двуединство моего я и мира должно сознаваться как вневременное и всеобъемлющее целое, и об этом целом мы спрашиваем: имеет ли оно смысл и в чем его смысл?
3067 Однако влиятельные приятели его отца из жалости к невинному младенцу выхлопотали ему иную судьбу и перенесли Данилова в небесные ясли. А потом пристроили его в лицей Канцелярии от Познаний. Лицей был с техническим уклоном. И дальше Данилов двигался укатанной дорогой молодого демона, срывая на ходу цветы удовольствий.
3068 По окончании лицея он должен был бы всё знать, всё чувствовать, всё видеть и всё людское в этой связи презирать и ненавидеть. Но это были идеальные требования. А далеко не все лицеисты получали дипломы с отличием. Иным лодырям и тупицам дипломы выдавали махнув рукой, жалко было затрат на их воспитание, да и не хватало кадров.
3069 Вот и Данилов считался нелишним, но легкомысленным и бестолковым учеником, какому вершины демонических наук были недоступны. На самом же деле Данилов был лицеистом способным и сразу же научился всё знать, всё чувствовать, всё видеть в пространстве, и во времени, и в глубинах душ, всё – и прошлое, и настоящее, и вечное.
3070 Он работал не покладая рук, – китайцы, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами, хорошо знали, что это значит, – и наконец увидел, что сделано уже много, что он почти сравнялся с теми, кого некогда взял себе за образец, и решил передохнуть. Люди, к которым принадлежал он, имели обычай начинать наслаждение жизнью с поездки в Европу или Индию.
3071 Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное. Для такой уверенности у него был тот довод, что он был богат и только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет. До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда, очень недурно, но всё же возлагая все надежды на будущее.
3072 Конечно, он хотел вознаградить за годы труда прежде всего себя; однако рад был и за жену с дочерью. Жена его никогда не отличалась особой впечатлительностью, но ведь все пожилые американки страстные путешественницы. А что до дочери, девушки на возрасте и слегка болезненной, то для нее путешествие было прямо необходимо: не говоря уже о пользе для здоровья, разве не бывает в путешествиях счастливых встреч?
3073 Он был человеком содержательным и сдержанным, никогда не говорил ни словом больше, но и ни словом меньше, чем требовалось. Казалось, будто он сохраняет копии всего им сказанного: он был столь очевидно надежным, что зачастую те, кто встречали его на вечеринках, испытывали разочарование в собственных поверенных и после некоторых метаний выпутывались из отношений с прежними и переходили к Уилкинсу.
3074 Леонардо был достаточно гениален, чтобы перестать писать картину в тот момент, когда она только складывалась. На память опять пришел отрывок из дневника: прадед за своим рабочим столом в Лувре делает стеклянную раму для Моны Лизы – и в этот момент я впервые смог действительно почувствовать, каково ему, видимо, было – Леонардо обладал силой, способной заманить вас, сделать частью его живых, дышащих творений.
3075 Его сердце бьется об лицо таинственной четырехсотлетней красавицы, которая не раз становилась свидетельницей собственного похищения, наблюдала за многочисленными аудиенциями со стены спальни Наполеона, выдержала взгляды миллионов зевак, и теперь, уставшая и измученная жизнью, она жаждет отдыха – но ее история еще далека от завершения.
3076 Понимание того, что не всё правильно, пришло постепенно. Но оно захлестнуло его как девятый вал, заполнив жаждой мести. Только на воде ему было спокойно. Здесь он распоряжался и собой, и всем вокруг. Но этого ему было мало. Он знал, что есть что-то еще, и хотел большего. Прежде чем занять место в существующем мире, он должен был избавиться от своего прошлого.
3077 Постепенно он понял, что ему надо. У него появилась миссия. Он не знал, сколько ему понадобится времени, чтобы исполнить ее, но знал наверняка, что тогда он перестанет дрожать, вспоминая детство. Необходимо было действовать, к тому же теперь он чувствовал в себе достаточно сил для этого. Первый шаг был сделан. И ему сразу стало немного лучше.
3078 С чем бы мы ни знакомились, чем бы ни наслаждались, мы всё время чувствуем, что это нас не удовлетворяет, и жарко стремимся к будущему, к неизведанному, так как настоящее не может нас насытить; не потому, на мой взгляд, что в нем нет ничего, могущего нас насытить, а потому, что сами способы насыщения у нас нездоровые и беспорядочные.
3079 Никогда не различай людей по их материальному достатку и положению в обществе. Единственно доподлинное различие обнаруживается в схватке человека со смертью, которая разыгрывается один на один, являясь подлинной мерой его цельности. Не принимай в расчет никаких глупостей: ни деньги, ни фальшивую мудрость, решая, кто кого выше и почему.
3080 Своим умом жить, своей головой думать – дорогое удовольствие. Тот, кто отважится на это, немедля будет схвачен идеологическими патрулями левых и правых, и пощады не жди. Обвинят, оплюют, оклевещут, выставят к позорному столбу, распнут. И все равно – стоит платить непомерную цену, ибо внакладе не останешься: свобода мысли – штука бесценная.
3081 Основная проблема состоит в том, что, для того чтобы что-то получить, необходимо сначала дать, ибо любовь не получают, любовь отдают. Большая любовь – это не любовь. Всё, что является большим или малым, относится к обладанию. Если вам кажется, что вас не любят, значит, это вы не любите, не открываетесь.
3082 Улица за окном кондитерской тиха и пустынна. За полчаса до рассвета, когда заря тонкими пальцами едва касается горизонта, мне почти верится, что на Земле нет ни одного человека кроме меня. Сейчас сентябрь, после Дня труда миновало полторы недели. Это означает, что туристы разъехались, бостонцы покинули летние дома до следующего сезона, а улицы обезлюдели, словно в дурном сне.
3083 Сначала человек демонстрирует всё лучшее, что в нем есть, потом он демонстрирует то, что есть на самом деле. В каждом человеке есть дурной характер, странные черты и заморочки, но в некоторых есть и божественное начало. Если божественного не достаточно, чтобы стоило терпеть человеческое, искусства не получится. Как только человеческие черты начинают перевешивать, Муза превращается в назойливую бабу.
3084 В штормовые дни, когда нельзя было купаться, Глеб с бабушкой стояли на присыпанных песком плитах пляжа и смотрели, как вслед за ударом волны о бетон к небу взмывали тысячи хрустальных гирлянд. Но такое случалось редко: обычно море было спокойно. Они осторожно спускались по ступеням. Дно было пологим, и не умевший плавать Глеб первые дни пытался по нему ходить.
3085 Далеко уйти не получалось: всё донное пространство было усеяно большими и малыми камнями. А поскольку и без камней перемещение в воде затруднительно, Глеб в конце концов предпочел стоять. Раскинув руки, балансировать, покачиваться вместе с водой, а иногда и шлепать по ней ладонями. От неподвижности порой становилось холодно.
3086 Если прежде, слушая в исполнении Глеба классику, отец только улыбался, то сейчас он всё чаще давал конкретные советы. Слушал его отец, понятное дело, в домашней обстановке, без фортепианного сопровождения. Слушал его отец, понятное дело, в домашней обстановке, без фортепианного сопровождения. Мальчику же хотелось предстать перед отцом во всей своей музыкальной красе, и уж во всяком случае с аккомпанементом.
3087 Глебу предстояло исполнить Турецкий марш Моцарта – вещь для исполнения перед публикой беспроигрышная. Глеб, который обычно не робел перед слушателями, уже предвкушал, как под их ритмичные хлопки будет играть знаменитые моцартовские форшлаги. Торжество ритма было самой сутью Турецкого марша и проявлялось во всём, вплоть до того, как ветви плакучей ивы в такт музыке раскачивались на ветру.
3088 Теперь они ехали по узенькой зеленой дороге, именуемой на местном наречии стежкой, по дороге настолько узкой, что даже двуколка цеплялась боками за ветви росших по обочинам деревьев, и Атенаис ухитрилась нарвать большой букет боярышника, просунув ручку в белой перчатке сквозь боковое окошко их экипажа.
3089 Атенаис ухитрилась нарвать большой букет боярышника, просунув ручку в белой перчатке сквозь боковое окошко их экипажа. Нет на человеческом языке таких слов, чтобы выразить всю свежесть и прелесть этих извилистых стежек, капризно вьющихся под сплошным покровом листвы, где с каждым поворотом перед путником открывается новая, еще более таинственная глубь, более заманчивый и еще более зеленый уголок.
3090 Красота китайских ваз, да и всех вообще китайских изделий, заключается именно в той причудливой непринужденности, которую только рука человека может придать своим произведениям. Изящество, свобода, смелость, неожиданные находки, а подчас даже наивное неумение придают декоративной живописи особое очарование, с каждым днем всё реже встречающееся в нашем обществе, где всё начинает производиться машинами и станками.
3091 В его нынешнем положении город показался ему особенно суровым и страшным. Для него он должен был стать местом искупления и местом испытаний, при мысли о которых холодный пот выступал у него на теле. Итак, здесь придется ему сказать прости миру искусства, обществу образованных людей, безмятежным мечтаниям и изысканным досугам художника, призванного к высокой цели.
3092 Здесь ему придется работать по двенадцати часов в сутки, по вечерам ложиться в постель, изнемогая от усталости, и у него не останется ни времени, ни сил, чтобы открыть книгу или помечтать в музее. Здесь не будет у него иных друзей, кроме простых сицилийцев, до того бедных и грязных, что вся живописность их черт и характера едва может пробиться сквозь лохмотья и подавляющую их нужду.
3093 Словом, городские ворота Катании казались бедному изгнаннику вратами Дантова ада. При этом сравнении долго сдерживаемые слезы потоком хлынули у него из глаз, и всякий, кто увидел бы его сидящим у ворот дворца, юного, красивого, бледного, невольно поддерживающего рукой ушибленную ногу, непременно вспомнил бы античного гладиатора, раненного в бою и не столько плачущего от боли, сколько оплакивающего свое поражение.
3094 С годами братья становились всё более похожи один на другого и в то же время чем-то неуловимым на больших грустных птиц, глядевших с подставок остановившимися стеклянными глазами. Петр Иванович с маленьким личиком, изрезанным морщинами, в потертом халате сухими пальцами писал акварелью цветы. Он сидел с утра у окошка, не разгибая спины, и к сумеркам на бумаге расцветали яркие орхидеи.
3095 Многие русские художники любили акварельную технику за ее тонкость, прозрачность и своеобразное изящество. Хорошая акварель как бы светится изнутри, белая бумага всегда звучит сквозь тонкий слой водяных красок. Акварель не любит поправок и многократных прописок, поэтому художник, работающий в этой технике, должен уверенно и точно рисовать, безошибочно чувствовать цвет.
3096 Заметил я также, что он очень красив. Но всё это только по первому быстрому поверхностному взгляду. Несколько минут спустя я убедился, что он не только очень, но исключительно, поразительно, необычайно хорош собой. Не скажу – прекрасен. Прекрасное – это изнутри. Иногда вот бывает дурнушка, совсем не видная и плохо сложенная, с веснушками около носа.
3097 Яблок в этом году было так много, что утренний воздух был пронизан не только запахом, но и золотистым яблоневым сиянием. С яблоневым запахом и светом связано было Маринино настроение. Она не могла объяснить эту связь, но ясно чувствовала какой-то особенный трепет в груди, похожий на печаль и на предчувствие радости одновременно.
3098 Меня не любит чайник. Тусклыми латунными глазами целый день следит он за мною из своего угла. По утрам, когда я ставлю его на плитку, он начинает привывать, закипает и разъяряется, плюется от счастья паром и кипятком. Он приплясывает и грохочет, но тут я выключаю плитку, завариваю чай, и веселье кончается.
3099 Если начать с самого начала... Я точно этот момент не припомню, но кажется, когда я оторвался от груди матери, сразу решил: буду писателем. Цель была единственная: писатель не ходит на службу, он сидит дома и пишет. Писатель для меня не тот, кто сидит и просто пишет. Это графоман называется. Писатель – это определенный строй души, это особая работа. Писатель – это художник.
3100 Писатель – это определенный строй души, это особая работа. Писатель – это художник. Я в данном случае выбираю материал – слово. Хотя не откажусь и от акварели. Есть люди, которые рождаются с этим ощущением, но потом ему изменяют. Таких людей мы знаем и среди литераторов, и среди художников. Вот я в классе учился с такими, в школе они писали стихи.
3101 Сумерки опускались на Москву и приносили с собой запах моря. Мне казалось, что в соседних переулках шумит прибой, и в бронзовых красках заката я видел вечное движение волн. Распахнув пошире воротник, я бродил по Дровяному переулку, сиял зубом в подворотнях. Порывы ветра касались моего лица, я чувствовал запах водорослей и соли.
3102 Море было всюду, но главное – оно было в небе, и ни дома, ни деревья не могли закрыть его простора и глубины. В тот день, когда я пришил к майке треугольный кусок тельняшки, я раз и навсегда почувствовал себя морским волком. Но, пожалуй, я был волком, который засиделся на берегу. Как волк, я должен был бороздить океаны, а вместо этого плавал по городу на трамвае, нырял в метро.
3103 Правильные герои умирают на последней странице, ибо, изнеженные в книжном пространстве, они просто не выдержат выхода за ограду обложки: там им некому будет подать и поднести, там их решительное социальное падение из главных во второстепенные на уровень живой жизни совершенно не устроит. Так что смертельный исход на страницах для них даже, в каком-то смысле, гуманен.
3104 Лесная дорога пошла через поле – стала полевой. Дошла до деревни – превратилась в деревенскую улицу. По сторонам стояли высокие и крепкие дома. Их крыши были покрыты осиновой щепой. На одних домах щепа стала от ветра и времени серой, а на других была новой, золотилась под солнцем. Пока я шел колодцу, во все окошки смотрели на меня люди.
3105 Дом, где жила Дубравка, имел устрашающе веселый вид. С одной стороны он был похож на кособокую мечеть, с другой – на греческий храм. Были здесь мансарды, мавританские галереи, крепостные башни, украшенные ржавыми флюгерами. Каменные и деревянные лестницы выползали из дома самым неожиданным образом. Одна из них, железная, даже висела в воздухе, как подвесной мост.
3106 Дубравка сидела на камне, обхватив мокрые колени руками. Смотрела в море. Море напоминало громадную синюю чашу. Горизонт далеко, видны самые дальние корабли. Они словно поднимаются над водой и медленно тают в прозрачном воздухе. А иногда море становится выпуклым, похожим на гряду черных холмов. Оно закрывает половину неба.
3107 Дубравка пела песню. Она пела ее то во весь голос, то очень тихо, едва слышно. Песня была без слов. Про птичьи следы на сыром песке, которые смыло волной. Про букашку, что сидит в водяном пузыре, оцепенев от ничтожного страха. О запахе, прилетающем с гор после дождя. Пахнут розы. Пахнет прибой. Пахнут горы. Наверно, и небо имеет свой запах.
3108 Дом стоял на отшибе, у самого леса. Домишко маленький, без крыльца. Стены срублены из толстых, серых от времени бревен. Из пазов торчал голубоватый мох. В домике одна комната. Если загородить ее мебелью, она покажется не больше спичечного коробка. А сейчас хорошо – комната пустая. Только в углу лежат друг на друге два матраса.
3109 В пяти шагах от домишки лес: ели, укутанные в колючий мех, мускулистые сосны, березы в бело-розовом шелке. Простодушный родник выбивался из-под земли и тут же прятался в междутравье, ослепленный солнцем. Кирилл привез с собой краски, холсты и картоны. У Анатолия – чемодан толстых и тонких научных книжек. Вот и весь багаж, если не считать рюкзака, набитого едой.
3110 Жизнь возникает из тьмы бесконечно малых величин, на грани, где всё начинается и всё кончается, на грани жизни и не жизни, в той сумеречной области, где вибрирующая материя легко переходит из старого состояния в новое, из органической в неорганическую и обратно. Электроны не бывают живыми или неживыми, атомы ничего не знают об одушевленности или нет.
3111 Берг услышал стремительный гул, будто океаны шли на него, затопляя леса. Тогда он оглянулся. Черный дым падал на озеро. Леса качались. За ними свинцовой стеной шумел ливень, изрезанный трещинами молний. Первая тяжелая капля щелкнула по руке. Берг быстро спрятал этюд в ящик, снял куртку, обернул ею ящик и схватил маленькую коробку с акварелью.
3112 На следующий день Берг проснулся от солнца. Дождя не было. Легкие тени ветвей дрожали на чистом полу, а за дверью сияла тихая синева. Слово сияние Берг встречал только в книгах поэтов, считал его выспренним и лишенным ясного смысла. Но теперь он понял, как точно это слово передает тот особый свет, какой исходит от сентябрьского неба и солнца.
3113 Слово сияние Берг встречал только в книгах поэтов, считал его выспренним и лишенным ясного смысла. Но теперь он понял, как точно это слово передает тот особый свет, какой исходит от сентябрьского неба и солнца. Паутина летала над озером, каждый желтый лист на траве горел от света, как бронзовый слиток.
3114 Паутина летала над озером, каждый желтый лист на траве горел от света, как бронзовый слиток. Ветер нес запахи лесной горечи и вянущих трав. Берг взял краски, бумагу и, не напившись даже чаю, пошел на озеро. Ваня перевез его на дальний берег. Берг торопился. Леса, наискось освещенные солнцем, казались ему грудами легкой медной руды.
3115 Задумчиво свистели в синем воздухе последние птицы, и облака растворялись в небе, поднимаясь к зениту. Берг торопился. Он хотел всю силу красок, всё умение своих рук и зоркого глаза, всё то, что дрожало где-то на сердце, отдать этой бумаге, чтобы хоть в сотой доле изобразить великолепие этих лесов, умирающих величаво и просто.
3116 Берг торопился. Он хотел всю силу красок, всё умение своих рук и зоркого глаза, всё то, что дрожало где-то на сердце, отдать этой бумаге, чтобы хоть в сотой доле изобразить великолепие этих лесов, умирающих величаво и просто. Берг работал как одержимый, пел и кричал. Ваня его никогда таким не видел.
3117 Берг работал как одержимый, пел и кричал. Ваня его никогда таким не видел. Он следил за каждым движением Берга, менял ему воду для красок и подавал из коробки фарфоровые чашечки с краской. Глухой сумрак прошел внезапной волной по листве. Золото меркло. Воздух тускнел. Далекий грозный ропот прокатился от края до края лесов и замер где-то над гарями.
3118 Всё лето провалялся в чулане ящик с красками, паутиной оброс. Но когда наступила осень – вспыхнула по опушкам рябина, и налился медью кленовый лист, – я этот ящик достал, закинул на плечо и побежал в лес. На опушке остановился, глянул вокруг – и горячими показались гроздья рябин. Красный цвет бил в глаза. А дрозды, перелетавшие в рябинах, тоже казались тяжелыми, красными.
3119 На опушке остановился, глянул вокруг – и горячими показались гроздья рябин. Красный цвет бил в глаза. А дрозды, перелетавшие в рябинах, тоже казались тяжелыми, красными. Так я и стал рисовать: рябины и в них перелетают красные тяжелые дрозды. Но рисунок не заладился. Горел и полыхал осенний лес, багряные круги плыли перед глазами. Так было красно, будто выступила из земли кровь. А на рисунке всё оставалось бледным и сумрачным.
3120 Ночью задул листобой – холодный октябрьский ветер. Он пришел с севера, из тундры, уже прихваченной льдом, с берегов Печоры. Листобой завывал в печной трубе, шевелил на крыше осиновую щепу, бил, трепал деревья, и слышно было, как покорно шелестели они, сбрасывая листья. Раскрытая форточка билась о раму, скрипела ржавыми петлями. С порывами ветра в комнату летели листья березы, растущей под окном.
3121 К утру береза эта была уже раскрыта настежь. Сквозь ветки ее текли и текли холодные струи листобоя, четко обозначенные в сером небе битым порхающим листом. Паутина, растянутая в елочках строгим пауком-крестовиком, была полна березовых листьев. Сам хозяин ее уже скрылся куда-то, а она всё набухала листьями, провисая, как сеть, полная лещей.
3122 Шарыгин чувствует, что у него, как у нового Ильи Муромца, сила переливается по всему телу. Так и бросился бы врукопашную с этим, пока еще смутно сознаваемым злом, и бился бы с ним, стиснув зубы и сжав кулаки, бился бы до последнего издыхания. Поскорее бы кончить эту гимназию. А пока только особенно твердая поступь да более обыкновенного выдвинутая вперед грудь показывали, что это идет человек, победоносно отстоявший свое право на звание честного человека.
3123 Солнце ослепительно сияло, когда Шарыгин возвращался домой. На плохо очищенных тротуарах провинциального городка стояли лужи растопленного снега, отражая в себе фонарные столбы и под ними голубую бездну безоблачного неба. Весна быстро приближалась, и острый, свежий воздух, пахнущий талым снегом и далеким полем, очищал легкие от классной пыли.
3124 Каким темным и душным казался этот класс. Душным и тяжелым сном казалось и то, что час тому назад произошло в классе и что не могло бы и произойти здесь, где так радостно сияет солнце и задорно чирикают воробьи, ополоумевшие от весеннего воздуха. Но мысль невольно возвращалась назад, и чувство брезгливой жалости к Аврамову омрачало светлое настроение Шарыгина.
3125 Можно ли быть таким трусом, как этот несчастный Аврамов. Не он один, а и весь класс увлекался грандиозно величавым учением о непротивлении злу, но применять это учение в жизни может лишь дряблая натура, неспособная к протесту. Всеми силами отстаивай каждую свою мысль, свое правое дело. Зубами, ногтями борись за него. Быть же битым и молчать сумеет и мерзавец.
3126 Это уже был такой скачок в сторону, что Шарыгин не успел схватить ускользнувшую мысль и казался вовлеченным в дебри ненужного спора о правах и обязанностях уполномоченных. Спор был бы бесконечным, если бы Шарыгин не воспользовался приемом почтенного противника и, махнув рукой, не перескочил на ту мысль, которая была нужна ему.
3127 Больше всего меня достает то обстоятельство, что я меняю убеждения. Я был уверен, что мы мерзавцы, считал, что народ против нас и жаждет независимости. Каждый излагает собственную теорию, забравшись на трибуну. Видела бы ты, что творится в деревнях. Армия трудится не покладая рук, так что не верь идиотским слухам.
3128 Теперь я начал понимать, что к чему. Выбор приходится делать между плохими и очень плохими решениями. Мало кто наплел в этой жизни так много глупостей, как я. Разве что Франк. Но это было в Париже, в другой жизни. Здесь всё иначе. Это не треп в бистро, а реальное дело, которое не сделаешь, не запачкав рук.
3129 Здесь всё иначе. Это не треп в бистро, а реальное дело, которое не сделаешь, не запачкав рук. Я никак не могу договориться сам с собой, иногда думаю, какого черта мы здесь делаем, но понимаю: если уйдем, начнется та еще заваруха. Наш противник настроен более чем серьезно, но на открытое столкновение не решается – знает, что мы отлично вооружены.
3130 Моя убежденность в том, что демократия – чистой воды жульничество, крепнет день ото дня. Придется разрушить всё до основания без лишних слов, невзирая на лица. Личные свободы – обман и химеры. Зачем человеку свобода слова, если он получает нищенскую зарплату и жизнь у него собачья? Ты самовыражаешься, ты наделен так называемыми фундаментальными свободами, но твое существование ни к черту не годится.
3131 Сегодня, как никогда раньше, единственная реальная власть есть власть экономическая, ее нам и нужно вернуть себе. Силой. И ничего, что снова придется физически устранять представителей старого режима. Мы останемся пустыми болтунами, если не совершим новую революцию, не казним тех, кто узурпировал экономическую власть. Выборы – ловушка для тупиц.
3132 В резких жестах руки, в модуляциях голоса, временами доходящих до крика, распознавался табунщик, мальчик нецивилизованный, свободный, полный безотчетных влечений, которого с трех лет отпускали в степь. Он мне рассказывал, как однажды его дядя, вместе с которым он жил, сел верхом на лошадь, посадил и его тоже верхом на кобылу и пустил ее вскачь.
3133 Во время пребывания Есенина в Париже, я познакомился с этим странным молодым человеком, угадать в котором поэта можно было лишь после длительного наблюдения. Тривиальное определение молодой человек не подходит к нему. Вы видели изящную внешность, стройную фигуру, жизнерадостное выражение лица, живой взгляд, и казалось, что всё это изобличает породу в самом аристократическом значении этого слова.
3134 Есенина надо искать в самих его истоках, в корнях его родины. Его подлинный характер быстро раскрылся мне. Эта элегантность костюма, эта утонченная изысканность, которую он словно бы нарочно подчеркивал, были не более чем еще одной – и не самой интересной – ипостасью его характера, сила которого была неотделима от удивительной нежности.
3135 Будучи кровно связан с природой, он сочетал в себе здоровье и полноту природного бытия. Думается, можно сказать, что в равной степени подлинными были оба лика Сергея Есенина. Этот крестьянин был безукоризненным аристократом. Впрочем, он сам с удовольствием подчеркивал этот контраст, или, лучше сказать, единство.
3136 Той зимой я разработал проект пишущей машинки, на которой можно работать не только руками, но и ногами. Клавиатура предполагалась в два яруса: на уровне стола – для рук, на уровне пола – для ног. Я высчитал, что после трехмесячной тренировки любой грамотный человек сможет печатать на моей машинке всеми двадцатью пальцами, и это вдвое повысит производительность труда.
3137 Начну с того, что тогда я был молод и ставил перед собой более обширные задачи, нежели теперь. Я учился в техническом вузе и писал стихи о дружбе, любви и окружающей природе. Я охотно читал их своим однокурсникам, дабы привить им любовь к поэзии. Но, как и у Леонардо да Винчи, мой рост шел не только по линии художественного творчества, но и по линии изобретательства.
3138 У моей пишущей машинки очень отяжелели клавиши – тугие стали. Костенеет старушка. Ведь ей уже не меньше тридцати четырех лет – немецкая, трофейная еще, для ротных канцелярий машинка, под бомбежками кувыркалась, на первый гонорар ее купил. И вот уже ногти болят от железных клавиш, но какое-то суеверие не разрешает перейти на новенькую машинку, которая давно скучает под диваном.
3139 Многие из романов Дика, прочитанные по отдельности, могут показаться кладовками, заполненными хаотичными и сложными идеями, как если бы автор пытался уместить в одну вещь сразу всё, что пришло ему в голову. Возможно, этот недостаток проистекает от тогдашней обстановки на книжном рынке и от тех жестких ограничений по объему, которые издательство установило для своих авторов.
3140 И так как в горячем разговоре гимназистов постоянно попадались непонятные слова, напоминавшие сторожу Семену дорогую физику, как то: прогресс, человечность, идеалы, он всей душой устремлялся за своими приятелями туда, где, по их уверению, эти слова постоянно раздаются с высоты кафедры, живут и дышат – в далекий, желанный и загадочный университет.
3141 Наконец распространенное мнение о том, будто бы сторож Семен глуп, было по меньшей мере опрометчиво. Десять лет прислуживая при опытах в физическом кабинете, сторож Семен обогатил свой ум изрядным количеством непонятных слов, дававших ему возможность с честью поддерживать всякий умственный разговор.
3142 Мысль о том, чтобы собрать слова, имеющие отношение к природе, пришла мне в голову в тот день, когда на луговом озерце я услышал, как хриплая девочка перечисляла разные травы и цветы. Словарь этот будет, конечно, толковым. Каждое слово должно быть объяснено, и после него следует помещать несколько отрывков из книг писателей, поэтов и ученых.
3143 Вот человек и становится какой-то губкой – всё поглощает, но ничего не создает. Известно ли вам, что сейчас в среднем каждый просиживает перед экраном по три часа в день? Скоро люди вовсе перестанут жить своей жизнью. Будут тратить полный рабочий день, лишь бы не прозевать многосерийную историю какого-нибудь выдуманного семейства.
3144 Здесь на развлечения тратится не больше времени, чем следует. Больше того, это не записи и не пленки, выступают живые артисты. В общине таких размеров спектакли и концерты всегда проходят при почти полном зале, а это так важно для исполнителей и художников. Кстати, у нас превосходный симфонический оркестр, вероятно, один из шести лучших во всём мире.
3145 Джон Стейнбек был последним выразителем романтической надежды. Она умерла вместе с ним. Стейнбеку казалось, что мировая гармония достижима. После депрессии и войны люди ожидали мира, благоденствия, справедливости. Сейчас эти надежды рухнули. Романтической мечты не существует. Теперешняя литература пытается выяснить, куда она исчезла.
3146 Видите ли, со мной невозможно говорить по-человечески. Да почем им знать, как говорят по-человечески? Человеческая речь, насколько я слышал, помимо всего прочего должна еще и мысли выражать. А откуда у них мысли, если их устами глаголет социум? Что услышали, то и повторяют. Придатки общества. Нет, правда, побеседуешь с таким – и возникает чувство, будто имел дело не с личностью, а с частью чего-то большего.
3147 Я не помню, при каких обстоятельствах я увидел первую пишущую машинку. Возможно, что это чудо уже стало более или менее привычным к тому времени, когда я уже мог заглядывать в окна. Во всяком случае, не помню какого-либо дня удивлений и восклицаний по поводу этой машинки. Возможно, что я увидел ее в окне пароходства Трапани. Тогда это называлось только одним именем – Ремингтон.
3148 Он мудрец, Монтень. Странно читать эти тонкие рассуждения в книге, написанной в шестнадцатом веке. Впрочем, я поддаюсь здесь обманчивому впечатлению, что качество человеческого ума улучшается в прямой зависимости от увеличения календарного счета. Во-первых, этот счет увеличивается не так уж быстро, а во-вторых, еще в Греции и Риме были произнесены слова, умнее которых как раз в продвигающемся вдаль календаре времен, может быть, и не было сказано.
3149 Совершенно не важно, разумеется, чем пишешь. Ведь можно и диктовать. А когда из уст великого человека вылетают образы, ведь он их не пишет, они – в воздухе. Правда, иногда ощущаешь связь между рукой и головой, когда перед тобой белеет страница. Правда, письмо рукой – это письмо, если можно так выразиться, цепью, это бег. Что касается работы на машинке, то я каждый раз затрачиваю много силы на то, чтобы приподнять и передвинуть всю махину: возможно, это влияет на ход работы.
3150 Я сейчас выскажу мысль, которая покажется по крайней мере глупой, но я прошу меня понять. Современные прозаические вещи могут иметь соответствующую современной психике ценность только тогда, когда они написаны в один присест. Размышление или воспоминание в двадцать или тридцать строк, максимально, скажем, в сто строк – это и есть современный роман.
3151 Эпопея не представляется мне не только нужной, но вообще возможной. Книги читаются сейчас в перерывах – в метро, даже на его эскалаторах – для чего ж тогда книге быть большой? Я не могу себе представить долгого читателя – на весь вечер. Во-первых, миллионы телевизоров, во-вторых, надо прочесть газеты. И так далее.
3152 Выпал первый снег, за ним второй, третий, и затянулась надолго зима со своими трескучими морозами, сугробами и сосульками. Не люблю я зимы и не верю тому, кто говорит, что любит ее. Холодно на улице, дымно в комнатах, мокро в калошах. Зима надоедает очень быстро и слишком долго тянется, для того чтобы отравить не одну бесприютную, чахоточную жизнь.
3153 Не люблю я зимы и не верю тому, кто говорит, что любит ее. Холодно на улице, дымно в комнатах, мокро в калошах. То суровая, как свекровь, то плаксивая, как старая дева, со своими волшебными лунными ночами, тройками, охотой, концертами и балами, зима надоедает очень быстро и слишком долго тянется, для того чтобы отравить не одну бесприютную, чахоточную жизнь.
3154 Как пошло, бесцветно и тупо, как глупо, скучно и лениво около этих родных, любимых, но ничтожных людей. Тоска сжимала ее сердце, и дух захватывало от одного страстного, еретического желания. Бывали минутки, когда ей страстно хотелось уйти, но куда? Туда, разумеется, где живут люди, которые не дрожат перед бедностью, не развратничают, работают, не беседуют по целым дням с глупыми старухами и пьяными дураками.
3155 Изменилась одна только Маруся. У нее была новость, и новость самая ужасная. Она стала разочаровываться в брате. Ей почему-то вдруг стало казаться, что он не похож на человека непризнанного, непонятого, что он просто-напросто самый обыкновенный человек, такой же человек, как и всё, даже еще хуже. Она перестала верить в его безнадежную любовь.
3156 Просиживая по целым часам у окна и глядя бесцельно на улицу, она воображала себе лицо брата и силилась прочесть на нем что-нибудь стройное, не допускающее разочарования, но ничего не удавалось прочесть ей на этом бесцветном лице, кроме: пустой человек, дрянь человек. Рядом с этим лицом мелькали в ее воображении остальные лица.
3157 День ясный, прозрачный, слегка морозный, один из тех осенних дней, в которые охотно миришься и с холодом, и с сыростью, и с тяжелыми калошами. Воздух прозрачен до того, что виден клюв у галки, сидящей на самой высокой колокольне; он весь пропитан запахом осени. Выйдите вы на улицу, и ваши щеки покроются здоровым, широким румянцем, напоминающим хорошее крымское яблоко.
3158 Природа засыпает тихо, смирно. Она, неподвижная и немая, точно утомленная за весну и лето, нежится под греющими, ласкающими лучами солнца, и, глядя на этот начинающийся покой, вам самим хочется успокоиться. Таким был этот день. Свет, греющий, ласкающий, бил и в окна; он играл на коврах, стульях и рояле. Всё было залито этим светом.
3159 Всякое общество состоит из отдельных людей, и поведение каждого в отдельности непредсказуемо. Но если взять достаточно человек из основных категорий, начинают проявляться какие-то общие законы – это давным-давно открыли общества по страхованию жизни. Нет никакой возможности предсказать, кто именно умрет за такой-то срок, но общее число смертей можно предвидеть довольно точно.
3160 Они покидают Солнечную систему с громадным ускорением и меньше чем через час достигают почти скорости света. А это значит, что они располагают такой системой двигателей, которая действует равномерно на любой атом в корабле. Любопытно, чего ради они прибегают к таким чудовищным ускорениям, ведь в космосе они как рыба в воде и времени у них вдоволь, могли бы набирать скорость без всякой спешки.
3161 Пришельцы из космоса принесли Земле мир и процветание – но кто знает, какой ценой придется за это расплачиваться? История человечества не обнадеживает: даже самые мирные контакты между народами, стоящими на слишком разных уровнях развития, нередко несли гибель более отсталому обществу. Целая страна, как и отдельный человек, может пасть духом перед лицом неизмеримого превосходства, ибо не в силах ответить на вызов.
3162 Когда наши корабли полтораста лет назад появились на вашем небе, это была первая встреча наших народов, хотя, конечно, на расстоянии мы вас изучали. И всё же вы боялись нас и узнали, и мы заранее знали, что так будет. Это, в сущности, не память. Ты сам убедился на опыте, время – нечто гораздо более сложное, чем представлялось вашей науке.
3163 То была память не о прошлом, но о будущем, об этих последних годах, когда человечество знало – для него всё кончится. Как мы ни старались, конец оказался нелегким. Но мы были при нем – и поэтому люди увидели в нас воплощение своей гибели. А ведь до конца оставалось еще десять тысячелетий. Это было словно искаженное эхо; отдаваясь в замкнутом кольце Времени, оно пронеслось из будущего в прошлое.
3164 Громадные многогранные кристаллы стоят группами, образуя сложные геометрические узоры, в эру холода они недвижимы, а когда планета снова прогревается, медленно растут вдоль минеральных жил, что их породили. Пусть на то, чтобы додумать мысль, они потратят тысячелетие, – что за важность. Вселенная еще молода, и впереди у них – Время, а ему нет конца.
3165 Этот мир не ведал, что значат день и ночь, годы и времена года. Его небо делили между собою шесть разноцветных солнц, и темноты здесь не бывало, только менялось освещение Спорили друг с другом, сталкивались или тянули каждое к себе различные поля тяготения, и планета странствовала по изгибам и петлям невообразимо сложной орбиты, никогда не возвращаясь на однажды пройденный путь.
3166 Как сказал однажды сам Соломон: «Мы можем быть уверены в таланте, но о гении остается только молиться». Были, однако, все основания надеяться, что в столь насыщенном растворе начнутся любопытные химические реакции. Мало кто из художников процветает в одиночестве, зато какие живые искры высекает столкновение умов, объединенных сходными интересами.
3167 Нет такого царства Утопии, где довольны и счастливы были бы все и всегда. Чем благополучнее условия жизни, тем выше становятся духовные запросы, и тебе уже мало всего, чем обладаешь и что можешь, хотя прежде о таком не смел бы и мечтать. Пусть окружающий мир дал всё, что только мог, – не находят покоя пытливая мысль и тоскующее сердце.
3168 На свете нет более коварной вещи, чем вкус миндаля. Изменчивый, изысканный тревожный, нежный, горький, сладкий. Опасный? Для кого как. Вкус сдобного шоколадного детства, что было, прошло и больше не вернется. Вкус смерти, что все равно придет, даже если стараешься об этом не думать. Вкус сказки, рассказанной на ночь, со смутным и, кажется, страшным концом.
3169 К утру иногда затихнет, но к вечеру снова расходится и свистит, шастает по деревьям, швыряется листьями надоедливый листобой. Березки на опушке давно уже сдались ему; без листьев сразу стали они сиротливыми, растерянно стоят в пожухлой траве. А осины совсем омертвели. Вытянув крючья веток, они ловят чужие листья, как будто никогда не имели своих.
3170 В глубине леса нашел я клены. Защищенные елками, неторопливо, с достоинством роняли они листья. Один за другим я рассматривал битые кленовые листья – багряные с охристыми разводами, лимонные с кровяными прожилками, кирпичные с крапом, рассеянным четко, как у божьей коровки. Клен – единственное дерево, из листьев которого составляют букеты.
3171 Клен – единственное дерево, из листьев которого составляют букеты. Прихотливые, звездчатые, они еще и разукрасились таким фантастическим рисунком, какого никогда не придумает человек. Рисунок на листьях клена – след бесконечных летних восходов и закатов. Я давно замечаю: если лето бывало дождливым, малосолнечным, осенний кленовый лист не такой молодец.
3172 Листобой пригнал снеговую тучу. Не доходя деревни, улеглась она на верхушки елок, раскинула пятнистые лапы, свесила серую рысью морду. Потом загребла лапой – из лесу посыпались на деревню листья, а с ними одинокие большие снежинки. В полете снежинки слепливались друг с другом и падали на землю, как узорные блины.
3173 Туча цеплялась за верхушки деревьев, а листобой подталкивал ее, гнал, торопил. Нехотя подползла туча к деревне – густыми волнами повалил снег. Сразу накрыл он огороды, крыши домов. Несколько антоновских яблок, которые случаем остались на дереве, превратились в белые пухлые лампы. Прошла туча, и показалось, что наступила зима.
3174 Побелевшее было поле опять запестрело, и через полчаса кое-где только остались снежные пятна. Я побежал из дому, нагреб под березой снегу и слепил первый в этом году снежок. Найда вышла на крыльцо поглядеть, что я делаю. Я закричал, чтобы она ловила, и хотел залепить в нее снежком, а он уже растаял. В руке от снежка осталось несколько березовых листьев. Октябрьский снег – это еще не снег. Снежура.
3175 С рассветом начался очень хороший день. Теплый, солнечный. Он случайно появился среди пасмурной осени и должен был скоро кончиться. Рано утром я вышел из дома и почувствовал, каким коротким будет этот день. Захотелось прожить его хорошо, не потерять ни минуты, и я побежал к лесу. День разворачивался передо мной. Вокруг меня. В лесу и на поле. Но главное происходило в небе.
3176 Но главное происходило в небе. Там шевелились облака, терлись друг о друга солнечными боками, и легкий шелест слышен был на земле. Я торопился, выбегал на поляны, заваленные опавшим листом, выбирался из болот на сухие еловые гривы. Я понимал, что надо спешить, а то всё кончится. Хотелось не забыть этот день, принести домой его след.
3177 День кончался. Давно уж миновал полдень, начинался закат. Облака, подожженные солнцем, уходили за горизонт. Горела их нижняя часть, а верхняя, охлажденная первыми звездами, потемнела, там вздрагивали синие угарные огоньки. Неторопливо и как-то равнодушно взмахивая крыльями, к закату летела одинокая ворона. Она, кажется, понимала, что до заката ей сроду не долететь.
3178 Сладкой подводной травой и ольховым корнем, осенним ветром и рассыпчатым песком пахла вода из ручья. Я почувствовал в ней голос лесных озер и болот, долгих дождей и летних гроз. Я вспомнил, как этой весной здесь в ручье нерестились язи, как неподвижно стояла на берегу горбатая цапля и кричала по-кошачьи иволга.
3179 Я почувствовал в воде голос лесных озер и болот, долгих дождей и летних гроз. Я вспомнил, как этой весной здесь в ручье нерестились язи, как неподвижно стояла на берегу горбатая цапля и кричала по-кошачьи иволга. Я глотнул еще раз и почувствовал запах совсем уже близкой зимы – времени, когда вода закрывает глаза.
3180 Вот так в песках пустыни открывают давно сгибшие и схороненные под барханами города: по контурам, видимым лишь с большой высоты. Многое завеяно песком, запорошено намертво. Но то, что казалось тогда очевидностью и простотой, теперь открывается вдруг новому взору, виден скелет поступков, его костяной рисунок – это рисунок страха. Чего было бояться в ту пору глупоглазой юности? Невозможно понять, нельзя объяснить.
3181 Аллах создавал мир таким, каким его хотел бы видеть умный семилетний ребенок. Аллах создавал мир так, чтобы сначала его можно было видеть. А потом дал нам слова, чтобы мы могли поделиться увиденным, но мы из этих слов сделали истории и считали, что рисунок существует как дополнение к этим историям. Хотя на самом деле рисовать – это значит искать Аллаха и видеть вселенную такой, как видел он.
3182 Когда мы читаем книгу, глаза устают и, чтобы дать им отдохнуть, мы разглядываем картинки. Рисунок помогает представить описанное словами. Рассказ оживает благодаря рисунку, и не может быть рисунка отдельно от рассказа. Так я думал. Но, оказалось, был не прав. Два года назад, находясь в Венеции в качестве посла нашего падишаха, я увидел там работы итальянских мастеров.
3183 Два года назад, находясь в Венеции в качестве посла нашего падишаха, я увидел там работы итальянских мастеров. Не зная, какие сюжеты они иллюстрируют, я старался понять суть нарисованного. Однажды я увидел рисунок на стене дворца и застыл, потрясенный. Это было изображение человека, просто человека, такого же, как я. Рисунок отображал всё то, что было важного в жизни.
3184 Мы погасили огонь в очаге и ненадолго открыли двери настежь, чтобы в дом могли войти кошка и ветер. А потом спустились со своего высокого крыльца под последними, еще светившими на небе звездами; дома в сумерках были похожи на темные холмы. На открытых местах, например на городской площади, было значительно светлее.
3185 Высокое Крыльцо – дом очень старый, с крепкими стенами и просторными комнатами; потолочные балки и рамы там сделаны из секвойи, древесина которой имеет красноватый оттенок, а стены – из кирпича; половицы дубовые; в окнах – прозрачные стекла в тесных переплетах. Веранды и балконы в доме широкие и красивые.
3186 Первой хозяйкой здесь была еще прабабка моей бабушки. Она жила в наших теперешних комнатах на втором этаже. Когда семья большая, ей обычно нужен целый этаж, но в нашей семье из старшего поколения была лишь моя бабушка, и мы втроем занимали только две западные комнаты. Мы немногое могли дать в общий котел.
3187 Когда ты уехал и я осталась снова одна, я пошла бродить по городу. Мне цветов захотелось, и страстно. Я их искала, искала; когда усталость связала меня по рукам и ногам, я, наконец, нашла цветы, но красивые и душистые, и накупила на столько, сколько имела денег. В десятом часу пришла домой, и в этих моих цветах было всё.
3188 А сегодня и письмо получилось. Знаешь, я раскрыла его, смотрела и держала его, и не прочла: мне захотелось прочесть его не глазами, и выслушать не слова. И когда я ощутила его дух и всё взяла от него духовно, перечувствовала и передумала, – тогда я стала читать. Меня ничто не удивило теперь, я могла выслушать всё.
3189 Чего ради я вдруг вспомнила всё это? Ведь я говорила о твоем письме и о том, как его ждала. Ты тогда его писал, когда я ждала; и меня грызла тоска, конечно, оттого, что ты в это время бродил по Москве и тосковал тоже. Помнишь как? Хотелось зарыться куда-то, выбросить саму себя за пределы себя же, освободиться, что-то вырвать. Ни читать, ни писать, ни мыслить даже.
3190 Такая ли я, как ты меня представляешь, или другая? Ты это спрашиваешь – да. Но я поставила бы этот вопрос, не ожидая тебя. Такая – потому что мне страшно сказать нет; другая – потому что я не хочу давать задатков и обещаний. Если я скажу, что другая – я освобожу и тебя, и себя. Ибо это будет абсолютно, и ты не сможешь подходить ко мне ни с какой меркой, ни с каким требованием.
3191 Ты не верь в меня, я тебя обману. Рано или поздно, но одним словом, даже молчанием я покажу тебе, что ты во мне ошибался, и причиню тебе горе, – потому что никогда не осуществляется до конца желанное или задуманное. И так дорого достается каждый шаг в себе, и всё надо отвоевывать – и во всём сомневаться, за всем следить, а дать себя идеализировать.
3192 И так дорого достается каждый шаг в себе, и всё надо отвоевывать – и во всём сомневаться, за всем следить, а дать себя идеализировать. Нет, я этого не дам; я такова, какова есть – и слава богу, что могу себя сознать и измерить; но мне не нужно, чтобы удлиняли меня или укорачивали. Я боюсь, что ты подходишь ко мне с какой-то готовой формой.
3193 Я боюсь, что ты подходишь ко мне с какой-то готовой формой и хочешь, чтобы я в нее вошла. Какая это ошибка, ибо какое бы ты ни создал обо мне представление, я его не оправдаю, и когда-нибудь, где-нибудь ты увидишь, что торчит неуместившееся в форму. Я могу поручиться только за то, что не сожму себя нарочно, и ты никогда не увидишь меня там, влезшей искусственно.
3194 Я выросла совсем одна. Мне хотелось говорить и меня мучали разные вопросы – я человек ведь. Но родители заботливо добывали мне хлеб и в этом толклись; подруги были тупы и жили в другой плоскости, а больше у меня не было никого. Я была слишком горда, чтобы задавать вопросы родителям, и слишком живуча, чтоб привыкнуть к пониманиям подруг.
3195 И вот я научилась никого не спрашивать и до всего доходить самой. Слишком сильно мне хотелось прежде говорить и спорить, чтобы теперь не молчать, и мои поиски ответов и сопереживаний были слишком велики, чтобы не замкнуться в себе, и только в себе не черпать всего, что кроме общности. И я сильна в себе, это верно.
3196 Я сильна в себе, это верно; всё, что во мне есть, – это всё мое, и мне не надо делиться. Даже если я читаю – сначала иду я, а потом книга: и то, что я хочу, я беру, что не нужно, отбрасываю; во мне нет ничего книжного – ни взгляда, ни мысли: себя создала я. Мне анализ почти не дается, я по природе склонна к синтезу, это мне дает очень много.
3197 Прибавь ко всему этому, что я в жизни пережила очень много горя, и самого реального, житейского; мне и говорить этого не хочется, и я никогда этого не говорю, но ведь это ужасно. Где, когда, отчего – это детали; но главное, что очень страдала. В молодости это прямо губительно – и я давно этим отравлена. В семнадцать лет я чувствовала страшную усталость.
3198 Я закалена и забронирована в свое молчание, это верно. Мне кажется иногда, что я вне времени, вне пространства, что я была всегда, и есть, и буду – не в житейском смысле, а иначе. И я ничего не боюсь, даже возможностей: я сама – возможность, и себя мне не страшно. Потом, я так умею отвлечься от себя, что это меня спасает от всего.
3199 Потом, я так умею отвлечься от себя, что это меня спасает от всего. Я могу всюду жить – если этого потребует жизнь – и быть всем, чем угодно, и всё это будет вне меня, и везде буду только я. Я, например, не представляю себе несчастья, и в минуты самых реальных страданий я умела отвлечься и обобщить.
3200 Я не представляю себе несчастья, и в минуты самых реальных страданий я умела отвлечься и обобщить. Я плакала и мне было очень больно, но я ни на йоту не отказывалась от своих верований и знаний. Мир, природа и я в них для меня не были звуком и красивой фразой: как я их знаю и чувствую – их в себе и себя в них.
3201 Бастиан подошел к креслу, медленно протянул руку, коснулся переплета книги, и в тот же миг в груди у него екнуло, точно захлопнулась дверца капканчика. У него возникло смутное чувство, что от этого прикосновения с ним стало твориться что-то странное, чего уже никак не остановишь. Он взял книгу и оглядел ее со всех сторон.
3202 Он взял книгу и оглядел ее со всех сторон. Переплет был обтянут медно-красным шелком и, чуть повертишь книжку в руках, отливал всеми цветами радуги. Бегло перелистав ее, Бастиан заметил, что напечатана она двумя цветами – красным и зеленым. Картинок в ней не было вовсе, зато главы начинались огромными чудесными буквицами.
3203 Картинок в книге не было вовсе, зато главы начинались огромными чудесными буквицами. Он снова внимательно оглядел переплет и увидел, что на нем изображены две змеи, светлая и темная: вцепившись друг другу в хвост, они образовывали овал. И в этом овале причудливыми, изломанными буквами написано заглавие книги: «История, конца который нет».
3204 Он шел по Невскому проспекту в одиннадцатом часу утра. Он любил воскресный Невский и щурился от избытка хорошего чувства, что испытывал всегда погожим утром. Потом он обратил внимание: навстречу ему неторопливой походкой шел небольшого роста молодой человек в клетчатом пиджаке, покатые плечи раскачивались, твердый взгляд устремлен вперед.
3205 Красота не может познать самоё себя, как это может сделать изощренная мысль, утонченный разум. Красота в красоте и для красоты бессмысленна, нелепа, так же, как, в сущности, и разум для разума, – в этом поедающем самоуглублении нет свободной игры, притяжения и отталкивания, поэтому оно обречено на гибель.
3206 Красота связана с жизнью, жизнь – с любовью, любовь – с человеком. Если прерываются эти связи, погибает вместе с человеком и красота. Книга, написанная на умершей земле, будь она исполнена гениальнейшей гармонии, всего лишь бумажный мусор, потому что цель книги – не крик в пространство, передача мыслей, переселение чувств.
3207 Не надо ни о чем спрашивать, не надо ни в чем сомневаться, не время для вопросов, пока торжественно звучит эта музыка, пока сквозь залитую солнцем листву льется мелодия избавления, освобождения, исполняемая точно в соответствии с замыслом. Еще в вагоне ее сердце жаждало расслышать эти звуки в неровном перестуке колес, еще тогда ее душа разглядела в этих звуках эту долину, уже той же ночью перед ней встало солнце нынешнего утра.
3208 Рисунок – это манера видеть форму. Мне думается, что в наше время тот, кто хочет серьезно заниматься искусством и отвоевать себе в нем хоть маленькое, но свое место, или, по крайней мере, сохранить свою индивидуальность, должен стремиться к уединению. Слишком уж много кругом шума. Можно подумать, что картины делаются, как биржевые цены.
3209 Можно подумать, что картины делаются, как биржевые цены, в сутолоке стремления к наживе и что художники нуждаются в чужом уме и идеях соседа, чтобы что-нибудь создать, точно так же как дельцы нуждаются в чужих капиталах, чтобы заработать деньги. Вся эта суета горячит ум и искажает верность суждения.
3210 Как было бы всё просто, если бы нас соблаговолили оставить в покое. Журналисты надоедают публике нашими произведениями и надоедают нам своими статьями и фразами. Они хотят объяснить, всё объяснить и ничего не объясняют. Как это глупо – заставлять людей смотреть на наши работы. Прекрасное – это тайна.
3211 День прошел в смятении, к вечеру Алексей надел серый костюм, примерил и галстук, но отставил его и взбежал на высокий берег, чтобы лучше приглядеться к дороге на Липки, постоять на том месте, где его поцеловала Тоня, увериться, что оно есть, это место, и густые ветви над ним, и стожок у заречной рощи.
3212 Так или иначе, много лет спустя я понял, что пойманное и как бы остановленное сознанием мгновение самого высшего счастья – это чудотворное соприкосновение мига прошлого с настоящим, навсегда – утраченного с сущей красотой вечного, детского со взрослым, подобно тому, как соединяются золотые сны с явью.
3213 И встает из уголков моей памяти серый, дождливый день, большой деревянный дом неподалеку от переправы через широкую реку, за которой на бугре проступает какой-то расплывчатый в своих очертаниях город, с церквами и садами, что-то не совсем определенное, четкое по предметам, но все-таки большой город.
3214 Главная цель искусства, если есть искусство и есть у него цель, та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека, высказать такие тайны, которые нельзя высказать простым словом. От этого и искусство. Искусство есть микроскоп, который наводит художник на тайны своей души и показывает эти общие всем тайны людям.
3215 Что толку в политических учениях, которые сулят расцвет человека, если мы не знаем заранее, какого же человека они вырастят? Кого породит их торжество? Мы ведь не скот, который надо откармливать, и когда появляется один бедняк Паскаль, это несравненно важнее, чем рождение десятка благополучных ничтожеств.
3216 Никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина. Ты построил свой тихий мирок, замуровал наглухо все выходы к свету, как делают термиты. Ты свернулся клубком, укрылся в своем обывательском благополучии, в косных привычках, в затхлом провинциальном укладе, ты воздвиг этот убогий оплот и спрятался от ветра, от морского прибоя и звезд.
3217 Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты – человек. Нет, ты не житель планеты, несущейся в пространстве, ты не задаешься вопросами, на которые нет ответа: ты просто-напросто обыватель города Тулузы. Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно.
3218 Нет, ты не житель планеты, несущейся в пространстве, ты не задаешься вопросами, на которые нет ответа: ты просто-напросто обыватель города Тулузы. Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно. Глина, из которой ты слеплен, высохла и затвердела, и уже ничто на свете не сумеет пробудить в тебе уснувшего музыканта, или поэта, или астронома, который, быть может, жил в тебе когда-то.
3219 Так от поколения к поколению передается жизнь – медленно, как растет дерево, – а с нею передается и сознание. Какое поразительное восхождение! Из расплавленной лавы, из того теста, из которого слеплены звезды, из чудом зародившейся живой клетки вышли мы – люди – и поднимались всё выше, ступень за ступенью, и вот мы пишем кантаты и измеряем созвездия.
3220 Он из тех больших людей, что подобны большим оазисам, которые могут многое вместить и укрыть в своей тени. Быть человеком – это и значит чувствовать, что ты за всё в ответе. Сгорать от стыда за нищету, хоть она как будто существует и не по твоей вине. Гордиться победой, которую одержали товарищи. И знать, что, укладывая камень, помогаешь строить мир.
3221 Мне всегда была по душе дерзкая трава, что в столице Парагвая высовывает нос из каждой щелки мостовой, – лазутчица, высланная незримым, но вечно бодрствующим девственным лесом, она проверяет, всё ли еще город во власти людей, не пора ли растолкать эти камни. Мне всегда была по душе такая вот заброшенность, по которой узнаешь безмерное богатство.
3222 Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями. Но для этой борьбы ему нужны орудия. Нужен рубанок или плуг. Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку иных ее тайн и добывает всеобщую истину.
3223 Я абсолютно убежден, что написать хорошую картину не легче, чем найти алмаз или жемчужину, – это требует определенных усилий и при этом рискуют головой как художник, так и продавец картины. Но коль скоро ты сумел найти драгоценный камень, не сомневайся больше в себе и поддерживай цену на определенном уровне.
3224 Если бы работа всегда шла так, как в случае с ними, у меня было бы меньше денежных затруднений: чем гармоничнее техника, тем легче воспринимают картину люди. Но этот проклятый мистраль вечно мешает добиваться таких мазков, которые сочетались бы друг с другом и были бы так же проникнуты чувством, как выразительно сыгранная музыка.
3225 Как хотелось бы мне, чтобы нашлось нечто такое, что успокоило и утешило бы нас, что помогло бы нам не чувствовать себя виновными и несчастными и идти по жизни не страдая от одиночества, не сбиваясь с пути, ничего не боясь и не рассчитывая лихорадочно каждый свой шаг, которым мы, сами того не желая, можем причинить зло нашим ближним.
3226 По-видимому, Толстой не верит в воскресение души и тела и, что особенно важно, не верит в небесное воздаяние, то есть смотрит на вещи, как нигилисты. Однако, до некоторой степени в противоположность им, он считает крайне важным, чтобы люди стремились делать хорошо всё, что они делают, так как это, вероятно, единственное, что им остается.
3227 Кончается ли всё со смертью, нет ли после нее еще чего то? Быть может, для художника расстаться с жизнью вовсе не самое трудное? Мне, разумеется, обо всём этом ничего не известно, но всякий раз, когда я вижу звезды, я начинаю мечтать так же непроизвольно, как я мечтаю, глядя на черные точки, которыми на географической карте обозначены города и деревни.
3228 Человек приходит в этот мир не для того, чтобы прожить жизнь счастливо, и даже не для того, чтобы прожить ее честно. Он приходит в мир для того, чтобы создать нечто великое для всего общества, для того, чтобы достичь душевной высоты и подняться над пошлостью существования почти всех своих собратьев.
3229 Теперь прочитать всё написанное в ней не составляло труда, вот только то, что было там написано, сбивало с толку еще больше. Да, это были обычные молитвы, те самые, которые бывший послушник давно уже знал наизусть, только над каждой строкой молитвы была еще одна строка. Вроде, и слова в ней те же самые, только стоят не в том порядке, и буквы кое-где слегка изменены, давая другое звучание слову.
3230 Познай самого себя – есть основное правило. Но неужели вы думаете, что можно познать себя, всматриваясь в себя? Нет. Вы можете познать себя только присматриваясь к тому, что вне вас. Сравнивайте ваши силы с силами других, ваши интересы с их интересами; старайтесь думать о своих интересах как о чем-то второстепенном, преклоняйтесь перед достоинствами других, исходя из уверенности, что в вас, вероятно, нет ничего особенного.
3231 Конец лета – терпкость и сладость, переполненность какой-то безмятежной глубиной. Ласковая рука августа взбивает воздух, перекладывает его медом, румянит яркостью томных вечеров. И ночи расстилает самые бархатные, с крупными звездами. Черничные ночи – вечный приют мечтателей и влюбленных. С неба падают звезды, а с веток – яблоки.
3232 Черничные ночи – вечный приют мечтателей и влюбленных. С неба падают звезды, а с веток – яблоки. И вечерами становится на душе так тихо и так спокойно. В воздухе замирают облака и все не сказанные слова. Хочется молчать и мечтать. Любить кого-то далекого, не встреченного. Любить близкого и родного, и подливать чай, и нарезать пирог с яблоками.
3233 Хочется плакать от переизбытка чувств, когда утомленное солнце, протянув тени сквозь янтарное марево, садится за еще летние леса. Смотреть, замирая, как с ним утонет еще один летний день, один из последних оставшихся, сладких. И как в детстве распознавать в себе эту готовность к чему-то новому, свежему и неожиданному.
3234 И как в детстве распознавать в себе эту готовность к чему-то новому, свежему и неожиданному. Когда рождается уверенность, что мир сделает новый оборот, и ты войдешь в него желанным гостем. Войдешь как в храм, войдешь как в сад. Август будет нежно держать в своих надежных объятиях, баловать и обещать, и любить, словно тебя одну, навсегда.
3235 Если снаружи дом больше напоминает дворец, то изнутри он обставлен необычайно скромно, хотя и с большим вкусом. Особенно хороши вязаные кружевные салфеточки, которые, подобно плющу на стенах дома, оплетают все кресла, полочки и диваны. Паркетный пол до блеска начищен воском. Бабуля надевает тапочки и, продолжая возмущаться, через гостиную направляется к лестнице, ведущей на второй этаж.
3236 У этой планеты есть – вернее, была – одна проблема: большинство живущих на ней людей только и делали, что страдали, так как не находили в жизни счастья. Рождалось множество решений, но почти все они сводились к перераспределению маленьких зеленых клочков бумаги – что само по себе весьма странно, так как кто-кто, а маленькие зеленые клочки бумаги никаких страданий не испытывали, ибо счастья не искали.
3237 Итак, задача не решалась. Многие грустили, а большая часть людей пребывала в отчаянии, даже обладатели электронных часов. Многие люди всё больше укреплялись во мнении, что крупная ошибка была сделана, прежде всего, тогда, когда все поспускались с деревьев. А некоторые говорили, будто даже залезание на деревья было ошибкой, и никому не следовало покидать океаны.
3238 И вот однажды в четверг, приблизительно через две тысячи лет после того, как одного человека прибили к дереву за то, что он рассказывал людям, как чудесно было бы для разнообразия подобреть друг к другу, одна девушка сидела в маленьком кафе. И внезапно она поняла со всей ясностью, что же было не так всё это время.
3239 Теперь она знала, как можно было бы сделать свой мир добрым и счастливым местом. На этот раз всё было верно, всё могло бы получиться, и никого не нужно было бы ни к чему прибивать. К сожалению, прежде чем она сумела добраться до телефона, чтобы кому-нибудь об этом рассказать, разразилась катастрофа, а идея была утеряна навсегда.
3240 Пусть будет это для вас руководящей истиной во всяком добром труде, источником здоровой жизненной энергии: ваше искусство есть прославление того, что вы любите. Оно может быть прославлением камня или морской раковины, прославлением героя или прославлением бога; высота, на которой вы стоите наряду со всем живущим, определяется высотой и величием того, что вы любите.
3241 Есть мелкий род удивления; например, удивление ребенка, который смотрит, как фокусник перебрасывает золотые шары; удивление это низшего порядка. Но неужели вы думаете, что также низменно и не более сильно то удивление, которым наполняют душу человека летящие в ночном небе золотые шары, брошенные сотворившей их Рукою?
3242 Есть мелкий род любопытства; например, любопытство ребенка, отворяющего дверь, которую ему запрещено отворять, слуги, разведывающие дела своего господина; но есть любопытство другого рода, – это благородное любопытство; с опасностью жизни ищет оно истоков великой реки за песчаной пустыней, место великого материка за океаном.
3243 Любопытство еще высшего порядка отыскивает истоки Реки Жизни и место Небесного Материка, – сами ангелы стремятся к такому знанию. Низменна та тревога, с которой вы следите за перипетиями и катастрофами пустого романа, но как вы думаете – не сильнее ли тревога, с которой вы следите, или должны следить, за судьбами умирающей нации, за ее агонией?
3244 Тот, кто видел рождение своего ребенка, как видел я, уже никогда в ней не усомнится в женской силе. Они сильнее нас. Для них не существует глупостей – только главное. Жизнь, дети, свобода. Они не видят смысла в вечной жизни – они продолжаются в детях, и этого достаточно. Они не завоеватели – им и так принадлежит мир, потому что они способны создать новую жизнь.
3245 Сейчас Николай был полон сил и уверенности, что начинает новый жизненный путь, ведущий к знанию. Везя теперь Левушку в теплой одежде и со всем доступным комфортом, Николай вспомнил их первое путешествие, как этап ада. Он лишь весело улыбался слуге и брату, морщившимся от духоты и плохих постелей в заезжих дворах.
3246 Гармония семьи состоит не в том, чтобы все ее члены думали и действовали одинаково, имели или не имели тайн друг от друга. Она состоит в царственно расточаемой любви, где никто не требует обязательств друг от друга, в той высочайшей чести, где нет слов о самопожертвовании, а есть мысль о помощи, о радости быть полезным другому.
3247 Повислые под кручей частые длинные корни деревьев теперь под темными сводами берега превратились в сосульки и, нарастая больше и больше, достигли воды. И когда ветерок, даже самый ласковый, весенний, волновал воду и маленькие волны достигали под кручей концов сосулек, то волновали их, они качались, стуча друг о друга, звенели, и этот звук был первый звук весны, эолова арфа.
3248 Вегетарианство не имеет ничего общего с религией: в своей основе это нечто научное. Оно не имеет ничего общего с моралью, но у него много общего с эстетикой. Нельзя поверить, что чувствительный, сознательный, понимающий, любящий человек может есть мясо. А если он ест мясо, то что-то упущено – он всё еще где-то не осознает, что он делает, не осознает значение своих поступков.
3249 Не подражай, потому что подражание создает глупость. Вы рождаетесь с безмерной возможностью разума. Вы рождаетесь со светом внутри. Слушайте этот тихий голос внутри, и он даст вам направление. Никто другой не может дать вам направление, никто другой не может стать моделью для вашей жизни, потому что вы уникальны. Никогда раньше не было никого, в точности похожего на вас, и никогда больше никого похожего на вас не будет.
3250 Следуя другим, вы можете привить себе красивый характер, но не сможете добиться красивого сознания, а пока у вас нет красивого сознания, вы никогда не сможете быть свободны. Вы будете спотыкаться в темной ночи души. Только ваш внутренний свет может стать рассветом. Но обычное человеческое существо не хочет быть свободным. Оно хочет быть зависимым. Оно хочет, чтобы им кто-то руководил.
3251 Говорят, что завтра никогда не приходит. Но, как бы часто об этом ни говорили, кажется, большинство из нас склонно забывать об этом. В действительности, один и единственный результат откладывания – это отупляющее и вызывающее депрессию чувство незавершенности. Вы почувствуете свободу и простор, если отбросите все двойственные мысли, которые мешают вам действовать сейчас.
3252 Самая великая бедность из всех – это отсутствие любви. Человек, который не развил способность любить, живет в своем личном аду. Человек, полный любви, находится в раю. Вы можете смотреть на человека как на замечательное и уникальное растение, которое способно к созданию и нектара, и яда. Если человек живет ненавистью, он пожинает урожай яда; если он живет любовью, он собирает цветы, наполненные нектаром.
3253 Мы говорим о книгах так, будто они – голоса самой жизни, тогда как они – только ее слабое эхо. Сказки прелестны как сказки, они ароматны, как первоцвет после долгой зимы, и успокаивают, как голоса грачей, замирающие с закатом солнца. Но мы больше не пишем сказок. Мы изготавливаем «человеческие документы» и анатомируем души.
3254 Мы читаем книги единственно для того, чтобы посредством чтения расширить пределы нашего личного опыта. Если книга в этом отношении не дает нам ровно ничего, ни одного нового факта, ни одного оригинального взгляда, ни одной самостоятельной идеи, если она ничем не шевелит и не оживляет нашей мысли, то мы называем такую книгу пустой.
3255 Созерцай устройство этого мира, слушай слова мудрых и принимай всё хорошее и доброе как свое. Опираясь на это, открой свою собственную дверь к истине. Не прогляди истину, которая прямо перед тобой. Изучай течение воды в ручье, плавно и свободно огибающем камни. Учись также у святых книг и умудренных людей. Всё вокруг – даже горы, реки, травы и деревья – должно стать твоим учителем.
3256 Всем известно, как тихи кладбища. Библиотека – самое веселое из них. Тут уж покойники в полном составе: они не сделали ничего плохого, лишь писали. От книги исходит аромат склепа. Вот тут начинается странный процесс, которую он называет чтением. С одной стороны, это обретение: он передает свое тело мертвым, чтобы они могли ожить. С другой – это общение с потусторонним миром.
3257 Сейчас для меня совершенно очевидно, что самое большое влияние на человека оказывают книги, которые он прочел, и люди, которых он встретил. Вот что братья и сестры должны знать про книги: самое важное понимать прочитанное правильно. Хорошо уметь читать, но очень плохо уметь читать и не уметь понимать прочитанное.
3258 Вы спрашиваете, зачем вообще человеку читать. Приведу пример: организмы человека и обезьяны очень близки по всем своим характеристикам. Но обезьяны не читают, а человек читает книги. Культура и разум – вот основное отличие человека от обезьяны. А разум основан на обмене информацией и языке. И величайший инструмент обмена информацией – именно книга.
3259 Если вы испытываете недостаток в том чувстве, вы не художник и никогда не станете художником, и это пустая трата времени, чтобы развлечь возможность, это ремесло, приобретенное посредством исследования, наблюдения, и практики, может улучшиться благодаря непрерывной работе, но инстинкт искусства является врожденным.
3260 Источником доброго является всякое подлинное искусство. Оно в самой основе своей нравственно именно потому, что вызывает в читателе, в зрителе – во всяком, кто его воспринимает, – сопереживание и сочувствие к людям, ко всему человечеству. Лев Толстой говорил об объединяющем начале искусства и придавал этому его качеству первостепенное значение.
3261 Благодаря своей образной форме искусство наилучшим способом приобщает человека к человечеству: заставляет с большим вниманием и пониманием относиться к чужой боли, к чужой радости. Оно делает эту чужую боль и радость в значительной мере своими. Искусство в самом глубоком смысле этого слова человечно.
3262 Я не знаю, какими эпитетами еще выразить свой восторг перед искусством, перед его произведениями, перед той ролью, которую оно играет в жизни человечества. И самая большая ценность, которой награждает человека искусство, – это ценность доброты. Награжденный даром понимать искусство человек становится нравственно лучше, а следовательно, и счастливее.
3263 Жизнь – самая большая ценность, какой обладает человек. Если сравнить жизнь с драгоценным дворцом со многими залами, которые все щедро разнообразны и все не похожи друг на друга, то самый большой зал в этом дворце, настоящий тронный зал, – это зал, в котором царствует искусство. Это зал удивительных волшебств.
3264 Награжденный даром понимать искусство человек становится нравственно лучше, а следовательно, и счастливее. Ибо награжденный через искусство даром доброго понимания мира, окружающих его людей, прошлого и далекого человек легче дружит с другими людьми, с другими культурами, с другими национальностями, ему легче жить.
3265 Богатства, которые дает человеку понимание произведений искусства, невозможно отнять у человека, и они всюду, их надо только увидеть. А зло в человеке всегда связано с непониманием другого человека, с мучительным чувством зависти, с еще более мучительным чувством недоброжелательности, с недовольством своим положением в обществе, с вечной, снедающей человека злобой, разочарованием в жизни.
3266 Искусство освещает и одновременно освящает жизнь человека. Оно делает его добрее, а следовательно, счастливее. Но понимать произведения искусства далеко не просто. Этому надо учиться – учиться долго, всю жизнь. Ибо остановки в расширении своего понимания искусства не может быть. Может быть только отступление назад – в тьму непонимания. Ведь искусство сталкивает нас всё время с новыми и новыми явлениями, и в этом громадная щедрость искусства.
3267 Как же научиться понимать искусство? Как совершенствовать в себе это понимание? Какими качествами нужно для этого обладать? Я не берусь давать рецепты. Я ничего не хочу утверждать категорически. Но то качество, которое мне всё же представляется наиболее важным в настоящем понимании искусства, – это искренность, честность, открытость к восприятию искусства.
3268 Я не берусь давать рецепты. Я ничего не хочу утверждать категорически. Но то качество, которое мне всё же представляется наиболее важным в настоящем понимании искусства, – это искренность, честность, открытость к восприятию искусства. Пониманию искусства следует учиться прежде всего у самого себя – у своей искренности.
3269 Я лично никогда не мог решить, что досаднее: мчаться две мили что есть духу и, добежав до станции, убедиться, что до отхода поезда остается еще три четверти часа, или же всё время идти не торопясь, поболтаться у кассы, беседуя с каким-нибудь местным идиотом, затем, с развальцем, не спеша, выйти на платформу и – увидеть поезд, уходящий у вас из-под самого носа.
3270 Во взгляде человеческом есть какая-то мощная сила, какие-то неведомые, но живые излучающие флюиды, для которых не существует ни пространства, ни препятствия. Этого волшебного излучения никогда не могут переносить люди обыкновенные и обыкновенно настроенные; им становится тяжело, и они невольно отводят глаза, отворачивают головы в первые же моменты взгляда.
3271 Как великолепны взоры, которые он бросает на свою очаровательную даму. Тут и гусарская неотразимая победоносность, и рыцарское преклонение перед женщиной, для которой он готов на любую глупость, вплоть до смерти, и игривое лукавство, и преувеличенные комплименты, и жестокая гибель всем его соперникам, и легкомысленное обещание любви до гробовой доски или по крайней мере на сутки.
3272 Как долго памятна будет мне эта таинственная ночь, в которую лето сделалось осенью. Было в ней что-то напряженное, и страстное, и нежное, и больное, как в последней ласке перед разлукой, как в долгом прощальном поцелуе, смешанном со слезами. Неподвижные облака на небе, внимательные звезды, тихое море, томные деревья – всё притаилось в чутком и тревожном ожидании, в молчании, в предчувствии.
3273 И вот я еду сегодня на велосипеде по узкой извилистой дорожке парка. Хрустит и взвизгивает гравий под колесами. Левая сторона лица моего обращена к солнцу, и ей тепло, а правой холодно. По бокам дорожки – плотные, мелкие кусты. Сквозь них теперь сквозит небо и кажется таким густым, таким невероятно синим.
3274 Плачет беззлобная, смирившаяся зависть. Оставленные пустые дачи. Окна криво забиты снаружи досками. Кругом сор – тот сор, который всегда остается от дачников. На клумбах среди обнаженной черной земли доцветают яркие астры и георгины. Я слышу их травянистый, меланхолический осенний запах. Здравствуй, осень моей жизни!
3275 Так я думал тогда, но теперь моя душа не воспринимает уже более этой поэтической, нежной печали: в ней бессильно и горько шевелится только грусть по прежней грусти. Плачет беззлобная, смирившаяся зависть. Оставленные пустые дачи. Окна криво забиты снаружи досками. Кругом сор, который всегда остается от дачников.
3276 Вечером к нам на балкон приходят чужие брошенные голодные собаки. Они тихо жмутся к ногам и робко заглядывают в глаза просящими глазами. Они останутся здесь на зиму. Мне страшно думать о тех лютых ночах, когда они будут дрожать от холода и ужаса в снегу. Море ревет в эти ночи, и деревья стонут от ветра, и кругом не горит ни одного огня.
3277 По праздникам к нам уже больше не наезжают нарядные парочки, которые ходят, обнявшись и колеблясь от любви и оттого, что не смотрят на дорогу, а на небо или в глаза друг другу. Зато приезжают мрачные люди, с галстуками на боку, с растерянным взглядом и ходят в одиночку по глухим местам у моря и в парке.
3278 Вот место, где одной ночью в начале июня моего лица неожиданно коснулась ветка сирени, и я вздрогнул, сначала от испуга, а потом от счастья, потому что мне показалось, что это цветок поцеловал меня в щеку. Вот еще одно место. Здесь я встретил одну девушку. Она была мне незнакома, и я потом не встречал ее больше.
3279 Вот еще одно место. Здесь я встретил одну девушку. Она была мне незнакома, и я потом не встречал ее больше. Из глаз ее лился снопами голубой свет, в котором было всё: радость жизни, восторг молодости, сияющее счастье первой любви. Помню, я улыбнулся, и она ответила мне – она улыбнулась так лучезарно, так виновато, так прекрасно и легкомысленно.
3280 Помню, я улыбнулся, и она ответила мне – она улыбнулась так лучезарно, так виновато, так прекрасно и легкомысленно. Она прошла дальше. Я оглянулся. Она не шла, а точно танцевала, не касаясь ногами земли, как мотылек, опьяненный светом. И мне захотелось упасть на землю и целовать те места, на которые ступали ее белые туфли. Почему? Я не знал этого.
3281 Бывало, в раннем детстве, вернешься после долгих летних каникул в пансион. Всё серо, казарменно, пахнет свежей масляной краской и мастикой, товарищи грубы, начальство недоброжелательно. Пока день – еще крепишься кое-как, хотя сердце нет-нет – и сожмется внезапно от тоски. Занимают встречи, поражают перемены в лицах, оглушают шум и движение.
3282 Детские скорби жгучи, но они растают во сне и навсегда исчезнут с завтрашним солнцем. Мы, взрослые, не чувствуем их так страстно, но помним дольше и скорбим глубже. Вскоре после похорон Чехова, возвращаясь с панихиды, бывшей на кладбище, один большой писатель сказал простые, но полные значения слова.
3283 Теперь, когда Чехова нет, особенно мучительно чувствуешь, как драгоценно было каждое его слово, улыбка, движение, взгляд, в которых светилась его прекрасная, избранная, аристократическая душа. Жалеешь, что не всегда был внимателен к тем особенным мелочам, которые иногда сильнее и интимнее говорят о внутреннем человеке, чем крупные дела.
3284 Жалеешь, что не всегда был внимателен к тем особенным мелочам, которые иногда сильнее и интимнее говорят о внутреннем человеке, чем крупные дела. Упрекаешь себя в том, что из-за толкотни жизни не успел запомнить, записать много интересного, характерного, важного. И в то же время знаешь, что эти чувства разделяют с тобой все те, кто был близок к нему, кто истинно любит его.
3285 В то же время знаешь, что эти чувства разделяют с тобой все те, кто был близок к нему, кто истинно любит Чехова, как человека несравненного душевного изящества и красоты, кто с вечной признательностью будет чтить его память, как память одного из самых замечательных русских писателей. К любви, к нежной и топкой печали этих людей я обращаю настоящие строки.
3286 Они опять сидят на скамейке, слушая музыку. Теперь они прямо глядят друг другу в глаза, не отрываясь ни на мгновение. Люди редко глядят так пристально один на другого. Во взгляде человеческом есть какая-то мощная сила, какие-то неведомые, но живые излучающие флюиды, для которых не существует ни пространства, ни препятствия.
3287 Кажется, что сейчас же с радостью отдал бы всю остальную жизнь, перенес бы всяческие мучения за один только день того светлого, прекрасного существования, которое никогда не повторится. Кажется, ловил бы каждое милое, заботливое слово и заключал бы его навсегда в памяти, впивал бы в душу медленно и жадно, капля по капле, каждую ласку.
3288 Кажется, ловил бы каждое милое, заботливое слово и заключал бы его навсегда в памяти, впивал бы в душу медленно и жадно, капля по капле, каждую ласку. И жестоко терзаешься мыслью, что по небрежности, в суете и потому, что время представлялось неисчерпаемым, – ты не воспользовался каждым часом, каждым мгновением, промелькнувшим напрасно.
3289 Тогда и понимаешь впервые весь потрясающий ужас двух неумолимых вещей: невозвратимости прошлого и чувства одиночества. Кажется, что сейчас же с радостью отдал бы всю остальную жизнь, перенес бы всяческие мучения за один только день того светлого, прекрасного существования, которое никогда не повторится.
3290 Ялтинская дача Чехова стояла почти за городом, глубоко под белой и пыльной аутской дорогой. Не знаю, кто ее строил, но она была, пожалуй, самым оригинальным зданием в Ялте. Вся белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного стиля, с вышкой в виде башни.
3291 Вся белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного стиля, с вышкой в виде башни, с неожиданными выступами, со стеклянной верандой внизу и с открытой террасой вверху, – дача походила бы на здания в стиле модерн, если бы в ее плане не чувствовалась чья-то внимательная и оригинальная мысль, чей-то своеобразный вкус.
3292 Цветничок был маленький, далеко не пышный, а фруктовый сад еще очень молодой. В последние годы сад уже начал приносить кое-какие плоды, доставляя Антону Павловичу много забот и трогательного, какого-то детского удовольствия. Когда наступало время сбора миндальных орехов, то их снимали и в чеховском саду. Лежали они обыкновенно маленькой горкой в гостиной на подоконнике, и, кажется, ни у кого не хватало жестокости брать их, хотя их и предлагали.
3293 Эта мысль о красоте грядущей жизни, так ласково, печально и прекрасно отозвавшаяся во всех его последних произведениях, была и в жизни одной из самых его задушевных, наиболее лелеемых мыслей. Как часто, должно быть, думал Чехов о будущем счастье человечества, когда по утрам молчаливо подрезал свои розы, еще влажные от росы, или внимательно осматривал раненный ветром молодой побег.
3294 Приходил постоянно на эти невинные забавы некто господин Покорни. Сверстникам Александрова он казался стариком, хотя вряд ли ему было больше тридцати пяти лет: таков уж условный масштаб юности. Надо сказать, что в этой молодой и веселой компании господин Покорни был не только не нужен, но, пожалуй, даже и тяжел.
3295 Жалко стало Александрову, что расстроилось, расшаталось крепкое дружеское гнездо. Смутно начинал он понимать, что лишь до семнадцати, восемнадцати лет мила, светла и бескорыстна юношеская дружба, а там охладеет тепло общего тесного гнезда, и каждый брат уже идет в свою сторону, покорный собственным влечениям и велению судьбы.
3296 Дружба Александрова с Венсаном с каждым днем становилась крепче. Хотя они вышли из разных корпусов и Венсан был старше на год. Вероятно, выгибы и угибы их характеров были так расположены, что в союзе приходились друг к другу ладно, не болтаясь и не нажимая. На лекциях они всегда сидели рядом и помогали один другому.
3297 Остро очиненным карандашом, на глаз или при помощи линейки, они старательно вымеряли длину усов друг друга и вычерчивали ее на бумаге. Чтобы было повиднее, Александров обводил свою карандашную линию чернилами. За такими занятиями мирно и незаметно протекала лекция, и молодым людям никакого не было дела до идеала автора.
3298 Мне отлично известно, что к смелому человеку исцеление приходит, так сказать, изнутри: оно достигается примирением со страданием и смертью, отказом от желаний и самолюбия. Но мне это не подходит: я люблю живопись, люблю видеть людей, вещи, словом, всё, из чего складывается наша – пусть искусственная – жизнь.
3299 Какая любопытная вещь мазок, прикосновение кисти к холсту! Художник, работая на воздухе под ветром, солнцем и взглядами зевак, заполняет холст кое-как, по мере сил, но вместе с тем схватывает в натуре то, что в ней есть подлинного и существенного, а в этом и состоит главная трудность. Лишь потом у него получается нечто более гармоничное и приятное для глаза.
3300 Погода и благодарность – родные: одна родилась в природе, другая – в душе человека. И чувство гармонии в душе человека вышло из благодарности. И вот в это чудесное утро благодарю за чудесные темнеющие стручки акации с ее маленькими птичками, и нагруженные подарками для белок еловые вершины, и за всякую вещь, переданную человеку от человека.
3301 Было во время дождя: катились навстречу друг другу по телеграфной проволоке две капли. Они бы встретились и одной большой каплей упали на землю, но пролетающая мимо птица задела проволоку, и капли упали на землю до встречи друг с другом. Вот и всё о каплях, и их судьба для нас исчезает в сырой земле.
3302 Так много волнующих книг написано о возможности встречи двух стремящихся одно к другому существ, что довольно бегущих по проволоке двух дождевых капель, чтобы заняться новой возможностью встреч в судьбе человеческой. Лучшее движение души русского человека это к другу, за друга (выручить, вызволить, постоять за).
3303 Обтяпал двадцать кустов черной смородины, и когда устал, то почувствовал обман мечты, завлекающей делать сад. Будь у меня земля в то время, когда зарождалась эта мечта, и выйди я тогда на эту работу, я был бы отличным садовником. Но сада у меня не было, я стал работать над словом и вырастил сад из слов такой большой, что в нем тысячи гуляют и миллионы пройдут в нем.
3304 Талант сам по себе, как сила природы, не ценится, и тот писатель, у которого только талант, обыкновенно живет короткое время для современников. Важно, через какие препятствия пробился талант. Самое главное препятствие для выявления таланта – интеллект со своей логикой и нравственность со своей стыдливостью, целомудрием.
3305 Можно самому быть пьяницей и вообще с собой можно делать, что угодно, но если рядом с этим рождается поэзия, мы прощаем поэту его поведение. Есть поведение, невозможное для поэзии, и есть поведение, как путь в поэзию. Талант сам по себе, как сила природы, не ценится, и тот писатель, у которого только талант, обыкновенно живет короткое время для современников.
3306 Так и в художественных произведениях талант автора интересен нам главным образом тем, как он разворотил, в какие сочетания поставил горы человеческого интеллекта и общественных чувств. Спящая голова творит свободно такие вещи, каких наяву никто не создаст, и бред сумасшедших иногда полон музыки и красок природы, бесконечно талантлив, но не ценится.
3307 У края дороги, среди лиловых колокольчиков цвел кустик мяты. Я хотел сорвать цветок и понюхать, но небольшая бабочка, сложив крылышки, сидела на цветах. Не хотелось расстраивать бабочку из-за своего удовольствия, и я решил подождать немного и стал записывать, стоя у цветка, одну свою мысль в книжку.
3308 Мы в природе соприкасаемся с творчеством жизни и соучаствуем в нем, присоединяя к природе прирожденное нам чувство гармонии. Всё это – какое-то чистое и единственное человеческое чувство и мысль, соприкасаясь с природой, – вспыхивает, оживает; сам человек встает весь – происходит какое-то восстановление нарушенной гармонии.
3309 Первое в нашем уме, что он от природы такой, значит то же, что дар или талант. Второе свойство нашего ума, что он непременно находится в согласии с сердцем. Так что общее понятие разума в нашем языке разбивается на две категории: одна – всё, что от разума, ближе к хитрости, и то, что ближе к мудрости, то есть к сердечному уму.
3310 Поднимать свои чувства от сердца вверх к голове, там их рассматривать, прояснять, проявлять, дополнять, так разделенные мертвой водой головы опять опускать, опять соединять в живой воде сердца и потом, подняв вверх, стальным пером черным по белому начертать узоры мыслей, – вот в чем искусство писателя.
3311 То, что мы, русские, в просторечии называем ум, мало имеет общего с тем умом, который переводится на иностранные языки и для всех означает разум. Наш ум не зависит от образования, развития и всего подобного, относящегося скорее к хитрости, чем собственно к уму. Первое в нашем уме, что он от природы такой, значит то же, что дар или талант. Второе свойство нашего ума, что он непременно находится в согласии с сердцем.
3312 Так что общее понятие разума в нашем языке разбивается на две категории: одна – всё, что от разума, ближе к хитрости, и то, что ближе к мудрости, то есть к сердечному уму. Сердечная мысль есть величайшее богатство души, и для нее должна быть создана особая наука, обращенная к духу: наука о том, как нужно создавать, охранять и расходовать сердечную мысль и порождаемое ею внимание к миру.
3313 Наивность при других хороших данных – почти сила, которой можно долго двигаться: наивный человек ведь слеп лишь на самое близкое, что знает даже дурак. И вот эта наивность, минуя близкое, всем видимое, может дать зрение на более далекое, во всякой случае такое, чего обыкновенно не видят. Но если наивность прошла, то вернуть ее так же невозможно, как девственность.
3314 Мне сегодня представилось, что так легко можно написать свою долго носимую в душе вещь, если трудные главы не выписывать, а оставлять в наброске. Важно добраться до интересного, когда будет писаться само собой, и оно определит, оформит материал предыдущего. Как доберусь домой, так и начну и кончу. По секрету сказать, глупость необходима в поэзии.
3315 Живи с теми же самыми людьми и вещами постоянно, и все равно, если ты поэт, ты должен увидеть их так, будто никогда не видел. Сила первого взгляда есть основная сила поэзии. Поэзия – это дар быть умным без ума. От чужой мысли всегда веет холодом, и она оттого похожа на планету когда-то горевшую, а теперь холодную и освещенную чужим светом.
3316 Поэзия – это дар быть умным без ума. От чужой мысли всегда веет холодом, и она оттого похожа на планету когда-то горевшую, а теперь холодную и освещенную чужим светом. Но есть в мире мысль, еще никем не высказанная, как планета, на которой органическая жизнь еще впереди. Это мысль, еще не открытая людьми, но мы ее чувствуем.
3317 Тоска по человеку и страх одиночества, когда я нашел себя, вдруг исчезли: и человек свой родной и близкий оказался на всяком месте. Человек близкий везде и всюду, только надо быть самому свободным, сильным, здоровым душой. Давайте же помогать и удивляться этим людям в первую очередь, а потом уж пойдем к труждающимся и обремененным. Это маленький вариант милосердия.
3318 Есть в осени первоначальной хрустальный день. Вот он и теперь. Тишина. Не шевелится ни один листик вверху, и только внизу на неслышном сквознячке трепещет на паутинке сухой листик. В этой хрустальной тишине деревья и старые пни ушли в себя, и их не было, но, когда я вышел на полянку, они заметили меня и вышли из своего оцепенения.
3319 От нашего класса у меня остались воспоминания и одна фотография. Групповой портрет с классным руководителем в центре, девочками вокруг и мальчиками по краям. Фотография поблекла, а поскольку фотограф старательно наводил на преподавателя, то края, смазанные еще при съемке, сейчас окончательно расплылись.
3320 Фотография поблекла, а поскольку фотограф старательно наводил на преподавателя, то края, смазанные еще при съемке, сейчас окончательно расплылись; иногда мне кажется, что расплылись они потому, что мальчики нашего класса давно отошли в небытие, так и не успев повзрослеть, и черты их растворило время.
3321 Ливьен прекрасно сознавала, что думатель походит на куколку лишь по капризу природы. Но сходство это в сочетании с беспомощностью задевали ее материнские чувства. Несмотря на отвратительный характер всех без исключения думателей, Ливьен иногда испытывала к ним приливы безотчетной нежности. Как восхищала ее мудрость природы, создавшей бабочек, так же не переставала поражать ее и неисповедимость путей эволюции, произведшей на свет думателя.
3322 Как восхищала ее мудрость природы, создавшей бабочек, так же не переставала поражать ее и неисповедимость путей эволюции, произведшей на свет думателя – тварь не способную ни на что, даже на самозащиту и добычу пищи. Но умеющую думать. Думать на порядок быстрее и эффективнее любой, пусть даже самой что ни на есть способной, бабочки.
3323 Тварь не способную ни на что, даже на самозащиту и добычу пищи. Но умеющую думать. Думать на порядок быстрее и эффективнее любой, пусть даже самой что ни на есть способной, бабочки. Думать и телепатически передавать результаты своих размышлений оператору. Новые технологии, изобретения, прекрасные произведения искусства – всем этим маака обязаны думателям.
3324 Поход обошелся без приключений. Котомки были наполнены, и команда вернулась в целости и сохранности. В принципе, бабочки почти не нуждаются в пище. Питание – основное занятие гусеницы, ее удел и смысл существования. Бабочке же для поддержания жизнедеятельности достаточно слегка перекусить один раз в пять-семь дней.
3325 Разве требую я от вас невыполнимых жертв? Откройте мне свои горести, я всё пойму. Ваши страхи, ваши любовные капризы, трудности вашего положения – ничто, ничто не может поколебать огромную мою любовь к вам, не может даже смутить чистоту моих чувств. Давайте же вместе подумаем, с чем возможно примириться, а что необходимо побороть.
3326 Давайте же вместе подумаем, с чем возможно примириться, а что необходимо побороть, и если существует нечто, чего нельзя распутать, а надо сразу же разрубить, положитесь в этом на меня. Не быть откровенной в такую минуту – это бесчеловечно с вашей стороны, ибо я уже говорил вам: жизнь моя вся подчинена лишь одной вашей воле, и вы знаете, что нет у меня большего желания, как ради вас умереть.
3327 Для нашего поколения, родившегося на свет в дни революционных бурь, когда все верования были разбиты, воспитанного в смутном сознании веры, ограничивающемся только видимостью и более преступном в своем безразличии, чем нечестие и ересь, – для нас трудно в минуту необходимости возвести в своем сердце то мистическое здание, образ которого носят в себе люди чистые и простые сердцем.
3328 Для нас трудно в минуту необходимости возвести в своем сердце то мистическое здание, образ которого носят в себе люди чистые и простые сердцем. Древо познания – это не древо жизни. Но можем ли мы отбросить сразу приобретения разума, отвергнуть всё хорошее и дурное, что было накоплено мыслью стольких поколений? Неведению нельзя научиться.
3329 Древо познания – это не древо жизни. Но можем ли мы отбросить сразу приобретения разума, отвергнуть всё хорошее и дурное, что было накоплено мыслью стольких поколений? Неведению нельзя научиться. Я питаю лучшую надежду на благость бога. Быть может, уже близится обещанное время, когда познание совершит полный круг анализа и синтеза, веры и отрицания.
3330 Догматы и обряды различных религий, как мне казалось, связывались таким образом, что каждая из них обладала некоторой частью тайны, которая определяла их рост и охраняла существование. Эти формулы могли терять силу, исчезать, одни расы сменялись другими, но ни одна из них не могла ни победить, ни быть побежденной иначе, как духом.
3331 Понятие, которое я составил себе о существовании, слишком хорошо совпадало с моим чтением, чтобы отныне я стал сомневаться в откровениях прошлого. Догматы и обряды различных религий, как мне казалось, связывались таким образом, что каждая из них обладала некоторой частью тайны, которая определяла их рост и охраняла существование.
3332 Твоя беда в том, что ты смешиваешь мир с тем, что делают люди. Но ты не одинок в этом – каждый из нас делает это. Вещи которые делают люди, являются щитами против сил, которые нас окружают. То что мы делаем как люди, по праву очень важно, но только как щит, оно дает нам чувство безопасности, удобство и возможность видеть и надеяться на перспективу.
3333 То что мы делаем как люди, по праву очень важно, но только как щит, оно дает нам чувство безопасности, удобство и возможность видеть и надеяться на перспективу. Мы позволяем этим щитам господствовать и попирать нашу жизнь. Фактически для человечества то что оно делает, важнее и значимей чем сам мир.
3334 Человеку нужна только безупречность, энергия. А начинается всё с какого-нибудь одного действия, которое должно быть целенаправленным, точным и осуществляемым с непреклонностью. Повторяя такое действие достаточно долго, человек обретает несгибаемое намерение. А несгибаемое намерение может быть приложено к чему угодно. И, как только оно достигнуто – путь свободен.
3335 Мне противны люди, которые презирают деньги. Это либо лицемеры, либо дураки. Деньги – это шестое чувство, без него вы не можете как следует пользоваться остальными пятью. Не имея приличного заработка, вы лишены половины того, что дает жизнь. Единственное, чего нельзя себе позволять, – это тратить больше, чем зарабатываешь.
3336 Люди говорят, будто нужда – это шпора, которая подгоняет художника. Тот, кто так говорит, никогда не чувствовал, как острое железо впивается в тело. Он не знает, как нужда растлевает душу. Она подвергает бесчисленным унижениям, подрезает крылья, как язва въедается в сердце. Не нужно богатства, но дайте же человеку столько, чтобы он мог сохранить свое достоинство, творить без помехи, быть щедрым, великодушным и независимым.
3337 Филип был обескуражен, больше того, раздосадован, но самолюбие его было затронуто куда больше, чем сердце. Он от себя этого не скрывал. Постепенно до него дошло, что боги сыграли с ним знатную шутку, и он невесело усмехнулся. Человека не очень-то тешит способность смеяться над собственной глупостью.
3338 В этот день нечего было и думать о прогулке. Правда, утром мы еще побродили часок по дорожкам облетевшего сада, но после обеда (когда не было гостей, миссис Рид кушала рано) холодный зимний ветер нагнал угрюмые тучи и полил такой пронизывающий дождь, что и речи не могло быть ни о какой попытке выйти еще раз.
3339 Я была освобождена от участия в этой семейной группе; как заявила мне миссис Рид, она весьма сожалеет, но приходится отделить меня от остальных детей, по крайней мере до тех пор, пока Бесси не сообщит ей, да и она сама не увидит, что я действительно прилагаю все усилия, чтобы стать более приветливой и ласковой девочкой.
3340 Пока она сама не увидит, что я действительно прилагаю все усилия, чтобы стать более приветливой и ласковой девочкой, более уживчивой и кроткой, пока она не заметит во мне что-то более светлое, доброе и чистосердечное; а тем временем она вынуждена лишить меня всех радостей, которые предназначены для скромных, почтительных деток.
3341 Задавленный каменными стенами Лондона, он стал чахнуть; душа, которой он в себе не подозревал, забилась, как зажатый в кулаке воробышек, – он судорожно глотает воздух и не может унять перепуганное сердце; его угнетала тоска по бескрайнему небу и открытым, безлюдным просторам, среди которых прошло его детство.
3342 Несколько дней в неделю по утрам он практиковался в перевязочной для приходящих больных, радуясь, что может заработать немножко денег, обучался, как надо выслушивать больного и пользоваться стетоскопом. Учился он и готовить лекарства. Он с жадностью кидался на всё, в чем был хотя бы намек на пользу для человека.
3343 Третий студент, у которого был голос и дар имитации – он пользовался успехом на студенческих вечерах в институте, подражая знаменитым комикам, – променял больницу на опереточный хор. Еще один студент – его судьба заинтересовала Филипа, потому что неотесанный вид и манера выражаться одними междометиями не предполагали в нем душевных глубин, – вдруг почувствовал, что задыхается в городе.
3344 В течение следующих трех месяцев Филип изучал науки, с которыми он был еще незнаком. Беспорядочная толпа людей, поступивших в медицинский институт почти два года назад, заметно поредела: кое-кто ушел, выяснив, что экзамены сдавать куда труднее, чем казалось; других забрали домой родители, которые испугались дороговизны жизни в Лондоне; третьи просто решили переменить профессию.
3345 Один знакомый Филипу юноша изобрел остроумный способ зарабатывать деньги: он покупал различные вещи на распродажах и закладывал их в ломбард; однако вскоре он счел еще более выгодным закладывать вещи, купленные в кредит; в больнице поднялась суматоха когда его имя появилось в уголовной хронике. Дело отложили; расстроенный отец дал поручительство, и молодой человек отправился на море «нести бремя белого человека».
3346 Эта наивность, минуя близкое, всем видимое, может дать зрение на более далекое, во всякой случае такое, чего обыкновенно не видят. Но если наивность прошла, то вернуть ее так же невозможно, как девственность. Сильно талантливый человек не может быть очень умным, потому что при одном уме – злость и холод, а талант греет, и ум на таланте как бы на теплой лежанке.
3347 Опять пропотеешь, и так густо, что вот кажется, через рубашку трава проросла, и по траве паутина в холодное утро поднялась каплями росы и засверкала. Тогда всё книжное, начитанное, надуманное исчезает, и если приходит в голову мысль – верь ей! Это своя мысль, проросшая из своей головы, как мох из пенька.
3348 Когда я ее вспоминаю, то вижу длинный список красок, но сильнее всего отзываются те три, в которых я видел ее во плоти. Бывает, мне удается воспарить высоко над теми тремя мгновениями. Я зависаю на месте, а гнилостная истина кровит, пока не приходит ясность. Вот тогда я и вижу, как они встают в формулу.
3349 Буду рассматривать места, где мы пересекаемся, изумляться тому, что видела эта девочка и как она выжила. Лучше я сделать все равно ничего не смогу – тут можно лишь смотреть, как всё встраивается в общую картину того, что я тогда видел. Когда я ее вспоминаю, то вижу длинный список красок, но сильнее всего отзываются те три, в которых я видел ее во плоти.
3350 В самом деле, нет ничего досаднее, как быть, например, богатым, порядочной фамилии, приличной наружности, недурно образованным, не глупым, даже добрым, и в то же время не иметь никакого таланта, никакой особенности, никакого даже чудачества, ни одной своей собственной идеи, быть решительно как и все.
3351 К тому времени я уже знал, что пятаки трамваю не помеха: он их просто не замечал. Я всякий раз следил за тем, не дрогнет ли гигант, переезжая их, – ни разу не дрогнул. В чем отец был прав, так это в том, что готовность к потерям и в самом деле свойственна экспериментаторам, даже взрослым. Они, делаю вывод я, большие дети, и оторванная голова куклы, как это подтвердила история нашей несчастной Родины, для них не отличается от человеческой.
3352 Зачем бог воскресил Лазаря? Может быть, Лазарь понял что-то такое, что понять можно было, только умерев? И это понимание повлекло его опять на землю. Точнее, ему была дана милость вернуться. А может быть, на нем был тяжкий грех, исправить который можно, лишь будучи живым, – и для этого он был воскрешен? Только вряд ли у такого человека мог быть тяжкий грех.
3353 Для того чтобы прозреть, нужно не только смотреть по сторонам. Нужно научиться видеть. Хорошо может видеть людей и землю только тот, кто их любит. Стертость и бесцветность прозы часто бывают следствием холодной крови писателя, грозным признаком его омертвения. Но иногда это простое неумение, свидетельствующее о недостатке культуры. Тогда это дело, как говорится, поправимое.
3354 В этот день, день его серебряной свадьбы, от бега белых облаков в чистой синеве Эшерста вдруг охватила тоска, он и сам не знал о чем. Как мало приспособлен к жизни человеческий организм! Какой бы полной и значительной жизнь ни была, всегда остается какая-то неудовлетворенность, какая-то подсознательная жадность, ощущение уходящего времени.
3355 И всё же люди, которые вечно рвались к новизне в ненасытной жажде новых приключений, новых дерзаний, новых страстей, – такие люди, несомненно, страдали от чувства, противоположного неудовлетворенности, – от пресыщения. Да, от этого не уйдешь. Какое все-таки плохо приспособленное к жизни животное – цивилизованный человек.
3356 Почти не слушая, он видел перед собой лицо девушки, которая только что приходила с тарелкой свежего печенья. Смотреть на нее было все равно что любоваться цветком или каким-нибудь чудесным явлением природы, – и он смотрел на нее, пока она не опустила глаза, дрогнув ресницами, и не вышла из комнаты тихо, как мышь.
3357 Он не заметил, как наступили сумерки, как помрачнели темные скалы. И голос природы шептал: «Перед тобой открывается новый мир!» Так иногда человек, встав в четыре часа утра, выходит в поле весенним утром: звери, деревья, птицы – все удивленно глядят на него, и ему кажется, будто вселенная только что создана заново.
3358 И тут среди скал его охватило страстное желание еще полнее пережить те новые ощущения, которыми захлестнула его весна, и смутное, но весьма настойчивое беспокойство. То он вспыхивал от гордости, радуясь, что завоевал это чудесное доверчивое сероглазое существо, то вдруг осаждал себя серьезно и трезво.
3359 Мы слушали ноябрь. Задержав дыхание, впуская в себя терпкий игольчатый воздух. Мы становились зыбкими, как осенние небеса, и нам хотелось улететь вместе с душой, или плакать вместе с ними. Мы сгребали осенние листья, топили печь, заваривали чай, вели долгие беседы и уютно молчали. А время текло тихо и густо, и по утрам травы были тронуты инеем и казалось, звенели.
3360 Мы сгребали осенние листья, топили печь, заваривали чай, вели долгие беседы и уютно молчали. А время текло тихо и густо, и по утрам травы были тронуты инеем и казалось, звенели. И мы только теснее жались друг к другу, горячее друг друга любили. И были по- особому трепетны, и даже бережны ко всему, как будто это что-то последнее и дорогое, безвозвратное.
3361 От этих тополей и получил свое название замок. За пределами этого огороженного места расстилалась обширная невозделанная равнина, поросшая диким терновником, где ветер выл и метался день и ночь. Дальше берег сразу обрывался кручей в сто метров высоты, отвесной и белой, купавшей свое подножие в волнах.
3362 В такие вечера, как этот, они будут гулять под пепельным светом звезд. Они пойдут рука об руку, прижавшись друг к другу, ощущая биение своих сердец, чувствуя теплоту плеч, сплетая свою любовь с нежной ясностью летних ночей, и станут такими близкими, что смогут легко, одной силой своей любви, проникать в самые сокровенные мысли друг друга.
3363 Каков он будет? Она не представляла себе этого в точности и даже не спрашивала себя. Это будет он – вот и всё. Она знала только, что будет обожать его всей душой и что он будет любить ее также всем своим существом. В такие вечера, как этот, они будут гулять под пепельным светом звезд. Они пойдут рука об руку, прижавшись друг к другу.
3364 Несколько успокоившись, она отдалась более разумным мечтаниям, стараясь проникнуть в будущее, строя планы на жизнь. Она заживет с ним здесь, в этом тихом замке, над морем. Конечно, у нее будет двое детей – сын для него, а дочь для нее. И она уже видела, как дети бегают по траве между платаном и липой.
3365 Конечно, у нее будет двое детей – сын для него, а дочь для нее. И она уже видела, как дети бегают по траве между платаном и липой, а отец и мать восхищенно следят за ними, обмениваясь друг с другом над их головами взором, полным страсти. И долго еще грезилось ей, в то время как луна, заканчивая свой путь по небу, собиралась погрузиться в море.
3366 Для Жанны началась очаровательная, свободная жизнь. Она читала, мечтала и бродила в полном одиночестве по окрестностям. Медленно шагая, блуждала она по дорогам, вся погрузившись в мечты, или сбегала в извилистые лощинки, оба склона которых были покрыты, словно золотой ризой, руном цветов дикого терновника.
3367 Порой, от ощущения какой-то слабости, она ложилась на густую траву, а когда иной раз на повороте лощинки она вдруг замечала в воронке зелени треугольник сверкавшего на солнце голубого моря с парусом на горизонте, ее охватывала необузданная радость, словно от таинственного приближения счастья, реявшего над ней.
3368 Ее охватывала необузданная радость, словно от таинственного приближения счастья, реявшего над ней. На лоне этой ласковой и свежей природы, среди спокойных, мягких линий горизонта ее обуяла любовь к одиночеству, и она так подолгу сидела на вершине холмов, что маленькие дикие кролики принимались прыгать у ее ног.
3369 Палящее солнце изливало на них свои лучи. По обе стороны дороги клонились к земле спелые хлеба. Бесчисленные, как стебли трав, неумолчно заливались кузнечики, и повсюду раздавался их сухой и оглушительный треск. Никаких других звуков не было слышно под раскаленным небом, сверкающая лазурь которого отсвечивала желтизной.
3370 Под высокими, непроницаемыми для солнца деревьями вилась узкая аллея, стиснутая двумя откосами. При входе в нее на них пахнуло свежестью плесени, той сыростью, которая вызывает ощущение озноба и проникает в легкие. Трава здесь давно исчезла, так как ей не хватало света и воздуха; почву прикрывал только мох.
3371 В конце концов всё же пришли к заключению, что лучшей страной в мире является Франция, благодаря ее умеренному климату, прохладному лету и мягкой зиме, ее роскошным полям, зеленым лесам, большим спокойным рекам и благодаря тому культу искусства, которого больше не существовало нигде со времен великого века Афин.
3372 Солнце, спустившись ниже, казалось кровавым; широкий светлый след, ослепительная дорога бежала по воде от края океана до струи за кормой лодки. Последние дуновения ветра замерли, рябь исчезла, и неподвижный парус стал багровым. Пространство, казалось, оцепенело в беспредельном покое, словно стихнув при виде этой встречи двух стихий.
3373 Пространство, казалось, оцепенело в беспредельном покое, словно стихнув при виде этой встречи двух стихий; выгибая под небом свое сверкавшее текучее лоно, море, как гигантская возлюбленная, ожидало огненного любовника, опускавшегося к ней. Он ускорял свое падение, рдея пурпуром, как бы в жажде объятий. Наконец он соединился с ней, и мало-помалу она его поглотила.
3374 Рука Жанны опиралась о скамейку, и палец соседа как бы случайно коснулся ее пальцев; она не смела двинуться, изумленная, счастливая и смущенная этим легким прикосновением. Войдя вечером в свою комнату, она почувствовала себя странно взволнованной и настолько растроганной, что всё вызывало в ней желание плакать.
3375 Они смотрели на этот мерцающий свет, который лодка оставляла позади себя. Они почти ни о чем больше не думали, отдавшись рассеянному созерцанию, вдыхая тишину вечера в блаженном удовлетворении. Рука Жанны опиралась о скамейку, и палец соседа как бы случайно коснулся ее пальцев; она не смела двинуться, изумленная, счастливая и смущенная этим легким прикосновением.
3376 Взглянув на часы, она подумала, что пчелка бьется, как сердце, как сердце друга, что она будет свидетелем всей ее жизни, что все радости и горести ее будут сопровождаться этим проворным и размеренным тиканьем; и она остановила золотую пчелку, чтобы поцеловать ее крылышки. Она готова была расцеловать весь мир.
3377 Она вовсе еще не ощущала тех бурных порывов всего существа, тех безумных восторгов, тех величайших подъемов, которые считала присущими страсти; но ей казалось все-таки, что она начинает любить его, потому что порой она вся замирала, думая о нем, – а думала она о нем постоянно. Его присутствие волновало ей сердце.
3378 Неподвижное, прозрачное море как будто тоже сосредоточенно участвовало в крещении лодки и лишь медленно катило мелкие волны с легким шумом грабель, скребущих по камням. Большие белые чайки, расправив крылья, пролетали, описывали кривую линию в голубом небе, удалялись и снова возвращались плавным полетом над толпой, словно желая посмотреть, что такое здесь происходит.
3379 Около шести часов, когда она сидела с мамочкой под платаном, явился виконт. Сердце Жанны бешено забилось. Молодой человек подходил к ним, не обнаруживая никакого волнения. Приблизившись, он взял пальцы баронессы и поцеловал их, затем приподнял дрожащую руку девушки и прильнул к ней долгим, нежным и признательным поцелуем.
3380 После смерти отца баронесса хотела оставить сестру у себя, но старая дева, преследуемая мыслью, что она всех стесняет, что она никому не нужна и может только надоедать, удалилась в один из монастырских приютов, сдающих помещения людям, жизнь которых печальна и одинока. Время от времени она проводила месяц или два в семье.
3381 Однажды вечером Лиза, которой было тогда двадцать лет, неизвестно почему бросилась в воду. Ничто в ее жизни и в поведении не давало повода предвидеть эту безумную выходку. Ее вытащили в полумертвом состоянии, а родные, негодующе воздымавшие руки, вместо того, чтобы доискаться таинственной причины этого обстоятельства, удовольствовались разговорами о безрассудном поступке.
3382 С тех пор Лизу стали считать как бы слабоумной. Добродушное пренебрежение, которое она внушала к себе близким, постепенно просачивалось в сердца всех ее окружавших. Даже маленькая Жанна, с присущей детям догадливостью, совсем не интересовалась ею, никогда не забиралась к ней на кровать приласкаться, никогда не прокрадывалась в ее комнату.
3383 Она чувствовала между ним и собой словно какую-то завесу, какое-то препятствие и в первый раз заметила, что два человека никогда не могут проникнуть друг другу в душу, в самую глубь мыслей, что они могут идти всю жизнь рядом, иногда тесно сплетаясь в объятиях, но никогда не сливаясь окончательно, и что нравственное существо каждого из нас остается вечно одиноким.
3384 Проводник догнал их и провел к одному из тех очаровательных источников, которые так часто встречаются в гористых странах; то была тонкая и круглая струйка ледяной воды, выходившая из отверстия в скале и стекавшая по листу каштана, положенному каким-то прохожим так, чтобы подвести струйку как раз ко рту.
3385 Она спрашивала себя, что ей делать теперь, и искала занятия для ума, работы для рук. Ей не хотелось идти в гостиную к дремавшей матери, и она подумала о прогулке; но местность казалась такой печальной, что при одном взгляде из окна она почувствовала на сердце тоскливую тяжесть. Тогда она поняла, что у нее нет и больше никогда не будет никакого дела.
3386 Все свои юные годы в монастыре она была занята мыслями о будущем, суетными мечтами. Ее волновали неясные надежды, настолько заполняя время, что она не замечала, как проходили дни. Затем, как только она покинула суровые стены, среди которых расцвели ее мечты, ожидаемая ею любовь тотчас же осуществилась.
3387 Жанна медленно ходила взад и вперед по аллее. Что-то тяготило ее, словно предчувствие долгой скуки, которую готовила ей начинавшаяся однообразная жизнь. Затем она села на откос, где Жюльен в первый раз признался ей в любви; она сидела как в забытьи, почти ни о чем не думая, с тоской в сердце, с желанием лечь и уснуть, чтобы избавиться от печали этого дня.
3388 Только платан и липа, защищенные от морского ветра густой завесой вязов, стоящих впереди них, сохраняли еще свой летний убор и казались одетыми – один в красный бархат, другая в оранжевый шелк – так окрасили эти деревья первые холода, соответственно их природе. Вдруг она увидела чайку, пересекавшую небо и подхваченную шквалом.
3389 Этот простой вопрос страшно взволновал Жанну. Глаза ее наполнились слезами; она бросилась в объятия отца и порывисто поцеловала его, словно прося у него прощения, потому что, несмотря на все усилия быть веселой, чувствовала себя невыразимо грустной. Она думала о том, с какой радостью ждала свидания с родителями, и удивлялась холодности, сковывавшей теперь всю ее нежность.
3390 Она думала о том, с какой радостью ждала свидания с родителями, и удивлялась холодности, сковывавшей теперь всю ее нежность; так, если думаешь слишком много о любимых людях вдали от них и теряешь привычку видеть их ежечасно, то при встрече с ними чувствуешь отчужденность до тех самых пор, пока узы совместной жизни не закрепятся снова.
3391 Обед тянулся долго, почти в полном молчании. Затем она подремала в гостиной перед камином, против мамочки, которая уже совсем спала. Разбуженная на минуту голосами споривших мужчин, Жанна мысленно спрашивала себя, стараясь стряхнуть сон, неужели и ее захватит эта мрачная, ничем не прерываемая летаргия обыденности.
3392 Ее взгляд упал на часы. Крохотная пчелка всё еще порхала тем же быстрым и непрерывным движением над позолоченными цветами. И Жанну охватил внезапный порыв нежности; она растрогалась до слез при виде этого маленького механизма, казавшегося живым. Конечно, она далеко не так была растрогана, когда обнимала отца с матерью. У сердца есть свои тайны, которые не постичь рассудку.
3393 День прошел совершенно так же, как вчерашний, только он был холодный, а не серый. И остальные дни недели были похожи на эти два дня, и все недели месяца походили на первую неделю. Постепенно, однако, ее тоска по далеким странам ослабела. Привычка наложила на ее жизнь отпечаток покорности, подобно тому, как некоторые воды отлагают на предметы слой извести.
3394 В ее сердце снова родилось нечто вроде интереса к тысяче незначительных мелочей обыденной жизни, забота о простых, обыкновенных, повседневных занятиях. Она была охвачена какой-то созерцательной меланхолией, смутным разочарованием жизнью. Что ей было нужно? Чего она желала? Она и сама не знала этого.
3395 Что ей было нужно? Чего она желала? Она и сама не знала этого. Ее не томила жажда светской жизни; у нее не было потребности удовольствий, не было даже влечения к доступным радостям; да каковы они, впрочем? Подобно старым креслам гостиной, полинявшим от времени, всё понемногу обесцвечивалось в ее глазах, всё стиралось, всё принимало бледный и тусклый оттенок.
3396 За одну эту ночь все ветви тополей, еще сохранявшие листья, оголились, а за ландой виднелась широкая зеленоватая гряда волн, испещренная белыми полосами. Платан и липа быстро обнажились под порывами ветра. Всякий раз как поднимался леденящий вихрь, целые тучи листьев опадали от внезапного мороза, разлетаясь по ветру, словно стаи птиц.
3397 Она подбежала к окну и открыла его. Ледяной ветер, свежий и возбуждающий, ворвался в комнату и обжег ее острым холодом, вызвавшим на глаза слезы; посередине неба из-за деревьев выглядывало огромное солнце, багровое и раздутое, как лицо пьяницы. Земля, покрытая белой изморозью, гулко звучала под ногами рабочих с фермы.
3398 Маленькое освещенное окошечко в глубине двора указывало на жилище. И Жанне казалось, что душа ее словно ширится и начинает постигать невидимое, а эти рассеянные среди полей огоньки вдруг вызвали в ней острое ощущение одиночества всех живых существ, которых всё разъединяет, всё разлучает, всё уносит далеко от тех, кого они хотели бы любить.
3399 Затем Жанна уходила в свою комнату, садилась у окна и, пока в стекла стучал дождь или ветер, старательно вышивала отделку к юбке. Иногда, утомившись, она поднимала глаза и всматривалась в даль, в темное море, покрытое барашками. После нескольких минут этого рассеянного созерцания она снова принималась за работу.
3400 Жанна приезжала к нему через каждые два дня, а по воскресеньям брала его в отпуск. Не зная, что делать во время уроков между переменами, она сидела в приемной, потому что не находила в себе ни силы, ни решимости оставить школу. Директор пригласил ее к себе и попросил бывать реже. Но она не приняла во внимание этого совета.
3401 Жанна, изнемогая от скуки, выходила иногда на крыльцо. Шумы жизни, отраженные сонным спокойствием бледного и унылого покрова снегов, издалека доносились до нее. Затем она уже переставала слышать что-либо, кроме рокота отдаленных волн и неясного несмолкавшего шороха беспрерывно сыпавшейся ледяной пыли.
3402 Он любил ее не только за то, что она красива – гибкая, стройная, с гордой посадкой головы, – еще дороже ему была красота ее души. Правдивая, с непреклонным чувством чести, открыто и безбоязненно глядящая на жизнь, она казалась ему воплощением всего самого прекрасного, что свойственно его соотечественницам.
3403 Пальмы беспорядочной толпой спускались по крутому склону к лагуне, и в вечернем свете она вся переливалась нежными красками, точно грудь голубки. Неподалеку на берегу ручья теснились туземные хижины, а у рифа четко вырисовывался силуэт челна и в нем – два рыбака. Дальше открывался беспредельный простор Тихого океана.
3404 Неподалеку на берегу ручья теснились туземные хижины, а у рифа четко вырисовывался силуэт челна и в нем – два рыбака. Дальше открывался беспредельный простор Тихого океана, и в двадцати милях, воздушный, бесплотный, точно сотканный воображением поэта, виднелся несказанной прелести остров. Красота была такая, что дух захватывало.
3405 Было очень тепло, и воздух напоен ароматом белых ночных цветов. Полная луна сияла в безоблачном небе, и лунная дорожка протянулась по широкой глади океана, уводя в беспредельные просторы вечности. Джексон нарушил молчание. Своим звучным, мелодичным голосом он заговорил о туземцах, о древних легендах Таити.
3406 Чего я уже не могу понять с прежней ясностью, так это разницы между плохим человеком и хорошим. Кто такой Арнольд Джексон – плохой человек, совершающий добрые поступки, или хороший человек, совершающий дурные поступки? На это нелегко ответить. Может быть, на самом деле вовсе и нет такой уж разницы между людьми. Может быть, даже лучшие из нас – грешники и худшие из нас – святые.
3407 Раньше я читал, чтобы сдать экзамены. Читал, чтобы суметь поддержать разговор. Читал в поисках нужных мне сведений. Здесь я научился читать ради удовольствия. Я научился разговаривать. Известно тебе, что беседа одно из величайших удовольствий в жизни? Но для этого нужен досуг. Прежде я всегда был слишком занят.
3408 Здесь я научился читать ради удовольствия. Я научился разговаривать. Известно тебе, что беседа одно из величайших удовольствий в жизни? Но для этого нужен досуг. Прежде я всегда был слишком занят. И понемногу всё, что казалось мне таким важным, значительным, стало казаться довольно мелким и пошлым. Что толку в этой вечной суете, в постоянном напряжении?
3409 Некоторые, может быть, и найдут, а я – нет. Говорю тебе: когда я думаю, что за жизнь я вел в прежние времена, меня охватывает ужас. Меня дрожь пробирает, когда я думаю, какой опасности я избежал. Я и не знал, что у меня есть душа, пока не приехал сюда. Останься я богатым человеком, я потерял бы ее безвозвратно.
3410 А когда состаришься, чего тогда ждать? Утром спешить из дому на службу и работать час за часом весь день напролет, а потом снова спешить домой, обедать, ехать в театр? Если сколачивать состояние, быть может, оно того и стоит, – не знаю, это зависит от характера; ну, а если ты не стремишься к богатству, тогда чего ради? Я большего хочу от жизни.
3411 Вот я вспоминаю Чикаго и вижу мрачный, серый город, сплошной камень – точно тюрьма, – и непрестанную суматоху. А к чему все эти усилия? Так ли надо жить? Для того ли мы родились на свет, чтобы спешить на службу, работать час за часом весь день напролет, потом спешить домой, обедать, ехать в театр? Так ли я должен проводить свою молодость? Ведь молодость коротка.
3412 Трагедия любви это не смерть и не разлука. Ведь как знать, сколько бы еще длилась их любовь. Как горько смотреть на женщину, которую когда-то любил всем сердцем, всей душой – любил так, что ни минуты не мог быть без нее, – и сознавать, что ты ничуть не был бы огорчен, если бы больше никогда ее не увидел. Трагедия любви – это равнодушие.
3413 Когда я оглядываюсь назад и думаю о краткой, но страстной любви Рыжего и Салли, мне кажется, что, пожалуй, они должны благодарить безжалостную судьбу, которая разлучила их, когда их любовь, казалось, была еще в зените. Они страдали, да, но страдания их были красивы. Истинная трагедия любви миновала их.
3414 Вдруг в его сознании возник образ – образ не того, кого он видел перед собой, а другого. Он как будто смотрел в кривое зеркало, которое делает человека или необычайно толстым, или ужасно длинным; только сейчас происходило как раз обратное: в отталкивающем тучном старике он вдруг на мгновение увидел образ юноши.
3415 Тихий океан изменчив и коварен, как душа человека. Только что глухо волновалась его свинцовая зыбь, и вот уже вздулись, закипели бешеные волны, понеслись с белой пеной на гребнях. Редко, очень редко океан затихает и становится синим. И тогда его синева кажется поистине вызывающей. Солнце яростно сияет, на небе ни облачка.
3416 Очень редко океан затихает и становится синим. И тогда его синева кажется поистине вызывающей. Солнце яростно сияет, на небе ни облачка. Попутный ветер вливается вам в кровь, волнуя нетерпеливым желанием неведомого. Вокруг катятся могучие валы, и вы забываете об ушедшей молодости, а беспощадные воспоминания, и горькие и светлые, растворяются в неутолимой жажде жизни.
3417 В иные дни Тихий океан похож на озеро. Блестит его гладкая поверхность. Легкой тенью мелькают над слепящим зеркалом летучие рыбы и исчезают в воде, взбив над собой фонтан радужных капель. У горизонта толпятся пышные облака; на закате игра света и причудливых очертаний превращает их в цепи высоких гор. Это горы страны ваших снов.
3418 Меня забавляло, как он с видом собственника и в то же время иронично показывал мне город. В глубине души он полагал, что ни один город в Соединенных Штатах не может сравниться с Гонолулу, но вполне ясно хотел показать свое насмешливое к нему отношение. Он водил меня вокруг разных зданий и переполнялся удовлетворением, когда я выражал свое восхищение их архитектурой.
3419 Есть люди, которые добавляют в кофе соль. Они говорят, что это придает особый привкус, необычный и чарующий аромат. Точно так же есть места, окруженные ореолом романтики, взглянув на которые мы испытываем неизбежное разочарование, но это придает им своеобразную пикантность. Вы ожидали увидеть нечто прекрасное, а сложившееся у вас впечатление неизмеримо более сложно, чем может дать простое созерцание красоты.
3420 Некоторые люди, пройдя грозные сражения, опасность неминуемой смерти и невообразимые ужасы, сохраняют свой дух незатронутым, в то время как для других дрожащая лунная дорожка на пустынном море или пение птицы в лесной чаще может явиться причиной потрясения столь сильного, что целиком переворачивает их жизнь.
3421 Как я могу разговаривать, когда мое внимание отвлечено тем, откроется ли у вас черная семерка, чтобы положить ее на красную восьмерку? Беседа требует всей силы интеллекта, и если вы изучили это высокое искусство, то имеете право ждать от собеседника, что он будет слушать вас со всем вниманием, на какое способен.
3422 Мне решительно нечего делать с утра до вечера. А когда у всех столько работы, бездельничать просто невыносимо. Я не хочу вам надоедать, я знаю, что не могу посягать ни на вашу доброту, ни на ваше время, но говорю я вполне серьезно, и, право же, вы окажете мне благодеяние, если позволите хоть немножко вам помогать.
3423 Окажись у него хоть какой-то талант, я первая стала бы поощрять его, пошла бы на любые жертвы. Вполне понятно, что я бы предпочла быть женой художника, нежели биржевого маклера. Если бы не дети, я бы ничего не боялась и в какой-нибудь жалкой студии в Челси жила бы не менее счастливо, чем в этой квартире.
3424 Чарли молчал. Он отлично знал, что Саймон, при его ненасытном любопытстве, мог отчаянно смутить человека, а когда его вопросы возмущали людей, он лишь удивлялся и презирал их. Он был не прочь обнажить душу, и ему было невдомек, что сдержанность других людей вызвана не тупостью, как он воображал, а скромностью.
3425 Потом он пошел дальше. Терзавшее его беспокойство отгоняло сон, к тому же он слишком боялся полиции, чтобы лечь на скамью. Он заметил, что стал по-новому смотреть на каждого встречного полисмена. Это была третья ночь, проведенная им на улице. Временами он отдыхал на скамейках, а к утру поплелся в сторону набережной.
3426 С первого взгляда его неприятно поразила условность рисунка: фигуры были чрезмерно удлинены, головы слишком малы, позы неправдоподобны. Это не было реализмом, и все-таки, несмотря ни на что, даже фотографии передавали волнующее ощущение правды. Ательни с жаром что-то объяснял, но Филип едва слушал. Он был ошеломлен. Его странно встревожили эти снимки.
3427 Филип молча с любопытством разглядывал фотографию. Потом он протянул руку за другими снимками, и Ательни стал их ему передавать один за другим. Никогда еще он не видел работ этого загадочного мастера. С первого взгляда его неприятно поразила условность рисунка: фигуры были чрезмерно удлинены, головы слишком малы, позы неправдоподобны.
3428 Чудилось, что Спаситель несется ввысь, в эмпиреи, и все-таки стоит в воздухе так же твердо, как на земле, а воздетые руки апостолов, их развевающиеся одежды, их восторженные жесты передавали чувство ликования и священной радости. Фоном почти всех картин служило ночное небо, глухая ночь человеческой души.
3429 А воздетые руки апостолов, их развевающиеся одежды, их восторженные жесты передавали чувство ликования и священной радости. Фоном почти всех картин служило ночное небо, глухая ночь человеческой души; мрачные тучи носились по воле таинственных адских ветров в мертвенно-бледном сиянии беспокойной луны.
3430 Он подумал, что Клаттон был самым интересным человеком, которого он встретил в Париже. Его язвительность, неприязненный холодок, с которым он относился к людям, мешали ему с ним сойтись, но теперь, оглядываясь назад, Филип был уверен, что в нем жила какая-то трагическая мощь, которая тщетно пыталась проявить себя в живописи.
3431 Филип был уверен, что в нем жила какая-то трагическая мощь, которая тщетно пыталась проявить себя в живописи. Он был личностью необыкновенной, своеобразным мистиком в эпоху, не признававшую никакой мистики, человеком, вечно недовольным жизнью, ибо ему не удавалось выразить смутные порывы своей души.
3432 Ум его был несоразмерен его духу. Неудивительно, что он чувствовал такое сильное влечение к Эль Греко, создавшему новую технику, чтобы выразить свое душевное томление. Филип снова проглядел портреты испанских дворян в брыжах, с остроконечными бородками; бледность их лиц резко подчеркивали строгий черный костюм и темный фон.
3433 Эль Греко был художником человеческой души; эти дворяне, изнуренные и высохшие не от лишений, а от умерщвления плоти и мучительства духа, которому они себя подвергали, не ведали красот мира сего – их глаза были обращены в глубь собственного сердца и ослеплены сиянием непостижимого. Ни один художник не показал с большей беспощадностью, что наш мир – только временное пристанище.
3434 Ни один художник не показал с большей беспощадностью, что наш мир – только временное пристанище. Глаза людей, которых он рисовал, отражали невыразимую тоску души; чувства этих людей до крайности обострены – но не для того, чтобы воспринимать звук, запах или цвет, а для того, чтобы улавливать тончайшие движения собственной души.
3435 Мудрость и чепуха причудливо смешивались в его высказываниях: вот он потешался над своими слушателями, а через минуту, словно играючи, давал им вполне разумный совет. Говорил он о живописи, о литературе, о жизни и был то набожным, то похабным, веселым или слезливым. Постепенно он совсем опьянел и тогда принялся читать стихи.
3436 Но, когда Филип лег в постель, заснуть он не мог. Новые мысли, которыми так небрежно перекидывались возле него, будоражили его сознание. Он был страшно возбужден. Он чувствовал, как в нем рождаются неведомые силы. Никогда еще он не был так в себе уверен. Он говорил себе, что будет великим художником.
3437 Искусство приближает предмет, роднит всех людей одной земли, и разных земель, и разные земли между собой, города, даже мелочи жизни становятся такими, будто их делало само время. Да, так и можно сказать, что всякое истинное творчество есть замаскированная встреча близких людей. Часто эти близкие живут на таких отдаленных окраинах места и времени, что без помощи книги, картины или звука никогда бы не могли друг друга узнать.
3438 Случается каждому писателю на склоне лет среди своих писаний, убегающих в Лету, найти одну страницу необыкновенную. Как будто весенний поток выбросил эту мысль, заключенную в железную форму, как льдину на берег. И вот вода, выбрасывающая льдину, давно уже в море исчезла, а льдина всё лежит, лежит и тратится только по капельке.
3439 Когда я у себя в радостный день встречаю такую страницу, я всегда изумляюсь, как это я, ленивый, легкомысленный и вообще недостойный, мог написать такую страницу? После раздумья я отвечаю себе, что это не совсем я писал, что со мной сотрудничали неведомые мои друзья, и оттого у нас вместе получилась такая страница, что совестно становится отнести только к себе одному.
3440 Сегодня мысль моя вертится вокруг той силы души человека, которая развивается и раскрывается в борьбе с одиночеством: иду с человеком по тропе и говорю ему. Человек ушел – я один на тропе, мне не хватает слушателя, я вынимаю книжку и записываю. Одиночество неестественно, и человек, царь природы, тем он и царь, что вступает в борьбу со своим одиночеством и, преодолев в себе природу свою, живет со всеми и всем царь.
3441 Надо оставить дома заботы, исполниться внутренним желанием радости, не торопясь идти, размышляя, внимать. Тогда всё отвечает твоему вниманию – голубой колокольчик кивает, моховая подушка под сосной приглашает присесть, белка, заигрывая, пустит сверху прямо в тебя еловую шишку. Нужно смотреть в природу внимательно и мыслить по-человечески.
3442 Художник не может выразить мысль свою силлогизмами. Но у него есть особое чувство мысли, как бывает, не вспомнишь имени, а самого человека чувствуешь и не можешь другому объяснить, кто же он. Так и чувство мысли делает художника безмолвным обладателем ее, и с помощью своих художнических средств он открывает нам и самую мысль.
3443 Рано встал и росистым утром под звонкую песнь соловья собирал в себя сладость бытия. Вот как отчетливо теперь вижу происхождение тревоги своей и слабости: это бывает, когда забываешь собраться. Способность собирать себя самого и есть вот именно обретение свободы и, конечно, силы. Для этого нечего жалеть времени, потому что собранный в себе человек меньше подвергается случайностям, отнимающим время.
3444 Мне кажется, величайшую радость жизни, какая только есть на свете, испытывает женщина, встречая своего младенца после мук рождения. Я думаю – эта радость включает в себя ту радость, какую частично испытываем и все мы в своем счастье. Так вот и хочется мысль, найденную для своего обихода в искусстве о поведении, распространить на всех.
3445 Что остается надолго, то рождается от цельной личности в муках и радости, совершенно так же, как в природе рождается жизнь. Добраться бы в себе до этого синтеза рождения личности, как ученые добираются до синтеза белка, – вот соблазнительный и опасный путь творчества. Соблазнительно потому, что хочется власти над этим, хочется занять первое место в природе и управлять этим творчеством, как механизмом.
3446 Забыться на мгновение и опять встретить жизнь, какой она была без тебя. Вечерняя заря разгоралась, солнце освещало уже только верхушки деревьев, внизу быстро темнело, и готовая, полная, еще бледная луна приготовилась сменить солнечный свет. Вот и погас на самом высоком пальчике самого высокого дерева солнечный луч.
3447 Если думать о ней, глядя ей прямо в лицо, а не как-нибудь со стороны, или по поводу, то поэзия ко мне прямо ручьем бежит. Тогда кажется, будто любовь и поэзия – два названия одного и того же источника. Но это не совсем верно: поэзия не может заменить всю любовь и только вытекает из нее, как из озера.
3448 В основе любви есть неоскорбляемое место полной уверенности и бесстрашия. Если случится в этом с моей стороны посягательство, то у меня есть средство борьбы против себя: я отдаю всего себя в полное распоряжение друга и через это узнаю, в чем я прав, в чем виноват. Если же увижу, что друг мой посягнул на святыню мою, я проверю его, как себя.
3449 Мир всегда одинаков и стоит, отвернувшись от нас. Наше счастье – заглянуть миру в лицо. В детстве, до моей памяти об этом, я постоянно жил в удивлении и созерцании вещей мира, какими они в действительности существуют, а не как меня потом сбили с этого и представили не так, как оно есть. Последняя правда, что мир существует таким прекрасным, каким видели его детьми и влюбленными.
3450 В детстве я постоянно жил в удивлении и созерцании вещей мира, какими они в действительности существуют, а не как меня потом сбили с этого и представили не так, как оно есть. Последняя правда, что мир существует таким прекрасным, каким видели его детьми и влюбленными. Всё остальное делают болезни и бедность.
3451 Когда навстречу прекрасному в природе душа моя расширяется, я верю, что это прекрасное существует в мире само по себе, и я лишь просто его принимаю в себя. Когда мне становится худо и на глаза попадается всё некрасивое и недоброе, то виновником этого состояния я считаю себя: это я такой и этими глазами смотрю на мир.
3452 Человек иногда из своей лично мучительной жизни, как в окошко, выглянет в жизнь вокруг себя с травой-муравой, с букашками и таракашками, с ребятами и девчатами на качелях, и сколько всего он увидит в тихом радостном свете под золотыми лучами! Это значит, что дух освобожденный увидел действительность, как она есть и должна быть для человека.
3453 Он с тоской оглядел хмурое небо и уходившие к нему верхушки деревьев, взвалил рюкзак и решил, что будет идти, пока хоть что-то видно. Ветки хлестали его по лицу, ногами он задевал поваленные стволы и торчавшие сучья, несколько раз падал, порвал сапог, но упорство его было вознаграждено. Полчаса спустя в плотных сумерках за редкими деревьями блеснула вода, и он увидел лесное озерцо.
3454 Полчаса спустя в плотных сумерках за редкими деревьями блеснула вода, и он увидел лесное озерцо. Окруженное топким берегом и кривыми маленькими соснами, оно выглядело довольно зловеще, хотя необыкновенно красиво. Он никогда не бывал здесь прежде, но по рассказам местных знал, что где-то на берегу есть избушка.
3455 Он никогда не бывал здесь прежде, но по рассказам местных знал, что где-то на берегу есть избушка, и, рискуя в темноте свернуть шею, пошел вдоль воды, пока не уперся в бревенчатый сруб. В первый момент он даже отказался поверить в свое везение. В избушке то ли кто-то жил, то ли постоянно сюда наведывался.
3456 Минут десять он сидел не двигаясь, наслаждаясь покоем и запахом жилья, выкурил сигарету, а потом затопил печку, принес воды, начистил и поставил вариться картошку. Теперь спешить было некуда, он делал всё по своему обыкновению аккуратно, получая от каждого из этих простых действий то неизъяснимое, особое удовольствие, какое способен ощутить в лесу лишь горожанин.
3457 Он подумал о том, что еще недавно, всего несколько лет назад, он бы не смог почувствовать всю прелесть этой избушки и этого леса, его ощущения не были бы такими полными и глубокими, потому что он был слишком честолюбив, мучился от сознания своего несовершенства, к чему-то стремился, – теперь же, слава богу, всё это ушло.
3458 Быть может, его нынешнюю покойную и размеренную жизнь нельзя было назвать громким словом счастье. Это было скорее довольство, понятие, заклейменное как обывательское, но, в сущности, безобидное и никому не причиняющее зла. Теперь всё то, что он считал прежде целью каждого уважающего себя человека – дело жизни, признание, заслуженный успех, – потеряло былую привлекательность и в цене оказались совсем иные вещи.
3459 В его отношении к природе не было ничего материального и корыстного – он просто любил лес, любил по нему ходить, медленно и тихо, чтобы не вспугнуть раньше времени лесную птицу или зверя, слушать и вбирать в себя его запахи и звуки, и если и собирал корзину ягод или грибов, то делал это в охотку, не придавая этим дарам никакого значения.
3460 Если бы кто-нибудь сказал ему десять лет назад, что всё так скучно и заурядно сложится, он бы этому человеку никогда не поверил. Он слишком высоко себя ставил и ценил, чтобы так быстро сдаться и опустить руки, а теперь и сам не знал, к лучшему или худшему то, что с ним произошло. Но в любом случае его судьба не самая печальная.
3461 Он слишком высоко себя ставил и ценил, чтобы так быстро сдаться и опустить руки, а теперь и сам не знал, к лучшему или худшему то, что с ним произошло. Но в любом случае его судьба не самая печальная, по крайней мере он свободен, здоров и у него еще будет достаточно времени и сил, чтобы насладиться лесными дорогами, ручьями и не считать свою жизнь напрасной.
3462 Дрова в печи догорали, и нужно было точно угадать момент, когда закрыть трубу, чтобы не выпустить лишнее тепло и не угореть. Это была достаточно тонкая вещь, и когда ему случалось топить печь, он иногда ошибался. Но теперь ошибиться не хотелось: ничто не должно было испортить этот вечер. Дрова еще переливались красным и желтым жаром, дрожали, рассыпались на угольки.
3463 Интересно, кто срубил и хранил в порядке эту избу? Как она уцелела, не была разграблена и сожжена? Мало ли людей шляется нынче по лесам даже в этих глухих местах. Но так или иначе он был благодарен неведомому человеку, не просто избавившему его от необходимости ночевать в промозглом лесу, но подарившему ощущение счастья.
3464 Он вернулся в избу и в этом печальном настроении лег спать на грубые нары, подстелив под себя телогрейку. Спал он долго, беспокойно ворочался: он все-таки угорел слегка, а под утро замерз, и всю ночь его мучили сны, точно он куда-то едет по разбитой, некрасивой дороге на телеге с мерзлым картофелем, прицепленной к трактору, и не знает, куда и сколько еще ехать.
3465 Он уже сильно замерз, но уходить было жалко, и он стоял и стоял на этом мостике, точно желая унести с собой ощущение темноты, смешанной с запахом озера и леса, и вдруг охватила его печальная и ясная мысль, что никогда больше такой ночи и такого пронзительного чувства благодарности миру и жизни за то, что они есть, у него не будет.
3466 Дорога была красива, на деревьях и на траве блестела паутина, шелестели под ногами листья, и в обнаженности леса было что-то музейное. Когда ему случалось подниматься на поросшие соснами гряды, открывались бесконечные темные дали, и казалось, что отсюда можно увидеть полунощное море. Он шел неслышно и неторопливо, и лицо у него было загадочным и вороватым, как у счастливого любовника.
3467 Едва ли бабушка об этом эпизоде из истории родного города знала. Никогда в своих рассказах революцию она не ругала, но радовалась ей, как радуется обновлению юное сердце и, что бы позднее ни думали про случившееся в роковом феврале семнадцатого ее внуки и правнуки, у меня никогда не поднималась рука за эту живую и неподдельную радость ее осудить.
3468 У Татьяны была всего одна вредная привычка – чтение. Библиофилия в запущенной форме, на такой стадии болезнь, как правило, уже не лечится. Татьяна читала сразу несколько книг, раскиданных повсюду, – одна в кухне, одна в ванной, одна в сумке, одна в гримерке, одна на коврике рядом с диваном. Мать уже и не ругалась, а молча убирала книжки, когда они мешали ей.
3469 В юности Татьяне казалось, что жизнь похожа на шведский стол, какие она видела во время гастролей: набираешь как можно больше яств в тарелку, количество подходов неограниченно. Коварство самобранки в том, что самые вкусные блюда быстро заканчиваются, а для того чтобы получить особо желанный десерт, приходится выстаивать длинную очередь.
3470 Он понял, зачем всё это было нужно, зачем требовался каждый час его жизни. Дирижер повернулся в зал для поклона и, глядя прямо в глаза Согрину, превратился в ангела. Фрак с бабочкой были этому ангелу явно не к лицу, и почему Согрин вообще решил, что это был ангел? Как отличить ангела от беса, талант от бездарности, любовь от похоти, а доблесть от греха?
3471 Не было застенчивости, которая так выделяет человека среди людей, хорошо друг друга знающих, связанных между собой условными отзвуками бывших шуток, живыми для них именами, так что новичок чувствует себя, как если бы он вдруг спохватился, что повесть, которую он принялся читать в журнале, началась уже давно.
3472 Слушая общий разговор, богатый намеками на неведомое, он молчит, переводит взгляд с одного на другого, смотря по тому, кто говорит, и чем быстрее реплики, тем подвижнее его глаза; вскоре незримый мир, живущий в словах окружающих, начинает его тяготить, ему кажется, что нарочно затеян разговор, куда он не вхож.
3473 Если порой Смуров и чувствовал себя неловко, он во всяком случае не показывал этого. Признаюсь, в те первые вечера он на меня произвел довольно приятное впечатление. Был он роста небольшого, но ладен и ловок, его скромный черный костюм и черный галстук бантиком, казалось, сдержанно намекают на какой-то тайный траур.
3474 Был он роста небольшого, но ладен и ловок, его скромный черный костюм и черный галстук бантиком, казалось, сдержанно намекают на тайный траур. Его бледное, тонкое лицо было молодо, но чуткий наблюдатель мог бы в его чертах найти следы печали и опыта. Он держался прекрасно, улыбался спокойной, немного грустной улыбкой.
3475 Говорил он мало, но всё высказываемое им было умно и уместно, а редкие шутки его, слишком изящные, чтобы вызвать бурный смех, открывали в разговоре потайную дверцу, впуская неожиданную свежесть. Казалось, что он не мог сразу же не понравиться Ване, – именно этой благородной, загадочной скромностью, бледностью лба и узостью рук.
3476 Слава богу, всё кончилось. Кончилась эта бестолковая и изнурительная беготня по магазинам, когда и сам не знаешь, что ищешь, лишь бы что-нибудь купить, не забыть никого подарком и не обделить гостинцем; это торопливое сваливание с себя всяких разных дел, больших и маленьких, скопившихся на последний день, и надо срочно бежать туда и сюда, поговорить с тем и с этим – взять одно и отдать другое.
3477 Кончилось всё разом, как обрубило, едва лишь Виктор вошел в каюту и поставил чемодан, и теперь впереди предстояло одно легкое и приятное безделье, заранее волнующее своей праздничностью и свободой. Погода для мая выдалась на удивление жаркая, весь день пекло, а теперь, перед вечером, жара еще более сгустилась, потяжелела.
3478 До отплытия оставалось еще минут пятнадцать; посадка продолжалась, слышно было, как по сходням идут люди, но уже во всём чувствовалось близкое освобождение, уже начала подрагивать в нетерпении массивная белая туша теплохода, уже полусонный женский голос с пластинки волнуя и дразня, повел прощальную дежурную песенку о том, что «провожают пароходы совсем не так, как поезда».
3479 Столько ягоды Саня никогда еще не видывал. И не представлял, что ее может столько быть. Он ходил раньше не раз с бабушкой за малиной, ходил в прошлом году с папой и Митяем за черной смородиной, то был первый его серьезный выход в тайгу, окончившийся удачно, но они брали тогда по оборышам, подчищая оставшееся после других, и, хоть набрали хорошо, большого удовольствия это не доставляло.
3480 Тут же на этот раз они были первые, никто до них ягоду тут не трогал и не мял, а наросло ее на диво, по словам Митяя, в редкий год удается такой большой урожай. Теперь Саня знал, что это такое – кусты ломятся от ягоды: они действительно ломились, лежали от тяжести на земле или стояли согбенно, поддерживая друг друга в непосильной ноше.
3481 Пальцы скоро научились чувствовать податливость ягоды, ее крепость и налив, и трогать ее то одним легким касанием, то осторожным нажимом, то с мягкой подкруткой, чтобы не оборвать плоть, когда ягода не хотела отставать от ростка; пальцы делали свое дело быстро и на удивление ловко, чего Саня и не подозревал в себе, словно и это пришло к нему как недалекое и желанное воспоминание.
3482 Обминая, обласкивая каждую ягоду, подталкивая их одну за другой в ладонь и ссыпая затем в пристегнутый к ремню бидон, болтавшийся у него на животе, повторяя во множестве одни и те же движения, он и не замечал их однообразия, как не замечал времени, с головой уйдя в это живое и чувственное рукоделье и потерявшись совершенно в его частом и густом узоре.
3483 Дождь опять стал примолкать, во вздымающемся воздухе ощутимо донесся запах багульника и кедровой смолы. Перевернулся с боку на бок и что-то пробормотал спросонья Митяй. И еще тише стал дождь, он висел над костром на темном фоне парящим бусом. Саня замер, приготовившись, почему-то предчувствуя, что вот сейчас что-то произойдет.
3484 Возле горы лежала еще тень, слабая и начинающая подтаивать, от нее, казалось, и натекала небольшая сырость, но вся низина сияла под солнцем, и взрывчато, звездчато взблескивали там на кустах яркими вспышками погибающие капли воды. И куда всё так скоро ушло – и беспросветная, бесконечная тьма в небе, и дождь, и ночные тревоги и страхи – нельзя было представить.
3485 Костер догорал, слабый дымок редкой и тонкой прядью уходил прямо вверх, куда чувствовалась общая тяга. Саня и ступал как-то необыкновенно легко и высоко, словно приходилось затрачивать усилия не для того, чтобы ступать, а чтобы удержаться на земле и не взлететь. Деревья стояли с задранными ветками, и вытянуто, в рост, прямилась трава.
3486 Было девять часов вечера второго августа – самого страшного августа во всей истории человечества. Казалось, на землю, погрязшую в скверне, уже обрушилось божье проклятие – царило пугающее затишье, и душный воздух был полон томительного ожидания. Солнце давно село, но далеко на западе, у самого горизонта, рдело кроваво-красное пятно.
3487 Немцы смотрели на широкую гладь берега у подножия величественного мелового утеса, на который четыре года назад опустился, как перелетный орел, господин фон Борк, один из собеседников. Они говорили вполголоса, тесно сблизив головы. Горящие кончики их сигар снизу можно было принять за огненные глаза выглядывающего из тьмы злого демона, исчадия ада.
3488 Холодные тонкие пальцы Холмса сжали мою руку, и он повел меня по длинному коридору, пока наконец перед нами не обрисовались еле заметные контуры полукруглого окна над дверью. Здесь Холмс внезапно повернул вправо, и мы очутились в большой квадратной пустой комнате, совершенно темной по углам, но слегка освещенной в середине уличными огнями.
3489 Из нашего удобного убежища мы имели возможность наблюдать за теми, кто стремился наблюдать за нами, и следить за нашими преследователями. Тонкий силуэт в окне служил приманкой, а мы были охотниками. Молча стояли мы рядом в темноте, плечом к плечу, и внимательно вглядывались в фигуры прохожих, сновавших взад и вперед по улице напротив нас.
3490 Я еще ни разу в жизни не сдержал данного мной обещания. Весьма вероятно, что под тот орган, который дает мне способность обещать, место было отведено с такой щедростью, что его не хватило для того органа, который давал бы мне способность выполнять обещания. Но я не горюю. Я ни в чем не терплю половинчатости. Я предпочитаю одну высокоразвитую способность двум обыкновенным.
3491 Насмешники, даже самые бездарные и глупые, могут загубить любой характер, даже самый прекрасный и благородный. Взять к примеру осла: характер у него почти что безупречен, и это же кладезь ума рядом с прочими заурядными животными, однако поглядите, что сделали с ним насмешки. Вместо того чтобы чувствовать себя польщенными, когда нас называют ослами, мы испытываем сомнение.
3492 Мы осыпаем детей подарками, но самый ценный для них подарок – радость общения, дружбу – мы дарим нехотя и растрачиваем себя на тех, кому мы совершенно безразличны. Однако в конце концов мы получаем по заслугам. Приходит время, когда нам больше всего на свете нужно общество детей, их внимание, и нам достаются те жалкие крохи, которые прежде приходились на их долю.
3493 Не может страна с неизменным климатом быть особенно красивой. Тропики не красивы, несмотря на романтический колорит, которым их окружают. Их однообразие скоро приедается. Но страна, в которой существуют четыре резко разграниченных времени года, всегда прекрасна и никогда не прискучит. Истинный любитель природы приветствует каждое время года как самое прекрасное.
3494 Всё в мире поставлено с ног на голову. Жизнь следовало бы начинать стариком, обладая всеми преимуществами старости – положением, опытом, богатством, – и кончать ее юношей, который может всем этим так блистательно насладиться. А сейчас мир устроен так, что в юности, когда счету нет удовольствиям, которые получаешь на один доллар, у вас этого доллара нет. В старости же у вас есть доллар, но уже нет ничего такого, что хотелось бы на него купить.
3495 В этой книге нет описаний погоды. Автор попытался обойтись без оных. В художественной литературе это первая попытка такого рода. Правда, погода необходима для рассказа о человеческих переживаниях. Но надо найти ей такое место, где бы она никому не мешала. Описания погоды помещены в конце книги, где она никому не мешает.
3496 Самое прекрасное, что мы можем испытать – это ощущение тайны. Она источник всякого подлинного искусства и науки. Тот, кто никогда не испытал этого чувства, кто не умеет остановиться и задуматься, охваченный робким восторгом, тот подобен мертвецу, и глаза его закрыты. Проникновение в тайну жизни, сопряженное со страхом, дало толчок для возникновения религии.
3497 Проникновение в тайну жизни, сопряженное со страхом, дало толчок для возникновения религии. Знать, что непостижимое действительно существует, проявляя себя через величайшую мудрость и самую совершенную красоту, которую наши ограниченные способности могут постичь только в самых примитивных формах, – это знание, это чувство и служит основой настоящей религиозности.
3498 Она всю жизнь прожила в сельской тишине – внимание людей не льстило ее самолюбию, и к двадцати годам она обладала не большей опытностью в общении, чем городская юная леди пятнадцати лет. Однако одну ее отличительную черту вы замечали непременно: то были ее глаза. Любуясь ими, вы смело выносили суждения о ее натуре; не было нужды вглядываться дальше: сама ее душа представала перед вами.
3499 Они взобрались на последнюю вершину, и бухта, которая была целью их путешествия, вдруг открылась их глазам. Океанская синева углубляла свой цвет, простираясь до подножия скал, где оканчивалась белой бахромой пены прибоя, на таком расстоянии остающегося немым, хотя он двигался и подлетал вверх, как стеганое покрывало на спящем, который беспокойно ворочается.
3500 Океанская синева углубляла свой цвет, простираясь до подножия скал, где оканчивалась белой бахромой пены прибоя, на таком расстоянии остающегося немым, хотя он двигался и подлетал вверх. Затененные впадины пурпурных и коричневых скал можно было бы назвать синими, если бы этот оттенок не был так присущ воде, что плескалась рядом с ними.
3501 Правда, в ней было столько своенравия, сколько я не встречала до того ни в одном ребенке; она всех нас выводила из себя пятьдесят раз на дню и чаще; с того часа, как она сходила вниз, и до часа, когда укладывалась спать, мы не знали ни минуты покоя, ожидая от нее всяческих проказ. Всегда она была до крайности возбуждена, а язык ее не знал угомона.
3502 Дурная девчонка, но ни у кого на весь приход не было таких ясных глаз, такой милой улыбки, такой легкой ножки; и в конце концов, мне думается, она никому не желала зла. Если ей случалось довести вас до слез, она не отойдет от вас и будет плакать сама, пока не принудит вас успокоиться. Она была очень привязана к Хитклифу.
3503 В тот же день со мной случилось происшествие, которое теперь можно назвать забавным, но тогда оно мне таковым не показалось. Вернувшись из полиции, я решил выкинуть из головы все свои подозрения и развеяться. Я сел на велосипед и поехал прокатиться по нашему лесу. За время своего изгнания я привык к велосипедным прогулкам и полюбил их.
3504 Я и сейчас не знаю, что там было. Скорее всего, натянутая поперек дороги веревка, на которую я налетел, упал и потерял сознание. А может, меня оглушили каким-то другим способом, ничего определенного сказать не могу. Я только помню, что я ехал на велосипеде и думал. А потом наступил провал в памяти, а потом я нашел себя на каком-то диванчике.
3505 Утро было солнечное, безветренное, но не жаркое. Море после шторма всё еще дышало холодом и не давало солнцу накалить воздух. Когда же на солнце наплывало папиросным дымком тощее облачко, снимая с гравия дорожек, белых стен и черепичных крыш слепящий южный блеск, – простор угрюмел, как перед долгой непогодой, а холодный ток с моря разом усиливался.
3506 Мы шли в сторону моря и вскоре оказались на каменистом выступе, нависшем над пропастью. Справа и слева вздымались отроги гор, а под нами зияла бездна, в которой тонул взгляд. Если бы Чертов палец провалился сквозь землю, он оставил бы за собой такую вот огромную, страшную дыру. В глубине провала торчали острые скалы, похожие на клыки великана.
3507 Казалось, что-то еще не кончено здесь, не пришли в равновесие грозные силы, вырвавшие из недр земли гигантский каменный палец, расколовшие горную твердь чудовищным колодцем, изострившие его дно шипами скал и заставившие море раздирать о них свой нежный язык. Весь каменный громозд вокруг и внизу был непрочным и зыбким.
3508 Девятого ходили перед вечером, после дождя, в лес. Бор от дождя стал лохматый, мох на соснах разбух, местами висит, как волосы, местами бледно-зеленый, местами коралловый. К верхушкам сосны краснеют стволами, точно озаренные предвечерним солнцем. Молодые сосенки прелестного болотно-зеленого цвета, а самые маленькие точно паникадила в кисее с блестками (капли дождя).
3509 Я весь дрожал при одном взгляде на ящик с красками, пачкал бумагу с утра до вечера, часами простаивал, глядя на ту дивную, переходящую в лиловое синеву неба, которая сквозит в жаркий день против солнца в верхушках деревьев, как бы купающихся в этой синеве, – и навсегда проникся глубочайшим чувством истинно божественного смысла и значения земных и небесных красок.
3510 Низкое солнце то и дело блистало сквозь крупный золотой ливень. Алмазно сверкающие дождевыми слезами стекла кареты были подняты, в ее коробке было тесно, я с наслаждением задыхался от духов невесты и всего того пышного, белоснежного, в чем она тонула, глядел в ее заплаканные глаза, неловко держал в руках образ в золотой новой ризе, которым ее благословил.
3511 Во время венчания я впервые почувствовал то чудное, ветхозаветное, что есть в этом радостном таинстве, которое особенно прекрасно в деревенской церкви, под ее бедной, но торжественно зажженной люстрой, под нестройно громкие, ликующие крики сельского клира, при открытых на вечернее зеленеющее небо дверях.
3512 У него опять нежно дрогнуло сердце, но он опять отвернулся и стал усиленно запускать весло в блестевшую среди куги и кувшинок воду. К лицу и рукам липли комары, кругом всё слепило теплым серебром: парной воздух, зыбкий солнечный свет, курчавая белизна облаков, мягко сиявших в небе и в прогалинах воды.
3513 За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой. В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души. Всё было немо и просторно, спокойно и печально – печалью русской степной ночи, спящего степного города. Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от слабого ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня.
3514 Я шел – большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени, только в домах направо, до которых тень не достигала, освещены были белые стены и траурным глянцем переливались черные стекла; а я шел в тени, ступал по тротуару, – он устлан был черными шелковыми кружевами.
3515 У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам. Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем.
3516 Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем. Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. Дойдя до нее, опять подивился: и тут всё осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе – всё так же казенно, скучно, как было когда-то при мне.
3517 Какая радость – существовать! Только видеть, хотя бы видеть лишь один этот дым и этот свет. Если бы у меня не было рук и ног и я бы только мог сидеть на лавочке и смотреть на заходящее солнце, то я был бы счастлив этим. Одно нужно только – видеть и дышать. Ничто не дает такого наслаждения, как краски.
3518 Он сидел в библиотеке, перелистывал журналы, уже десятки лет желтевшие и сохнувшие в шкафах. В журналах было много прекрасных стихов старых поэтов, чудесных строк, говоривших почти всегда об одном, – о том, чем полны все стихи и песни с начала мира, чем жила теперь и его душа и что неизменно мог он так или иначе отнести к самому себе, к своей любви.
3519 Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, – с дождиками в самую пору, в середине месяца, около праздника святого Лаврентия. Осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик. Потом бабьим летом паутины много село на поля.
3520 Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге.
3521 Помню раннее, свежее, тихое утро. Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это мещане наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город.
3522 До вечера в саду толпится народ, слышится около шалаша смех и говор, а иногда и топот пляски. К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно.
3523 Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая. Она мгновенно прогоняет ночную лень, и, умывшись и позавтракав в людской с работниками горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью, с наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту.
3524 С наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту. Осень – пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный и на гумнах возвышается целый золотой город, а на реке звонко и резко гогочут по утрам гуси, так в деревне и совсем не плохо.
3525 Помню, мне порой казалось на редкость заманчивым быть мужиком. Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, всё думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в ометах, а в праздник встать вместе с солнцем, под густой и музыкальный благовест из села, умыться около бочки и надеть чистую рубаху, такие же портки и несокрушимые сапоги с подковками.
3526 Взовьется откуда-нибудь ястребок в прозрачном воздухе и замрет на одном месте, трепеща острыми крылышками. А в ясную даль убегают четко видные телеграфные столбы, и проволоки их, как серебряные струны, скользят по склону ясного вечернего неба. На них сидят кобчики – совсем черные значки на нотной бумаге.
3527 Сад у тетки славился своей запущенностью, соловьями, горлинками и яблоками, а дом – крышей. Стоял он во главе двора, у самого сада, – ветви лип обнимали его, – был невелик и приземист, но казалось, что ему и веку не будет, – так основательно глядел он из-под своей необыкновенно высокой и толстой соломенной крыши, почерневшей и затвердевшей от времени.
3528 Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах. Во всех комнатах прохладно и сумрачно: это оттого, что дом окружен садом, а верхние стекла окон цветные: синие и лиловые. Всюду тишина и чистота.
3529 Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернув ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее.
3530 Чичиков уехал, сопровождаемый долго поклонами и маханиями платка приподнимавшихся на цыпочках хозяев. Манилов долго стоял на крыльце, провожая глазами удалявшуюся бричку, и когда она уже совершенно стала не видна, он всё еще стоял, куря трубку. Наконец вошел он в комнату, сел на стуле и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие.
3531 Наконец вошел он в комнату, сел на стуле и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда. Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки.
3532 Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом через эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
3533 Он или не услышал в самом деле, или прикинулся, что не услышал, только это было нехорошо, ибо мнением дам нужно дорожить: в этом он и раскаялся, но уже после, стало быть поздно. Негодование, во всех отношениях справедливое, изобразилось на многих лицах. Как ни велик был в обществе вес Чичикова, но есть вещи, которых дамы не простят никому, будь он кто бы ни было, и тогда прямо пиши пропало.
3534 В то же самое время позади него из одних дамских уст вылетело вместе с запахом фиалок довольно колкое и язвительное замечание. Но, он или не услышал в самом деле, или прикинулся, что не услышал, только это было нехорошо, ибо мнением дам нужно дорожить: в этом он и раскаялся, но уже после, стало быть поздно.
3535 Есть случаи, где женщина, как ни слаба и бессильна характером в сравнении с мужчиной, но становится вдруг тверже не только мужчины, но и всего что ни есть на свете. Оказанное Чичиковым пренебрежение, почти неумышленное, восстановило между дамами даже согласие, бывшее было на краю погибели по случаю завладения стулом.
3536 В довершение бед какой-то из молодых людей сочинил тут же сатирические стихи на танцевавшее общество, без чего, как известно, никогда почти не обходится на губернских балах. Эти стихи были приписаны тут же Чичикову. Негодование росло, и дамы стали говорить о нем в разных углах самым неблагоприятным образом.
3537 Впрочем, обе дамы нельзя сказать чтобы имели в своей натуре потребность наносить неприятность, и вообще в характерах их ничего не было злого, а так в разговоре рождалось само собой маленькое желание кольнуть друг друга; просто одна другой из небольшого наслаждения при случае всунет иное живое словцо. Разного рода бывают потребности в сердцах как мужского, так и женского пола.
3538 Дамы наперерыв принялись сообщать ему все события, рассказали о покупке мертвых душ, о намерении увезти губернаторскую дочку и сбили его совершенно с толку, так что сколько ни продолжал он стоять на одном и том же месте, хлопать левым глазом и бить себя платком по бороде, сметая оттуда табак, но ничего решительно не мог понять.
3539 Обе дамы отправились каждая в свою сторону бунтовать город. Это предприятие удалось произвести им с небольшим в полчаса. Город был решительно взбунтован; всё пришло в брожение, и хоть бы кто-нибудь мог что-либо понять. Дамы умели напустить такого тумана в глаза всем, что все, а особенно чиновники, несколько времени оставались ошеломленными.
3540 Ко всему этому присоединялись многие объяснения и поправки по мере того, как слухи проникали наконец в самые глухие переулки. На Руси же общества низшие очень любят поговорить о сплетнях, бывающих в обществах высших, а потому начали обо всём этом говорить в таких домишках, где даже в глаза не видывали и не знали Чичикова, пошли прибавления и еще большие пояснения.
3541 Без сомнения, он очень заботился про себя, в сердце своем, о том, чтобы как-нибудь все эти семейные несогласия кончились. Тем не менее самая главная забота его была о старце: он трепетал за него, за славу его, боялся оскорблений ему, особенно тонких, вежливых насмешек Миусова и недомолвок свысока ученого Ивана, так это всё представлялось ему.
3542 Узнав о свидании, Алеша очень смутился. Если кто из этих пререкающихся мог смотреть серьезно на этот съезд, то, без сомнения, один только брат Дмитрий; остальные же все придут из целей легкомысленных и для старца, может быть, оскорбительных – вот что понимал Алеша. Брат Иван и Миусов приедут из любопытства, может быть самого грубого.
3543 Алеша хоть и молчал, но довольно и глубоко знал уже своего отца. Повторяю, этот мальчик был вовсе не столь простодушным, каким все считали его. С тяжелым чувством дожидался он назначенного дня. Без сомнения, он очень заботился про себя, в сердце своем, о том, чтобы как-нибудь все эти семейные несогласия кончились.
3544 Тем не менее самая главная забота его была о старце: он трепетал за него, за славу его, боялся оскорблений ему, особенно тонких, вежливых насмешек Миусова и недомолвок свысока ученого Ивана, так это всё представлялось ему. Он даже хотел рискнуть предупредить старца, сказать ему что-нибудь об этих могущих прибыть лицах, но подумал и промолчал.
3545 Спросите их только, как они все, сплошь до единого, понимают, в чем счастье? Будьте уверены, что Колумб был счастлив не тогда, когда открыл Америку, а когда открывал ее; будьте уверены, что самый высокий момент его счастья был, может быть, ровно за три дня до открытия Нового Света, когда бунтующий экипаж в отчаянии чуть не поворотил корабля в Европу, назад.
3546 Наташа была мнительна, но чиста сердцем и прямодушна. Мнительность ее происходила из чистого источника. Она была благородно горда и не могла перенести, если то, что считала выше всего, предалось бы на посмеяние в ее же глазах. На презрение человека низкого она, конечно, отвечала бы только презрением, но все-таки болела бы сердцем за насмешку над тем, что считала святыней, кто бы ни смеялся.
3547 На презрение человека низкого она, конечно, отвечала бы только презрением, но все-таки болела бы сердцем за насмешку над тем, что считала святыней, кто бы ни смеялся. Не от недостатка твердости происходило это. Происходило отчасти и от слишком малого знания света, от непривычки к людям, от замкнутости в своем угле.
3548 Свойство самых добродушных людей, может быть перешедшее к ней от отца, – захвалить человека, упорно считать его лучше, чем он в самом деле, сгоряча преувеличивать в нем всё доброе – было в ней развито в сильной степени. Тяжело таким людям потом разочаровываться; еще тяжелее, когда чувствуешь, что сам виноват.
3549 Наконец я убедил ее отпустить меня, представив ей, что Наташа теперь ждет меня не дождется. Старушка перекрестила меня несколько раз на дорогу, послала особое благословение Наташе и чуть не заплакала, когда я решительно отказался прийти в тот же день еще раз, вечером, если с Наташей не случится чего особенного.
3550 Анна Андреевна уже давно дожидалась меня. То, что я вчера сказал ей о записке Наташи, сильно завлекло ее любопытство, и она ждала меня гораздо раньше утром, по крайней мере часов в десять. Когда же я явился к ней во втором часу пополудни, то муки ожидания достигли в бедной старушке последней степени своей силы.
3551 Наташа прождала меня всё утро. Когда я вошел, она, по обыкновению своему, ходила по комнате, сложа руки и о чем-то раздумывая. Даже и теперь, когда я вспоминаю о ней, я не иначе представляю ее, как всегда одну, задумчивую, ожидающую, со сложенными руками, с опущенными вниз глазами, расхаживающую бесцельно взад и вперед.
3552 Я спросил, что нового. Она отвечала, что ничего, но с таким видом, по которому я тотчас догадался, что новое у нее есть и что она для того и ждала меня, чтобы рассказать это новое, но, по обыкновению своему, расскажет не сейчас, а когда я буду уходить. Так всегда у нас было. Я уж применился к ней и ждал.
3553 Всегда, когда Наташа переменяла тон и подходила, бывало, ко мне или с жалобой на Алешу, или для разрешения каких-нибудь щекотливых недоумений, или с каким-нибудь секретом и с желанием, чтобы я понял его с полслова, то, помню, она всегда смотрела на меня, как будто вымаливая, чтобы я непременно решил как-нибудь так, чтобы ей тотчас же стало легче на сердце.
3554 Я в таких случаях всегда как-то принимал суровый и резкий тон, точно распекая кого-то, и делалось это у меня совершенно нечаянно, но всегда удавалось. Суровость и важность моя были кстати, казались авторитетнее, а ведь иногда человек чувствует непреодолимую потребность, чтобы его кто-нибудь пораспек. По крайней мере, Наташа уходила от меня иногда совершенно утешенная.
3555 Много других подобных дум проходило в уме моем; я их не удерживал, потому что не люблю останавливаться на какой-нибудь отвлеченной мысли. И к чему это ведет? В первой молодости моей я был мечтателем; я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение.
3556 Что от этого мне осталось? Одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге.
3557 Все люди таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, – а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные.
3558 Из жизненной бури я вынес только несколько идей – и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головой. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия. Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его; первый, быть может, через час простится с вами и миром навеки, а второй?
3559 Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такой уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо, раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
3560 С тех пор, как поэты пишут и женщины их читают (за что им глубочайшая благодарность), их столько раз называли ангелами, что они в самом деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что те же поэты за деньги величали Нерона полубогом. Не кстати было бы мне говорить о них с такой злостью.
3561 Как орудие казни, я упадал на голову обреченных жертв, часто без злобы, всегда без сожаления. Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страдания – и никогда не мог насытиться.
3562 Я спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился? Верно, она существовала, и было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные. Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений – лучший свет жизни.
3563 Я лег на спину и начал любоваться мирной игрой перепутанных листьев на далеком светлом небе. Удивительно приятное занятие – лежать на спине в лесу и глядеть вверх. Вам кажется, что вы смотрите в бездонное море, что оно широко расстилается под вами, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни огромных растений, спускаются, отвесно падают в те стеклянно-ясные волны.
3564 Удивительно приятное занятие – лежать на спине в лесу и глядеть вверх. Вам кажется, что вы смотрите в бездонное море, что оно широко расстилается под вами, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни огромных растений, спускаются, отвесно падают в те стеклянно ясные волны; листья на деревьях то сквозят изумрудами, то сгущаются в золотистую, почти черную зелень.
3565 Волшебными подводными островами тихо наплывают белые круглые облака, и вот вдруг всё это море, этот лучезарный воздух, эти ветки и листья, облитые солнцем, – всё заструится, задрожит беглым блеском, и поднимется свежее лепетанье, похожее на мелкий плеск внезапно набежавшей зыби. Вы не двигаетесь и глядите: и нельзя выразить словами, как радостно, тихо и сладко становится на сердце.
3566 Глубокая, чистая лазурь возбуждает на устах ваших улыбку, невинную, как она сама, как облака, и как будто вместе с ними медлительной вереницей проходят по душе счастливые воспоминания, и всё вам кажется, что взор ваш уходит дальше и дальше и тянет вас самих за собой в ту спокойную, сияющую бездну, и невозможно оторваться от этой вышины, от этой глубины.
3567 Погода была прекрасная, еще прекраснее, чем прежде; но жара всё не унималась. По ясному небу едва неслись высокие и редкие облака, изжелта-белые, как весенний запоздалый снег, плоские и продолговатые, как опустившиеся паруса. Их узорчатые края, пушистые и легкие, как бумага, медленно, но видимо изменялись с каждым мгновением; они таяли, эти облака, и от них не падало тени.
3568 Молодые отпрыски, еще не успевшие вытянуться выше аршина, окружали своими тонкими, гладкими стебельками почерневшие, низкие пни; круглые губчатые наросты с серыми каймами, те самые наросты, из которых вываривают трут, лепились к этим пням; земляника пускала по ним свои розовые усики; грибы тут же тесно сидели семьями.
3569 Поленья уже разговаривали в печи надтреснутыми голосами всё громче и громче. Я сидела в комнате, забравшись с ногами в любимое кресло, и читала вслух. Светка примостилась рядышком. Благодаря тому, что она занимала совсем немного места, мы прекрасно поместились в кресле вдвоем. Со спины, от печного обогревателя, веяло теплом.
3570 Из кухни доносились приглушенные звуки – мама готовила ужин и старалась не мешать нам читать сказку. Когда я уже дочитывала последнюю страницу, то почувствовала у себя на коленке что-то теплое и влажное. Выяснилось, что Светка тихонько плачет, а слезы капают мне на колени, и, если бы колготки не впитали их, натекла бы даже маленькая слезиная лужица.
3571 К концу недели Мартину казалось, прошли столетия – так далеко позади осталась прежняя жизнь, прежние взгляды. Но ему отчаянно не хватало подготовки. Он пытался читать книги, которые требовали многолетнего специального образования. Сегодня он берется за книгу по древней философии, а назавтра – по современной, и от столкновения противоречивых идей голова идет кругом.
3572 Только и оставалось, что читать, и он посвящал чтению столько часов, что не выдержал бы и десяток пар обычных глаз. Но у него зрение было превосходное, да и вообще отличное здоровье. К тому же ум у него был вовсе нетронутый. Всю жизнь оставался нетронутым, не ведающим отвлеченных мыслей, какие может зародить книга, он был точно добрая почва – и вполне созрел для посева.
3573 Потом он осознал, какой тонкости восприятия достиг, и решил, что это от любви и нет на свете ничего прекраснее любви и, пройдя вспять коридорами памяти, оглядел все прежние утехи и наслаждения – опьянение вином, женские ласки, грубые драки и состязания в силе, – и рядом с высокой страстью, что владела им сейчас всё ему показалось мелким и низменным.
3574 Удивляясь своей поездке, Иванов, запорошенный инеем, плотно завернутый в тулуп, в шарф и в шапку, ехал третий день через этот лес, через эти речки и, кажется даже, через это небо, путь его приближался к концу, ему это было уже все равно – в памяти один за другим возникали другие, давно и недавно минувшие санные пути.
3575 Откуда и куда была поездка, он тоже хотел вспомнить за свою жизнь не один раз, но так и не вспомнил ни разу, теперь же был счастлив, что не вспомнил этого. Откуда, куда, зачем, почему, когда, кто – совершенно отсутствовали в этом воспоминании, просто это было детство, завернутое в теплый бараний тулуп, уложенное в сани на охапку сена и движимое туда, где он должен был родиться еще раз повзрослевшим человеком.
3576 В июне тополь зацветал. Стояли дни, полные ласкового солнца. Небо, свободное от облаков, по утрам опрокидывало на землю такую синеву, что городок наш, казалось, притихал от изумления. Осторожный ветер снимал с веток миллионы пушинок, и по всем окрестным дворам и улицам начинала кружить медленная тополиная метель.
3577 Основное занятие – смотреть в окно. И я смотрю. Окно широкое, с двумя боковыми гранями. За окном – ржавые гаражи и старые тополя. Но гаражи скрыты за высоким подоконником. Нижняя часть древесных стволов тоже не видна. Видны лишь могучие развилки, великанские ветви, переплетенные сучья и чаща мелких веток. Всё это образует хитрый густой орнамент.
3578 Низкое вечернее солнце светит с запада. И ветви тополей, обычно зеленовато-серые, теперь окрашены мягким оранжевым светом. Хотя не только оранжевым. Здесь есть и золотистые отблески, и лимонные тона, и отсветы тускнеющей меди. Лишь справа, где немного тени, кора тополей остается темной. Но и там она не такая, как обычно, а с сизым и сиреневым налетом.
3579 Лишь справа, где немного тени, кора тополей остается темной. Но и там она не такая, как обычно, а с сизым и сиреневым налетом. Густые ветки (которым еще ох как долго ждать листву) окутаны едва заметной дымкой. Это из-за тополиных почек. Почки еще не думают набухать, но сидят на ветках так часто, что для отдаленного зрителя сливаются в кисею.
3580 Мне кажется теперь, что я знаю о Паустовском очень многое. Конечно, это лишь кажется, но я живо представляю его облик, походку, манеру говорить, глуховатый от астмы голос. Я даже словно могу угадать, когда собеседник ему интересен, а когда вызывает лишь сдержанное желание поскорее окончить разговор и остаться одному.
3581 Снежный дом был готов к вечеру. Мы растопили печурку, сели у нее на принесенные из сарая чурбаки. Скоро сделалось тепло. Если не касаться снежных стен, то прямо как в землянке. Запахло горящей лучиной, нагретым железом печки, кислой шерстью оттаявших валенок и чайной заваркой. Мы пили чай, зажимая в зубах кусочки рафинада.
3582 Эту историю я знал. Но все равно мне было хорошо. От оранжевых отблесков искрились снежные кирпичи. За стеклом узкого горизонтального окошка синели ранние сумерки. На этой синеве четко рисовался узорчатый жестяной дымник над печной трубой тихоновского дома. Недалеко от дымника переливалась, как голубой кристалл, крупная звезда.
3583 Я так подробно пишу об этом вечере потому, что в памяти у меня с ним накрепко связано знакомство с писателем Паустовским. Вернее, с мальчиком Костиком, который с той поры моим стал тайным другом. Таким, которому я мог доверять все свои секреты. И теперь я уже понимал, что уют снежного дома среди завьюженных рябин, оранжевый огонь печурки, черное кружево дымника и яркий Юпитер в окошке не имели отношения к братьям Тихоновым. Всё это было Костика и мое.
3584 Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем всё разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску.
3585 Любой школьник на уроках физики может поставить опыт, чтобы убедиться в правильности той или иной научной гипотезы. Тогда как человек, проживающий одну-единственную жизнь, лишен возможности проверить гипотезу опытным путем, и ему не дано узнать, должен был он или не должен был подчиниться своему чувству.
3586 Всё, что происходит по необходимости, что ожидаемо, что повторяется всякий день, то немо. Лишь случайность о чем-то говорит нам. Именно случайность полна волшебства, необходимости оно неведомо. Если любви суждено стать незабываемой, с первой же минуты к ней должны слетаться случайности, как слетались птицы на плечи Франциска Ассизского.
3587 Коль скоро встает вопрос, есть ли время читать, стало быть, нет на то желания. Потому что, если разобраться, времени читать ни у кого никогда нет. Нет у мелких, нет у подростков, нет у взрослых. Жизнь – постоянная помеха чтению. Чтение никак не связано с регламентом жизни общества, оно, как и любовь, просто образ жизни.
3588 Понятие зрелости в области чтения – штука странная. Вплоть до какого-то возраста какие-то книги нам не по зубам. Но в отличие от хороших вин хорошие книги не стареют. Они ждут нас на полках, а стареем мы. Когда нам кажется, что мы до них дозрели, мы беремся за них снова. И тогда одно из двух: или встреча происходит, или мы снова терпим фиаско.
3589 Роль школы всегда и везде сводится к тому, чтобы обучить приемам, натаскать в комментировании и, уничтожив непосредственную радость чтения, затруднить доступ к книге. Похоже, на все века и для всех широт решено и подписано, что в школьной программе нет места удовольствию и что знание может быть лишь плодом сознательного страдания.
3590 В государственном курсе обучения я не нашел ничего хоть сколько-нибудь вдохновляющего. Будь даже изучаемый материал увлекательнее, чем он был в действительности, угрюмый педантизм баварских учителей отвратил бы меня от самой интересной темы. Все свои познания в области литературы я приобрел вне школы.
3591 Школа – фабрика необходимых знаний и неизбежно требует усилий. Преподаваемые предметы – орудия воспитания ответственности. А учителя – механизмы запуска этих орудий, и нельзя требовать от них, чтобы они проповедовали бескорыстную радость познания, когда всё в школьной жизни утверждает как конечную цель образования конкурентоспособность, поскольку образование подчинено в первую очередь рынку труда.
3592 Если школьнику и попадается иной раз учитель, у которого хватает энтузиазма наслаждаться, к примеру, математикой, который преподает ее как чудесное искусство и заставляет полюбить, заражая своей любовью и радостью жизни, благодаря чему все усилия превращаются в удовольствие, то это воля случая, а не заслуга системы образования.
3593 Чтение помогает общаться? Очередная шутка толкователей. Мы молчим о том, что прочитали. Удовольствие от прочитанной книги мы чаще всего ревниво храним в тайне. То ли потому, что, на наш взгляд, это не предмет для обсуждения, то ли потому, что, прежде чем мы сможем сказать хоть слово о прочитанном, нам надо позволить времени проделать тонкую работу перегонки.
3594 Книга прочитана, но мы всё еще в ней. Одна лишь мимолетная мысль о ней открывает нам путь в убежище, куда можно скрыться. Она ограждает нас от Большого Мира. Она предоставляет нам наблюдательный пункт, расположенный очень высоко над пейзажем обстоятельств. Мы прочли ее – и молчим. Молчим, потому что прочли.
3595 Дома у нас была энциклопедия, и отец говорил о ней, как говорят о далекой стране, предупреждал: осторожно, на страницах ее можно заблудиться, как в незнакомом городе. Сто с лишним томов занимали целую стену в гостиной. Невозможно было не увидеть их, не прикоснуться к ним. Иногда от скуки я открывал наугад огромный том в черном переплете.
3596 Иногда от скуки я открывал наугад огромный том в черном переплете и читал первое, что попадалось на глаза, в надежде найти темный переулок, но видел только вереницы маленьких слов, с монотонным муравьиным упорством расползающиеся по бумаге. Мой отец был просто помешан на энциклопедиях и на английском языке.
3597 Будто в отместку, я напрочь утерял интерес к темным томам энциклопедии, хотя отец и предрекал, что, если не начну читать, книги вдруг возьмут и птицами улетят из дому и мы все останемся без слов. И я порой перед сном пытался представить себе, каков он будет – мир, лишенный слов, и думал, что мы будем терять их в алфавитном порядке и не останется ни абажура, ни аббревиатуры, ни августа.
3598 Мать, тысячу раз спросив, что со мной такое, а внятного ответа не получив, потому что ничего разумного мне в голову не приходило, повела меня к врачу, а тот осмотрел меня с головы до ног, но так и не сумел объяснить мои внезапные приступы недомогания и прописал мне курс витаминов – откуда ж ему было знать, что слово витамин обречено и найти его будет очень трудно.
3599 Что ни говори, что ни проповедуй, а мир уходит от нас много раньше, чем мы уходим от мира. Однажды вы начинаете всё меньше говорить о вещах, которыми больше всего дорожили, а уж если говорите, то через силу. Вы по горло сыты собственными разговорами. Всячески стараетесь их сократить. Потом совсем прекращаете.
3600 У вас пропадает желание сохранить даже капельку радостей, которую вы сумели себе выкроить. Всё становится противно. Теперь на пути, ведущем в никуда, вам достаточно всего лишь малость пожрать, согреться и как можно крепче уснуть. Чтобы возродить в себе интерес к жизни, следует изобрести новые гримасы, которые вы будете корчить перед другими.
3601 Пока ты на войне, тебе долдонят, что в мирное время станет лучше, а проглотишь надежду, как конфету, и оказывается, что это дерьмо. Сперва боишься признать это вслух: ведь мы все стараемся быть поприятней людям. А потом в один прекрасный день возьмешь и вывалишь это во всеуслышание. Устаешь ведь барахтаться в нищете. И тут каждый сразу находит, что ты дурно воспитан.
3602 Другая страна, другие люди, которые суетятся вокруг тебя несколько иным образом, утрата известной доли мелкого тщеславия, гордости, для которой нет больше оснований, привычной лжи и привычного эха, – этого довольно, чтобы голова пошла кругом и перед тобой зазияла вечность, смешная крошечная вечность, куда ты низвергаешься. Путешествовать – значит искать вот такую безделицу, кружащую голову дуракам.
3603 Люди держатся за свои пакостные воспоминания, за свои несчастья – их от этого не отвадить. Таким способом они заполняют свою душу. Несправедливость настоящего заставляет их во что бы то ни стало обмазывать дерьмом будущее. В глубине души они одинаково справедливы и подлы. Такова уж человеческая натура.
3604 Сумерки в этом африканском аду были великолепные. Хотелось, чтобы они длились без конца, всякий раз трагические, как гигантское убийство солнца. Колоссальное зрелище, только для одного человека слишком уж восхитительное. Целый час на небе, образованном обезумевшей алостью, шел парад красного, а затем от деревьев к первым звездам взлетали трепещущие зеленые полосы.
3605 Целый час на небе, образованном обезумевшей алостью, шел парад красного, а затем от деревьев к первым звездам взлетали трепещущие зеленые полосы. Потом горизонт серел, потом опять розовел, но уже блеклой и недолгой розоватостью, и всё кончалось. Все цвета измятыми лохмотьями повисали над лесом, как обрывки мишуры после сотого спектакля.
3606 Было очевидно, что моя возлюбленная окончательно бросит меня – и скоро. Тогда я еще не усвоил, что есть два совершенно различных человечества – богатое и бедное. Потребовались двадцать лет и война, чтобы научить меня не высовываться из своей норы и осведомляться, сколько стоят вещи и люди, прежде чем к ним привязываться.
3607 В любом деле наихудшее из поражений – забывать, особенно забывать того, кто послал вас подыхать, да еще раньше, чем вы уразумели, до какой степени люди скоты. Когда очутишься на краю ямы, не виляй, но и не забудь рассказать, не опуская ни слова, обо всём, что видел пакостного в людях, а потом отдавай концы и ныряй вниз.
3608 Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю.
3609 Не высокий, но и не низенький, не толстый и не очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается. Которое похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями.
3610 А может быть, дон Рэба просто глупый и удачливый интриган, сам толком не знающий, чего он хочет, и с хитрым видом валяющий дурака у всех на виду? Смешно, я три года слежу за ним и так до сих пор и не понял, что он такое. Впрочем, если бы он следил за мной, он бы тоже не понял. Ведь всё может быть, вот что забавно.
3611 Некогда в наше время любить: автобусы переполнены, в магазинах очереди, ясли на другом конце города, нужно быть очень молодым и очень беззаботным человеком, чтобы оказаться способным на любовь. А любят сейчас только пожилые пары, которым удалось продержаться вместе четверть века, не потонуть в квартирном вопросе, не озвереть от мириад мелких неудобств, полюбовно поделить между собой власть и обязанности.
3612 Вся беда в том, что мы не замечаем, как проходят годы. Плевать на годы, мы не замечаем, как всё меняется. Мы знаем, что всё меняется, нас с детства учат, что всё меняется, мы много раз видели своими глазами, как всё меняется, и в то же время мы совершенно не способны заметить тот момент, когда происходит изменение, или ищем изменение не там, где следовало бы.
3613 Слушайте, книги, а вы знаете, что вас больше, чем людей? Если бы все люди исчезли, вы могли бы населять землю и были бы точно такими же, как люди. Среди вас есть добрые и честные, мудрые, многознающие, а также легкомысленные, пустышки, скептики, сумасшедшие, убийцы, растлители, дети, унылые проповедники, самодовольные дураки и полуохрипшие крикуны. И вы бы не знали, зачем вы.
3614 А дождь будет падать на пустой город, размывая мостовые, сочиться сквозь гнилые крыши. Потом смоет всё, растворит город в первобытной земле, но не остановится, а будет падать и падать. А потом земля напитается, и взойдет новый посев, каких раньше не бывало, и не будет плевел среди сплошных злаков. Но не будет и нас, чтобы насладиться новой вселенной.
3615 Очень важно, чтобы при этом была прямая спина, а руки лучше всего складывать на животе – правая ладонь снизу, левая сверху. Это для мужчин, а для женщин наоборот. И ни на секунду не отвлекаться. Если так смотреть телевизор десять лет подряд хотя бы по часу в день, можно понять природу телевидения. Да и всего остального тоже.
3616 Есть три буддийских способа смотреть телевизор. В сущности, это один и тот же способ, но на разных стадиях тренировки он выглядит по-разному. Сначала ты смотришь телевизор с выключенным звуком. Примерно по полчаса в день, свои любимые передачи. Когда возникает мысль, что по телевизору говорят что-то важное и интересное, ты осознаешь ее в момент появления и тем самым нейтрализуешь.
3617 Сперва ты будешь срываться и включать звук, но постепенно привыкнешь. Главное, чтобы не возникало чувства вины, когда не можешь удержаться. Сначала так со всеми бывает, даже с ламами. Потом ты начинаешь смотреть телевизор с включенным звуком, но отключенным изображением. И наконец, начинаешь смотреть выключенный телевизор.
3618 Сначала ты смотришь телевизор с выключенным звуком. Примерно полчаса в день, свои любимые передачи. Когда возникает мысль, что по телевизору говорят что-то важное и интересное, ты осознаешь ее в момент появления и тем самым нейтрализуешь. Сперва ты будешь срываться и включать звук, но постепенно привыкнешь.
3619 Когда возникает мысль, что по телевизору говорят что-то важное и интересное, ты осознаешь ее в момент появления и тем самым нейтрализуешь. Сперва ты будешь срываться и включать звук, но постепенно привыкнешь. Главное, чтобы не возникало чувства вины, когда не можешь удержаться. Сначала так со всеми бывает, даже с ламами.
3620 Именно такое поведение взрослых привык наблюдать его мозг, и спасение вселенной оказалось вписано в шаблон процесса взросления, а Гарри очень хотелось поскорее начать взрослеть. И если сюжетная линия требует от героя потерять часть невинности в качестве платы за первое приключение, то кажется, что пора, уже давно пора, пережить эту боль.
3621 Противоположностью счастья является не грусть, а скука. Когда ты хочешь быть счастливым, ты ищешь не то, что сделает тебя счастливым, а то, что тебя увлечет. И по той же логике ненависть не была полной противоположностью любви. Даже ненависть является в своем роде уважением, которое ты испытываешь к чьему-то существованию.
3622 Большинство людей боится. Они проживают всю свою жизнь, окруженные парализующим страхом, который отсекает всё, чего они могут достичь, всё, чем они могут стать. Страхом сказать что-то не то или сделать что-то не так, страхом потерять свое имущество, страхом смерти и сильнее всего – страхом, что подумают люди. Нет ничего ужаснее такого страха.
3623 Когда девушки выходят из темного шатра гадалки, Фрэнсис даже не моргает на ярком августовском солнце. Ее длинные распущенные волосы отливают красноватым золотом. Продавец яблок в карамели бросает на нее долгий взгляд, но она его не замечает. Она вообще ничего не замечает, после того как услышала мрачное предсказание.
3624 Я вижу в твоем будущем скелет. Когда зажмешь в правой ладони королеву, начнется твое медленное увядание. Остерегайся одинокой птицы, ибо она тебя предаст. И с этого момента едва ли повернешь назад. Но дочери – ключ к правосудию, найди одну нужную и не отпускай от себя. Всё указывает на то, что тебя убьют.
3625 Она давно боялась, что ее мальчика могут украсть. Разве можно не хотеть украсть такого очаровательного мальчика? Кто может равнодушно пройти мимо его растрепанной головки, мимо огромных карих глаз, всегда готовых удивляться окружающему миру? Что может быть приятнее звуков его тонкого детского голосочка, такого нежного и такого звонкого?
3626 Ей очень хочется плакать, но она крепится: одна-единственная слезинка скатывается по ее щеке. Горе ее так велико, что даже светлый летний вечер кажется ей ночным мраком. Подойдя к окну, она смотрит на небо. Оно на редкость голубое, без единого облачка, и совершенно пустынное. Никаких следов инопланетян.
3627 Пора покончить с догадками. Предмет, который птица разглядела уже давно, – это автомобиль. Он направляется к дому бабушки. Через несколько минут бабушка и сама сможет различить его. Машина мчится в клубах пыли, которые предзакатное солнце, видимо, решив пошутить на ночь, разукрасило всеми цветами радуги.
3628 Распахнув дверь, бабушка с изумлением воззрилась на стоящую перед ней парочку. А потом испустила пронзительный вопль. Этот звук вполне можно назвать воплем ужаса. Во внешнем виде улыбающейся до ушей парочки нет ничего ужасного. Даже наоборот. Любой взрослый, сумевший сохранить чувство юмора, при виде бабушкиных гостей нашел бы немало поводов для веселья.
3629 Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее – не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное.
3630 Вронский пошел за кондуктором в вагон и при входе в отделение остановился, чтобы дать дорогу выходившей даме. С привычным тактом светского человека, по одному взгляду на внешность этой дамы, Вронский определил ее принадлежность к высшему свету. Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее.
3631 Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то. В этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность.
3632 В этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность, которая играла в ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшей ее румяные губы. Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке.
3633 Ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, – не потому, чтобы эти цветы и это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ было всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
3634 Когда он наконец взял невесту за руку, как надо было, священник прошел несколько шагов впереди них и остановился у аналоя. Толпа родных и знакомых, жужжа говором и шурша шлейфами, подвинулась за ними. Кто-то, нагнувшись, поправил шлейф невесты. В церкви стало так тихо, что слышалось падение капель воска.
3635 Священник был тот же самый, который исповедовал Лёвина. Он посмотрел усталым и грустным взглядом на жениха и невесту, вздохнул и, выпростав из-под ризы правую руку, благословил ею жениха и так же, но с оттенком осторожной нежности, наложил сложенные персты на склоненную голову Кити. Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.
3636 Наутро поднявшееся яркое солнце быстро съело тонкий ледок, подернувший воды, и весь теплый воздух задрожал от наполнивших его испарений отжившей земли. Зазеленела старая и вылезающая иглами молодая трава, надулись почки калины, смородины и липкой березы, и на обсыпанной золотым цветом лозине загудела пчела. Пришла настоящая весна.
3637 Так сказал себе Лёвин, заметив двинувшийся грифельного цвета мокрый осиновый лист подле иглы молодой травы. Он стоял, слушал и глядел вниз, то на мокрую мшистую землю, то на прислушивающуюся Ласку, то на расстилавшееся перед ним под горой море оголенных макушек леса, то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо.
3638 Московское общество, всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, приняло Пьера. Для московского света Пьер был самым милым, добрым, умным, веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
3639 Должно быть, вся молодежь табуна приняла за личное оскорбление дерзость, которую позволил себе пегий мерин в отношении лысой кобылки, и весь остальной день ему решительно не давали кормиться и ни на минуту не давали покоя, так что табунщик несколько раз унимал их и не мог понять, что с ними сделалось.
3640 Мало делать правильные поступки, надо еще распознать время, в которое надлежит их сделать. Мы не можем сесть в лодку, которая уже проплыла мимо, или в ту, которая еще не пришла. Знать, как действовать, – половина дела, другая половина – знать время, когда совершать действие. Для всех дел в мире есть надлежащее время, но чаще всего люди упускают его.
3641 Разность людей от рождения огромна. Преодолеть ее, соединить всех, так же как и преодолеть различие народов, можно только общим путем – путем знания. Но надо смотреть, что за путь объединяет народы. Горе, если он не направлен к добру, и еще хуже, если какой-нибудь народ считает себя превыше всех остальных, избранником богов, призванным владычествовать над другими.
3642 Надо смотреть, что за путь объединяет народы. Горе, если он не направлен к добру, и еще хуже, если какой-нибудь народ считает себя превыше всех остальных, избранником богов, призванным владычествовать над другими. Такой народ заставит страдать другие, испытывая всеобщую ненависть и тратя все силы на достижение целей, ничтожных перед широтой жизни.
3643 Если человек хочет следовать богам, то его любовь должна быть такой же свободной, как у них, а вовсе не как неодолимая сила, давящая и раздирающая нас. Но странно, чем сильнее она завладевает своими жертвами, чем слабее они перед ней, в полном рабстве своих чувств, тем выше превозносятся поэтами эти жалкие люди, готовые на любые унижения и низкие поступки, ложь, убийство, воровство, клятвопреступление.
3644 Поэт всегда должен быть впереди, в этом его сущность. Если нечто еще могучее перезрело, омертвело – его надо разрушить, и поэт становится разрушителем, направляет сюда удар осмеяния. Если что-то милое еще слабо, не окрепло или даже уничтожено – его надо создать вновь, влить в него силу. Тут поэт – мечтатель, восхвалитель и творец.
3645 Нас никто не спрашивал, а знание дается лишь тем, кто ищет. Ты одна из нас, ты безвредна и не могущественна, потому что не стремишься к власти. Еще не бывало, чтобы великий гений, полководец или владыка, какому бы народу он ни принадлежал, принес бы счастье людям. Чем более он велик, тем больше беды.
3646 Таис предсказала желтолицему, что его империя будет всегда на более низком уровне духовного развития, чем те страны, где женское начало признается благотворным и созидающим. Кроме того, страны с угнетенной женской половиной человеческого рода никогда не отличались доблестью и мужеством в войне и борьбе с врагами. Порабощение женщины неизбежно влечет за собой рождение рабских душ и у мужчин.
3647 Люди обычные повинуются тысячелетним законам, выросшим из здорового опыта поколений. Они связаны необходимостью жизни, верой и службой богам и власти. Великий человек ставит себя превыше всего общечеловеческого, разрушая устои бытия, и совершает вечную ошибку, сводящую на нет его деяния и низвергающую в бездну Тьмы.
3648 Мудрость малоприятна для ее обладателя. Мудрых людей мало. Мудрость копится исподволь у тех, кто не поддается восхвалению и отбрасывает ложь. Проходят годы, и вдруг ты открываешь в себе отсутствие прежних желаний и понимание своего места в жизни. Приходит самоограничение, осторожность в действиях, предвидение последствий, и ты – мудр.
3649 Предатель своей страны заслуживает смерти у всех народов. Но почему не видят люди предателей своей собственной души? Ведь такие изменники не имеют уже правдивости. На человека этого нельзя положиться ни в чем. Он будет идти от дурного к худшему, и зло внутри будет возрастать. Кто бесчестен даже в самых малых вещах, скоро вообще потеряет всякое достоинство.
3650 Много говорили о моей честности. Я действительно стараюсь неизменно быть таким, никогда не разглашая тайн и не допытываясь о том, чего мне не хотят сказать. Великое преступление возникает из цепи малых ошибок и проступков, а великое достоинство, равное богам, родится из бесчисленных действий сдержанности и обуздания самого себя.
3651 Оценивай только саму себя – и это очень трудно, а в оценке больших, тем более великих людей положись на время и народ. Мало делать правильные поступки, надо еще распознать время, в которое надлежит их сделать. Мы не можем сесть в лодку, которая уже проплыла мимо, или в ту, которая еще не пришла. Знать, как действовать, – половина дела, другая половина – знать время, когда совершать действие. Для всех дел в мире есть надлежащее время, но чаще всего люди упускают его.
3652 Желание в ней возникло неспроста. Определить соразмерность своих сил необходимо перед выполнением задач жизни, ибо жизнь – искусство, а не хитрость, для открытых глаз и сердец. Возможно, она погибнет. Значит, таково начертание Кармы – прервать ее жизнь в этом возрасте. Если не погибнет, испытание умножит ее силы. Да будет так.
3653 Ты всегда не понимаешь меня, царь мой, и не поймешь, пока мы не будем вместе совсем. Мне самой не нужна ни исключительность, ни изгнание соперниц. Нужно, чтобы я получила право охранять тебя – иногда вопреки твоему минутному желанию или против воли друзей и соратников. Иначе ты не сможешь опереться на меня в трудный час измены или болезни.
3654 Мелкие радости куда важнее крупных. Рано утром по весне прогуляться пешком не в пример лучше, чем катить восемьдесят миль в самом роскошном автомобиле; а знаете почему? Потому что всё вокруг благоухает, всё растет и цветет. Когда идешь пешком, есть время оглядеться вокруг, заметить самую малую красоту.
3655 Во вторник вечером после уроков они оба снова сидели в тишине класса. Боб, довольный, словно это блаженство будет длиться вечно, старательно вытирал доску, а мисс Тейлор проверяла тетради так, будто она тоже вечно будет сидеть здесь, в этой особой, мирной тишине и счастье. Вдруг на здании суда пробили часы.
3656 Дом этот был завершен задолго до того, как звезды растворились в свете нового дня, и он стоял пустым еще многие годы, не в силах призвать к себе своих будущих насельников. В каждой каморке было по мыши, за каждой печкой было по сверчку, дымили все печные трубы, каждую постель леденили какие-то, почти человеческие, существа.
3657 Дело в том, что там было это дерево, и лесорубы, устремлявшиеся на Дальний Запад, трогали его и говорили, что, надо думать, оно было здесь еще до того, как Иисус строгал доски в отцовской мастерской, до того, как Понтий Пилат умывал руки. Именно оно, считают некоторые, вызвало Дом из разгулов непогоды и глубин времени.
3658 Пока люди глядели, оказывалось, что их башмаки, а заодно и души уже успели пустить корни. Дом на холме, стоявший рядом с молнией дерева, ошеломлял любого, кто его видел; переселенцы не решались покинуть этот Дом из опасения, что он будет их преследовать во снах и сделает все другие, ждущие впереди места тусклыми и безрадостными.
3659 Там хватило бы балок, чтобы покрыть собор Святого Петра, и окон, чтобы ослепить летящих на зимовку птиц. На веранде, окружавшей Дом со всех сторон, с лихвой хватило бы места для празднества с участием всех его обитателей со всеми их родственниками. А внутри – улей, муравейник, лабиринт комнат и комнаток.
3660 Что бормотали и нашептывали ветры и ветерки, перебиравшие плохо уложенную дранку, не мог разобрать никто, кроме Сеси, которая появилась здесь вскоре после кошки и стала прекраснейшей дочерью сошедшейся понемногу Семьи, прекраснейшей и самой необычной из-за ее способности проникать в уши других людей, а затем – в их мысли и сны.
3661 Сеси стала прекраснейшей дочерью сошедшейся понемногу семьи, прекраснейшей и самой необычной из-за ее способности проникать в уши других людей, а затем – в их мысли и еще дальше, в их сны. Здесь, на чердаке, она лежала на песке древнего японского садика, в текучем море крошечных барханов, под сотрясаемой ветрами крышей.
3662 Здесь она слушала голоса погоды и дальних мест и знала, что происходит за этим холмом, и за морем, которое с одной стороны, и за далеким морем, которое – с другой, о чем свистит ветер, налетевший с севера, с вечных льдов, и что нашептывает вечное лето тропических морей и джунглей. Во сне Сеси вдыхала времена года и слушала пересуды городков.
3663 В общем, она была богиней мудрости, а потому семья обращалась с ней как с тончайшим фарфором, позволяла ей спать сколько угодно, ведь потом, когда она проснется, в ее рту будут отзвуки двенадцати языков и двадцати складов ума, философия, в количестве довольном, чтобы переспорить Платона в полдень и Аристотеля в полночь.
3664 Жечь было удовольствием. А особым удовольствием было смотреть, как огонь поедает вещи, наблюдать, как они чернеют и меняются. В кулаках зажат медный наконечник, гигантский питон плюется на мир ядовитым керосином, в висках стучит кровь, и руки кажутся руками поразительного дирижера, управляющего сразу всеми симфониями возжигания и испепеления, чтобы низвергнуть историю и оставить от нее обуглившиеся руины.
3665 Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Медный наконечник брандспойта зажат в кулаках, громадный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории.
3666 Он знал, что, вернувшись в пожарное депо, он, менестрель огня, взглянув в зеркало, дружески подмигнет своему обожженному, измазанному сажей лицу. И позже в темноте, уже засыпая, он всё еще будет чувствовать на губах застывшую судорожную улыбку. Она никогда не покидала его лица, никогда, сколько он себя помнит.
3667 Может быть, его ноздри улавливали слабый аромат, может быть, кожей лица и рук он ощущал чуть заметное повышение температуры вблизи того места, где стоял кто-то невидимый, согревая воздух своим теплом. Понять это было невозможно. Однако, завернув за угол, он всякий раз видел лишь белые плиты пустынного тротуара.
3668 По залитому лунным светом тротуару ветер гнал осенние листья, и казалось, что идущая навстречу девушка не переступает по плитам, а скользит над ними, подгоняемая ветром и листвой. Слегка нагнув голову, она смотрела, как носки ее туфель задевают кружащуюся листву. Ее тонкое, матовой белизны лицо светилось ласковым, неутолимым любопытством.
3669 Слегка нагнув голову, она смотрела, как носки ее туфель задевают кружащуюся листву. Ее тонкое, матовой белизны лицо светилось ласковым, неутолимым любопытством. Оно выражало легкое удивление. Темные глаза так пытливо смотрели на мир, что, казалось, ничто не могло от них ускользнуть. На ней было белое платье, оно шелестело.
3670 Ветви над их головами, шурша, роняли сухой дождь листьев. Девушка остановилась. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но вместо того она пристально поглядела на Монтэга, и ее темные, лучистые, живые глаза так просияли, как будто он сказал ей что-то необыкновенно хорошее. Но он знал, что его губы произнесли лишь простое приветствие.
3671 Чуть наклонив голову, она смотрела, как носки ее туфель прорезают кружащуюся листву. В тонком, молочно-белом лице таилась тихая жадность впечатлений, бросавшая на всё вокруг свет неутолимого любопытства. Взгляд ее был полон нежного недоумения: черные глаза взирали на мир с такой пытливостью, что от них не мог ускользнуть даже малейший жест.
3672 Белое платье будто шептало что-то. Монтагу показалось, что он слышит, как в такт шагам покачиваются руки; он даже различил почти неуловимый звук – то был светлый трепет девичьего лика, когда она, обернувшись, увидела, что ее и мужчину, застывшего в ожидании посреди дороги, разделяют всего несколько шагов.
3673 В кронах деревьев над их головами раздавался чудесный звук – словно сухой дождь пронизывал листву. Остановившись, девушка шевельнулась, как бы желая податься назад от удивления, но вместо этого принялась внимательно разглядывать Монтага черными сияющими глазами, будто он только что обратился к ней с какими-то особенно проникновенными словами.
3674 Мне семнадцать лет, и я сумасшедшая. Мой дядя уверяет, что и то и другое неразрывно связано. И еще он говорит: если тебя спросят, сколько тебе лет, то всегда отвечай, что тебе семнадцать и ты сумасшедшая. А хорошо гулять ночью, правда? Обожаю смотреть на мир, вдыхать его запахи. Иногда я брожу до самого утра, чтобы встретить восход солнца.
3675 В ее глазах он увидел себя, висящего в двух сверкающих капельках ясной воды, темного и крохотного, но тем не менее различимого во всех мельчайших подробностях, вплоть до складок в уголках рта, словно глаза эти были двумя чудесными кусочками фиолетового янтаря, в которых он мог застыть и навсегда сохраниться в целости и сохранности.
3676 Однажды в детстве у них в доме отключили свет, и матери удалось отыскать последнюю свечу; она зажгла ее, и за этот короткий час совершилось поразительное открытие: пространство потеряло всю свою огромность и уютно сомкнулось вокруг них, вокруг матери и сына, преображенных и мечтающих лишь о том, чтобы электричество не загоралось как можно дольше.
3677 Круг есть наиболее совершенная плоская фигура. Так создано в природе, что чем менее заметны законы образования, тем совершеннее вещь. Совершенную вещь можно всегда изучать, иными словами, в совершенной вещи есть всегда что-либо неизученное. Если бы оказалась вещь, изученная до конца, то она перестала бы быть совершенной, ибо совершенно только то, что конца не имеет, то есть бесконечно.
3678 Нерабочее время – пустая труба. В нерабочее время мы лежим на диване, много курим и пьем, ходим в гости, много говорим, оправдываясь друг перед другом. Мы оправдываем наши поступки, отделяем от всего остального и говорим, что в праве существовать самостоятельно. Тут нам начинает казаться, что мы обладаем всем, что есть вне нас.
3679 Так вырастает новое поколение частей речи. Речь, свободная от логических русел, бежит по новым путям, разграниченная от других речей. Грани речи блестят немного ярче, чтобы видно было, где конец и где начало, а то мы совсем бы потерялись. Эти грани, как ветерки, летят в пустую строку-трубу. Труба начинает звучать и мы слышим рифму.
3680 Есть одна простая практика для развития способности прощать: сначала мы признаем свои чувства – стыд, чувство мести, смущение, сожаление, раскаяние, а затем прощаем себя за то, что мы обычные люди и нам свойственны все человеческие слабости. После этого отпускаем боль и начинаем всё сначала. Нет никакой необходимости нести старый груз с собой: мы можем признать, простить и начать заново.
3681 Постепенно мы научимся осознавать чувство сожаления о совершенных нами ошибках; научимся прощать себя и других, и, может быть, даже тех, кто причинил нам вред. Способность прощать проявится в нас как естественное выражение открытого сердца, нашей изначальной внутренней доброты. Каждый момент у нас есть возможность всё начать сначала.
3682 Уже кончался день, а они двое всё шли, всё говорили и не замечали ни времени, ни дороги. Впереди темнела небольшая роща, и сквозь ветви деревьев красным раскаленным углем пылало солнце, зажигало воздух и весь его превращало в огненную золотистую пыль. Так близко и так ярко было солнце, что всё кругом словно исчезало, а оно только одно оставалось, окрашивало дорогу и ровняло ее.
3683 Так близко и так ярко было солнце, что всё кругом словно исчезало, а оно только одно оставалось, окрашивало дорогу и ровняло ее. Глазам идущих стало больно, они повернули назад, и сразу перед ними всё потухло, стало спокойным и ясным, маленьким и отчетливым. Где-то далеко красный закат выхватил высокий ствол сосны, и он горел среди зелени, как свеча в темной комнате.
3684 Действительно, выходило так, будто это ничтожное слово совсем оправдывает его и то, что для всякого нормального человека было бы дурным, делает безразличным и даже хорошим. Такова была сила придуманного слова, что даже я одно время поддался общему настроению и охотно извинял Алексею его мелкие недостатки.
3685 Уже пятнадцать дней прошло со времени события, а он всё думал о нем – как будто само время потеряло силу над памятью и вещами или совсем остановилось, подобно испорченным часам. О чем бы он ни начинал размышлять – о самом чужом и далеком, – уже через несколько минут испуганная мысль стояла перед событием и бессильно колотилась о него, как о тюремную стену, высокую и безответную.
3686 Какими странными путями шла эта мысль: подумает он о своем давнем путешествии по Италии, полном солнца, молодости и песен, вспомнит какого-нибудь нищего – и сразу станет перед ним толпа рабочих, выстрелы, запах пороха. Или пахнет на него духами, и он вспомнит сейчас же свой платок, который тоже надушен и которым он подал знак, чтобы стреляли.
3687 В первое время эта связь между представлениями была логичной и понятной и оттого не особенно беспокойной, хотя и надоедливой; но вскоре случилось так, что всё стало напоминать событие – неожиданно и потому особенно больно. Засмеется он, услышит точно со стороны свой смех и вдруг ясно увидит какого-нибудь убитого – хотя он тогда и не думал смеяться, да и никто не смеялся.
3688 Сам по себе факт был очень прост, хотя и печален: рабочие с пригородного завода, уже три недели бастовавшие, всей своей массой в несколько тысяч человек, с женами, стариками и детьми, пришли к нему с требованиями, которых он, как губернатор, осуществить не мог, и повели себя крайне вызывающе и дерзко.
3689 В тот день с самого рассвета на улицах стоял странный, неподвижный туман. Он был легок и прозрачен, он не закрывал предметов, но всё, что проходило сквозь него, окрашивалось в тревожный темно-желтый цвет, и свежий румянец женских щек, яркие пятна их нарядов проглядывали сквозь него, как сквозь черную вуаль: и темно и четко.
3690 Печален и страшно тревожен был этот призрачный день, задыхавшийся в желтом тумане. В столовой уже пробило двенадцать часов, потом коротко отбило половину первого, а в комнате Павла Рыбакова было темно, как в сумерках, и на всём лежал отраженный отсвет. От него желтели, как старая слоновая кость, тетради и бумаги, разбросанные по столу.
3691 Клумбы в этом саду были взрыты и истоптаны грубыми ногами, и на сломанных стеблях тихо умирали в тумане запоздалые болезненно-яркие цветы. И сколько ни было людей на улицах, все торопились, и все были сумрачны и молчаливы. Печален и страшно тревожен был этот призрачный день, задыхавшийся в желтом тумане.
3692 В народных сказках наших часто сказывается, что из трех детей, рожденных от одних и тех же родителей, третий, самый младший, задается либо всех умнее, либо всех сильнее, либо всех счастливее и удачливей. Ходя по русской земле, зашла эта сказка и в семью покойного русского немца Иогана Норка. Маня была дитя совершенно особенное.
3693 Впечатлительности девочки стали бояться серьезно. Ее старались удалять от всего, что могло, по соображению родных, сильно влиять на ее душу: отнимали у нее книги, она безропотно отдавала их и, садясь, молчала по целым дням, лишь машинально исполняя, что ей скажут, но по-прежнему часто невпопад отвечала на то, о чем ее спросят.
3694 Стан высокий, стройный и роскошный, античная грудь, античные плечи, прелестная ручка, волосы черные, черные как вороново крыло, и кроткие, умные голубые глаза, которые так и смотрели в душу, так и западали в сердце, говоря, что мы на всё смотрим и всё видим, мы не боимся страстей, но от дерзкого взора они в нас не вспыхнут пожаром.
3695 Ее профиль вызывал в душе образ втянутого дыханием к нижней губке лепестка, а фас был подобен звонкому и веселому «здравствуйте». В понятие красоты, по отношению к Джесси, природа вложила свет и тепло, давая простор лучшим чувствам всякого смотрящего на нее человека, за исключением одного: это была ее родная сестра.
3696 Джесси была девушкой, не представляющей ничего особенного на требовательный взгляд искателя даровитой оригинальности или грациозного тщеславия. Она была большей частью погружена в свои мысли, а впечатлению отдавалась полностью, если оно захватывало ее. Все мысли имели для нее интерес новизны, – безразлично, думал ли кто-нибудь одинаково с ней или нет.
3697 Все мысли имели для нее интерес новизны, – безразлично, думал ли кто-нибудь одинаково с ней или нет о каком-либо обстоятельстве. Она не заботилась о впечатлении, какое производила на окружающих, и не подозревала, что ее естественность в речах и поступках заставляет ум работать сильнее, чем очарование девушки-вундеркинда.
3698 Иногда она подозревала, что ею любуются, – по поводу, неясному для нее, – и, оставляя причину на совести заподозренного, улыбалась с совершенно сознательным кокетством. Она любила музыку, сама же играла плохо, но ничуть не терзалась этим. Ни попыток рисовать, ни тщеты настрочить стихи и никакого подобного тому любительского зуда не было у нее.
3699 Ненависть есть высшая степень бесчеловечности, превращенная в страсть; тот счастлив, кто не испытал ее внимательного соседства. Джесси рассмеялась бы, если бы ей сказали, что Моргиана действительно ее ненавидит, и в ненависти своей близка к тому, чтобы рыдать у ее ног, вымаливая прощение, как отдых от непосильной работы.
3700 Мыслей не было. Все вещи стали чужими и ненужными, точно их принесли насильно. Мне было тесно, я испытывал почти физическую неловкость от близости стен, мебели и разных давно знакомых предметов. Мне ничего не хотелось, и вместе с тем томительное состояние бездеятельности разрасталось в глухую тревогу и нетерпение.
3701 Я человек ленивый, и для того, чтобы раскачаться записать что-нибудь, должен пережить или услышать настоящее событие. Каждый понимает это слово по-своему; я предпочитаю означать им всё, что мне нравится. С этой и, по-моему, единственно правильной точки зрения, хороший обед – событие. Точно так же я назову событием встречу с человеком, одетым в красное с головы до ног.
3702 Это было в то время, когда у человека начинает отцветать сердце, и он мечется по земле, полный смутных видений, музыки горя и ужаса. Тот день запомнить нетрудно, в моей памяти нет дней страшнее и блаженней его, долгого дня тоски. Пыль, духота и жара стояли на улицах. Я тщетно переходил с бульвара на бульвар, ища тени.
3703 В конце июля я получил несколько настойчивых писем от старого друга Хонса, приглашавших меня то в вежливой, то в добродушно-бранчливой форме посетить недавно приобретенное им имение. Как раз в это время я приводил в порядок запутанные благодаря долгому отсутствию отношения мои с некоторыми крупными редакциями и был по горло занят работой.
3704 Чрезвычайно нежные, поэтические тона царствовали вокруг. Бледно-зеленые газоны, окруженные светло-желтыми лентами дорожек, примыкали к плоским цветущим клумбам, сплошь засаженным каждая каким-нибудь одним видом. Преобладали левкои и розовая гвоздика; их узорные, светлые ковры тянулись вокруг нас, заканчиваясь у высокой, хорошо выбеленной каменной ограды маленькими полями нарциссов.
3705 Преобладали левкои и розовая гвоздика; их узорные, светлые ковры тянулись вокруг нас, заканчиваясь у высокой, хорошо выбеленной каменной ограды маленькими полями нарциссов. Своеобразный подбор растений дышал свежестью и невинностью. Не было ни одного дерева, нежно цветущая земля без малейшего темного пятнышка производила восхитительное впечатление.
3706 Туман стоял и тень от него падала на дома и мостовую. Неделю тому назад выпал первый непрочный снег, растаял, и с тех пор на мостовой лежала липкая и серая грязь. Местами мокрые камни отражали черное небо и блестели косым и темным блеском и по ним, вздрагивая и колыхаясь, катились экипажи. Грохота наверху не было слышно – он замирал в тумане.
3707 Среди идущих были женщины, и их присутствие давало картине сокровенный и тревожный смысл. Они шли по какому-то своему делу и были, казалось, такие обыкновенные и незаметные; но Павел видел их странную и страшную обособленность: они были чужды всей остальной толпе и не растворялись в ней, но были как огоньки среди тьмы.
3708 Оглядываясь назад, мы можем определить тот момент времени, который оказался решающим и поменял ход нашей жизни, в которой мы безвозвратно выбрали свой новый путь. Этот крутой поворот может быть результатом тщательно обдуманного плана или же просто несчастного случая; после себя мы оставляем либо счастье, либо разрушение.
3709 Отец сказал, что мне лучше уехать подальше от дома. Для моего же блага. У меня две сестры, я младший в семье, и отец считал, что на мою долю выпадет гораздо больше любви и внимания, чем следует. Он хочет научить меня, что мир вовсе не то место, где пять обожающих тебя женщин в любое время готовы броситься тебе на помощь.
3710 Любовь – это как купание. Надо либо нырять с головой, либо вообще не лезть в воду. А если будешь слоняться вдоль берега, по колено в воде, то тебя только обдаст брызгами, и ты скоро начнешь зябнуть и злиться. Еще месяц походишь вот так с этой девушкой – и тебе придется обратиться к психиатру. Так и напиши ей и скажи, что это мои слова.
3711 Свадьба состоялась в воскресенье, в большом доме с садом и маленькой лужайкой, выходившей на окаймленную деревьями улицу. Невеста была очаровательна, священник деловит, а после совершения обряда гостям подали шампанское. Светило солнце, было тепло и казалось, что на губах у присутствующих играет мягкая, откровенно чувственная улыбка, как обычно бывает на всех свадьбах.
3712 Литература – это выдумка. Назвать рассказ правдивым значит оскорбить и искусство, и правду. Всякий большой писатель – большой обманщик, но такова же и эта архимошенница – Природа. Природа обманывает всегда. От простеньких уловок в интересах размножения до изощренной иллюзорности в защитной окраске бабочек и птиц – Природа использует изумительную систему фокусов и соблазнов. Писатель только следует ее примеру.
3713 Привейте человеку вкус к чтению и предоставьте ему возможность читать, и вы неизбежно сделаете его счастливым. Таким образом вы сблизите его с лучшими представителями любой исторической эпохи, с мудрейшими, остроумнейшими, самыми нежными, самыми смелыми и самыми чистыми людьми, которые когда-либо украшали человечество. Вы сделаете из него гражданина всех наций, современника всех эпох.
3714 Заменить чтение ничто не может. Ни воспринятая на слух лекция, ни увиденное на экране изображение не обладают такой просветительной силой. Изображение весьма ценно как иллюстрация текста, но оно не способствует формированию общих понятий. И фильм, и живая речь преходящи. Трудно и даже невозможно вернуться к ним за справкой или советом. Книга же остается спутником всей нашей жизни.
3715 Книга дает человеку возможность подняться над самим собой. Ведь ни у кого из нас нет такого личного опыта, который позволял бы хорошо понимать не только других, но даже и самого себя. Все мы чувствуем себя одинокими в этом огромном, равнодушном мире. Мы страдаем от этого, нас ранят несправедливость и трудности жизни. Из книг мы узнаем, что и другие, в том числе великие люди, так же страдали и искали, как и мы.
3716 Благодаря книгам мы можем вырваться из нашего личного, ограниченного мирка; благодаря книгам мы можем избежать бесплодного копания в своей душе. Вечер, проведенный за чтением книг великих авторов, для нашего ума то же, что для тела – прогулка в горах. Человек спускается с этих вершин более сильным, его легкие и мозг очищены от всякой грязи, он успешнее и лучше подготовлен к тем битвам, которые ждут его на равнинах повседневной жизни.
3717 Итак, мы читаем частью для того, чтобы подняться над собственной жизнью и понять жизнь других. Но это не единственная причина тех радостей, которые дает нам чтение книг. В нашей повседневной жизни мы так тесно сталкиваемся с происходящими событиями, что не можем рассмотреть их достаточно хорошо, мы слишком подчинены нашим переживаниям, чтобы полностью их ощутить.
3718 Жизнь многих из нас – роман, достойный пера Диккенса или Бальзака, но это далеко не всегда приносит нам удовлетворение. Задача писателя в том и состоит, чтобы дать правдивую картину жизни, но показать эту картину на таком расстоянии от нас, чтобы зрелище ее не порождало в нас чувство страха или смятения.
3719 Чтение – это не только полезная гимнастика для ума; оно раскрывает молодежи тайны познания, которые никогда не преподносятся готовыми ищущему, а должны быть постигнуты им самим в результате методичной и добросовестной работы. Библиотека – необходимое дополнение к школе или университету. Больше того, я сказал бы, что обучение – только ключ, который отпирает двери библиотеки.
3720 Это тем более справедливо в отношении самообразования. Гражданин демократической страны, который хочет добросовестно выполнять свои обязанности, должен учиться всю свою жизнь. Развитие мира не завершается тем днем, когда мы кончаем школу. История продолжается, она выдвигает проблемы, от которых зависит судьба рода человеческого.
3721 За обедом Женни была ослепительна. Она обрушила на гостей неистощимый поток всевозможных историй и анекдотов, которые рассказывала с подлинным актерским мастерством и вдохновением прирожденного писателя. Очарованным, восхищенным и покоренным гостям время, проведенное в ее обществе, показалось одним волшебным мгновением.
3722 Бодлер был прав. Человек может в течение двух дней обходиться без пищи, а без поэзии нет. Я не желаю, чтобы меня постепенно засасывал быт. В сущности, условием нашего существования является неприятие того, что нас окружает. Согласие со всем – это смерть. Труп смиряется с тем, что он есть лишь то, что есть. Но это единственный пример.
3723 Робер Фабер всегда вызывал у меня сложные чувства. Мне не нравился его цинизм, я восхищался его темпераментом. Его пьесы меня раздражали – я признавал их драматургическую силу. Меня шокировал его эгоизм – я был растроган тем, что он сделал меня своим доверенным лицом. Я с трудом выносил его утренние, часто бесконечные, телефонные разговоры. Если он не звонил мне три дня, я начинал скучать по нему.
3724 Когда орел еще не совсем скрылся из виду, у меня вдруг высохли слезы, и вот тебе доказательство, что эта мысль была ниспослана мне свыше: лишь только я безотчетно принял решение, в тот же миг я увидел, какими способами можно осуществить его. И мгновенно вся печаль, которая отравляет мне жизнь, особенно в воскресные дни, исчезла, словно ее развеяло дыхание божества.
3725 Роман – это зеркало, которое движется по большой дороге. Оно отражает для вас то лазурь небес, то вязкую грязь дорожных размывов. И вы обвиняете в безнравственности человека, который несет зеркало в своей заплечной корзине. Его зеркало показывает грязь, и вы обвиняете зеркало. Обвиняйте лучше саму дорогу или ее смотрителя.
3726 Я начала ценить время. Нет ничего удивительнее в жизни, чем время. Не думаю, чтобы у современных людей его было достаточно. В детстве и юности мне страшно повезло именно потому, что у меня было так много времени. Просыпаешься утром и, даже прежде чем открыть глаза, радостно предвкушаешь, что будешь сегодня делать.
3727 Просыпаясь, я всегда испытывала самое естественное для всех нас чувство: радость жизни, может быть, неосознанную. Вы живете, и открываете глаза, и наступает новый день; каждый следующий шаг в вашем путешествии в неизведанное – в этом увлекательном путешествии – и есть ваша жизнь. И дух захватывает не обязательно от того, что это вообще жизнь, но от того, что это ваша жизнь.
3728 Вы живете, и открываете глаза, и наступает новый день; каждый следующий шаг в вашем путешествии в неизведанное – в этом увлекательном путешествии – и есть ваша жизнь. И дух захватывает не обязательно от того, что это вообще жизнь, но от того, что это ваша жизнь. Одно из величайших таинств существования – наслаждение преподнесенным вам даром жизни.
3729 Когда ранним летним утром мы выходили на порог, природа, тихо отодвинув занавес плотного утреннего тумана, являла нашему взору свою неповторимую, омытую прохладной росой красоту, дурманила острым ароматом высокогорных трав, шумела кронами вековых деревьев да манила в лес далеким криком одинокой кукушки.
3730 Вика говорит, что времени нет, и расстояния нет, и каждая наша встреча предопределена, как и каждое расставание. Не плачь, когда увел кого-то из семьи, не плачь, когда у тебя увели, ты ничего не решаешь, просто идешь по следам, которые начертил тот, кто придумал твою жизнь с первого дня и до последнего.
3731 Война делает людей атеистами или истово верующими. Третьего не дано. Война делает людей хорошими или плохими. Третьего не дано. Война вообще не терпит полутонов и полунамеков. Она ненавидит тебя всей душой и не требует к себе снисходительного отношения. Она нечеловеческий сильный и мерзкий противник.
3732 Когда я вспоминаю о ней, у меня меняется тембр голоса и тускнеет взгляд, но Вика говорит, что нам не дано пройти по тем дорогам, по которым мы однажды уже прошли, а Маринка говорит – всё, что мы оставили позади, никогда больше к нам не вернется, и я верю им больше, чем себе, потому что иначе никак, или верь и живи, или отрекайся и умирай. Я живу.
3733 Моя жизнь состоит из картинок-воспоминаний, одни с годами выцветают и исчезают, другие не признают ни времени, ни расстояний. Например – босоножки. На высокой танкетке, с бежевыми кожаными ремешками и золотой застежкой. Они были велики на несколько размеров, поэтому девочка ступала, словно канатоходец по воздуху – раскинув в стороны руки.
3734 Папа говорит – ты стоишь в начале пути. За твоими плечами множатся и множатся твои ушедшие в небытие предки. За левым плечом – по линии мамы. За правым – по линии отца. Они – твои крылья, говорит папа. Они – твоя сила. Держи их всегда за спиной, и никто никогда не сможет сделать тебе больно. Потому что, пока помнишь о крыльях – ты неуязвим.
3735 Впереди маячили годы войны, но Вера об этом еще ничего не знала. Она вела свою мать туда, где перебивались огнями окна каменных домов, где, связывая невидимой пуповиной небеса с землей, вился из невысоких труб теплый печной дым, где каждый оборот скрипучего колеса деревенской арбы рассказывал о том, что было и чего уже никогда не вернуть.
3736 Снег идет всю ночь и еще целый день, ветер играет с ним, как умеет, – швыряет горстями в окно, рисует крылом на белом полотне рыхлые борозды, а потом торопливо их стирает, кружит вокруг уличных фонарей праздничным конфетти. Воздух пахнет так, словно им никто никогда не дышал – морозно-хрупким, первородным.
3737 Вот эта подернутая инеем мушмула, зеленый кипарис да синяя россыпь на макушке терновника – и есть всё, что осталось от вчерашнего дня. Остальное засыпало снегом по самую макушку, приглушило-убаюкало, запутало в марлевом коконе молочного морока. Сквозь падающие хлопья снега едва различаешь бок соседского дома – неприступный, хмурый. Растерянный по зиме.
3738 Я умею отличать воздух на запах и на вкус. Весной он пахнет холодным родником, проснувшимся лесом, цветущей яблоней, а еще – молодой крапивой. Летом воздух пахнет нагретыми на солнце помидорами, пчелиным жужжанием, раскаленной чердачной крышей и зацветшими кустиками просвирняка. Осенью – шершавым персиковым соком, свежевыпеченным домашним хлебом и сладковатым духом печеных каштанов.
3739 Нани говорила – сегодня придет чанг. Знаете, что такое чанг? Чанг – это крохотное, величиной с носовой платочек, прозрачное облако. Оно появлялось в прозрачном утреннем небе, цеплялось за верхушку горы и быстро начинало расти. Скоро весь мир утопал в молочной немоте, замирало время, и бесконечность замыкалась ровно между тобой и выступающим из густого тумана кленовым листом.
3740 Анатолия вдохнула полной грудью влажный воздух – голова закружилась от острого запаха ранних яблок: крохотных, нежно-румяных, с розовыми разводами на срезе и ярко-малиновыми косточками, мама варила из этих яблок варенье – душистое, на меду и корице, старшая сестра подхватывала из миски за длинный хвостик яблочко, подставляла ладонь, чтобы не капнуть соком на пол, протягивала ей – ешь.
3741 Отец любил повторять, что нет ничего разрушительнее безделья. Безделье и праздность лишают жизнь смысла. Теперь Василий понимал справедливость его слов. Поистине жизнь лишается смысла в тот самый миг, когда человек прекращает приносить пользу окружающим. А чем он может приносить им пользу? Только своим трудом.
3742 Явь от сна отличает напряженная работа ума: мысли – вечные, растяжимые атомы мира, звенящие, трепещущие, не имеющие начала и конца струны, космические снаряды, мчащиеся со скоростью света, будто посланцы иных галактик. Они вселяются в голову и сцепляются в бесконечные вереницы при помощи отдельных деталей, ассоциаций, аналогий.
3743 Не нравится мне, что мы одно и то же можем видеть по-разному. Что у каждого в глазах какой-то фильтр и он заставляет видеть совсем не то, что видит другой. Но как тогда согласовать прошлое? Да если даже махнуть на прошлое рукой – все равно оно запутано и никогда не сложится в общий рассказ, – то как быть с настоящим? Оно тоже подчиняется закону фильтров.
3744 Настоящее тоже подчиняется закону фильтров. Мы смотрим на одно, а видим разное. И только назавтра газеты сообщат, что же это было на самом деле. В книгах напишут, что означали эти сборы и прощания. Нам-то откуда знать. Газеты и телевидение объяснят смысл каждого нашего шага и каждого решения. У них патент на упорядочение происходящего.
3745 Туристы сосредоточенно шагают, и Ида чувствует, что в них рождается извечное желание обзавестись хотя бы частичкой собственного мнения, потому что смотреть без оценки – все равно что просто тренировать взгляд, словно на приеме у окулиста, который велит назвать буквы. На лицах читается мольба как-нибудь тактично подсунуть им кусочек суждения. Без этого они растерянны и беспомощны.
3746 Сначала точные часы искромсали время на маленькие безжалостные кусочки, а теперь кредитки в тиши банков рассекают жизнь на аккуратные отрезки и оценивают минуты по условленному тарифу. Мы оплачиваем бесконечный абонемент: всё имеет цену – и пробуждение, и засыпание тоже, и действие и бездействие, начало и конец, любовь и одиночество.
3747 Мы оплачиваем бесконечный абонемент: всё имеет цену – и пробуждение, и засыпание тоже, и действие и бездействие, начало и конец, любовь и одиночество. Приходится покупать билеты на участие в собственной жизни. Сперва продают авторские права, а дальше изволь потом и кровью выкупать право на каждый день.
3748 Вот если бы человека можно было так омолодить, как дерево. Срезать с него плохие воспоминания, отскоблить всю боль, все разочарования, будто мертвую ткань: состричь ошибки, глупые решения, оплошности и осветлить мысли. Если бы можно было поступать так каждую весну, чтобы входить в новый год чистым и невинным. Ясно ведь – рано или поздно зима нас доконает.
3749 С некоторыми людьми трудно разговаривать, чаще всего это мужчины. У меня на сей счет имеется собственная теория. У многих мужчин с возрастом развивается тестостероновый аутизм, проявляющийся в постепенном снижении социальной активности и потере способности к общению, а также в проблемах с формулированием мыслей. Страдающий этим недугом человек делается молчалив и кажется погруженным в размышления.
3750 Так что я шла за ним следом, подсвечивая нам фонариком, с его помощью выхватывая из темноты световые пятна, в которых цвета делались неразличимы. Облака висели так низко, что можно было ухватиться за них и позволить унести себя далеко на юг, в теплые края. А там спрыгнуть вниз, прямо в оливковую рощу или хоть в моравский виноградник, где делают это чудесное зеленое вино.
3751 Облака висели так низко, что можно было ухватиться за них и позволить унести себя далеко на юг, в теплые края. А там спрыгнуть вниз, прямо в оливковую рощу или хоть в моравский виноградник, где делают это чудесное зеленое вино. Тем временем ноги вязли в снежной каше, и дождь, нещадно раздававший пощечины, пытался забраться к нам под капюшоны.
3752 Она подумала, что мы не умеем стареть – нас этому не учат. В молодости кажется, что эта болезнь нас минует. Стареют другие люди, а мы, по каким-то неведомым причинам, останемся молодыми. К старикам мы относимся, словно они сами виноваты в том, что с ними произошло, – словно они сами довели себя до такого состояния, подобно диабетикам. А ведь старением заболевают даже праведники.
3753 Прилавки со множеством открыток. Пейзажи и панорамы древних руин, стремление побольше втиснуть в двухмерный лоскуток пространства постепенно вытесняется пристальным интересом к деталям. Это прекрасно, поскольку разгружает наш утомленный интеллект. Мира слишком много, лучше сосредоточиться на частности, чем пытаться объять целое.
3754 Джеймс Кук отправился в южные моря, чтобы наблюдать прохождение Венеры по Солнцу. Однако, Венера подарила ему не только свою красоту, но и землю, в свое время уже обнаруженную голландцем Тасманом. Из его записей моряки знали, что она должна быть где-то здесь. Каждый день они высматривали ее на горизонте и каждый день совершали одну и ту же ошибку – принимали облака за сушу.
3755 Из записей Тасмана моряки знали, что земля должна быть где-то здесь. Каждый день они высматривали ее на горизонте и каждый день совершали одну и ту же ошибку – принимали облака за сушу. По вечерам они обсуждали таинственный остров, которому покровительствует сама Венера: каким он должен быть красивым и какими удивительными свойствами обладать. Каждый представлял его по-своему.
3756 Карен часто размышляла о своей жизни и приходила к выводу, что это совершенно очевидно: мужчины нуждаются в женщинах больше, чем женщины в мужчинах. В сущности, думала Карен, женщины вполне могли бы обойтись без мужчин. Они спокойно переносят одиночество, заботятся о своем здоровье, более выносливы, умеют поддерживать дружбу.
3757 Профессор бодро шагал, палкой указывая на достопримечательности – ворота, фонтаны, руины, отделенные простенькой загородкой, – и рассказывая то, чего его слушателям нипочем не найти в самых лучших путеводителях. Однако в контракте эти прогулки не значились. В обязанности профессора входила только одна лекция в день.
3758 Полагаю, что для существования человеку и цитрусовым необходимы примерно одни и те же климатические условия. Неслучайно территория греческой цивилизации в целом совпадает с ареалом произрастания цитрусовых. За исключением этого солнечного животворного пространства, всё подвергается медленной, но неизбежной дегенерации.
3759 Это напоминало длинный неспешный старт. Карен всегда преследовал этот образ: самолет профессора качнулся, колеса вязнут в рытвинах, может, даже съезжают со взлетной полосы – теперь придется стартовать с газона. Однако в конце концов машина взмывает в воздух – колеблясь и раскачиваясь, но уже нет сомнений, что полет состоится.
3760 Иногда посмотришь налево, потом направо – а кажется, что везде одно и то же, и небо с разноцветными облаками вращают вокруг тебя, а ты будто находишься в центре детской юлы, ошалевший. Самые насыщенные здесь всегда были облака, словно они не только вобрали в себя все соловецкие цвета, но и запахи тоже.
3761 Солнце уже теряло жар, когда Артем ополоснулся, смыл мелкие остриженные волосы и кожную шелуху с плеч, и вдруг, глянув на свое отражение в воде, едва не засмеялся в голос: такой чистотой и юностью светилось всё его лицо, такой восторг ощущало тело – что какая тут тюрьма, и при чем она тут! – если целая, до самого солнца, жизнь впереди. Солнце плавало рядом в воде, как кусок масла.
3762 Вышел на улицу, не помня как, запомнил только, что, пока спускался, в нескольких кабинетах стрекотали печатные машинки, напоминая каких-то птиц. Птицы клевали буквы. Буквы разбегались в стороны. Очень удивился, что на улице солнце – оно слепило. А казалось, что должен быть вечер. Казалось, столько всего прошло уже. Целая жизнь взметнулась вверх, рассыпалась, как салют, и пропала.
3763 Чем кончит эта смеющаяся, не думающая о будущем женщина? Сердце мое сжалось и перевернулось от чувства, которое нельзя назвать ни жалостью, ни состраданием, потому что оно было сильнее этих чувств. Я остановился и взял Ольгу за плечо. Никогда в другое время я не видел ничего прекраснее, грациознее и в то же время жальче.
3764 Поцелуи мои, вероятно, были горячи, потому что лицо Ольги горело, как в огне. На нем не было и следа только что пролитых слез. Я поглядел на ее пылавшее счастьем лицо, на глаза, полные счастливой, удовлетворенной любви, и сердце мое сжалось от страха за будущее этого хорошенького, счастливого существа: любовь ее ко мне была только лишним толчком в пропасть.
3765 Если ты берешь с собой книгу, происходит странная вещь: книга начинает собирать твои воспоминания. Стоит лишь открыть ее потом, и ты сразу переносишься туда, где читал эти страницы. Пробежал глазами первые слова – и перед тобой оживают знакомы картины, ты чувствуешь запахи, вкус мороженного, которое ел во время чтения.
3766 Если кто-то крадет книги или не возвращает их, одолжив на время, пусть превратится книга в его руках в ползучего гада, и да хватит его удар, и да онемеют все его члены. И да будет он громко кричать, прося пощады, и да не будет мучениям его конца. И пусть книжные черви гложут его внутренности, а последним наказанием его станет вечная геенна огненная.
3767 Сразу после этого он принес ей три книги, но той, которую он завернул в бумагу, среди них не было. Через час они вынесли вещи во двор. Оказавшись на улице, Мегги стала замерзать. Утро было таким же холодным, как дождь накануне, и солнце одиноко висело над горизонтом бледным пятном, словно потерянная кем-то монетка.
3768 Больше года они жили на старом дворе. Мегги любила вид на холмы, ласточкины гнезда под крышей, высохший колодец, зияющий чернотой так, словно доставал до самого сердца земли. Хотя в огромном доме были сквозняки, а в комнатах прятались толстые пауки, плата за него была умеренной, да и Мо хватало места для книг и мастерской.
3769 Он невольно повернул голову и увидел – с той быстрой улыбкой, которой мы приветствуем радугу или розу, – как теперь из фургона выгружали параллелепипед белого ослепительного неба, зеркальный шкаф, по которому, как по экрану, прошло безупречно-ясное отражение ветвей, скользя и качаясь не по-древесному, а с человеческим колебанием, обусловленным природой тех, кто нес это небо и эти ветви.
3770 Он пошел дальше, направляясь к лавке, но только что виденное, – потому ли, что доставило удовольствие родственного качества, или потому, что встряхнуло, захватив врасплох, – освободило в нем то приятное, что уже несколько дней держалось на темном дне каждой его мысли, овладевая им при малейшем толчке.
3771 Само по себе всё это было видом, как и комната была сама по себе; но нашелся посредник, и теперь этот вид становился видом из этой именно комнаты. Прозрев, она лучше не стала. Палевые в сизых тюльпанах обои будет трудно претворить в степную даль. Пустыню письменного стола придется возделывать долго, прежде чем взойдут на ней первые строки.
3772 Вокруг фонарей, стоявших перед нами, на краю тротуара, сияли дрожащие оранжевые нимбы. В сгущавшемся тумане начиналась сказочная игра света. Майские жуки, охмелевшие от ароматов, грузно вылетали из липовой листвы, кружились около фонарей и тяжело ударялись об их влажные стекла. Туман преобразил все предметы, оторвав их от земли и подняв над ней.
3773 Гостиница напротив плыла по черному зеркалу асфальта, точно океанский пароход с ярко освещенными каютами, серая тень церкви, стоящей за гостиницей, превратилась в призрачный парусник с высокими мачтами, терявшимися в серовато-красном мареве света. А потом сдвинулись с места и поплыли караваны домов.
3774 Мне казалось, будто она вовсе меня не замечает, будто ее улыбка и взгляд скользят мимо, будто она слилась с призрачным шевелением листвы, с каплями, стекающими по влажным стволам, будто она ловит темный неслышный зов за деревьями, за целым миром, будто вот сейчас она встанет и пойдет сквозь туман, бесцельно и уверенно, туда, где ей слышится темный таинственный призыв земли и жизни.
3775 Я человек заурядный, особенных качеств не имею. Прожил с женой четыре года, как живут обычно: без сложностей, приятно, но и без большой страсти. После первых месяцев наши отношения стали тем, что принято называть хорошим браком, – узами, связующими людей, которые сознают, что взаимное уважение есть основа спокойной совместной жизни.
3776 Стоял май, клумбы на пестрели тюльпанами. Ранние вечера уже полнились серебристым светом импрессионистов, голубели тенями, и высокое светло-зеленое небо служило фоном холодному газовому свету первых уличных фонарей и беспокойным красным лентам неоновых надписей на крышах зданий газет, которые возвещали о войне каждому, кто умел их прочесть.
3777 Мне никогда не забыть ту ночь. Я полностью сознавал себя, все мои чувства были широко распахнуты, я приготовился ко всему, но абсолютно не испытывал страха. Словно бы шел по высокому мосту, с одного берега своей жизни к другому, и знал, что за моей спиной этот мост растает, как серебряный дым, и вернуться я никогда не смогу.
3778 Словно шел по высокому мосту, с одного берега своей жизни к другому, и знал, что за моей спиной этот мост растает, как серебряный дым, и вернуться я никогда не смогу. Шел от разума в чувство, от надежности в авантюру, от рационального в иллюзорное. Я был совершенно один, но на сей раз одиночество не мучило, в нем сквозило прямо что-то мистическое.
3779 Снаружи, за пыльной живой изгородью, тащился мимо вдребезги разбитый мир, – здесь же, в тени деревьев, уцелел трепетный клочок мирной жизни, с жужжанием пчел и золотым светом позднего лета. Мне казалось, я мог напиться им про запас, как верблюд водой для перехода через пустыню. Закрыл глаза, чувствовал и пил свет.
3780 В сумерках к забору подошла какая-то женщина. За ней потянулись другие. Скоро их стало много. Стояли они молча, почти не переговариваясь. Невидящими глазами смотрели сквозь колючую проволоку. Того, что им хотелось увидеть, здесь не было – свободы. Небо наливалось лиловостью, из долины ползли тени. Одна за другой женщины ушли. Час отчаяния миновал. Позднее я слышал, что в лагере его именно так и называли.
3781 Мы обманывали друг друга. Хелен следила за мной, я – за ней, но вскоре обман приобрел странную власть. Первым делом он уничтожил то, чего я больше всего боялся: представление о времени. Деление на недели и месяцы распалось, и страх перед краткостью срока, который нам оставался, сделался от этого прозрачным, как стекло.
3782 Приступы отчаяния случались со мной, когда Хелен спала. Тогда я смотрел на ее лицо, которое тихонько дышало, смотрел на свои здоровые руки и понимал ужасающее одиночество, на какое нас обрекает наша кожа, раздел, через который не перекинуть мост. Ни одна капля моей здоровой крови не могла спасти любимую больную кровь. Это непостижимо, и смерть непостижима.
3783 Мгновение становилось всем. Утро лежало в бесконечной дали. Когда Хелен просыпалась, начинался день, а когда спала и я чувствовал ее рядом, начинались переливы надежды и безутешности, планов, выстроенных на песке грез, прагматических чудес и философии, еще обладания и закрывания глаз, но на рассвете все они гасли и тонули в тумане.
3784 Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил. Рвется таинственная нить, связывавшая его с твоим воображением. Между ним и тобой еще проносятся зарницы, еще что-то мерцает, словно угасающие, призрачные звезды. Но это мертвый свет. Он возбуждает, но уже не воспламеняет – невидимый ток чувств прервался.
3785 Волна любила его, обдавала пеной и медленно подтачивала. И вот в один прекрасный день, совсем уже подточенный, утес качнулся и рухнул в ее объятия. И вдруг утеса не стало. Не с кем играть, некого любить, не о ком скорбеть. Утес затонул в волне. Теперь это был лишь каменный обломок на дне морском. Волна же была разочарована, ей казалось, что ее обманули, и вскоре она нашла себе новый утес.
3786 Она улыбнулась и прижалась к нему. Равик почувствовал, как в нем раскрылось и расцвело что-то горячее, нежное и необъятное, будто множество рук потянуло его куда-то вниз. И вдруг стало совсем невыносимым вот так стоять рядом, вытянувшись во весь рост, на узеньких ступнях, с трудом сохраняя равновесие.
3787 От судьбы никому не уйти. И никто не знает, когда она тебя настигнет. Какой смысл вести торг с временем? И что такое, в сущности, длинная жизнь? Длинное прошлое. Наше будущее каждый раз длится только до следующего вздоха. Никто не знает, что будет потом. Каждый из нас живет минутой. Всё, что ждет нас после этой минуты, только надежды и иллюзии.
3788 Как ни странно, но, пока ты помнишь о беспрестанном падении, еще ничего не потеряно. Видимо, жизнь любит парадоксы; когда тебе кажется, будто всё в абсолютном порядке, ты часто выглядишь смешным и стоишь на краю пропасти, зато когда ты знаешь, что всё пропало, – жизнь буквально задаривает тебя. Ты можешь даже не шевелить пальцем, удача сама бежит за тобой, как пудель.
3789 Жизнь вообще любит парадоксы: тебе кажется, будто ты хозяин собственной судьбы, а на самом деле ты смешон и слаб и вот-вот рухнешь вниз; но когда ты на самом дне и, кажется, всё совсем пропало – жизнь вдруг заваливает тебя подарками. И никаких усилий не требуется – она сама за тобой бежит, как собачонка.
3790 Возврата быть не может, ничто не стоит на месте: ни ты сам, ни тот кто рядом с тобой. Всё, что от этого осталось в конце концов, это редкие вечера, полные грусти, – грусти, которую чувствует каждый человек, ибо всё преходяще, а он – единственное существо на земле, которое это знает, как знает и то, что в этом – наше утешение. Хотя и не понимает почему.
3791 Я жадно, даже с некоторым страхом смотрел на эту чужую женщину, которая стала для меня самой близкой, и, глядя на нее, вдруг понял, что только мертвые принадлежат нам целиком, только они не могут ускользнуть. Всё остальное в жизни движется, видоизменяется, уходит, исчезает и, даже появившись вновь, становится неузнаваемым. Одни лишь мертвые хранят верность. И в этом их сила.
3792 С людьми, которые подходят друг другу, расстаться просто. Это как кастрюля с притертой крышкой. Такое сочетание можно нарушить совершенно безболезненно. Но если они не подходят и нужно брать в руки молоток, чтобы подогнать крышку к кастрюле, то легко что-нибудь сломать, когда попытаешься снова отделить их друг от друга.
3793 Запомни одну вещь, мальчик: никогда, никогда и еще раз никогда ты не окажешься смешным в глазах женщины, если сделаешь что-то ради нее. Пусть это даже будет самым дурацким фарсом. Делай всё, что хочешь, – стой на голове, неси околесицу, хвастай, как павлин, пой под ее окном. Не делай лишь одного – не будь с ней рассудочным.
3794 В кристаллах и камнях начался темный процесс, он расщеплял их, отталкивал, сталкивал, упорядочивал и формировал, заставлял их развиваться, продолжался в листве и цветах, вспыхивал в морских огнях, мириадах инфузорий, в порхании бабочек над солнечным лугом, врывался в заботливо свитые гнезда птиц на цветущих склонах.
3795 Этот процесс затихал и начинался снова, достигая совершенства в создающем целые государства интеллекте муравьев и пчел, но и здесь не заканчивался, проходя всё новые и новые витки, породив отряд позвоночных животных, и в последнем столкновении молекул завершился человеком, разумом, самопознанием, личностью.
3796 Ты больше не являешься всем этим; просто всё это живет в тебе. Зеленый клеточный сок растений и твоя красная кровь наполняют сосуды вселенной, соединяя всё родственными узами, но ты выделяешься среди всего живого сознанием собственного я, оно отделяет тебя от всего сущего, словно стена. Ты больше не принадлежишь к растениям и животным, ты больше не можешь соединиться с ними, ты – одинок.
3797 В адажио мы слышим его внутренние монологи, голос его души, и вот он, просветленный страданием и болью, находит в неземных аккордах последнее счастье, собеседника, вселенную. А в крещендо после тихой жалобы скрипок он будто воздевает руки к звездам, и восхождение к самому себе знаменует музыка глубокого звучания, полная страдания и гармонии.
3798 В проходы маленького уютного театра медленно лился поток зрителей из дверей лож, продвигался вперед, разделялся: одна часть направлялась в подвальчик, другая устремлялась в фойе. Слышалась приглушенная речь, почти шепот, мягкие сумерки, над которыми время от времени раздавался серебристый девичий смех.
3799 Потом я отбрасывал книгу, вскакивал, раскидывал в стороны руки и горящими глазами всматривался в ночь. И тогда из сумерек и тоски, из юношеских мечтаний медленно возникал женский образ – хозяйки моей души, прекрасной и доброй, с обворожительными золотистыми глазами. Теперь я увидел именно эти глаза.
3800 Я тихонько сжал пальцы, лежавшие в моей руке, почти не веря, что это наяву. Я почувствовал мягкую округлость ладони; да, то, что я переживал, было на самом деле! И тут мое сердце забыло всю робость и скованность, все двери моей души распахнулись навстречу синей звездной ночи и тому чуду, которое ждало меня впереди.
3801 Внезапно у меня всё поплыло перед глазами. Я словно тонул в бурных морских волнах, сражаясь с ночью и смертью. Вдруг милосердный свет маяка приветливо сверкнул мне сквозь бурю и страх и указал путь к спасению. В одно мгновение дни мучений и годы тоски пронеслись мимо меня и исчезли. Что-то очень сильное стеснило мне сердце, что-то безымянное переполнило грудь, что-то невыразимое захлестнуло душу.
3802 Открылась дверь, я сделал несколько шагов и оказался один в комнате, бывшей, очевидно, музыкальным салоном. В углах таились синие тени, в больших окнах брезжила звездная ночь, на темном фоне четко вырисовывался бюст Бетховена из слоновой кости, увенчанный лавровым венком; казалось, он приветливо смотрит на меня.
3803 Через огромные окна струился призрачный серебристый свет звезд, он скользил по комнате и освещал белые клавиши рояля. Казалось, магическая сила влекла меня к инструменту. Я нерешительно сел и ударил по клавише. Медленно и глубоко прозвучало до диез. Словно тихий рокот раздался в ночи. Я едва осознавал, что делаю.
3804 Медленно переливались триоли, словно лунный свет по серебристой воде. Божественное до диез минор «Лунной сонаты» под моими пальцами рождало словно сотканное из лунного света, сумерек и мечты адажио. Словно темный челн по серебристому потоку, скользила тема по россыпям триолей. Вот она снова появилась в ми миноре, теперь суровая и тихая.
3805 Я механически продолжал играть. Да, я одинок и покинут; как это трудно – быть человеком. Отодвинулась портьера. Нежно и бесшумно. Вошла королева. Аромат роз. Мне почудилось, что комнаты расширяются и растут. Колонны, купола и своды становятся всё выше и выше. Звездная ночь, космос, тишина! Я был один во тьме вселенной, мои дрожащие руки рвали арфу.
3806 Сквозь вселенскую тьму забрезжил сладостный свет: блестели золотые глаза. Наступило избавление. Забывшись, я откинул голову. Серебряный свет падал на мое печальное, встревоженное лицо. Два золотистых глаза смотрели на меня бесконечно нежно, и прекрасные губы целовали мои нечестивые глаза и горячий лоб.
3807 Я больше ничего не видел и не слышал, пурпурная тьма окружила меня, вся боль и печаль исчезли; броня, сковавшая мое сердце, рассыпалась, ледяная пустыня души зазеленела; после долгих лет отчаяния и мук я снова почувствовал себя ребенком на вечерней молитве: мне хотелось сложить ладони и шептать: Ты прекрасна, ты чудесна, жизнь, я люблю тебя!
3808 Очнувшись от безмолвия и забвения, я вскочил, прижимая руки к лицу. Потом глубоко вздохнул и испуганно открыл глаза. Нет, это не иллюзия, не обман чувств и не сон; это правда, передо мной стояла прекрасная женщина с бесконечно глубокими золотыми глазами. Видение потрясло меня. Ах, если бы это ощущении безмятежности и покоя не исчезало!
3809 Когда я снова вошел, я увидел, что моя возлюбленная стоит у окна. На ней было белое платье с золотым кантом. При виде этой красоты, этих благородных линий, этого чистого мечтательного профиля на фоне синего звездного неба мной опять овладела жажда сохранить это всё навечно, не расставаться, остаться здесь навсегда.
3810 Все-таки я не вернулся к ней, а пошел дальше своим путем, день за днем, ночь за ночью, как все. Но вечерами, когда звездная ночь становилась серебристо-синей, я садился к роялю и играл «Лунную сонату». При этом я был совершенно спокоен, а мое сердце переполнялось счастьем; все-таки то, что я сделал, было правильно. Так я могу любить ее вечно, так она хозяйка моей жизни.
3811 Кто знает, что случилось бы, не уйди я. Снова и снова под звуки рассыпающихся серебристым дождем триолей я чувствую, как она подходит ко мне и освобождает меня от страданий и забот; я снова слышу ее голос, напоминающий мне матовое золото, усыпанное розами. А когда становится совсем темно, я играю сладостный ноктюрн фа диез мажор Шопена.
3812 Медленно отзвучала мелодия божественной «Лунной сонаты». Я стоял у окна и всматривался в девственно-нежный весенний вечер. В окне соседнего дома блики от мерцающей свечи падали на золотистый пробор. Руки, под которыми только что оживала божественная бетховенская соната, неподвижно лежали на белых клавишах. Мое окно было выше, так что я мог хорошо видеть всю комнату.
3813 Я бродил по переулкам старого города. И тут навстречу мне явилась ты, цветущая и юная. Мы были едва знакомы, лишь однажды нас мимоходом представили друг другу. Жемчужная нежность синего дня озарилась в моей душе мягким светом доброты. В твоих глазах тоже сияла весна. Мы шли вдвоем по старым садам, утопающим в сирени.
3814 Второй вечер сиял. Насколько тосклив был первый, настолько ослепителен второй. Потому что в тот вечер мы предавались волшебным грезам. Ты еще помнишь, как я зашел за тобой? Вечернее солнце бросало прощальные лучи на колокольню, играя на стрелках золотых часов. Неторопливой волшебной походкой ты шла мне навстречу.
3815 Снова зазвучали старые мелодии. И затихающие звуки неожиданно рождали отклик в моей душе. Я снова грезил. Я чувствовал себя тоскующим королем в стране сумерек и цветущих садов. Я рассказывал тебе об этом перевоплощении – о человеческой судьбе, муке и тоске. О том, что я нищий, бродящий по миру в поисках своей королевы.
3816 Отсутствие Армана тоскливой тенью довлело над членами его семьи. Собравшись в тесной гостиной квартирки, они вместе задули свечи на именинном пироге. И каждый загадал желание, чтобы вместе с пламенем сгинул и призрак несчастья, преследовавший семью много месяцев. На сей раз их мольба не осталась без ответа. Они еще не знали об этом, но эра невзгод приближалась к концу.
3817 Комната, где поселилась Ирен, была обращена на запад. Из окна виднелся островок маяка и море. Солнце щедро разукрасило поверхность воды мазками света, сверкавшими, как озерца расплавленного серебра. После трехмесячного заключения в тесной каморке в Париже отдельная комната, выделенная в ее полное распоряжение, показалась девочке почти вызывающей роскошью.
3818 С моря дул слабый ветерок, играя ветвями деревьев в чаще леса. Бестелесный шелест листьев сопровождался эхом шагов Симоны с детьми. Они шли по тропинке, которая пересекала лес и казалась настоящим туннелем, прорубленным в темных глухих дебрях. Бледный лик луны тщетно пытался заглянуть сквозь плотный полог тени, окутывавший лес.
3819 Оставив за спиной лесной чертог, Симона и дети остановились, пораженные ошеломляющими размерами имения кукольника. В этот момент из кустов вылетела птица, похожая на ворона. Энергично работая крыльями, она описала замысловатую траекторию над садом. Птица покружила над одним из каменных фонтанов и решила сесть у ног Дориана.
3820 Неподвижная фигура ожила, внезапно наклонив голову, при этом послышался негромкий механический треск. Лицо попало в полосу света. На гостей смотрели бессмысленные глаза – простые стеклянные шарики, вставленные в глазницы маски, лишенной всякого выражения. От застывшей улыбки греческого персонажа пробирала дрожь.
3821 Перед ними стоял человек приятной наружности, с достоинством встретивший пору зрелости. В его улыбке таилась немалая доля лукавства. Голубые глаза искрились под шапкой густых волос, посеребренных сединой и тщательно причесанных. Незнакомец был безукоризненно одет. В руках он держал трость расписанного черного дерева. Приблизившись к гостям, он учтиво поклонился.
3822 В призрачном мерцании взору открывалась нескончаемая галерея механических существ. Гостям улыбались большие настенные часы с подвижными глазами и гротескной гримасой. Балерина в прозрачной вуалетке вертелась вокруг своей оси в центре овального зала. Каждый предмет, каждая деталь являлась частью созданной Лазарусом вселенной.
3823 В доме вряд ли нашлась бы хоть одна мелочь, принадлежавшая реальному миру, серому и до отвращения нормальному. Предметы теряли с ним связь с того момента, как становились частью этой обители. От внимания Ирен не ускользнул огромный портрет над камином. На портрете была изображена дама ослепительной красоты в белом платье.
3824 После рассказа кукольника Ирен поняла, что ее отношение к сказочному царству, процветавшему в стенах Кравенмора, изменилось. Оно больше не казалось ей эффектным и головокружительным полетом гения, его творца. Девочка познала на собственном опыте, какую пустоту влечет за собой потеря близкого человека.
3825 Голубая лагуна выглядела райским уголком – идеальным местом, чтобы начать с детьми новую жизнь. Работа оказалась более чем достойной, и Лазарус проявил себя как человек великодушный и добрый. Фортуна должна была улыбнуться им рано или поздно. Звезды расположились так, что это случилось тут, в далеком краю. Впервые за долгое время Симона рискнула бы с благодарностью принять знамения судьбы.
3826 Именно тогда почти случайно Дориан заметил явление невероятное и необъяснимое, если, конечно, зрение его не подвело. Процессия проходила мимо мерцающего фонаря, и на стены легли тени, которые отбрасывали их фигуры. Все, кроме одной. Тень Лазаруса на стене не отражалась, словно он был призраком. Дориан обернулся и обнаружил, что Лазарус внимательно следит за ним.
3827 Они сидели на белой пелене песка, на полпути в никуда, и наблюдали, как истекают последние минуты долгой летней ночи. Молча взявшись за руки, они дождались, когда первые бледно-розовые проблески солнца, пробившиеся сквозь облака, выстлали сверкающим жемчугом дорожку в отрытое море. Башня маяка выступила из тумана, темная и одинокая.
3828 Потеряв связь с тобой в годы войны, я написала сотни писем, которые так и не дошли к тебе. Мне до сих пор интересно, куда они подевались, где нашли пристанище все слова и мысли, которыми мне было важно с тобой поделиться. В течение всех этих мрачных лет память о тебе, воспоминания о лете, проведенном в Голубой лагуне, являлись для меня силой, помогавшей выживать день за днем.
3829 Признаюсь тебе по секрету. Много раз, зимними ночами в войну, когда в темноте звучали крики и выстрелы, я мысленно снова уносилась далеко. Я возвращалась к тебе и лелеяла воспоминания о часах и минутах, которые мы провели вместе на острове маяка. Хорошо бы мы никогда оттуда не уезжали. Хорошо бы тот день никогда не кончался.
3830 Тень снова прыгнула к стене, чтобы найти убежище в картине, но на этот раз Лазарус выхватил из камина горящее полено и поджег портрет. Огонь пробежал по холсту, словно рябь по поверхности озера. Тень взвыла. В сумраке библиотеки страницы старинного фолианта начали истекать кровью, а потом вспыхнули.
3831 Кукольник обнял Альму. Никогда в жизни Ирен не видела, чтобы кто-то обнимал другого человека так бережно. Выражение лица, каждое движение Лазаруса были исполнены любви и трепетной ласки, источником которых может служить лишь глубокое и чистое благоговение. Руки Альмы тоже обняли его, и на один волшебный миг они застыли, слившись в объятии в темноте.
3832 Его страстью было оказывать помощь всем на свете. Случалось, что он проводил целое утро, втолковывая опытным наседкам, как высиживать цыплят. Вместо того чтобы пойти после обеда в лес за черникой, он оставался дома и раскусывал орехи для своей белки. Ему не было и семи лет, когда он начал спорить с матерью о том, как обращаться с детьми, и делал выговоры отцу за то, что тот неправильно воспитывает его.
3833 Он страстно любил брать на себя подготовку свадебных церемоний. Однажды он устроил так, что невеста явилась в церковь за три четверти часа до жениха, и тем самым вызвал неприятные переживания, омрачившие для всех радость этого светлого дня. В другой раз он забыл пригласить на венчание священника. Но зато он всегда был готов признать свои ошибки.
3834 И вот в одно прекрасное утро я торопливо упаковал несколько нужных и кучу ненужных вещей, опасаясь, как бы кто-нибудь или что-нибудь не помешало моему отъезду, и следующую ночь провел уже в маленьком северном городке, там, где кончаются дым и копоть промышленных районов и начинаются широкие степные просторы.
3835 Здесь сливаются два шумных ручья. Днем и ночью в сонном безмолвии слышно, как они лепечут что-то про себя, словно дети, увлеченные в одиночестве чудесной игрой. Они текут между холмами от своих далеких истоков, смешивают здесь свои воды и продолжают путь вместе; но беседа их становится гораздо серьезнее, как у всех, кто соединяется, чтобы рука об руку идти по жизни.
3836 Крошечный домик, утопавший в розах, выглядел очень поэтично, и я, позавтракав в маленькой гостинице, направился туда. Воображение заранее рисовало мне полную приятную женщину, распространяющую вокруг себя ощущение уюта, которой помогает какая-нибудь прелестная юная девушка, чьи розовые щечки и загорелые руки быстро излечат меня от неотвязных мыслей о городе.
3837 Наверно, было время, когда эти равнодушные глаза сверкали весельем, а плотно сжатые губы складывались в соблазнительную улыбку, но образ жизни старой девы отнюдь не влияет на организм благотворно, а свежий деревенский воздух, подобно старому элю, хорош время от времени, но притупляет ум, когда им злоупотребляют.
3838 Если рабочее настроение уже нарушено, его трудно восстановить сразу. Я писал около часа, а затем бросил свое спотыкающееся перо и огляделся, желая рассеяться. У стены стоял книжный шкаф старинной работы, который привлек мое внимание. Ключ оказался в замке, и, открыв стеклянные дверцы, я оглядел уставленные книгами полки. Любопытная это была коллекция.
3839 Это был портрет молодой девушки в платье старинного покроя, который вышел из моды лет тридцать назад. Лицо поражало своей красотой, но это была не просто стандартная красота, присущая всем миниатюрам, которые утомляют правильностью линий и неестественностью колорита: в этих глазах, бездонных и мягких, жила душа.
3840 Один раз я готов был поклясться, что, оглянувшись через плечо, увидел девушку, изображенную на портрете: она сидела в дальнем углу в большом кресле с ситцевой обивкой. На ней было сиреневое платье, отделанное старинным кружевом, и нельзя было не залюбоваться красотой ее сложенных рук, хотя на портрете были изображены только голова и плечи.
3841 У меня не было основания связывать эту женщину с той, которая была изображена на миниатюре, кроме разве едва уловимого соответствия между тонким нервным почерком и подвижными чертами, но всё же я инстинктивно чувствовал, что это одно и то же лицо и что я шаг за шагом пытаюсь проследить историю моего забытого друга.
3842 Роясь всё в том же шкафу, я обнаружил дневник, написанный в пятидесятые годы, между испачканными страницами которого было заложено множество писем и засушенных цветов. Писатель не в силах устоять перед человеческим документом, и выцветшие строчки, потускневшие и блеклые, как засушенные цветы, поведали уже известную мне историю.
3843 Вы не знаете ни минуты отдыха от тревог и беспокойства, не имеете ни минуты досуга, чтобы отдаться мечтательному безделью, у вас нет времени полюбоваться игрой теней, скользящих по поверхности реки, солнечными бликами на воде, высокими деревьями на берегу, глядящими на собственное свое отражение, золотом и зеленью лесов, белыми и желтыми лилиями, темным тростником, осокой и синими незабудками.
3844 Когда вы еще очень молоды, вам кажется, что лето состоит из одних только солнечных дней, что ветер не бывает пронизывающим и дует всегда с запада, а розы согласны цвести где угодно. Но с годами устаешь дожидаться, когда сквозь тучи прорежется луч солнца. А потому заходишь в дом, садишься у огня и гадаешь, почему ветер вечно дует с востока и почему ты давно бросил попытки вырастить розы.
3845 Когда бесхитростные люди встречаются с вопросом, что такое искусство, – они не пытаются уяснить себе, откуда оно взялось, какое место занимает во вселенной, но принимают его как факт и только хотят найти ему какое-нибудь применение в жизни. Так возникают теории полезного искусства, самая первобытная стадия в отношениях человеческой мысли к искусству.
3846 Людям кажется так естественно, что искусство, если оно существует, должно быть пригодно для их ближайших маленьких нужд и надобностей. Они забывают, что в мире есть множество вещей, для людей совершенно бесполезных, как например красота, и что сами они в своей жизни постоянно совершают поступки совершенно бесполезные – любят, мечтают.
3847 Глаз обманывает нас, приписывая свойства солнечного луча цветку, на который мы смотрим. Ухо обманывает нас, считая колебания воздуха свойством звенящего колокольчика. Всё наше сознание обманывает нас, перенося свои свойства, условия своей деятельности, на внешние предметы. Мы живем среди вечной, исконной лжи. Мысль, а следовательно и наука бессильны разоблачить эту ложь.
3848 Я немало страдал в жизни от непонимания, а еще больше – от клеветы и зависти, выражаемой часто под видом дружбы, от людей, которые ко мне приближались. Я чувствовал ее от многих, с кем в жизни сталкивался. Мне казалось, что это какой-то страшный дьявол у людей, дьявол в человеческой душе, более страшный, чем непонимание. Я его испытал от многих притворных моих друзей.
3849 Огромную зависть вызывал Врубель своим настоящим гениальным талантом. Он был злобно гоним. Его великий талант травили и поносили, и темные силы непонимания звали его растоптать, уничтожить и не дать ему жить. Пресса отличалась в первых рядах этого странного гонения совершенно неповинного ни в чем человека.
3850 Я долго не мог ей ничего ответить, и мы молча стояли друг против друга, держась за руки, прямо, глубоко и радостно смотря друг другу в глаза. Эти несколько молчаливых секунд я всегда считаю самыми счастливыми в моей жизни, – никогда, ни раньше, ни позднее, я не испытывал такого чистого, полного восторга.
3851 Как много я читал в больших темных глазах Олеси: и волнение встречи, и упрек за мое долгое отсутствие, и горячее признание в любви. Я почувствовал, что вместе с этим взглядом Олеся отдает мне радостно, без всяких условий и колебаний, всё свое существо. Она первая нарушила это очарование, указав мне медленным движением век на старуху.
3852 Я поглядел на нее сбоку, так что мне стал виден чистый, нежный профиль ее слегка наклоненной головы. Только теперь я заметил, что и сама Олеся похудела за это время и вокруг ее глаз легли голубоватые тени. Почувствовав мой взгляд, Олеся вскинула на меня глаза, но тотчас же опустила их и отвернулась с застенчивой улыбкой.
3853 Чем больше он глядел на нее, тем больше его сердце заволакивалось мягкой и светлой грустью – сострадательной к себе, радостной к ней, к этой новой Леночке, и тихой благодарностью к прежней. Это было именно то самое чувство, которого он так жаждал в Москве, только светлое, почти совсем очищенное от себялюбия.
3854 Всё опьяняло их в эту прекрасную ночь: радостное пение, множество огней, поцелуи, смех и движение в церкви, а на улице – это множество необычно бодрствующих людей, темное теплое небо с большими мигающими весенними звездами, запах влажной молодой листвы из садов за заборами, эта неожиданная близость и затерянность на улице, среди толпы, в поздний предутренний час.
3855 Жизнь все-таки мудра, и надо подчиняться ее законам. И кроме того, жизнь прекрасна. Она – вечное воскресение из мертвых. Вот мы уйдем с вами, разрушимся, исчезнем, но из нашего ума, вдохновения и таланта вырастут, как из праха, новая Леночка и новый Коля. Всё связано, всё сцеплено. Я уйду, но я же и останусь. Надо только любить жизнь и покоряться ей. Мы все живем вместе – и мертвые и воскресающие.
3856 Люди лицемерны, завистливы, лживы, негостеприимны и жестоки. И все-таки люди господствуют и будут господствовать, потому что так уже устроено. Освободиться от их владычества невозможно. Вся собачья жизнь, всё собачье счастье в их руках. В теперешнем нашем положении каждый из нас, у кого есть добрый хозяин, должен благодарить судьбу.
3857 Есть в Средней России такой удивительный цветок, который цветет только по ночам в сырых болотистых местах и отличается прелестным кадильным ароматом, необычайно сильным при наступлении вечера. Будучи же сорванным и поставленным в воду, он к утру начинает неприятно смердеть. Он вовсе не родня скромной фиалке. Ночной фиалкой его назвали безвкусные дачницы.
3858 Ночной фиалкой его назвали безвкусные дачницы. Крестьяне разных деревень дали ему несколько разнообразных и выразительных названий, которые выпали теперь из моей головы, и я так и буду называть этот цветок ночной фиалкой. Он не употребляется у крестьян ни как целебное растение, ни как украшение на Троицын день или на свадьбу.
3859 Чтобы почувствовать и понять всё величие океана, надо видеть его не с плоского берега, а в открытом пространстве, когда вокруг нет ничего, кроме синей могучей стихии, всегда живой, всегда в движении. Подобно этому измеряется и чудесная власть человеческого гения. Нельзя о ней судить по ничтожным воспоминаниям современников.
3860 Нельзя о власти человеческого гения судить по ничтожным воспоминаниям современников, по близоруким отзывам невежественных критиков, по пристрастным и часто глупым рассказам друзей, по успехам и неуспехам у крикливой толпы. Всё это – прибрежный мусор и грязная пена. Судья великому человеку – только время, безупречное в своих приговорах.
3861 Понимаете ли вы это удовольствие – вырваться из круга людей, где жили вы внешней жизнью, пренебречь их толками и досадой и предпочесть самолюбивому обществу одно существо, которое вы встретили здесь на земле, которое понимает вас и которому вы посвятили всё свое время? Понимаете ли вы удовольствие улыбаться на шутки и насмешки друзей ваших, с которыми вы перестали видеться и которых неожиданно встретили?
3862 Засыпая, он слышал быстрый скрип пера, дрожание образка, висящего на спинке кровати, и видел темную голову отца рядом с зеленым колпаком лампы и теплый огонек лампады в углу перед образом с сухой пальмовой веткой, тень от которой таинственно лежала на обоях, как всегда вызывая представление о ветке Палестины, о бедных сынах Солима и усыпляя чудной музыкой лермонтовских стихов.
3863 Приятно, находясь в жарко натопленной хате, слышать треск горящих поленьев и завывание ветра в печной трубе, видеть за окном буйство метели и вместе с этим зрелищем быть далеко, вторгаясь в неизведанные уголки галактики или открывать новые виды существ, обитающих в глубинах океана, при этом не покидая стен своего дома.
3864 Это пишется в день дождливый, так что зелень за окном разлинована и по стеклам катятся неудержимые слезы; и если читаться будет в день солнечный, то многого не понять. Потому что дождь – это не только падающие с неба капли воды, но и наше настроение духа, пришибленное или приподнятое, смотря по тому, каков дождь.
3865 Сейчас идет дождь так себе, никакой, но теплый, из породы необходимых для сельского хозяйства; в деревне он создает настроение деловое и озабоченное. А то бывают дожди невыносимые, даже подлые. И бывают величественные и прекрасные. Каков дождь, таким делается и человек: деловым, невыносимым, нюней, тусклым, веселым, поэтом.
3866 Она выразила удивление, какие громадные механизмы бывают пущены в ход для осуществления самых маленьких причуд природы. Она имела в виду, например, сколько могущественных физических законов, подобно хирургам столпясь над цветком купальницы, бережно раскрывают его венчик, чтобы не повредить лепестков, не причинить ранения.
3867 А в пору ту, когда рыхлой земле сырой отроду еще не более трех дней было, наступил Никола нечаянно, землю дозором обходя, на смутную грань моря и суши первозданных и след свой оставил здесь. Промелькнули потом буйной оравой неуловленные в память дни, канули в пустотные тартарары вся сотня сотен и тьма тем.
3868 Кира смотрела на эту веселую траву, у которой вырезные листья, зеленые снизу, выше становились лиловые и золотистые, – на изумительную, легкую траву, которой у нас, к радости всех ребят, зарастают лесные опушки после первых весенних цветов – троицких цветов, розовой сон-травы, трясунки кукушечьих слезок.
3869 По зеленой молодой травке ходят хамы в огромных тяжелых сапожищах, подбитых гвоздями. Пройдут по ней, примнут ее. Прошли – полежал, полежал примятый, полураздавленный стебелек, пригрел его луч солнца, и опять он приподнялся и под теплым дыханием дружеского ветерка шелестит о своем, о малом, о вечном.
3870 Не все ли равно, что потом было? Была жизнь, и события случались, и будут случаться. Дни за днями идут, и будут идти. В докучном шуме злых дней померкнет радостное сияние простодушной мечты, и ликованию безмятежной радости положен будет предел. Но что же такое! А всё в памяти неизгладимы эти наивные часы, эти радостные встречи и этот милый лепет мечты и счастья. Счастья, творимого по воле.
3871 А вообще живется мне здесь отлично. Одиночество – превосходное лекарство для моей души в этом райском краю, и юная пора года щедро согревает мое сердце, которому часто бывает холодно в нашем мире. Каждое дерево, каждый куст распускаются пышным цветом, и хочется быть майским жуком, чтобы плавать в море благоуханий и насыщаться ими.
3872 Но в экстремальных ситуациях есть не только свои минусы, но и плюсы тоже. В обычной жизни на устранение барьеров между людьми уходят недели, а в подобной обстановке они рушатся почти мгновенно. Более того, я бы с радостью проводил подле вас гораздо больше времени, если бы вы только позволили мне это.
3873 Воздух наполнился колокольным звоном, несущим мир и счастье, радость и покой. Герцог, отец четырех прекрасных детей, который в этот момент входил в свой замок, услышал колокола и улыбнулся, подумав о своих малютках. Бедняк, живущий в лачуге на пособие по нищете, услышал колокола и улыбнулся, подумав о благотворительном рождественском обеде.
3874 Поэтому бабка Дарья и разрешила оставить щенка. К концу войны волки совсем обнаглели. Правда, она не знала, что из щенка выйдет плохой пастух. Потому что он тоже был волк. Но Петька об этом рассказывать ей не собирался. Волки были настолько похожи на обычных собак, что обмануть бабку было совсем не трудно.
3875 Никогда прежде я не видел, чтобы человек так смотрел и улыбался, сидел и ступал. Поистине и я бы так хотел смотреть и улыбаться, сидеть и ступать – так свободно, так достойно, так замкнуто, так открыто, так ребячливо и таинственно. Поистине так смотрит и ступает лишь человек, проникший в сокровенные глубины своей самости.
3876 Угаров шел под руку с Соней и решительно не знал, о чем говорить с ней. Целый месяц он жил мечтой об этом свидании, и вот свидание состоялось, но как-то совсем не так, как он себе представлял его. Соня болтала без умолку, но тоже не находя предмета разговора, и несколько раз благодарила его за то, что он приехал.
3877 Люди нуждаются в ободрении. Тогда в них оживает то доброе, что заложено от бога. Не стоит говорить человеку о его недостатках. Лучше сказать о его достоинствах. Нужно вырвать его из привычной колеи дурных повадок. Обращаться с ним так, словно то доброе, что в нем есть, единственная его сущность. Только так можно добиться успеха.
3878 Попав под дождь, ты можешь извлечь из этого полезный урок. Если дождь начинается неожиданно, ты не хочешь намокнуть и поэтому бежишь по улице к своему дому. Но, добежав до дома, ты замечаешь, что все равно промок. Если же ты с самого начала решишь не ускорять шаг, ты промокнешь, но зато не будешь суетиться. Так же нужно действовать в других схожих обстоятельствах.
3879 Что вынесла я за прожитую жизнь, какую философию? Самую простую. Простую – как кружка воды, как глоток воздуха. Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. На очень хороших и очень плохих. Плохих во все века было больше, много больше. Хорошие – всегда исключение, подарок Неба.
3880 Всё, что вы прочитали, это мой подарок на день рождения. Самому себе. Ну, кто осмелится подарить сказку взрослому озабоченному человеку, отцу семейства? А я ждал такого подарка. Долгие годы ждал и вот ведь дождался наконец. Ничего, что от самого себя. Зато и у вас теперь, у взрослых, озабоченных людей, есть сказка. Дарите ее друг другу, если она пришлась вам по сердцу.
3881 Люди, живущие стремлениями и надеждами, то есть будущим, смотрящие всегда вперед и с нетерпением спешащие навстречу грядущим событиям, будто эти события принесут им истинное счастье, и пропускающие тем временем настоящее, не успев им насладиться, эти люди подобны тем ослам, которых заставляют идти быстрее, привешивая к концу палки, укрепленной на их голове, охапку сена, которую они видят близко перед собой и вот-вот надеются достать.
3882 Первая причина внутреннего рабства человека – это его невежество, прежде всего, незнание самого себя. Без знания себя человек не в состоянии управлять собой, не в состоянии быть свободным; а без этого он навсегда останется рабом и игрушкой действующих на него сил. Вот почему во всех древних учениях первым требованием в начале пути к освобождению было правило – познай самого себя.
3883 Все мы – части общечеловеческой памяти. Две тайны в жизни неразрывны – тайна рождения и тайна смерти. Прожить жизнь, только воспроизведя себя, – небольшое дело. А вот сможем ли мы что-то оставить после себя? Если мы какую-то часть нашей энергии оставляем на благо людей, значит, мы уже не умерли, уже не напрасны.
3884 Что касается общественного мнения, то, видя, кого оно превозносит, следовало бы протянуть руку тем, кого оно презирает. Говорят, что без людского уважения нельзя быть счастливым, – пусть тот, кто думает так, и хлопочет о нем. Я же лично искренне жалею тех, чье счастье зависит от каприза людской молвы.
3885 Много раз натыкался я на эту боязнь праведника, на изгнание из жизни хорошего человека. Два отношения к таким людям: либо их всячески уничтожают, сначала затравив хорошенько, или – как собаки – смотрят им в глаза, ползают пред ними на брюхе. Это – реже. А учиться жить у них, подражать им – не могут, не умеют.
3886 Зато он писал, и стоило заглянуть к нему в комнату, чтобы убедиться в том, что это у него получалось прекрасно. Вся комната была завалена бумагой, исписанной отчетливым мелким почерком – каждая буква отдельно. Под столом, на окнах, на шкафу – всюду лежали журналы, из которых торчали закладки. Он писал труд, как сказал мне Андрей.
3887 Есть столько способов сказать правду, не высказав ее до конца. Разве полнейшая отрешенность от всех соблазнов помешает бросить взгляд издалека на те самые соблазны, от которых отрекаешься? И найдется ли человек, владеющий своими чувствами настолько, чтобы поручиться, что к нему в сердце никогда не закрадется сожаление.
3888 Не надо пугаться, что написано уже столько книг. Мол, все равно не прочитаешь. Если вы верите в себя, то количество вещей, которые вы запомните, будет вам неоднократно вспоминаться. Вы будете идти всё дальше по жизни, а книги будут идти с вами вместе и будут с вами разговаривать. Поэтому надо запасаться книгами в эту дорогу.
3889 Жизнь нам вроде и не кажется пустой или тяжелой, но это только если смотреть на самих себя со стороны. А потом я стала искать других людей, чтобы посмотреть, сравнить, живут они так же или нет, но больше там никого не было. Все куда-то делись. Остались только мы – живущие лишенной смысла жизнью. Тогда я внимательно присмотрелась к нам.
3890 Мужчины в принципе не умеют жить, им не удается быть с жизнью накоротке, они никогда не чувствуют себя в ней вольготно, поэтому последовательно осуществляют какие-то свои проекты, более или менее амбициозные, более или менее грандиозные, кто как, но обычно, потерпев поражение, заключают, что лучше было бы просто наслаждаться жизнью.
3891 Нет человека счастливее меня, когда мне представляется возможность искоренить заблуждение или организовать маленький крестовый поход, который приведет к успеху. К примеру, помните ли вы грандиозную кампанию, которую я устроил года четыре или пять тому назад, чтобы убедить людей в необходимости мыть ноги? Вы даже не представляете себе, каким успехом увенчались мои усилия.
3892 Чудеса не обязательно должны быть великими событиями, и происходить они могут в самых неожиданных местах. Иногда чудеса бывают такими крошечными, что люди их просто не замечают. Бывают застенчивые чудеса. Они тихонько трутся о рукав, пристраиваются на ресницы. Ждут, когда вы их заметите, а потом тают.
3893 У всех людей жизнь тяжелая, только у каждого по-своему. Кто нуждается в легкой жизни, тот начинает глядеть на жизнь по-хорошему. И никто другой не в состоянии за него это сделать. Кто не желает видеть в жизни хорошее, у того не будет хорошей жизни. Не желает этого тот, кто не умеет, потому что не знает.
3894 Перелески расцветились багрянцем и золотом и к вечеру, подсвеченные заходящим солнцем, пылали словно огромные костры. Потом начались затяжные дожди. Они в считанные дни оголили леса и перелески, потушили все краски, наполнили мутной водой дорожные колеи и колдобины. Сегодня дождь был особенно назойливым.
3895 Когда я уходил из сада, окидывая прощальным взглядом бесконечные букеты сирени, млеющей в лучах полдневного солнца, я увидел на скамейке двух молоденьких девушек, еще в недлинных платьях. Они были свежи и юны как майские розы и смотрели на сиреневые цветочки, перебирая их в пальчиках, с улыбкой надежды. Они искали цветка о пяти лепестках, они искали счастья.
3896 Есть души, для которых слезы как увеличительные стекла: мир, видимый ими через эти стекла, всегда огромен и ужасающ в своем безобразии. Те мелкие детали, которые обычному взору представляются почти украшением, потеряв свои нормальные размеры, давят и пугают. Кто видел под микроскопом очаровательное создание божие, символ красоты земной – бабочку, тот никогда не забудет ее кошмарной хари.
3897 Идея при ее зарождении всегда богаче исполнения. Исполняют только то, что жизненно, что осуществимо в тот момент. И оттого уходят в сторону. Но, сделав виток, спирали снова оказываются над исходной точкой, только порядком выше. Нельзя этому сопротивляться. Это все равно, что мешать электрону при соответствующих условиях перескочить на другую орбиту.
3898 Старичок быстро отодвинул одеяло, потянулся, причем Тяпкин услышал, как громко захрустели у него все кости. Это напоминало хруст сухих сосновых шишек, припасенных для самовара. Потом старичок быстро сел на кровати, опустив тоненькие ножки, схватил Лешу за щеки и поцеловал его вытянутыми толстыми губами.
3899 Верочка Скалон была очень миловидна, с прекрасными, густыми, длинными русыми, в золото, волосами, с тонкой, стремительно затекающей румянцем кожей, с пытливыми, горячими глазами и тесно сжатым ртом. Эта серьезная, даже скорбная складка рта не соответствовала мягкой лепке лица и подвергала сомнению однозначность образа доброй, недалекой девушки.
3900 Королевич вырос и стал королем. Ах, что это был за король! Красивее его не было юноши во всей стране. Вы видели лесную незабудку на краю болота? Ну вот, такие точно две голубые прекрасные незабудки были глаза короля. А алый цвет мака приходилось вам встречать посреди садовой куртины? Ну вот, такими же лепестками мака казались пурпуровые королевские уста.
3901 Люди считают, что счастье – несбыточная вещь. Что найти его трудно, едва ли возможно. Но ведь сущие мелочи могут сделать счастливым: крыша, когда идет дождь, чашка крепкого кофе, когда устал, сигарета после обеда, хорошая книга, когда ты одинок, а еще – быть рядом с тем, кого любишь. Всё это и есть счастье.
3902 Пока светит солнце, надо, во что бы то ни стало, хоть немного – наскоро, но про запас – напитать свое зрение (словно можно утолить его нечеловеческий голод!) – и всё же крайне необходимо вобрать до предела и закрепить на бумаге эту простую вещественность счастья: редкую чистоту линий, распахнутую и ясную улыбку дня.
3903 Несколько раз она удерживала таким образом упрямого гостя, а он догадался только потом, что ей нужно было от него. О чем бы Прасковья Ивановна ни говорила, а в конце концов речь непременно сводилась на Харитину. Галактиону делалось даже неловко, когда Прасковья Ивановна начинала на него смотреть с пытливым лукавством.
3904 Потом она как-то привыкла к ним, а в конце концов и сама стала соглашаться с сыном, потому что и в самом деле не век же жить дураками, как прежде. Всех не накормишь и не пригреешь. Этот холодный эгоизм закрадывался к ней в душу так же незаметно, шаг за шагом, как одно время года сменяется другим. Это была медленная отрава, которая покрывала живого человека мертвящей ржавчиной.
3905 К середине июня ярко и пышно расцветали луга. Нежно-розовые махровые шапки, синие колокольчики, желтые купальницы (мы называли их лазоревым цветом), малиновые звездочки гвоздичек, лиловые, фиолетовые и еще и просто белые цветы. Над цветущими, перерастя их, поднимаются разные колоски и метелки, отчего издали кажется, будто подернуты цветущие луга легким сиреневым туманом.
3906 По земле, истомленной в зное, разливалась свежесть, прохлада и неизъяснимая легкость, от которой хотелось петь и орать несообразное. Еще не скоро, недели через три дождь станет проклятьем. Пока он был благодатью, и люди поднимали навстречу золотистым, летящим из голубизны каплям просветленные улыбками и надеждой лица.
3907 Птицы летали над просекой, над нашими головами в недоумении и растерянности. Тогда Серега решил созвать рябчиков, но снова хлынувший ливень помешал этой затее. Как ни тепел был дождь, вымокшие до нитки, мы начали зябнуть. Кроме того, ливень перешел в мелкую морось, небо затянулось сплошной серой мглой.
3908 Я сидела на пороге и сторожила ягоды от лакомок-братишек, пока не возвращались с поля родители. Мне хотелось, чтобы они увидели душистое богатство нетронутым, в полной мере оценив мой труд. Потом я снимала караул у сеней, но землянику все равно не ела, даже со сливками. До сих пор терпеть ее не могу.
3909 Я не любила землянику, но устоять не смогла. Спешившись, присела на корточки у края полянки, бережно раздвинула листья. Крупные ягоды сами скатывались в ладонь, стоило провести рукой по зеленовато-серому стебельку, и мне казалось, что он облегченно вздыхает, избавляясь от тяжкой обузы. Я складывала их в пригоршню, наслаждаясь самим процессом сбора.
3910 Я знаю, что у заводской печи или одной из тех машин, которые принуждают повторять одно и то же движение целый день с перерывом в несколько секунд, и в иных самых неприемлемых условиях, и в камере, и перед взводом, производящим расстрел, – повсюду можно чувствовать себя свободным, однако порождает эту свободу вовсе не пытка, которой подвергается человек.
3911 Повсюду можно чувствовать себя свободным, однако порождает эту свободу вовсе не пытка, которой подвергается человек. Я настаиваю, что свобода есть непрекращающийся процесс избавления от цепей, а это станет возможным, только если цепи не раздавили нас окончательно, как произошло со многими из тех, о ком вы говорите.
3912 Она писала ему с различными интервалами, никогда не давая своего адреса. Однако приблизительно через год она случайно встретила его: оба были чрезвычайно удивлены. Взяв ее за руки, он не мог сдержаться, чтобы не сказать, что она, на его взгляд, изменилась, и, уставившись на ее руки, он поразился их ухоженности.
3913 У меня словно тяжелый камень с души свалился. С каким-то доныне неведомым чувством облегчения я сознаю, что наконец-то поступил правильно. Я спас себя и спас другого человека. И я больше не сожалею о том, что струсил вчера ночью. Напротив, говорю я себе, это даже к лучшему. Хорошо, что всё так случилось.
3914 Хорошо, что всё случилось именно так: те, кто доверяет мне, знают теперь, что я не герой и не святой; я больше не бог, милостиво соблаговоливший приблизить к себе бедную калеку; если я принимаю ее любовь, это уже не жертва с моей стороны. Нет, теперь я должен просить о прощении, а она – даровать его мне.
3915 В пять часов она вышла на улицу в своем пурпурном платье. Дождь полил сильнее, порывы ветра обдавали ее целыми потоками воды. Люди пробегали мимо, торопясь домой или к трамваям, низко опуская зонтики и плотно застегнув плащи. Многие из них изумленно оглядывались на красивую девушку со счастливыми глазами, которая безмятежно шагала сквозь бурю.
3916 Люди изумленно оглядывались на красивую девушку со счастливыми глазами, которая безмятежно шагала сквозь бурю, словно прогуливалась по саду в безоблачный летний день. У Мэйды не было зонтика, не было галош. У нее было пурпурное платье, и в нем она вышла на улицу. Пусть разбушевалась стихия! Изголодавшееся сердце должно иметь крупицу счастья хоть раз в год.
3917 Ничто не заменит книгу. Книга дает пищу воображению. Современные дети смотрят фильмы и телевизор, слушают радио, читают комиксы – всё это наверняка интересно, но к фантазии имеет мало отношения. Наедине с книгой, где-то в потаенных уголках своей души, ребенок создает собственные образы, и с ними ничто не сравнится. Эти образы необходимы человеку.
3918 В литературном мире Линдгрен большинству людей удается найти друг друга – в фантазиях или в действительности. Возможно, они даже находят себя, потому что Астрид Линдгрен верит, что человек по природе своей – существо одинокое и силу нужно черпать в признании своего одиночества. В детстве, юности и старости нам всем надо учиться быть одним.
3919 Они так много значили друг для друга, что мы, дети, в каком-то смысле были на заднем плане. Папа безумно любил маму и каждый день напоминал ей, что она уникальна. Я думала, что после маминой смерти он потеряет всякое желание жить. Но он продолжал считать жизнь удивительной, а смерти ждал с надеждой: Ханна пребывала в раю, и там они встретятся. В этом не могло быть никаких сомнений, и обсуждать тут нечего.
3920 Что-то во мне тяготеет ко всему шведскому. В мире столько чудесных волшебных сказок, но мои корни – в шведской природе. Я бы не смогла жить за границей. Я скучаю по земле, я скучаю по запаху Швеции. Как обойтись без скандинавской сказки с ее народной мудростью и природой, без длинной череды теней, отбрасываемых эльфами, водяными и гномами.
3921 Всё проходит с головокружительной быстротой, а потом наступает конец. Так сказала Астрид Линдгрен, когда ее спросили, что такое человеческая жизнь. Желая подчеркнуть и проиллюстрировать свою точку зрения, Астрид взмахнула рукой и подула, как бы желая загасить свечу. Так скоротечна жизнь человеческая.
3922 Луиза, не надо бы писать писем, когда ты подавлен и печален, но я всё же пишу, потому что хочу, чтобы ты постаралась утешить меня. Скажи что-нибудь хорошее о том, зачем мы живем, если можешь. Всё кажется мне суетой и погоней за ветром, но возможно, это оттого, что в стране мрака солнце никогда не восходит.
3923 Откуда цветам известно, что весной они должны распускаться, откуда птицам известно, что они должны петь? Ученые думают, будто всё могут объяснить: творение, всю историю человечества. А я спрашиваю: как всё может быть настолько упорядочено? И почему же мы, люди, столько думаем о религии? Что наводит человека на такие мысли? Так что я сомневаюсь в собственных сомнениях.
3924 Эта внезапная вспышка внимания смутила меня. Всё было так, словно бы со мной вдруг заговорили персонажи любимой картины, только что погруженные в собственные мысли и заботы на холсте. Не далее как вчера в коридоре колледжа на меня чуть не налетел Фрэнсис, пронесшись мимо в облаке черного кашемира и табачного дыма.
3925 В холле сладковато пахло плесенью и стоял полумрак – казалось, что скудный, рассеянный свет идет от газовых рожков. Тени от пальм в кадках, словно паутина, затягивали стены, а на потолке, таком высоком, что при одном взгляде вверх у меня закружилась голова, маячили искаженные очертания наших собственных теней.
3926 На пороге библиотеки у меня перехватило дыхание, и я застыл на месте: застекленные книжные шкафы и готические панно поднимались на добрые пять метров к украшенному фресками и лепными медальонами потолку. В глубине комнаты виднелся огромный мраморный камин, а под потолком, словно роняя сверкающие хрустальные капли, мерцал в полутьме шар роскошной люстры.
3927 Вокруг выли волки, и где-то в темноте ревел бык. Река бурлила молоком. Луна прибывала и убывала прямо на глазах, словно при ускоренном показе фильма, по небу неслись вихри облаков. Виноградные лозы вырастали из земли и оплетали деревья, словно змеи; времена года сменялись в мгновение ока, казалось, промелькнула целая череда лет.
3928 Где-то на пограничной полосе между сном и явью я брел по старинному и очень знаменитому кладбищу. Справа и слева топорщились живые изгороди, потрескавшиеся мраморные беседки увивал дикий виноград. Я шел по узкой мощеной дорожке. За поворотом щеку мне нежно погладили бледные гроздья гортензии, жемчужным облаком выплывшие из тени.
3929 Взгляд его был устремлен на величественную панораму заснеженной глуши, и хотя в голосе его звучала тревога, на лице проступало что-то едва ли не мечтательное. Исчезновение Банни сильно огорчило его, это было очевидно, однако видел я и то, что размах поисков, их почти оперная зрелищность ему по душе и эстетика происходящего доставляет ему удовольствие, уж не знаю насколько осознанное.
3930 Может быть, поэтому я склонен считать красоту проявлением исключительных внутренних достоинств, с которыми она на самом деле не имеет ничего общего. Я гляжу на изящно очерченный рот или глаза с поволокой и воображаю, что нашел родственную душу, начинаю мечтать о глубоком взаимном чувстве. Совершенно при этом не замечая, что целая стая уродов увивается вокруг той же персоны просто потому, что их околдовали те же глаза.
3931 Ужасно, когда ребенок вдруг осознает, что он – обособленное от всего мира существо, что никто и ничто не страдает, когда он обжег язык или ободрал коленку, что его боль принадлежит лишь ему одному. Еще ужаснее, когда с возрастом начинаешь осознавать, что ни один, даже самый близкий и любимый, человек никогда не сможет понять тебя по-настоящему. Это делает нас крайне несчастными.
3932 Тихий настойчивый голос у нас в голове – почему он так мучает нас? Может быть, он напоминает нам о том, что мы живы, что мы смертны, что каждый из нас наделен неповторимой душой, расстаться с которой мы так боимся, хотя она всё время и заставляет нас чувствовать себя несчастней всех прочих созданий.
3933 Мы только что говорили о том, как страшные, кровавые вещи могут быть необыкновенно прекрасны. Это очень греческая и очень глубокая мысль. В красоте заключен ужас. Всё, что мы называем прекрасным, заставляет нас содрогаться. А что может быть более ужасающим и прекрасным для духа, подобного греческому или нашему, чем всецело утратить власть над собой?
3934 Нелогичность христианства пугала римлян, и они делали всё возможное, чтобы ее искоренить. Я думаю, они шли на столь решительные меры не только потому, что она внушала им страх, но и потому, что она ужасно их привлекала. Прагматики бывают на удивление суеверны. Несмотря на всю их логику, римляне тряслись от страха перед сверхъестественным.
3935 Чем более развит человек, чем более он подчинен рассудку и сдержан, тем больше он нуждается в определенном русле, куда бы он мог направлять те животные побуждения, над которыми так упорно стремится одержать верх. В противном случае эти и без того мощные силы будут лишь копиться и крепнуть, пока наконец не вырвутся наружу – с тем большим разрушительным эффектом, что их так долго сдерживали.
3936 Мне казалось, что я брожу по вокзалу, а моего поезда всё нет и нет. И словно один из тех призраков, которые поздней ночью спрашивают у пассажиров, когда отправляется полуночный экспресс, потерпевший крушение лет двадцать назад, я переходил из одного зала ожидания в другой, пока не наступал тот жуткий миг, когда закрывалась последняя дверь.
3937 Всё это замечательно, однако прекрасное, если оно не сочетается с чем-либо более значительным, есть не более чем яркая погремушка. Не в том беда, что ваш Джулиан сосредоточен лишь на некоторых, возвышенных аспектах действительности, а в том, что он предпочитает игнорировать все прочие, которые ничуть не менее важны.
3938 Есть вещи, которые настолько ужасны, что осознать их сразу просто невозможно. Есть и такие – обнаженные, непреходящие в своем кошмаре, – осознать которые на самом деле невозможно в принципе. Только потом, в одиночестве, среди воспоминаний, начинает брезжить некоторое подобие понимания – когда пепел остыл, когда плакальщицы разошлись, когда ты вдруг оглядываешься и видишь, что отныне живешь в совершенно ином мире.
3939 После года на медицинском факультете я обладал весьма скудными познаниями в этой области, однако моим друзьям (которые не знали о медицине вообще ничего и считали ее не столько наукой, сколько разновидностью магии) это вовсе не мешало постоянно консультироваться со мной по поводу разнообразных болей и колик с благоговением дикарей, пришедших на поклон к знахарю племени.
3940 Должен заметить, это не очень хороший перевод. Если не знаешь итальянский, лучше взять перевод Синглтона – вполне дословно, хотя, конечно, никаких терцин там не увидишь. Для этого нужно читать оригинал. В величайшей поэзии музыка проступает, даже если ты не знаком с языком. Я страстно любил Данте, еще когда не знал ни слова по-итальянски.
3941 Я был восхищен его манерой вести беседу. Она казалась современной и путаной, однако сейчас я понимаю, что, искусно плетя свою речь, он вновь и вновь подводил меня к одним и тем же моментам нашего разговора. Ведь в отличие от современного ума, прихотливого и непоследовательного, античный ум целенаправлен, решителен и неумолим. Подобное мышление не часто встретишь в наши дни.
3942 В одном этом слове для меня заключена вся тайна, вся кристальная, чудовищная ясность древнегреческого языка. Как сделать так, чтобы вы увидели этот странный суровый свет, пронизывающий пейзажи Гомера и сияющий в диалогах Платона, чуждый свет, для которого в нашем языке нет имени? Наш родной язык – это язык сложностей и частностей.
3943 За что так люблю греческий – язык, не знающий вывертов и уловок, язык, одержимый действием и упивающийся созерцанием того, как действие это множится, неутомимо марширует вперед, а всё новые и новые действия ровным шагом вливаются в хвост колонны с обеих сторон, и вот уже весь длинный и четкий строй причины и следствия движется к тому, что окажется неизбежным и единственно возможным концом.
3944 В каком-то смысле именно поэтому мне были так близки мои одногруппники. Им тоже был знаком этот давным-давно погибший пейзаж, прекрасный и мучительный, им тоже случалось, оторвавшись от страниц, смотреть на мир глазами жителей пятого века до нашей эры. В такие минуты он казался им вялым и чужим, словно бы и не был для них родным домом.
3945 Их разум, их зрение и слух непрестанно обретались в границах строгих древних размеров – мир, или по крайней мере мир, каким знал его я, и вправду не был им родиной. Они были аборигенами той страны, по которой я брел всего лишь восхищенным туристом, и корни их уходили настолько глубоко, насколько это вообще возможно.
3946 Древнегреческий – очень трудный язык, и есть немалая вероятность, что, проучив его всю жизнь, человек так и не сможет связать на нем двух слов. Однако даже сейчас я не могу вспоминать без улыбки, как скованно и продуманно, словно речь хорошо образованного иностранца, звучал английский Генри в сравнении с изумительной беглостью и уверенностью его греческого – красноречивого, остроумного, живого.
3947 Его студенты, если только по ним можно было судить о том, что за учитель Джулиан, производили весьма сильное впечатление. При множестве различий все они обладали некой холодной отстраненностью, жестким, отточенным шармом, в котором не было абсолютно ничего от современности, но, напротив, чувствовалось дыхание давно ушедшего мира.
3948 Я не на шутку замерз и изо всех сил спешил домой. На апрельский пейзаж убийственным оксюмороном опускалась апатия ноября. Снег уже шел вовсю. Рыхлые снежинки невесомо парили средь весенней листвы, словно преодолев земное притяжение, и пейзаж был похож на заколдованную страну, где уже не действуют привычные законы природы.
3949 Для общества справедливость заключается в том, что каждый его слой функционирует на собственной ступени иерархии и довольствуется своим местом. Неимущий человек, стремящийся занять более высокое общественное положение, лишь понапрасну обрекает себя на страдания. И имевшие хоть чуть-чуть мудрости бедняки всегда это знали, так же как и наделенные ею богачи.
3950 На мой взгляд, Мильтон – величайший английский поэт, но иногда мне становится досадно, что он предпочитал писать по-английски. В «Потерянном рае» он доводит английский до пределов возможного, но я думаю, что язык без падежных окончаний в принципе не может поддержать тот структурный порядок, к торжеству которого он стремится.
3951 В плане зрелищности траур по Банни, конечно, не дотягивал до репетиции светопреставления, но по сути был явлением аналогичным – то же подтверждение общности и сплоченности, то же выражение почтительного страха перед смертью. Стремясь вновь обрести ощущение благополучия и покоя, студенты потянулись на круглые столы и концерты флейтовой музыки под открытым небом.
3952 Первое впечатление от Джулиана – что перед тобой человек исключительной сердечности и доброты. Однако то, что ты называешь его азиатской безмятежностью, всего лишь маска, скрывающая всепоглощающее равнодушие. Он умеет показывать людям их собственное отражение, создавая иллюзию глубокого понимания, в то время как глубины и понимания в нем не больше, чем в зеркале.
3953 Кажется, люди готовы покупать абсолютно всё, если убедить их в том, что это натуральный продукт. Например, полынное масло, которое продавалось в качестве экологически чистого средства от насекомых, – можно подумать, оно безопаснее, чем химия из супермаркета. Одной бутылки хватило бы, чтобы отправить на тот свет целую армию. Проблема с этими превосходными веществами в одном – способе подачи.
3954 Мало кто был знаком с ним близко, но в том-то и дело: странная особенность его личности заключалась в том, что чем меньше человек знал Банни, тем искреннее верил, что прекрасно его знает. Личность Банни, издалека казавшаяся цельной и незыблемой, при ближайшем рассмотрении оказывалась фантомом, игрой света и тени.
3955 Такой характер при попытке анализа расползается на части, как ткань, на которую плеснули кислотой. Дать о нем представление можно, только процитировав характерную фразу, припомнив забавную реплику, пересказав смешной случай. Люди, за всю жизнь не обменявшиеся с ним ни словом, внезапно с теплотой вспоминали, как он играл с собакой или рвал тюльпаны в преподавательском саду.
3956 Размышляя об этом сейчас, я понимаю, что в то утро, в ту самую минуту, пока я хлопал глазами на лестнице, у меня была возможность избрать другой путь, совершенно отличный от того, которым я в итоге пошел. Но, конечно же, я не распознал критический момент. Сдается мне, мы никогда не распознаем его вовремя. Я просто зевнул и пошел дальше вниз.
3957 Камилла устало прикрыла глаза – темные веки, темные полукружья под густыми ресницами. Я снова подумал, как разительно изменилась она за то время, что мы не виделись; она была уже ничуть не похожа на ту беззаботную девушку, в которую я когда-то влюбился, но оттого не менее прекрасна – красотой, которая не столько возбуждала эмоции, сколько властвовала над всем моим существом.
3958 Между ними словно бы существовала тайная связь, по каналам которой передавались жесты и движения – стоило одному из них моргнуть, и через пару секунд, как беззвучное эхо, падали и взлетали ресницы другого. Их умные, спокойные глаза были одного и того же оттенка серого. Мне подумалось, что она очень красива – тревожной, почти средневековой красотой, уловить которую не смог бы глаз случайного наблюдателя.
3959 Оглядываясь назад, так легко расставить все части головоломки по местам. Но я был слеп ко всему, кроме собственного счастья. Могу лишь добавить, что сама жизнь казалась мне тогда волшебной: сплетение символов, совпадений, предчувствий, знамений. Каждый день был чудесным продолжением дня вчерашнего; шаг за шагом являло себя некое лукавое, но благосклонное провидение.
3960 Я был очень удивлен тем, с какой легкостью им удалось ввести меня в цикличный, поистине византийский круговорот своего существования. Они так привыкли друг к другу, что, наверное, видели в моем присутствии приятный элемент разнообразия, к тому же их интриговали даже самые заурядные мои привычки: пристрастие к детективам и регулярные походы в кино.
3961 Гарриет угрюмо глядела в стерильный мрак. На нее навалились тяжесть и тьма. Она узнала то, чего не знала раньше, и о чем могла и вовсе никогда не узнать. Странным образом, но тайное послание капитана Скотта все-таки дошло до нее, и в нем говорилось, что победа зачастую ничем не отличается от поражения.
3962 Я гляжу на пустые лица пассажиров – они поднимают чемоданы, гуськом тянутся к выходу из самолета – и думаю о том, что сказал Хоби: красота меняет саму структуру реальности. И вспоминаю также куда более расхожую мудрость: что погоня за чистой красотой есть способ самого себя загнать в ловушку, что это прямой путь к тоске и озлобленности, что красоту следует сочетать с чем-то более осмысленным.
3963 Вот что занятно, худенький мальчик на фото был также и стариком, который, умирая, хватался за мою руку: наложились друг на друга две разные оболочки одной души. И картина, висевшая у него над головой, была той самой точкой сочленения: знаков и видений, прошлого и будущего, удачи и рока. Не было тут единого ответа. Ответов было множество. То была загадка, обраставшая всё новыми и новыми разгадками.
3964 Кажется, мой несуществующий читатель, я хочу сказать тебе что-то очень серьезное, очень настоятельное, и чувствую, что должен сказать это таким настоятельным тоном, как будто мы с тобой находимся в одной комнате. Мне нужно сказать, что жизнь – какой бы она ни была – коротка. Что судьба жестока, но, может быть, не слепа.
3965 Мама часто рассказывала мне, что там, где она выросла, всё – одна сплошная равнина, так всё плоско, что в прериях за мили видно, как вихрь приближается – но я всё никак не мог поверить в эту бескрайнюю ширь, в это однообразное небо, такое громадное, что тебя так и давит, так и сжимает его бесконечностью.
3966 На черепичных крышах посверкивал иней, кружился и разлетался снег. Стайка черных птиц, каркая, вспорхнула над каналом, замельтешила в небе, размашистые косые взмахи и рябь единого разумного целого, разошедшегося кругами во все стороны – и это их движение словно бы передалось мне на клеточном уровне, белое небо, вихрящийся снег, неласковый, порывистый ветер поэтов.
3967 Я прибавляю свою любовь к истории людей, которые тоже любили красивые вещи, выглядывали их везде, вытаскивали из огня, искали их, когда они пропадали, пытались сохранить их и спасти, передавая буквально из рук в руки, звучно выкликая промеж осколков времени следующее поколение тех, кто будет любить их, и тех, кто придет за ними.
3968 Вы полагаете, что корни стремления женщины добиться успеха таятся в ее слабости. Или в ее гневе на мужчин, или в ненависти, или в страхе, или в ощущении ненадежности собственного положения. Вот именно поэтому я и одержу над вами победу. Ибо вы уверены в исходной слабости женщин. Даже тех, что сумели преуспеть, занять руководящий пост и обрести определенную власть.
3969 Я люблю осень. Напряжение, рык золотого льва на задворках года, потрясающего гривой листвы. Опасное время – буйная ярость и обманчивое затишье; фейерверк в карманах и каштаны в кулаке. Осенью я ближе всего к тому мальчику, каким был, и ближе всего к смерти. Здесь в это время очень красиво: золото в липах, башни завывают, словно глотки.
3970 Словно мы живем для того, чтобы постоянно совершать одни и те же ошибки, чтобы отталкивать от себя тех, кого любим, чтобы двигаться дальше, хотя нам хочется остаться, чтобы молча ждать, когда нужно говорить. В той жизни, которую мы сами для себя выбрали, которой мы следуем, единственной постоянной величиной являются утраты.
3971 Ру всегда выводила из себя одна лишь мысль о необходимости владеть землей. В мире Ру всякая собственность опасна; но еще более опасны длительные отношения с людьми. В мире Ру жизнь скользит мимо, как бы лишенная трения и похожая на реку: как и река, она подхватывает всякий плавучий мусор, потом тихо, осторожно выкладывает его на берег и устремляется дальше.
3972 Самый страшный момент всегда тот, когда тебе начинает казаться, что опасность, возможно, уже миновала, и ветер, возможно, переменился, и ты, возможно, еще раз попытаешься построить нечто такое, что ветру просто не под силу унести прочь. Вот тогда ветер и проявляет свое истинное коварство. Вот тогда и приходит беда.
3973 Вот тогда и приходит беда. В тот самый миг, когда ты уже предвкушаешь счастье. Демон надежды тоже спрятан в шкатулке Пандоры, и он вырывается наружу, когда раздробленные какао-бобы начинают испускать свой дивный аромат, который смешивается с запахами горящего огня, специй, соли, крови, ванили и душевной боли.
3974 Ветру нет до этого дела. Ветер никого не судит. Ветер просто возьмет, что сможет – что ему требуется, – и сделает это совершенно инстинктивно. Знаете, я ведь и сама когда-то была такой. Чем-то вроде семян одуванчика, разносимых ветром, моментально пускающих корни и успевающих даже отцвести и вновь дать семена, прежде чем опять сорваться с места и полететь дальше.
3975 Знаете, я ведь и сама когда-то была такой. Чем-то вроде семян одуванчика, разносимых ветром, моментально пускающих корни и успевающих даже отцвести и вновь дать семена, прежде чем опять сорваться с места и полететь дальше. Семена никогда не остаются рядом с родительским растением. Они летят туда, куда дует ветер.
3976 Теперь уже и моя дочь слышит голос этого ветра, и я знаю, какой голод испытывает ее душа, дикая, своенравная, изменчивая. Одного порыва этого ветра хватило бы, чтобы унести ее навсегда, если бы я не приняла соответствующие меры предосторожности и не привязала ее так же крепко, как привязывают паруса.
3977 Ветер продолжает тревожить наши души, продолжает теребить веревки, которыми мы сами себя связали безопасности ради. Мы по-прежнему слышим его голос, подобный зову сирены. И в нем по-прежнему чувствуются запахи иных мест, иных стран. Он рассказывает нам, какие опасности там таятся, как ярко светит там солнце, какие увлекательные приключения ждут нас и какое счастье.
3978 Ветер танцует, и вместе с ним танцуют на грядках солнечные зайчики и резные тени от листьев перца чили. Он пробирается в горло и застревает там, точно неожиданный приступ смеха. А под конец он забирает всё. Всё, ради чего ты трудилась в поте лица; всё, что ты надеялась взять с собой, убеждая себя, что это неким образом возможно.
3979 Сегодня пошел снег. Прошла всего неделя с начала великого поста – рановато для чуда. И я сперва решила, что это просто лепестки с цветущих деревьев сыплются, покрывая тротуары. Но оказалось, что на фоне ясного голубого неба в прозрачном воздухе порхают снежинки и на подоконнике уже лежит небольшой слой снега. Возможно, конечно, это просто случайность.
3980 Мама часто рассказывала мне историю о девочке, голос которой был украден ведьмой. Ведьма была очень умная и коварная и пользовалась нежным голоском девочки, чтобы обманывать людей и заставлять их поступать так, как было нужно ей самой. Говорить была способна только девочкина тень, но приятного в этом было мало.
3981 Вот поэтому я теперь учусь в основном по книгам и кое-что стараюсь узнать от птиц и животных, а иногда даже и от людей. Люди никогда не будут ко мне приставать, если мне не захочется разговаривать, и не испугаются, когда мой голос вдруг станет совсем не похож на голос девочки и в нем послышится что-то дикое и опасное.
3982 Ты прямо как та девочка, говорила мама. Слишком умна, чтобы тебя всякие дураки понять могли. Не знаю уж, насколько я умна, но голос у моей тени действительно есть. Хоть я и не слишком часто им пользуюсь. Люди не любят, когда им говорят правду. Даже мама предпочитает не слышать кое-что из того, что говорит моя тень.
3983 Какие у кого цвета ауры, тоже сразу видит и распознает по ним, что в данный момент у того или иного человека на душе. Вот только в последнее время она как-то особенно старается эти свои умения скрыть, чтобы казаться такой же, как все другие матери. Может, ей кажется, что если она будет так делать, то и я стану такой же, как другие дети?
3984 Я испытываю по отношению к окружающему смешанное чувство превосходства и слабости: в моем сознании законы жизни тесно переплетены с законами сна. Должно быть, благодаря этому перспектива мира сильно искажена в моих глазах. Но это как раз единственное, чем я еще дорожу, единственное, что еще отделяет меня от всепоглощающего мирового уродства.
3985 Атом неподвижен. Он спит. Всё гладко замуровано, на поверхность жизни не пробьется ни одного пузырька. Но если его ковырнуть. Пошевелить его спящую суть. Зацепить, поколебать, расщепить. Пропустить сквозь душу миллион вольт, а потом погрузить в лед. Полюбить кого-нибудь больше себя, а потом увидеть дыру одиночества, черную ледяную дыру.
3986 Два миллиарда обитателей земного шара. Каждый сложен своей мучительной, неповторимой, одинаковой, ни на что не нужной, постылой сложностью. Каждый, как атом в ядро, заключен в непроницаемую броню одиночества. Два миллиарда обитателей земного шара – два миллиарда исключений из правила. Но в то же время и правило. Все отвратительны. Все несчастны. Никто не может ничего изменить и ничего понять.
3987 Этот день, этот час, эта ускользающая минута. Тысячи таких же дней и минут, одинаковых, неповторимых. Этот перистый парижский закат, тускнеющий у меня на глазах. Тысячи таких же закатов, над современностью, над будущим, над погибшими веками. Тысячи глаз, глядящих с той же надеждой в ту же сияющую пустоту. Вечный вздох мировой прелести: я отцветаю, я гасну, меня больше нет.
3988 Я часто воображал себе моря, туманные и золотые от вечернего штиля, далекие плавания, когда весь мир сменяется, как быстрый калейдоскоп, за стеклами иллюминатора. Боже мой, если бы кто-нибудь догадался подарить мне хотя бы кусок окаменелой ржавчины, отбитой от старого якоря! Я бы хранил его, как драгоценность.
3989 За рекой, по ту сторону гребли, как бы взлетали к небу огромные тополя и белел маленький дом. Я узнал усадьбу на острове, где жил в раннем детстве, – ее левады и плетни, коромысла колодцев-журавлей и скалы у берега. Они разрезали речную воду на отдельные могучие потоки. С этих скал мы когда-то с отцом ловили усатых пескарей.
3990 Скучное киевское лето наполнилось мечтами об этой незнакомке. Оно тотчас перестало быть скучным. Оно зашумело звонкоголосыми дождями. Они лились с высокого неба, хлопотали в зелени садов. Стеклянные капли, слетая с туч, будто били по клавишам, – частый звон наполнял мою комнату. Мне казалось подлинным чудом, что так может петь обыкновенная вода, льющаяся с крыши в зеленую кадку.
3991 Ливень зашумел в деревьях. Я спрятался в пустой оранжерее. На полке стоял единственный вазон цветущей пеларгонии. Я потрогал этот забытый или нарочно оставленный здесь цветок. Он тянулся всеми листочками и венчиками к озону, к благодатным струям дождя, что лились на другие цветы-счастливцы, выставленные наружу. Я вынес цветок под дождь.
3992 Истинное счастье – прежде всего удел знающих, а не невежд. Невежество делает человека равнодушным к миру, а равнодушие растет медленно, но необратимо. Жизнь в сознании равнодушного быстро вянет, сереет, огромные пласты ее отмирают и в конце концов равнодушный человек остается наедине со своим невежеством и своим жалким благополучием.
3993 Ранней весной отец ездил на три дня в командировку в Новороссийск и взял меня с собой. Море появилось вдали, как синяя стена. Я долго не мог понять, что это такое. Потом я увидел зеленую бухту, маяк, услышал шум волн у мола, и море вошло в меня, как входит в память великолепный, но не очень ясный сон.
3994 Мы пошли к дому. Бородатый говорил очень странно, обо всём сразу – о том, что он приехал из Москвы два дня назад, что здесь чудесно, что послезавтра он должен везти свои картины на выставку в Венецию, что его околдовала цыганка – натурщица художника Врубеля – и что он вообще человек пропащий и спасти его может только голос тети Нади.
3995 Мы услышали в непролазной чаще деревьев журчание воды, свист птиц и шелест листвы, взволнованной ветром. Чем ниже мы спускались, тем гуще делался лес и тенистее дорога. Прозрачный ручей уже бежал по ее обочине. Он перемывал разноцветные камни, задевал своей струей лиловые цветы и заставлял их кланяться и дрожать, но не мог оторвать от каменистой земли и унести с собой вниз, в ущелье.
3996 Я не знал, чем пахло вокруг, но мне казалось, что меня завалили ворохом веток, смоченных душистым дождем. Лианы цеплялись за наши головы. И то тут, то там на откосах дороги высовывался из-за камня какой-нибудь мохнатый цветок и с любопытством смотрел на нашу линейку и на серых лошадей, задравших головы и выступавших торжественно, как на параде.
3997 Мы вышли на поляну в зеленом ущелье. Как белые острова, стояли в сочной траве толпы высоких одуванчиков. Под густыми буками мы увидели старый пустой сарай. Он стоял на берегу шумной горной речонки. Она туго переливала через камни прозрачную воду, шипела и уволакивала вместе с водой множество воздушных пузырей.
3998 С этого лета я навсегда и всем сердцем привязался к Средней России. Величину этой любви трудно измерить. Каждый знает это по себе. Любишь каждую травинку, поникшую от росы или согретую солнцем, каждую кружку воды из лесного колодца, каждое деревцо над озером, трепещущее в безветрии листьями, каждый крик петуха и каждое облако, плывущее по бледному и высокому небу.
3999 В детстве ярче было солнце, сильнее пахли поля, громче был гром, обильнее дожди и выше трава. И шире было человеческое сердце, острее горе и в тысячу раз загадочнее была земля, родная земля – самое великолепное, что нам дано для жизни. Ее мы должны возделывать, беречь и охранять всеми силами своего существа.
4000 Это было последнее лето моего настоящего детства. Потом началась гимназия. Я рано остался один и в последних классах гимназии уже сам зарабатывал на жизнь и чувствовал себя совершенно взрослым. С этого лета я навсегда и всем сердцем привязался к Средней России. Я не знаю страны, обладающей такой огромной лирической силой и такой трогательно живописной – со всей своей грустью, спокойствием и простором.
4001 Однажды мы отправились в лес и взяли с собой компас. Мы видели бездонные овраги, заросшие до краев ежевикой и хмелем. В глубине оврагов бормотала вода, но до нее нельзя было добраться. Мы открыли в лесах неизвестную речку с такой прозрачной водой, что она казалась стеклянной. С крутого берега были видны тучи мальков, шнырявших по дну этой речки.
4002 Вверху на соснах продувал теплый ветерок, руки прилипали к смолистым веткам. Прыгали черноглазые белки. Пахло скипидаром от молодых зеленых шишек. Но сколько мы ни смотрели с сосен, как с маяков, прикрыв глаза рукой от солнца, мы ничего не видели, кроме леса да плывущих облаков. От них кружилась голова.
4003 Володя уверял, что в лесах есть заброшенный раскольничий скит. В скиту водились дикие пчелы, и можно было набрать меду. Но скит мы не нашли. Мы влезали на сосны, чтобы осмотреться и увидеть среди разлива зелени тесовую крышу с кривым крестом. Вверху на соснах продувал теплый ветерок, руки прилипали к смолистым веткам.
4004 За домом дяди Коли тянулся по крутому склону оврага старый яблоневый сад. Дуплистые стволы яблонь и кривой забор были покрыты лишаями. В саду, кроме меня, почти никто не бывал. Я приходил в сад с тетрадкой, ложился на землю и писал стихи. Насколько я теперь понимаю, это были плохие стихи. В них всё тонуло в расплывчатой грусти.
4005 Небо, прозрачное, несмотря на свою густоту, сверкало над садом. По небу тянул ветер, сваливал за реку облака. Я как-то начал их считать, насчитал двести и бросил. У меня зарябило в глазах. Осень предупреждала о своем приходе то сухим листком, невзначай забытым на скамейке, то маленькой зеленой гусеницей, спускавшейся по паутине прямо мне на голову.
4006 До Ялты пароход добрался вечером. Он медленно вплывал в ялтинскую гавань, как в садовую беседку, убранную огнями. Мы спустились на каменный мол. Первое, что я увидел, была тележка черномазого торговца. Над ней висел на шесте фонарь. Он освещал пушистые персики и большие сливы, покрытые сизым налетом.
4007 Я так устал, что в гостинице тотчас уснул, едва заметив сороконожку, притаившуюся в углу, и черные кипарисы за окнами. Несколько мгновений я еще слышал, как тоненьким голосом напевал фонтан среди двора. Потом сон поднял меня и понес, покачивая, как в каюте, куда-то далеко, в чудесную страну – сестру таинственного Крыма.
4008 В домах не светилось ни одного окна. Город спал. По-моему, все жители должны были сейчас же проснуться и высыпать на улицы, чтобы увидеть этот мрачный перелет облаков и услышать, как тает и похрустывает снег и как из-под осевших сугробов медленно каплет вода. Нельзя было спать в такую удивительную ночь.
4009 Шумела у плотины вода. Над лесом загорались зарницы. Тогда были видны тонкие облака. Я думал, что никогда и никому не поверю, кто бы мне ни сказал, что эта жизнь, с ее любовью, стремлением к правде и счастью, с ее зарницами и далеким шумом воды среди ночи, лишена смысла и разума. Каждый из нас должен бороться за утверждение этой жизни всюду и всегда – до конца своих дней.
4010 За окнами аудитории горели позолотой и никак не могли догореть киевские сады. Осень в Киеве всегда была затяжная. Южное лето накапливало в городских садах столько солнечного жара, зелени и запаха цветов, что ему было жаль расставаться с этим богатством и уступать место осени. Почти каждый год лето вмешивалось в распорядок дней и оттягивало свой уход.
4011 Нас не оставляло ощущение, что поток человеческой мысли нельзя разъять на части, что почти невозможно проследить, где кончается философия и начинается поэзия, а где поэзия переходит в обыкновенную жизнь. Иногда Гиляров вынимал из оттопыренного кармана пиджака томик стихов и отрывисто прочитывал несколько строк, скрепляя ими свои речи философа.
4012 Мы следили за неясным бормотанием профессора, завороженные чудом человеческой мысли. Гиляров раскрывал ее перед нами неторопливо, почти сердясь. Великие эпохи перекликались одна с другой. Нас не оставляло ощущение, что поток человеческой мысли нельзя разъять на части, что почти невозможно проследить, где кончается философия и начинается поэзия, а где поэзия переходит в обыкновенную жизнь.
4013 Я никогда еще не видел такой осени, такой ясности небес, ломкости воздуха, серебристого блеска от волокон паутины, оврагов, поросших красным щавелем, прудов, где просвечивает сквозь воду песчаное дно, сияния мглистых далей, нежной гряды облаков, застывших во влажной поутру небесной голубизне. Я так засмотрелся, что не сразу почувствовал тяжесть у себя на спине.
4014 В саду духовой оркестр разучивал отрывки из опер. Где-нибудь в улочке, спускавшейся к реке между оградами с узкими калитками, можно было издалека услышать знакомую мелодию. Над калитками висели железные кованые фонари. Сирень свешивалась из-за оград. И всё звонили и звонили с утра до вечера серебряные колокола.
4015 Было хорошо идти по твердой полевой дороге в незнакомой стране и не знать, куда эта дорога нас приведет. Полевые цветы качались по сторонам. На наших глазах в глубине неба рождались снеговые кручи облаков. И никто – ни тогда, ни потом на протяжении всей жизни – не мог мне объяснить, откуда берутся иногда внезапные порывы счастья, в то время когда ничего особенного не происходит.
4016 По этой примете и еще по другим признакам я понял, что в этой халупе поселилось тихое счастье. Почему-то я подумал об этом, когда взглянул на потолок. Там висела маленькая люстра с тонкими восковыми свечами. Она была сплетена из сухих цветов. Вместо подсвечников в нее были вставлены большие пунцовые головки татарника, и к этим головкам были прикреплены свечи.
4017 Она вытерла стол полотенцем, сильно склонившись при этом, и на ее золотые волосы упал отблеск солнца. Я смотрел на эти волосы, волнистые и тонкие. Хозяйка почувствовала мой взгляд и подняла на меня глаза, зеленоватые и смущенные. И по этой примете и еще по другим признакам я понял, что в этой халупе поселилось тихое счастье.
4018 Мы проработали до вечера. Потом я умылся и поехал на дачу. Там с обрыва я наконец увидел море. Мглистый вечер сливался с голубоватым пространством воды. Волны внизу чуть рокотали галькой. Первая звезда зажгла свой огонь под облаком, похожим на крыло серебряной птицы. Маяки не горели. На горизонте темнела громада корабля.
4019 Я спустился к морю, разделся и вошел по горло в теплую, но свежую воду. Отражения звезд плавали на воде рядом со мной, как маленькие медузы. Я старался не шевелиться, чтобы не разбивать их на десятки качающихся осколков. Нужно было много времени, чтобы они опять слились в отражение звезды. Всем телом я чувствовал осторожное, но мощное дыхание моря.
4020 Проснулся я внезапно, без причины. Очевидно, была уже поздняя ночь. За открытым окном то начинал тихонько шуметь, то затихал в кромешном мраке сад. Я посмотрел за окно: не было ни луны, ни звезд, – должно быть, небо заволокло облаками. Глубокая тишина стояла вокруг. Но мне показалось, что я проснулся от какого-то звука.
4021 Мне не хотелось ни говорить самому, ни слушать других. Каждое сказанное или выслушанное слово увеличивало расстояние между Лелей и мной. Я боялся, что боль притупится, постареет. Я берег ее, как последнее, что осталось от недавней любви. Единственное, что не раздражало и от чего мне не хотелось скрыться, – это стихи.
4022 Я боялся, что боль притупится, постареет. Я берег ее, как последнее, что осталось от недавней любви. Единственное, что не раздражало и от чего мне не хотелось скрыться, – это стихи. Они возникали неведомо почему и неведомо откуда из глубины памяти, и их утешительный язык не был навязчивым и не причинял боли.
4023 Тополя в станционном сквере шевелили листьями. Окна вокзального буфета были ярко освещены. На длинном столе с серебряными ведрами для шампанского стояли в вазах ветки миндаля. Молодой смуглый моряк сидел за столом и, облокотившись, небрежно курил. Когда поезд тронулся, он не спеша вышел из ресторана и ловко вскочил на ходу в последний вагон.
4024 Вода, наполняя кувшины, быстро меняла звук – от высокого до самого низкого. Эта музыка медных кувшинов и воды поразила меня. Она как будто появилась здесь из тех вымышленных стран, какие я представлял себе. Я подумал, что, может быть, никаких моих выдумок нет, а просто есть в мире такие страны, где на самом деле существует всё, что якобы выдумано мной.
4025 По крутой тропе я поднялся на плоский утес и сразу попал в такую древность, что она казалась неправдоподобной. В желтых от лишаев известняках были вырублены глубокие дороги. Тяжелые колеса выбили в них колеи. Низкие входы вели в пещерные дома. По алтарю маленькой подземной базилики бегали ящерицы. Кто вытесал этот город? Никто мне не мог объяснить этого. Вокруг не было ни души.
4026 Сначала дымка отсвечивала золотом угасавшего солнца, потом она начала приобретать чистый серебристый оттенок, пока серебро окончательно не вытеснило золото. Но вскоре и серебро тоже начало понемногу тускнеть, терять прозрачность и покрываться налетом густой, непроницаемой синевы. Когда же и эта синева погасла, наступила ночь.
4027 С палубы этих корветов – свидетелей кругосветной славы – хорошо видно море. Оно не сверкает лазурью, бирюзой, сапфиром, аквамарином и прочими красотами южных морей. Оно зеленоватое и тихое. Единственным его украшением являются облака. Море охотно отражает их, понимая, что они оживляют его простор. Облака медленно поднимаются с юга. Они похожи на средневековые города с крепостными башнями и соборами.
4028 Чем дальше я читал эту записную книжку, тем яснее проступали в памяти позабытые краски и запахи, какие-то знакомые места. Но я не мог сразу вспомнить, где я видел эти места и когда это было. Они выступали, как из тумана или из давнего сна, который стараешься восстановить по кускам, как склеивают разбитую статую.
4029 Я вспоминал стихи о том, что «в небе, как зов задушевный, мерцают звезд золотые ресницы». И земля казалась мне хранилищем многих драгоценностей, таких как эти золотые ресницы звезд. Я верил, что жизнь готовит мне много очарований, встреч, любви и печали, радости и потрясений, и в этом предчувствии было великое счастье моей юности. Сбылось ли это, покажет будущее.
4030 Я вспоминал месяц за месяцем свою жизнь, пытаясь найти то единое стремление, какое руководило мной за последние годы. Но никак не мог определить его. Одно только я знал твердо, что ни разу за эти годы я не подумал о своем благополучии, об устройстве жизни. Мной владела одна страсть – к писательству.
4031 Мной владела одна страсть – к писательству. Сейчас, в поезде, я почувствовал, что свое понимание прекрасного и справедливого, свое ощущение мира и представление о человеческом счастье, достоинстве и свободе я уже могу выразить и передать окружающим, что в этом и заключалось то стремление моей жизни, которое я до сих пор еще неясно понимал.
4032 Что случится дальше, я не знал. Я знал лишь одно – что буду стремиться к писательству всеми силами души. Буду стремиться к нему ради служения своему народу, ради любви к волшебному русскому языку и к удивительной нашей земле. Буду работать, пока у меня пальцы смогут держать перо и пока не остановится сердце, переполненное свыше меры ощущением жизни.
4033 В каждом городе Вельяминов находил что-нибудь любопытное. Дымя зажатой во рту папиросой, он снисходительно, но с видимым удовольствием рассказывал мне об этих находках и показывал их фотографии. Иногда это были деревянные ворота петровских времен или просто затейливые перильца на балконе, иногда гостиные ряды или гоголевская каланча.
4034 Французский поэт Беранже писал свои песенки в дешевых кафе. И Эренбург, насколько я знаю, тоже любил писать в кафе. Это понятно. Потому что нет лучшего одиночества, как среди оживленной толпы, если, конечно, никто и ничто непосредственно не отрывает тебя от мыслей и не покушается на твою сосредоточенность.
4035 Если отнять у человека способность мечтать, то отпадет одна из самых мощных побудительных причин, рождающих культуру, искусство, науку и желание борьбы во имя прекрасного будущего. Но мечты не должны быть оторваны от действительности. Они должны предугадывать будущее и создавать у нас ощущение, что мы уже живем в этом будущем и сами становимся иными.
4036 Через два года после смерти Грина мне случилось побывать в доме, где умер Грин. Вокруг маленького белого дома в густой и свежей траве цвели полевые цветы. Листья ореха, вялые от зноя, пахли лекарственно и терпко. В комнатах с суровой, простой обстановкой стояла глубокая тишина и лежал на меловой стене резкий луч солнца. Он падал на единственную гравюру на стене – портрет Эдгара По.
4037 Надо успеть записать. Малейшая задержка – и мысль, блеснув, исчезнет. Может быть, поэтому многие писатели не могут писать на узких полосках бумаги, на гранках, как это делают журналисты. Нельзя слишком часто отрывать руку от бумаги, потому что даже эта ничтожная задержка на какую-то долю секунды может быть гибельной. Очевидно, работа сознания совершается с фантастической быстротой.
4038 Никто не подозревал, что мусорщик, выбрасывая всю пыль и обрезки, собранные за день, оставлял себе пыль из ювелирных мастерских. Эту пыль он пережигал в тигле. А так как в ней было немного золотой пыли, оставшейся от полировки и отделки золотых вещей, то почти каждый месяц мусорщик выплавлял небольшой слиток золота. Из первого же слитка он выковал розу.
4039 Читайте не торопясь, чтобы не потерять ни одной капли драгоценного содержания книги. Человек, глотающий книги, похож на путешественника, знакомящегося со страной из окна вагона. Заставляйте себя читать медленно, запоминая, обдумывая, представляя самого себя в гуще тех событий и той обстановки, какими наполнена книга. Только тогда перед вами до конца откроется созданный писателем большой и прекрасный мир.
4040 У любви тысячи аспектов, и в каждом из них – свой свет, своя печаль, свое счастье и свое благоухание. Один из самых благоуханных и томительных рассказов о любви, и самых печальных, – это купринский «Гранатовый браслет». Куприн плакал над своей рукописью, плакал скупыми и облегчающими слезами. К сожалению, писатели не так часто плачут и хохочут над своими рукописями.
4041 В области русского языка Иван Бунин был мастером непревзойденным. Из необъятного числа слов он безошибочно выбирал для каждого рассказа слова наиболее живописные, наиболее сильные, связанные какой-то незримой и почти таинственной связью с повествованием и единственно для этого повествования необходимые.
4042 Если бы сейчас существовал сказочник, подобный Андерсену, то он, может быть, написал сказку о том, как слетаются к писателю всякие неожиданные вещи вплоть до солнечного луча в кустарнике, покрытом инеем, лохмотьев туч и сизых траурных риз, а писатель располагает их в своем особом порядке, обрызгивает живой водой – и вот в мире уже живет новое произведение – поэма, стихи или повесть.
4043 Нет более трудной задачи, чем рассказать о запахе речной воды или о полевой тишине. И притом рассказать так, чтобы собеседник явственно услышал этот запах и почувствовал тишину. Есть в мире сотни замечательных явлений. Для них у нас еще нет слов, нет выражения. Чем удивительнее явление, чем оно великолепней, тем труднее рассказать о нем нашими помертвелыми словами.
4044 Ночь была огромна и неизмерима своим мраком. Я знал, что в такую ночь глухо светились моря и где-то далеко за горизонтом отсвечивали вершины гор. Они остывали. Они напрасно отдали свое дневное тепло мировому пространству. Лучше бы они отдали его цветку вербены. Он закрыл в эту ночь свое лицо лепестками, как ладонями, чтобы спасти его от предрассветного холода.
4045 Я жалею о том, что не знал Блока. Он сам сказал: «Сознание того, что чудесное было рядом с нами, приходит слишком поздно». Оборванная жизнь необратима. Блока мы не воскресим и никогда уже не увидим в нашей повседневной жизни. Но в мире есть одно явление, равное чуду, попирающее все законы природы и потому утешительное. Это явление – искусство.
4046 Веселый датский сказочник встретил меня на пороге нового века. Он долго рассматривал меня, прищурив один глаз и посмеиваясь, потом достал из кармана белоснежный душистый платок, встряхнул им, и из платка вдруг выпала большая белая роза. Сразу же вся комната наполнилась ее серебряным светом и непонятным медленным звоном.
4047 Оказалось, что это звенят лепестки розы, ударившись о кирпичный пол подвала, где жила тогда наша семья. Случай с Андерсеном был тем явлением, которое старомодные писатели называли сном наяву. Должно быть, это просто привиделось мне. В тот зимний вечер, о котором я рассказываю, у нас в семье украшали елку.
4048 Я посмотрел на избу, и у меня сжалось сердце, – так всегда бывает, когда увидишь то, о чем думал много лет. А думал я о том, чтобы поселиться в такой вот чистой избе, в лесном пустынном краю, поселиться надолго и спокойно работать. Мне казалось, только так могут быть написаны настоящие вещи – неторопливо, обдуманно, в полную меру сил.
4049 Нет ничего плохого в том, что к зрелищу этих речушек и ольшаников, бледного неба и лесных косогоров всегда примешивается капля грусти, может быть оттого, что каждая встреча с этими местами – вместе с тем и разлука с ними. Нам грустно, что мы не в силах превратить это мимолетное осеннее утро в бесконечный шелест сухого золотого листа, в бесконечный блеск прохладных озер, в бесконечный хоровод легких облаков.
4050 С крутого песчаного холма открылась внизу пойма неизвестной реки. За ней поднимались в небо сосновые боры, кремли дремучих лесов. На их краю виднелась деревня и стояла во мгле, как видение, очень высокая, почерневшая от времени деревянная церковь. Туман лежал в пойме синеватой водой. Только вершины стогов темнели над ним маленькими островами.
4051 Всё это казалось таким сказочным, что мы говорили вполголоса. Будто нас впустили в дремучий светлый край, где можно увидеть, как на глазах раскрываются лесные цветы, как с них медленно стекает на подставленную ладонь роса, как шевелится бурый лист и из-под него прорастает, выпрямляя плечи под своим маленьким коричневым армячком, коренастый гриб боровик.
4052 Яркая ослепительная молния перерезала небо от одного края до другого и на миг осветила всю степь со всеми ее подробностями. Мы все вздрогнули. Лошадь от испуга попятилась. Через несколько секунд над самыми нашими головами раздался оглушительный треск, понесся по небу бесконечными трескучими раскатами и замер где-то вдали грозным, гремучим грохотом.
4053 Я умру, а всё мне, кажется, будут сниться ранние утра, когда, знаете, больно глазам от солнца, или чудные весенние вечера, когда в саду и за садом кричат соловьи и дергачи, а с деревни доносится гармоника, в доме играют на рояле, шумит река – одним словом, такая музыка, что хочется и плакать и громко петь.
4054 Ощущал я красоту как-то странно. Не желания, не восторг и не наслаждение возбуждала во мне Маша, а тяжелую, хотя и приятную, грусть. Эту грусть была неопределенная, смутная, как сон. Почему-то мне было жаль и себя, и дедушки, и армянина, и самой армяночки, и было во мне такое чувство, как будто мы все четверо потеряли что-то важное и нужное для жизни, чего уж больше никогда не найдем.
4055 Это была красота мотыльковая, к которой так идут вальс, порхание по саду, смех, веселье и которая не вяжется с серьезной мыслью, печалью и покоем. Кажется, стоит только пробежать по платформе хорошему ветру или пойти дождю, чтобы хрупкое тело вдруг поблекло и капризная красота осыпалась, как цветочная пыль.
4056 Девушка была замечательная красавица, и в этом не сомневались ни я и ни те, кто вместе со мной смотрел на нее. Если, как принято, описывать ее наружность по частям, то действительно прекрасного у нее были одни только белокурые, волнистые, густые волосы, распущенные и перевязанные на голове черной ленточкой, всё же остальное было или неправильно, или же очень обыкновенно.
4057 Была ли это у меня зависть к ее красоте, или я жалел, что эта девочка не моя и никогда не будет моей и что я для нее чужой, или смутно чувствовал я, что ее редкая красота случайна, не нужна и, как всё на земле, не долговечна, или, быть может, моя грусть была тем особенным чувством, которое возбуждается в человеке созерцанием настоящей красоты, бог знает.
4058 Нина, я проклинал вас, ненавидел, рвал ваши письма и фотографии, но каждую минуту я сознавал, что душа моя привязана к вам навеки. Разлюбить вас я не в силах. С тех пор как я потерял вас и как начал печататься, жизнь для меня невыносима, – я страдаю. Молодость мою вдруг как оторвало, и мне кажется, что я уже прожил на свете девяносто лет.
4059 Если захочешь, ты можешь быть необыкновенной. Любовь юная, прелестная, поэтическая, уносящая в мир грез, – на земле только она одна может дать счастье! Такой любви я не испытал еще. В молодости было некогда, я обивал пороги редакций, боролся с нуждой. Теперь вот она, эта любовь, пришла наконец, манит. Какой же смысл бежать от нее?
4060 Вот хочу дать Косте сюжет для повести. Она должна называться так: «Человек, который хотел». В молодости когда-то хотел я сделаться литератором – и не сделался; хотел красиво говорить – и говорил отвратительно; хотел жениться – и не женился; хотел всегда жить в городе – и вот кончаю свою жизнь в деревне.
4061 Там превосходная уличная толпа. Когда вечером выходишь из отеля, то вся улица бывает запружена народом. Движешься потом в толпе без всякой цели, туда-сюда, по ломаной линии, живешь с ней вместе, сливаешься с ней психически и начинаешь верить, что в самом деле возможна одна мировая душа, вроде той, которую когда-то в вашей пьесе играла Нина Заречная.
4062 Потом я, когда уже вернулся домой, получал от нее письма. Письма умные, теплые, интересные; она не жаловалась, но я чувствовал, что она глубоко несчастна; что ни строчка, то больной, натянутый нерв. И воображение немного расстроено. Она подписывалась Чайкой. В «Русалке» мельник говорит, что он ворон, так она в письмах всё повторяла, что она чайка.
4063 Пока живу здесь, я всё хожу пешком, всё хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы. Я теперь знаю и понимаю, что в нашем деле – все равно, играем мы на сцене или пишем – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни.
4064 Все жизни, свершив печальный круг, угасли. Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах. Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа – это я.
4065 Я никогда не нравился себе. Я не люблю себя как писателя. Хуже всего, что я в каком-то чаду и часто не понимаю, что пишу. Я люблю вот эту воду, деревья, небо, я чувствую природу, она возбуждает во мне страсть, непреодолимое желание писать. Но ведь я не пейзажист только, я ведь еще гражданин, я люблю родину, народ.
4066 Но ведь я не пейзажист только, я ведь еще гражданин, я люблю родину, народ, я чувствую, что если я писатель, то я обязан говорить о народе, об его страданиях, об его будущем, говорить о науке, о правах человека и прочее, и я говорю обо всём, тороплюсь, меня со всех сторон подгоняют, сердятся, я мечусь из стороны в сторону.
4067 Я говорю обо всём, тороплюсь, меня со всех сторон подгоняют, сердятся, я мечусь из стороны в сторону, как лисица, затравленная псами, вижу, что жизнь и наука всё уходят вперед и вперед, а я всё отстаю, как мужик, опоздавший на поезд, и в конце концов чувствую, что я умею писать только пейзаж, а во всём остальном я фальшив до мозга костей.
4068 Вы заработались, и у вас нет времени и охоты сознать свое значение. Пусть вы недовольны собой, но для других вы велики и прекрасны. Если бы я была таким писателем, как вы, то я отдала бы толпе всю свою жизнь, но сознавала бы, что счастье ее только в том, чтобы возвышаться до меня, и она возила бы меня на колеснице.
4069 Ты такой талантливый, умный, лучший из всех теперешних писателей, ты единственная надежда России. У тебя столько искренности, простоты, свежести, здорового юмора. Ты можешь одним штрихом передать главное, что характерно для лица или пейзажа, люди у тебя как живые. О, тебя нельзя читать без восторга!
4070 Изображайте только важное и вечное. Вы знаете, я прожил свою жизнь разнообразно и со вкусом, я доволен, но если бы мне пришлось испытать подъем духа, какой бывает у художников во время творчества, то, мне кажется, я презирал бы свою материальную оболочку и всё, что этой оболочке свойственно, и уносился бы от земли подальше в высоту.
4071 Вам хорошо рассуждать. Вы пожили на своем веку, а я? Я прослужил по судебному ведомству двадцать восемь лет, но еще не жил, ничего не испытал, в конце концов, и, понятная вещь, жить мне очень хочется. Вы сыты и равнодушны и потому имеете наклонность к философии, я же хочу жить и потому пью за обедом херес и курю сигары, и всё.
4072 Я не нахожу особенной причины радоваться. Тюрем и сумасшедших домов не будет, и правда, как вы изволили выразиться, восторжествует, но ведь сущность вещей не изменится, законы природы останутся всё те же. Люди будут болеть, стариться и умирать так же, как и теперь. Какая бы великолепная заря ни освещала вашу жизнь, всё же в конце концов вас заколотят в гроб и бросят в яму.
4073 Вы мыслящий и вдумчивый человек. При всякой обстановке вы можете находить успокоение в самом себе. Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира – вот два блага, выше которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками. Диоген жил в бочке, однако же был счастливее всех царей земных.
4074 Мне часто снятся умные люди и беседы с ними. Мой отец дал мне прекрасное образование, но под влиянием идей шестидесятых годов заставил меня сделаться врачом. Мне кажется, что если бы я тогда не послушался его, то теперь я находился бы в самом центре умственного движения. Вероятно, был бы членом какого-нибудь факультета.
4075 Конечно, ум тоже не вечен и преходящ, но вы уже знаете, почему я питаю к нему склонность. Жизнь есть досадная ловушка. Когда мыслящий человек достигает возмужалости и приходит в зрелое сознание, то он невольно чувствует себя как бы в ловушке, из которой нет выхода. В самом деле, против его воли вызван он какими-то случайностями из небытия к жизни.
4076 Он никогда, даже в молодые студенческие годы, не производил впечатления здорового. Всегда он был бледен, худ, подвержен простуде, мало ел, дурно спал. От одной рюмки вина у него кружилась голова и делалась истерика. Его всегда тянуло к людям, но благодаря своему раздражительному характеру и мнительности он ни с кем близко не сходился и друзей не имел.
4077 Он всё сводил к одному: в городе душно и скучно жить, у общества нет высших интересов, оно ведет бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием, грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты и одеты, а честные питаются крохами; нужны школы, местная газета с честным направлением, театр, публичные чтения, сплоченность интеллигентных сил; нужно, чтобы общество сознало себя и ужаснулось.
4078 В своих суждениях о людях он клал густые краски, только белую и черную, не признавая никаких оттенков; человечество делилось у него на честных и подлецов; середины же не было. О женщинах и любви он всегда говорил страстно, с восторгом, но ни разу не был влюблен. В городе, несмотря на резкость его суждений и нервность, его любили и за глаза ласково называли Ваней.
4079 В городе, несмотря на резкость его суждений и нервность, его любили и за глаза ласково называли Ваней. Его врожденная деликатность, услужливость, порядочность, нравственная чистота, болезненный вид и семейные несчастия внушали хорошее, теплое и грустное чувство; к тому же он был хорошо образован и начитан, знал, по мнению горожан, всё и был в городе чем-то вроде ходячего справочного словаря.
4080 Читал он очень много. Бывало, всё сидит в клубе, нервно теребит бородку и перелистывает журналы и книги; и по лицу его видно, что он не читает, а глотает, едва успев разжевать. Надо думать, что чтение было одной из его болезненных привычек, так как он с одинаковой жадностью набрасывался на всё, что попадало ему под руки, даже на прошлогодние газеты и календари.
4081 Холод, как и вообще всякую боль, можно не чувствовать. Боль есть живое представление о боли: сделай усилие воли, чтобы изменить это представление, откинь его, перестань жаловаться, и боль исчезнет. Это справедливо. Мудрец, или просто мыслящий, вдумчивый человек отличается именно тем, что презирает страдание; он всегда доволен и ничему не удивляется.
4082 Стоики, которых вы пародируете, были замечательные люди, но учение их застыло еще две тысячи лет назад и ни капли не подвинулось вперед и не будет двигаться, так как оно не практично и не жизненно. Оно имело успех только у меньшинства, которое проводит свою жизнь в штудировании и смаковании всяких учений, большинство же не понимало его.
4083 Учение стоиков, проповедующее равнодушие к богатству, к удобствам жизни, презрение к страданиям и смерти, совсем непонятно для большинства, так как оно никогда не знало ни богатства, ни удобств в жизни; а презирать страдания значило бы для него презирать самую жизнь, так как всё существо человека состоит из ощущений голода, холода, обид, потерь и гамлетовского страха перед смертью.
4084 Осмотрев больницу, он пришел к заключению, что это учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей. По его мнению, самое умное, что можно было сделать, это – выпустить больных на волю, а больницу закрыть. Но он рассудил, что для этого недостаточно одной только его воли и что это было бы бесполезно.
4085 По его мнению, самое умное, что можно было сделать, это – выпустить больных на волю, а больницу закрыть. Но он рассудил, что для этого недостаточно одной только его воли и что это было бы бесполезно; если физическую и нравственную нечистоту прогнать с одного места, то она перейдет на другое; надо ждать, когда она сама выветрится.
4086 К тому же, если люди открывали больницу и терпят ее у себя, то, значит, она им нужна; предрассудки и все эти житейские гадости и мерзости нужны, так как они с течением времени перерабатываются во что-нибудь путное, как навоз в чернозем. На земле нет ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости.
4087 С приятной мыслью, что частной практики у него давно уже нет и что ему никто не помешает, Андрей Ефимыч, придя домой, немедленно садится в кабинете за стол и начинает читать. Читает он очень много и всегда с большим удовольствием. Половина жалования уходит у него на покупку книг, и из шести комнат его квартиры три завалены книгами и старыми журналами.
4088 Чтение всякий раз продолжается без перерыва по нескольку часов и его не утомляет. Читает он не так быстро и порывисто, как когда-то читал Иван Дмитрич, а медленно, с проникновением, часто останавливаясь на местах, которые ему нравятся или непонятны. Около книги всегда стоит графинчик с водкой и лежит соленый огурец или моченое яблоко прямо на сукне, без тарелки.
4089 Самыми счастливыми днями у него были теперь воскресенья и праздники, когда он с утра до вечера оставался дома. В эти дни он принимал участие в наивной, но необыкновенно приятной жизни, напоминавшей ему пастушеские идиллии. Он не переставая наблюдал, как его разумная и положительная Маня устраивала гнездо, и сам тоже, желая показать, что он не лишний в доме.
4090 Из гимназии Никитин шел на частные уроки, и когда наконец в шестом часу возвращался домой, то чувствовал и радость и тревогу, как будто не был дома целый год. Он вбегал по лестнице, запыхавшись, находил Маню, обнимал ее, целовал и клялся, что любит ее, жить без нее не может, уверял, что страшно соскучился.
4091 На другой день, в воскресенье, он был в гимназической церкви и виделся там с директором и товарищами. Ему казалось, что все они были заняты только тем, что тщательно скрывали свое невежество и недовольство жизнью, и сам он, чтобы не выдать им своего беспокойства, приятно улыбался и говорил о пустяках.
4092 Его музыка, голос и стихи, в которых он славил бога, небо и землю, были для монахов источником постоянной радости. Бывало так, что при однообразии жизни им прискучивали деревья, цветы, весна, осень, шум моря утомлял их слух, становилось неприятным пение птиц, но таланты старика настоятеля, подобно хлебу, нужны были каждый день.
4093 Проходили десятки лет, и всё день походил на день, ночь на ночь. Кроме диких птиц и зверей, около монастыря не показывалась ни одна душа. Ближайшее человеческое жилье находилось далеко и, чтобы пробраться к нему от монастыря или от него в монастырь, нужно было пройти верст сто пустыней. Проходить пустыню решались только люди, которые презирали жизнь, отрекались от нее и шли в монастырь, как в могилу.
4094 Проходить пустыню решались только люди, которые презирали жизнь, отрекались от нее и шли в монастырь, как в могилу. Каково же поэтому было удивление монахов, когда однажды ночью в их ворота постучался человек, который оказался горожанином и самым обыкновенным грешником, любящим жизнь. Прежде чем попросить у настоятеля благословения и помолиться, этот человек потребовал вина и есть.
4095 Каково же поэтому было удивление монахов, когда однажды ночью в их ворота постучался человек, который оказался горожанином и самым обыкновенным грешником, любящим жизнь. Прежде чем попросить у настоятеля благословения и помолиться, этот человек потребовал вина и есть. На вопрос, как он попал из города в пустыню, он отвечал длинной охотничьей историей: пошел на охоту, выпил лишнее и заблудился.
4096 Монахи бросились к нему навстречу и осыпали его вопросами, но он, вместо того чтобы обрадоваться им, горько заплакал и не сказал ни одного слова. Монахи заметили: он сильно состарился и похудел; лицо его было утомлено и выражало глубокую скорбь, а когда он заплакал, то имел вид человека, которого оскорбили.
4097 Голос его дрогнул, глаза засверкали, и весь он распалился гневом, когда стал говорить о городе и людях. Никогда в жизни он не видел, даже не дерзал воображать себе то, что он встретил, войдя в город. Только тут, первый раз в жизни, на старости лет, он увидел и понял, как могуч дьявол, как прекрасно зло и как слабы, малодушны и ничтожны люди.
4098 В мою душу природа вложила необыкновенную способность верить. Полжизни я состоял, не к ночи будь сказано, в штате атеистов и нигилистов, но не было в моей жизни ни одного часа, когда бы я не веровал. Все таланты обнаруживаются обыкновенно в раннем детстве, так и моя способность давала уже себя знать, когда я еще под столом пешком ходил.
4099 Я так рад, что с вами познакомился! Такая добрая моя судьба, всё я с великолепными людьми встречаюсь. Что ни день, то такое знакомство, что за человека просто бы душу отдал. На этом свете хороших людей гораздо больше, чем злых. Вот подите же, так мы с вами откровенно и по душам поговорили, как будто сто лет знакомы.
4100 На этом свете хороших людей гораздо больше, чем злых. Вот подите же, так мы с вами откровенно и по душам поговорили, как будто сто лет знакомы. Иной раз, доложу я вам, лет десять крепишься, молчишь, от друзей и жены скрытничаешь, а встретишь в вагоне кадета и всю ему душу выболтаешь. Вас я имею честь видеть только первый раз, а покаялся вам, как никогда не каялся.
4101 И теперь я экзаменую себя: чего я хочу? Я хочу, чтобы наши жены, дети, друзья, ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей. Еще что? Я хотел бы иметь помощников и наследников. Еще что? Хотел бы проснуться лет через сто и хоть одним глазом взглянуть, что будет с наукой. Хотел бы еще пожить лет десять. Дальше что? А дальше ничего.
4102 Если бы меня спросили, что мне не нравится в моих учениках, то я ответил бы на это не сразу и не много, но определенно. Недостатки их я знаю, и мне поэтому нет надобности прибегать к туману общих мест. Мне не нравится, что они курят табак, употребляют спиртные напитки и поздно женятся; что они беспечны и часто равнодушны до такой степени, что терпят в своей среде голодающих и не платят долгов в общество помощи студентам.
4103 И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему показалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.
4104 Когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкой полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле.
4105 Было уже часов десять вечера, и над садом светила полная луна. В доме Шуминых только что кончилась всенощная, которую заказывала бабушка Марфа Михайловна, и теперь Наде – она вышла в сад на минутку – видно было, как в зале накрывали на стол для закуски, как в своем пышном шелковом платье суетилась бабушка.
4106 Затерявшаяся в провинциальной толпе, эта маленькая женщина, ничем не замечательная, с вульгарной лорнеткой в руках, наполняла теперь всю его жизнь, была его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя; и под звуки плохого оркестра, дрянных обывательских скрипок, он думал о том, как она хороша. Думал и мечтал.
4107 Она взглянула на него и побледнела, потом еще раз взглянула с ужасом, не веря глазам, и крепко сжала в руках вместе веер и лорнетку, очевидно, борясь с собой, чтобы не упасть в обморок. Оба молчали. Она сидела, он стоял, испуганный ее смущением, не решаясь сесть рядом. Запели настраиваемые скрипки и флейта, стало вдруг страшно, казалось, что из всех лож смотрят.
4108 Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали всё в настоящем и чувствовали, что эта их любовь изменила их обоих. Прежде в грустные минуты он успокаивал себя всякими рассуждениями, какие только приходили ему в голову, теперь же ему было не до рассуждений, он чувствовал глубокое сострадание, хотелось быть искренним, нежным.
4109 За всё время, пока я считаюсь взрослым, к великому огорчению моего отца, городского архитектора, я переменил девять должностей. Я служил по различным ведомствам, но все эти девять должностей были похожи одна на другую, как капли воды: я должен был сидеть, писать, выслушивать глупые или грубые замечания и ждать, когда меня уволят.
4110 Продолжать этот разговор было бесполезно. Отец обожал себя, и для него было убедительно только то, что говорил он сам. К тому же я знал очень хорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался о черном труде, имело в своем основании не столько соображения насчет святого огня, сколько тайный страх, что я поступлю в рабочие и заставлю говорить о себе весь город.
4111 К тому же я знал очень хорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался о черном труде, имело в своем основании не столько соображения насчет святого огня, сколько тайный страх, что я поступлю в рабочие и заставлю говорить о себе весь город; главное же, все мои сверстники давно уже окончили в университете и были на хорошей дороге.
4112 Как мне хотелось, чтобы меня поняли! Несмотря ни на что, отца и сестру я люблю, и во мне с детства засела привычка спрашиваться у них, засела так крепко, что я едва ли отделаюсь от нее когда-нибудь. Бываю я прав или виноват, но я постоянно боюсь огорчить их, боюсь, что вот у отца от волнения покраснела шея и как бы с ним не сделался удар.
4113 Роза распустилась в хорошее майское утро; когда она раскрывала свои лепестки, улетавшая утренняя роса оставила на них несколько чистых, прозрачных слезинок. Она точно плакала. Но вокруг нее всё было так хорошо, так чисто и ясно в это прекрасное утро, когда она в первый раз увидела голубое небо и почувствовала свежий утренний ветерок и лучи сиявшего солнца, проникавшего ее тонкие лепестки розовым светом.
4114 Вокруг розы всё было так хорошо, так чисто и ясно в это прекрасное утро, когда она в первый раз увидела голубое небо и почувствовала свежий утренний ветерок и лучи сиявшего солнца, проникавшего ее тонкие лепестки розовым светом; в цветнике было так мирно и спокойно, что если бы она могла в самом деле плакать, то не от горя, а от счастья жить.
4115 В цветнике было так мирно и спокойно, что если бы роза могла в самом деле плакать, то не от горя, а от счастья жить. Она не могла говорить; она могла только, склонив свою головку, разливать вокруг себя тонкий и свежий запах, и этот запах был ее словами, слезами и молитвой. А внизу, между корнями куста, на сырой земле, как будто прилипнув к ней плоским брюхом, сидела довольно жирная старая жаба.
4116 В цветник, где росла роза и где сидела жаба, уже давно никто не ходил. Еще в прошлом году осенью, в тот самый день, когда жаба, отыскав себе хорошую щель под одним из камней фундамента дома, собиралась залезть туда на зимнюю спячку, в цветник в последний раз зашел маленький мальчик, который целое лето сидел в нем каждый ясный день под окном дома.
4117 Мальчик очень любил свой цветник (это был его цветник, потому что, кроме него, почти никто не ходил в это заброшенное местечко) и, придя в него, садился на солнышке, на старую деревянную скамейку, стоявшую на сухой песчаной дорожке, уцелевшей около самого дома, потому что по ней ходили закрывать ставни, и начинал читать принесенную с собой книжку.
4118 Тут и он не мог удержаться от радости и чуть было не закричал и не захлопал руками, но, боясь спугнуть ежа, притаил дыхание и, широко раскрыв счастливые глаза, в восторге смотрел, как тот, фыркая, обнюхивал своим свиным рыльцем корни розового куста, ища между ними червей, и смешно перебирал толстенькими лапами, похожими на медвежьи.
4119 Когда жаба в первый раз увидела цветок своими злыми и безобразными глазами, что-то странное зашевелилось в ее сердце. Она не могла оторваться от нежных розовых лепестков и всё смотрела и смотрела. Ей очень понравилась роза, она чувствовала желание быть поближе к такому душистому и прекрасному созданию.
4120 На стол женщина поставила тарелку с водой, а на края тарелки положила венок из цветов; длинные стебли цветов купались в воде, у самого же края плавал большой лепесток тюльпана. На нем Дюймовочка могла переправляться с одной стороны тарелки на другую; вместо весел у нее были два белых конских волоса. Всё это было прелесть как мило.
4121 Ласточка летела всё дальше и дальше, и чем дальше, тем было всё лучше. На берегу красивого голубого озера, посреди зеленых кудрявых деревьев, стоял старинный белый мраморный дворец. Виноградные лозы обвивали его колонны, а под крышей лепились ласточкины гнезда. В одном из них и жила ласточка, что принесла Дюймовочку.
4122 Ласточка спустилась и посадила девочку на один из широких лепестков. Но вот диво! В самой чашечке цветка сидел маленький человечек, беленький и прозрачный, точно хрустальный. На голове у него сияла прелестная золотая корона, за плечами развевались блестящие крылышки, а сам он был не больше Дюймовочки. Это был эльф.
4123 Ромашка была так весела и счастлива, точно сегодня было воскресенье, а на самом деле был всего только понедельник; все дети смирно сидели на школьных скамейках и учились у своих наставников; наша ромашка тоже смирно сидела на своем стебельке и училась у ясного солнышка и у всей окружающей природы, училась познавать благость божью.
4124 Ромашка слушала пение жаворонка, и ей казалось, что в его громких, звучных песнях звучит как раз то, что таится у нее на сердце; поэтому ромашка смотрела на счастливую порхающую певунью птичку с каким-то особым почтением, но ничуть не завидовала ей и не печалилась, что сама не может ни летать, ни петь.
4125 Желания раба и хозяина никогда не могут совпасть полностью, как две монеты одинакового достоинства, ибо всё настоящее, всё, что делает человека таким, каков он есть, таится в самых потаенных глубинах его души, о которых ведает только бог. И никогда нельзя забывать, что грех – это восстание против господа.
4126 О промысле божьем мы знаем не больше, чем ложка о вкусе супа. Хвала Иисусу, Прометей отнял у людей способность к предвидению, даровав взамен слепую надежду и огонь, то есть наделил их свободой воли и возможностью влиять на историю. Но нельзя забывать, что чувства старше разума, а потому сильнее. Что нам остается? Слепо надеяться на бога, конечно.
4127 Ничто, когда-либо занимавшее живых людей, не может вполне утратить жизненную силу – ни один язык, на котором они говорили, ни один божественный глагол, при возвещении которого они умолкали, ни одна греза, когда-либо пленявшая человеческий дух: ничто, чему люди когда-либо отдавались сильно и со всем пылом страсти.
4128 Жить во лжи – естественное состояние животного человека, и потому, думаю, догадываясь о губительности этого состояния, человек бежит от всего естественного к богу, к принуждению, к рабству в самом чистом, глубоком и положительном смысле этого слова, то есть к подчинению высшему началу, о существовании которого догадывается, хотя подчас ничего о нем и не ведает.
4129 Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело. Всё превращается в прах – и люди, и системы. Но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело. И благодаря ему зло на Земле не имеет конца. С тех пор как я это понял, считаю, что стиль полемики важнее предмета полемики.
4130 Счастье живет только в обмене, в передаче от одного другому. Им нельзя владеть, как домом или поместьем, обособившись от других. Только давая, не спрашивая взамен, можно вызвать его к жизни. Только рискуя потерять счастье, можно умножить его. Схваченное в руки, зажатое в кулак, спрятанное от других, оно исчезает.
4131 Многие люди думают о завтрашнем или о вчерашнем дне, о том, какие несчастья были с ними или могут быть, каких внешних условий счастья им не хватает, – и проходят мимо счастья, которое всё в настоящем, в сегодняшнем дне, и не в вещах, а в нашей способности откликаться вещам – простым, естественным, дарованным: небу, дереву, человеку.
4132 Я думаю, что мы должны читать лишь те книги, что кусают и жалят нас. Если прочитанная нами книга не потрясает нас, как удар по черепу, зачем вообще читать ее? Скажешь, что это может сделать нас счастливыми? Бог мой, да мы были бы столько же счастливы, если бы вообще не имели книг; книги, которые делают нас счастливыми, могли бы мы с легкостью написать и сами.
4133 Я думаю, что мы должны читать лишь те книги, что кусают и жалят нас. Нам нужны книги, которые поражают, как самое страшное из несчастий, как смерть кого-то, кого мы любим больше себя, как сознание, что мы изгнаны в леса, подальше от людей, как самоубийство. Книга должна быть топором, способным разрубить замерзшее озеро внутри нас. Я в это верю.
4134 Не знаю, как в других краях, а в нашей стороне зима нынче не по совести застоялась. Уж и марту конец, а она и не думает раскланиваться. Разлеглась по полям свежей наметью, пушит инеем продрогшие леса, на окнах занавески из тонкой изморози развешивает, а узоры на тех занавесках все еловыми лапами да можжевеловыми ветками.
4135 И весь этот мир – белый мятущийся рой над черной бездной. Снежинки кружились, стремясь не упасть, хоть сколько-нибудь продержаться, отдалить мгновение гибели. Но, обессиленные, покорно падали в недвижную воду, а из глубины омута им навстречу летели такие же, безошибочно находили в хороводе свою пару и у грани воды и неба сливались воедино, чтобы затем исчезнуть навсегда.
4136 Снегопад внезапно прекратился. По запорошенной поляне промчалась синяя тень убегающей тучи, и снова всё вокруг засияло молодо и радостно. Дуб, облюбованный художником, ярко вспыхнул на солнце бронзовыми вихрами перезимовавшей листвы и отбросил от себя длинную тень через всю поляну к ногам двух обнявшихся молодых березок на другом ее конце.
4137 Там и ручеек – кружка воды. Но шума – на весь лес. То он в корнях запутался, жужжит как шмель, то где-то промытым ледяным коридором, всплескиваясь, мчится, то опять сердится на завалах, а с обрыва в реку стекает по корням подмытого дерева, рассыпается на множество струй, и отдает в тишине хрустальным звоном каждая упавшая с высоты капля.
4138 Чтобы выкроить пейзаж, я зашагал к лесу, к реке. Долго лазил по зарослям и береговым обрывам. Снимал лесные дороги, полные талой воды, просыхающие песчаные отмели, по-летнему зеленые сосны на берегу разлившейся реки. Но вскоре снова пришлось опустить аппарат. Потому что вдруг откуда-то накатилась сизая туча, накрыла солнце.
4139 Мы засобирались домой. Лесная дорога местами совсем превратилась в реку, и мы с трудом пробирались по мокрому зернистому снегу на обочине. В поле тоже заметно умножились проталины. По низинам то здесь, то там осколками зеркала блестели озерки талой воды. А в оврагах уже в открытую клокотали бурные потоки.
4140 Жаворонок взмыл вверх и вдруг повис над озадаченной собакой, как на нитке. Потом сыпнул на землю, на меня, на моего спутника веселой трелью и, трепеща крыльями, стал подниматься короткими взлетами, будто по ступеням невидимой лестницы, всё выше и выше. Вот он совсем потерялся из виду, растворился в лучезарной голубизне. И только серебряный звон песенки плыл над пробуждающейся землей.
4141 Зелень, окутанная тенями, была бархатиста, кое-где на общем темном фоне сверкали приставшие листья серебристых тополей, освещенные луной, а в самой густой чаще зелени спрятался маленький павильон из березы в коре, которая белым атласом сверкала сквозь темные листья. Было так тихо, всё точно ждало чего-то неотразимого, но не страшного, и было грустно от полноты тишины.
4142 Сад дремал чуткой весенней дремой, и на всём – на листве деревьев, на цветочных клумбах и дорожках сада – лежали узоры теней и призрачные пятна лунных лучей. Свежий весенний воздух был полон сочного аромата сирени, резеды и свежей листвы. Зелень, окутанная тенями, была бархатиста, кое-где на общем темном фоне сверкали приставшие листья серебристых тополей.
4143 Сад стоял молча и неподвижно, но в каждом его листе и в каждом стебле травы чувствовалось много скрытой энергии. Всё кругом росло и развивалось, окутанное теплыми тканями теней. Безмолвное творчество природы не имеет ни секунды покоя, и никто не скажет, где ждут отдыха вечно творящие тайные силы ее.
4144 Казалось, что деревья росли и, разрывая ткани теней, одевавшие их, становились зеленее и свежее. Это казалось потому, что свет луны уже померк и в воздухе повеяло острой свежестью весеннего утра. Запах цветов всё усиливался, и утренняя роса, упадая с неба невидимыми глазу каплями, окропляла бархатную зелень сада крупной серебряной пылью.
4145 Она пошла в сторону, противоположную той, где скрылся ее собеседник, и шла она медленной, нерешительной походкой человека, который очень устал или глубоко задумался. Роса, упадая с листьев, задетых ею по дороге, кропила ее голову в густой массе черных волос и ее плечи, с которых кружевная накидка сползла и одним концом вилась по земле.
4146 Рассветало уже, на вершины деревьев упали розовые пятна первых лучей солнца, и капли росы сверкали в них, как драгоценные камни. А тени, тонкие и прозрачные тени весенней ночи, тихо таяли и исчезали с земли и деревьев сада. Женщина в белом платье тихо скрылась в густой листве, сад же, освеженный влагой ночи и утренней росой, неподвижно ожидал возрождения дня.
4147 Ветер свежеет, ветер говорит, напоминает нам о неотступном Севере – зной, марево, дымка от пожарищ остались на берегу. Море по цвету такое же, как все моря в мире, только еще нежней, еще слабей, и оно здесь всегда прохладно, потому что тут проходит Полярный круг, потому что тут вместилище всего свирепого и ледяного.
4148 Море в бинокль ужасно, даже на горизонте видны беспрестанно встающие горбы. И по-прежнему чист, но уже смугло ал горизонт – неширокая полоса под синевато-коричневым в тучах небом. По этому смуглому, розовому поднимаются в необыкновенной дали из-за горизонта холодные пепельные облака фантастических грозных очертаний.
4149 Песчаный берег от наката стал горбатым. Волна, разбившись внизу, медленно всползает на горб, переваливает его и растекается большими лужами. В лужах отражается свет от зелено-голубой полосы над горизонтом под мутными тучами, они одни ярки, стеклянно чисты и гладки на всём темном. В море свет не отражается, оно грязно-лохматое.
4150 А днем она любила водить карандашом по бумаге, стараясь передать жуков, лягушек, птиц и зверей так, как они были изображены в ее азбуке. Эти незатейливые рисунки в потрепанной, как отцовские тужурки, книжке ее поражали. Она смотрела на них, расширяя глаза, раздувая ноздри, чувствуя вдоль спины холод до дрожи.
4151 Когда она просыпалась по утрам, на стене, если было солнечное утро, нарисована была чрезвычайно замысловатая тень от кисейной занавески, и это было первое, на что смотрела она просыпаясь. Тень эта была от нее шагах в двух, но она смотрела на нее еще не вполне открывшимися глазами, как на величайшую загадочную красоту, оставшуюся от только что виденного и забытого сна.
4152 Главное было тогда не это, а то, что после ливня высоко, почти посредине неба, засияла радуга, незабываемая, совершенно исключительная, единственная из радуг, огромнейшая, в которой было целых три лиловых дуги одна за другой с небольшими промежутками. И в новом сухом платье Женя опять выбежала на двор смотреть на эту радугу и ахать от восторга, складывая руки лодочкой.
4153 Многое еще случилось в долгие дни мая, туго переполненные сложными человеческими делами и заботами, радостями и печалью, а также расцветами и смертью как цветов, так и зорь. Вороны же, обе поочередно, прилежно сидели на своих четырех зеленоватых крапчатых яйцах, в которых чуяли уже будущих четырех воронят.
4154 Мне удавалось лишь изредка и на короткое время увидеть то, в чем я был вынужден жить, со стороны, так, как если бы я сам не участвовал в этих событиях. Это было как воспоминания о некоторых пейзажах, результатом какого-то зрительного постижения, которое потом уже навсегда оставалось в моей памяти; и как воспоминание о запахе, оно было окружено целым миром других вещей, сопутствовавших его появлению.
4155 Всё это не ново, не важно и даже не очень интересно. Но вот что я тебе советую: никогда не становись убежденным человеком, не делай выводов, не рассуждай и старайся быть как можно более простым. И помни, что самое большое счастье на земле – это думать, что ты хоть что-нибудь понял из окружающей тебя жизни.
4156 Помни, что самое большое счастье на земле – это думать, что ты хоть что-нибудь понял из окружающей тебя жизни. Ты не поймешь, тебе будет только казаться, что ты понимаешь; а когда вспомнишь об этом через несколько времени, то увидишь, что понимал неправильно. А еще через год или два убедишься, что и второй раз ошибался. И так без конца.
4157 Я часто думал о том, почему женщины нередко отдают предпочтение негодяям: может быть, потому, что негодяй более индивидуален, чем средний человек; в негодяе есть что-то, чего нет в других, и еще потому, что почти каждое качество, доведенное до последней своей степени, перестает рассматриваться как обыкновенное свойство человека и приобретает притягательную силу исключительности.
4158 В тот вечер мне казалось более очевидно, чем всегда, что никакими усилиями я не могу вдруг охватить и почувствовать ту бесконечную последовательность мыслей, впечатлений и ощущений, совокупность которых возникает в моей памяти как ряд теней, отраженных в смутном и жидком зеркале позднего воображения.
4159 Очень часто в концерте я внезапно начинал понимать то, что до тех пор казалось мне неуловимым; музыка вдруг пробуждала во мне такие странные физические ощущения, к которым я считал себя неспособным, но с последними замиравшими звуками оркестра эти ощущения исчезали, и я опять оставался в неизвестности и неуверенности.
4160 В такие минуты меня оставляла память. Она вообще была самой несовершенной моей способностью, несмотря на то что я легко запоминал наизусть целые печатные страницы. Она покрывала мои воспоминания прозрачной, стеклянной паутиной и уничтожала их чудесную неподвижность; и память чувств, а не мысли, была неизмеримо более богатой и сильной.
4161 Я думаю, что это время усиленного чтения и развития, бывшее эпохой моего совершенно бессознательного существования, я мог бы сравнить с глубочайшим душевным обмороком. Во мне оставалось лишь одно чувство, окончательно созревшее тогда и впоследствии меня уже не оставлявшее, – чувство прозрачной и далекой печали, вполне беспричинной и чистой.
4162 Как и почти всё на свете, эта история началась с песни. В конце концов, в начале ведь были слова, а что они без мелодии? Вот как был создан мир, как разделили пустоту, как появились на свет страны и звезды, сны и малые боги и звери. Их спели. Великие чудища были выпеты после того, как Великий Певец покончил с планетами и холмами, деревьями и океанами, и зверьми поменьше.
4163 Песни никуда не исчезают. Они прочнее времени. Подходящая песня способна выставить на посмешище императора и свергнуть династию. Песня может протянуть еще долго после того, как превратились в прах и сны события и люди, про которых в ней говорилось. Такова сила песен. Песнями можно сделать многое. Они не только творят миры или изменяют бытие.
4164 Есть множество разновидностей тишины. У могил одна тишина, у космоса – другая, у горных вершин – третья. Есть тишина охоты. Это тишина выслеживания. В такой тишине нечто мягко ступает на когтистых лапах, а под пушистой шкурой перекатываются стальные мускулы. Нечто цвета теней в высокой траве. Нечто, готовое позаботиться, чтобы ты не услышал ничего, что оно не пожелало бы выдать.
4165 У любого человека, какой ходил по земле в прошлом или будет ходить в грядущем, есть песня. Нет, поймите правильно, никто ее не написал. У нее собственная мелодия и собственные слова. Очень мало кому удается ее спеть. Большинство из нас боятся, что не воздадут ей должного голосом или что слова у нее слишком глупые, слишком честные или слишком странные. Поэтому люди свои песни живут.
4166 Что-то внутри подталкивало его передумать – и от этого Пауку становилось не по себе. Обычно он вообще ни о чем не думал. Если живешь бездумно, всё кажется чудесным, и до сих пор инстинкт вкупе с прихотями и чудовищным везением отлично ему служили. Но даже на чуде далеко не уедешь. Паук шел по улице, и встречные ему улыбались.
4167 Стоял великолепный день ранней осени, и своим счастьем Паук заражал всё вокруг. Ведь Паук был практически богом. А когда ты бог, твои эмоции распространяются на всех – остальные их просто перенимают. Мир людей, кто оказывался рядом с Пауком в тот день, когда он был так счастлив, становился чуть ярче.
4168 Наихудшим же в нем было самое простое: Чарли постоянно его стеснялся. Разумеется, все стесняются своих родителей. А как же иначе? В природе родителей стеснять детей самим фактом своего существования, так же как в природе детей сжиматься от конфуза и стыда, если родители хотя бы заговаривают с ними на улице.
4169 Даже проснувшись, Чарли не мог стряхнуть остатки странного наваждения, а потому встал и подошел к окну. Шторы были раздвинуты. Занималась заря, огромный апельсин утреннего солнца поднимался в обрамлении подкрашенных алым облаков. При виде такого неба даже самый прозаичный зануда вдруг открывает погребенную в недрах души потребность рисовать маслом.
4170 В стародавние времена все звери хотели, чтобы сказки называли в их честь. Это было в те дни, когда песни, которыми творился мир, еще пелись, в те дни, когда еще выпевали небо, и радугу, и океан, в те дни, когда звери были людьми, а не только животными. И паучок Ананси одурачивал всех, потому что хотел, чтобы все истории назвали его именем.
4171 Он увидел, что попал в ловушку. Стал жить не столько с женщиной, сколько с идеализированным представлением о самом себе как о мужчине, способном счастливо и навсегда соединить с женщиной свою судьбу. А теперь это представление ему наскучило. Хотя он никогда не поднимал на Аннагрет голоса, он начал дуться и обижаться на необидные вещи.
4172 Так легко во всём винить мать. Жизнь – убогий парадокс, желания безмерны, а ресурсы ограниченны, рождение – пропуск в смерть; так почему не возложить вину на ту, которая тебе всё это подсунула? Хорошо, может быть, это и несправедливо. Но твоей матери ничто не мешает винить собственную мать, а той свою, а той свою, и так далее вплоть до Эдема.
4173 Вина как таковая придала ей воли к тому, чтобы не звонить вовсе, и снабдила соответствующим мотивом (хотя человек, которого мучит чувство вины, может в любой момент положить муке конец, просто поступив правильно, мука все равно реальна, пока она длится, а жалость к себе не так уж переборчива и кормится любыми видами мук).
4174 Ссора похожа на рвоту. Чем больше лет проходило с последнего раза, тем сильнее пугала мысль о повторении. Даже когда Лейла в конце концов все-таки заболела и ее затошнило, даже когда умом она понимала, что рвота принесет облегчение, она изо всех сил сдерживалась до последней минуты. А ссоры еще хуже: они даже облегчения не приносили.
4175 Сетевое существование начинало ощущаться им как более реальное, чем физическое. Глаза всех людей на свете, даже его последователей сами по себе, в физическом мире ничего не значили. Какая разница, что тот или иной человек думает о нем про себя? Мысли как таковые не существуют так, как существуют данные, которые можно искать, распространять и читать.
4176 Мысли как таковые не существуют так, как существуют данные, которые можно искать, распространять и читать. И поскольку человек не может пребывать в двух местах одновременно, чем больше он существовал как интернет-образ, тем меньше чувствовал себя живущим во плоти. Интернет означал смерть, и он не мог уповать на облако как на источник посмертного бытия.
4177 Знание может быть истинным проклятием. Я обменяла груз лжи на груз правды и не знала, который из них был тяжелее. Для чего нужно больше силы? Впрочем, это был нелепый вопрос, поскольку, как только ты узнал правду, ты уже не можешь вернуться назад и поднять свой чемодан с ложью. Тяжелее или нет, но правда теперь всегда с тобой.
4178 Подняв голову, я заметила, что дерево, под которым я упала, было почти голым. Только жалкие клочки зелени там и сям да пышная поросль серого мха, свисавшего до самой земли. Даже в темноте было видно, что оно умирает – и умирает в одиночестве посреди всех этих равнодушных сосен. Таков был всеобщий порядок вещей. Утрата рано или поздно пускает корни внутри всего и прогрызает всё насквозь.
4179 Мне всё чудится река, течение быстрое-быстрое. И двое в воде, ухватились друг за друга, держатся изо всех сил, не хотят отпускать – но в конце концов приходится, такое там течение. Их растаскивает, и всё. Так вот и мы с тобой. Жалко, ведь мы любили друг друга всю жизнь. Но получается, что до последнего быть вместе не можем.
4180 Вас растят для определенной цели, и ваша судьба известна заранее. Поэтому не нужно больше таких разговоров. Пройдет совсем немного времени, и вы покинете школу, да и день первой выемки для каждого из вас не так уж далек. Помните об этом. Если вы хотите прожить достойную жизнь, вы должны знать, кто вы такие и что вас ожидает – всех без исключения.
4181 Через несколько минут я вернулась к подругам, но о произошедшем ничего им не сказала. Одна из них увидела, что я слегка не в себе, и что-то об этом спросила, но я только пожала плечами. Больше всего на свете я хотела превратить случившееся в неслучившееся, и мне казалось, что, умалчивая обо всём, я делаю для себя и других доброе дело.
4182 Тонкий туман стелился по уступам, и всё огненно-кровавое, голубое, темно-зеленое, фиолетовое и просто белое – круглые листы осинника, уже налившиеся винным багрянцем; частые незабудки на лужке, черные сердитые тростники; влажное, очень зеленое и тоже частое и чистое поле, – всё это, погруженное в вечер и туман, смирялось, тухло, стихало и становилось тонким, отдаленным и фантастическим.
4183 Как перед лицом вечности – сказал бы он, если бы умел говорить красиво, но так говорить он не умел и поэтому только стоял и смотрел. Что-то очень многое приходило ему в голову в те минуты, но всё неопределенно, спутанно, и ничего из этого он не мог ухватить и держать в себе, пожалуй, только вот это: тишина, высота и даль.
4184 Но вот однажды пес не пришел. И тогда он чуть не свихнулся. Он так привык к этим визитам, что вокруг них теперь строился весь его распорядок. Всё было ориентировано на ожидание пса и его кормежку. Исследования были заброшены и все отставлено в сторону в угоду желанию иметь в доме пса. В тот день он измотал себе все нервы, обыскивая окрестности.
4185 В тот день он измотал себе все нервы, обыскивая окрестности, громко окликая пса, но, сколько он ни искал, всё было бесполезно, и он вернулся домой лишь к ужину и снова не смог есть. А пес не пришел в тот день ужинать и наутро не пришел завтракать. И снова Нэвилль провел день в бесполезных попытках отыскать его.
4186 Музыка была для меня культом, то есть той разрушительной точкой, в которую собиралось все, что было самого суеверного и самоотреченного во мне, и потому всякий раз, как за каким-нибудь вечерним вдохновением окрылялась моя воля, я утром спешил унизить ее, вновь и вновь вспоминая о названном недостатке.
4187 Он потом часто вспоминал этот рассказ и потихоньку завидовал. А один раз Алешке даже приснилось что-то похожее. Не совсем похожее, но тоже самолет в поле. Над полем висела теплая ночь с большими звездами, и только у самого горизонта светилась закатная полоса. На ней черным рисунком выделялись головки и стебли высокой травы.
4188 Друзей беречь, ибо настоящая дружба очень помогает и в горе, и в радости. В радости ведь тоже нужна помощь: помощь, чтобы ощутить счастье до глубины души, ощутить и поделиться им. Неразделенная радость не радость. Человека портит счастье, если он переживает его один. Когда же наступит пора несчастий, пора утрат, тоже нельзя быть одному. Горе человеку, если он один.
4189 Одно правило в жизни должно быть у каждого человека, в его цели жизни, в его принципах жизни, в его поведении: надо прожить жизнь с достоинством, чтобы не стыдно было вспомнить. Достоинство требует доброты, великодушия, умения не быть узким эгоистом, быть правдивым, хорошим другом, находить радость в помощи другим.
4190 Мне тогда было, вероятно, года четыре, а ей около двадцати. Свободного времени у нас было поровну. И вот она догадалась на прогулки брать меня. Теперь ей нужно было только увидеть цветок или, вернее, выбрать тот, который хочется сорвать, а я, бегавший возле нее, немедленно приводил в исполнение ее желания.
4191 В ранний час чаще случаются в лесу и посторонние, не грибные приключения. То увидишь двух играющих белок и замрешь и будешь следить, пока не надоест или пока они не убегут. То выскочит навстречу озабоченная лиса, то перебежит дорогу деловитый работяга ежик, то вырвется с оглушительным хлопаньем крыльев дикий голубь вяхирь.
4192 Такие места наполняют нас душевной легкостью и благоговением перед красотой своей земли, перед русской красотой. К Ильинскому омуту надо спускаться по отлогому увалу. И как бы вы ни торопились поскорее дойти до воды, все равно на спуске вы несколько раз остановитесь, чтобы взглянуть на дали по ту сторону реки.
4193 И как бы вы ни торопились поскорей дойти до воды, все равно на спуске вы несколько раз остановитесь, чтобы взглянуть на дали по ту сторону реки. Поверьте мне, я много видел просторов под любыми широтами, но такой богатой дали, как на Ильинском омуте, больше не видел и никогда, должно быть, не увижу.
4194 И еще поднималась досада на то, что все это ты видишь только один, тогда как это должны бы видеть все любимые и милые люди. Когда человек счастлив, он щедр, он стремится быть проводником по прекрасному. Сейчас мы были счастливы, но молчали, потому что восторг не терпит никаких возгласов и внешнего выражения.
4195 Он производил впечатление человека, носившего в себе глухую силу. Но при этом он был добр, хотя разговаривал с детьми неизменно строгим тоном, никогда ими не умилялся и не называл их ласкательными именами. Он был образован и умен и обладал той способностью постижения отвлеченных идей и далеких чувств, которая почти никогда не встречается у обыкновенных людей.
4196 В ней текла такая стойкая и здоровая кровь, что за долгие годы она совсем не изменилась и, казалось, не могла постареть: достигла возраста двадцати пяти лет и такой осталась на всю жизнь. Ни в каких обстоятельствах она не теряла своей постоянной, спокойной хлопотливости, не забывала ни о чем и не волновалась.
4197 На берегу огромного пруда был врыт шест с яблоком на верхушке. На воде, отражаясь зеленой и красной полосами, стояла лодка. В тени ее плавали прудовые обитатели – водяные жуки, личинки, крошечные головастики. Бегали по поверхности паучки с подушечками на лапках. На старых ветлах из гнезд глядели вниз грачихи.
4198 Никита вошел в лодку и сел на руль. Аркадий Иванович взялся за весла. Лодка осела, качнулась, отделилась от берега и пошла по зеркальной воде пруда, где отражались ветлы, зеленые тени под ними, птицы, облака. Лодка скользила между небом и землей. Над головой Никиты появился столб комариков, – они толклись и летели за лодкой.
4199 Широкий двор был весь покрыт сияющим, белым, мягким снегом. Синели на нем глубокие человечьи и частые собачьи следы. Воздух, морозный и тонкий, защипал в носу, иголочками уколол щеки. Каретник, сарай и скотные дворы стояли приземистые, покрытые белыми шапками, будто вросли в снег. Как стеклянные, бежали следы полозьев от дома через весь двор.
4200 Бабкину пришлось привыкать к тому, что ручку настройки яркости этой жизни выкрутили на максимум. В мир, похожий на простой и незамысловатый куриный бульон, добавили отчетливых запахов, вкусов и цвета. Был жидкий суп – стало непонятно что. Иногда черничное мороженое, а иногда – кулебяка с грибами. Но жить стало значительно интереснее.
4201 Фотография – магическое искусство. Лишь она рождает в зрителе ощущение, будто запечатленные на ней люди существуют где-то еще, в ином пространстве, кроме бумажной плоскости; что в неведомом измерении их смех продолжает звучать, и ребенок продолжает свой бег, и крутится колесо велосипеда, сверкая спицами, и юбка у девушки развевается на ветру, дующем откуда-то со стороны вечности.
4202 Боцман, втайне любивший сшибать спесь с человеков, каждый раз торопился мысленно схватить это выражение и подсчитать, сколько секунд уйдет на очередного зазнайку. Больше трех не выдерживал никто. Снисходительность сползала с их лиц, будто старая грязная пленка, обнажая чистое изумление и детский восторг.
4203 Нельзя попасть в цель, которую не видишь. Люди проводят всю свою жизнь в мечтах о том, как стать счастливее, как жить с большей жизненной силой и как наполнить жизнь страстью. И при этом не могут уделить и десяти минут в месяц, чтобы сформулировать на листе бумаге свои цели и серьезно задуматься о смысле своей жизни. Постановка цели сделает твою жизнь значительной.
4204 Я хотел лечить чувства, которые не считаются заболеванием. Все эти маленькие эмоции и ощущения, которые не интересуют терапевтов. Например, чувство, что еще одно лето подходит к концу. Или ощущение, что осталось слишком мало времени, чтобы найти свое место в жизни. Или тоска, которую испытываешь утром в день рождения. Ностальгическая грусть по далекому детству.
4205 Чтение – путешествие без конца. Долгое, вечное странствие, во время которого человек становится мягче, любвеобильней и человечней. Макс начал это путешествие. С каждой книгой он будет все больше впитывать в себя от мира, от вещей и от людей. Эгаре полистал книгу, пытаясь что-то отыскать. Да, вот это место ему особенно нравилось.
4206 Эгаре взял узенький томик с собой наверх. Макс оставил в книге карандашные пометки: подчеркнутые отдельные предложения, вопросительные знаки на полях. Он читал книгу так, как ее и следует читать. Чтение – путешествие без конца. Долгое, вечное странствие, во время которого человек становится мягче, любвеобильней и человечней.
4207 Ведь это единственное трагическое свойство книг: они действительно изменяют людей. Но только не злых. Эти не становятся хорошими отцами, любящими мужьями, добрыми, преданными подругами. Они остаются тиранами, продолжают мучить своих сотрудников, детей, собак, радуясь унижению своих жертв, непримиримые в мелочах, трусливые в серьезных ситуациях.
4208 Я алчно рассматривала книжные, альбомные картинки с этой избыточностью, невозможной в реальной, нормальной, ежедневной жизни. Но я росла под насмешливым голубым взглядом мамы, которая умела как-то без слов, одним поворотом головы дать понять, что это всё для бездельников, а надо работать. Учиться, например.
4209 За ночь выпадет еще одно цветное стеклышко на веранде, за ночь травы поднимутся еще выше, сомкнётся просвет, где мы прошли поутру, зарастут наши следы, свежая плесень проступит на крыльце, замочную скважину оплетет паучок, и еще на сотню лет заснет дом – от подпольных ходов, где бродит мышиный король, до высоких чердачных сводов, откуда берет бег бесплотная конница наших сновидений.
4210 Постукивая, поскрипывая и шелестя, нашаривая дорогу сквозь сумрак дома, Женечка пробирается к нашим кроватям, чтобы, усевшись поудобнее, повести нескончаемый рассказ о давно минувших годах, о детях, которых она учила и любила, о ветре, разбросавшем их по огромному свету – кто исчез, кто вырос и забыл, кто рассыпался в прах.
4211 Скоро погаснет последний небесный остров, с востока надвинется тьма, озеро глухо заговорит тяжелыми волнами; заворочается клубами, застонет, распрямляясь, дикий озерный ветер и понесется в безлюдные темные просторы – пригибать кусты, ронять созревшие семена, гнать колючие безымянные клубки по остывающим клеверным долинам.
4212 Сквозь тьму младенчества я различаю ее взгляд в тот день, когда, как водится, собрались добрые феи с дарами и напутствиями новорожденной. Я не знаю, какой дар она предназначила для меня: среди изобилия даров, называемого жизнью, Женечкин дар, скромный и маленький, легко мог затеряться, а может быть, ей нечего было предложить, кроме себя самой, кроме ровного сияния любви и покоя, исходившего из ее гладкой и ясной души.
4213 Если ты – девушка с косой, в возрасте томления и ожидания, и стоит белый вечерний июнь с немеркнущим светом, и никто не спит, и смерти нет, и в небе словно бы музыка, – хорошо тогда выйти постоять на такой террасе, обняв белую штукатурку колонны, и смотреть, как от ступеней вниз стекает море цветущей сирени, и вдыхать запах. Потом жизнь обманет, но это уж потом.
4214 Серебристые поля сверкали над спящей деревней, и одна из звезд, зеленая, по-летнему нежная, особенно добро мерцала мне из глубин галактики, двигалась за мной, когда я шагал по пыльной ночной дороге, стояла меж деревьев, когда я остановился на опушке березняка, под тихой листвой, и смотрела на меня, лучась родственно, ласково из-за черной крыши, когда я дошел до дома.
4215 Показалось, что почти никогда в прожитой молодости я не жалел, не осознавал утекающего срока, словно бы впереди была счастливая беспредельность, а та каждодневная земная жизнь – замедленная, ненастоящая – имела лишь отдельные вехи радости, все остальное представлялось настоящими промежутками, бесполезными расстояниями, прогонами от станции к станции.
4216 Теперь я понимаю, что путь воистину счастливого человека от рождения до последнего растворения в вечности и есть тормозящая неизбежную мглу небытия радость ежедневного существования в окружающем мире, и я поздно осознаю: какая же бессмысленность торопить и вычеркивать ожиданием цели дни, то есть неповторимость мгновений жизни, данной нам единый раз как драгоценный подарок.
4217 Я видел, как она в летнем коротком платье, сидела на скамье в конце сада и чутко смотрела на небо сквозь верхушки деревьев, облитых солнцем. И почему-то бросилась в глаза серебряная полоска в ее волосах, как след внимательного прикосновения времени. Я смотрел на ее увядающую прелесть лица и старался понять, почему она, положив книгу на колени, не читала, а смотрела, не отрываясь, на небо, где я тоже заметил одинокие холмы облаков.
4218 В дачном одиночестве, в снегах, в пахучих дождях, в октябрьских ветрах над крышей, в потоках весеннего солнца, в окружении книг, художественных монографий, в обществе кошки, спящей в кресле около письменного стола, что-то изменялось во мне к звездному царству ночей, и главное, – к моему верному единственному другу, моей жене.
4219 Голоса наплывали из тьмы лет, из моего детства, вызывая то веселое миролюбие, то спокойную радость, то восторг, и сейчас в этот осенний вечер моей жизни я понимал, что переживал тогда мальчиком счастливую общность как бы всего человечества, мужскую верность объединения разных людей за сытым столом, в тепле и уюте, чувство, которое появлялось потом на войне после удачного боя, но позже не повторялось уже.
4220 Я представил, что земля наша непоправимо осиротела. Вообразите: на ней более нет человека, глухая безлюдность, пустота шуршит в каменных коридорах городов, не нарушается ни голосом, ни смехом, ни криком отчаяния – и она сразу бы потеряла высочайший смысл быть кораблем, юдолью жизни, вмиг утратилась бы ее красота.
4221 Красоте необходимо зеркало, нужен мудрый ценитель, добрый или восхищенный созерцатель, ведь ощущение красоты – это ощущение жизни, любви, надежды, мнимая вера в бессмертие, так как прекрасное вызывает у нас желание жить. Красота связана с жизнью, жизнь – с любовью, любовь – с человеком. Как только прерываются эти связи, погибает вместе с человеком и красота в природе.
4222 Поднимаясь по ступеням своих лет, человек накапливает ощущения неповторимости прожитого им, а соединение былого с современностью и словно бы повторное обретение ушедшего силой чувственной памяти рождает художественное познание окружающего мира и себя в нем. Если возможно согласиться, что роман – это вымысел, то надо обязательно уточнить: вымысел, вылепленный памятью из самой действительности.
4223 Ваш грандиозный рассказ потрясает до глубины души! Какая изумительная пора детства и юности. Впереди, конечно, две счастливые жизни, а молодость и здоровье бесконечны. Все друзья красивы, благородны и бессмертны, а враги косолапы, косорылы и бессильны. Как я хотел бы, как мечтал бы хоть день, хоть час, хоть несколько минут пожить в этом милом, совершенно грандиозном состоянии детства. В этом рае голубых и лазурных снов.
4224 Я был другим еще пять лет назад. Удобно жил и обманывался успехами, любовью Маши и нескончаемой любимой работой в мастерской. Как это было мучительно и радостно – искать красоту в лицах, в руках людей, в холодном серебре летней росы на придорожных лопухах, в осеннем воздухе, в снеге тихой синей ночи.
4225 И только пойманный миг красоты, в которой уже незримый зародыш обреченности, – сладчайшая ложь и вместе несогласие с кратким земным сроком, вера в постоянство, здоровье, бессмертие, как и великая наивность всей человеческой жизни. Да, прекрасный и великий самообман. Так что ж – в зарождении прощание и наоборот?
4226 Может быть, красота сознается только в роковой и робкий момент ее зарождения (утро, переход в полдень, начало сумерек, конец грозы, первый снег) и перед ее неизбежным исчезновением, увяданием, на грани конца и начала, на краю пропасти? Ничего нет недолговечней красоты, но как непереносимо ужасно то, что в каждом зарождении прекрасного есть его конец.
4227 Надо знать чешскую весну, чтобы понять, что для рождения счастья на этой земле у природы нет лучшего времени. Сколько ласки и радости в теплых руках весны! В ее нежно-зеленых лугах, в шумливом хороводе пчел над сливами и хмелем, в улыбках утреннего солнца и в вечерних зорях, когда леса, горы и земные дали погружаются в царство сказки.
4228 Счастье. О нем говорят все, и каждый понимает его по-своему. Счастье в наше время не частное дело, и пути к нему редко бывают легкими. Ибо счастье не выигрыш по лотерейному билету и не находка самородного золота или голубого алмаза. У счастья нет начала, как и нет конца, пока тянется нить жизни. Не нужно только без нужды испытывать крепость ее.
4229 Еще накануне казалось, что зима крепко стоит на ногах: мороз с купеческой удалью разгуливал по улицам и довольно нагло хватал прохожих за нос и за уши, и вдруг к вечеру небо очистилось от мглы и по небосклону разлился мягкий красный закат. В этой пурпурной купели и родился крепкий и веселый денек с синим, италийским небом и теплым солнцем.
4230 В руках у нее был букет белой махровой сирени. Она нетерпеливо поглядывала то на дорогу, то на стоявших рядом людей, время от времени встряхивая роскошный букет. Лучший куст сирени в дядином саду оголила она для того, чтобы собрать его. Цветы переливались атласом, и при каждом встряхивании от них разливался пряный запах.
4231 Окна были раскрыты настежь. Ветки яблонь, над которыми от зари до зари гудели пчелы, грустно покачивали крупными соцветиями. Садовые птички, поглядывая на Гаврилова, покачивали головками и грустно попискивали, как бы спрашивая друг друга, почему этот человек лежит без движения, когда кругом все живет.
4232 В разное время у него было четыре имени. В этом можно усматривать преимущество, поскольку жизнь человека неоднородна. Порой случается, что ее части имеют между собой мало общего. Настолько мало, что может показаться, будто прожиты они разными людьми. В таких случаях нельзя не испытывать удивления, что все эти люди носят одно имя.
4233 Роль слова в Средневековье была значительнее, чем сейчас. И говорить приходилось довольно много. Говорили врачи. Им были известны кое-какие средства против недугов, но они не упускали возможности обратиться к болезни напрямую. Произнося ритмичные, внешне лишенные смысла фразы, они заговаривали болезнь, убеждая ее покинуть тело пациента. Грань между врачом и знахарем была в ту эпоху относительной.
4234 Особенность человека, о котором идет речь, состояла в том, что он говорил очень мало. Он помнил слова Арсения Великого: много раз я сожалел о словах, которые произносили уста мои, но о молчании я не жалел никогда. Чаще всего он безмолвно смотрел на больного. Мог сказать лишь: тело твое тебе еще послужит. Или: тело твое пришло в негодность, готовься его оставить.
4235 Всякая история до определенной степени – свиток в руках всевышнего. Некоторым дано в него изредка заглядывать и видеть, что будет впереди. Одного лишь не знаю: не будет ли этот свиток внезапно выброшен. Ты имеешь в виду конец света, спросил Арсений. Да, конец света. А заодно и конец тьмы. В этом событии, знаешь ли, есть своя симметрия.
4236 Причина текущих событий в отсутствии внутреннего огня. Ваша беда, если хотите, в том, что вам не свойственно приходить к окончательным выводам. Вы боитесь, что принятое решение лишит вас дальнейшего выбора, и это парализует вашу волю. Вы и сейчас не знаете, зачем приехали. Между тем вы упустили лучшее, что готовила вам жизнь.
4237 Точно так же, как музыка – это межнотное пространство, так же как звезды прекрасны благодаря расстояниям между ним, так же как солнце под определенным углом бьет лучом в каплю дождя и отбрасывает в небо призму света – так же пространство, в котором существую я, где я хотел бы и дальше остаться, находится ровно в той срединной зоне, где отчаяние схлестывается с чистейшей инаковостью и рождается нечто возвышенное.
4238 Совсем скоро, году эдак в пять тысяч таком-то, писателям вообще не нужно будет ничего писать, все уже будет написано, а вот читатели будут вынуждены потреблять сыворотку бессмертия, чтобы у них была хоть какая-то возможность прочитать все книги, которыми обзавелось человечество на своем долгом пути к Истине.
4239 За окном сад, но я вижу только его ограду. Да редкую листву, сквозь которую струится свет. Выше тоже листва. Еще выше – солнце. Я не вижу, как ликует на дворе ветерок, не вижу этой радости, разлитой в мире, я вижу только тени листьев, пляшущие на белых занавесках. Да еще пяток солнечных лучей, которые постепенно наполняют комнату светлым запахом сена.
4240 Порыв ветерка, и тени на занавеске приходят в движение. Стоит солнцу зайти за тучу, а затем выглянуть снова – и из тени ярко-желтым пятном выплывает ваза с мимозами. Довольно одного этого проблеска – и меня уже переполняет смутное дурманящее чувство радости. Пленник пещеры, я остался один на один с тенью мира.
4241 Пленник пещеры, я остался один на один с тенью мира. Январский день. Все подернуто солнечной пленкой – она тонка и непрочна, но озаряет все вокруг вечной улыбкой. Кто я и что мне делать – разве что вступить в игру листвы и света. Быть этим солнечным лучом, сжигающим мою сигарету, этой нежностью и этой сдержанной страстью, которой дышит воздух.
4242 Если я стараюсь найти себя, то ищу в самой глуби этого света. А если я пытаюсь постичь и вкусить этот дивный сок, выдающий тайну мира, то в глубине мироздания я обретаю самого себя. Себя, то есть это наивысшее чувство, которое очищает от всего внешнего, наносного. Скоро меня вновь обступят другие вещи и люди.
4243 Но дайте мне вырвать это мгновение из ткани времен и сохранить его в памяти, как другие хранят цветок в книге. Они прячут между страниц прогулку, где к ним пришла любовь. Я тоже гуляю, но меня ласкает божество. Жизнь коротка, и грешно терять время. Я теряю время целыми днями, а люди говорят, что я весьма деятелен.
4244 Миг восхитительной тишины. Люди молчат. Но раздается песнь мира, и все мои желания человека, обреченного влачить жизнь в глубокой пещере, сбываются прежде, чем я успел их загадать. Вот она, вечность, на которую я уповал. Теперь я могу говорить. Не знаю, что может быть лучше, чем это постоянное присутствие во мне моего подлинного я.
4245 Тоска снова охватывает меня, оттого что я чувствую, как этот неуловимый миг выскальзывает из рук, словно шарики ртути. Не мешайте же тем, кто хочет отгородиться от мира. Я уже не жалуюсь, ибо наблюдаю за собственным рождением. Я счастлив в этом мире, ибо мое царство от мира сего. Облако уплывает, мгновение тает.
4246 Человек мнит себя отрезанным от мира, но стоит оливе подняться в золотящейся пыли, стоит слепящему утреннему солнцу осветить песчаные отмели – и человек чувствует, как его непреклонность смягчается. Так и со мной. Я осознаю возможности, за которые несу ответственность. В жизни каждая минута таит в себе чудо и вечную юность.
4247 Время течет так быстро из-за отсутствия ориентиров. То же и с луной в зените и на горизонте. Годы юности тянутся так медленно потому, что они полны событий, годы старости бегут так стремительно оттого, что заранее предопределены. Отметить, например, что почти невозможно смотреть на стрелку часов в течение пяти минут – так это долго и безысходно.
4248 Не отгораживаться от мира. Когда живешь на виду, нет опасности, что жизнь сложится неудачно. В любой ситуации, в несчастье, в разочарованиях я прежде всего стараюсь восстановить контакты. И даже в печали своей я полон желания любить и испытываю упоение при одном только виде холма в вечерней дымке. Контакты с истиной, прежде всего с природой, потом с искусством посвященных, и мое собственное искусство, если я способен его создавать.
4249 Сегодня – только один из многих дней, которые еще впереди. Но, может быть, все эти будущие дни зависят от того, что ты сделаешь сегодня. Так было весь этот год. Так было уже много раз. Вся эта война такая. Что за напыщенные рассуждения в такой ранний час, сказал он себе. Лучше смотри, что делается там, внизу.
4250 Сегодня – лишь один из тех дней, что еще впереди. Но что будет в те дни, которые еще впереди, может зависеть от того, что ты сделаешь сегодня. Сколько раз уж так было. Так было весь этот год. Так было всю эту войну. Что-то ты слишком высокопарен для столь раннего утра, сказал он себе. Лучше смотри, что там внизу происходит.
4251 Перед входом в читальный зал с утра стояла очередь непопавших – все места были заполнены, – и приходилось ждать, когда кто-нибудь из девяностолетних стариков, клюющих носом над фолиантами, заснет, и тогда его выведут (спать в этом месте запрещено), а когда его выведут – освободится место. Были залы, куда нас не пускали, и были часы, когда вдруг библиотека закрывалась.
4252 Теперь библиотека закрывалась в пять часов, и если утром еще можно было найти место, то лучше было не выходить из зала до пяти – ни за какой надобностью: место могли тотчас занять. По воскресеньям все было закрыто. Впрочем, в этот зал я всю жизнь ходила читать только странные книги, которые никто не читает.
4253 Одно убеждение постоянно жило и живет во мне, что мой век (с которым вместе я родилась и вместе старею) – единственный для меня возможный век. Я знаю, что многие судят этот век иначе. Но я сейчас говорю не о мировом благополучии или о счастье жить в своей стране, а о чем-то более широком. Как женщина и как русская, где, в каком еще времени могла я быть счастливее?
4254 Однажды у матери моей школьной барышни я нашел книжку Александра Грина. Я и слыхом не слыхал такой фамилии. Мало того, и в предисловии, которое я прочел после книжки, узнал, что Грин, умирая в Старом Крыму, просил привезти к нему хоть одного читателя, который его знает. И такого читателя не нашлось. Да, это так. Так было.
4255 Оставшись одни, дети стали жарить малину на свечах и лить молоко фонтаном в рот. Застав их на деле, мать при Лёвине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они будут бить чашки, то им не из чего будет пить чай, а если будут разливать молоко, то им нечего будет есть, и они умрут с голоду.
4256 Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе с тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять.
4257 Ей всей душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенной, новой для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
4258 И Лёвина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети слушали эти слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и не верили ни слову из того, что говорила мать. Они и не могли верить, потому что не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
4259 Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всём разговоре этом не было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
4260 Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидеть его. Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит.
4261 Дом был большой, старинный, и Лёвин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Лёвина. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили той жизнью, которая для Лёвина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить со своей женой, со своей семьей.
4262 С утра сделав себе расписание дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь Двор и на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене деньги на расход.
4263 Кити отвечала, что ничего не было между ними и что она решительно не понимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответила совершенную правду. Она не знала причины перемены к себе Анны Павловны, но догадывалась. Она догадывалась о такой вещи, которую она не могла сказать матери, которой она не говорила и себе.
4264 Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собой. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушной и спокойной.
4265 В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке, и в этом расположении досады на нее не хотелось идти к ней, не хотелось тоже и видеть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он, сделав усилие над собой, пошел в спальню.
4266 Долго Лёвин не мог успокоить жену. Наконец он успокоил ее, только признавшись, что чувство жалости в соединении с вином сбили его, и он поддался хитрому влиянию Анны и что он будет избегать ее. Одно, в чем он искреннее всего признавался, было то, что, живя так долго в Москве, за одними разговорами, едой и питьем, он ошалел. Они проговорили до трех часов ночи.
4267 Сереже было слишком весело, слишком всё было счастливо, чтоб он мог не поделиться со своим другом швейцаром еще семейной радостью, про которую он узнал на гулянье в Летнем Саду от племянницы графини Лидии Ивановны. Радость эта особенно важна казалась ему по совпадению с радостью чиновника и своей радостью о том, что принесли игрушки. Сереже казалось, что нынче такой день, в который все должны быть рады и веселы.
4268 Упав на колени перед постелью, он держал перед губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же правом, с той же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
4269 Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Лёвина это было главным делом жизни, от которого зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться.
4270 Он не мог признать, что он тогда знал правду, а теперь ошибается, потому что, как только он начинал думать спокойно об этом, всё распадалось вдребезги; не мог и признать того, что он тогда ошибался, потому что дорожил тогдашним душевным настроением, а признавая его данью слабости, он бы осквернял те минуты. Он был в мучительном разладе с самим собой и напрягал все душевные силы, чтобы выйти из него.
4271 Он в душе своей не уважал матери и, не отдавая себе в том отчета, не любил ее, хотя по понятиям того круга, в котором жил, по воспитанию своему, не мог себе представить других к матери отношений, как в высшей степени покорных и почтительных, и тем более внешне покорных и почтительных, чем менее в душе он уважал и любил ее.
4272 Он не раздеваясь ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одной лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и через ее кабинет, где горели две свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного стола.
4273 Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который косили два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Лёвину хотелось как можно больше скосить в этот день, и досадно было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.
4274 Скосить и сжать рожь и овес и свезти, докосить луга, передвоить пар, обмолотить семена и посеять озимое – всё это кажется просто и обыкновенно; а чтобы успеть сделать всё это, надо, чтобы от старого до малого все деревенские люди работали не переставая в эти три недели втрое больше, чем обыкновенно, питаясь квасом, луком и черным хлебом, молотя и возя снопы по ночам и отдавая сну не более трех часов в сутки. И каждый год это делается по всей России.
4275 Лёвин по этому случаю сообщил Егору свою мысль о том, что в браке главное дело любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что счастье бывает только в себе самом. Егор внимательно выслушал и, очевидно, вполне понял мысль Лёвина, но в подтверждение ее он привел неожиданное для Лёвина замечание о том, что, когда он жил у хороших господ, он всегда был своими господами доволен и теперь вполне доволен своим хозяином.
4276 Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах.
4277 Первое время деревенской жизни было для Долли очень трудное. Она живала в деревне в детстве, и у нее осталось впечатление, что деревня есть спасение от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива, зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела, что это всё совсем не так, как она думала.
4278 Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Лёвин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
4279 Во всё это тяжелое время он замечал, что светские знакомые его, особенно женщины, принимали особенное участие в нем и его жене. Он замечал во всех этих знакомых с трудом скрываемую радость чего-то, ту самую радость, которую он видел в глазах адвоката и теперь в глазах лакея. Все как будто были в восторге, как будто выдавали кого-то замуж. Когда его встречали, то с едва скрываемой радостью спрашивали об ее здоровье.
4280 Деньги за две трети леса были уже прожиты, и он забрал у купца почти всё вперед за последнюю треть. Купец больше не давал денег, тем более что в эту зиму Дарья Александровна, в первый раз прямо заявив права на свое состояние, отказалась расписаться на контракте в получении денег за последнюю треть леса. Всё жалование уходило на домашние расходы и на уплату мелких долгов. Денег совсем не было.
4281 Часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Лёвин чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо, что, что бы он ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, и заметил ту игру в его глазах, которая ясно показывала и насмешку над Лёвиным и твердую уверенность, что если будет кто обманут, то уж никак не он.
4282 Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому тем более над самим собой.
4283 Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такой дальней, чужой для себя красавицей, какой он видел ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидев былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ними не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
4284 Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразумения их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть все и простить ее, если она перед ней виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.
4285 Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую как градом рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши, тоже тогда еще копаемые.
4286 Если бы история удержала старое воззрение, она бы сказала: божество, в награду или в наказание своему народу, дало Наполеону власть и руководило его волей для достижения своих божественных целей. И ответ был бы полный и ясный. Можно было веровать или не веровать в божественное значение Наполеона; но для верующего в него, во всей истории этого времени, всё бы было понятно и не могло бы быть ни одного противоречия.
4287 Его это не интересовало. На всё дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем-то другим. В душе его было глубокое, не высказанное убеждение, что всё будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
4288 Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любил больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
4289 Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
4290 Весь план о том, чтоб отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но и этого нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
4291 Признавая ложность этого взгляда на историю, другой род историков говорит, что власть основана на условной передаче правителям совокупности воль масс, и что исторические лица имеют власть только под условиями исполнения той программы, которую молчаливым согласием предписала им воля народа. Но в чем состоят эти условия, историки эти не говорят нам, или если и говорят, то постоянно противоречат один другому.
4292 Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
4293 Несмотря на одно желание поскорее увидеть брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидеть его – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала всё, что делалось вокруг нее и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступила. Она знала, что всё это необходимо, и хотя, ей было это трудно, но она не досадовала на них.
4294 Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было, чтобы всё это было, а меня бы не было. Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров, всё вокруг преобразилось для него и показалось чем-то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
4295 Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал. Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
4296 Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей.
4297 В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, все в одном направлении, гудя шепотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из-за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же.
4298 Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольно описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что они делали; но, увидев перед собой француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
4299 Он не видел и не слышал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и очевидно скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность.
4300 И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной, это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки.
4301 Прошло еще пять дней, и я настолько окреп, что пешком, без малейшей усталости, дошел до избушки на курьих ножках. Когда я ступил на ее порог, то сердце забилось с тревожным страхом у меня в груди. Почти две недели не видел я Олеси и теперь особенно ясно понял, как была она мне близка и мила. Держась за скобку двери, я несколько секунд медлил и едва переводил дыхание.
4302 Он всю свою скрытую нежность души и потребность сердечной любви перенес на эту детвору, особенно на девочек. Сам он был когда-то женат, но так давно, что даже позабыл об этом. Еще до войны жена сбежала от него с проезжим актером, пленясь его бархатной курткой и кружевными манжетами. Генерал посылал ей пенсию вплоть до самой ее смерти, но в дом к себе не пустил, несмотря на сцены раскаяния и слезные письма.
4303 Она стояла передо мной и глядела на меня – а я принадлежал ей весь, с головы до ног, как только она на меня глядела. Четверть часа спустя я уже бегал с кадетом и с Зинаидой взапуски; я не плакал, я смеялся, хотя напухшие веки от смеха роняли слезы; у меня на шее, вместо галстучка, была повязана лента Зинаиды, и я закричал от радости, когда мне удалось поймать ее за талию. Она делала со мной всё, что хотела.
4304 Обедали в час, и после обеда она уходила к себе в мезонин или в сад, если не было дождя. В саду под березой стоял ее мольберт, там она писала с натуры, отмахиваясь от комаров. Потом стала выходить на балкон, где он после обеда сидел с книгой в косом камышовом кресле, стояла, заложив руки за спину, и посматривала на него с неопределенной усмешкой.
4305 Кончив курс в пансионе, Сосновская тотчас же заявила матери, что она решила посвятить себя искусству. Мать, добрая католичка, сперва, конечно, и слышать не хотела о том, чтобы ее дочь стала актрисой. Однако дочь была совсем не такова, чтобы покоряться кому бы то ни было, да уже и раньше успела внушить матери, что ее жизнь, жизнь Марии Сосновской, никак не может быть обыкновенной и бесславной.
4306 Алехин рассказывал, что красивая Пелагея была влюблена в этого повара. Так как он был пьяница и буйного нрава, то она не хотела за него замуж, но соглашалась жить так. Он же был очень набожен, и религиозные убеждения не позволяли ему жить так; он требовал, чтобы она шла за него, и иначе не хотел, и бранил ее, когда бывал пьян, и даже бил.
4307 Он же был очень набожен, и религиозные убеждения не позволяли ему жить так; он требовал, чтобы она шла за него, и иначе не хотел, и бранил ее, когда бывал пьян, и даже бил. Когда он бывал пьян, она пряталась наверху и рыдала, и тогда Алехин и прислуга не уходили из дому, чтобы защитить ее в случае надобности.
4308 Она нерешительно обувает сандалии, надевает на голое тело легкий хитон, накидывает сверху него покрывало и открывает дверь, оставляя на ее замке следы мирры. Но никого уже нет на дороге, которая одиноко белеет среди темных кустов в серой утренней мгле. Милый не дождался – ушел, даже шагов его не слышно. Луна уменьшилась и побледнела и стоит высоко.
4309 Никого уже нет на дороге, которая одиноко белеет среди темных кустов в серой утренней мгле. Милый не дождался – ушел, даже шагов его не слышно. Луна уменьшилась и побледнела и стоит высоко. На востоке над волнами гор холодно розовеет небо перед зарей. Вдали белеют стены и дома иерусалимские. Суламифь кричит во влажную темноту.
4310 Во втором часу ночи он прокрался из ее спальни по темному, тихому дому, под четкий стук часов в столовой, в свою комнату, в сумраке которой светился в открытые на садовый балкон окна дальний неживой свет всю ночь не гаснущей зари и пахло ночной лесной свежестью. Блаженно повалился навзничь на постель, нашарил на ночном столике спички и портсигар, жадно закурил и закрыл глаза, вспоминая подробности своего неожиданного счастья.
4311 Впоследствии Ольга рассказывала мне, что тотчас же после моего ухода, как только шум от моих шагов смешался с шумом ветра и сада, пьяный граф сжимал уже ее в своих объятиях. А она, закрыв глаза, зажав себе рот и ноздри, едва стояла на ногах от чувства отвращения. Была даже минута, когда она чуть было не вырвалась из его объятий и не убежала в озеро. Были минуты, когда она рвала волосы на голове, плакала. Нелегко продаваться.
4312 Собака была для нее тоже самым близким, даже единственным близким существом на свете, чувства и помыслы которого казались ей почти всегда понятными. Но что хотела выразить собака сейчас, что ее тревожило нынче, она не понимала и потому только строго погрозила пальцем и опять приказала притворно сердитым шепотом.
4313 Рвала записки она сама, а не я. Писала, рвала и бросала куда попало. Мне кажется, что и в могиле не будет так страшно, как когда мы в этот поздний час, в этой тишине, под этим фонарем, писали все эти ненужные записки. Это была ее воля писать их. Я вообще беспрекословно повиновался всему тому, что она приказывала мне в эту ночь вплоть до самого последнего момента.
4314 Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ей – и пуст. Это было странно. Еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было. И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что поручик поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате.
4315 Они пообедали в ресторане, он заказал вино и дорогие лакомства, а потом танцевал с ней, с ней одной, покуда она не устала. Он был отличный танцор, и Лиззи кружилась с ним и кружилась, склонясь головой ему на плечо, она была вне себя от счастья, и ей хотелось только, чтобы так было вечно. К вечеру они погуляли в парке, а потом, по доброму старому обычаю, она села на траву, а Мартин растянулся на спине, положил голову ей на колени.
4316 Часы, проведенные подле Руфи, оставались единственной его радостью, да и они не всегда были радостны. Его неотступно грызла тревога, терзала и мучила сильней, чем в былые дни, когда он еще не завоевал ее любовь – ведь до завоевания любимой было всё так же далеко. Он попросил два года, время летело, а он ничего еще не достиг. И его не оставляло сознание, что она не одобряет его занятий.
4317 Но нигде он не пустил корней. Им всюду были довольны те, кто рядом, но сам он вполне доволен не бывал. Не было в нем покоя, вечно что-то звало и манило его, и он скитался по жизни, сам не зная, чего ищет и откуда зов, пока не обрел книги, творчество и любовь. И вот он здесь, единственный из всех своих товарищей по былым приключениям, кто стал вхож в дом Морзов.
4318 Не раз бывало – наберется храбрости и уже готов пойти, но опять одолеют сомнения и решимость тает. Он не знал, в какой час полагается зайти, спросить об этом было не у кого, и он боялся безнадежно оплошать. От прежних приятелей и прежних привычек он отошел, новых приятелей не завел, только и оставалось что читать, и он посвящал чтению столько часов, что не выдержал бы и десяток пар обычных глаз.
4319 Дома он тотчас опять засел за работу. Проходили, сменяясь, дни и ночи, а он сидел за столом и писал. Он никуда не выходил, если не считать ростовщика, и ел, если чувствовал голод и было из чего приготовить, а если готовить было не из чего, обходился без еды. Мысленно он давно уже выстроил повесть, главу за главой, но потом придумалось иное начало, гораздо сильнее, и Мартин его написал, хотя на это потребовалось еще двадцать тысяч слов.
4320 Но прежде она должна его полюбить. Остальное просто. Он даст ей силу и здоровье. Перед ним мелькали картины их жизни в будущем: работа, уют, благополучие во всём, и вот они вдвоем читают стихи и говорят о них, она полулежит на полу, на разбросанных подушках и читает ему вслух. Вот что будет определять их жизнь. И всегда ему рисовалась та же картина. Или вслух читает он, обняв ее одной рукой, а она положила голову ему на плечо.
4321 Не мог он работать вслепую, во тьме, не ведая, что творит, не мог довериться только случаю и счастливой звезде своего гения в надежде создать нечто замечательное и прекрасное. Он хотел понимать, почему и как такое создано. Он творил не стихийно, а обдуманно, рассказ или стихотворение сначала целиком складывались у него в голове и он уже видел конец и сознавал, как напишет всё до конца. Иначе попытка была обречена на провал.
4322 Так долго он был без гроша, что, подобно спасенному от голодной смерти, который не в силах отвести глаза от оставшейся на столе пищи, Мартин не мог выпустить из рук серебро. Он не был ни скуп, ни жаден, но деньги значили для него больше, чем столько-то долларов и центов. Они означали успех, и оттиснутые на монетах орлы олицетворяли для него крылатую победу.
4323 Перед тем как ступить на тротуар, он вспомнил Минни. Минни всегда строго держалась правил хорошего тона. Уже при второй встрече она отчитала его за то, что он шел со стороны домов, и решительно заявила, что, если джентльмен провожает даму, ему полагается идти с края тротуара. И всякий раз как они переходили через улицу, Минни непременно наподдавала ему по ноге – напоминала, чтобы опять шел там, где следует.
4324 В тот час Мартин нипочем бы не поверил, что брат Руфи способен на такое предательство, да еще после того, как он этого брата вызволил из препаршивой заварушки. И он сидел за столом в смятении, что он тут не к месту, и притом зачарованный всем, что происходило вокруг. Впервые в жизни он убедился, что можно есть не только лишь бы насытиться.
4325 Ее рассудок был молод, как она сама, а женские инстинкты стары, как род человеческий, и еще того старше. Молоды они были в той далекой древности, когда молода была любовь, и оттого они мудрее условностей, убеждений и всего прочего, что появилось позднее. Итак, рассудок ее оказался ни при чем. Здесь он не требовался, и Руфь не отдавала себе отчета, с какой силой Мартин порой взывал к той стороне ее натуры, которая требовала любви.
4326 Теперь с ним покончено и можно всецело отдаться вот этой работе, пока не доведешь ее до конца. Что будет потом, Мартин не знал. Знал только, что в жизни его наступил перелом. Какой-то период подошел к концу, и он устранял недоделки, как свойственно рабочему человеку. Будущее сейчас ему не любопытно. Он и без того очень скоро узнает, что там ему припасено.
4327 Но его удручала разделявшая их пропасть. Так далека была от него Руфь, он не знал, как к ней подступиться. У девушек и женщин своего круга он пользовался успехом, но ни одну из них никогда не любил, а ее любил, и она была не просто из другого мира. Сама его любовь вознесла ее над миром. Она совсем особенная, она так на всех не похожа, что, подобно всякому влюбленному стремясь к близости с ней, он совершенно не знал, как это сделать.
4328 Мартин не отступал от того, чем больше всего дорожил, – от правды жизни. Он был реалист, хотя делал всё, чтобы пронизать реализм красотой, которую дарит воображение. Он стремился к реализму страстному, пронизанному мечтой и верой. Он хотел изображать жизнь такой, как она есть, со всеми ее духовными исканиями и всем тем, что задевает душу.
4329 Не смог он выразить свои чувства – и представился себе матросом, что оказался темной ночью на чужом корабле и никак не разберется ощупью в незнакомом такелаже. Ладно, решил он, всё в его руках, надо будет освоиться с этим новым окружением. Не случалось еще такого, чтоб он с чем-то не совладал, была бы охота, а теперь самое время захотеть выучиться говорить про то, что у него внутри, да так, чтоб она поняла.
4330 И в тот вечер Мартин тоже не читал. Всю неделю он не видел газет и, как ни странно, ничуть по ним не соскучился. Не до новостей ему было. Слишком он устал, измучился, ничто его не интересовало, и, однако, к концу дня в субботу, если они в три кончат, он задумал съездить на велосипеде в Окленд. Это семьдесят миль, и столько же назад в воскресенье во второй половине дня.
4331 С другими тремя книгами ему повезло немногим больше. И не потому, что он туп, ни в чем не способен разобраться; мысли эти были бы ему вполне доступны, но не хватало привычки мыслить, не хватало и слов-инструментов, которые помогли бы мыслить. Он догадался об этом и некоторое время подумывал было читать только словарь, пока не усвоит все слова до единого.
4332 Так оно и есть, решил он теперь, хотя романы, которые он прочел, и уверили его было в другом. По романам он представлял себе, что в хорошем обществе девушка удостаивает мужчину вниманием только после того, как он, по всем правилам, попросит ее руки. В его-то прежнем окружении никого особенно не смущало, если юноши и девушки добивались близости, покоряли друг друга поцелуями и ласками, но чтобы так же себя вели особы в хорошем обществе, этого он вообразить не мог.
4333 В душе он желал им обрести хоть малую толику ее достоинств и светлой красоты. Он ни за что бы их не обидел за кокетство. Оно не польстило ему, он даже почувствовал себя униженным: не будь он простым матросом, с ним бы не заигрывали. Принадлежи он к кругу Руфи, они не отважились бы на это, и при каждом их взгляде Мартин чувствовал, как цепко держит родная ему среда, не давая вырваться.
4334 Приходилось быть поэкономнее. Каникулы поглотили почти всё, что Мартин заработал в прачечной, а свои поделки он заслал так далеко, что ответов из редакций можно было ждать не раньше, чем через несколько недель. За исключением тех часов, когда он встречался с Руфью или накоротке навещал свою сестру Гертруду, он жил затворником и успевал сделать за день столько, что всякий другой потратил бы на это не меньше трех дней.
4335 Но увидели только пустой проход между рядами. А Мартин видел молодого хулигана, который враскачку шел по проходу, и думал, а снимет ли парень шляпу, без шляпы он никогда еще его не видел. Парень прошел по проходу, вот он уже на эстраде. И от мысли обо всём, что еще предстояло этой тени юного Мартина, он едва не зарыдал. Парень заносчиво шагнул прямо к Мартину и растворился у него в сознании, сгинул.
4336 Я не стал ни сильнее, ни добродетельнее. И голова у меня всё та же. Я не додумался ни до единого нового обобщения ни в литературе, ни в философии. Как личность я стою ровно столько же, сколько стоил, когда никому не был нужен. А теперь чего ради я им вдруг понадобился, вот что непостижимо. Сам по себе я им наверняка не нужен, ведь я всё такой же, как прежде, когда не был им нужен.
4337 Я не додумался ни до единого нового обобщения ни в литературе, ни в философии. Как личность я стою ровно столько же, сколько стоил, когда никому не был нужен. А теперь чего ради я им вдруг понадобился, вот что непостижимо. Сам по себе я им наверняка не нужен, ведь я все такой же, как прежде, когда не был им нужен.
4338 С той первой их встречи она часто об этом думала. Она очень хотела ему помочь. Он вызывал у нее жалость и нежность, каких она ни к кому еще не испытывала, и жалость не унижала Мартина, скорее в ней было что-то материнское. Такого человека не пожалеешь обычной жалостью, ведь он мужчина в полном смысле слова – он пробудил в ней девичьи страхи, взволновал душу, заставил трепетать от незнакомых мыслей и чувств.
4339 Особенно он страдал без табака, когда приходилось голодать; но как бы часто он ни подавлял острое желание курить, оно не слабело. Мартин считал отказ от курева самым трудным из всего, чего он достиг, а на взгляд Руфи, он всего лишь поступал правильно. Лекарство от курения она купила ему на деньги, что получала на булавки, и скоро начисто об этом забыла.
4340 На подходе к берегу придется маневрировать, и отрадная близость нарушится. Искусно управляя парусом, он замедлил ход лодки, но так, что спорщики ничего не заметили, и мысленно простил все самые трудные в его жизни плавания, ведь они подарили ему такую дивную ночь, научив властвовать над морем, лодкой и ветром, и вот Руфь сидит подле него, и на плече он ощущает милую ему тяжесть.
4341 А потом, однажды, внезапно, через разделявшую их пропасть на миг был перекинут мост, и с той поры пропасть стала не такой широкой. Они ели огромные, сочные вишни, исходившие соком. А после она читала ему вслух, и вдруг Мартин заметил у нее на губе вишневое пятнышко. На миг она перестала быть божеством. Она же из плоти и крови, из обыкновенной плоти, как он и как все люди, те же законы правят и ее телом.
4342 Что может быть нелепее. Когда ему позарез надо было пообедать, никто ему этого не предлагал, а теперь, когда он может заплатить за сто тысяч обедов, и притом теряет аппетит, обеды сыплются на него со всех сторон. Но почему? Несправедливо это и не по заслугам. Он тот же, что был. Всё, что он написал в ту пору, было уже написано, работа была уже сделана.
4343 Не вручит она ему стандартный листок с отказом, не скажет, что, если его работы не печатают, предпочитая им другие, это еще не значит, что они не заслуживают внимания. Она живой человек, она поговорит с ним как всегда умно, всё схватывая на лету, и что всего важнее, – ей приоткроется подлинный Мартин. В его работах она различит его сердце и душу и поймет, хотя бы отчасти, каковы его мечты и какая ему дана сила.
4344 Она была страшно бледная, вся как натянутая струна. Стояла у самой двери, одной рукой держалась за косяк, другая прижата к груди. Потом жалобно протянула руки и шагнула навстречу Мартину. Он взял ее за руки, повел к креслу и при этом заметил – они холодные как лед. Придвинул другое кресло, сел на широкий подлокотник. Он был растерян, не мог вымолвить ни слова.
4345 Ощущение это было ему внове. Всю жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, он и знать не знал, ловкий он или неуклюжий. Ни о чем таком он никогда не задумывался. Он опасливо сел на краешек кресла, мучительно гадая, куда девать руки. Как ни положи, все они не на месте. Артур пошел к двери, и Мартин проводил его тоскующими глазами. Один на один в комнате с этим бледным неземным созданием он совсем растерялся.
4346 Она не возмущалась, но не одобряла; девушка не столь кроткого нрава на ее месте возмущалась бы, она же всего лишь была разочарована. А разочаровалась потому, что человек, которого она намеревалась лепить по своему вкусу, не желал, чтобы его лепили. До какого-то предела он был податлив, как воск, а потом вставал на дыбы, не хотел он, чтобы его перекраивали по образу и подобию ее отца и мистера Батлера.
4347 Всё это встало перед глазами, и трепет воспоминания охватил его – интересно, как бы всё это получилось у того парня, который нарисовал шхуну там на стене. Белый берег, звезды, огни грузовых пароходов – вот бы здорово, а в середке, на песке, темная гурьба зевак вокруг дерущихся. И чтоб нож как следует виден, блестит в свете звезд. Но всего этого было не угадать по его скупым словам.
4348 Нет марок, чтобы снова отправить их странствовать, и вот уже неделю они все прибывают и прибывают. А завтра и послезавтра будут возвращаться еще другие, пока не вернутся все до одной. Отослать их снова он не сможет. Он уже на месяц опоздал с платой за взятую напрокат машинку и не может уплатить, денег осталось только на недельную плату за стол и жилье.
4349 Невольно то и дело переводил взгляд на ее губы и жаждал коснуться их. Но не было в этой жажде ничего грубого, приземленного. С беспредельным восторгом следил он за их игрой, за каждым их движением, когда с них слетали слова, и, однако, то были не обыкновенные губы, как у других людей. Не просто губы из плоти и крови. То были уста непорочной души.
4350 А потом опять в конце каждой недели одолевал на велосипеде сто сорок миль, вытеснял оцепенение от безмерно тяжкой работы новым оцепенением от усилий уж вовсе непомерных. В конце третьего месяца он в третий раз пошел с Джо в поселок. Он забылся, и снова жил, и в миг озарения ясно увидел, что сам обращает себя в животное – не тем, что пьет, но тем, как работает.
4351 Говорить на их языке он еще не умеет, но ничего, научится. Это он решил твердо. А пока, чем играть в молчанку, станет разговаривать как умеет, только малость поприличней, чтоб понимали и не больно возмущались. А еще не станет он, хотя и молча, делать вид, будто в чем смыслит, если на самом деле не смыслит.
4352 Он ушел от этих полок в отчаянии. Казалось, книги наступают со всех сторон, сейчас раздавят. Раньше он и не догадывался, что запас человеческих знаний так велик. Стало страшно. Да разве его мозгу со всем этим совладать? Потом вспомнилось, что есть же люди, и немало, кто с этим совладал; и он шепотом дал себе великую клятву.
4353 Он набрел на тропу, ведущую к потерянному храму, но не пошел по ней. Возможно, мельком он увидел и храм, но потом постарался убедить себя, что то был только мираж, игра теней в листве. Или еще так скажу. Человек мог кое-что сделать, но решил, что это бессмысленно, и теперь всё время в глубине души жалеет, что не сделал.
4354 Он ждет, когда накатит высокая волна, чтобы перенестись на ней через риф. Потом Мартин увидел себя в ту далекую пору – сидит в каноэ впереди, как сидел когда-то, опустив весло в воду, и ждет команды Моти: едва позади встанет стеной огромный бирюзовый вал, надо грести изо всех сил. И вот он уже не зритель, он ждет в каноэ, Моти издал клич, и оба они бешено заработали веслами, взлетели на крутой гребень вздымающейся бирюзы.
4355 Выходит сорок пять долларов за неделю работы, сто восемьдесят долларов в месяц. Такого жалования мне нигде не получить. А я ведь только начинаю. Я хочу, чтобы у тебя столько всего было, на это и тысячи долларов в месяц не слишком много. А пятьсот долларов жалования и вовсе мало. Эти сорок пять долларов – только первый шаг. То ли будет, когда возьмусь всерьез. Вот тогда увидишь, поддам тогда пару.
4356 Он сумел направить разговор на то, что ей близко, и она говорила и говорила, а он слушал, старался уловить ход ее мысли и дивился, сколько всякой премудрости уместилось в этой хорошенькой головке, и упивался нежной прелестью ее лица. Что ж, мысль ее он улавливал, только брала досада на незнакомые слова, они так легко слетали с ее губ, и на непонятные критические замечания и рассуждения.
4357 Что делать дальше, еще не ясно и пока не хочется ни за что браться. А между тем надо жить. И у него множество долгов. Пожалуй, выгодней всего накупить марок и опять отправить в путь все рукописи, что громоздятся под столом. Пару могут и принять. Это поможет жить дальше. Так он и порешил и, получив по чекам в Оклендском банке, купил на десять долларов почтовых марок.
4358 Если бы ей сказали об этом прямо, назвав всё своими именами, она бы покраснела от смущения, а потом возмутилась бы и стала утверждать, что лишь заботится о любимом человеке и хочет, чтобы он сделал блестящую карьеру. И пока Мартин изливал ей душу, в восторге от первого успеха на выбранном пути, она едва слышала его, а сама то и дело озиралась, потрясенная тем, что видит.
4359 Тогда он принялся писать забавные истории для газет. Он знал, он может писать лучше тех, что печатаются. Раздобыл адреса двух агентств печати, поставляющих материалы для газет, и затопил их такими историями. Написал двадцать коротких историй, ни одну не пристроил и забросил это. А ведь изо дня в день он читал такие вот короткие рассказики в газетах, десятки, чуть не сотни, и ни один гроша ломаного не стоил по сравнению с тем, что писал он.
4360 Воду приходилось носить из кухни, в комнате крана не было. В дни, когда Мартин стряпал, поднималось много пара и комод лущился вовсю. Над кроватью Мартин подвесил к потолку велосипед. Сперва хотел держать его в подвале, но босоногое племя Сильва проткнуло шины и вытащило его на улицу. Тогда Мартин попробовал пристроить его на крылечке, но поднялся ветер и всю ночь машина мокла под дождем.
4361 Сколько бы он ни анатомировал красоту в поисках ее основ и законов, он всегда сознавал, что есть еще в красоте сокровенная тайна, в которую он не проник, как не проник еще и никто другой. Он усвоил, читая Спенсера, что человеку никогда не познать до конца суть вещей и явлений и что тайна красоты не менее глубока, чем тайна жизни.
4362 Он усвоил, читая Спенсера, что человеку никогда не познать до конца суть вещей и явлений и что тайна красоты не менее глубока, чем тайна жизни, да нет, глубже, знал, что красота и жизнь нераздельно сплетены друг с другом и что сам он лишь одна из нитей той же непостижимой ткани, где сплелись солнечный свет, и звездная пыль, и неведомое чудо.
4363 Всё держит его и не дает подняться – сестра, ее дом и семья, подручный слесаря Джим, все, кого он знает, всё, с чем связан самой жизнью. Он ощутил оскомину от жизни, а ведь прежде она радовала, хотя вокруг было всё то же. Никогда его не одолевали сомнения, разве только над книгами, так ведь книги они книги и есть – красивые сказки о сказочном неправдоподобном мире.
4364 Тогда щенок ударил одного волчонка по большой голове. Волчонок тоже ударил его лапой по голове. Щенок стал к нему боком и посмотрел на него искоса, помахивая хвостом, потом вдруг рванулся с места и сделал несколько кругов по насту. Волчата погнались за ним, он упал на спину и задрал вверх ноги, и они втроем напали на него и, визжа от восторга, стали кусать его, но не больно, а в шутку.
4365 Потом вдруг щенок рванулся с места и сделал несколько кругов по насту. Волчата погнались за ним, он упал на спину и задрал вверх ноги, и они втроем напали на него и, визжа от восторга, стали кусать его, но не больно, а в шутку. Вороны сидели на высокой сосне и смотрели сверху на их борьбу, и очень беспокоились. Стало шумно и весело.
4366 Но не все могли поверить, что мальчик на одиннадцатом году жизни мог убить старого хитрого волка. Однако несколько человек из тех, кто поверил, с веревкой и большими санками отправились на указанное место и вскоре привезли мертвого Серого помещика. Тогда все в селе на время бросили свои дела и собрались, и даже не только из своего села, а тоже из соседних деревень. Сколько тут было разговоров.
4367 Собака словно хочет сказать мне что-то. Она немая, она без слов, она сама себя не понимает – но я ее понимаю. Я понимаю, что в это мгновение и в ней и во мне живет одно и то же чувство, что между нами нет никакой разницы. Мы тождественны; в каждом из нас горит и светится тот же трепетный огонек. Смерть налетит, махнет на него своим холодным широким крылом, и конец. Кто потом разберет, какой именно в каждом из нас горел огонек.
4368 И Травка в ответ на слова человека тихонечко поползла. Но маленький человек звал ее и манил сейчас не совсем прямо от чистого сердца, как думала, наверно, сама Травка. У маленького человека в словах не только дружба и радость была, как думала Травка, а тоже таился и хитрый план своего спасения. Если бы он мог пересказать ей понятно свой план, с какой бы радостью бросилась она его спасать.
4369 В этот вечер букет лежал за спиной у Маши на столе и поблескивал. Было так тихо, что, казалось, всё спит кругом: весь дом, и сад за окнами, и каменный лев, что сидел внизу у ворот и всё сильнее белел от снега. Не спали только Маша, отопление и зима. Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою теплую песню, а зима всё сыпала и сыпала с неба тихий снег.
4370 И всему у нас верили: неслыханный сбор клюквы был налицо. Но не все могли поверить, что мальчик на одиннадцатом году жизни мог убить старого хитрого волка. Однако несколько человек из тех, кто поверил, с веревкой и большими санками отправились на указанное место и вскоре привезли мертвого Серого помещика.
4371 Слоны с лесных разработок таскали эти бревна к речке. В одном месте у дороги – два дерева по бокам, да так, что слону с бревном не пройти. Слон дойдет до этого места, опустит бревно на землю, повернет бревно вдоль дороги, присядет на передние колена, подвернет хобот – и самым носом, самым корнем хобота толкает бревно вперед.
4372 Не спали только Маша, отопление и зима. Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою теплую песню, а зима всё сыпала и сыпала с неба тихий снег. Он летел мимо фонарей и ложился на землю. И было непонятно, как с такого черного неба может слетать такой белый снег. И еще было непонятно, почему среди зимы и морозов распустились у мамы на столе в корзине красные большие цветы.
4373 Слон дойдет до этого места, опустит бревно на землю, повернет бревно вдоль дороги, присядет на передние колена, подвернет хобот – и самым носом, самым корнем хобота толкает бревно вперед. Земля, камни летят, трет и пашет бревно землю, а слон ползет и пихает. Видно, как трудно ему на коленках ползти. Потом встанет, отдышится и не сразу за бревно берется.
4374 Свыклись они все и жили дружно неподалеку от города. У каждого было свое занятие. Дед дрова колол, двор подметал, ходил пить чай в трактир и кряхтел на лежанке. Старуха сдавала на лето дачу дачникам из города и ругалась с ними от утра до вечера, а зимой вязала чулки и варежки и бранила старика. Патрашка ловил мух, лаял на луну и на свою тень и был самым отчаянным трусом в деревне.
4375 Лет двести тому назад ветер-сеятель принес два семечка в Блудово болото: семя сосны и семя ели. Оба семечка легли в одну ямку возле большого плоского камня. С тех пор уже лет, может быть, двести эти ель и сосна вместе растут. Их корни с малолетства сплелись, их стволы тянулись вверх рядом к свету, стараясь обогнать друг друга.
4376 Злой ветер, устроив деревьям такую несчастную жизнь, прилетал сюда иногда покачать их. И тогда деревья стонали и выли на всё Блудово болото, как живые существа. До того это было похоже на стон и вой живых существ, что лисичка, свернутая на моховой кочке в клубочек, поднимала вверх свою острую мордочку.
4377 До того это было похоже на стон и вой живых существ, что лисичка, свернутая на моховой кочке в клубочек, поднимала вверх свою острую мордочку. До того близок был живым существам этот стон и вой сосны и ели, что одичавшая собака в Блудовом болоте, услышав его, выла от тоски по человеку, а волк выл от неизбывной злобы к нему.
4378 Но он не мог сделать себя для нее понятным и должен был обманывать ее ласковым словом. Ему даже надо было, чтобы она его боялась, а то если бы она не боялась, не чувствовала хорошего страха перед могуществом великого Антипыча и по-собачьи со всех ног бросилась бы ему на шею, то неминуемо болото бы затащило в свои недра и человека, и его друга – собаку.
4379 Как было бы хорошо, если бы все прекрасные истории имели счастливый конец. И разве не заслуживает герой, хотя бы только гончий пес, долгой радостной жизни? Никто на земле не рождается бесцельно, и гончий пес рождается, чтобы гнать зверя-врага, гнать за то, что тот не пришел к человеку и не стал ему другом, как пришла когда-то собака, а остался на все времена диким.
4380 Откуда тебе знать, что лошади, собаки и кошки – все разных цветов, что заборы бывают коричневыми, и зелеными, и просто серыми и как сильно блестят стекла окон при закате, каким огненным морем разливается тогда река. Если бы ты был нормальным, здоровым псом, то хозяином твоим был бы охотник. Ты слушал бы тогда по утрам могучую песнь рога и дикие голоса, какими никогда не кричат обыкновенные люди.
4381 Бедный ты пес, не знаешь ты, что на свете есть яркое солнце, не знаешь, какие зеленые по утрам деревья и кусты и как сильно блестит роса на траве; не знаешь, что вокруг нас полно цветов: белых, желтых, голубых и красных, и что среди седых елей и желтеющей листвы так нежно краснеют гроздья рябины и ягоды шиповника. Если бы ты видел по ночам луну и звезды, ты, может быть, с удовольствием полаял бы на них.
4382 На другой день конюх с другим товарищем зашел в наш денник задавать нам сена, я заметил, что он особенно был бледен и печален; в особенности в выражении длинной спины его было что-то значительное и вызывающее сострадание. Он сердито бросил сено за решетку; я сунулся было головой через его плечо; но он кулаком так больно ударил меня по храпу, что я отскочил.
4383 Это было зимой во время праздников. Целый день мне не давали корма и не поили меня. Как я после узнал, это происходило потому, что конюх был пьян. В этот же день конюший зашел ко мне, посмотрел, что нет корма, и начал ругать самыми дурными словами конюха, которого здесь не было, потом ушел. На другой день конюх с другим товарищем зашел в наш денник задавать нам сена, я заметил, что он особенно был бледен и печален.
4384 Мы сразу поняли, что дети дома не ночевали и скорее всего заблудились в болоте. Собрались мало-помалу и другие соседи, стали думать, как нам выручить детей, если только они еще живы. И только собрались было рассыпаться по болоту во все стороны – глядим, а охотники за сладкой клюквой идут из леса гуськом, и на плечах у них шест с тяжелой корзиной, и рядом с ними собака Травка.
4385 Бурая кобылка, всегда дразнившая старика и делавшая ему всякие неприятности, и тут по воде подошла к нему, как будто по своей надобности, но только с тем, чтобы намутить ему воду перед носом. Но пегий уж напился и, как будто не замечая умысла бурой кобылки, спокойно вытащил одну за другой свои увязшие ноги, отряхнул голову и, отойдя в сторонку от молодежи, принялся есть.
4386 Бурая кобылка по воде подошла к нему, как будто по своей надобности, но только с тем, чтобы намутить ему воду перед носом. Но пегий уж напился и, как будто не замечая умысла бурой кобылки, спокойно вытащил одну за другой свои увязшие ноги, отряхнул голову и, отойдя в сторонку от молодежи, принялся есть. На различные манеры отставляя ноги и не топча лишней травы, он, почти не разгибаясь, ел ровно три часа.
4387 Они удивлялись, что я пошел, как старая лошадь. Меня стали проезжать, и я стал упражняться в беганье рысью. С каждым днем я делал большие и большие успехи, так что через три месяца сам генерал и многие другие хвалили мой ход. Но странное дело, именно потому, что они воображали себе, что я не свой, а конюшего, ход мой получал для них совсем другое значение.
4388 В тот же вечер они оба с гусями под мышкой отправились к барыне и через неделю женились. В самый день свадьбы Герасим не изменил своего поведения ни в чем; только с реки он приехал без воды: он как-то на дороге разбил бочку; а на ночь в конюшне он так усердно чистил и тер свою лошадь, что та шаталась, как былинка на ветру, и переваливалась с ноги на ногу под его железными кулаками.
4389 Почти всё это произошло на самом деле. Во всяком случае, про войну тут почти всё правда. Одного моего знакомого и в самом деле расстреляли в Дрездене за то, что он взял чужой чайник. Другой знакомый и в самом деле грозился, что перебьет всех своих личных врагов после войны при помощи наемных убийц. И так далее. Имена я все изменил.
4390 Однажды поднялась буря, и лодка едва не перевернулась; хотя денег было очень мало, гребцам заплатили щедро, чтобы они ничего не говорили маркизу: и без того он был недоволен, что обе его дочери участвуют в прогулках. И еще раз после того попали в бурю, на этом красивом озере бури налетают внезапно и бывают очень опасны.
4391 Кай несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они выехали за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги. Мальчик поспешно отпустил веревку, которой зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к большим саням и продолжали нестись вихрем.
4392 Большие сани понеслись быстрее и затем свернули с площади в переулок. Сидевший в них человек обернулся и дружески кивнул Каю, точно знакомому. Кай несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они выехали за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги.
4393 Ка показалось, что присутствие этого человека дает ему ощущение покоя. Он вспомнил чувство, которое не испытывал за двенадцать лет своей жизни в Германии, с тех самых пор, как в последний раз имел возможность радоваться тому, что понимает человека слабее себя и сочувствует ему. В такие минуты он старался смотреть на мир глазами этого человека, которого сейчас любил и которому сострадал.
4394 Это был новый пассажир, который ни для кого из нас незаметно присел с Коневца. Он до сих пор молчал, и на него никто не обращал никакого внимания, но теперь все на него оглянулись, и, вероятно, все подивились, как он мог до сих пор оставаться незамеченным. Это был человек огромного роста, со смуглым открытым лицом и густыми волнистыми волосами свинцового цвета: так странно отливала его проседь.
4395 Здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него всё это тоже здорово, как у быков. Но самая суть чисто человеческого здоровья – это когда его неудержимо тянет сказать что-то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне – то должно быть и всем хорошо. Если поблизости нет человека, чтобы вместе порадоваться, то один пишет другому письмо или поет ему песенку.
4396 В ее родном городе, откуда она уехала лишь два или три года назад, она познакомилась со студентом, которого, быть может, любила и который любил ее. В один прекрасный день она решила покинуть его, в тот момент, когда он этого меньше всего мог ожидать, и всё это из страха его стеснить. Тогда-то она и оказалась в Париже.
4397 Только тогда он проходил через край зимой, а теперь в конце лета, теплой, сухой осенью, что было гораздо легче. Половина пройденных им селений была пуста, как после неприятельского похода, поля покинуты и не убраны, да это в самом деле были последствия войны, войны гражданской. Два или три дня конца сентября его дорога тянулась вдоль обрывистого высокого берега реки.
4398 Однако человек он был добрый и воспитанный и потому не прогнал ее, а объяснил, что берет только тех аспирантов, у которых уже есть диплом, а сейчас у него такое количество учеников, что с новыми ему не справиться. Но она все равно не уходила и продолжала стоять перед ним в этой своей смешной, закрывающей лицо шляпе, вцепившись обеими руками в шаль.
4399 Больше мне нечего было сказать ни ей, ни другим. Никто не смотрел мне в глаза. Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за ум и знания. Господи, да чего же им нужно от меня? Разум вбил клин между мной и всеми, кого я знал и любил, выгнал меня из дома. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.
4400 Он боится как-то не по-настоящему, он просто отпрянул назад, как птица или белка при резком движении кормящей их руки. Мне хочется утешить притаившегося под одеялом Чарли, сказать ему, что он не сделал ничего плохого, что не в его силах заставить маму снова полюбить его. Тогда Чарли не понимал, что происходит, но теперь мне больно. Если бы можно было вернуться в прошлое, я заставил бы ее понять, как мне больно.
4401 Видно было, что идея ему не по вкусу. Как будто я примерял собственный гроб. Не могу винить профессора. Он просто не понимает, что познание самого себя включает не только прошлое, но и будущее, не только те места, где я был, но и те, где буду. Я не только некто, но и способ существования этого некто – один из многих способов, и мне необходимо не только знание той дороги, по которой я иду, но и всех возможных дорог.
4402 Я много думал о словах Алисы, и до меня внезапно дошло, что если бы я продолжал читать и запоминать что-то новое, даже при том условии, что забывается старое, мне удалось бы удержать часть разума. Эскалатор идет вниз. Если я буду стоять на одной ступеньке, наверняка спущусь до самого дна. Если побегу вверх, то не исключено, что останусь на том же самом месте.
4403 Чем больше снов я читаю, тем страшнее меня охватывает бессилие. Как ни стараюсь, я не могу уловить самой сути, которая в этих снах заключается. Словно я день за днем читаю очень длинную повесть, не понимая ни строчки. Буквы читать умею, а слов не пойму. С таким же успехом я мог бы изо дня в день без цели и смысла наблюдать за течением реки. Не делая выводов, ни к чему не приходя.
4404 Как ни стараюсь, я не могу уловить самой сути, которая в этих снах заключается. Словно я день за днем читаю очень длинную повесть, не понимая ни строчки. Буквы читать умею, а слов не пойму. С таким же успехом я мог бы изо дня в день без цели и смысла наблюдать за течением реки. Не делая выводов, ни к чему не приходя. Искусство чтения снов не приносит мне избавления. Я овладел им, но количество прочитанных снов лишь увеличило пропасть в моей душе.
4405 Одну картину я вижу яснее прочих. Как правило, это долина, стелющаяся под ветром трава, небо с белыми облаками и река, в которой играет солнце. И хотя в самом пейзаже нет ничего особенного, почему-то именно от него становится грустно. От чего именно – я понять не могу. Будто сама причина этой грусти проплыла, как корабль за окном, и исчезла бесследно за пять минут до того, как я понял, что происходит.
4406 Он смотрел на ее лицо, заслонившее весь мир, вглядывался в него и понимал, что только фантазия влюбленного может найти в нем так много таинственного. Он знал – есть более прекрасные лица, более умные и чистые, но он знал также, что нет на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью.
4407 Равик молчал. Он понимал, что погибнет, если проведет с ней ночь. Это все равно что подписать вексель, когда нечем платить. Она станет приходить к нему снова и снова, играть на том, чего уже добилась, всякий раз требовать новых уступок, ничего не уступая со своей стороны, пока он не окажется полностью в ее власти. И в один прекрасный день она оставит его, безвольную жертву собственной страсти и слабости.
4408 Однако с тех пор, как она рассказала мне про этот колодец, я не мог уже представить себе поле без него. Образ этого колодца, который я своими глазами и не видел, явственно присутствует в той картине у меня в голове, как неотделимая ее часть. Я могу очень детально описать, как выглядит этот колодец. Он находится точно на границе, где поле переходит в рощицу.
4409 Надев кольцо, он пробирался по темным туннелям в поисках одиноких гоблинов и даже решался забредать в места, освещенные факелами, отчего у него болели и слезились глаза. Но и здесь он был в безопасности. Да, в полной безопасности. Никто не видел его, никто его не замечал, пока он не хватал гоблина за горло. Всего несколько часов назад он так и сделал – поймал маленького гоблина.
4410 Вы большой человек, и всё, что вы делаете или не делаете, имеет значение. Ну а я – я смотрю на это как на своего рода игру, в которой я тоже участвую. Когда-то всё это казалось мне гораздо более значительным, чем теперь. Может быть, так оно и было, потому что, если бы я не работал, не пробивался, жизнь прошла бы мимо меня; я не сделал бы многого того, что мне удалось сделать.
4411 Если бы не угроза паники, я мог бы сказать, что мои дела никогда еще не были так хороши. Но я не в силах выдержать бурю, если не получу помощи, и я хочу знать, окажете ли вы мне ее. Если я вывернусь, то даю вам слово принять все меры для скорейшего возврата денег в городское казначейство. Жаль, что мистера Стинера сейчас нет в городе, не то я привез бы его к вам, чтобы он подтвердил мои слова.
4412 Ей было пять лет. Я увидел ее впервые неделю назад. В больничном холле стоял красный стул, и он был ее. До нее он красным не был, об этом позаботилась она. На всё про всё ушло двадцать две коробки восковых мелков. Ничего страшного, она могла себе это позволить: ей все отдавали свои мелки. Как будто она могла ими выкрасить из себя болезнь, претворить таблетки и шприцы в цвет.
4413 Проходит час, не меньше, а Уве всё смотрит и не может оторвать глаз от фотографии. Вот по чему он тоскует больше всего на свете, вот чего страстно желал бы. Держать Соню за руку. Как она вкладывала свой указательный пальчик в его ладонь, словно в пенал. И когда делала так, чувствовал Уве, что нет в этом мире ничего невозможного. Вот чего ему так недоставало больше всего на свете.
4414 И не умолчим о том, что некоторые книги ей дарили. Всего у нее было четырнадцать книг, но своей историей она считала главным образом десять. Из этих десяти шесть было краденых, одна возникла на кухонном столе, две сделал для нее потайной еврей, одну принес тихий, одетый в желтое вечер. Решив записать свою историю, она задалась вопросом.
4415 Приятно было бы сказать, что после этой маленькой победы ни Лизель, ни Макс больше не страдали от своих страшных видений. Было бы приятно, но это неправда. Кошмары приходили к ним, как и прежде, в точности как лучший игрок у противника, про которого ходят слухи, будто он подвернул ногу или заболел – но вот он, разминается вместе с остальными, готовится выйти на поле.
4416 Думая об этом впоследствии, Алиса не могла понять, почему вовсе не удивилась, услышав, что Кролик заговорил, но в тот момент это не показалось ей странным. И лишь когда Кролик вынул из жилетного кармана часы и, взглянув на них, побежал дальше, Алиса вскочила, сообразив, что никогда еще не случалось ей видеть его в жилете и с часами.
4417 Только вот чтобы ударить головой фламинго по ежу, нужно было выпрямить ему шею, но как раз это у Алисы никак не получалось: птица всё время оборачивалась и с таким изумлением смотрела на нее, что девочка не могла удержаться от смеха. А если ей удавалось пригнуть ей голову, то почти каждый раз оказывалось, что еж уже развернулся и удирает прочь.
4418 Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. И я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете.
4419 Он смотрел на нее, ждал, когда она кончит плакать, и думал о себе, что, наверно, так горячо доказывал ее правоту еще и потому, что это было самооправданием для него самого, для человека, который в свои пятьдесят лет, после долгой и хорошо прожитой жизни с хорошей женщиной, оказывается, с трудом может жить один и всего через полтора года после ее смерти не только готов любить другую женщину, но и плохо себе представляет, как будет существовать без нее.
4420 Он знал от нее, что эти часы были памятью об отце и что она уже несколько лет носила их не снимая, но как раз это и не позволило ему возразить. Он молча взял часы и надел на руку. А свои, снятые с руки, держа за расстегнутый ремешок, нерешительно протянул ей. Она улыбнулась и на секунду закрыла глаза, давая понять, что этого и ждала от него, что так и надо было сделать.
4421 Она подняла на него черные широкие глаза. Он показал на ее клумпесы и махнул рукой – брось, мол. Она, очевидно, поняла и отрицательно покачала головой, пошевелив при этом своей маленькой мокрой и, как показалось ему, слишком нежной стопой. Он сразу понял нелепость своего совета, так же как и то, что немало еще хлопот причинят ей эти непомерно большие деревяшки.
4422 Он схватил пистолет, хлеб и бросился по траве вниз. Влажные бутоны били по его распухшим и сбитым ногам. Он оглянулся, вспомнив про колодки, но их не было. Тогда он опять быстро зашагал по лугу, шаркая ногами в сплошных зарослях маков, отошел довольно далеко и остановился – сзади по росистым цветам пролег его след.
4423 Вокруг лежало никем не тронутое красное море. Это навело его на догадку. Иван перехватил под мышкой тужурку и быстро вернулся назад. Действительно, в росистой траве заметны были другие следы. Они вели в сторону, где начинался распадок, и Иван торопливо побежал к нему. Ступни и штанины его быстро намокли от росы.
4424 Даже свой кабинет он сделал бы поменьше, дай ему волю. Но кабинет положено было иметь солидный, и Свирельников сидел именно в таком – солидном, с паркетами, кабинете. Он всегда делал что положено и как положено, нисколько не отступая от того, что рекомендовалось делать свыше, и это свойство его натуры – ни от кого ни в чем не отличаться – очень ему помогало в несении службы.
4425 Я сразу узнал неровные крупные плиты дикаря-камня. Именно этот камень, эта кладка были изображены на картине. Старик стоял на коленях и рыл землю вот в этом углу. Над его головой горела свеча, укрепленная на небольшом выступе. Вот он, тот выступ. Не скрою – когда я его узрел, по спине пробежал морозец. Почудилось, сейчас я увижу на низком своде потолка след копоти, которую оставила свечка старика.
4426 Старик стоял на коленях и рыл землю вот в этом углу. Над его головой горела свеча, укрепленная на небольшом выступе. Вот он, тот выступ. Не скрою – когда я его узрел, по спине пробежал морозец. Почудилось, сейчас я увижу на низком своде потолка след копоти, которую оставила свечка старика. Но копоти не было – ее стерли истекшие полтора века.
4427 И в то же время росла во мне какая-то обидная тоска. Мне казалось, что прошла и никогда уже не вернется самая лучшая полоса в моей жизни. Вот я снова самая обыкновенная школьница, ничем от других не отличающаяся, такая же, как все в нашем классе. А не вспоминать о том, что было, я не могла, да и нельзя было забыть об этом. Расщепей был слишком знаменит. О нем писали в газетах. Он выступал по радио.
4428 Когда я вышла на улицу, уже совсем почти стемнело. Апрель стоял холодный, снега на улицах уже не было, его давно счистили, и простывшая улица казалась голой и неуютной. Ветер гнал холодную и колючую пыль по асфальту; мне сразу что-то попало в глаз, но я, не останавливаясь, бежала в комитет. Там у ворот вахтер сказал, что товарищ Бодров уехал и будет не скоро, только вечером на просмотре.
4429 Я заклеила письма в конверты, которые купила по дороге домой на почте, надписала два адреса и собралась уже идти. Но отец сказал, что никуда меня не пустит, велел мне немедленно лечь, накрыться потеплее. Он сказал, что пойдет и сам бросит письма в почтовый ящик. Он заставил меня лечь, укрыл толстым стеганым одеялом, подоткнул с боков, погладил мне лоб, потом взял письма со стола, оделся и ушел.
4430 Вскоре Указательный Брат встретил девушку, прекраснее которой он никогда не видел. Она была так добра и ласкова, так хороша собой, что женщины, которые собирались стать матерями, приходили к ней и подолгу смотрели на ее лицо, чтобы дети у них рождались такими же красивыми. Брат Указательный всем сердцем полюбил эту девушку, и она ответила сильному и веселому человеку такой же славной любовью. Они решили стать мужем и женой и, по старому обычаю, захотели обручиться кольцами.
4431 Мы плыли на лодке по светлой, покойной воде. На берегу за лесом играли в лагерях вечернюю зорю. Солнце село за дальние луга незамутненным, обещая на завтра хороший день. И радостно было знать, что утром, чуть снова взойдет оно, нам наконец откроются некоторые веселые тайны – те, что мы загадали для себя именно на этот день почти год назад.
4432 К вечеру опять прискакал поручик, одетый особенно, опрысканный настойкой на заморском дереве ванили, расчесанный на три стороны, при шпаге, при перчатках, при шпорах. Робость в тот день на него напала такая, что кроме как о давешнем дожде он не сказал ни единого слова и только лишь покашливал трубным голосом.
4433 Чудной зверек, не каждый охотник может убить его. Увидев направленный на себя ствол мушкета или стрелу, измученный гоном зверь, бывает, не поднимается с места – лежит неподвижно, да еще лапочками закроет морду, чтобы не видеть конец свой. Такого песца Афанасий бить не мог, как не мог ломать лапы лисенятам, чтобы вырастить лиса с целой шкурой, как не мог убить лиса ударом ноги по сердцу, чтобы продать ровный мех.
4434 Всех родных ее взяло море. И не было у старухи даже могилок, чтобы поплакать на холмике, чтобы поправить крест, шепча, как иные вдовы и матери, жалобы на одинокую свою старость, на то, что в избе студено, а сил уже нет наколоть дров, на то, что ходить трудно – не гнутся больные ноженьки. Ничего у нее не было, кроме жаркой, словно бы кипящей любви ко всем обделенным жизнью, ко всем сирым и убогим, ко всем одиноким и больным.
4435 Рябов встал с лавки, упершись могучими руками в стол, поклонился народу на три стороны, поблагодарил всех тех, с которыми не раз ходил в море, сказал, что велика ему честь. Народ загудел, что просит честь принять. Рябов молча поворотился к деду Мокию, который с волнением ждал этой минуты. Много лет тому назад другой старый кормщик так же передавал артель молодому Мокию.
4436 Никакие звуки не долетали сюда – ни свист ветра, ни степенные шаги монахов, ни пение псалмов. Мрак был таким густым и плотным в каменном мешке под землей, что глаза никогда не привыкали к нему, и даже руку было жутко протянуть перед собой и пошевелиться тоже было жутко, чтобы не нарушить тяжкого, давящего, могильного покоя.
4437 Аэлита была права: он напрасно многое узнал за это время, слишком широко раскрылось его сознание. В его теле еще текла горячая кровь, он был весь еще полон тревожными семенами жизни, – сын земли. Но разум определил его на тысячи лет: здесь, на иной земле, он узнал то, что еще не нужно было знать. Разум раскрылся и, не насыщенный живой кровью, зазиял ледяной пустотой.
4438 Ни потеря трехсот миллионов долларов, ни плен на Золотом острове, ни даже измена Зои не сломили бы его. Двадцать пять лет тому назад он торговал ваксой на улице. Он умел, он любил бороться. Сколько приложено было усилий, таланта и воли, чтобы заставить людей платить ему золотые кружочки. Европейская война, разорение Европы – вот какие силы были подняты для того, чтобы золото потекло в кассы.
4439 В конце дня гроза ушла, молнии полыхали далеко за краем океана, но ветер с силой клонил к земле деревья, гнул стрелы высоких фонарей, рвал проволоки, уносил бесформенными полотнищами крыши с бараков и выл и свистал по всему острову с такой сатанинской злобой, что всё живое попряталось по домам. В гавани скрипели корабли на причалах, несколько барок было сорвано с якорных цепей и унесено в океан.
4440 В середине дня Гарин обнаружил позади себя мотоцикл. Он не слышал выстрелов, но в десяти сантиметрах от его головы в стекле машины появилась пулевая дырка с трещинками. Затылку стало холодно. Он выжал весь газ, какой могла дать машина, метнулся за холм, свернул к лесистым горам. Через час влетел в ущелье. Мотор начал сдавать и заглох.
4441 Он не слышал выстрелов, но в десяти сантиметрах от его головы в стекле машины появилась пулевая дырка с трещинками. Затылку стало холодно. Он выжал весь газ, какой могла дать машина, метнулся за холм, свернул к лесистым горам. Через час влетел в ущелье. Мотор начал сдавать и заглох. Гарин выскочил, свернул руль, пустил машину под откос.
4442 Бет была очень застенчива, и из-за этого ее не стали отдавать в школу. Вернее, поначалу отдали, но она так страдала, что девочку пришлось оставить дома. С тех пор Бет занималась с отцом. Даже теперь, когда отец ушел на войну, а мать все свои силы тратила на работу в Обществе помощи фронту, Бет усердно продолжала заниматься. По натуре она была домоседкой и помогала Ханне по хозяйству.
4443 Так началась осень. Для меня она пришла сразу в это утро. До тех пор я ее почти не замечал: в саду еще не было запаха прелой листвы, вода в озерах не зеленела, и жгучий иней еще не лежал по утрам на дощатой крыше. Осень пришла внезапно. Так приходит ощущение счастья от самых незаметных вещей – от далекого пароходного гудка на Оке или от случайной улыбки.
4444 Начался листопад. Листья падали дни и ночи. Они то косо летели по ветру, то отвесно ложились в сырую траву. Леса моросили дождем облетавшей листвы. Этот дождь шел неделями. Только к концу сентября перелески обнажились, и сквозь чащу деревьев стала видна синяя даль сжатых полей. Тогда же старик Прохор рассказал мне сказку об осени.
4445 Я изучал осень упорно и долго. Для того чтобы увидеть по-настоящему, надо убедить себя, что ты видишь это впервые в жизни. Так было и с осенью. Я уверил себя, что эта осень первая и последняя в моей жизни. Это помогло мне пристальнее всмотреться в нее и увидеть многое, чего я не видел раньше, когда осени проходили, не оставляя никакого следа, кроме памяти о слякоти и мокрых московских крышах.
4446 Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю. Но это мне долго не удавалось. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека.
4447 Мы принесли из сарая ящик, насыпали его доверху землей и пересадили в него маленькую березу. Ящик поставили в самой светлой и теплой комнате у окна, и через день опустившиеся ветки березы поднялись, вся она повеселела, и даже листья у нее уже шумели, когда сквозной ветер врывался в комнату и в сердцах хлопал дверью. В саду поселилась осень, но листья нашей березы оставались зелеными и живыми.
4448 Я оделся и вышел в сад. Резкий воздух обмыл лицо холодной водой – сон сразу прошел. Разгорался рассвет. Синева на востоке сменилась багровой мглой, похожей на дым пожара. Мгла эта светлела, делалась прозрачнее, сквозь нее уже были видны далекие и нежные страны золотых и розовых облаков. Ветра не было, но в саду все падали и падали листья.
4449 В бледном свете зари стояла в кадке маленькая береза, и я вдруг заметил – почти вся она за эту ночь пожелтела, и несколько лимонных листьев уже лежало на полу. Комнатная теплота не спасла березу. Через день она облетела вся, как будто не хотела отставать от своих взрослых подруг, осыпавшихся в холодных лесах, рощах, на сырых по осени просторных полянах.
4450 Среди ночи Петя проснулся и увидел, что Василий Петрович без сюртука сидит за письменным столом. Петя привык к тому, что отец по ночам исправляет тетрадки. Но теперь отец был занят совсем другим. Стопки тетрадок лежали на столе нетронутые, а он что-то быстро писал своим бисерным почерком. Вокруг него на столе были раскиданы маленькие толстые томики старого издания сочинений Толстого.
4451 Василий Петрович надел новые манжеты, вправил в них новые, парадные запонки из дутого золота и, аккуратно перегнув тетрадку, сунул ее в боковой карман сюртука. Когда он потом торопливо пил чай на углу стола, а потом надевал в передней свое драповое пальто с потертой бархаткой на воротнике, Петя увидел, как у него дрожат пальцы и прыгает на носу пенсне. Почему-то Пете вдруг стало ужасно жалко отца.
4452 Он был выше многих, и нам хорошо была видна над толпой его голова. Он о чем-то оживленно разговаривал и смеялся с молодыми рабочими и показался мне сейчас не таким уж строгим, как в дороге. Мне очень захотелось, чтобы он обратил на нас внимание. Я уже решил подойти к нему, но в это время он на ходу вскочил в проезжавший тарантас к маленькому человечку с бородкой клинышком и в пенсне.
4453 Звезды за станцией всё как будто опустились на ветви и горели большими голубыми фонарями, ясные, трепетные. А над лесом, в стороне завода, всё было залито красными потоками огня. Я долго не мог оторвать глаз от багрового пламени, развевающегося во тьме, но так и не понял толком, где и что горит. Нужно было скорее разбудить ребят, но голос меня не слушался, а рука искала выключатель не на том месте, где он был.
4454 Странная девушка. Она не хотела или не умела долго быть ровной, одинаковой, просто скучала от этого, и я не знал, какой увижу ее завтра или к вечеру, или даже через час. То она делалась ласковой, внимательной, мягкой, и тогда с ней было хорошо, покойно. То вдруг становилась злой, колкой, уголки губ желчно опускались, и к ней невозможно было подступиться.
4455 Домой я пришел изнуренный своими думами и сомнениями, не ужиная, лег в постель и укрылся с головой одеялом. Но заснуть не смог, встал и долго ходил по комнате, не зажигая огня. Месяц будто висел перед самым окном, подобно фонарю, огромный, круглый, налитый белым студеным светом, и в комнате всё пылало, все вещи, казалось, были пропитаны этим светом, и тоже сияли, а графин на столе был полон голубой воды.
4456 Мне не хотелось домой, да и незачем было идти туда. Я постоял немного в раздумье и тихо поплелся назад, чтобы еще взглянуть на дом, в котором она жила, милый, наивный, старый дом, который, казалось, окнами своего мезонина глядел на меня, как глазами, и понимал все. Я прошел мимо террасы, сел на скамье около площадки для тенниса, в темноте под старым вязом, и отсюда смотрел на дом.
4457 Когда на другой день после обеда я пришел к Волчаниновым, стеклянная дверь в сад была открыта настежь. Я посидел на террасе, поджидая, что вот-вот за цветником на площадке или на одной из аллей покажется Женя или донесется ее голос из комнат. Потом я прошел в гостиную, в столовую. Не было ни души. Из столовой я прошел длинным коридором в переднюю, потом назад.
4458 Но почему же все-таки избрала она именно тот, а не другой род дневника и хотела быть в сродстве именно с такими женщинами? Всё было у нее: красота, молодость, слава, деньги, сотни поклонников, и всем этим она пользовалась со страстью и упоением. И однако жизнь ее была сплошным томлением, непрестанной жаждой уйти прочь от постылого земного мира, где всё всегда не то и не то.
4459 Когда он был в шляпе, – шел по улице или стоял в вагоне метро, – и не видно было, что его коротко стриженные красноватые волосы остро серебрятся, по свежести его худого, бритого лица, по прямой выправке худой, высокой фигуры в длинном непромокаемом пальто ему можно было дать не больше сорока лет. Только светлые глаза его смотрели с сухой грустью и говорил и держался он как человек, много испытавший в жизни.
4460 Я спросил их, какой дорогой ехали они со станции, не ехали ли они через тот лес, где произошло убийство, не отделялся ли кто-нибудь из них от компании, хотя бы даже на короткое время, и не был ли им слышен раздирающий душу крик Ольги. Допрос этот не привел ни к чему. Испуганные им цыгане отрядили из хора двух молодцов и послали их в деревню нанять подводы. Бедняги страстно желали уехать.
4461 Ревновать должны были мы не к графу, а к чему-то другому, чего я не мог понять так долго. Это что-то другое стало между мной и Ольгой целой стеной. Она продолжала любить меня, но после того посещения, которое было описано в предыдущей главе, она была у меня еще не более двух раз, а встречаясь со мной вне моей квартиры, как-то странно вспыхивала и настойчиво уклонялась от ответов на мои вопросы.
4462 Мне хотелось выхватить шашку и разрубить ему голову, но я был в таком состоянии, что не только не сделал ничего подобного и не прервал этого разговора, а даже был втайне рад ему, рад возможности хоть в ком-нибудь найти сочувствие. И не знаю, что со мной случилось: я, конечно, ни слова не проронил в ответ ему, ни слова не сказал о Сосновской, но повез его и показал ему квартиру, которую я с такой любовью выбирал для наших свиданий.
4463 Когда она уже простилась с мужем и детьми и до третьего звонка оставалось одно мгновение, я вбежал к ней в купе, чтобы положить на полку одну из ее корзинок, которую она едва не забыла; и нужно было проститься. Когда тут, в купе, взгляды наши встретились, душевные силы оставили нас обоих, я обнял ее, она прижалась лицом к моей груди, и слезы потекли из глаз.
4464 Дорога к развалине вилась по скату узкой лесистой долины; на дне ее бежал ручей и шумно прядал через камни, как бы торопясь слиться с великой рекой, спокойно сиявшей за темной гранью круто рассеченных горных гребней. Гагин обратил мое внимание на некоторые счастливо освещенные места. В словах его слышался если не живописец, то уж наверное художник. Скоро показалась развалина.
4465 И головка у нее была невелика и темные глаза стояли и сияли почти так же, как у Кати. Когда Митя подходил, она одна не работала, как бы чувствуя свою некую особенность среди прочих, стояла на валу, поставив правую ногу на вилы и разговаривая со старостой. Староста, облокотясь, лежал под яблоней на своем пиджаке с рваной подкладкой и курил. Митя подошел – он вежливо подвинулся на траву, давая ему место на пиджаке.
4466 Вся внутренне дрожа, она заговорила с ним таким тоном, каким говорят в гостях, и, приподняв подол, пошла за ним дамскими шажками. Вся замирая от радостного страха, высоко подняла она платье над белой коленкоровой юбкой, чтобы сесть на юбку, а не на платье, вошла в шарабан и села рядом с ним, будто равная ему, и неловко подобралась от кульков в ногах.
4467 Был этот последний разговор вечером под Петров день, очень мне памятный. Утром того дня отец уехал в собор, из собора – на завтрак к губернатору. Он и без того никогда не завтракал в будни дома, так что и в тот день мы завтракали втроем, и под конец завтрака Лиля, когда подали вместо ее любимых хворостиков вишневый кисель, стала пронзительно кричать.
4468 Уезжал Митя, к великому своему удивлению, хотя и не помня себя от горя, все-таки почти счастливый. Как только отъезд был решен, неожиданно вернулось всё прежнее. Ведь он все-таки страстно не хотел верить ничему тому ужасному, что ни днем, ни ночью не давало ему покоя. И достаточно было малейшей перемены в Кате, чтобы опять всё изменилось в его глазах.
4469 В два часа ровно коляска домашней работы въехала на двор и покатилась около густо-зеленого дернового круга. Старый Берестов взошел на крыльцо с помощью двух лакеев. Вслед за ним сын его приехал верхом и вместе с ним вошел в столовую, где стол был уже накрыт. Муромский принял своих соседей как нельзя ласковее, предложил им осмотреть перед обедом сад и зверинец.
4470 Им казалось, что я страдаю, и если я говорю, смеюсь, ем, то только для того, чтобы скрыть свои страдания, и даже в веселые минуты, когда мне было хорошо, я чувствовал на себе их пытливые взгляды. Они были особенно трогательны, когда мне в самом деле приходилось тяжело, когда меня притеснял какой-нибудь кредитор или не хватало денег для срочного платежа.
4471 Он провел начало осени в Крыму и по пути в Москву заехал к Казаковой, прожил недели две в успокоительной простоте ее усадьбы и скудных дней начала ноября и собрался было уезжать. В тот день, на прощанье с деревней, он с утра до вечера ездил верхом с ружьем за плечами и с гончей собакой по пустым полям и голым перелескам, ничего не нашел и вернулся в усадьбу усталый и голодный.
4472 Как всегда, Казакова говорила о своем покойном муже и о своих двух сыновьях, служивших в Орле. Часов в десять дом, как всегда, был уже темен, только горела свеча в кабинете за гостиной, где он жил, приезжая. Когда он вошел в кабинет, она со свечой в руке стояла на его постели на тахте на коленях, водя горящей свечой по бревенчатой стене. Увидев его, она сунула свечу на ночной столик и, соскочив, кинулась вон.
4473 И вот в такую ночь, в тот поздний час, когда в городе не спал только он один, ты ждала меня в вашем уже подсохшем к осени саду, и я тайком проскользнул в него: тихо отворил калитку, заранее отпертую тобой, тихо и быстро пробежал по двору и за сараем в глубине двора вошел в пестрый сумрак сада, где слабо белело вдали, на скамье под яблонями, твое платье, и, быстро подойдя, с радостным испугом встретил блеск твоих ждущих глаз.
4474 Она засмеялась. Потом оба продолжали есть молча, как незнакомые; но после обеда пошли рядом – и начался шутливый, легкий разговор людей свободных, довольных, которым все равно, куда бы ни идти, о чем ни говорить. Они гуляли и говорили о том, как странно освещено море; вода была сиреневого цвета, такого мягкого и теплого, и по ней от луны шла золотая полоса. Говорили о том, как душно после жаркого дня.
4475 Я и Анна Алексеевна ходили вместе в театр, всякий раз пешком; мы сидели в креслах рядом, плечи наши касались, я молча брал из ее рук бинокль и в это время чувствовал, что она близка мне, что она моя, что нам нельзя друг без друга, но, по какому-то странному недоразумению, выйдя из театра, мы всякий раз прощались и расходились, как чужие. В городе уже говорили о нас бог знает что, но из всего, что говорили, не было ни одного слова правды.
4476 Мотив и слова песни, которую запел студент, так настойчиво звучали и повторялись в нем, что он не видел ни улиц, ни встречных, шел еще пьянее, чем ходил все последние дни. В самом деле было похоже на то, что свет клином сошелся, что юнкер Шмит из пистолета хочет застрелиться. Что ж, сошелся так сошелся, думал он и опять возвращался к песне о том, как, гуляя по саду, встречала дочь султана в саду черного невольника.
4477 Граф сидел за столом на складном решетчатом стуле и пил чай. На нем был пестрый халат, в котором я видел его два года тому назад, и соломенная шляпа. Лицо было озабочено, сосредоточено, сжато в складки, так что человек, незнакомый с ним, мог бы подумать, что его мучит в данную минуту солидная мысль, забота.
4478 Когда Митя, на другой день по приезде, проспав двенадцать часов, вымытый, во всём чистом, вышел из своей солнечной комнаты и прошел по всем другим, он живо испытал чувство их родственности и мирной, успокаивающей и душу и тело простоты. Везде всё стояло на своих привычных местах, как и много лет тому назад, и так же знакомо и приятно пахло.
4479 Монахи тоже заплакали и с участием стали расспрашивать, зачем он плачет, отчего лицо его так угрюмо, но он не сказал ни слова и заперся в своей келье. Семь дней сидел он у себя, ничего не ел, не пил, не играл на органе и плакал. На стук в его дверь и на просьбы монахов выйти и поделиться с ними своей печалью он отвечал глубоким молчанием.
4480 Он стоял во весь свой мощный рост, с торчащими вверх наушниками оленьей шапки, и, казалось, не спускал глаз с бегущих назад сосен, а я сперва не спускал глаз с него и чувствовал только одно – ужасную ненависть к нему за то, что он совершенно не заметил моего присутствия, ни разу даже не взглянул на меня, точно я и не был в вагоне, а в силу этого и за всё прочее.
4481 С раннего утра она занималась домашним хозяйством, потом ездила по праздникам к обедне и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала. За обедом сытным и вкусным всегда бывало человека четыре гостей.
4482 Черное озеро было налито вровень с берегами. Казалось, стоит подуть ветру или усилиться дождю, и вода затопит мшары и нас вместе с палаткой и мы никогда не выйдем из этих низких, угрюмых пустошей. Всю ночь мшары дышали запахом мокрого мха, коры, черных коряг. К утру дождь прошел. Серое небо низко провисало над головой. От того, что облака почти касались верхушек берез, на земле было тихо и тепло.
4483 Я бы дал всё на свете, чтобы опять держать ее холодную руку, опять слышать ее тихий голос, опять видеть ее перед собой. Она была так близка, она пришла ко мне с полной решимостью, в полной невинности сердца и чувств, она принесла мне свою нетронутую молодость, и я не прижал ее к своей груди, я лишил себя блаженства увидеть, как ее милое лицо расцвело бы радостью и тишиной восторга.
4484 Тогда я и начал трястись всем телом, но посмотрел на залив, увидел, что наша лодочка в полной безопасности стоит на якоре, и умилился, глядя на нее. Наверное, я растянул себе какое-то сухожилие, когда выбирал якорь одной рукой, потому что двигаться без посторонней помощи мне было трудновато. Стакан виски в таких случаях тоже неплохой помощник, а он как раз стоял в кухне на столе.
4485 Я до того испугался неожиданного появления отца, что даже на первых порах не заметил, откуда он шел и куда исчез. Я только тогда выпрямился и подумал о том, зачем отец ходит ночью по саду, когда опять всё утихло вокруг. Со страху я уронил нож в траву, но даже искать его не стал: мне было очень стыдно.
4486 И часто в сквере или в саду, когда вблизи их никого не было, он вдруг привлекал ее к себе и целовал страстно. Совершенная праздность, эти поцелуи среди белого дня, с оглядкой и страхом, как бы кто не увидел, жара, запах моря и постоянное мелькание перед глазами праздных, нарядных, сытых людей точно переродили его.
4487 Но уже начинал он тяготиться красотой обыкновенной человеческой мудрости, и не имела она в глазах его прежней цены. Беспокойным и пытливым умом жаждал он той высшей мудрости, которую господь имел на своем пути прежде всех созданий своих искони, от начала, прежде бытия земли, той мудрости, которая была при нем великой художницей, когда он проводил круговую черту по лицу бездны.
4488 Однако ее слова были столь несообразны ни с чем, что мать, не отходившая от ее постели, могла понять из них только то, что дочь ее была смертельно влюблена во Владимира Николаевича, и что вероятно любовь была причиной ее болезни. Она советовалась со своим мужем, с некоторыми соседями, и наконец единогласно все решили, что видно такова была судьба.
4489 С Ручьевой горы сбегает много ключей и ручейков. Один такой ручеек весело катится к Тычкам и зиму и лето всех поит студеной, чистой, как слеза, водой. Избы в Тычках выстроены без всякого плана, как кто хотел. Две избы стоят над самой речкой. Две избы стоят над самой речкой, одна – на крутом склоне горы, а остальные разбрелись по берегу, будто овцы.
4490 В Тычках даже нет улицы, а между избами колесит избитая тропа. Да тычковским мужикам совсем и улицы, пожалуй, не нужно, потому что и ездить по ней не на чем: в Тычках нет ни у кого ни одной телеги. Летом эта деревушка бывает окружена непроходимыми болотами, топями и лесными трущобами, так что в нее едва можно пройти пешком только по узким лесным тропам, да и то не всегда.
4491 Да и как ему не знать этого леса, когда он целую жизнь бродил по нему с ружьем да с собакой. Все тропы, все приметы – всё знал старик на сто верст кругом. А теперь, в конце июня, в лесу было особенно хорошо: трава красиво пестрела распустившимися цветами, в воздухе стоял чудный аромат душистых трав, а с неба глядело ласковое летнее солнышко, обливавшее ярким светом и лес, и траву.
4492 Несколько часов брел охотник по этому лесу. Лыско точно в воду канул. Только изредка хрустнет ветка под ногой или перелетит пестрый дятел. Емеля внимательно осматривал всё кругом: нет ли где какого-нибудь следа, не сломал ли олень рогами ветки, не отпечаталось ли на мху раздвоенное копыто, не объедена ли трава на кочках. Начало темнеть. Старик почувствовал усталость.
4493 Лыско тоже, вероятно, бредил оленями, потому что несколько раз во сне взвизгивал и принимался глухо лаять. Только на четвертый день, когда и охотник и собака совсем выбились из сил, они совершенно случайно напали на след оленя с теленком. Это было в густой еловой заросли на скате горы. Прежде всего Лыско отыскал место, где ночевал олень, а потом разнюхал и запутанный след в траве.
4494 Старик лежал на своей лавочке, у печи, закрывшись старой дохой из вылезших оленьих шкур. Было рано или поздно – он не знал, да и знать не мог, потому что светало поздно, а небо еще с вечера было затянуто низкими осенними тучами. Вставать ему не хотелось: в избушке было холодно, а у него уже несколько дней болели и спина и ноги. Спать он тоже не хотел, а лежал так, чтобы провести время.
4495 Всю домовую работу Лонгрен исполнял сам: колол дрова, носил воду, топил печь, стряпал, стирал, гладил белье и, кроме всего этого, успевал работать для денег. Когда Ассоль исполнилось восемь лет, отец выучил ее читать и писать. Он стал изредка брать ее с собой в город, а затем посылать даже одну, если была надобность перехватить денег в магазине или снести товар.
4496 Он схватил его и зашагал вон из дома, потом по саду, по главной аллее. Он ушел в самую дальнюю часть сада, туда, где через него проходила лощина, и, остановясь и оглянувшись, быстро разорвал конверт. Письмо было кратко, всего в несколько строк, но Мите нужно было раз пять прочесть их, чтобы наконец понять, – так колотилось его сердце. Он поднял глаза: над садом торжественно и радостно сияло небо.
4497 Тогда я решил, что она хочет окончательно порвать со мной, и, возвратясь домой, написал ей новое письмо, резко упрекая ее за всю ее игру со мной и прося возвратить мне обручальное кольцо, которое для нее, вероятно, только шутка, а для меня самое дорогое в жизни, то, что должно лечь со мной в могилу: я хотел этим сказать, что между нами всё кончено, и дать ей понять, что мне остается только смерть.
4498 Он объяснил это. Он говорил и думал о том, что вот он идет на свидание, и ни одна живая душа не знает об этом и, вероятно, никогда не будет знать. У него были две жизни: одна явная, которую видели и знали все, кому это нужно было, полная условной правды и условного обмана, похожая совершенно на жизнь его знакомых и друзей, и другая – протекавшая тайно.
4499 А приезжая в город, я всякий раз по ее глазам видел, что она ждала меня; и она сама признавалась мне, что еще с утра у нее было какое-то особенное чувство, она угадывала, что я приеду. Мы подолгу говорили, молчали, но мы не признавались друг другу в нашей любви и скрывали ее робко, ревниво. Мы боялись всего, что могло бы открыть нашу тайну нам же самим.
4500 Письма не было и не было, он теперь не жил, а только изо дня на день существовал в непрестанном ожидании, всё более томясь этим ожиданием и невозможностью ни с кем поделиться тайной своей любви и муки, поговорить о Кате, о своих надеждах на Крым, и потому намеки Соньки на какую-то его любовь были ему приятны: ведь все-таки эти разговоры как бы касались того сокровенного, чем томилась его душа.
4501 В тенистом углу позади дровяника я набрал влажной глины, слепил из нее остроносый линкор с орудийными башнями и с пушками из обломков прутика. Затем отыскал у поленницы широкую щепку. Поставил на нее линкор и пустил в лужу. Плоская темная щепка оказалась на одном уровне с водой и сделалась почти незаметна. Полное впечатление, что линкор плывет сам по себе.
4502 Однажды, в конце ноября по дороге домой я так озяб, что был не в силах двигаться дальше. Я лег на снег. У меня осталось об этом смутное воспоминание. Помню только, что сначала мне было очень холодно, а потом очень захотелось спать. Брат Артур понял, что жизнь моя в опасности. Он стал кричать на меня, грозил мне, всеми силами стараясь заставить меня дойти до дома.
4503 Хозяин не остановился возле их стола. Так вот как всё, оказывается, просто, подумал он. Молодые, на молодых ее тянет. И он ощутил смутное разочарование, будто предал память о тех женщинах, которых не был никогда достоин. Он вернулся на свое место за стойкой и больше не смотрел в ее сторону. Студенты, думал он. Один из них к тому же еще и очкарик.
4504 Я хотела рассказать тебе о нем для того, чтобы ты, не знающий меня, наконец почувствовал, как человеческая жизнь горела и сгорала подле тебя. Об этом событии я хотела рассказать тебе, и еще о другом, ужаснейшем, которое последовало очень скоро за первым. Как я тебе уже говорила, я ради тебя забыла обо всём, не замечала матери и ни на кого и ни на что не обращала внимания.
4505 В этот последний день я с полной ясностью поняла, что не могу жить вдали от тебя. В тебе одном я видела свое спасение. Что я тогда думала и могла ли вообще в эти часы отчаяния разумно рассуждать, этого я никогда не узнаю, но вдруг – мать куда-то отлучилась – я вскочила и как была, в школьном платьице, пошла к тебе. Нет, я не шла, какая-то неодолимая сила толкала меня к твоей двери.
4506 От пройденных мной четырех шагов я устала больше, чем если бы несколько часов ходила по глубокому снегу. Но, невзирая ни на что, во мне всё ярче разгоралась решимость увидеть тебя, поговорить с тобой, прежде чем меня увезут. Клянусь тебе, ничего другого у меня и в мыслях не было, я еще ни о чем не знала именно потому, что ни о чем, кроме тебя, не думала.
4507 Я почти не выходила из дому – поверишь ли ты, любимый, что я едва знаю десяток улиц этого маленького городка, где прожила целых два года. Я горевала и хотела горевать, я опьяняла себя каждой каплей горечи, которой могла усугубить мое неутешное горе – не видеть тебя. Кроме того, я не хотела, чтобы меня отвлекали от моей страсти, хотела жить только тобой.
4508 Мне кажется, что в то время никто из нас серьезно не верил в Машину Времени. Дело в том, что Путешественник по Времени принадлежал к числу людей, которые слишком умны для того, чтобы им можно было верить во всём. Вам всегда казалось, что он себе на уме. Вы никогда не были уверены в том, что его обычная откровенность не таит какой-нибудь задней мысли или остроумной уловки.
4509 В то время никто из нас серьезно не верил в Машину Времени. Дело в том, что Путешественник по Времени принадлежал к числу людей, которые слишком умны для того, чтобы им можно было верить во всём. Вам всегда казалось, что он себе на уме. Вы никогда не были уверены в том, что его обычная откровенность не таит какой-нибудь задней мысли или остроумной уловки.
4510 Как мне хотелось бросить в это толстое лицо тарелку с недоеденной кашей. Я не сделал этого и до сих пор сожалею. Как я его ненавидел! Мне противны были его походка, его храп, его волосы, даже его сапоги, которые с мрачной энергией он сам чистил каждое утро. Просыпаясь по ночам, я подолгу с ненавистью смотрел на его толстое спящее лицо. Он не подозревал, какой опасности подвергался.
4511 Он и сам не понял вначале, отчего он вдруг приник к земле, но когда смерть стала напевать над ним долгой очередью пуль, он вспомнил мать, родившую его. Это она, полюбив своего сына, вместе с жизнью подарила ему тайное свойство хранить себя от смерти, действующее быстрее помышления, потому что она любила его и готовила его в своем чреве для вечной жизни, так велика была ее любовь.
4512 В дальней уральской деревне пели русские девушки. Одна из них пела выше и задушевнее всех, и слезы текли по ее лицу, но она продолжала петь, чтобы не отстать от своих подруг и чтобы они не заметили ее горя и печали. Она плакала от чувства любви, от памяти по человеку, который был сейчас на войне; ей хотелось увидеть его и утешить вблизи него свое сердце, плачущее в разлуке.
4513 Он бежал сейчас по полю сражения вперед, лицо его было покрыто кровью и потом, он бежал, задыхаясь от смертной истомы, и кричал от ярости. У него была поранена пулей щека, и кровь из нее лилась ему за шею и засыхала на его теле под рубашкой. Он хотел рвануть на себе рубашку, но она была спрятана далеко под бушлатом. Он чувствовал лишь маленькую рану на лице и не понимал, отчего же он столь слабеет и дыхание его не держит тела.
4514 Мне хочется сказать, что здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или в спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него всё это тоже здорово, как у быков. Но сама суть чисто человеческого здоровья – это когда его неудержимо тянет сказать что-то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне – то должно и всем хорошо.
4515 Если поблизости нет человека, чтобы вместе порадоваться, то один пишет другому письмо или поет ему песенку. Так здоровый человек встречает весну, хотя пусть он на костылях или ему много лет и за молодым бежать он не может. Это нужно понять молодым, что, при утрате чего-нибудь внешнего в человеческом здоровье, образуется внутри его какая-то замена, и часто замена эта ведет его к такому лучшему, что о старом он не горюет и молодым не завидует.
4516 Пока мы ехали сюда, я увидела столько прекрасных мест, которые хотелось бы нарисовать, но я никогда не умела рисовать. Я знаю много такого, о чем можно было бы написать в книге, но я не в состоянии связно написать даже обычное письмо. Пока я не попала в эту страну, мне никогда не хотелось писать книги или картины. А сейчас во мне вдруг проснулась такая жажда творчества! Но я понимаю, что не в состоянии ее удовлетворить.
4517 И вот я забился гуще в кусты и слышу, как недалеко, шагах в тридцати, на поляне, одиноко пашет мужик. Я знаю, что он пашет круто в гору и лошадь идет трудно, и до меня изредка долетает его окрик. Я почти всех наших мужиков знаю, но не знаю, который это теперь пашет, да мне и все равно, я весь погружен в мое дело, я тоже занят: я выламываю себе ореховый хлыст, чтоб стегать им лягушек.
4518 Я пускал карася в ведро. Он ворочался там среди травы, неожиданно бил хвостом и обдавал меня брызгами. Я слизывал эти брызги со своих губ, и мне очень хотелось напиться из ведра, но отец не позволял этого. Мне казалось, что вода в ведре с карасем и травой должна быть такой же душистой и вкусной, как вода грозовых дождей. Мы, мальчишки, жадно пили ее и верили, что от этого человек будет жить до ста двадцати лет.
4519 Мартовское солнце светило ярко, и сквозь оконные стекла падали на стол горячие лучи. Было еще только двадцатое число, но уже ездили на колесах, и в саду шумели скворцы. Похоже было на то, что сейчас вот войдет Манюся, обнимет одной рукой за шею и скажет, что подали к крыльцу верховых лошадей или шарабан. Начиналась весна такая же чудесная, как и в прошлом году, и обещала те же радости.
4520 Сом представлял из себя огромного черного пса на длинных ногах и с хвостом, жестким, как палка. За обедом и за чаем он обыкновенно ходил молча под столом и стучал хвостом по сапогам и по ножкам стола. Это был добрый глупый пес, но Никитин терпеть его не мог за то, что он имел привычку класть свою морду на колени обедающим и пачкать слюной брюки.
4521 Вода легко неслась, зажатая гранитными скалами. В этом месте река Рось прорывалась через горы. Вода шла через каменную плотину прозрачным валом, с грохотом падала вниз и моросила холодной пылью. За рекой, по ту сторону гребли, как бы взлетали к небу огромные тополя и белел маленький дом. Я узнал усадьбу на острове, где жил в раннем детстве.
4522 Это не мешало нам с той же минуты испытывать общие опасности, приключения и победы. Очень может быть, конечно, что события не всегда совпадали с точки зрения кузова и козел, и я предавался упоению победы в то самое время, как кучер чувствовал себя на краю гибели. Но это ничему, в сущности, не мешало. Разве изредка я принимался неистово палить из окон.
4523 Упершись подбородком в сложенные руки, он лежал на устилавшем землю мягком лесном ковре из бурой хвои, а высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента дороги. Вдоль дороги бежала речушка.
4524 Высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента дороги. Вдоль дороги бежала речушка, и в дальнем конце ущелья на ее берегу виднелась лесопилка. Вода, переливавшаяся через запруду, казалась белой на палящем летнем солнце.
4525 А затем Кларисса исчезла. Сперва он даже не понял, чем отличается этот день от другого, а суть была в том, что нигде не видно было Клариссы. Лужайка была пуста, деревья пусты, улицы пусты. И прежде чем он сообразил, чего ему не хватает, прежде чем он начал искать пропавшую, ему уже стало не по себе; подходя к метро, он был уже во власти смутной тревоги.
4526 Я плакал потому, что знал: ничего этого больше не будет; дедушка уже не сможет вырезать фигурки из дерева, разводить с нами голубей на заднем дворе, играть на скрипке или рассказывать нам смешные истории – никто не умел так их рассказывать, как он. Он был частью нас самих, и, когда он умер, всё это ушло из нашей жизни: не осталось никого, кто мог бы делать это так, как делал он.
4527 Он не долго лежал без памяти. Когда очнулся, он услышал, что дядя зовет его сверху. Он ответил и стал подниматься. Вдруг он вспомнил, что не помолился о своем без вести пропадающем отце. Но ему было так хорошо после обморока, что он не хотел расставаться с этим чувством легкости и боялся потерять его. И он подумал, что ничего страшного не будет, если он помолится об отце как-нибудь в другой раз.
4528 С тех пор как он себя помнил, он не переставал удивляться, как это при одинаковости рук и ног и общности языка и привычек можно быть не тем, что все, и притом чем-то таким, что нравится немногим и чего не любят? Он не мог понять положения, при котором, если ты хуже других, ты не можешь приложить усилий, чтобы исправиться и стать лучше.
4529 Я тебя понимаю, но у меня как-то не так, как у тебя. Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня волнует, радует и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой. Я скучаю, глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.
4530 Озеро Берг увидел внезапно сквозь чащу поредевших лесов. Оно лежало косо, как бы поднималось к горизонту, а за ним просвечивали сквозь тонкую мглу заросли золотых берез. Мгла над озером висела от недавних лесных пожаров. По черной, как деготь, прозрачной воде плавали палые листья. На озере Берг прожил около месяца. Он не собирался работать и не взял с собой масляных красок.
4531 Несколько дней подряд ему не удавалось подобрать нужный оттенок для неба, и теперь он кропотливо наносил на грунт голубые и серые мазки. Последнее время он почти не спал, и в эту ночь он наконец понял, что лишь холодные цвета способны правильно оттенить унылую даль, где белесая дымка скрывает силуэты шагающих по кромке моря солдат.
4532 В сентябре пошли дожди. Они шуршали в траве. Воздух от них потеплел, а прибрежные заросли запахли дико и остро, как мокрая звериная шкура. По ночам дожди неторопливо шумели в лесах по глухим, неведомо куда ведущим дорогам, по тесовой крыше сторожки, и казалось, что им так и на роду написано моросить всю осень над этой лесной страной.
4533 Летом горячее солнце стояло над степью, зимой она одевалась холодным белым саваном, в жаркие ночи над ней вставали горы туч, и гром торжествующе прокатывался из конца в конец черного простора, но всегда она была одинаково уныла, загадочна и чужда человеку. Когда поднимался ветер, в степи вставала мелкая сухая пыль и мертвым полчищем серых призраков неустанно шла на город.
4534 Когда поднимался ветер, в степи вставала мелкая сухая пыль и мертвым полчищем серых призраков неустанно шла на город. Она бесшумно садилась на крыши и окна домов, ложилась на стоячие воды реки, покрывала весь город мягким безвольным налетом, и тогда он казался таким же старым и ветхим, как мир. Всё было в нем однообразно и убого, как кучка праха, не развеянного ветром.
4535 Брат и сестра знали цену всему и дорожили достигнутым. Надо было быть на хорошем счету, чтобы пробиться. Лара хорошо училась не из отвлеченной тяги к знаниям, а потому что для освобождения от платы за учение надо было быть хорошей ученицей, а для этого требовалось хорошо учиться. Так же хорошо, как она училась, Лара без труда мыла посуду, помогала в мастерской и ходила по маминым поручениям.
4536 Я предвидел, что ты и тут постараешься извлечь для себя выгоду. Как это на тебя похоже! Ты знала, что тогда у нас была последняя встреча, что на ней и нужно остановиться. Ты пришла ко мне, и нам было тогда так хорошо именно потому, что это была последняя встреча, и мы простились, полные друг другом, и так бы всё это и осталось у нас в памяти.
4537 Когда Дрэп начинал думать о своей работе или же просто вспоминал ее, ему казалось, что не было совсем в его жизни времени, когда не было бы в его душе или на его столе этой работы. Она родилась, росла, развивалась и жила с ним, как развивается и растет человек. Для него была подобна она радуге, скрытой пока туманом напряженного творчества.
4538 Мегги всегда думала, что у Мо было очень много книг. После того как она перешагнула через порог дома Элинор, она перестала так думать. Книги не лежали здесь стопками, как у Мегги дома. Очевидно, у каждой книги было свое место. Все стены, где у других были наклеены обои или висели картины, у Элинор были заняты книжными полками.
4539 Если же послушаться и никуда не уйти, то Катя хоть и расскажет про нее маме, но тогда только про утренние проделки, и вообще она будет говорить совсем другим голосом. Динка стоит посреди комнаты и не знает, на что решиться. Мышка осторожно просовывает в дверь свою голову. Прямые белые волосы ее рассыпаются по плечам, серые глазки смотрят озабоченно.
4540 На столе звенят чашки, тарелки. Но Динка не смотрит туда и не отвечает. Ей ничего не надо, ей только бы уйти. На террасе слышен негромкий разговор. Завтрак кончается. Солнце начинает припекать сильнее, а Динка всё стоит, не желая возвращаться и не решаясь уйти. Она стоит так долго, что всем в доме делается не по себе.
4541 На дороге лежит мягкая теплая пыль, так приятно шлепать по ней босыми ногами. Еще приятно бегать по густой и низкой траве, она стелется по земле, как пушистое одеяло, а на просеках стоят черные пни; там плохо бегать, но зато можно увидеть зеленых ящериц. Они такие хорошенькие и быстрые. Только их нельзя ловить – они очень пугаются и бросают свои хвостики.
4542 Когда солнце сильно печет, камни делаются такие горячие, что по ним можно только прыгать с одного на другой – и скорей к воде. А черные ужи ничего не боятся, они просто валяются на горячем песке, им хочется хорошенько согреться на солнышке. И купаться они любят. Только очень медленно везутся по песку. Динка часто помогает им добраться до воды.
4543 Важно и неторопливо течет Волга. Большая река такая тихая и ласковая сегодня, кажется, можно лечь на ее теплую воду, положить голову на волну и закрыть глаза. Волга будет плыть да плыть вместе с тобой мимо обрывистых берегов, мимо пристаней, мимо кудрявых лесистых гор, далеко-далеко. Повернет направо, повернет налево.
4544 Мама ездит туда на службу. Динка тоже ездила на этом пароходе с мамой. Она все бегала по палубе, а потом спустилась в трюм. И в машинное отделение тоже зашла. Там железная решетка, а внизу машина и треск такой, что Динка даже не слышала, как ее выгоняли оттуда, пока один матрос не взял ее за руку и не вывел к лесенке, а там она уже сама полезла наверх и нашла маму.
4545 Вот он сел на канат и ест горбушку хлеба. Динке тоже хочется есть, она отрывается от своих мыслей и вспоминает о доме. Ничего даже не поела она там сегодня. Только успела выпить сливки у Мышки, как начались всякие неприятности сначала из-за сливок, потом из-за Алины, а потом из-за вчерашних проделок. Так что поесть уже ничего не пришлось.
4546 Они всегда дразнят ее, а один раз так избили, что она пришла домой с распухшим носом и не знала, что сказать. Динка долго помнит обиды и часто перед сном мечтает проснуться утром с отросшими за ночь богатырскими кулаками и побить сразу обоих мальчишек. Но это только мечта, а на самом деле Динка боится своих обидчиков и избегает встречи с ними.
4547 Девочка сидит на песке в мокром платье, с волос ее стекает вода, в ушах стоит шум. Она разбита, уничтожена, побеждена самым позорным образом, ее тащили за волосы, топили, как щенка. Она боится поднять голову, открыть глаза. Голоса взрослых долетают до нее откуда-то издалека, она не слушает и не понимает, о чем они говорят.
4548 Динка видит светлое мамино лицо. Это лицо, такое родное и близкое, заслоняет собой все чужие, враждебные лица, которые весь этот день стоят у нее перед глазами. Динка рада, что за ней есть многие мелкие провинности, о которых можно рассказать. Она спешит загородиться ими от того главного, что лежит у нее на сердце и о чем никогда не должна узнать мама.
4549 Динка остается одна. На коленях ее лежит яблоко, но она не ест его, а только гладит румяные бока. Везде так тихо, из кухни не доносится ни одного голоса, сестры сидят молча. В саду тоже скучно, солнце уже спряталось за калиткой, и кусты, не окрашенные в его теплый цвет, и дорожки, и листья на деревьях тускнеют. На Волге гудит пароход. Высокие пенистые волны бегут от него к берегу.
4550 Лина поступила к Арсеньевым, когда у них только что родилась Динка. Взяли ее прямо из деревни, куда ездила Марина с детьми на летние месяцы. Родных у Лины не было, старшего брата Силантия забрили в солдаты, вести от него приходили редко. Первые дни Лина дичилась, по комнатам ходила на цыпочках и отвечала на вопросы шепотом.
4551 Чувствовать себя на этом свете лишней мебелью очень тяжело. Жутко жить, не зная цели. Когда же этот человек, которого вы так не любите, сделает меня своей женой, то у меня уже будет задача жизни. Я исправлю его, я отучу его пить, научу работать. Взгляните на него. Теперь он не похож на человека, а я сделаю его человеком.
4552 Так связала нас маленькая тайна. Увы, ниточка эта оказалась совсем непрочной. Через пять минут я услышал, как Павлик вместе со Славиком хохочет над моей глупостью. Грустно мне стало, но я не обиделся. Как я мог обижаться на Павлика? Павлик имел право смеяться. Он был не просто сильнее и старше. Он был человек из другого мира.
4553 Всю свою жизнь потом Линдт искал похожие отблески на лицах множества женщин. Но так и не понял, что женщина сама по себе вообще не существует. Она тело и отраженный свет. Но вот ты вобрала мой свет и ушла. И весь мой свет ушел от меня. Цитата. Набоков подтвердил бы, что внимательный читатель и сам сумеет расставить кавычки.
4554 Не нужно думать о всякой ерунде. Счастье приходит к человеку во всяком виде, разве его узнаешь? Я бы, положим, взял немножко счастья в каком угодно виде и заплатил за него всё, что спросят. Хотел бы я увидеть зарево Гаваны, подумал он. Ты слишком много хочешь сразу, старик. Но сейчас я хочу увидеть огни Гаваны – и ничего больше.
4555 Старик совсем не так уж хорошо себя чувствовал, потому что боль, которую причиняла его спине веревка, почти перестала быть болью и превратилась в глухую ломоту, а это его беспокоило. Со мной случались вещи и похуже, утешал он себя. Рука поранена совсем легко, а другую больше не сводит судорога. Ноги тоже в порядке. Да и в смысле пищи куда лучше, чем рыбе.
4556 Он собрал всю свою боль, и весь остаток своих сил, и всю свою давно утраченную гордость и кинул их на поединок с муками, которые терпела рыба, и тогда она перевернулась на бок и тихонько поплыла на боку, едва не доставая мечом до обшивки лодки; она чуть было не проплыла мимо, длинная, широкая, серебряная, перевитая фиолетовыми полосами, и казалось, что ей не будет конца.
4557 Эту повесть я расскажу вам в том виде, в каком я слышал ее от одного человека, слышавшего ее от своего отца, который слышал ее от своего отца, а тот от своего и так дальше. Триста лет отцы передавали ее сыновьям, и таким образом она была сохранена для потомства. Возможно, что это исторический факт, но возможно – легенда. Пожалуй, всё это было, а пожалуй, этого и не было, но всё же могло бы быть.
4558 Ему теперь уже больше не снились ни бури, ни женщины, ни великие события, ни огромные рыбы, ни драки, ни состязания в силе, ни жена. Ему снились только далекие страны и львята, выходящие на берег. Словно котята, они резвились в сумеречной мгле, и он любил их так же, как любил мальчика. Но мальчик ему никогда не снился.
4559 Ты была привязана ко мне, когда я был малышом и ты могла со мной фотографироваться. Получался прелестный снимок, который служил превосходной рекламой. Но с тех пор ты не очень много обо мне беспокоилась. Я, скорее, был для тебя обузой. Ты всегда была рада видеть меня, но тебя вполне устраивало, что я могу сам себя занять и тебе не надо тратить на меня время. Я тебя не виню: у тебя никогда не было времени ни на кого, кроме самой себя.
4560 Но ведь тут я не скажу тебе ничего нового. Все эти мысли у меня, как и у тебя, от твоего дяди. Что такое народ, спрашиваешь ты. Надо ли нянчиться с ним и не больше ли делает для него тот, кто, не думая о нем, самой красотой и торжеством своих дел увлекает его за собой во всенародность и, прославив, увековечивает? Ну конечно. Да и о каких народах может быть речь в христианское время?
4561 Ему теперь уже больше не снились ни бури, ни женщины, ни великие события, ни огромные рыбы, ни драки, ни состязания в силе, ни жена. Ему снились только далекие страны и львята, выходящие на берег. Словно котята, они резвились в сумеречной мгле, и он любил их так же, как любил мальчика. Но мальчик ему никогда не снился.
4562 Я думаю, актер – просто дурак, если он женится молодым. Я знаю кучу примеров, когда это совершенно загубило человеку карьеру. Особенно если он женится на актрисе. Он делается звездой, и тогда она камнем висит у него на шее. Она хочет играть с ним, и, если у него своя труппа, он вынужден отдавать ей первые роли, а пригласи он кого-то другого, она станет устраивать ему ужасные сцены.
4563 Акула догнала его не случайно. Она выплыла из самой глубины океана, когда темное облако рыбьей крови сгустилось, а потом разошлось по воде глубиной в целую милю. Она всплыла быстро, без всякой опаски, разрезала голубую гладь моря и вышла на солнце. Потом она снова ушла в воду, снова почуяла запах крови и поплыла по следу, который оставляли за собой лодка и рыба.
4564 Еще одна ночь протекала. Ночь накануне выхода в море. Не спал он той ночью. Первый раз в жизни не спал, первый раз в жизни изведал бессонницу. Уж очень хотелось, чтобы день наступил поскорее, чтобы ринуться в море. И слышал он, лежа на нерпичьей шкуре, как едва уловимо подрагивала под ним земля от ударов моря и как грохотали и маялись волны в заливе. Не спал он, вслушиваясь в ночь.
4565 Ветер не ослабевал; он слегка отклонился дальше на восток, и это означало, что он не прекратится. Старик смотрел вдаль, но не видел ни парусов, ни дымка или корпуса какого-нибудь судна. Только летучие рыбы поднимались из моря и разлетались в обе стороны от носа его лодки да желтели островки водорослей. Не было даже птиц.
4566 Шамет привык к ночной работе и даже полюбил эти часы суток. Особенно то время, когда над Парижем вяло пробивался рассвет. Над Сеной курился туман, но он не поднимался выше парапета мостов. Однажды на таком туманном рассвете Шамет проходил по мосту и увидел молодую женщину в бледном сиреневом платье с черными кружевами. Она стояла у парапета и смотрела на Сену.
4567 Вот уже целый час, как у старика перед глазами прыгали черные пятна, соленый пот заливал и жег глаза, жег рану над глазом и другую рану – на лбу. Черные пятна его не пугали. В них не было ничего удивительного, если подумать, с каким напряжением он тянул лесу. Но два раза он почувствовал слабость, и это встревожило его не на шутку.
4568 Старик заклинил румпель, подвязал парус и достал из-под кормы дубинку. Это была отпиленная часть сломанного весла длиной около двух с половиной футов. Он мог ухватить ее как следует только одной рукой, там, где была рукоятка, и он крепко взял ее в правую руку и помотал кистью, ожидая, когда подойдут акулы. Их было две, и обе они были галанос.
4569 Поединок начался в воскресенье утром и окончился утром в понедельник. Многие из державших пари требовали признать ничью, потому что им пора было выходить на работу в порт, где они грузили уголь для Гаванской угольной компании или мешки с сахаром. Если бы не это, все бы хотели довести состязание до конца. Но старик победил, и победил до того, как грузчикам надо было выйти на работу.
4570 Возможно, что в старое время в нее верили мудрецы и ученые, но возможно и то, что только простые неученые люди верили в нее и любили ее. Это было в середине шестнадцатого столетия. В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семье Кенти родился мальчик, который был ей совсем не нужен. В тот же день в богатой семье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не только ей, но и всей Англии.
4571 Старик снял рыбу с крючка, снова наживил его сардиной и закинул леску за борт. Потом он медленно перебрался на нос. Обмыв левую руку, он вытер ее о штаны, переместил тяжелую бечеву с правого плеча на левое и вымыл правую руку, наблюдая за тем, как солнце опускается в океан и под каким уклоном тянется в воду его большая леса.
4572 Он спал, когда утром в хижину заглянул мальчик. Ветер дул так сильно, что лодки не вышли в море, и мальчик проспал, а потом пришел в хижину старика, как приходил каждое утро. Мальчик убедился в том, что старик дышит, но потом увидел его руки и заплакал. Он тихонько вышел из хижины, чтобы принести кофе, и всю дорогу плакал.
4573 Он перегнулся через борт и оторвал от рыбы кусок мяса в том месте, где ее разгрызла акула. Он пожевал мясо, оценивая его качество и вкус. Мясо было твердое и сочное, как говядина, хоть и не красное. Оно не было волокнистым, и старик знал, что за него дадут на рынке самую высокую цену. Но его запах уносило с собой море, и старик не мог этому помешать. Он понимал, что ему придется нелегко.
4574 Он увидел зарево городских огней около десяти часов вечера. Вначале оно казалось только бледным сиянием в небе, какое бывает перед восходом луны. Потом огни стали явственно видны за полосой океана, по которому крепчавший ветер гнал высокую волну. Он правил на эти огни и думал, что скоро, теперь уже совсем скоро, войдет в Гольфстрим.
4575 Старику хотелось подольше подержать руку в соленой воде, но он боялся, что рыба снова дернет; поэтому он поднялся на ноги, натянул спиной лесу и подержал руку на солнце. На ней была всего одна ссадина от бечевы, рассекшей мякоть, но как раз на той части руки, которая нужна была ему для работы. Старик понимал, что сегодня ему еще не раз понадобятся его руки, и огорчался, что поранил их в самом начале.
4576 Но в темноте не было видно ни огней, ни зарева – были только ветер да надутый им парус, и ему вдруг показалось, что он уже умер. Он сложил руки вместе и почувствовал свои ладони. Они не были мертвы, и он мог вызвать боль, а значит, и жизнь, просто сжимая и разжимая их. Он прислонился к корме и понял, что жив. Об этом ему сказали его плечи.
4577 Акула стремглав кинулась на рыбу, и старик ударил ее в то мгновение, когда она защелкнула пасть. Он ударил ее изо всех сил, подняв как можно выше свою дубинку. На этот раз он попал в кость у основания черепа и ударил снова по тому же самому месту. Акула вяло оторвала от рыбы кусок мяса и соскользнула в воду. Старик ждал, не появятся ли акулы снова, но их больше не было видно.
4578 Они плыли и плыли, и старик полоскал руки в соленой воде и старался, чтобы мысли у него не путались. Кучевые облака шли высоко, над ними плыли перистые. Старик знал, что ветер будет дуть всю ночь. Он то и дело поглядывал на рыбу, чтобы проверить, в самом ли деле она ему не приснилась. Прошел целый час, прежде чем его настигла первая акула.
4579 Он подумал, что дождь – и тот действует, а я сплю и прячусь в лесу напрасно: умер же бобыль, умрешь и ты; тот ни одного изделия за весь свой век не изготовил – всё присматривался, всему удивлялся, в каждой простоте видел дивное дело и руки не мог ни на что поднять, чтобы чего-нибудь не испортить; только грибы рвал, и то находить их не умел; так и умер, ни в чем не повредив природы.
4580 Вот вы говорите – любовь и голод правят миром, может, не говорите, это все равно. Думаете так. А я бы хотел вас спросить – а куда? А в какую сторону они правят корабликом, который мы называем мир? Вот сидел у костра пещерный дядя, и мы сейчас смотрим про него телефильмы. Но он уже запускает ракеты в космос. Неужели он этого достиг только с голодухи и оттого, что нашел партнершу по вкусу?
4581 Почему же талантливы не все, когда внешних помех так мало? Потому что человек чаще всего не знает, где зарыт его талант. Почему он этого не знает? Потому что он не свободен внутри себя, а творчество – это высшая степень бессознательной свободы. Почему же он угнетен, даже не подозревая об этом? Потому что он не сталкивается с нежностью.
4582 Потому что найти себя – это найти свою нужность не себе. Только у силача хватает уверенности, что он кому-то пригодится, и хватает сил дождаться. Даже после смерти своей. Но ведь физически сильнее, чем он есть, может стать каждый. То же самое и с талантом. Слова тут не помогут. О нежности, то есть о нужности другому, о радости для него догадываются по глазам.
4583 Потому что не было славы у того, кто возносился для себя, а только у того, кто мог лечить тело и душу, кого любили звери, кто знал приход зноя или холода и не страшился своей смерти. Запомни, своей смерти, а не чужой. И этот народ теперь всеми забыт, и его помним только мы, Приски, а другие не помнят. Потому что это невозвратимо, а они свернули со своего пути.
4584 И этот народ теперь всеми забыт, и его помним только мы, Приски, а другие не помнят. Потому что это невозвратимо, а они свернули со своего пути. Они жили у моря бесчисленные времена, потому что бесчисленные времена была засуха на земле. А потом земля стала холодеть в одних своих местах и колебаться в других, и народ этот стал уходить от моря, но пищу стало добывать всё трудней и легче было отнять.
4585 А потом земля стала холодеть в одних своих местах и колебаться в других, и народ этот стал уходить от моря, но пищу стало добывать всё трудней и легче было отнять. И тот, кто отнимал, возвысился над теми, кто добывал, и появилось оружие, и жилище из камня, и цари над людьми, и проклятая Атлантида, где убивали людей в честь тех, кого не видел никто и называли богами.
4586 И появилось оружие, и жилище из камня, и цари над людьми, и проклятая Атлантида, где убивали людей в честь тех, кого не видел никто и называли богами. И если люди древнего народа приносили в жертву себя, спасая других, то в Атлантиде цари и сведущие люди стали приносить в жертву не себя. И стали называть богатством не то, что в сердце человека, а то, что он имеет вокруг себя, потому что так легче ленивому сердцу.
4587 И мама стала хуже петь, по чужим правилам и не про свое, мамино. До этого пела про сирень, про калитку, про ямщиков, про разлуку. А теперь стала петь современный репертуар. А его только можно петь под рояль – белые клавиши. Мама эти песни наедине с собой петь стеснялась, и они с Сапожниковым стали отдаляться друг от друга.
4588 Да и в плоской картине мы прежде всего ищем себя. Или друга себе. Или врага себе. А если этого нет – то картина нам чужая. И в другом человеке мы прежде всего ищем себя, себя, себя. Нет чтоб поинтересоваться, какой он сам, этот другой человек. Всё хотим, чтобы он был сориентирован к нам одной стороной своей души. Единственной.
4589 Больше всего раздражало то, что вот так рассмотрят, взвесят и уйдут. И не то чтобы они при этом понимающе переглянулись или потом поговорили о тебе, обсудили. Нет. Просто у них было единое мнение на все. Поэтому они посмотрят на тебя и уйдут, и каждый из них будет уверен, что у каждого из них и у всех одно и то же мнение.
4590 Он брел по пасмурным улицам великого города, улицам прекрасным и пронзительно осенним, которые жили не только по малой земной программе, для себя, абы выжить и кое-как век скоротать, но еще жили по невидимой космической программе всей жизни на Земле, а может, и не только на Земле, если окажется, что мы не одиноки во вселенной.
4591 Оставалось только поехать и доказать ему и самим себе, что мы и есть венец творения, и что по-другому мыслить пока что не предвидится, и что он не мог угадать, что мы там найдем среди старых костей. И этим покончить с бредовыми идеями, которых за последнее время расплодилось чересчур много вокруг меня, тихого человека.
4592 Вот уже посинело за окнами, рабочий день двигался к концу, и Гошка вдруг услышал звуки, которых не слышал тысячу лет. Гошка услышал, как за окнами дворники скребли снег, и вдруг понял – ведь он же еще совсем молодой, а война кончилась, и вдруг это еще не конец, а только начало, не искореженное продолжение довоенной жизни, а начало совсем новой.
4593 С годами нас будет всё меньше – нас, которые видели этот день своими глазами. Так пусть каждый сохранит для людей хоть осколок этого великого дня. Сделать это трудно, потому что дни съедают память и тускнеют видения тех лет. Но сердце помнит, не забудет никогда. Вдруг ночью заколет, защемит сердце, и ты вспомнишь этот день.
4594 Что неизвестен только последний элемент, но он самый главный потому, что это поэзия. И что откуда берется песенная сила и красота, никому пока не известно, и ее может делать только тот, кому это отпущено, и никаким вашим киберам этого не осилить. Потому что всё это будет имитация. А если не будет тех, кому это отпущено, то некого будет имитировать.
4595 С этого момента я много думал о святости. Иногда я думал о ней так, иногда этак. Одно время я даже думал, что святость – это храбрость от трусости. Потом я отказался от этой мысли и стал только спрашивать: а что такое святость? Детский вопрос, правда? Но потом я понял, что вопросы называются детскими, когда на них взрослые ответить не могут.
4596 Он знал, что она сама бы удивилась, даже оскорбилась бы, если бы он с ней обходился, как с дамой. Притом надо было удержать за собой известный оттенок почтительного тона для настоящей жены своего равного. Он обращался с такими дамами всегда уважительно, но не потому, чтобы он разделял так называемые убеждения о уважении к личности каждого человека.
4597 Мальчик пришел в себя только у источника, у того самого, где накануне днем они с дедушкой завтракали. Припав вместе ртами к холодному водоему, собака и человек долго и жадно глотали свежую, вкусную воду. Они отталкивали друг друга, приподнимали на минуту кверху головы, чтобы перевести дух, причем с губ звонко капала вода, и опять с новой жаждой приникали к водоему.
4598 И когда они наконец отвалились от источника и пошли дальше, то вода плескалась и булькала в их переполненных животах. Опасность миновала, все ужасы этой ночи прошли без следа, и им обоим весело и легко было идти по белой дороге, ярко освещенной луной, между темными кустарниками, от которых уже тянуло утренней сыростью и сладким запахом освеженного листа.
4599 Сразу воробьи не решились, конечно, напасть на ларек, а расселись на соседних крышах и часа два дразнили ворону. Они думали, что она разозлится и вылетит из ларька. Тогда можно будет устроить бой на улице, где не так тесно, как в ларьке, и где на ворону можно навалиться всем сразу. Но ворона была ученая, знала воробьиные хитрости и из ларька не вылезала.
4600 Бывало, в детстве приходилось попадать в темную комнату – чего-чего там не покажется в темных углах, и больше всего я боялся черта. Конечно, это глупости, и никакого черта нет для человека. Но у птиц, по-моему, черт есть – это их ночной разбойник филин. И когда филин выскочил из-под кучи, то это было для птиц все равно, как если бы у вас на свету черт показался.
4601 Он страдал от этой молодежи больше, чем от людей. Ни тем, ни другим он не делал зла. Людям он был нужен, но за что же мучали его молодые лошади? Он был стар, они были молоды; он был худ, они были сыты; он был скучен, они были веселы. Стало быть, он был совсем чужой, посторонний, совсем другое существо, и нельзя было жалеть его.
4602 Письма, так как они размокли и уже никуда не годились, взяла себе тетя Даша. Но они не совсем размокли: сумка была новая, кожаная и плотно запиралась. Каждый вечер тетя Даша читала вслух по одному письму, иногда только мне, а иногда всему двору. Одно из этих писем тетя Даша читала чаще других – так часто, что в конце концов я выучил его наизусть. С тех пор прошло много лет, но я еще помню его от первого до последнего слова.
4603 Да, у матери не было никакой специальности, она была просто домохозяйкой. У нас были нормальные отношения, тем не менее я всегда больше льнул к отцу, именно поэтому, видимо, он оказал сильное влияние на мою личность, что видно хотя бы по моим интересам. Мать всегда была дома, занималась мной, но никогда не была моим поверенным. Эту роль исполнял отец. И хотя он был очень занят, я высоко ценил те малые отрезки времени, которые он отрывал для меня.
4604 Если первую половину жизни жить правильно, вторую можешь прожить как угодно. Если первую половину жизни жить неправильно, второй половины может не быть. Если первую половину жизни прожить правильно, то потом уже не хватит сноровки и желания жить неправильно. Если первую половину жизни прожить неправильно, правильно жить уже никто не научит.
4605 Задумавшись, она сидела у входа в грот возле гробницы и не сводила глаз с Нила. Ей казалось, что это было давным-давно, когда она впервые поднялась сюда после своего возвращения в дом отца. Тогда она весело говорила, что в доме ничего не изменилось, что всё осталось точно таким, каким было до ее отъезда восемь лет назад.
4606 В августе непременно держи на подоконнике мяту, чтобы мухи жужжали не в доме, а снаружи, где им и положено. Не думай, будто кончилось лето, пускай даже розы побурели и поникли, а звезды сдвинулись с прежних мест. Даже и не надейся, что август принесет тебе мир и покой. Это ведь месяц перемен, когда по утрам больше не слышно пения птиц, а вечерами золотой свет мешается с грозовой чернотой туч.
4607 Когда мне было пятнадцать лет и наша семья распалась, я не мог ни озвучить, ни прочитать ни одной ноты. Трудно сказать, был ли я обречен стать критиком или же спасен от карьеры артиста, но жизнь моя сложилась так, что когда в нашем доме музыка замолкла, мне пришлось самому взяться за изучение нотной грамоты и игры на рояле при помощи учебника с рисунком клавиатуры, чтобы не погибнуть от голода по музыке.
4608 Есть неприличные поступки. Неприлично спросить у человека пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что положил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отказать; и самый удобный и приятный способ отказа – это соврать, что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть, и тем самым лишили его возможности вам просто и приятно отказать. Вы лишили его права выбора, а это свинство.
4609 Всякое явление на земле есть символ, и всякий символ есть открытые врата, через которые душа, если она к этому готова, может проникнуть в недра мира, где ты и я, день и ночь становятся едины. Всякому человеку попадаются то там, то тут на жизненном пути открытые врата, каждому когда-нибудь приходит мысль, что всё видимое есть символ и что за символом обитают дух и вечная жизнь.
4610 Но проснулась она рано, в шесть утра, и принялась думать о Томе. Повторила про себя всё, что она сказала ему, и всё, что он сказал ей. Она была измучена и несчастна. Утешало ее лишь сознание, что она провела всю сцену их разрыва с беззаботной веселостью и Том вряд ли мог догадаться, какую он нанес ей рану.
4611 Он не обратил ни малейшего внимания на мои слова. Он стоял передо мной ровно столько же, сколько и у других столов, и смотрел на меня трагическими глазами. Никогда еще я не видел такой глубины падения. В его внешности было что-то ужасающее. Так не может выглядеть нормальный человек. Наконец он отошел от меня.
4612 Она готова была обрушить на него целый поток гневных упреков, но вместо этого вдруг разрыдалась. Бросившись в кресло, она закрыла лицо руками. Гарольд с минуту смотрел на нее, потом у него потекли по щекам слезы; протянув к ней руки, он шагнул вперед и тяжело упал на колени. Он плакал и цеплялся за нее.
4613 Бланш подала мне руку и пожелала доброго вечера. Я почему-то был убежден, что она очень изменилась; но на ней было то же изящное и скромное серое платье, в котором я привык видеть ее, и лоб у нее был такой же чистый, и глаза такие же безмятежные, как в ту пору, когда она хлопотала по хозяйству в доме Струве.
4614 До сих пор мы говорили в легком тоне, словно речь шла об общих знакомых, чьи дела мы не принимаем особенно близко к сердцу, и, даже передавая мне свой разговор с Ларри, Изабелла сдобрила свой рассказ живым, веселым юмором, словно не хотела, чтобы я отнесся к нему слишком серьезно. Но теперь она побледнела.
4615 Не понять было, случайно так выходит или нет, но Китти ни на минуту не оставалась одна с Чарли. Он держался неизменно дружески, приветливо, любезно. Никто бы не догадался, что когда-то они были не просто знакомы. Но однажды днем, когда она читала, лежа на кушетке, он появился на веранде и подошел к ней.
4616 Сама она тоже побледнела и осунулась. Она говорила миссис Макфейл, что совсем не спит. Когда миссионер уходил от мисс Томпсон и поднимался к себе, он молился до полного изнеможения, но даже и после этого засыпал лишь ненадолго. Часа через два он вставал, одевался и шел гулять на берег. Ему снились странные сны.
4617 В тот час, когда Лоусон приходил купаться, здесь не было ни души, и он подолгу оставался у заводи – то лениво плавал на спине, то грелся в лучах вечернего солнца, наслаждаясь одиночеством и ласковой тишиной. В такие минуты он не сожалел о Лондоне и о том, что осталось позади, ибо жизнь казалась полной и прекрасной.
4618 Частые роды, тяжелый труд и постоянная забота о хлебе насущном начинали сказываться на здоровье миссис Ательни: иногда по вечерам у нее так разбаливалась спина, что ей надо было сесть и перевести дух. Ее идеал зажиточной жизни сводился к тому, чтобы нанять прислугу для черной работы и по утрам не вставать раньше семи.
4619 По правде говоря, не тратиться на жилье было очень удобно, тем самым Нил экономил немалую часть жалования. По натуре он был бережлив и к тому же приучен не сорить деньгами без надобности, однако гордость не позволяла ему и дальше жить за чужой счет. Дарья смотрела на него спокойными, внимательными глазами.
4620 Он всматривался в ее лицо, нет ли в глазах хотя бы тени упрека, но взгляд у нее был такой же открытый и веселый, как всегда; она была счастлива, что его видит. Сердце у него упало. Он не решался сказать ей всё начистоту. Она поджарила хлеб, нарезала маленькими кусочками и стала кормить его, как ребенка.
4621 Жестокий голод снедал Бланш. Может быть, она еще ненавидела Стрикленда, но только он один мог утолить этот голод, и всё, что было до этих дней, больше не имело для нее значения. Она уже не была женщиной со сложным характером, доброй и вспыльчивой, деликатной и бездумной. Она была менадой. Она была вся – желание.
4622 Затянувшись несколько раз, она как ни в чем не бывало вернула ему сигарету. На ней остались красные пятна от ее губной помады, и Нилу расхотелось курить. Но он побоялся, что Дарья сочтет его невежей, если он выбросит сигарету. Его едва не стошнило. Потом она не раз обращалась к нему с подобной просьбой.
4623 Священнику недолго оставалось жить. Стоило поглядеть на его впалые щеки и высохшее тело, и на этот счет пропадали всякие сомнения. Он сидел, съежившись в кресле, странно закинув назад голову, и кутался в теплую шаль. Ходить он мог только на костылях, и руки у него так дрожали, что он едва доносил ложку до рта.
4624 Мысли быстро проносились в ее голове. Это всё было слишком нелепо; конечно, она не собиралась больше с ним встречаться, достаточно глупо было сегодня позволить ему вести себя таким образом, но, пожалуй, лучше спустить всё на тормозах. Он может стать назойливым, если сказать, что этот эпизод не будет иметь продолжения.
4625 Фредди посмотрел на меня искоса, словно хотел прибавить что-то еще, но побоялся, что я сочту его слова смешными. Однако у писателей есть преимущество перед всеми остальными: хотя люди считают, что дело это самое пустое, они часто говорят нам то, в чем никогда не признались бы равным по положению. Он решил рискнуть.
4626 Они договорились с Томом, что он приедет в следующую субботу, и Джулия привезла его в своей машине после спектакля. Стояла лунная ночь, и в такой час дороги были пусты. Это была волшебная поездка. Джулия хотела бы, чтобы она длилась вечно. Она прильнула к нему, время от времени он целовал ее в темноте.
4627 Мы поели рогаликов, хрустящих и теплых, только что из печи, выпили кофе с молоком. Я устал и раскис, вид у меня, наверное, был жуткий, а Ларри точно и не провел бессонной ночи. Глаза его сияли, на гладком лице не пролегло ни одной складки, и выглядел он лет на двадцать пять, не больше. Кофе немного взбодрил меня.
4628 Прошло два или три дня, пока он поднялся на ноги, и когда он вышел из своей каюты, можно было видеть, что лицо его распухло и всё в ссадинах. Несмотря на темную кожу, синяки были хорошо заметны. Батлер заметил, как он осторожно пробирался вдоль палубы, и окликнул его. Помощник молча направился к нему.
4629 Затем он не без сожаления порвал оба листка в мелкие клочки. Он знал, что, конечно же, не пошлет мисс Лено никакого письма. До сегодняшнего вечера он уже шесть раз писал ей, но потом рвал письма, потому что она наверняка сочла бы его сумасшедшим и, чего доброго, нажаловалась бы директору школы. Кроме того, он, естественно, не хотел, чтобы родные нашли в его комнате любовные письма.
4630 Герой наш похож на старого Кутузова, который ничего плохого не пропустит, но и ничего хорошего не упустит. Мы народ. Мы живем вечно и медленно, как самшитовый лес. Корни наши переплелись, стволы почти неподвижны, и кроны тихо шумят. Но весь кислород жизни – только от нас и будущее небо стоит на наших плечах. Мы народ. Опорный столб неба.
4631 Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собой до того, чтобы мог наконец достичь, чрез послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли.
4632 Я не умалчиваю и о том, что сам хотел совершить суд над собой и что полковник спас меня против моей воли. До последней минуты я думал лишь о себе и только теперь с ужасом осознал, что увлекаю за собой и ее, неповинную. Немедленно – ведь он понимает сам, как это спешно, – он должен ехать туда и сказать ей всю правду.
4633 Я сделаю всё, чтобы искупить свою трусость, свою ложь; отныне у меня в жизни одна цель: доказать ей, что я обманул не ее, а тех, других. Он должен честно рассказать ей всю, всю правду, ибо только теперь я понял, что обязан ей большим, чем кому бы то ни было, чем товарищам, армии. Только она вправе осудить или оправдать меня.
4634 Только она вправе осудить или оправдать меня. Только она может решить, достоин ли я прощения. Он, Кондор, должен бросить всё – речь идет о жизни и смерти – и поехать туда дневным поездом. Ему непременно надо быть в усадьбе к половине пятого, ни в коем случае не позже – в это время я обычно прихожу туда.
4635 Человек никогда не становится другим. Иногда можно себе такое представить. Когда ты думаешь о близком тебе человеке. Тебе кажется, что ты понимаешь его чувства, мысли. Что он – это ты, и наоборот. Но на самом деле это не так. Другим ты никогда не станешь, ты навсегда останешься собой. И ты никогда до конца не поймешь другого.
4636 Ему было приятно, что кто-то в этом городе еще помнил и любил его. Мария взяла его с собой, его почти не пришлось уговаривать. Он пообедал в комнате ее родителей, где еще висела написанная им Мадонна, а на карнизе камина стоял его стакан, и его пригласили остаться на несколько дней, ему здесь были рады.
4637 Мария взяла его с собой, он почти не сопротивлялся. У ее родителей в комнате, где всё еще висел его портрет, а красный рубиновый бокал стоял на полке над камином, ему пришлось отобедать, и его пригласили остаться на несколько дней, здесь были рады снова увидеться с ним. Здесь же он узнал, что произошло в доме его мастера.
4638 Теперь я печален и несчастен. И не знаю, что делать. Я стану злобным и недоверчивым и буду подозревать всех потому лишь, что один человек обманул меня. Я буду ненавидеть тех, кто сумел найти клад, потому что мне это не удалось. Я буду цепляться за ту малость, которой обладаю, потому что слишком мал и ничтожен, чтобы постичь весь мир.
4639 Иногда ты должен побежать, чтобы увидеть, кто побежит за тобой. Иногда ты должен говорить мягче, чтобы увидеть, кто на самом деле прислушивается к тебе. Иногда ты должен сделать шаг назад, чтобы увидеть, кто еще стоит на твоей стороне. Иногда ты должен делать неправильные решения, чтобы посмотреть, кто с тобой, когда всё рушится.
4640 Когда вокруг тебя одни и те же люди, то вроде бы само собой получается, что они входят в твою жизнь. А войдя в твою жизнь, они через некоторое время желают ее изменить. А если ты становишься не таким, каким тебя желают видеть, обижаются. Каждый ведь совершенно точно знает, как жить на свете. Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может.
4641 Те дела нашей жизни, которые мы называем добрыми и рассказывать о которых нам бывает легко, почти сплошь принадлежат к этому первому, легкому роду, и мы легко о них забываем. Другие дела, говорить о которых нам тяжко, мы никогда не можем забыть, они в какой-то степени больше наши, чем те, и длинные тени их ложатся на все дни нашей жизни.
4642 Они смеялись над выражениями и шутками, которых я не понимал. Они вообще умели смеяться так, как мне не было дано, на какой-то грязный и грубый, но бесспорно взрослый и мужской лад. Что из того, что ты был умнее их и знал в школе больше. Что из того, что ты был лучше одет, умыт и причесан. Напротив, именно эти различия шли им на пользу.
4643 Я смутно чувствовал, что моя дружба с Вебером и его копилкой была не чем иным, как тоской по этому миру. В Вебере для меня не было ничего достойного любви, кроме его великой тайны, благодаря которой он был ближе, чем я, к взрослым, жил в неприкрытом, более голом, более грубом мире, чем я со своими мечтаниями и желаниями.
4644 Никто ничего не заслуживает. Вопрос всегда в том, кто готов пойти и взять это для себя. И ты доказала, что готова пойти и взять то, что ты хочешь. Так что будь честна и в этом. Нет просто жертвы или победителя. Каждый находится где-то посередине. Люди, которые примеряют на себя тот или иной образ, не только обманывают самих себя, но и до тошноты неоригинальны.
4645 Медленный переход осени к зиме – вовсе не плохая пора. Это пора, когда нужно собрать, привести в порядок и сложить все свои запасы, которые ты накопил за лето. А как прекрасно собирать всё, что есть у тебя, и складывать поближе к себе, собрать свое тепло и свои мысли, зарыться в глубокую норку – уверенное и надежное укрытие.
4646 Это было ранней весной. Иногда по вечерам она стояла и смотрела на его окна с синими шторами, за которыми горел неяркий свет. Даже если окно было темным, она продолжала стоять и смотреть на него. Она ни на что не надеялась, она просто преклонялась перед ним. Безликая пустынность улицы, холод и долгий путь домой ее не смущали.
4647 Быть может, это в самом деле чудачество, но когда я прохожу мимо крестьянских лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немного и в моей власти и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немного буду виноват и я.
4648 Когда идешь темной ночью по лесу и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу. Я работаю, как никто в уезде, судьба бьет меня, не переставая, порой страдаю я невыносимо, но у меня вдали нет огонька. Я для себя уже ничего не жду, не люблю людей. Давно уже никого не люблю.
4649 Мы не даем никакой цены своему собственному мнению, даже если оно умно, но дрожим перед мнением разных глупцов. Я боялась чужого мнения до последней минуты, но как только послушалась саму себя и решила жить по-своему, глаза у меня открылись, я победила свой глупый страх и теперь счастлива и всем желаю такого счастья.
4650 Несмотря на все попытки понять феномен денег, я так и не знаю, зачем они. Я никогда не мог понять, почему нельзя обменять сосиски на кепку и почему я сначала должен продать кепочнику сосиски и получить от него деньги, а потом у него же купить на эти деньги кепку, то есть дать кепочнику его же деньги. В то время как гораздо проще сказать: махнемся.
4651 Я бы сил не щадила и в этом находила бы счастье, только бы знать, что это не попусту и ведет к какой-то цели. Ты мне должен ежеминутно напоминать, что мы тут для того, чтобы быть вместе. Подбадривай меня и не давай опомниться. Потому что, строго говоря, если взглянуть трезво, чем мы заняты, что у нас происходит?
4652 Ничего не бойся, и никогда не бойся, и не тоскуй. Только бы покаяние не оскудевало в тебе – и всё бог простит. Да и греха такого нет и не может быть на всей земле, какого бы не простил господь воистину кающемуся. Да и совершить не может совсем такого греха великого человек, который бы истощил бесконечную божью любовь.
4653 Есть одно желание, которое не ждет пищи, а само себя питает. Оно редкое, потому что люди о нем забыли. Но когда оно приходит, оно убивает жадность и рождает щедрость. И когда будут пройдены все пути неразумия и выхода не останется, придем мы и напомним о нем. Мы его называем блаженством. Его часто знают дети, многие женщины и всякий другой, который кормит незнакомца, или зверя, или птицу.
4654 Судьба была недоброй, жизнь – капризной и жестокой, в природе не было ни доброты, ни разума. Но доброта и разум есть в нас, людях, которыми играет случай, и мы можем быть сильнее, чем природа и судьба, пусть даже всего на несколько часов. И мы можем быть друг подле друга, когда это необходимо, и смотреть друг другу в понимающие глаза, мы можем любить друг друга и жить в утешение друг другу.
4655 Мы можем носить в сердце бога, и временами, когда мы искренно переполнены им, он может выглядывать из наших глаз и наших слов и обращаться также к другим людям, к тем, кто его не знает или не хочет знать. Мы не можем укрыть свое сердце от жизни, но мы можем так воспитать и научить его, чтобы оно обрело превосходство над случаем и способно было несломленным взирать на то, что причиняет боль.
4656 Он еще не готов был к тому, чтобы ходить по гостям. Потом он поехал на чем-то. И чем дальше он ехал, тем светлее становились весны в его воспоминаниях, и резче пахли цветы, и чище помыслы его возлюбленных, а ведь, наверно, это было не так, потому что и в те времена его обижала жизнь, но он вспоминал это со смехом.
4657 Домой – это туда, где можешь быть самим собой, а не тем, кем ты стал, будучи постоянно настороже. А когда поедешь домой, сразу узнаешь тех, кто тоже туда устремился. По дороге их становилось всё больше, и наконец он понял, что все мчатся домой, и поэтому давка. Это только кажется, что бегут из дому, на самом деле бегство – это всегда бегство домой.
4658 Маленькая птичка прилетела на тополь около нашего дома и тихо запела. Кто-то из старших мальчиков сказал, что это синяя птица. Мне показалось, что я видел ее синюю спинку. Снова и снова пела она свою нежную песенку. Не знаю почему, но я вдруг разрыдался. Я был взволнован этой песней до глубины души. С тех пор каждый год я ждал свою синюю птичку и с ней весну.
4659 Мы не только в детстве открыты для того, чтобы обрести сходство с кем-то. В ранней юности, например, если у тебя есть любимый учитель, то и он непременно оставит свой след в твоем облике; и даже многие годы спустя, когда ты, возможно, придешь к переоценке, а может, и отрицанию того, чему учил тебя этот человек, все равно кое-что из внушенного им останется с тобой на всю жизнь.
4660 Я люблю природу почему-то особенно ранней весной, когда деревья еще не одеты. Редко видит кто природу этой неодетой весной, и само собой понятно, что о неведомом и куда интересней читать, и мне, писателю, куда охотнее пишется. Весна света и половодья для меня лучшее время года, но только тянуть в это время по грязи за собой прицеп невозможно.
4661 Так дети в Москве начинают весну, как в деревне начинают ее воробьи, потом грачи, жаворонки, в лесах тетерева, на реках утки и кулики на болотах. От детских весенних звуков в городе, как все равно от птичьих криков в лесах, мои ветхие одежды с тоской и гриппом вдруг свалились. Настоящий бродяга при первых весенних лучах и вправду часто бросает свое тряпье при дороге.
4662 Прочитав еще раз, я подумал немного и, соблюдая таежный декрет, круто повернул назад, чтобы найти другую тропу. Между тем меня наблюдал человек за деревом, и когда я повернул, прочитав запрещение, он понял, что я неопасный человек, вышел из-за дерева и замотал головой в стороны, чтобы я его не боялся.
4663 Может быть, я еще и о многом мечтал, но все эти мечты были, как я их потом стал называть, досрочными. В этом надо всем нам сознаться, что есть сроки жизни, не зависимые от себя лично; как ни бейся, как ни будь талантлив и умен, – пока не создались условия, пока не пришел срок, всё твое лучшее будет висеть в воздухе мечтой и утопией, только я знаю одно, что мой корень женьшеня где-то растет, и я своего срока дождусь.
4664 Мы жили в деревне, перед окном у нас был луг, весь золотой от множества цветущих одуванчиков. Это было очень красиво. Все говорили, что луг золотой. Однажды я рано встал удить рыбу и заметил, что луг был не золотой, а зеленый. Когда же я возвращался около полудня домой, луг был опять весь золотой. Я стал наблюдать. К вечеру луг опять позеленел.
4665 К вечеру луг опять позеленел. Тогда я пошел, отыскал одуванчик, и оказалось, что он сжал свои лепестки, как все равно если бы у нас пальцы со стороны ладони были желтые и, сжав в кулак, мы закрыли бы желтое. Утром, когда солнце взошло, я видел, как одуванчики раскрывают свои ладони и от этого луг становится опять золотым.
4666 Дом рассохся от старости. А может быть, и от того, что он стоял на поляне в сосновом лесу и от сосен всё лето тянуло жаром. Иногда дул ветер, но он не проникал даже в открытые окна мезонина. Он только шумел в вершинах сосен и проносил над ними вереницы кучевых облаков. Чайковскому нравился этот деревянный дом.
4667 Начитавшись книг, она часто представляла себя в какой-то чудесной стране. Она совершенно ясно видела, как сходит с парохода на берег этой страны ранним утром, оставляет на сыром песке следы и в каждом из них прячется маленькая синяя тень, потому что солнце только что взошло и свет его косо падает на землю.
4668 И теперь наконец я начинаю с нее ради еще одной, единственной, которую я знаю и которая должна быть чуть ли не в самом конце. Так вот, я приступаю к началу рассказа, и если мне до того уже не стыдно, то меня охватывает дрожь, потому что я приступаю. Он проходит и не думает ни о чем, потому что о саде он вроде бы и не думал, а о картине уже всё передумал до этого.
4669 Не говорите мне о вашей религии, сначала покажите мне как вы относитесь к другим. Не говорите мне о том как сильно вы любите своего бога, сначала покажите мне как сильно вы любите все его творения. Не проповедуйте мне о глубине и силе вашей веры, проповедуйте тем как вы относитесь к ближнему. Мне вовсе не так уж интересна теория, в которой вы хотите меня убедить, мне интересно как вы живете и что привносите в этот мир.
4670 Всего же поразительнее оказалась в городе вакса. За всю мою жизнь не испытал я от вещей, виденных мной на земле, такого восторга, такой радости, как на базаре в этом городе, держа в руках коробочку ваксы. Круглая коробочка эта была из простого лыка, но что это было за лыко и с какой несравненной художественной ловкостью была сделана из него коробочка.
4671 Вот вечереет летний день. Солнце уже за домом, за садом, пустой, широкий двор в тени, а я, совсем один в мире, лежу на его зеленой холодеющей траве, глядя в бездонное синее небо, как в чьи-то дивные и родные глаза, в отчее лоно свое. Плывет и медленно меняет очертания, тает в этой вогнутой синей бездне высокое белое облако.
4672 Почему же остались в моей памяти только минуты полного одиночества? Вот вечереет летний день. Солнце уже за домом, за садом, пустой, широкий двор в тени, а я, совсем один в мире, лежу на его зеленой холодеющей траве, глядя в бездонное синее небо, как в чьи-то дивные и родные глаза, в отчее лоно свое.
4673 Так и подмывало сбегать хоть на минуту в усадьбу Алферовых, благо брат с женой у нас, и Тонька, верно, одна в доме. И вместе с тем душу давило такое тяжкое сознание своего крайнего падения, было так горько и больно, так жаль себя, что приходили в голову и казались счастьем мысли о смерти. Сад то сиял жарким солнцем и гудел пчелами, то стоял в какой-то тончайшей голубой тени.
4674 Любовь – это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем. Я пропустил первую порошу, но не раскаиваюсь, потому что перед светом явился мне во сне белый голубь, и когда я потом открыл глаза, я понял такую радость от белого снега и утренней звезды, какую не всегда узнаешь на охоте.
4675 Я в первый раз открыл свою душу ласковому равнодушию мира. Я постиг, как он подобен мне, братски подобен, понял, что я был счастлив и всё еще могу назвать себя счастливым. Для полного завершения моей судьбы, для того, чтобы я почувствовал себя менее одиноким, мне остается пожелать только одного: пусть в день моей казни соберется много зрителей и пусть они встретят меня криками ненависти.
4676 Однажды Григ встретил в лесу маленькую девочку с двумя косичками – дочь лесника. Она собирала в корзину еловые шишки. Стояла осень. Если бы можно было собрать всё золото и медь, какие есть на земле, и выковать из них тысячи тысяч тоненьких листьев, то они составили бы ничтожную часть того осеннего наряда, что лежат на горах.
4677 Если бы можно было собрать всё золото и медь, какие есть на земле, и выковать из них тысячи тысяч тоненьких листьев, то они составили бы ничтожную часть того осеннего наряда, что лежат на горах. К тому же кованые листья показались бы грубыми в сравнении с настоящими, особенно с листьями осины. Всем известно, что осиновые листья дрожат даже от птичьего свиста.
4678 Сначала, в первые дни после их приезда, мне всё казалось, что она как-то мало развилась в эти годы, совсем как будто не переменилась и осталась такой же девочкой, как и была до нашей разлуки. Но потом каждый день я угадывал в ней что-нибудь новое, до тех пор мне совсем незнакомое, как будто нарочно скрытое от меня, как будто девушка нарочно от меня пряталась, – и что за наслаждение было это отгадывание.
4679 В это время, незадолго до их приезда, я кончил мой первый роман, тот самый, с которого началась моя литературная карьера, и, как новичок, сначала не знал, куда его сунуть. У Ихменевых я об этом ничего не говорил; они же чуть со мной не поссорились за то, что я живу праздно, то есть не служу и не стараюсь приискать себе места.
4680 Старик горько и даже желчно укорял меня, разумеется, из отеческого ко мне участия. Я же просто стыдился сказать им, чем занимаюсь. Ну как, в самом деле, объявить прямо, что не хочу служить, а хочу сочинять романы, а потому до времени их обманывал, говорил, что места мне не дают, а что я ищу из всех сил. Ему некогда было поверять меня.
4681 Правда, я хоть не признался и ей, чем занимаюсь, но помню, что за одно одобрительное слово ее о труде моем, о моем первом романе, я бы отдал все самые лестные для меня отзывы критиков и ценителей, которые потом о себе слышал. И вот вышел наконец мой роман. Еще задолго до появления его поднялся шум и гам в литературном мире.
4682 Главное, чем отличался Калязин от любого города нашей круглой планеты, было то, что как в нем, так и в ближайших окрестностях всегда стояла хорошая погода и имелось всё, что нужно человеку для хорошей жизни. Была черника там в сосновом бору позади огородов, и был хлеб на кухне в деревянном ларе. Был снег зимой и трава летом, и птицы в небе, и рыба в великой реке.
4683 Тогда гармония и топот во дворце отдельно от всего мира звучат и с ночью отходят. Серым одеялом сваливается ночь в одну сторону. На востоке великие планы начертаны, стар и мал встань в заутренний час лицом на восток, и все равно у всех одинаково сложится во всей душе до конца. Бело и плотно поверх синих лесов над низиной завернулось облако.
4684 Весной можно жить с чувством осени, и бывают такие дни почти каждой весной, что совсем как осенние, только по зеленым листикам и догадываешься о весне, но осенью нельзя весну видеть в природе, тут уже кончено, простись. Весной света, в голубом сиянии снегов, и нужно, чтобы в сердце была черная точка, из нее потом вырастет сила броситься, когда раскипится весенний омут, к орущим лягушкам.
4685 Это обстоятельство воспитывало детей. Они этого не сознавали потому, что мало кто и из взрослых знает и слышит то, что зиждет, ладит и шьет его. Жизнь посвящает очень немногих в то, что она делает с ними. Она слишком любит это дело и за работой разговаривает разве с теми только, кто желает ей успеха и любит ее верстак. Помочь ей не властен никто, помешать – может всякий.
4686 Помочь жизни не властен никто, помешать – может всякий. Как можно ей помешать? А вот как. Если доверить дереву заботу о его собственном росте, дерево всё сплошь пойдет проростью или уйдет целиком в корень или расточится на один лист, потому что оно забудет о вселенной, с которой надо брать пример, и, произведя что-нибудь одно из тысячи, станет в тысячах производить одно и то же.
4687 Вчера на восходе была такая тишина, что даже и щекой не уловишь, тишина была тише своего дыхания. Но с какой-то стороны что-то чуть дышало на лес, и оттого березки там густо убирались инеем. А здесь, на другой стороне, инея не было. И я понял, что не солнце, как думалось, определяет, где наседать инею и где сучку оставаться голым, а это делает утреннее дыхание, такое слабое, что даже и щекой не улавливаешь.
4688 После обеда мы выехали и на полпути поставили машину к обочине, сели на опушке леса. Все летние птички пели, и всё пахло. Мне было так, будто вся природа спит, как любящая мать, а я проснулся и хожу тихонько, чтобы ее не разбудить. Но она спит сейчас тем самым сном, как любящая мать, спит и во сне по-своему всё знает про меня.
4689 Мне было так, будто вся природа спит, как любящая мать, а я проснулся и хожу тихонько, чтобы ее не разбудить. Но она спит сейчас тем самым сном, как любящая мать, спит и во сне по-своему всё знает про меня, что вот я запер со стуком машину, перепрыгнул через канаву и теперь молча сижу, а она встревожена – куда он делся, что с ним.
4690 У меня есть основание, почему я предпочитаю собаку, любящую не одного меня, а всего человека: я сам точно так веду себя в отношении моих близких глупо и требую тоже от них, чтобы моя персона не заслоняла собой всего человека и они бы тоже не застилали мне свет солнца. Мало того, только в таких отношениях я понимаю свободу, а эгоистов с их злыми собаками считаю убийцами духа.
4691 Несвободный поэт прежде всего по своему заданию смотрит на эту целину и разбирает, где целина эта поднята и где она не поднята. А свободный поэт обратит внимание на дроф, летающих над целиной, и понимает по дрофам, что целина, где они прошлый год устраивали свои гнезда, поднята, и им надо искать новые места для своих гнездований.
4692 Человека создал бог по образу и подобию своему. Человеку дана самая великая свобода – свобода выбора между темным и светлым. Человеку дана душа. Всё видимое подвластно человеку, и человек волен, даже по отношению к богу, любить его или нет. Никто и ничто не может управлять человеком помимо его воли. Бог хочет любви человека в ответ на свою любовь, но любви свободного человека, совершенного и подобного ему.
4693 Счастье – это та же радость бытию про себя при всяких, даже ужасных условиях до того, чтобы улыбнуться солнцу при последнем вздохе. Радоваться небу, солнцу, траве, выйти на дорогу, обрадоваться встрече с человеком и разделить с ним путь до его села, и в селе этом чтобы просто обрадоваться всем людям, поговорить, попеть с ними и расстаться так, чтобы дети долго потом вспоминали про веселого странника.
4694 Но зато я существую, я словом своим по силам своим жизнь изменяю, творю, значит, я существую. И вместе с этим всё больше овладевает мной мысль о каком-то хорошем месте моем в будущем сознании людей. Когда это будет, где и как – я не могу сказать, но в том я уверен, что место свое найду, и эта вера моя есть требование моего человеческого смысла.
4695 Жалость ко всему живому нужнее всего для того, чтобы подвигаться в добродетели. Кто жалостлив, тот и не обидит, и не оскорбит, и простит. Добрый человек не может быть нежалостлив. А если человек несправедлив и зол, то такой человек наверное нежалостлив. Без жалости ко всему живому не может быть добродетели.
4696 И еще со мной было детство, отрочество и юность – мои и всех писателей, которых я прочел, и золотой мостик луны, который видел только я один, и он всегда был со мной, а больше ни с кем, ведь у каждого внешний мир всегда свой, мы только внутри все одинаковые. И это меня убивали шесть раз за мой первый день фронта.
4697 Сказано: никуда не торопись, никогда не опоздаешь. Если стадо вечно голодных коз и коров не истопчет пустырь и если вечно голодный человек не пройдется здесь с косой и серпом, то уцелеет росток. Весенние ливни будут его поить, земля, в которой есть всё для жизни, питать, и встанет со временем здесь исполинское вечное дерево.
4698 Суеверия и обманы мучат людей. Избавление от них только одно: истина. Истину же мы познаем и сами собой и через мудрых и святых людей, живших до нас. И потому для доброй и хорошей жизни нужно и самому искать истину и пользоваться теми указаниями истины, которые дошли до нас от прежних мудрых и святых людей.
4699 Мартин рад был продать эти первые пробы пера хоть за бесценок. Он понимал, насколько они слабы, это он понял очень быстро. Но он твердо верил в свои позднейшие работы. Он стремился стать не просто поставщиком беллетристики. Он старался овладеть всеми тонкостями мастерства. Однако силой он не жертвовал. Сила его росла как раз потому, что он сознательно ее сдерживал.
4700 Миссия его заключалась в том, чтобы провозгласить вечную истину, что бог один, но имеет много аспектов, и что разные народы поклоняются одному богу под разными именами и формами; что бог и личен и безличен, и выше личного и выше безличного; что он имеет и имя и форму, и в то же время не имеет ни имени, ни формы.
4701 Когда человек любит подвиги, он всегда умеет их сделать и найдет, где это можно. В жизни всегда есть место подвигам. И те, которые не находят их для себя, – не просто лентяи и трусы, или не понимают жизни, потому что, если бы люди понимали жизнь, каждый захотел бы оставить после себя свою тень в ней.
4702 Иной раз то, что написано в книге, переворачивает твою жизнь, а иногда и не нужно даже читать ее. Приятно просто иметь ее в доме. Многие из этих книг мы вообще ни разу не раскрывали. Наша дочь удивляется, зачем мы покупаем книги, которые даже не читаем. Это все равно что спросить человека, который живет один, зачем он завел кошку. Для компании, разумеется.
4703 Небо было синее, и на нем отчетливо белели залитые весенним солнцем дома, крыши и башни города, пестревшего над зелеными скатами берегового парка и бульваров. Сверху из города было видно такое же синее море, и железный броненосец далеко и одиноко блестел среди его синевы. Всё было полно великой радости солнца.
4704 Сверху из города было видно такое же синее море, и железный броненосец далеко и одиноко блестел среди его синевы. Всё было полно великой радости солнца и дня, всё было полно воздуха и яркого света, тени были голубые и прозрачные, все краски ярки и чисты, и казалось, что кроме ярко-синего, розового и белого цветов нет ничего, и всё ослепительно красиво, ярко и свежо.
4705 Теперь он состоял при одном из них по особым поручениям. По утрам являлся к нему в кабинет, потом к жене его в гостиную и действительно исполнял некоторые ее поручения, а по вечерам в положенные дни непременно составлял партию, с кем попросят. У него был довольно крупный чин и оклад – и никакого дела.
4706 Он с самого детства любил уходить в угол и книжки читать, однако, товарищи его до того полюбили, что решительно можно было назвать его всеобщим любимцем во всё время пребывания его в школе. Он редко бывал резв, даже редко весел, но все, взглянув на него, тотчас видели, что это вовсе не от какой-нибудь в нем угрюмости.
4707 Что-то было в нем, что говорило и внушало, что он не хочет быть судьей людей, что он не захочет взять на себя осуждения и ни за что не осудит. Казалось даже, что он всё допускал, нимало не осуждая, хотя часто очень горько грустя. Мало того, в этом смысле он до того дошел, что его никто не мог ни удивить, ни испугать, и это даже в самой ранней своей молодости.
4708 Он редко бывал резв, даже редко весел, но все, взглянув на него, тотчас видели, что это вовсе не от какой-нибудь в нем угрюмости, что, напротив, он ровен и ясен. Между сверстниками он никогда не хотел выставляться. Может, по этому самому он никогда и никого не боялся, а между тем мальчики тотчас поняли, что он вовсе не гордится своим бесстрашием.
4709 Обиды никогда не помнил. Случалось, что через час после обиды он отвечал обидчику или сам с ним заговаривал с таким доверчивым и ясным видом, как будто ничего и не было между ними вовсе. И не то чтоб он при этом имел вид, что случайно забыл или намеренно простил обиду, а просто не считал ее за обиду, и это решительно пленяло и покоряло детей.
4710 Ваше письмо утешило бы меня, если бы что-нибудь могло меня утешить в этом ужасном горе, которое на меня обрушилось. Вчера мы похоронили ее, и с тех пор, как ее бедное, бездыханное тело покинуло этот дом, мне всё кажется, что я одна на свете. Человек любит свою мать, почти не сознавая и не чувствуя этого, потому что это для него так же естественно, как дышать.
4711 Вместе с матерью уходит половина нашего детства – ведь наша жизнь, жизнь маленького ребенка, принадлежит ей столько же, сколько и нам. Она одна знает ее так же, как знаем мы сами, она помнит множество далеких, дорогих для нас мелочей, которые были и остаются первыми радостными волнениями нашего сердца.
4712 Книгу следует читать дважды. Один раз следует прочитать в молодости, пока вы моложавее героев, второй раз – когда вошли в возраст и герои книги стали моложе вас. Тогда вы увидите их с обеих сторон, да и они смогут учинить вам экзамен с той стороны времени, где оно стоит. Это значит, впрочем, что иной раз бывает вообще поздно читать какие-то книги.
4713 Сашка хотел добавить, что ему совсем не хочется спать, но не успел, так как заснул с такой быстротой, что точно шел ко дну глубокой и быстрой реки. Скоро заснул и отец. Кроткий покой и безмятежность легли на истомленное лицо человека, который отжил, и смелое личико человека, который еще только начинал жить.
4714 В ответ Мо слегка ущипнул ее за нос. Мо – именно так она называла своего отца, и никак иначе. В ту ночь, что положила начало стольким событиям и так много изменила, у Мегги под подушкой лежала одна из ее самых любимых книг. И поскольку дождь не давал ей заснуть, она села в постели, протерла глаза и достала из-под подушки книгу.
4715 Сев на колени перед мокрым окном, она посмотрела на улицу. И тут она увидела его. На фоне светлой стены дождя незнакомец казался тенью, лишь лицо его было освещено, а мокрые волосы прилипли ко лбу. Дождь струился по нему, но он не обращал на это внимания. Он стоял неподвижно, обхватив себя руками, пытаясь хоть немного согреться. Так он и стоял, уставившись на их дом.
4716 Война кончается. Я остался жив, и даже раны мои все ерундовые. Что же касается души и ее ранений, а это гораздо занятнее, то я видел приблизительно всё, что видели все в эти годы, и испытал всё, что испытали все, только, может быть, немножко острее. Потому что я художник и до сих пор верю в то, что это во мне есть.
4717 Строить жизнь без черновиков пока не удается, а беситься от глупости жизни, от ее бессмысленности и низости – это все равно, что негодовать на красочную грязь, которая остается на палитре. Потому что и глупость и низость – это от смерти, а от жизни – одна красота, которая умней всех нас и сама знает, что к чему.
4718 А ведь я насчет Марса сказал просто так. Никто еще не знал тогда, что это так близко. Просто горечь разлуки душила меня, я расставался с человеком, которого узнал только сейчас, во время последнего и единственного настоящего разговора, и вот теперь я терял его, потому что людей так много, и мгновений нежности так мало.
4719 Комната перестала быть нежилой, и ему показалось, что мать просто ушла погулять. Она скоро придет и поднимется к нему в детскую, чтобы выпить с ним чаю. Ему даже почудилось, что она только что его поцеловала. Неправда, что он никогда больше ее не увидит. Неправда, потому что этого не может быть. Филип вскарабкался на постель и положил голову на подушку. Он лежал не шевелясь и почти не дыша.
4720 Вскоре он стал читать и другие книги. Ум у него был любознательный. Увидев, что мальчик нашел себе занятие, больше не пристает к взрослым и не шумит, дядя и тетя перестали обращать на него внимание. У мистера Кэри было столько книг, что он не мог все их упомнить, а так как читал он мало, то не знал и того, какие именно книги он привез в той или иной пачке, купленной по дешевке у букиниста.
4721 Был глубокий, черный зимний вечер. Сотня чаек ночевала на воде за бортом в зоне палубных огней. Чайки сидели на мелких волнах и качались на них, как на мокрых бременских осликах. Вся сотня правила строго на ветер, хотя и спала, клевала носами. Спящие на черной воде светлые птицы производили какое-то лунное впечатление.
4722 Ему уже не хотелось уходить из школы, но он знал, что не сможет заставить себя пойти к директору и сказать, что остается. Это было бы таким унижением, какого он не мог вынести. Он сомневался, правильно ли поступил, был недоволен собой и всем на свете. И мрачно спрашивал себя: неужели всегда, когда тебе удается поставить на своем, ты потом об этом жалеешь?
4723 Легенд было множество, однако ни одна не повторяла ту, которую рассказывала мать. Он много раз пытался ее вспомнить, но всякая попытка заканчивалась провалом, более того – будто стирала очередную крохотную деталь. Симон мало помнил свою мать, и ему было обидно, что память не сохранила не только ее живой образ, но и истории, которые она ему рассказывала.
4724 Я жил так, а не иначе, хотя и мог бы жить иначе. Одного я не делал, а другое делал. И раз я делал это другое, то не мог делать первое. Ну что из этого? Ничто не имело значения. Из бездны моего будущего в течении всей моей нелепой жизни поднималось ко мне сквозь еще не наставшие годы дыхание мрака, оно всё уравнивало на своем пути, всё доступное мне в моей жизни, такой ненастоящей, такой призрачной жизни.
4725 Он написал ей только потому, что ему было тяжело, когда он не мог работать, когда сомневался в себе и был одинок. Это могла бы быть долгая переписка, обмен прекрасными письмами, прелесть и смысл которых приобретали особое значение, оттого что они никогда не встретятся, ни одного раза до самой смерти. Во все времена существовала такая переписка между человеком искусства и женщиной.
4726 Перед началом войны они как раз собрались отправиться всей семьей в Маргейт на праздники, и так как это стало бы в их жизни событием почти небывалым, то, когда поездку пришлось отменить, они представили себе катастрофу, постигшую мир, с такой ясностью, с какой иначе никогда не могли бы осознать ее эти домоседы, столь далекие от всей обстановки, в которой созрели зерна мировой войны.
4727 Решил посидеть на вокзале. Люди, много людей – а мечталось о светлом безлюдном месте. Мне ни говорить с ними не хотелось, ни просто видеть их. Знать не хотелось, что они есть. Потому что после расставания с Настей лучше бы их вообще не было. От их присутствия одиночество только острее. Просидел я на вокзале часа полтора.
4728 Пусть даже только через посредство этого поэта леса, а не в собственной природе моей, родилось это стремление к лесу, теперь уже все равно: в кровь мою вошло чувство жизни дерева, и если надо мной из пораненного сучка березки весной капает сок, то березка мне эта не ботанически живое существо, а человечески живая березка.
4729 Меня всегда томил страх сиротства, и я хотел быть уверен, что ко дню его смерти я буду уже не очень сильно в нем нуждаться. Однако сейчас я сам себе напомнил, что кроме практической пользы получаешь от родителей и нечто большее и что, когда они уйдут, ты все равно останешься сиротой, и неважно, сколько тебе будет лет к этому времени – девять или девяносто.
4730 Я не уверен даже в том, что понимаю эти слова правильным образом, но они меня приподняли. Мой теперешний ад в том, что смерть здесь гораздо страшнее, чем на острове. Конечно, я цеплялся там за жизнь, как мог, но ведь и смерти не боялся. Когда жизненное пространство начинало стремиться к нулю, смерть мне казалась чуть ли не выходом.
4731 Если бы я был как человек, живущий в лесу, из которого он точно знает, что нет выхода, я бы мог жить; но я был как человек, заблудившийся в лесу, на которого нашел ужас оттого, что он заблудился, и он мечется, желая выбраться на дорогу, знает, что всякий шаг еще больше путает его, и не может не метаться.
4732 То, что Рут мало верила в литературную будущность Мартина, ничуть не умаляло ее в его глазах. Во время каникул, которые он устроил себе, он много занимался самоанализом и благодаря этому гораздо лучше понял самого себя. Он обнаружил, что любит красоту больше славы и если и желает славы, то только ради Рут.
4733 Он обнаружил, что любит красоту больше славы и если и желает славы, то только ради Рут. Лишь ради нее он и мечтал прославиться, стать великим и знаменитым во всём мире – творить добро, как он выражался, только для того, чтобы женщина, которую он любил, могла гордиться им и считать его достойным себя.
4734 Несмотря на ученую степень бакалавра искусств, она стояла ниже его в понимании и осмыслении мироздания, а год труда, который он посвятил самообразованию, дал ему такое знание мира и жизни, такое понимание искусства, какого ей никогда не суждено достигнуть. Всё это он прекрасно видел, но это нисколько не влияло на его любовь к ней и на ее любовь к нему.
4735 В маленьком шкафчике он держал свое платье и книги, для которых уже не хватало места ни на столе, ни под столом. Кроме того, он усвоил себе привычку делать при чтении заметки: листков с этими заметками накопилось так много, что он не знал, куда их девать. Тогда он придумал протянуть поперек комнаты веревки для сушки белья и развесил на них свои заметки.
4736 Я помню наш последний разговор с ним, и я помню истинную причину, из-за которой его изгнали. Она проста, эта причина. Я его предал. Никто этого не знает, даже он. Я единственный знаю. Потому что я единственный мог защитить его в самый тяжелый для него момент и не сделал этого. Никто не может меня обвинить. С любой точки зрения я поступил правильно.
4737 С любой точки зрения, кроме моей. Потому что он преподал нам хороший урок, этот клоун, которого меньше всего интересовала наука. Впрочем, как и всякая другая деятельность, если она не могла дать ответа: а зачем она нужна для человечества? В том нашем последнем разговоре, в котором были поставлены все точки над и.
4738 Другие с грехом пополам всё же печатались, а он всю жизнь потратил впустую. Целый час он терзался такими мыслями, а потом побрел через ночные комнаты в библиотеку и зажег фонарь. Среди книг, к которым полвека никто не прикасался, он наудачу выбрал одну. Книге минуло три столетия, ветхие страницы пожелтели, но он впился в эту книгу и жадно читал до самого рассвета.
4739 Она дала этому свершиться, тихо и почти торжественно, без удивления и протеста, а когда увидела на глазах у меня слезы, то стала гладить меня своей легкой рукой по голове и плечу. Потом я продолжал играть, она пела, и мы не вспоминали больше этот поцелуй и этот удивительный час, но он остался для нас незабываемым, как наша последняя тайна.
4740 Солнце светит одинаково всем, и человеку, и зверю, и дереву. Но судьба одного живого существа чаще всего решается тенью, падающей на него от другого. Так было ранней весной, горячий луч солнца всё осветил и тронул даже семенную шишку на верху старой ели. На своем парашютике семя, кружась, медленно слетело вниз и упало на тающий снег.
4741 Я выздоровел, а Ганна умерла в феврале. На следующее лето я пошел с мамой на ее могилу и положил на зеленый маленький холмик цветы ромашки, перевязанные черной лентой. Такие цветы Ганна вплетала в свои косы. И мне было почему-то неловко, что рядом со мной стоит мама с красным зонтиком от солнца и что я пришел к Ганне не один.
4742 Он был очень печален, но что вызвало его печаль, он уже не знал. Так уж устроен мир: и печаль проходит, проходит не только радость, но и боль, и отчаяние, они блекнут, теряют глубину и значение, и наконец настает время, когда уже не можешь вспомнить, что причинило тебе такую боль. Страдания тоже отцветают и блекнут.
4743 Старые, мудрые гномы построили в лесу, под корнями деревьев, дворцы свои, сидя в которых они думали думы про жизнь и всё другое, про что нужно думать, чтобы быть мудрецом. Ночами они выходили на тенистый берег реки и, сидя на камнях и на старых, поваленных бурею стволах деревьев, смотрели на волны и слушали то, что они шептали, тихо пробегая до моря из непонятной, туманной дали.
4744 В том лесу жила старая фея и четыре ее дочери, самая меньшая из них была самой веселой, красивой и смелой. Она была очень маленькая, и ее головка, вся в серебряных кудрях, походила на пышно расцветшую лилию. Целые дни она бегала по лесу, а когда уставала, то садилась на ветви старого дуплистого бука.
4745 Это было ее любимое место, и с него, через пышный полог душистых зеленых ветвей, она видела бесконечную ширь степи, начинавшейся сейчас же за лесом и уходившей туда – в голубую даль, где ее край касался мягкой синевы неба. Она сидела высоко на ветках, ветер тихо качал их под ней, и она пела, нежась на солнце, о том, как хорошо быть феей и жить в старом, тенистом лесу.
4746 Должно быть, в голове у мисс Кроули не раз мелькала мысль, что никто ничего не делает даром. Если она отдавала себе отчет в своих собственных чувствах по отношению к миру, то должна была знать цену чувствам этого мира по отношению к себе. Быть может, задумывалась она и над тем, что таков обычный удел людей – не иметь ни одного истинного друга, если сам никого не любишь.
4747 Ранняя любовь волнует и кружит голову. Она легкая, игристая. Так любить может всякий. А вот любовь после троих детей, после разъезда и чуть ли не после развода, после того как оба изрядно помучили друг друга и все-таки простили, наскучили друг другу и все-таки сумели удивить, после самого плохого и самого хорошего – вот это и есть настоящая любовь. Это и есть то, что достойно называться этим словом.
4748 Красота была моментом, всего лишь моментом жизни в водовороте неведомого, в истинной пучине хаоса. И таким образом, красота тоже двигала вперед, но в пределах этого движения игра становилась рискованной, и риск был таков, что мог запустить хаос ее мира к невиданным высотам. Или безднам. Хотелось бы ей сохранить ясное сознание, чтобы стать свидетелем этого и насладиться зрелищем.
4749 Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное. Для такой уверенности у него был тот довод, что он был богат и только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет. До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда, очень недурно, но всё же возлагая все надежды на будущее.
4750 Лесная дорога пошла через поле – стала полевой. Дошла до деревни – превратилась в деревенскую улицу. По сторонам стояли высокие и крепкие дома. Их крыши были покрыты осиновой щепой. На одних домах щепа стала от ветра и времени серой, а на других была новой, золотилась под солнцем. Пока я шел колодцу, во все окошки смотрели на меня люди.
4751 На следующий день Берг проснулся от солнца. Дождя не было. Легкие тени ветвей дрожали на чистом полу, а за дверью сияла тихая синева. Слово сияние Берг встречал только в книгах поэтов, считал его выспренним и лишенным ясного смысла. Но теперь он понял, как точно это слово передает тот особый свет, какой исходит от сентябрьского неба и солнца.
4752 Слово сияние Берг встречал только в книгах поэтов, считал его выспренним и лишенным ясного смысла. Но теперь он понял, как точно это слово передает тот особый свет, какой исходит от сентябрьского неба и солнца. Паутина летала над озером, каждый желтый лист на траве горел от света, как бронзовый слиток.
4753 Паутина летала над озером, каждый желтый лист на траве горел от света, как бронзовый слиток. Ветер нес запахи лесной горечи и вянущих трав. Берг взял краски, бумагу и, не напившись даже чаю, пошел на озеро. Ваня перевез его на дальний берег. Берг торопился. Леса, наискось освещенные солнцем, казались ему грудами легкой медной руды.
4754 Берг торопился. Он хотел всю силу красок, всё умение своих рук и зоркого глаза, всё то, что дрожало где-то на сердце, отдать этой бумаге, чтобы хоть в сотой доле изобразить великолепие этих лесов, умирающих величаво и просто. Берг работал как одержимый, пел и кричал. Ваня его никогда таким не видел.
4755 Берг работал как одержимый, пел и кричал. Ваня его никогда таким не видел. Он следил за каждым движением Берга, менял ему воду для красок и подавал из коробки фарфоровые чашечки с краской. Глухой сумрак прошел внезапной волной по листве. Золото меркло. Воздух тускнел. Далекий грозный ропот прокатился от края до края лесов и замер где-то над гарями.
4756 Теперь я начал понимать, что к чему. Выбор приходится делать между плохими и очень плохими решениями. Мало кто наплел в этой жизни так много глупостей, как я. Разве что Франк. Но это было в Париже, в другой жизни. Здесь всё иначе. Это не треп в бистро, а реальное дело, которое не сделаешь, не запачкав рук.
4757 Аллах создавал мир таким, каким его хотел бы видеть умный семилетний ребенок. Аллах создавал мир так, чтобы сначала его можно было видеть. А потом дал нам слова, чтобы мы могли поделиться увиденным, но мы из этих слов сделали истории и считали, что рисунок существует как дополнение к этим историям. Хотя на самом деле рисовать – это значит искать Аллаха и видеть вселенную такой, как видел он.
4758 Первой хозяйкой здесь была еще прабабка моей бабушки. Она жила в наших теперешних комнатах на втором этаже. Когда семья большая, ей обычно нужен целый этаж, но в нашей семье из старшего поколения была лишь моя бабушка, и мы втроем занимали только две западные комнаты. Мы немногое могли дать в общий котел.
4759 Когда ты уехал и я осталась снова одна, я пошла бродить по городу. Мне цветов захотелось, и страстно. Я их искала, искала; когда усталость связала меня по рукам и ногам, я, наконец, нашла цветы, но красивые и душистые, и накупила на столько, сколько имела денег. В десятом часу пришла домой, и в этих моих цветах было всё.
4760 Я выросла совсем одна. Мне хотелось говорить и меня мучали разные вопросы – я человек ведь. Но родители заботливо добывали мне хлеб и в этом толклись; подруги были тупы и жили в другой плоскости, а больше у меня не было никого. Я была слишком горда, чтобы задавать вопросы родителям, и слишком живуча, чтоб привыкнуть к пониманиям подруг.
4761 И вот я научилась никого не спрашивать и до всего доходить самой. Слишком сильно мне хотелось прежде говорить и спорить, чтобы теперь не молчать, и мои поиски ответов и сопереживаний были слишком велики, чтобы не замкнуться в себе, и только в себе не черпать всего, что кроме общности. И я сильна в себе, это верно.
4762 День прошел в смятении, к вечеру Алексей надел серый костюм, примерил и галстук, но отставил его и взбежал на высокий берег, чтобы лучше приглядеться к дороге на Липки, постоять на том месте, где его поцеловала Тоня, увериться, что оно есть, это место, и густые ветви над ним, и стожок у заречной рощи.
4763 Главная цель искусства, если есть искусство и есть у него цель, та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека, высказать такие тайны, которые нельзя высказать простым словом. От этого и искусство. Искусство есть микроскоп, который наводит художник на тайны своей души и показывает эти общие всем тайны людям.
4764 Как хотелось бы мне, чтобы нашлось нечто такое, что успокоило и утешило бы нас, что помогло бы нам не чувствовать себя виновными и несчастными и идти по жизни не страдая от одиночества, не сбиваясь с пути, ничего не боясь и не рассчитывая лихорадочно каждый свой шаг, которым мы, сами того не желая, можем причинить зло нашим ближним.
4765 Человек приходит в этот мир не для того, чтобы прожить жизнь счастливо, и даже не для того, чтобы прожить ее честно. Он приходит в мир для того, чтобы создать нечто великое для всего общества, для того, чтобы достичь душевной высоты и подняться над пошлостью существования почти всех своих собратьев.
4766 Теперь прочитать всё написанное в ней не составляло труда, вот только то, что было там написано, сбивало с толку еще больше. Да, это были обычные молитвы, те самые, которые бывший послушник давно уже знал наизусть, только над каждой строкой молитвы была еще одна строка. Вроде, и слова в ней те же самые, только стоят не в том порядке, и буквы кое-где слегка изменены, давая другое звучание слову.
4767 Теперь она знала, как можно было бы сделать свой мир добрым и счастливым местом. На этот раз всё было верно, всё могло бы получиться, и никого не нужно было бы ни к чему прибивать. К сожалению, прежде чем она сумела добраться до телефона, чтобы кому-нибудь об этом рассказать, разразилась катастрофа, а идея была утеряна навсегда.
4768 Не подражай, потому что подражание создает глупость. Вы рождаетесь с безмерной возможностью разума. Вы рождаетесь со светом внутри. Слушайте этот тихий голос внутри, и он даст вам направление. Никто другой не может дать вам направление, никто другой не может стать моделью для вашей жизни, потому что вы уникальны. Никогда раньше не было никого, в точности похожего на вас, и никогда больше никого похожего на вас не будет.
4769 Следуя другим, вы можете привить себе красивый характер, но не сможете добиться красивого сознания, а пока у вас нет красивого сознания, вы никогда не сможете быть свободны. Вы будете спотыкаться в темной ночи души. Только ваш внутренний свет может стать рассветом. Но обычное человеческое существо не хочет быть свободным. Оно хочет быть зависимым. Оно хочет, чтобы им кто-то руководил.
4770 Мы читаем книги единственно для того, чтобы посредством чтения расширить пределы нашего личного опыта. Если книга в этом отношении не дает нам ровно ничего, ни одного нового факта, ни одного оригинального взгляда, ни одной самостоятельной идеи, если она ничем не шевелит и не оживляет нашей мысли, то мы называем такую книгу пустой.
4771 Сейчас для меня совершенно очевидно, что самое большое влияние на человека оказывают книги, которые он прочел, и люди, которых он встретил. Вот что братья и сестры должны знать про книги: самое важное понимать прочитанное правильно. Хорошо уметь читать, но очень плохо уметь читать и не уметь понимать прочитанное.
4772 Вечером к нам на балкон приходят чужие брошенные голодные собаки. Они тихо жмутся к ногам и робко заглядывают в глаза просящими глазами. Они останутся здесь на зиму. Мне страшно думать о тех лютых ночах, когда они будут дрожать от холода и ужаса в снегу. Море ревет в эти ночи, и деревья стонут от ветра, и кругом не горит ни одного огня.
4773 Вот место, где одной ночью в начале июня моего лица неожиданно коснулась ветка сирени, и я вздрогнул, сначала от испуга, а потом от счастья, потому что мне показалось, что это цветок поцеловал меня в щеку. Вот еще одно место. Здесь я встретил одну девушку. Она была мне незнакома, и я потом не встречал ее больше.
4774 Первое в нашем уме, что он от природы такой, значит то же, что дар или талант. Второе свойство нашего ума, что он непременно находится в согласии с сердцем. Так что общее понятие разума в нашем языке разбивается на две категории: одна – всё, что от разума, ближе к хитрости, и то, что ближе к мудрости, то есть к сердечному уму.
4775 В этот день нечего было и думать о прогулке. Правда, утром мы еще побродили часок по дорожкам облетевшего сада, но после обеда (когда не было гостей, миссис Рид кушала рано) холодный зимний ветер нагнал угрюмые тучи и полил такой пронизывающий дождь, что и речи не могло быть ни о какой попытке выйти еще раз.
4776 Я была освобождена от участия в этой семейной группе; как заявила мне миссис Рид, она весьма сожалеет, но приходится отделить меня от остальных детей, по крайней мере до тех пор, пока Бесси не сообщит ей, да и она сама не увидит, что я действительно прилагаю все усилия, чтобы стать более приветливой и ласковой девочкой.
4777 Эта наивность, минуя близкое, всем видимое, может дать зрение на более далекое, во всякой случае такое, чего обыкновенно не видят. Но если наивность прошла, то вернуть ее так же невозможно, как девственность. Сильно талантливый человек не может быть очень умным, потому что при одном уме – злость и холод, а талант греет, и ум на таланте как бы на теплой лежанке.
4778 Когда я ее вспоминаю, то вижу длинный список красок, но сильнее всего отзываются те три, в которых я видел ее во плоти. Бывает, мне удается воспарить высоко над теми тремя мгновениями. Я зависаю на месте, а гнилостная истина кровит, пока не приходит ясность. Вот тогда я и вижу, как они встают в формулу.
4779 Почти не слушая, он видел перед собой лицо девушки, которая только что приходила с тарелкой свежего печенья. Смотреть на нее было все равно что любоваться цветком или каким-нибудь чудесным явлением природы, – и он смотрел на нее, пока она не опустила глаза, дрогнув ресницами, и не вышла из комнаты тихо, как мышь.
4780 От этих тополей и получил свое название замок. За пределами этого огороженного места расстилалась обширная невозделанная равнина, поросшая диким терновником, где ветер выл и метался день и ночь. Дальше берег сразу обрывался кручей в сто метров высоты, отвесной и белой, купавшей свое подножие в волнах.
4781 Каков он будет? Она не представляла себе этого в точности и даже не спрашивала себя. Это будет он – вот и всё. Она знала только, что будет обожать его всей душой и что он будет любить ее также всем своим существом. В такие вечера, как этот, они будут гулять под пепельным светом звезд. Они пойдут рука об руку, прижавшись друг к другу.
4782 После смерти отца баронесса хотела оставить сестру у себя, но старая дева, преследуемая мыслью, что она всех стесняет, что она никому не нужна и может только надоедать, удалилась в один из монастырских приютов, сдающих помещения людям, жизнь которых печальна и одинока. Время от времени она проводила месяц или два в семье.
4783 Она спрашивала себя, что ей делать теперь, и искала занятия для ума, работы для рук. Ей не хотелось идти в гостиную к дремавшей матери, и она подумала о прогулке; но местность казалась такой печальной, что при одном взгляде из окна она почувствовала на сердце тоскливую тяжесть. Тогда она поняла, что у нее нет и больше никогда не будет никакого дела.
4784 День прошел совершенно так же, как вчерашний, только он был холодный, а не серый. И остальные дни недели были похожи на эти два дня, и все недели месяца походили на первую неделю. Постепенно, однако, ее тоска по далеким странам ослабела. Привычка наложила на ее жизнь отпечаток покорности, подобно тому, как некоторые воды отлагают на предметы слой извести.
4785 Жанна приезжала к нему через каждые два дня, а по воскресеньям брала его в отпуск. Не зная, что делать во время уроков между переменами, она сидела в приемной, потому что не находила в себе ни силы, ни решимости оставить школу. Директор пригласил ее к себе и попросил бывать реже. Но она не приняла во внимание этого совета.
4786 А когда состаришься, чего тогда ждать? Утром спешить из дому на службу и работать час за часом весь день напролет, а потом снова спешить домой, обедать, ехать в театр? Если сколачивать состояние, быть может, оно того и стоит, – не знаю, это зависит от характера; ну, а если ты не стремишься к богатству, тогда чего ради? Я большего хочу от жизни.
4787 Как я могу разговаривать, когда мое внимание отвлечено тем, откроется ли у вас черная семерка, чтобы положить ее на красную восьмерку? Беседа требует всей силы интеллекта, и если вы изучили это высокое искусство, то имеете право ждать от собеседника, что он будет слушать вас со всем вниманием, на какое способен.
4788 Искусство приближает предмет, роднит всех людей одной земли, и разных земель, и разные земли между собой, города, даже мелочи жизни становятся такими, будто их делало само время. Да, так и можно сказать, что всякое истинное творчество есть замаскированная встреча близких людей. Часто эти близкие живут на таких отдаленных окраинах места и времени, что без помощи книги, картины или звука никогда бы не могли друг друга узнать.
4789 Если думать о ней, глядя ей прямо в лицо, а не как-нибудь со стороны, или по поводу, то поэзия ко мне прямо ручьем бежит. Тогда кажется, будто любовь и поэзия – два названия одного и того же источника. Но это не совсем верно: поэзия не может заменить всю любовь и только вытекает из нее, как из озера.
4790 В его отношении к природе не было ничего материального и корыстного – он просто любил лес, любил по нему ходить, медленно и тихо, чтобы не вспугнуть раньше времени лесную птицу или зверя, слушать и вбирать в себя его запахи и звуки, и если и собирал корзину ягод или грибов, то делал это в охотку, не придавая этим дарам никакого значения.
4791 Если бы кто-нибудь сказал ему десять лет назад, что всё так скучно и заурядно сложится, он бы этому человеку никогда не поверил. Он слишком высоко себя ставил и ценил, чтобы так быстро сдаться и опустить руки, а теперь и сам не знал, к лучшему или худшему то, что с ним произошло. Но в любом случае его судьба не самая печальная.
4792 Он слишком высоко себя ставил и ценил, чтобы так быстро сдаться и опустить руки, а теперь и сам не знал, к лучшему или худшему то, что с ним произошло. Но в любом случае его судьба не самая печальная, по крайней мере он свободен, здоров и у него еще будет достаточно времени и сил, чтобы насладиться лесными дорогами, ручьями и не считать свою жизнь напрасной.
4793 Дрова в печи догорали, и нужно было точно угадать момент, когда закрыть трубу, чтобы не выпустить лишнее тепло и не угореть. Это была достаточно тонкая вещь, и когда ему случалось топить печь, он иногда ошибался. Но теперь ошибиться не хотелось: ничто не должно было испортить этот вечер. Дрова еще переливались красным и желтым жаром, дрожали, рассыпались на угольки.
4794 Он уже сильно замерз, но уходить было жалко, и он стоял и стоял на этом мостике, точно желая унести с собой ощущение темноты, смешанной с запахом озера и леса, и вдруг охватила его печальная и ясная мысль, что никогда больше такой ночи и такого пронзительного чувства благодарности миру и жизни за то, что они есть, у него не будет.
4795 Тут же на этот раз они были первые, никто до них ягоду тут не трогал и не мял, а наросло ее на диво, по словам Митяя, в редкий год удается такой большой урожай. Теперь Саня знал, что это такое – кусты ломятся от ягоды: они действительно ломились, лежали от тяжести на земле или стояли согбенно, поддерживая друг друга в непосильной ноше.
4796 Пальцы скоро научились чувствовать податливость ягоды, ее крепость и налив, и трогать ее то одним легким касанием, то осторожным нажимом, то с мягкой подкруткой, чтобы не оборвать плоть, когда ягода не хотела отставать от ростка; пальцы делали свое дело быстро и на удивление ловко, чего Саня и не подозревал в себе, словно и это пришло к нему как недалекое и желанное воспоминание.
4797 Правда, в ней было столько своенравия, сколько я не встречала до того ни в одном ребенке; она всех нас выводила из себя пятьдесят раз на дню и чаще; с того часа, как она сходила вниз, и до часа, когда укладывалась спать, мы не знали ни минуты покоя, ожидая от нее всяческих проказ. Всегда она была до крайности возбуждена, а язык ее не знал угомона.
4798 Дурная девчонка, но ни у кого на весь приход не было таких ясных глаз, такой милой улыбки, такой легкой ножки; и в конце концов, мне думается, она никому не желала зла. Если ей случалось довести вас до слез, она не отойдет от вас и будет плакать сама, пока не принудит вас успокоиться. Она была очень привязана к Хитклифу.
4799 Я и сейчас не знаю, что там было. Скорее всего, натянутая поперек дороги веревка, на которую я налетел, упал и потерял сознание. А может, меня оглушили каким-то другим способом, ничего определенного сказать не могу. Я только помню, что я ехал на велосипеде и думал. А потом наступил провал в памяти, а потом я нашел себя на каком-то диванчике.
4800 Мы шли в сторону моря и вскоре оказались на каменистом выступе, нависшем над пропастью. Справа и слева вздымались отроги гор, а под нами зияла бездна, в которой тонул взгляд. Если бы Чертов палец провалился сквозь землю, он оставил бы за собой такую вот огромную, страшную дыру. В глубине провала торчали острые скалы, похожие на клыки великана.
4801 За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой. В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души. Всё было немо и просторно, спокойно и печально – печалью русской степной ночи, спящего степного города. Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от слабого ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня.
4802 Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем. Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. Дойдя до нее, опять подивился: и тут всё осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе – всё так же казенно, скучно, как было когда-то при мне.
4803 Какая радость – существовать! Только видеть, хотя бы видеть лишь один этот дым и этот свет. Если бы у меня не было рук и ног и я бы только мог сидеть на лавочке и смотреть на заходящее солнце, то я был бы счастлив этим. Одно нужно только – видеть и дышать. Ничто не дает такого наслаждения, как краски.
4804 До вечера в саду толпится народ, слышится около шалаша смех и говор, а иногда и топот пляски. К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно.
4805 Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернув ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее.
4806 Он или не услышал в самом деле, или прикинулся, что не услышал, только это было нехорошо, ибо мнением дам нужно дорожить: в этом он и раскаялся, но уже после, стало быть поздно. Негодование, во всех отношениях справедливое, изобразилось на многих лицах. Как ни велик был в обществе вес Чичикова, но есть вещи, которых дамы не простят никому, будь он кто бы ни было, и тогда прямо пиши пропало.
4807 В то же самое время позади него из одних дамских уст вылетело вместе с запахом фиалок довольно колкое и язвительное замечание. Но, он или не услышал в самом деле, или прикинулся, что не услышал, только это было нехорошо, ибо мнением дам нужно дорожить: в этом он и раскаялся, но уже после, стало быть поздно.
4808 Впрочем, обе дамы нельзя сказать чтобы имели в своей натуре потребность наносить неприятность, и вообще в характерах их ничего не было злого, а так в разговоре рождалось само собой маленькое желание кольнуть друг друга; просто одна другой из небольшого наслаждения при случае всунет иное живое словцо. Разного рода бывают потребности в сердцах как мужского, так и женского пола.
4809 Дамы наперерыв принялись сообщать ему все события, рассказали о покупке мертвых душ, о намерении увезти губернаторскую дочку и сбили его совершенно с толку, так что сколько ни продолжал он стоять на одном и том же месте, хлопать левым глазом и бить себя платком по бороде, сметая оттуда табак, но ничего решительно не мог понять.
4810 Наконец я убедил ее отпустить меня, представив ей, что Наташа теперь ждет меня не дождется. Старушка перекрестила меня несколько раз на дорогу, послала особое благословение Наташе и чуть не заплакала, когда я решительно отказался прийти в тот же день еще раз, вечером, если с Наташей не случится чего особенного.
4811 Анна Андреевна уже давно дожидалась меня. То, что я вчера сказал ей о записке Наташи, сильно завлекло ее любопытство, и она ждала меня гораздо раньше утром, по крайней мере часов в десять. Когда же я явился к ней во втором часу пополудни, то муки ожидания достигли в бедной старушке последней степени своей силы.
4812 Я спросил, что нового. Она отвечала, что ничего, но с таким видом, по которому я тотчас догадался, что новое у нее есть и что она для того и ждала меня, чтобы рассказать это новое, но, по обыкновению своему, расскажет не сейчас, а когда я буду уходить. Так всегда у нас было. Я уж применился к ней и ждал.
4813 Лишь справа, где немного тени, кора тополей остается темной. Но и там она не такая, как обычно, а с сизым и сиреневым налетом. Густые ветки (которым еще ох как долго ждать листву) окутаны едва заметной дымкой. Это из-за тополиных почек. Почки еще не думают набухать, но сидят на ветках так часто, что для отдаленного зрителя сливаются в кисею.
4814 Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем всё разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску.
4815 Коль скоро встает вопрос, есть ли время читать, стало быть, нет на то желания. Потому что, если разобраться, времени читать ни у кого никогда нет. Нет у мелких, нет у подростков, нет у взрослых. Жизнь – постоянная помеха чтению. Чтение никак не связано с регламентом жизни общества, оно, как и любовь, просто образ жизни.
4816 Понятие зрелости в области чтения – штука странная. Вплоть до какого-то возраста какие-то книги нам не по зубам. Но в отличие от хороших вин хорошие книги не стареют. Они ждут нас на полках, а стареем мы. Когда нам кажется, что мы до них дозрели, мы беремся за них снова. И тогда одно из двух: или встреча происходит, или мы снова терпим фиаско.
4817 Мать, тысячу раз спросив, что со мной такое, а внятного ответа не получив, потому что ничего разумного мне в голову не приходило, повела меня к врачу, а тот осмотрел меня с головы до ног, но так и не сумел объяснить мои внезапные приступы недомогания и прописал мне курс витаминов – откуда ж ему было знать, что слово витамин обречено и найти его будет очень трудно.
4818 Что ни говори, что ни проповедуй, а мир уходит от нас много раньше, чем мы уходим от мира. Однажды вы начинаете всё меньше говорить о вещах, которыми больше всего дорожили, а уж если говорите, то через силу. Вы по горло сыты собственными разговорами. Всячески стараетесь их сократить. Потом совсем прекращаете.
4819 А может быть, дон Рэба просто глупый и удачливый интриган, сам толком не знающий, чего он хочет, и с хитрым видом валяющий дурака у всех на виду? Смешно, я три года слежу за ним и так до сих пор и не понял, что он такое. Впрочем, если бы он следил за мной, он бы тоже не понял. Ведь всё может быть, вот что забавно.
4820 Вся беда в том, что мы не замечаем, как проходят годы. Плевать на годы, мы не замечаем, как всё меняется. Мы знаем, что всё меняется, нас с детства учат, что всё меняется, мы много раз видели своими глазами, как всё меняется, и в то же время мы совершенно не способны заметить тот момент, когда происходит изменение, или ищем изменение не там, где следовало бы.
4821 А дождь будет падать на пустой город, размывая мостовые, сочиться сквозь гнилые крыши. Потом смоет всё, растворит город в первобытной земле, но не остановится, а будет падать и падать. А потом земля напитается, и взойдет новый посев, каких раньше не бывало, и не будет плевел среди сплошных злаков. Но не будет и нас, чтобы насладиться новой вселенной.
4822 Очень важно, чтобы при этом была прямая спина, а руки лучше всего складывать на животе – правая ладонь снизу, левая сверху. Это для мужчин, а для женщин наоборот. И ни на секунду не отвлекаться. Если так смотреть телевизор десять лет подряд хотя бы по часу в день, можно понять природу телевидения. Да и всего остального тоже.
4823 Должно быть, вся молодежь табуна приняла за личное оскорбление дерзость, которую позволил себе пегий мерин в отношении лысой кобылки, и весь остальной день ему решительно не давали кормиться и ни на минуту не давали покоя, так что табунщик несколько раз унимал их и не мог понять, что с ними сделалось.
4824 Нас никто не спрашивал, а знание дается лишь тем, кто ищет. Ты одна из нас, ты безвредна и не могущественна, потому что не стремишься к власти. Еще не бывало, чтобы великий гений, полководец или владыка, какому бы народу он ни принадлежал, принес бы счастье людям. Чем более он велик, тем больше беды.
4825 Ты всегда не понимаешь меня, царь мой, и не поймешь, пока мы не будем вместе совсем. Мне самой не нужна ни исключительность, ни изгнание соперниц. Нужно, чтобы я получила право охранять тебя – иногда вопреки твоему минутному желанию или против воли друзей и соратников. Иначе ты не сможешь опереться на меня в трудный час измены или болезни.
4826 Во вторник вечером после уроков они оба снова сидели в тишине класса. Боб, довольный, словно это блаженство будет длиться вечно, старательно вытирал доску, а мисс Тейлор проверяла тетради так, будто она тоже вечно будет сидеть здесь, в этой особой, мирной тишине и счастье. Вдруг на здании суда пробили часы.
4827 Дом этот был завершен задолго до того, как звезды растворились в свете нового дня, и он стоял пустым еще многие годы, не в силах призвать к себе своих будущих насельников. В каждой каморке было по мыши, за каждой печкой было по сверчку, дымили все печные трубы, каждую постель леденили какие-то, почти человеческие, существа.
4828 Здесь она слушала голоса погоды и дальних мест и знала, что происходит за этим холмом, и за морем, которое с одной стороны, и за далеким морем, которое – с другой, о чем свистит ветер, налетевший с севера, с вечных льдов, и что нашептывает вечное лето тропических морей и джунглей. Во сне Сеси вдыхала времена года и слушала пересуды городков.
4829 Уже кончался день, а они двое всё шли, всё говорили и не замечали ни времени, ни дороги. Впереди темнела небольшая роща, и сквозь ветви деревьев красным раскаленным углем пылало солнце, зажигало воздух и весь его превращало в огненную золотистую пыль. Так близко и так ярко было солнце, что всё кругом словно исчезало, а оно только одно оставалось, окрашивало дорогу и ровняло ее.
4830 Так близко и так ярко было солнце, что всё кругом словно исчезало, а оно только одно оставалось, окрашивало дорогу и ровняло ее. Глазам идущих стало больно, они повернули назад, и сразу перед ними всё потухло, стало спокойным и ясным, маленьким и отчетливым. Где-то далеко красный закат выхватил высокий ствол сосны, и он горел среди зелени, как свеча в темной комнате.
4831 Какими странными путями шла эта мысль: подумает он о своем давнем путешествии по Италии, полном солнца, молодости и песен, вспомнит какого-нибудь нищего – и сразу станет перед ним толпа рабочих, выстрелы, запах пороха. Или пахнет на него духами, и он вспомнит сейчас же свой платок, который тоже надушен и которым он подал знак, чтобы стреляли.
4832 Туман стоял и тень от него падала на дома и мостовую. Неделю тому назад выпал первый непрочный снег, растаял, и с тех пор на мостовой лежала липкая и серая грязь. Местами мокрые камни отражали черное небо и блестели косым и темным блеском и по ним, вздрагивая и колыхаясь, катились экипажи. Грохота наверху не было слышно – он замирал в тумане.
4833 Отец сказал, что мне лучше уехать подальше от дома. Для моего же блага. У меня две сестры, я младший в семье, и отец считал, что на мою долю выпадет гораздо больше любви и внимания, чем следует. Он хочет научить меня, что мир вовсе не то место, где пять обожающих тебя женщин в любое время готовы броситься тебе на помощь.
4834 Книга дает человеку возможность подняться над самим собой. Ведь ни у кого из нас нет такого личного опыта, который позволял бы хорошо понимать не только других, но даже и самого себя. Все мы чувствуем себя одинокими в этом огромном, равнодушном мире. Мы страдаем от этого, нас ранят несправедливость и трудности жизни. Из книг мы узнаем, что и другие, в том числе великие люди, так же страдали и искали, как и мы.
4835 Жизнь многих из нас – роман, достойный пера Диккенса или Бальзака, но это далеко не всегда приносит нам удовлетворение. Задача писателя в том и состоит, чтобы дать правдивую картину жизни, но показать эту картину на таком расстоянии от нас, чтобы зрелище ее не порождало в нас чувство страха или смятения.
4836 Вика говорит, что времени нет, и расстояния нет, и каждая наша встреча предопределена, как и каждое расставание. Не плачь, когда увел кого-то из семьи, не плачь, когда у тебя увели, ты ничего не решаешь, просто идешь по следам, которые начертил тот, кто придумал твою жизнь с первого дня и до последнего.
4837 Когда я вспоминаю о ней, у меня меняется тембр голоса и тускнеет взгляд, но Вика говорит, что нам не дано пройти по тем дорогам, по которым мы однажды уже прошли, а Маринка говорит – всё, что мы оставили позади, никогда больше к нам не вернется, и я верю им больше, чем себе, потому что иначе никак, или верь и живи, или отрекайся и умирай. Я живу.
4838 Впереди маячили годы войны, но Вера об этом еще ничего не знала. Она вела свою мать туда, где перебивались огнями окна каменных домов, где, связывая невидимой пуповиной небеса с землей, вился из невысоких труб теплый печной дым, где каждый оборот скрипучего колеса деревенской арбы рассказывал о том, что было и чего уже никогда не вернуть.
4839 Не нравится мне, что мы одно и то же можем видеть по-разному. Что у каждого в глазах какой-то фильтр и он заставляет видеть совсем не то, что видит другой. Но как тогда согласовать прошлое? Да если даже махнуть на прошлое рукой – все равно оно запутано и никогда не сложится в общий рассказ, – то как быть с настоящим? Оно тоже подчиняется закону фильтров.
4840 Сразу после этого он принес ей три книги, но той, которую он завернул в бумагу, среди них не было. Через час они вынесли вещи во двор. Оказавшись на улице, Мегги стала замерзать. Утро было таким же холодным, как дождь накануне, и солнце одиноко висело над горизонтом бледным пятном, словно потерянная кем-то монетка.
4841 Само по себе всё это было видом, как и комната была сама по себе; но нашелся посредник, и теперь этот вид становился видом из этой именно комнаты. Прозрев, она лучше не стала. Палевые в сизых тюльпанах обои будет трудно претворить в степную даль. Пустыню письменного стола придется возделывать долго, прежде чем взойдут на ней первые строки.
4842 Мне никогда не забыть ту ночь. Я полностью сознавал себя, все мои чувства были широко распахнуты, я приготовился ко всему, но абсолютно не испытывал страха. Словно бы шел по высокому мосту, с одного берега своей жизни к другому, и знал, что за моей спиной этот мост растает, как серебряный дым, и вернуться я никогда не смогу.
4843 Приступы отчаяния случались со мной, когда Хелен спала. Тогда я смотрел на ее лицо, которое тихонько дышало, смотрел на свои здоровые руки и понимал ужасающее одиночество, на какое нас обрекает наша кожа, раздел, через который не перекинуть мост. Ни одна капля моей здоровой крови не могла спасти любимую больную кровь. Это непостижимо, и смерть непостижима.
4844 Волна любила его, обдавала пеной и медленно подтачивала. И вот в один прекрасный день, совсем уже подточенный, утес качнулся и рухнул в ее объятия. И вдруг утеса не стало. Не с кем играть, некого любить, не о ком скорбеть. Утес затонул в волне. Теперь это был лишь каменный обломок на дне морском. Волна же была разочарована, ей казалось, что ее обманули, и вскоре она нашла себе новый утес.
4845 Возврата быть не может, ничто не стоит на месте: ни ты сам, ни тот кто рядом с тобой. Всё, что от этого осталось в конце концов, это редкие вечера, полные грусти, – грусти, которую чувствует каждый человек, ибо всё преходяще, а он – единственное существо на земле, которое это знает, как знает и то, что в этом – наше утешение. Хотя и не понимает почему.
4846 Потеряв связь с тобой в годы войны, я написала сотни писем, которые так и не дошли к тебе. Мне до сих пор интересно, куда они подевались, где нашли пристанище все слова и мысли, которыми мне было важно с тобой поделиться. В течение всех этих мрачных лет память о тебе, воспоминания о лете, проведенном в Голубой лагуне, являлись для меня силой, помогавшей выживать день за днем.
4847 Его страстью было оказывать помощь всем на свете. Случалось, что он проводил целое утро, втолковывая опытным наседкам, как высиживать цыплят. Вместо того чтобы пойти после обеда в лес за черникой, он оставался дома и раскусывал орехи для своей белки. Ему не было и семи лет, когда он начал спорить с матерью о том, как обращаться с детьми, и делал выговоры отцу за то, что тот неправильно воспитывает его.
4848 Когда вы еще очень молоды, вам кажется, что лето состоит из одних только солнечных дней, что ветер не бывает пронизывающим и дует всегда с запада, а розы согласны цвести где угодно. Но с годами устаешь дожидаться, когда сквозь тучи прорежется луч солнца. А потому заходишь в дом, садишься у огня и гадаешь, почему ветер вечно дует с востока и почему ты давно бросил попытки вырастить розы.
4849 Поэтому бабка Дарья и разрешила оставить щенка. К концу войны волки совсем обнаглели. Правда, она не знала, что из щенка выйдет плохой пастух. Потому что он тоже был волк. Но Петька об этом рассказывать ей не собирался. Волки были настолько похожи на обычных собак, что обмануть бабку было совсем не трудно.
4850 Угаров шел под руку с Соней и решительно не знал, о чем говорить с ней. Целый месяц он жил мечтой об этом свидании, и вот свидание состоялось, но как-то совсем не так, как он себе представлял его. Соня болтала без умолку, но тоже не находя предмета разговора, и несколько раз благодарила его за то, что он приехал.
4851 Жизнь нам вроде и не кажется пустой или тяжелой, но это только если смотреть на самих себя со стороны. А потом я стала искать других людей, чтобы посмотреть, сравнить, живут они так же или нет, но больше там никого не было. Все куда-то делись. Остались только мы – живущие лишенной смысла жизнью. Тогда я внимательно присмотрелась к нам.
4852 У всех людей жизнь тяжелая, только у каждого по-своему. Кто нуждается в легкой жизни, тот начинает глядеть на жизнь по-хорошему. И никто другой не в состоянии за него это сделать. Кто не желает видеть в жизни хорошее, у того не будет хорошей жизни. Не желает этого тот, кто не умеет, потому что не знает.
4853 Королевич вырос и стал королем. Ах, что это был за король! Красивее его не было юноши во всей стране. Вы видели лесную незабудку на краю болота? Ну вот, такие точно две голубые прекрасные незабудки были глаза короля. А алый цвет мака приходилось вам встречать посреди садовой куртины? Ну вот, такими же лепестками мака казались пурпуровые королевские уста.
4854 Я сидела на пороге и сторожила ягоды от лакомок-братишек, пока не возвращались с поля родители. Мне хотелось, чтобы они увидели душистое богатство нетронутым, в полной мере оценив мой труд. Потом я снимала караул у сеней, но землянику все равно не ела, даже со сливками. До сих пор терпеть ее не могу.
4855 Они так много значили друг для друга, что мы, дети, в каком-то смысле были на заднем плане. Папа безумно любил маму и каждый день напоминал ей, что она уникальна. Я думала, что после маминой смерти он потеряет всякое желание жить. Но он продолжал считать жизнь удивительной, а смерти ждал с надеждой: Ханна пребывала в раю, и там они встретятся. В этом не могло быть никаких сомнений, и обсуждать тут нечего.
4856 Луиза, не надо бы писать писем, когда ты подавлен и печален, но я всё же пишу, потому что хочу, чтобы ты постаралась утешить меня. Скажи что-нибудь хорошее о том, зачем мы живем, если можешь. Всё кажется мне суетой и погоней за ветром, но возможно, это оттого, что в стране мрака солнце никогда не восходит.
4857 Тихий настойчивый голос у нас в голове – почему он так мучает нас? Может быть, он напоминает нам о том, что мы живы, что мы смертны, что каждый из нас наделен неповторимой душой, расстаться с которой мы так боимся, хотя она всё время и заставляет нас чувствовать себя несчастней всех прочих созданий.
4858 Их разум, их зрение и слух непрестанно обретались в границах строгих древних размеров – мир, или по крайней мере мир, каким знал его я, и вправду не был им родиной. Они были аборигенами той страны, по которой я брел всего лишь восхищенным туристом, и корни их уходили настолько глубоко, насколько это вообще возможно.
4859 Гарриет угрюмо глядела в стерильный мрак. На нее навалились тяжесть и тьма. Она узнала то, чего не знала раньше, и о чем могла и вовсе никогда не узнать. Странным образом, но тайное послание капитана Скотта все-таки дошло до нее, и в нем говорилось, что победа зачастую ничем не отличается от поражения.
4860 Самый страшный момент всегда тот, когда тебе начинает казаться, что опасность, возможно, уже миновала, и ветер, возможно, переменился, и ты, возможно, еще раз попытаешься построить нечто такое, что ветру просто не под силу унести прочь. Вот тогда ветер и проявляет свое истинное коварство. Вот тогда и приходит беда.
4861 Мама часто рассказывала мне историю о девочке, голос которой был украден ведьмой. Ведьма была очень умная и коварная и пользовалась нежным голоском девочки, чтобы обманывать людей и заставлять их поступать так, как было нужно ей самой. Говорить была способна только девочкина тень, но приятного в этом было мало.
4862 Вот поэтому я теперь учусь в основном по книгам и кое-что стараюсь узнать от птиц и животных, а иногда даже и от людей. Люди никогда не будут ко мне приставать, если мне не захочется разговаривать, и не испугаются, когда мой голос вдруг станет совсем не похож на голос девочки и в нем послышится что-то дикое и опасное.
4863 Ты прямо как та девочка, говорила мама. Слишком умна, чтобы тебя всякие дураки понять могли. Не знаю уж, насколько я умна, но голос у моей тени действительно есть. Хоть я и не слишком часто им пользуюсь. Люди не любят, когда им говорят правду. Даже мама предпочитает не слышать кое-что из того, что говорит моя тень.
4864 Какие у кого цвета ауры, тоже сразу видит и распознает по ним, что в данный момент у того или иного человека на душе. Вот только в последнее время она как-то особенно старается эти свои умения скрыть, чтобы казаться такой же, как все другие матери. Может, ей кажется, что если она будет так делать, то и я стану такой же, как другие дети?
4865 Володя уверял, что в лесах есть заброшенный раскольничий скит. В скиту водились дикие пчелы, и можно было набрать меду. Но скит мы не нашли. Мы влезали на сосны, чтобы осмотреться и увидеть среди разлива зелени тесовую крышу с кривым крестом. Вверху на соснах продувал теплый ветерок, руки прилипали к смолистым веткам.
4866 Шумела у плотины вода. Над лесом загорались зарницы. Тогда были видны тонкие облака. Я думал, что никогда и никому не поверю, кто бы мне ни сказал, что эта жизнь, с ее любовью, стремлением к правде и счастью, с ее зарницами и далеким шумом воды среди ночи, лишена смысла и разума. Каждый из нас должен бороться за утверждение этой жизни всюду и всегда – до конца своих дней.
4867 Было хорошо идти по твердой полевой дороге в незнакомой стране и не знать, куда эта дорога нас приведет. Полевые цветы качались по сторонам. На наших глазах в глубине неба рождались снеговые кручи облаков. И никто – ни тогда, ни потом на протяжении всей жизни – не мог мне объяснить, откуда берутся иногда внезапные порывы счастья, в то время когда ничего особенного не происходит.
4868 Я вспоминал месяц за месяцем свою жизнь, пытаясь найти то единое стремление, какое руководило мной за последние годы. Но никак не мог определить его. Одно только я знал твердо, что ни разу за эти годы я не подумал о своем благополучии, об устройстве жизни. Мной владела одна страсть – к писательству.
4869 Я умру, а всё мне, кажется, будут сниться ранние утра, когда, знаете, больно глазам от солнца, или чудные весенние вечера, когда в саду и за садом кричат соловьи и дергачи, а с деревни доносится гармоника, в доме играют на рояле, шумит река – одним словом, такая музыка, что хочется и плакать и громко петь.
4870 Была ли это у меня зависть к ее красоте, или я жалел, что эта девочка не моя и никогда не будет моей и что я для нее чужой, или смутно чувствовал я, что ее редкая красота случайна, не нужна и, как всё на земле, не долговечна, или, быть может, моя грусть была тем особенным чувством, которое возбуждается в человеке созерцанием настоящей красоты, бог знает.
4871 Вы заработались, и у вас нет времени и охоты сознать свое значение. Пусть вы недовольны собой, но для других вы велики и прекрасны. Если бы я была таким писателем, как вы, то я отдала бы толпе всю свою жизнь, но сознавала бы, что счастье ее только в том, чтобы возвышаться до меня, и она возила бы меня на колеснице.
4872 С приятной мыслью, что частной практики у него давно уже нет и что ему никто не помешает, Андрей Ефимыч, придя домой, немедленно садится в кабинете за стол и начинает читать. Читает он очень много и всегда с большим удовольствием. Половина жалования уходит у него на покупку книг, и из шести комнат его квартиры три завалены книгами и старыми журналами.
4873 Монахи бросились к нему навстречу и осыпали его вопросами, но он, вместо того чтобы обрадоваться им, горько заплакал и не сказал ни одного слова. Монахи заметили: он сильно состарился и похудел; лицо его было утомлено и выражало глубокую скорбь, а когда он заплакал, то имел вид человека, которого оскорбили.
4874 Голос его дрогнул, глаза засверкали, и весь он распалился гневом, когда стал говорить о городе и людях. Никогда в жизни он не видел, даже не дерзал воображать себе то, что он встретил, войдя в город. Только тут, первый раз в жизни, на старости лет, он увидел и понял, как могуч дьявол, как прекрасно зло и как слабы, малодушны и ничтожны люди.
4875 На этом свете хороших людей гораздо больше, чем злых. Вот подите же, так мы с вами откровенно и по душам поговорили, как будто сто лет знакомы. Иной раз, доложу я вам, лет десять крепишься, молчишь, от друзей и жены скрытничаешь, а встретишь в вагоне кадета и всю ему душу выболтаешь. Вас я имею честь видеть только первый раз, а покаялся вам, как никогда не каялся.
4876 Если бы меня спросили, что мне не нравится в моих учениках, то я ответил бы на это не сразу и не много, но определенно. Недостатки их я знаю, и мне поэтому нет надобности прибегать к туману общих мест. Мне не нравится, что они курят табак, употребляют спиртные напитки и поздно женятся; что они беспечны и часто равнодушны до такой степени, что терпят в своей среде голодающих и не платят долгов в общество помощи студентам.
4877 Продолжать этот разговор было бесполезно. Отец обожал себя, и для него было убедительно только то, что говорил он сам. К тому же я знал очень хорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался о черном труде, имело в своем основании не столько соображения насчет святого огня, сколько тайный страх, что я поступлю в рабочие и заставлю говорить о себе весь город.
4878 К тому же я знал очень хорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался о черном труде, имело в своем основании не столько соображения насчет святого огня, сколько тайный страх, что я поступлю в рабочие и заставлю говорить о себе весь город; главное же, все мои сверстники давно уже окончили в университете и были на хорошей дороге.
4879 Как мне хотелось, чтобы меня поняли! Несмотря ни на что, отца и сестру я люблю, и во мне с детства засела привычка спрашиваться у них, засела так крепко, что я едва ли отделаюсь от нее когда-нибудь. Бываю я прав или виноват, но я постоянно боюсь огорчить их, боюсь, что вот у отца от волнения покраснела шея и как бы с ним не сделался удар.
4880 Вокруг розы всё было так хорошо, так чисто и ясно в это прекрасное утро, когда она в первый раз увидела голубое небо и почувствовала свежий утренний ветерок и лучи сиявшего солнца, проникавшего ее тонкие лепестки розовым светом; в цветнике было так мирно и спокойно, что если бы она могла в самом деле плакать, то не от горя, а от счастья жить.
4881 В цветнике было так мирно и спокойно, что если бы роза могла в самом деле плакать, то не от горя, а от счастья жить. Она не могла говорить; она могла только, склонив свою головку, разливать вокруг себя тонкий и свежий запах, и этот запах был ее словами, слезами и молитвой. А внизу, между корнями куста, на сырой земле, как будто прилипнув к ней плоским брюхом, сидела довольно жирная старая жаба.
4882 В цветник, где росла роза и где сидела жаба, уже давно никто не ходил. Еще в прошлом году осенью, в тот самый день, когда жаба, отыскав себе хорошую щель под одним из камней фундамента дома, собиралась залезть туда на зимнюю спячку, в цветник в последний раз зашел маленький мальчик, который целое лето сидел в нем каждый ясный день под окном дома.
4883 На стол женщина поставила тарелку с водой, а на края тарелки положила венок из цветов; длинные стебли цветов купались в воде, у самого же края плавал большой лепесток тюльпана. На нем Дюймовочка могла переправляться с одной стороны тарелки на другую; вместо весел у нее были два белых конских волоса. Всё это было прелесть как мило.
4884 Желания раба и хозяина никогда не могут совпасть полностью, как две монеты одинакового достоинства, ибо всё настоящее, всё, что делает человека таким, каков он есть, таится в самых потаенных глубинах его души, о которых ведает только бог. И никогда нельзя забывать, что грех – это восстание против господа.
4885 Мы засобирались домой. Лесная дорога местами совсем превратилась в реку, и мы с трудом пробирались по мокрому зернистому снегу на обочине. В поле тоже заметно умножились проталины. По низинам то здесь, то там осколками зеркала блестели озерки талой воды. А в оврагах уже в открытую клокотали бурные потоки.
4886 Всё это не ново, не важно и даже не очень интересно. Но вот что я тебе советую: никогда не становись убежденным человеком, не делай выводов, не рассуждай и старайся быть как можно более простым. И помни, что самое большое счастье на земле – это думать, что ты хоть что-нибудь понял из окружающей тебя жизни.
4887 Как и почти всё на свете, эта история началась с песни. В конце концов, в начале ведь были слова, а что они без мелодии? Вот как был создан мир, как разделили пустоту, как появились на свет страны и звезды, сны и малые боги и звери. Их спели. Великие чудища были выпеты после того, как Великий Певец покончил с планетами и холмами, деревьями и океанами, и зверьми поменьше.
4888 У любого человека, какой ходил по земле в прошлом или будет ходить в грядущем, есть песня. Нет, поймите правильно, никто ее не написал. У нее собственная мелодия и собственные слова. Очень мало кому удается ее спеть. Большинство из нас боятся, что не воздадут ей должного голосом или что слова у нее слишком глупые, слишком честные или слишком странные. Поэтому люди свои песни живут.
4889 В стародавние времена все звери хотели, чтобы сказки называли в их честь. Это было в те дни, когда песни, которыми творился мир, еще пелись, в те дни, когда еще выпевали небо, и радугу, и океан, в те дни, когда звери были людьми, а не только животными. И паучок Ананси одурачивал всех, потому что хотел, чтобы все истории назвали его именем.
4890 Знание может быть истинным проклятием. Я обменяла груз лжи на груз правды и не знала, который из них был тяжелее. Для чего нужно больше силы? Впрочем, это был нелепый вопрос, поскольку, как только ты узнал правду, ты уже не можешь вернуться назад и поднять свой чемодан с ложью. Тяжелее или нет, но правда теперь всегда с тобой.
4891 Подняв голову, я заметила, что дерево, под которым я упала, было почти голым. Только жалкие клочки зелени там и сям да пышная поросль серого мха, свисавшего до самой земли. Даже в темноте было видно, что оно умирает – и умирает в одиночестве посреди всех этих равнодушных сосен. Таков был всеобщий порядок вещей. Утрата рано или поздно пускает корни внутри всего и прогрызает всё насквозь.
4892 Вас растят для определенной цели, и ваша судьба известна заранее. Поэтому не нужно больше таких разговоров. Пройдет совсем немного времени, и вы покинете школу, да и день первой выемки для каждого из вас не так уж далек. Помните об этом. Если вы хотите прожить достойную жизнь, вы должны знать, кто вы такие и что вас ожидает – всех без исключения.
4893 Как перед лицом вечности – сказал бы он, если бы умел говорить красиво, но так говорить он не умел и поэтому только стоял и смотрел. Что-то очень многое приходило ему в голову в те минуты, но всё неопределенно, спутанно, и ничего из этого он не мог ухватить и держать в себе, пожалуй, только вот это: тишина, высота и даль.
4894 Но вот однажды пес не пришел. И тогда он чуть не свихнулся. Он так привык к этим визитам, что вокруг них теперь строился весь его распорядок. Всё было ориентировано на ожидание пса и его кормежку. Исследования были заброшены и все отставлено в сторону в угоду желанию иметь в доме пса. В тот день он измотал себе все нервы, обыскивая окрестности.
4895 В тот день он измотал себе все нервы, обыскивая окрестности, громко окликая пса, но, сколько он ни искал, всё было бесполезно, и он вернулся домой лишь к ужину и снова не смог есть. А пес не пришел в тот день ужинать и наутро не пришел завтракать. И снова Нэвилль провел день в бесполезных попытках отыскать его.
4896 Он потом часто вспоминал этот рассказ и потихоньку завидовал. А один раз Алешке даже приснилось что-то похожее. Не совсем похожее, но тоже самолет в поле. Над полем висела теплая ночь с большими звездами, и только у самого горизонта светилась закатная полоса. На ней черным рисунком выделялись головки и стебли высокой травы.
4897 Мне тогда было, вероятно, года четыре, а ей около двадцати. Свободного времени у нас было поровну. И вот она догадалась на прогулки брать меня. Теперь ей нужно было только увидеть цветок или, вернее, выбрать тот, который хочется сорвать, а я, бегавший возле нее, немедленно приводил в исполнение ее желания.
4898 Такие места наполняют нас душевной легкостью и благоговением перед красотой своей земли, перед русской красотой. К Ильинскому омуту надо спускаться по отлогому увалу. И как бы вы ни торопились поскорее дойти до воды, все равно на спуске вы несколько раз остановитесь, чтобы взглянуть на дали по ту сторону реки.
4899 И как бы вы ни торопились поскорей дойти до воды, все равно на спуске вы несколько раз остановитесь, чтобы взглянуть на дали по ту сторону реки. Поверьте мне, я много видел просторов под любыми широтами, но такой богатой дали, как на Ильинском омуте, больше не видел и никогда, должно быть, не увижу.
4900 И еще поднималась досада на то, что все это ты видишь только один, тогда как это должны бы видеть все любимые и милые люди. Когда человек счастлив, он щедр, он стремится быть проводником по прекрасному. Сейчас мы были счастливы, но молчали, потому что восторг не терпит никаких возгласов и внешнего выражения.
4901 Особенность человека, о котором идет речь, состояла в том, что он говорил очень мало. Он помнил слова Арсения Великого: много раз я сожалел о словах, которые произносили уста мои, но о молчании я не жалел никогда. Чаще всего он безмолвно смотрел на больного. Мог сказать лишь: тело твое тебе еще послужит. Или: тело твое пришло в негодность, готовься его оставить.
4902 Сегодня – только один из многих дней, которые еще впереди. Но, может быть, все эти будущие дни зависят от того, что ты сделаешь сегодня. Так было весь этот год. Так было уже много раз. Вся эта война такая. Что за напыщенные рассуждения в такой ранний час, сказал он себе. Лучше смотри, что делается там, внизу.
4903 Сегодня – лишь один из тех дней, что еще впереди. Но что будет в те дни, которые еще впереди, может зависеть от того, что ты сделаешь сегодня. Сколько раз уж так было. Так было весь этот год. Так было всю эту войну. Что-то ты слишком высокопарен для столь раннего утра, сказал он себе. Лучше смотри, что там внизу происходит.
4904 Теперь библиотека закрывалась в пять часов, и если утром еще можно было найти место, то лучше было не выходить из зала до пяти – ни за какой надобностью: место могли тотчас занять. По воскресеньям все было закрыто. Впрочем, в этот зал я всю жизнь ходила читать только странные книги, которые никто не читает.
4905 Ему было немного досадно на то, что явился этот Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Лёвин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидел, что Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
4906 По ее тону Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына.
4907 Лёвин видел, что в вопросе этом уже высказывалась мысль, с которой он был несогласен; но он продолжал излагать свою мысль, состоящую в том, что русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд на землю. И чтобы доказать это положение, он поторопился прибавить, что, по его мнению, этот взгляд русского народа вытекает из сознания им своего призвания заселить огромные, незанятые пространства на востоке.
4908 Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидев лежавшего на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в одно время, уложила раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
4909 Просидев дома целый день, она придумывала средства для свидания с сыном и остановилась на решении написать мужу. Она уже сочиняла это письмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба.
4910 Она уже сочиняла это письмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба в сравнении с ее страстной законной нежностью к сыну, что она возмутилась против других и перестала обвинять себя.
4911 Константин Лёвин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат.
4912 Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен.
4913 Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем-нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
4914 Николай взглянул в лучистые глаза, смотревшие на него, и продолжал перелистывать и читать. В дневнике записывалось всё то из детской жизни, что для матери казалось замечательным, выражая характер детей или наводя на общие мысли о приемах воспитания. Это были большей частью самые ничтожные мелочи; но они не казались таковыми ни матери, ни отцу, когда он теперь в первый раз читал этот детский дневник.
4915 Да и все казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
4916 Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
4917 Если бы история имела дело с внешними явлениями, постановление этого простого и очевидного закона было бы достаточно, и мы бы кончили наше рассуждение. Но закон истории относится к человеку. Частица материи не может сказать нам, что она вовсе не чувствует потребности притягивания и отталкивания, и что это неправда; человек же, который есть предмет истории, прямо говорит: я свободен и потому не подлежу законам.
4918 Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои были так ей близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них.
4919 Князь Василий решил, что эту кость, вексель в тридцать тысяч, надо было все-таки бросить бедной княжне с тем, чтоб ей не могло прийти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая.
4920 И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и опять он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, не человеческую роль, которая ему была предназначена.
4921 В то время как Верещагин упал, и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел и, вместо того, чтоб идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа.
4922 Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видела ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
4923 Рядом с ним сидел согнувшись какой-то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что-то делал в темноте со своими ногами и, несмотря на то, что Пьер не видел его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него.
4924 Почти две недели не видел я Олеси и теперь особенно ясно понял, как была она мне близка и мила. Держась за скобку двери, я несколько секунд медлил и едва переводил дыхание. В нерешимости я даже закрыл глаза на некоторое время, прежде чем толкнуть дверь. В впечатлениях, подобных тем, которые последовали за моим входом, никогда невозможно разобраться.
4925 Мой роман тоже не избавлен от калитки. Но моя калитка разнится от других тем, что моему перу придется провести сквозь нее много несчастных и почти ни одного счастливого, что бывает в других романах только в обратном порядке. И, что хуже всего, эту калитку мне приходилось уже раз описывать, но не как романисту, а как судебному следователю. У меня проведет она сквозь себя более преступников, чем влюбленных.
4926 Приезжий сбросил на лавку шинель и оказался еще стройнее в одном мундире и в сапогах, потом снял перчатки и картуз и с усталым видом провел бледной худой рукой по голове – седые волосы его с начесами на висках к углам глаз слегка курчавились, красивое удлиненное лицо с темными глазами хранило кое-где мелкие следы оспы. В горнице никого не было, и он неприязненно крикнул, приотворив дверь в сени.
4927 Девки за худобу звали Митю борзым, он был из той породы людей с черными, как бы постоянно расширенными глазами, у которых почти не растут даже в зрелые годы ни усы, ни борода, – курчавится только нечто редкое и жесткое. Однако на другой день после разговора со старостой он с утра побрился и надел желтую шелковую рубашку, странно и красиво осветившую его изможденное и как бы вдохновенное лицо.
4928 Александр Егорович проснулся в два часа дня и долго не мог сообразить: утро теперь или вечер. Он лежал на кровати во всей той одежде, которая была на нем вчера; голова, точно налитая ртутью, страшно болела, глаза, с красными от утомления веками, мигали и слезились от света, во рту ощущался какой-то неприятный вкус.
4929 И с давно не испытанным волнением он вошел за ней в полутемную, пахнущую сырым сукном карету. На повороте карету сильно качнуло, внутренность ее на мгновение осветил фонарь, – он невольно поддержал ее за талию, почувствовал запах пудры от ее щеки, увидел ее крупные колени под вечерним черным платьем, блеск черного глаза и полные в красной помаде губы: совсем другая женщина сидела теперь возле него.
4930 Аларин поглядел на девушку, сидевшую напротив него. Она боязливо забилась в самый угол дивана и даже прижала рукой складки своего пальто, сторонясь от восточного человека, который, по-видимому, уже давно проснулся и теперь не сводил своих масленых глаз с ее испуганного лица. Должно быть, он только что обращался к ней с разговором, но не решался продолжать его.
4931 И увидел он в своих исканиях, что участь сынов человеческих и участь животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. И понял царь, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание – умножает скорбь. Узнал он также, что и при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль.
4932 Как бы желая что-то ответить, собака опять потянулась вверх мордой, опять тихо взвизгнула. Девочка пожала плечом. Собака была для нее тоже самым близким, даже единственным близким существом на свете, чувства и помыслы которого казались ей почти всегда понятными. Но что хотела выразить собака сейчас, что ее тревожило нынче, она не понимала.
4933 На другой день я завтракал у Лугановичей; после завтрака они поехали к себе на дачу, чтобы распорядиться там насчет зимы, и я с ними. С ними же вернулся в город и в полночь пил у них чай в тихой, семейной обстановке, когда горел камин, и молодая мать всё уходила взглянуть, спит ли ее девочка. И после этого в каждый свой приезд я непременно бывал у Лугановичей.
4934 Но царь рассмеялся и приказал каждому и каждой из посланных подать поодиночке серебряный таз и серебряный кувшин для умывания. И в то время когда мальчики смело брызгались в воде руками и бросали себе ее горстями в лицо, крепко вытирая кожу, девочки поступали так, как всегда делают женщины при умывании. Они нежно и заботливо натирали водой каждую из своих рук, близко поднося ее к глазам.
4935 Мне казалось, судя по направлению лая, что собака гонит влево от меня, и я торопливо побежал через полянку, чтобы перехватить зверя. Но не успел я сделать и двадцати шагов, как огромный серый заяц выскочил из-за пня и, как будто бы не торопясь, заложив назад длинные уши, высокими, редкими прыжками перебежал через дорогу и скрылся в молодняке.
4936 И Оленька пожала плечами. На лице ее было столько недоумения, удивления и непонимания, что я махнул рукой и отложил решение ее жизненного вопроса до следующего раза. Да и некогда уже было продолжать нашу беседу: мы всходили по каменным ступеням террасы и слышали людской говор. Перед дверью в столовую Оля поправила свою прическу, оглядела платье и вошла.
4937 А Санин вдруг почувствовал себя до того счастливым, такой детской веселостью наполнилось его сердце при мысли, что вот сбылись же те грезы, которым он недавно предавался в тех же самых комнатах; всё существо его до того взыграло, что он немедленно отправился в кондитерскую; он пожелал непременно, во что бы то ни стало, поторговать за прилавком.
4938 Наконец я перебрался через это болото, взобрался на маленький пригорок и теперь мог хорошо рассмотреть хату. Это даже была не хата, а именно сказочная избушка на курьих ножках. Она не касалась полом земли, а была построена на сваях, вероятно, ввиду половодья, затопляющего весной весь лес. Но одна сторона ее от времени осела, и это придавало избушке хромой и печальный вид.
4939 В горнице было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки; кухонная печь, занимавшая дальний правый угол, ново белела мелом, ближе стояло нечто вроде тахты, покрытой пегими попонами, упиравшейся отвалом в бок печи, из-за печной заслонки сладко пахло щами.
4940 Ночь была так черна, что в первые минуты, пока глаза не притерпелись после света к темноте, приходилось ощупью ногами отыскивать дорогу. Аносов, несмотря на годы сохранивший удивительную зоркость, должен был помогать своей спутнице. Время от времени он ласково поглаживал своей большой холодной рукой руку Веры.
4941 Я добрался до одного обрушенного места в ограде, уже прежде замеченного мной, и перескочил через нее. Недалеко от этого места, в стороне от дорожки, находилась небольшая беседка из акаций; я поравнялся с ней и уже прошел было мимо. Вдруг меня поразил голос Аси, с жаром и сквозь слезы произносивший следующие слова.
4942 Обещанное Руфью средство от курения с кричащей этикеткой Мартин засунул в самый недосягаемый угол комнаты. Особенно он страдал без табака, когда приходилось голодать; но как бы часто он ни подавлял острое желание курить, оно не слабело. Мартин считал отказ от курева самым трудным из всего, чего он достиг, а на взгляд Руфи, он всего лишь поступал правильно.
4943 Восемь месяцев были проведены с толком, и, мало того что Мартин приобщался к правильной речи и высокому строю мыслей, он многое понял в себе. Рядом со скромностью в нем теперь была уверенность в своей силе. Он чувствовал, что резко отличается от товарищей по плаванию, и у него хватало ума осознать, что разделяет их не уже им достигнутое, а то, чего он еще способен достичь.
4944 Впрочем, она не сознавала этого, как не сознавала, что хочет заставить Мартина служить, потому что инстинктивно готовится к материнству. Если бы ей сказали об этом прямо, назвав всё своими именами, она бы покраснела от смущения, а потом возмутилась бы и стала утверждать, что лишь заботится о любимом человеке и хочет, чтобы он сделал блестящую карьеру.
4945 В одном отношении с ним произошел нравственный переворот. На него подействовала ее опрятность и чистота, и всем своим существом он теперь жаждал стать опрятным. Это необходимо, иначе он никогда не будет достоин дышать одним с ней воздухом. Он стал чистить зубы, скрести руки щеткой для мытья посуды и, наконец, в аптечной витрине увидел щеточку для ногтей и догадался, для чего она.
4946 Несколько раз он чуть было не попался на глаза ее братьям, а однажды шел следом за мистером Морзом, на освещенных улицах всматривался в его лицо и при этом всю дорогу мечтал о какой-нибудь внезапной опасности, чтобы можно было кинуться и спасти ее отца. В другой вечер его бдение было вознаграждено – в окне второго этажа мелькнула Руфь.
4947 На таких собраниях каждому оратору отводили пять минут; но вот время истекло, а Мартин только еще разошелся и ударил по взглядам социалистов разве что из половины своих орудий. Он заинтересовал слушателей, и они криками потребовали, чтобы председатель продлил Мартину время. Они увидели в нем достойного противника и ловили каждое его слово.
4948 Их сопровождало краткое извещение: в агентстве избыток материалов и оно снова начнет покупать рукописи не раньше чем через несколько месяцев. А Мартин в расчете на эти десять вещиц даже позволил себе некоторые роскошества. Последнее время агентство платило ему по пять долларов за штуку и принимало всё подряд.
4949 А потом он осознал, какой тонкости восприятия достиг, и решил, что это от любви и нет на свете ничего прекраснее любви, и, пройдя вспять коридорами памяти, оглядел все прежние утехи и наслаждения – опьянение вином, женские ласки, грубые драки и состязания в силе, – и рядом с высокой страстью, что владела им сейчас, всё ему показалось мелким и низменным.
4950 Как лицо Руфи в миг ревности вызвало перед глазами давно забытую картину шторма в лунную ночь, а беседуя с профессором, Мартин снова увидел белые валы, гонимые восточным пассатом по темно-лиловому океану, так минута за минутой вставали перед ним, всплывали перед глазами или возникали на экране сознания все новые образы и воспоминания, не сбивая с толку, но скорее помогая разобраться в настоящем.
4951 Прежде он ни о чем таком не задумывался и тотчас принялся заново переписывать свое сочинение, поминутно справляясь с пособием, и за один день узнал о том, как строить рассказ, больше, чем средний школьник узнает за год. Переписав свой очерк во второй раз и свернув его трубочкой, он наткнулся в газете на советы начинающим авторам, и оказалось, что рукописи ни в коем случае нельзя сворачивать трубочкой, а писать следует на одной стороне страницы.
4952 Ответив улыбкой, он отвернулся и намеренно не смотрел в сторону девушек. Но несколько раз, забыв и думать про них, он случайно встречал их улыбки. В один день себя не переделаешь, не мог он подавить в себе присущее ему добродушие, и в такие минуты тепло, дружески улыбался девушкам. Всё это было привычно.
4953 Когда он голодал, он часто раздумывал о голодных, которых в мире тысячи, но теперь, наевшись досыта, уже не обременял себя мыслями о том, что в мире тысячи голодных. Он забыл про них и, страстно влюбленный, вспомнил о влюбленных, которым в мире счету нет. Сами собой зазвучали строки любовной лирики.
4954 Она вернулась с грамматикой, подвинула свой стул к Мартину и села, и он подумал: видно, это он должен был подвинуть ей стул. Она листала страницы, а их склоненные головы оказались совсем рядом. И так он был поражен волнующей близостью Руфи, что едва ли воспринимал план будущих занятий, который она ему рисовала.
4955 Она попросту не воспринимала ни слов его, ни мыслей. Слишком прочно в ней укоренилось все общепринятое, чтобы сочувствовать его бунтарским взглядам. Она с самого детства слушала музыку, с самого детства любила оперу, и в ее окружении все любили оперу. Так по какому же праву приходит Мартин, который еще недавно только и слышал простонародные песенки, и судит о великой музыке.
4956 Он уже не стряпал разнообразные блюда. У него только и оставалось что неполный мешок риса и немного сухих абрикосов, и пять дней подряд он трижды в день готовил один лишь рис да абрикосы. Потом началась жизнь в кредит. Бакалейщик, которому он до сих пор платил наличными, перестал отпускать провизию, когда долг Мартина достиг огромной суммы.
4957 Но не успел опуститься, как опять его подкинуло. Он схватил топор и собрался убить Джо, как только окажется на земле. Но на землю он не вернулся. Вместо этого в два часа ночи Мария услышала через тонкую перегородку его стоны, вошла к нему в комнату и принялась согревать его горячими утюгами и прикладывать влажные тряпки к измученным болью глазам.
4958 Никогда еще она не казалась такой близкой. В этот миг через глубокую пропасть, разделявшую их, перекинулся мост. Но его чувство к ней вовсе не стало от этого менее возвышенным. Не она опустилась до него. Это он воспарил в облаках и его подняло к ней. Он и в этот миг преклонялся перед ней, это было сродни благоговейному пылу верующего.
4959 Если бы ты был нормальным, здоровым псом, то хозяином твоим был бы охотник. Ты слушал бы тогда по утрам могучую песнь рога и дикие голоса, какими никогда не кричат обыкновенные люди. Ты гнал бы тогда зверя, захлебываясь лаем, не помня себя, и этим неистовым бегом по горячему следу ты служил бы своему владыке-охотнику, и выше этой службы не было бы ничего для тебя.
4960 Однако и признака не показал своего восторга, потому что в лошадином, охотничьем деле простота – качество совсем никуда не годное. Интересовался Николай Васильевич больше как будто серыми. Впрочем, это никого не удивляло: всем было известно, что хотя на телегинском заводе немало хороших лошадей всяких других мастей, но главное предпочтение отдается серым.
4961 Николай по строению ума и по настойчивости мог бы сделать себе большую карьеру в любой отрасли. Однако лошадь взяла верх. И прекрасно сделали: молодой Телегин, что послушался своего призвания, а отец, что не противился душевному влечению сына, и вскоре старик, хотя и не без некоторого возмущения, должен был сознаться, что молодой отпрыск пойдет далее старой ветви.
4962 Кусака замерла от страха и беспомощного ожидания: она знала, что, если теперь кто-нибудь ударит ее, она уже не в силах будет впиться в тело обидчика своими острыми зубами: у нее отняли ее непримиримую злобу. И когда все наперерыв стали ласкать ее, она долго еще вздрагивала при каждом прикосновении ласкающей руки, и ей больно было от непривычной ласки, словно от удара.
4963 Но не только не попалось нам новой, даже известных бабочек встретилось мало, потому что наступил уже конец августа и погода очень похолодела. С этого дня прекратились наши походы за бабочками, и прекратились навсегда. Пришла суровая осень, и всё свободное время от учебных занятий мы посвятили литературе, с великим жаром издавая письменный журнал.
4964 Бабочки отошли сначала на второй план, но мы с Панаевым еще каждый день смотрели их, любовались ими, вспоминали с удовольствием, как доставались нам лучшие из них и как мы были тогда счастливы. Потом эти воспоминания день ото дня становились реже и бледнее. Бабочки забывались понемногу, и страсть ловить и собирать их начала казаться нам слишком молодым или детским увлечением.
4965 К концу дня мы так устаем, что только и можем либо завалиться спать, либо пойти в парк развлечений – задевать гуляющих или бить стекла в специальном павильоне для битья стекол, или большим стальным мячом сшибать автомашины в тире для крушений. Или сесть в автомобиль и мчаться по улицам – есть такая игра: кто ближе всех проскочит мимо фонарного столба или мимо другой машины.
4966 Вы будете носить черный костюм, но такой, какой носят люди в трауре, а не такой, какой носит духовенство. Я требую, чтобы вы три раза в неделю продолжали занятия по богословию в семинарии, куда я вас рекомендую. Ежедневно к полудню вы будете являться в библиотеку маркиза, который предполагает поручить вам вести переписку по его тяжбам и другим делам.
4967 И вдруг меня осенила мысль, ниспосланная, конечно, небом: я стал рассказывать дамам о своей бедности, о том, сколько мы настрадались за два года в горах, где нас держали старые дураки-генералы. Там давали нам, говорил я, три унции хлеба в день и жалование платили ассигнациями, которые не имели хождения в тех краях.
4968 И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках.
4969 И девочке почудилось, что волны как-то странно кивают ей; тогда она сняла свои красные башмачки, первую свою драгоценность, и бросила их в реку. Но они упали как раз у берега, и волны сейчас же вынесли их на сушу, – река как будто не хотела брать у девочки ее драгоценность, так как не могла вернуть ей Кая.
4970 Девочка же подумала, что бросила башмачки не очень далеко, влезла в лодку, качавшуюся в тростнике, стала на самый краешек кормы и опять бросила башмаки в воду. Лодка не была привязана и оттолкнулась от берега. Девочка хотела поскорее выпрыгнуть на сушу, но, пока пробиралась с кормы на нос, лодка уже отошла от берега на целый аршин и быстро понеслась по течению.
4971 На стене над столом были сделаны полки, на них постелены чистенькие листочки подорожника и малины, а на листочках стояла посуда. Сразу Тяпкин даже не мог понять, из чего она сделана, потом понял: из половинок речных раковин, очищенных и отполированных до блеска. В свете синих деревянных лампочек эта посуда светилась, как волшебная.
4972 Они долго лезли по узкой, длинной яме, Тяпкин полз сначала на четвереньках и думал, что это ничего: пойдем обратно, руки от песка можно в ручье отмыть и коленки у пижамы тоже. Потом дырка стала совсем узкой, пришлось лечь на живот, вытянуть вперед руки и ползти так, как ползают змеи, которых Тяпкин никогда не видел.
4973 Философ ядовито улыбнулся, но ничего не ответил, но зато и против него и против купца выступил новый оппонент, неожиданно вступившийся за дьячка, совершившего над собой смертную казнь без разрешения начальства. Это был новый пассажир, который ни для кого из нас незаметно присел с Коневца. Он до сих пор молчал, и на него никто не обращал никакого внимания, но теперь все на него оглянулись.
4974 Потом он рассказывал, что принял ее за гувернантку, пришедшую взять у него рекомендацию, чтобы добавить в число своих знаний и умений математику. Он хотел отругать горничную и сестер за то, что ее пустили. Однако человек он был добрый и воспитанный и потому не прогнал ее, а объяснил, что берет только тех аспирантов, у которых уже есть диплом, а сейчас у него такое количество учеников, что с новыми ему не справиться.
4975 Спрятав чек в бумажник, он взял несколько книг и положил их стопкой на столик у кровати. Он купил их недавно, чтобы читать в бессонные ночи. С ним происходило что-то непонятное – книги приобретали для него всё большее значение. И хотя они не могли заменить всего, тем не менее задевали какую-то внутреннюю сферу, куда уже не было доступа ничему другому.
4976 На большой перемене Васек вместе с ребятами вышел на школьный двор. Ребята сейчас же затеяли перестрелку снежками, но Васек потихоньку удалился в самый угол двора и, засунув руки в карманы пальто, стал ходить по дорожке вдоль забора. Его беспокоила заметка, которую он обещал сегодня же дать в стенгазету.
4977 Васек стоял с красным галстуком на шее, как стоит на посту часовой. Он боялся пошевелиться. Мысленно он давал себе клятву свершить какой-нибудь небывалый подвиг во славу Родины. И не один! Васек видел себя на воде и на суше бесстрашным моряком и раненым командиром, он побеждал и умирал в жестокой схватке с врагом.
4978 На всё про всё ушло двадцать две коробки восковых мелков. Ничего страшного, она могла себе это позволить: ей все отдавали свои мелки. Как будто она могла ими выкрасить из себя болезнь, претворить таблетки и шприцы в цвет. Она понимала, конечно, что ничего не получится, она была сообразительным ребенком, но притворялась ради них.
4979 Когда началась расчистка, на ее книгу несколько раз наступили, и хотя команда была расчищать только бетонную кашу, самую драгоценную вещь девочки закинули в грузовик с мусором, и тут я не удержался. Залез в кузов и взял ее в руки, вовсе не догадываясь, что оставлю ее себе и буду смотреть на нее много тысяч раз за все эти годы.
4980 Жена бургомистра, в четвертый раз впустив девочку в дом, сидела за письменным столом и просто смотрела на книги. Во второе посещение Лизель она разрешила девочке снять с полки книгу и полистать, что повело к следующей книге, потом к следующей, пока наконец к Лизель не прилипло с полдюжины книг – зажаты под мышкой или в стопке, что громоздилась всё выше на ладони свободной руки.
4981 Поначалу Алисе было трудно справляться с фламинго, но наконец удалось, прижав локтем, держать птицу на весу. Только вот чтобы ударить головой фламинго по ежу, нужно было выпрямить ему шею, но как раз это у Алисы никак не получалось: птица всё время оборачивалась и с таким изумлением смотрела на нее, что девочка не могла удержаться от смеха.
4982 Однако делать было нечего, и она отправилась искать своего ежа. Оказалось, что он вступил в бой с другим ежом, что, по мнению Алисы, давало ей редкую возможность крокировать хоть одного ежа. Единственное затруднение состояло в том, что ее фламинго удрал в дальний конец сада и там пытался, хоть и безуспешно, взлететь на дерево.
4983 В пасмурную погоду Роберт никогда не мог угадать приближения темноты, и случалось, что они появлялись на улицах прежде, чем он успевал скрыться. Задайся он такой целью, он, конечно, вычислил бы примерное время их появления. Но он привык узнавать время по солнцу и не хотел отказываться от этой старой привычки даже в пасмурные дни, когда от нее было мало проку.
4984 С топором под рукой Роман вглядывался в темноту и слушал. По склону сопки из-под конских копыт катились с шуршанием камни. По частому лязгу подков определил он, что всадники едут по крутому спуску и кони всё время, широко расставляя задние ноги, приседают на них, от этого и катятся камни. Скоро дробный топот послышался совсем близко.
4985 Улыбины ночевали на пашне. Коней стреножили и пустили на молодой острец, а быков после вечерней кормежки привязали к вбитым на меже кольям. За пашней, над круглым озерком, неподвижно повис туман, из ближнего колка сильней повеяло ароматом цветущей черемухи. Вечер был теплый и тихий. Дымок костра синей полоской тянулся далеко в степь.
4986 Синцов вышел из здания телеграфа и пошел вниз по улице Горького, то и дело прикладывая руку к козырьку фуражки, приветствуя или отвечая на приветствия шедших навстречу военных. Военных в Москве много, он заметил это еще с утра. Война большая, и пути ее и с фронта в тыл и с фронта на фронт для многих идут через Москву. Синцов весь день сегодня чувствовал эту величину войны.
4987 Так высказали они свое отношение к задуманному, кроме разве Сребникова и Ивана. Сребников с самого начала всю эту затею воспринял без энтузиазма, так как ему мало радости принесла бы даже удача – быстрее, чем лагерный режим и побои, его добивала чахотка. А Иван был просто молчун и не любил зря говорить, если и без того всё было ясно.
4988 Иван, насупившись, медленно шел к тропе. Он уже начал думать, что всё как-нибудь обойдется, что самое худшее в таком состоянии сбиться с ритма, хотя бы присесть, и тогда потребуется значительно больше усилий, чтобы встать. Вдруг уже возле самой тропы сильный порыв ветра стеганул по лицам снежной крупой.
4989 Расщепей не хотел ждать снега, поэтому все зимние сцены были сняты тоже в студии. На искусственном снегу, среди деревьев из папье-маше снимали сцены у костра, в обозе французов. Но лес был сделан так искусно, так сверкал на ветвях снег, что трудно было поверить: неужели это не настоящий лес? Потом шли большие съемки без моего участия.
4990 Большая часть этих людей, видимо, продрогла в пути на дожде и ветре, многие кутались в длинные плащи и с неудовольствием взирали на лужи Мосеева острова, на домик, который двинянам казался дворцом, на исступленный, орущий народ, на рейтар, направо и налево раздающих плеточные удары. Но насупленные брови и недовольные лица только придавали царской свите больше величия и служили к тому, чтобы вызывать в народе уважение и страх.
4991 На запад от плоскогорья бродили дикие краснокожие племена. Люди Земзе нападали на них, брали пленных и заставляли пахать землю, строить жилища, добывать руду и золото. Слава о городе шла далеко на запад, и он внушал страх краснокожим, потому что люди Земзе были сильны, умели угадывать мысли врагов и убивали на далеком расстоянии, бросая согнутый кусок дерева.
4992 За открытым окном, от низкого потолка до самого пола, невидимые листья принимались шелестеть и затихали. В номере гостиницы было темно и тихо. Влажный аромат парка смешивался с запахом духов. Ими был пропитан ветхий штоф на стенах, истертые ковры и огромная деревянная кровать, приютившая за долгие годы вереницы любовников. Это было доброе старое место для любовного уединения.
4993 Сначала он решил больше никогда не возвращаться домой, а всё время ходить по улицам, до тех пор пока не умрет от голода или не замерзнет. Потом, походив немного по переулкам, он давал себе самые страшные клятвы коренным образом исправиться и уже больше никогда в жизни не участвовать ни в каких обструкциях, а сделаться самым образцовым гимназистом не только в Одессе, но и во всей Российской империи.
4994 Петя видел, как отец вспыхнул. Василий Петрович вдруг с особенной остротой вспомнил, как на него кричал попечитель, вспомнил свой унизительный страх, и в нем снова заговорило чувство гордости, которую он всё время старался подавить с христианским смирением. В эту минуту он решил ни за что не сдаваться, а если придется, то до конца пострадать за свою правду.
4995 Так же томительно-медленно приближался синий вечер сочельника с его постным кухонным чадом и первой звездой в окне, до появления которой нельзя было ни зажигать огня, ни садиться за стол есть кутью и узвар. Так же на первый день справляли елку и так же заходили на кухню с улицы славить Христа мальчики со звездой, увешанной елочными бумажными цепями и с круглой бумажной иконкой посередине.
4996 Сколько раз он проходил мимо круглых ворот казарм, совсем не подозревая, что за ними есть какой-то новый, ни на что не похожий мир знойного, пустынного двора с ядрами и якорями и есть какая-то швальня, где матрос шьет на машине сигнальные флаги, и есть старинные окна в глубоких сводчатых нишах, откуда совсем по-новому виднеется море, зовущее в еще более новую, незнакомую даль.
4997 Петя уже собирался ругнуть дядю Федю, так небрежно пошившего шапку, но в это время раздался очень густой и очень длинный пароходный гудок, почти на целую минуту заглушивший всё разнообразные звуки порта. Когда же он вдруг, как отрезанный, прекратился и как бы улетел через весь город далеко в степь, а затем раздался снова, но уже на этот раз совсем короткий, как точка в конце длинного предложения.
4998 Впрочем, и без этого свежему морскому ветру было много возни с Петиным костюмом. Ветер трепал воротник Петиной матроски, надувал ее на спине и раздувал просторные рукава, тесно застегнутые на запястьях. А то, что шапка теперь была без ленты, может быть, даже и к лучшему: она с некоторой натяжкой могла сойти за берет пятнадцатилетнего капитана из романа того же названия.
4999 Но под влиянием сирокко портовые работы шли втрое медленнее, чем обычно. Лишь недавно окончили выгружать скот, и, для того чтобы попасть на пароход, пришлось пробираться через стадо измученных коров, которые уже не в состоянии были даже мычать, а только смотрели на Петину соломенную шляпу слезящимися глазами, в то время как сирокко круто загибал их хвосты и свистел в рогах.
5000 Вдруг Петя увидел далеко впереди странный огонь, не похожий ни на маяк, ни на топовый огонь встречного корабля. Он был почти красный и какой-то неправильный. Некоторое время он подержался и погас, но минуты через две снова зажегся, подержался и снова погас, и так всё время через равные промежутки времени медленно гас и медленно зажигался, становясь всё крупнее.
5001 Лена считалась красивее и лучше всех девочек в школе. Она была прямая и справедливая, хорошо училась. С ней можно было обо всём поговорить и поспорить. Она не строила из себя кисейную барышню, не слишком форсила, могла постоять за себя и с любым парнем решалась вступить в рукопашную. Этим она и завоевала любовь в нашем классе, этим она больше всего мне и нравилась.
5002 Едва мы успели добежать и укрыться под земляным навесом, как опрокинулся ливень. Гром ударил над самой головой, раскололся, рассыпался и с треском покатился вниз, в овраг. С реки слабо донесся печальный гудок парохода. Ни парохода, ни барж нельзя было различить в темноте. Только по кочующим точкам огней заметно было медленное движение каравана.
5003 Мутнота всяческих изнуряющих чувств как будто осела, и установилась полная душевная ясность. Мне было хорошо оттого, что рядом находился Никита, строгий и надежный друг, который никогда не покинет в беде, оттого, что нашлось во мне мужество уйти из школы, оттого что над Москвой ликующе сияло замечательное утро, что начиналось лето и начиналась другая, новая жизнь.
5004 Я нравился Жене как художник, я победил ее сердце своим талантом, и мне страстно хотелось писать только для нее, и я мечтал о ней, как о своей маленькой королеве, которая вместе со мной будет владеть этими деревьями, полями, туманом, зарей, этой природой, чудесной, очаровательной, но среди которой я до сих пор чувствовал себя безнадежно одиноким и ненужным.
5005 Одно время он арендовал ферму в Провансе, наслышался едких провансальских шуток и в Париже любил иногда вставлять их с усмешкой в свою всегда сжатую речь. Многие знали, что еще в Константинополе его бросила жена и что живет он с тех пор с постоянной раной в душе. Он никогда и никому не открывал тайны этой раны, но иногда невольно намекал на нее – неприятно шутил, если разговор касался женщин.
5006 Она сделала мне ручкой и вместе со своим тяжелым шарабаном исчезла с моих глаз, не дав мне наглядеться на ее хорошенькое, свежее личико. На этот раз она не была одета в красное. На ней было темно-зеленое платье с большими пуговицами да широкополая соломенная шляпа, но тем не менее она мне понравилась не меньше прежнего. Я с удовольствием поговорил бы с ней и послушал ее голос.
5007 Я хотел бы заглянуть в ее глубокие глаза при блеске солнца, как заглядывал в них тогда вечером, при сверкавшей молнии. Мне хотелось высадить ее из некрасивого шарабана и предложить ей пройти остальной путь рядом со мной, что я и сделал бы, если бы не условия света. Мне почему-то казалось, что она охотно согласилась бы на это предложение.
5008 Но бывают нередко минуты, когда я, вглядевшись в стоящий на моем столе портрет, чувствую непреодолимое желание пройтись с девушкой в красном по лесу под шумок высоких сосен и прижать ее к груди, несмотря ни на что. В эти минуты прощаю я и ложь и падение в грязную пропасть, готов простить всё для того, чтобы повторилась еще раз хотя бы частица прошлого.
5009 Я признался ей в своей любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как ненужно, мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить. Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.
5010 Был ли когда-нибудь в жизни у нее столь счастливый вечер. Он сам приехал за мной, а я из города, я наряжена и так хороша, как он и представить себе не мог, видя меня всегда только в старой юбчонке, в ситцевой бедной кофточке, у меня лицо, как у модистки, под этим шелковым белым платочком, я в новом гарусном коричневом платье под суконной жакеткой.
5011 Он сам приехал за мной, а я из города, я наряжена и так хороша, как он и представить себе не мог, видя меня всегда только в старой юбчонке, в ситцевой бедной кофточке, у меня лицо, как у модистки, под этим шелковым белым платочком, я в новом гарусном коричневом платье под суконной жакеткой, на мне белые чулки и новые полсапожки с медными подковками.
5012 Лес стоял еще совсем голый, но всё же грохотанье поезда отдавалось в нем отчетливее, чем в поле, а вдали уже мелькали по-весеннему печальные огоньки станции. Вот и высокий зеленый огонь семафора, – особенно прелестный в такие сумерки в березовом голом лесу, – и поезд со стуком стал переходить на другой путь.
5013 Дети просто обожали его за баловство, за подарки, за ложи в цирк и театр и за то, что никто так увлекательно не умел играть с ними, как Аносов. Но больше всего их очаровывали и крепче всего запечатлелись в их памяти его рассказы о военных походах, сражениях и стоянках на бивуаках, о победах и отступлениях, о смерти, ранах и лютых морозах.
5014 Никогда в другое время Зорька не несла меня с таким усердием, как в утро после сожжения кредиток. Ей тоже хотелось домой. Озеро тихо катило свои пенящиеся волны и, отражая в себе поднимающееся солнце, готовилось к дневному сну. Леса и прибрежные ивы стояли недвижимы, словно на утренней молитве. Трудно описать тогдашнее состояние моей души.
5015 Мы кое-как дотащили ее в ее комнату, умолили ее успокоиться, наобещали жестоко наказать повара, и она стихла наконец и заснула. Сколько трепетной нежности было для нас даже в одном этом – в совместных усилиях тащить ее, то и дело касаясь рук друг друга. На дворе шумел дождь, в темнеющих комнатах сверкала иногда молния и содрогались стекла от грома.
5016 Я многое скрыл, многого коснулся только слегка, но тем не менее, несмотря даже на игривость моего тона, на карикатурный пошиб моей речи, доктор во всё время моего рассказа глядел мне в лицо серьезно, то и дело покачивая головой и нетерпеливо подергивая плечами. Он ни разу не улыбнулся. Очевидно, мой легкий жанр произвел на него далеко не легкое впечатление.
5017 В первый раз видел он ясно, что он в нее страстно влюблен. Романтическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами пришла ему в голову, и чем более думал он о сем решительном поступке, тем более находил в нем благоразумия. С некоторого времени свидания в роще были прекращены по причине дождливой погоды. Он написал Акулине письмо самым четким почерком и самым бешеным слогом.
5018 В глаза бьет зарево пожара вдали направо. Тележка стоит против того леска, что открывался при зарницах. Лесок от зарева стал теперь черным и весь зыбко дрожит, как дрожит и всё поле перед ним в сумрачно-красном трепете от того жадно несущегося в небе пламени, которое, несмотря на даль, полыхает с бегущими в нем тенями дыма точно в версте от тележки, разъяряется всё жарче и грознее, охватывает горизонт всё выше и шире.
5019 Тот отвечал поспешно, но односложно, путался, видимо, и от застенчивости, и от жадности; что он страшно обрадовался возможности продать книги и вообразил, что сбудет их недешево, сказалось в первых же его словах, в той неловкой торопливости, с которой он заявил, что таких книг, как у него, ни за какие деньги нельзя достать.
5020 Его умиляла и возбуждала та откровенность, с которой она говорила с ним вчера о своей семейной жизни, о своем немолодом возрасте, и то, что она вдруг так расхрабрилась теперь, делает и говорит как раз то, что так удивительно не идет к ней. Она слегка раскраснелась от водки, даже бледные губы ее порозовели, глаза налились сонно-насмешливым блеском.
5021 В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землей и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик.
5022 В своей комнате он взглянул запухшими от слез глазами на часы и испугался: два без двадцати минут. Торопясь и стараясь не шуметь, он свел велосипед с балкона, тихо и скоро повел его по двору. За воротами вскочил в седло и, круто согнувшись, бешено заработал ногами, прыгая по песчаным ухабам просеки, среди бегущей на него с двух сторон и сквозящей на предрассветном небе частой черноты стволов.
5023 Полковой командир, в ту самую минуту, как он услышал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что-нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту поскакал к полку под градом пуль.
5024 Она была теперь совершенно некрасива, но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что она стала очень богатой невестой, а также то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с ней.
5025 Сколько бы раз опыт ни показывал человеку, что в тех же условиях, с тем же характером он сделает то же самое, что и прежде, он, в тысячный раз приступая в тех же условиях, с тем же характером к действию, всегда кончавшемуся одинаково, несомненно чувствует себя столь же уверенным в том, что он может поступать, как он захочет, как и до опыта.
5026 Он был растроган, грустен и испытывал легкое раскаяние, ведь эта молодая женщина, с которой он больше уже никогда не увидится, не была с ним счастлива. Он был приветлив с ней и сердечен, но всё же в обращении с ней, в его тоне и ласках сквозила тенью легкая насмешка, грубоватое высокомерие счастливого мужчины, который к тому же почти вдвое старше ее.
5027 Митя еще раз остановился, обернулся на мгновение: вечерний жук медленно плыл и гудел где-то возле него, точно сея тишину, успокоение и сумерки, но еще светло было от зари, охватившей полнеба своим ровным, долго не гаснущим светом первых летних зорь, а над крышей дома высоко блестел в прозрачной небесной пустоте крутой и острый серпок только что народившегося месяца.
5028 Тогда и овладела мной мысль поехать вновь в немецкие земли, не с тем, чтобы мирно поселиться в нашем, словно дремотном, городке, но не без суетного намерения похвалиться своими успехами перед отцом, который не мог не считать меня бездельником, его обокравшим. Не скрою, впрочем, что я испытывал и язвительную тоску, которой никогда не ожидал, по родным горам.
5029 На хромавшей лошади я мог подвигаться вперед лишь медленно и был еще далеко от города, когда стало уже плохо видно в сером сумраке, а с травы поднялся едкий туман. Я проезжал в это время густым, буковым лесом и не без опаски помышлял о ночлеге в местности, мне совершенно незнакомой, как вдруг с поворота увидел, у самого края дороги, на небольшой просеке, весь скривившийся деревянный домик.
5030 Когда я был еще совсем молодой и мне не давала покоя тяга закатиться куда-нибудь туда, где нас нет, люди зрелые уверяли меня, будто в зрелости от этого зуда излечиваются. Когда мой возраст подошел под эту мерку, в качестве целебного средства мне пообещали пожилые годы. В пожилые годы я услышал заверения, что со временем моя лихорадка все-таки пройдет.
5031 В нескольких шагах от меня – на поляне, между кустами зеленой малины, стояла высокая, стройная девушка в полосатом розовом платье и с белым платочком на голове. Вокруг нее теснились четыре молодые человека, и она поочередно хлопала их по лбу теми небольшими серыми цветками, которых имени я не знаю, но которые хорошо знакомы детям: эти цветки образуют небольшие мешочки.
5032 Гроза, медленно накоплявшаяся за весь этот жаркий, нестерпимо душный день, разразилась с необыкновенной силой. Молния блистала почти беспрерывно, и от раскатов грома дрожали и звенели стекла в окнах моей комнаты. Часов около восьми вечера гроза утихла на несколько минут, но только для того, чтобы потом начаться с новым ожесточением.
5033 Он говорил Анне Сергеевне о том, как она хороша, как соблазнительна, был нетерпеливо страстен, не отходил от нее ни на шаг, а она часто задумывалась и всё просила его сознаться, что он ее не уважает, нисколько не любит, а только видит в ней пошлую женщину. Почти каждый вечер попозже они уезжали куда-нибудь за город.
5034 Он стал внутренне, без слов молиться о какой-то небесной милости, о чьей-то жалости к себе, с горькой радостью чувствуя свое соединение с небом и уже некоторое отрешение от себя, от своего тела. Потом, стараясь удержать в себе эти чувства, посмотрел на дом: звезды отражаются расплющенным блеском в черных стеклах окон – и в стеклах ее окна.
5035 Конечно, она тронула его тем, что так растерялась вчера, когда он назвал ей свое имя, поражена была неожиданным знакомством с известным писателем, – чувствовать и видеть эту растерянность было, как всегда, приятно, это всегда располагает к женщине, если она не совсем дурна и глупа, сразу создает некоторую интимность между тобой и ею, дает смелость в обращении с ней и уже как бы некоторое право на нее.
5036 Ассоль пришла в восхищение. Пламенный веселый цвет так ярко горел в ее руке, как будто она держала огонь. Дорогу пересекал ручей с переброшенным через него жердяным мостиком. Отойдя в лес за мостик, по течению ручья, девочка осторожно спустила на воду у самого берега пленившее ее судно; паруса тотчас сверкнули алым отражением в прозрачной воде.
5037 И вот однажды, выйдя в зал, полный предвечернего солнца, к чаю, Митя неожиданно увидел возле самовара почту, которую он напрасно ждал всё утро. Он быстро подошел к столу – уж давно должна была Катя ответить хоть на одно из писем, что отправил он ей, – и ярко и жутко блеснул ему в глаза небольшой изысканный конверт с надписью на нем знакомым жалким почерком.
5038 И по себе он судил о других, не верил тому, что видел, и всегда предполагал, что у каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная жизнь. Каждое личное существование держится на тайне, и, быть может, отчасти поэтому культурный человек так нервно хлопочет о том, чтобы уважалась личная тайна.
5039 Он встал, отворил стеклянную дверь на каменные ступени в парк, услышал щелканье соловьев за его шумом, но тут так понесло прохладным ветром по каким-то молодым деревьям влево, что он вскочил в комнату. Комната потемнела, ветер летел по этим деревьям, пригнув их свежую зелень, и стекла двери и окон заискрились острыми брызгами мелкого дождя.
5040 Однако Олеся нашла в себе достаточно силы, чтобы достоять до конца обедню. Может быть, она не поняла настоящего значения этих враждебных взглядов, может быть, из гордости пренебрегла ими. Но когда она вышла из церкви, то у самой ограды ее со всех сторон обступила кучка баб, становившаяся с каждой минутой всё больше и больше и всё теснее сдвигавшаяся вокруг Олеси.
5041 Помню, как весной провожал ее на Курском вокзале, как мы спешили по платформе с ее ивовой корзинкой и свертком красного одеяла в ремнях, бежали вдоль длинного поезда, уже готового к отходу, заглядывали в переполненные народом зеленые вагоны. Помню, как наконец она взобралась в сени одного из них и мы говорили, прощались и целовали друг другу руки.
5042 Точно так же, если машина движется в будущее с быстротой в пятьдесят или во сто раз больше, чем мы сами, если она проходит минуту времени, пока мы проходим секунду, то впечатление, которое она производит, равняется, конечно, только одной пятидесятой или одной сотой того впечатления, которое она произвела бы, если бы двигалась вместе с нами. Это совершенно ясно.
5043 Раньше такого никогда не бывало. Чтобы лучше понять внучку, бабушка пыталась вспомнить, какой была она сама в «переходном возрасте», но в ее памяти возникал только образ милой, послушной девочки. Мудрая бабушка пришла к выводу, что переходного возраста у нее еще не было и он может нагрянуть лет этак в восемьдесят пять, так что надо последить за собой.
5044 Ей нужно было поднять розу, взять ее в руки и, прежде чем начать играть, подумать о нем. И каждый раз при этом рядом лежали стихи, начертанные на белом одиноком листке легкими летящими буквами, под которыми всегда стояла другая подпись, по-новому намекавшая на поэта и его влюбленность. Но в самих стихах каждый раз говорилось что-то о розах.
5045 А как тепло, как мягки на вид облака, разбросанные в беспорядке по небу, как кротки и уютны тени тополей и акаций, – тени, которые тянутся через всю широкую улицу и захватывают на другой стороне дома до самых балконов и вторых этажей. Выехали за город и побежали рысью по большой дороге. Здесь уже не пахло акацией и сиренью, не слышно было музыки.
5046 В саду росли одни только дубы; они стали распускаться только недавно, так что теперь сквозь молодую листву виден был весь сад с его эстрадой, столиками, качелями, видны были все вороньи гнезда, похожие на большие шапки. Всадники и их дамы спешились около одного из столиков и потребовали сельтерской воды. К ним стали подходить знакомые, гулявшие в саду.
5047 Окно шло от потолочного карниза до рамы в полу, а по сторонам на фут не достигало стен. Его створки можно было раздвинуть так, что стекла скрывались. За окном, внизу, был узкий выступ, засаженный цветами. Я проснулся при таком положении восходящего над чертой моря солнца, когда его лучи проходили внутрь комнаты вместе с отражением волн, сыпавшихся на экране задней стены.
5048 Один раз он видел, как она трясла ореховое дерево, в другой раз он видел ее сидящей на лужайке – она вязала синий свитер; три или четыре раза он находил на крыльце своего дома букетик осенних цветов, горсть каштанов в маленьком кулечке, пучок осенних листьев, аккуратно приколотый к листу белой бумаги и прикрепленный кнопкой к входной двери. И каждый вечер Кларисса провожала его до угла.
5049 Мне хочется знать, кто они, чего хотят, куда едут. Иногда я даже бываю в парках развлечений или катаюсь в ракетных автомобилях, когда они в полночь мчатся по окраинам города. Полиция не обращает внимания, лишь бы они были застрахованы. Есть у тебя в кармане страховая квитанция на десять тысяч долларов, значит, всё в порядке и все счастливы и довольны.
5050 Когда они спрыгивали на полотно, разминались, рвали цветы и делали легкую пробежку, у всех было такое чувство, будто местность возникла только что благодаря остановке, и болотистого луга с кочками, широкой реки и красивого дома с церковью на высоком противоположном берегу не было бы на свете, не случись этого несчастья.
5051 Он проплыл привычные полторы сотни метров в открытое море и еще столько же к берегу, пока не коснулся ногами круглой прибрежной гальки. Вытерся полотенцем, висевшим на сухом белом стволе выброшенного морем дерева, надел рубашку и сандалии и поднялся по узкой тропинке, которая вела от бухты к башне. Там он приготовил кофе и принялся за работу.
5052 Было воскресенье, середина июля. По праздникам можно было утром понежиться в постели подольше. Лара лежала на спине, закинув руки назад и положив их под голову. В мастерской стояла непривычная тишина. Окно на улицу было отворено. Лара слышала, как громыхавшая вдали пролетка съехала с булыжной мостовой в желобок коночного рельса и грубая стукотня сменилась плавным скольжением колеса как по маслу.
5053 Но сейчас его возбуждение дошло до такой степени, что ему не терпелось пробежать всё это расстояние разом, не переводя дыхания. Он не соображал, куда он шагает, широко раскидывая ноги, но ноги прекрасно знали, куда несли его. Тиверзин долго не подозревал, что после ухода его и Антипова из землянки на заседании было постановлено приступить к забастовке в этот же вечер.
5054 Он увидел глаза, с немым вопросом устремленные на него, увидел в резком свете ламп каждую морщинку, каждый волосок усов на крупном лице Вебера. Он с трудом овладел собой и продолжал спокойно работать. Он накладывал шов. Руки действовали машинально, рана постепенно закрывалась, а он только чувствовал, как от подмышек по рукам и по всему телу течет пот.
5055 Динка плохо понимала, от слез у нее никогда не болела голова, поэтому из рассказа Мышки она вынесла единственное убеждение, что старшая сестра неженка и что лучше с ней не связываться, потому что можно нажить себе большие неприятности. Но сейчас она украдкой смотрит в большие растревоженные глаза сестры, она в первый раз так внимательно всматривается в эти глаза.
5056 Боясь погони, он долго прятал сестру у знакомых, но мачеха и не думала разыскивать детей, не пробовала вернуть их домой и совершенно не интересовалась, на что они живут. Олег, боясь, что она потребует от него сестер, никогда не обращался к ней за помощью. В шестнадцать лет он уже окончил пансион и работал в частной конторе переписчиком, а в свободные часы бегал по урокам.
5057 Три дня ходил я из угла в угол, как волк в клетке, и всеми силами своей недюжинной воли старался не пускать себя из дому. Я не касался груды бумаг, лежавших на столе и терпеливо ожидавших моего внимания, никого не принимал, бранился с Поликарпом, раздражался. Я не пускал себя в графскую усадьбу, и это упорство стоило мне сильной нервной работы.
5058 Мы возвращались с охоты, на которую отправились с самого утра. Охота вышла неудачна. Около болот, на которые мы возлагали большие надежды, мы встретили компанию охотников, которые объявили нам, что дичь распугана. Нам удалось отправить на тот свет трех куликов и одного утенка – вот и всё, что выпало на долю десятка охотников.
5059 Эти непонятные слова можно было прочитать на стеклянной двери маленькой книжной лавочки, но, разумеется, только если смотреть на улицу из глубины помещения. В то серое промозглое утро дождь лил как из ведра. Капли сбегали по изгибам букв, по стеклу, и сквозь него ничего не было видно, кроме пятнистой от сырости стены дома на противоположной стороне улицы.
5060 Сначала она показалась мне несколько заторможенной, но потом я поняла, что она пребывает в состоянии завидного душевного покоя. Она уже десять лет жила в этом доме, который был восстановлен ей собственноручно, и здесь было всё, что нужно душе и телу: горячая вода, телефон, безлюдная красота гор, длинное лето и короткая, но снежная зима.
5061 Совершенство ее умеренного одиночества дало первую трещину, когда приехавший ее навестить первый муж с новой семьей, влюбившись в это место, решил купить последний пустующий дом. Он разыскал наследников, и они охотно продали ему то, что еще осталось от давно заброшенного строения. Дом был восстановлен, и новые соседи жили там только на каникулах, были деликатны и старались как можно меньше беспокоить Женевьев.
5062 Мой отец, индеец с янтарными глазами, был родом из тех краев, где сливаются воедино сто рек. От него пахло лесом, а еще он никогда не смотрел на небо прямо и открыто, поскольку вырос в джунглях и подсматривать за обнаженным небом казалось ему почти непристойным. Моя мать провела детство в тех заколдованных местах, где авантюристы всех мастей веками ищут золотой город, тот самый, который когда-то вроде бы видели конкистадоры.
5063 Осень в эту пору словно уставала от ожидания, когда же Лето наконец добровольно освободит для нее трон, и захватывала власть силой. Она не хотела больше ждать ни дня, ни часа, решительно врывалась с порывом северного ветра и самостоятельно себя короновала. А принималась разукрашивать свои владения золотыми красками – каждую травинку, каждый листочек.
5064 Сняв мачту, он скатал на нее парус и завязал его. Потом взвалил мачту на плечо и двинулся в гору. Вот тогда-то он понял всю меру своей усталости. На мгновение он остановился и, оглянувшись, увидел в свете уличного фонаря, как высоко вздымается за кормой лодки огромный хвост рыбы. Он увидел белую обнаженную линию ее позвоночника и темную тень головы с выдающимся вперед мечом.
5065 Несколько дней лил, не переставая, холодный дождь. В саду шумел мокрый ветер. В четыре часа дня мы уже зажигали керосиновые лампы, и невольно казалось, что лето окончилось навсегда и земля уходит всё дальше и дальше в глухие туманы, в неуютную темень и стужу. Был конец ноября – самое грустное время в деревне.
5066 Желание снова посетить то место, откуда я ушел при описанных выше обстоятельствах, наконец одержало надо мной верх, промучив меня почти всю следующую неделю. Однако на сей раз я решил побывать там засветло и отправился в ту часть города в первой половине дня. Я миновал лавку и несколько раз прошелся от угла к углу, борясь с чувством нерешительности, знакомым каждому, кто боится, что его неожиданное посещение будет некстати.
5067 Ему очень хотелось подольше отдохнуть на носу лодки и позволить рыбе сделать лишний круг, не выбирая лесы. Но когда тяга показала, что рыба повернула и возвращается к лодке, старик встал и начал тянуть бечеву, взмахивая поочередно руками и поворачивая из стороны в сторону туловище, для того чтобы выбрать как можно больше лесы.
5068 Выкинув скелет макрели за борт, он поглядел, не видно ли на воде кругов, но там был только светящийся след медленно уходящего вглубь остова рыбы. Тогда он повернулся, положил двух летучих рыб между кусками макрельего филе и, спрятав нож в футляр, снова осторожно перебрался на нос. Спину его пригибала тяжесть лесы, рыбу он нес в правой руке.
5069 Когда он ложился обратно спать, он подумал, что дождь – и тот действует, а я сплю и прячусь в лесу напрасно: умер же бобыль, умрешь и ты; тот ни одного изделия за весь свой век не изготовил – всё присматривался да приноравливался, всему удивлялся, в каждой простоте видел дивное дело и руки не мог ни на что поднять, чтобы чего-нибудь не испортить.
5070 Пока она делала свой круг, старик разглядел глаз рыбы и плывших подле нее двух серых рыб-прилипал. Время от времени прилипалы присасывались к рыбе, а потом стремглав бросались прочь. Порой же они весело плыли в тени, которую отбрасывала большая рыба. Каждая из прилипал была длиной более трех футов, и когда они плыли быстро, они извивались всем телом.
5071 Меня зовут Ева, что означает жизнь, по крайней мере так было написано в книге, по которой мама выбирала мне имя. Я родилась в самой дальней комнате темного дома и росла среди старой мебели, книг на латыни и человеческих мумий, что, впрочем, не смогло привить мне склонности к меланхолии, ибо появилась я на свет с дыханием сельвы, уже запечатленным в моей памяти.
5072 Был народ раньше всех народов, счастливый на берегу моря. Но исчез в памяти людской, так как не хватило у него смелости сойти с неверного пути. Мужчины его были могучи и добры, женщины спокойны и приветливы, и никто не возвышался над другими, чтобы унижать невозвысившегося. Потому что не было славы у того, кто возносился для себя.
5073 Листья были еще зеленые, когда Сапожников ее встретил впервые и с трудом узнал по медленной Нюриной улыбке, и у него стало холодно в сердце, когда он понял, кого он пропустил в жизни и от кого унесло его время на двадцать лет вперед, в прошлое от ее тогдашних двадцати пяти. Сорок пять лет ему было, Сапожникову, и ни секунды меньше.
5074 Он остановился потому, что понял – сейчас потеряет сознание. Он когда-то читал о таком в одной средневековой новелле, как любовники теряли сознание при виде друг друга, но там не было написано, что до этого они ничего не ели двое суток, а один из них пытался сделать цыганский браслет из снарядной гильзы от сорокапятки, служившей ему пепельницей.
5075 И снова появились и падали царства, и возвышаются и падают до сего дня, и каждый хочет выстроить свой дворец высоко на горе и выше других царей, и жадность его растет до облаков, и другой народ для него жертва, и тайное умение сведущих людей не идет на пользу другим людям, а только на пользу их жадности. И всему причина – Атлантида – с нее началось.
5076 Просто Сапожников на этом вечере вспомнил, как он прятался от бабушки под ее большой кроватью, когда она заставала его за попыткой стянуть и полистать большую оранжевую книгу с таинственным и непонятным названием. Бабушка прятала ее в шкафу на верхней полке, среди стеклянных банок с сахарным песком и кульков с крупой, потому что это была книга не для детей.
5077 Мигом схватил он поперек туловища Арто и поставил его передними лапами на стену. Умный пес отлично понял его. Он быстро вскарабкался на стену, замахал хвостом и победно залаял. Следом за ним очутился на стене и Сергей, как раз в то время, когда из расступившихся ветвей кипарисов выглянула большая темная фигура.
5078 Накануне очень трудно было убедить его лечь спать. Он всё рассказывал о событиях своей долгой жизни. Он так радовался, что вернулся в свой старый дом. Гордился, что без всякой помощи прошел аллею, и хвастался, что проживет еще двадцать лет. Но судьба оказалась милостивой к нему: смерть вовремя поставила точку.
5079 Он задал этот вопрос так, словно ответ и в самом деле имел для него большое значение, а когда я сказал, что, разумеется, слышал, он, видимо, очень обрадовался и стал говорить о Вагнере не как музыкант, а просто как человек, получающий от музыки душевное удовлетворение, причина которого непонятна ему самому.
5080 Но их главной заботой оставался четвертый партнер для бриджа. Один играл, как чурбан, другой так туго соображал, что терпение лопалось, этот был сварливым, тот постоянно проигрывал, третий разве что не мошенничал в открытую. Даже странно, как трудно было найти именно такого партнера, какой был нужен.
5081 Гость сидел на стуле в тяжелой некрасивой позе, выпятив большой живот и широко расставив толстые ноги. Тело его утратило всякую гибкость. Нейлсон лениво задал себе вопрос, как же выглядел этот человек в молодости. Было почти невозможно представить себе, чтобы эта туша была когда-то резвым мальчишкой.
5082 Даже теперь, после стольких лет, когда я вспоминаю об этих юных существах, таких прекрасных, простых, и об их любви, у меня щемит сердце. Оно сжимается так же, как это иногда бывает, когда я ночью смотрю на полную луну, сияющую в чистом небе над тихой лагуной. Созерцание идеальной красоты всегда рождает боль.
5083 Он не занимал бы меня так, если бы я не знал, что в определенный день, через десять лет, даже при безукоризненном здоровье, он должен будет добровольно расстаться с жизнью. Очевидно, мысль об этом решении никогда полностью не оставляла его, и, может быть, поэтому он еще острее наслаждался каждым мгновением.
5084 Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям и доходит совсем до скотства в пороках своих, а всё от беспрерывной лжи и людям и себе самому.
5085 Во всякой гениальной или новой человеческой мысли, или просто даже во всякой серьезной человеческой мысли, зарождающейся в чьей-нибудь голове, всегда остается нечто такое, чего никак нельзя передать другим людям, хотя бы вы исписали целые тома и растолковывали вашу мысль тридцать пять лет; всегда останется нечто, что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останется при вас навеки.
5086 Когда я взглянул ей в лицо, я искренне удивился тому, что при первой встрече эта женщина с седыми волосами, горькими складками у рта и слепыми глазами могла показаться мне некрасивой. Сейчас ее лицо было озарено любовью и сочувствием. Будто эти глаза, в которых отражался вечный мрак, видели больше, чем те, которые с радостью взирают на белый свет.
5087 Когда я пас своих овец, то был счастлив и распространял счастье вокруг себя. Люди радовались, когда я приходил к ним, и принимали меня как дорогого гостя. А теперь я печален и несчастен. И не знаю, что делать. Я стану злобным и недоверчивым и буду подозревать всех потому лишь, что один человек обманул меня.
5088 Он никогда ее не видел. Она вклеивала в синий альбом все газетные рецензии о его книгах и плакала, если они не были хвалебными. Фотографии на них часто были неотчетливыми и вовсе не льстили ему. Все его книги были о любви. Он писал, не принимая во внимание то, что времена изменились, и она гордилась этим.
5089 Вообще жизнь люблю, но нашу жизнь, уездную, русскую, обывательскую, терпеть не могу и презираю ее всеми силами моей души. А что касается моей собственной, личной жизни, то в ней нет решительно ничего хорошего. Когда идешь темной ночью по лесу и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок.
5090 Он с чудесным выражением сыграл две пьесы Чайковского, так тепло, так умно. Лицо у него было такое, как всегда – не умное и не глупое, и мне казалось просто чудом, что человек, которого я привык видеть среди самой низменной, нечистой обстановки, был способен на такой высокий и недосягаемый для меня подъем чувства, на такую чистоту.
5091 Я так понимаю, что вера есть способность духа. Она все равно что талант: с ней надо родиться. Насколько я могу судить по себе, по тем людям, которых видел на своем веку, по всему тому, что творилось вокруг, эта способность присуща русским людям в высочайшей степени. Русская жизнь представляет из себя непрерывный ряд верований и увлечений.
5092 Всю жизнь я писал только маслом, потому что у меня не было ни терпения, ни умения сказать сразу, а только длинное, мучительное нащупывание своего главного слова, которое приходило, когда праздник кончался, и уже уставали ждать, и разбредались по заботам дня. И главное слово я произносил наедине – никому не нужное, точное слово.
5093 Мы знаем все глупости, сделанные нами за тысячу и более лет. А раз мы это знаем и всё это записано и мы можем оглянуться назад и увидеть путь, который мы прошли, то есть надежда, что когда-нибудь мы перестанем сооружать эти дурацкие погребальные костры и кидаться в огонь. Каждое новое поколение оставляет нам людей, которые помнят об ошибках человечества.
5094 Много в жизни своей я бродяжничал, но в какое бы новое место ни приходил, везде мне хотелось построить тут себе дом и жить долго. Так я обыкновенно и приступал к изучению любого края, – будто бы я выбираю себе место, где бы мне поставить свой дом. Пусть множество раз попытки найти точку своего постоянства разлетались, как мыльный пузырь.
5095 Весна света согревается полднями. Пороша к полудню растаяла, и радость моя притупилась, но не исчезла. Как только замерзли к вечеру лужи, запах вечернего мороза опять вернул меня к весне света. Так вечерело, но голубые вечерние звезды не показались в Москве: всё небо оставалось голубым и медленно синело.
5096 Я оказался рядом с ней, поскольку задержался, чтобы пройти вместе от входной двери до гостиной. И этого для меня было уже много. Она неожиданно расцвела, в то время как я, старше ее годом, всё еще оставался гадким утенком, и в течение десяти дней, проведенных нами дома, едва осмеливался к ней приблизиться.
5097 Анфиса знала, что на библиотечных полках запрятаны такие сокровища мысли и поэзии, что от одного представления о них у нее темнели глаза. Она читала книги запоем, глотала страницу за страницей, прячась в саду, в темной беседке, похожей на шалаш и увитой диким виноградом. Отец кричал ей из сада, что она испортит себе глаза.
5098 Таких дружеских интимных делишек у них водилось много, и обоим им от них было удовольствие и радость. Точно жили они, совсем отгородившись от взрослых. Но самым увлекательным было то время, когда они научились говорить на языке черных пуделей. Каждый день перед завтраком они ходили вдвоем гулять по аллеям и холмам того большого сквера, который разбит у подножия театра Трокадеро.
5099 Эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником. Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным.
5100 Как же передать те чувства, с которыми смотрел я, мысленно видя там, в этой комнате, Лизу, спящую под лепет листьев, тихим дождем струящийся за открытыми окнами, в которые то и дело входит и веет этот теплый ветер с полей, лелея ее полудетский сон, чище, прекраснее которого не было, казалось, на всей земле.
5101 В окна светило солнце, от верхних цветных стекол на полу горели синие и рубиновые пятна. Я поднял нижние рамы – утро было уже похоже на летнее, со всей мирной простотой, присущей лету, его утреннему мягкому и чистому воздуху, запахам солнечного сада со всеми его травами, цветами и бабочками. Я умылся, оделся и стал молиться на образа.
5102 Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением, и что зла уже нет на земле и всё благополучно.
5103 Прямо перед моими глазами между оконными рамами на зиму ради тепла была уложена вата, день выдался безупречно солнечный, и на белизне ватного валика золотом, серебром или неведомыми мне самоцветами играли в сказку елочные блестки и обрывки новогодней мишуры. А на уличном стекле цвели ледяные узоры. Мать сидела за чужим столом, тихо разговаривала с плохо знакомой мне женщиной.
5104 Она хотела надеть свое единственное белое платье. Но Нильс сказал, что красивая девушка должна быть одета так, чтобы выделяться из окружающей обстановки. В общем, длинная его речь по этому поводу сводилась к тому, что в белые ночи надо быть обязательно в черном и, наоборот, в темные сверкать белизной платья.
5105 Ваше положение на данный момент определяет то, как вы судите о случившемся ранее – было это хорошо или плохо, принесло пользу или вред – и эта точка зрения может меняться от момента к моменту. В конечном счете можно сказать только, что вещи происходят, а нравятся они нам в данный момент или нет – зависит от того, как мы ощущаем их воздействие.
5106 Раздраженный старик бросил всё и решился наконец переехать в Петербург, чтобы лично хлопотать о своем деле, а в губернии оставил за себя опытного поверенного. Кажется, князь скоро стал понимать, что он напрасно оскорбил Ихменева. Но оскорбление с обеих сторон было так сильно, что не оставалось и слова на мир.
5107 В губернии он оставил за себя опытного поверенного. Кажется, князь скоро стал понимать, что он напрасно оскорбил Ихменева. Но оскорбление с обеих сторон было так сильно, что не оставалось и слова на мир, и князь употреблял все усилия, чтобы повернуть дело в свою пользу, то есть отнять у бывшего своего управляющего последний кусок хлеба.
5108 Но возьмем короля и предположим, что власть его и впрямь безусловна, что власть его для тебя – неоспоримая данность, вроде пути из залы совета в гостиную в замке моего отца: к нему ведет вот эта лестница, а не другая, вот эта дверь, а не соседняя, и тебе незачем изыскивать другой путь, коль скоро существует этот.
5109 Земля трудом человека не насытится, сколько ни трудись, всё как будто кто-то смотрит на тебя и ждет усилия особенного в понимании. В тревоге без памяти отдаемся труду до изнеможения, а собачка сидит рядом и глазами своими говорит – брось пустяки, не вертись, пойми, а потом делай, пойми сразу и начинай.
5110 Бог создал всё видимое, и планеты в том числе. Они служат для обеспечения порядка и гармонии всего живого – растений, животного мира, помогают человеческой плоти, но они абсолютно не властны над душой и разумом человека. Не они направляют человека, а человек через свое подсознание движет всеми планетами.
5111 Все автобиографии лживы. Ни один человек не может быть плох настолько, чтобы рассказать о себе при жизни правду, втянув в это дело, как того и требует правда, свою семью, друзей и коллег. И ни один человек не может быть настолько добродетельным, чтобы рассказать правду потомству в документе, который он держит при себе до тех пор, пока не останется никого, кто бы мог противоречить ему.
5112 Он видел глянцевое лимонное море и сумрачную вишневую зарю на совершенно чистом сероватом небе. День будет знойный. Но пока не поднимется солнце, о тепле нечего и думать. Конечно, Гаврик свободно мог спать с дедушкой в хибарке. Там было тепло и мягко. Но какой же мальчик откажется от наслаждения лишний раз переночевать на берегу моря под открытым небом?
5113 Он поспешно отогнал эту недостойную мысль и постарался свободно отдаться музыке. Прежнее очарование постепенно опять овладело им. Его ноги словно отделились от земли, плоть стала духом, лучезарное сияние разлилось перед глазами. Всё, что было вокруг, исчезло, он парил над каким-то неведомым миром, мечту о котором лелеял давно.
5114 Мы не можем с точностью утверждать, испытывал ли Себастьен страх, проходя это место; он не прибавил шагу и не сошел с дороги, хотя мог бы обойти опасное место стороной; он немного замедлил шаг только чуть дальше, но это произошло, видимо, потому, что начинался едва заметный подъем, и, наконец, юноша вышел на развилку двух дорог.
5115 Окрыляя ум и сердце, книги помогли мне подняться над гнилым болотом, где я утонул бы без них, захлебнувшись глупостью и пошлостью. Всё более расширяя передо мной пределы мира, книги говорили мне о том, как велик и прекрасен человек в стремлении к лучшему, как много сделал он на земле и каких невероятных страданий стоило это ему.
5116 Мать умерла в последнюю неделю октября, не приходя в сознание и не попрощавшись с дочерью. С тех пор Сильвия не отмечала своего дня рождения, не оттого, что наступал он сразу за очередной годовщиной смерти матери, и даже не в знак траура по ней, а потому, что с уходом родителей не видела смысла в своем существовании.
5117 Он бережно провел руками по уцелевшим частям каменной мозаики, словно согревая их теплом своих ладоней. Сильвия поспешно отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы. В последнее время она часто и в охотку плакала, не особо тревожась о своем душевном состоянии и даже радуясь ему – ведь сердце живо до той поры, пока не растратило умение плакать.
5118 Красота ее с годами стала сдержанной и вдумчивой, притушила живой блеск глаз и заострила черты лица, волосы потемнели и заметно поседели на висках, но даже седина странным образом убавляла ей возраст: казалось, она заключила со временем договор и оно щадило ее, замедляясь в необратимом своем течении.
5119 Эти весточки от тетушки Герды горестно свидетельствовали о том, как она изменилась, а также об ужасном, удручающем недостатке внимания с ее стороны. Ведь в душе своей люди всегда носят образы тех, кого любят, они живут в их сердце, и мир полон разных возможностей выказать им свою нежность, это не оценить деньгами, но это приносит столько радости.
5120 Ей необходимо было чертить свои линии серебром и золотом и долго ждать, прежде чем взяться за следующую. Время у нее имелось, да и материал – неисчерпаем. Допоздна в светлые ночи она сидела у своего окна и играла в великую опасную игру. Она не зажигала ламп, ночь была прозрачной и медленно меняла краски, которые приходят вместе с весной.
5121 Дело было в начале мая. Тетушке не надо было смотреть на карту, она знала ее наизусть. Как и раньше, слова ее превращались в фразы и обретали форму, линии и овалы менялись местами, а краски постоянно чередовались. Впервые в жизни тетушка Герда переживала сладостное и горестное осознание своей власти.
5122 Она встала в четыре часа утра, чтобы не терять времени и чтобы владеть всей виллой. Стены и пол поделены по-новому полосами солнечного света, который уже целый день не возвращался; спящий дом со всеми его по-летнему желтыми, покрытыми олифой стенами пронизывал насквозь свет раннего утра, и было абсолютно тихо.
5123 Зато они жили счастливо и не имели врагов; и каждый год в их тщательно прибранном домике и крошечном садике за домом можно было заметить что-нибудь новое. Дора пользовалась на их улице, где домики стояли почти обособленно, славой человека, всегда готового прийти на помощь всякому, на кого обрушилось несчастье или болезнь.
5124 Здоровья она была не особенно крепкого, но она обладала той особой силой духа, которая позволяет видеть вещи такими, каковы они есть, и всё же не отчаиваться, что немало обескураживает судьбу. Она хорошо сознавала недостатки своего мужа и не менее ясно видела его достоинства – и супруги никогда не ссорились.
5125 Мыслями я всё чаще уношусь в давно ушедшие годы юности. О многих своих тогдашних поступках я сожалею, но стараюсь, чтобы это не слишком портило мне жизнь; я говорю себе: это сделал не ты, а тот другой человек, которым ты некогда был. Я причинил зло разным людям, но раз этого не исправить, я стараюсь искупить свою вину, делая добро другим людям.
5126 По Шиллеру, много писавшему об эстетике, цель искусства есть, так же как и по Канту, красота, источник которой есть наслаждение без практической пользы. Так что искусство может быть названо игрой, но не в смысле ничтожного занятия, а в смысле проявления красоты самой жизни, не имеющей другой цели, кроме красоты.
5127 Сам он страстно любил красоту, и радость служения ей была для него достаточной наградой. Но еще больше красоты он любил Рут. Он думал, что в мире нет ничего прекраснее любви. Ведь эта любовь произвела в нем переворот и превратила его из невежественного матроса в человека, стремящегося к знанию, в художника.
5128 Когда я глазами повзрослевшего человека увидел все эти вещи, мне почудилось, будто всего какой-нибудь час назад я ворвался в дом с тенистых улиц, с криком, не успевшим замереть на моих устах. В те времена я был странноватым и смешным парнишкой, у которого в голове постоянно бродили необычные идеи; мысли об отравлении и страх были всего лишь частью моего тогдашнего бытия.
5129 Степной волк открыл в себе по крайней мере фаустовскую раздвоенность, обнаружил, что за единством его жизни вовсе не стоит единство души, а что он в лучшем случае находится лишь на пути, лишь в долгом паломничестве к идеалу этой гармонии. Он хочет либо преодолеть в себе волка и стать целиком человеком, либо отказаться от человека и хотя бы как волк жить цельной, нераздвоенной жизнью.
5130 В молодости я требовал от людей больше, чем они могли дать: постоянства в дружбе, верности в чувствах. Теперь я научился требовать от них меньше, чем они могут дать: быть рядом и молчать. И на их чувства, на их дружбу, на их благородные поступки я всегда смотрю как на настоящее чудо – как на дар божий.
5131 Леность – источник всех пороков. Как можно больше наслаждаться, как можно меньше делать, – это задача испорченной натуры. Нет спасения для человека до тех пор, пока эта естественная косность не будет счастливо побеждена и пока человек не найдет в деятельности и только в деятельности своих радостей и своего наслаждения.
5132 Чтобы идти в этом мире верным путем – надо жертвовать собой до конца. Назначение человека состоит не в том только, чтобы быть счастливым, он приходит в мир не затем только, чтобы быть честным, – он должен открыть для человечества что-то великое, утвердить благородство и преодолеть пошлость, среди которой влачит свою жизнь большинство людей.
5133 Счастлив тот, кто верит в бога, потому что он, пусть не без усилий и горестей, в конце концов превозмогает все трудности жизни. Самое лучшее – при всех обстоятельствах, на любом месте и во все времена сохранять мысль о боге и стараться побольше узнать о нем, а это можно сделать, читая Библию и другие источники.
5134 Хорошо верить, что всё в мире чудесно, всё лучше, чем можно себе представить, потому что в этой вере – правда; хорошо остаться порядочным, скромным и иметь доброе сердце, даже если приходится скрывать свою доброту, как это часто бывает необходимо; хорошо знать многое, что скрыто от мыслителей мира сего, но от природы понятно людям бедным и простым, женщинам и детям.
5135 По окончании лицея он должен был бы всё знать, всё чувствовать, всё видеть и всё людское в этой связи презирать и ненавидеть. Но это были идеальные требования. А далеко не все лицеисты получали дипломы с отличием. Иным лодырям и тупицам дипломы выдавали махнув рукой, жалко было затрат на их воспитание, да и не хватало кадров.
5136 Здесь ему придется работать по двенадцати часов в сутки, по вечерам ложиться в постель, изнемогая от усталости, и у него не останется ни времени, ни сил, чтобы открыть книгу или помечтать в музее. Здесь не будет у него иных друзей, кроме простых сицилийцев, до того бедных и грязных, что вся живописность их черт и характера едва может пробиться сквозь лохмотья и подавляющую их нужду.
5137 Мысль о том, чтобы собрать слова, имеющие отношение к природе, пришла мне в голову в тот день, когда на луговом озерце я услышал, как хриплая девочка перечисляла разные травы и цветы. Словарь этот будет, конечно, толковым. Каждое слово должно быть объяснено, и после него следует помещать несколько отрывков из книг писателей, поэтов и ученых.
5138 Они покидают Солнечную систему с громадным ускорением и меньше чем через час достигают почти скорости света. А это значит, что они располагают такой системой двигателей, которая действует равномерно на любой атом в корабле. Любопытно, чего ради они прибегают к таким чудовищным ускорениям, ведь в космосе они как рыба в воде и времени у них вдоволь, могли бы набирать скорость без всякой спешки.
5139 Мы погасили огонь в очаге и ненадолго открыли двери настежь, чтобы в дом могли войти кошка и ветер. А потом спустились со своего высокого крыльца под последними, еще светившими на небе звездами; дома в сумерках были похожи на темные холмы. На открытых местах, например на городской площади, было значительно светлее.
5140 Я не представляю себе несчастья, и в минуты самых реальных страданий я умела отвлечься и обобщить. Я плакала и мне было очень больно, но я ни на йоту не отказывалась от своих верований и знаний. Мир, природа и я в них для меня не были звуком и красивой фразой: как я их знаю и чувствую – их в себе и себя в них.
5141 И вот однажды в четверг, приблизительно через две тысячи лет после того, как одного человека прибили к дереву за то, что он рассказывал людям, как чудесно было бы для разнообразия подобреть друг к другу, одна девушка сидела в маленьком кафе. И внезапно она поняла со всей ясностью, что же было не так всё это время.
5142 Пусть будет это для вас руководящей истиной во всяком добром труде, источником здоровой жизненной энергии: ваше искусство есть прославление того, что вы любите. Оно может быть прославлением камня или морской раковины, прославлением героя или прославлением бога; высота, на которой вы стоите наряду со всем живущим, определяется высотой и величием того, что вы любите.
5143 Гармония семьи состоит не в том, чтобы все ее члены думали и действовали одинаково, имели или не имели тайн друг от друга. Она состоит в царственно расточаемой любви, где никто не требует обязательств друг от друга, в той высочайшей чести, где нет слов о самопожертвовании, а есть мысль о помощи, о радости быть полезным другому.
5144 Повислые под кручей частые длинные корни деревьев теперь под темными сводами берега превратились в сосульки и, нарастая больше и больше, достигли воды. И когда ветерок, даже самый ласковый, весенний, волновал воду и маленькие волны достигали под кручей концов сосулек, то волновали их, они качались, стуча друг о друга, звенели, и этот звук был первый звук весны, эолова арфа.
5145 И вот я еду сегодня на велосипеде по узкой извилистой дорожке парка. Хрустит и взвизгивает гравий под колесами. Левая сторона лица моего обращена к солнцу, и ей тепло, а правой холодно. По бокам дорожки – плотные, мелкие кусты. Сквозь них теперь сквозит небо и кажется таким густым, таким невероятно синим.
5146 Кажется, что сейчас же с радостью отдал бы всю остальную жизнь, перенес бы всяческие мучения за один только день того светлого, прекрасного существования, которое никогда не повторится. Кажется, ловил бы каждое милое, заботливое слово и заключал бы его навсегда в памяти, впивал бы в душу медленно и жадно, капля по капле, каждую ласку.
5147 Приходил постоянно на эти невинные забавы некто господин Покорни. Сверстникам Александрова он казался стариком, хотя вряд ли ему было больше тридцати пяти лет: таков уж условный масштаб юности. Надо сказать, что в этой молодой и веселой компании господин Покорни был не только не нужен, но, пожалуй, даже и тяжел.
5148 Было во время дождя: катились навстречу друг другу по телеграфной проволоке две капли. Они бы встретились и одной большой каплей упали на землю, но пролетающая мимо птица задела проволоку, и капли упали на землю до встречи друг с другом. Вот и всё о каплях, и их судьба для нас исчезает в сырой земле.
5149 Обтяпал двадцать кустов черной смородины, и когда устал, то почувствовал обман мечты, завлекающей делать сад. Будь у меня земля в то время, когда зарождалась эта мечта, и выйди я тогда на эту работу, я был бы отличным садовником. Но сада у меня не было, я стал работать над словом и вырастил сад из слов такой большой, что в нем тысячи гуляют и миллионы пройдут в нем.
5150 Догматы и обряды различных религий, как мне казалось, связывались таким образом, что каждая из них обладала некоторой частью тайны, которая определяла их рост и охраняла существование. Эти формулы могли терять силу, исчезать, одни расы сменялись другими, но ни одна из них не могла ни победить, ни быть побежденной иначе, как духом.
5151 Буду рассматривать места, где мы пересекаемся, изумляться тому, что видела эта девочка и как она выжила. Лучше я сделать все равно ничего не смогу – тут можно лишь смотреть, как всё встраивается в общую картину того, что я тогда видел. Когда я ее вспоминаю, то вижу длинный список красок, но сильнее всего отзываются те три, в которых я видел ее во плоти.
5152 В такие вечера, как этот, они будут гулять под пепельным светом звезд. Они пойдут рука об руку, прижавшись друг к другу, ощущая биение своих сердец, чувствуя теплоту плеч, сплетая свою любовь с нежной ясностью летних ночей, и станут такими близкими, что смогут легко, одной силой своей любви, проникать в самые сокровенные мысли друг друга.
5153 Она вовсе еще не ощущала тех бурных порывов всего существа, тех безумных восторгов, тех величайших подъемов, которые считала присущими страсти; но ей казалось все-таки, что она начинает любить его, потому что порой она вся замирала, думая о нем, – а думала она о нем постоянно. Его присутствие волновало ей сердце.
5154 Она чувствовала между ним и собой словно какую-то завесу, какое-то препятствие и в первый раз заметила, что два человека никогда не могут проникнуть друг другу в душу, в самую глубь мыслей, что они могут идти всю жизнь рядом, иногда тесно сплетаясь в объятиях, но никогда не сливаясь окончательно, и что нравственное существо каждого из нас остается вечно одиноким.
5155 Проводник догнал их и провел к одному из тех очаровательных источников, которые так часто встречаются в гористых странах; то была тонкая и круглая струйка ледяной воды, выходившая из отверстия в скале и стекавшая по листу каштана, положенному каким-то прохожим так, чтобы подвести струйку как раз ко рту.
5156 Вдруг в его сознании возник образ – образ не того, кого он видел перед собой, а другого. Он как будто смотрел в кривое зеркало, которое делает человека или необычайно толстым, или ужасно длинным; только сейчас происходило как раз обратное: в отталкивающем тучном старике он вдруг на мгновение увидел образ юноши.
5157 Мне решительно нечего делать с утра до вечера. А когда у всех столько работы, бездельничать просто невыносимо. Я не хочу вам надоедать, я знаю, что не могу посягать ни на вашу доброту, ни на ваше время, но говорю я вполне серьезно, и, право же, вы окажете мне благодеяние, если позволите хоть немножко вам помогать.
5158 Окажись у него хоть какой-то талант, я первая стала бы поощрять его, пошла бы на любые жертвы. Вполне понятно, что я бы предпочла быть женой художника, нежели биржевого маклера. Если бы не дети, я бы ничего не боялась и в какой-нибудь жалкой студии в Челси жила бы не менее счастливо, чем в этой квартире.
5159 Когда навстречу прекрасному в природе душа моя расширяется, я верю, что это прекрасное существует в мире само по себе, и я лишь просто его принимаю в себя. Когда мне становится худо и на глаза попадается всё некрасивое и недоброе, то виновником этого состояния я считаю себя: это я такой и этими глазами смотрю на мир.
5160 Он никогда не бывал здесь прежде, но по рассказам местных знал, что где-то на берегу есть избушка, и, рискуя в темноте свернуть шею, пошел вдоль воды, пока не уперся в бревенчатый сруб. В первый момент он даже отказался поверить в свое везение. В избушке то ли кто-то жил, то ли постоянно сюда наведывался.
5161 Он подумал о том, что еще недавно, всего несколько лет назад, он бы не смог почувствовать всю прелесть этой избушки и этого леса, его ощущения не были бы такими полными и глубокими, потому что он был слишком честолюбив, мучился от сознания своего несовершенства, к чему-то стремился, – теперь же, слава богу, всё это ушло.
5162 Едва ли бабушка об этом эпизоде из истории родного города знала. Никогда в своих рассказах революцию она не ругала, но радовалась ей, как радуется обновлению юное сердце и, что бы позднее ни думали про случившееся в роковом феврале семнадцатого ее внуки и правнуки, у меня никогда не поднималась рука за эту живую и неподдельную радость ее осудить.
5163 Если порой Смуров и чувствовал себя неловко, он во всяком случае не показывал этого. Признаюсь, в те первые вечера он на меня произвел довольно приятное впечатление. Был он роста небольшого, но ладен и ловок, его скромный черный костюм и черный галстук бантиком, казалось, сдержанно намекают на какой-то тайный траур.
5164 Мы осыпаем детей подарками, но самый ценный для них подарок – радость общения, дружбу – мы дарим нехотя и растрачиваем себя на тех, кому мы совершенно безразличны. Однако в конце концов мы получаем по заслугам. Приходит время, когда нам больше всего на свете нужно общество детей, их внимание, и нам достаются те жалкие крохи, которые прежде приходились на их долю.
5165 Низкое солнце то и дело блистало сквозь крупный золотой ливень. Алмазно сверкающие дождевыми слезами стекла кареты были подняты, в ее коробке было тесно, я с наслаждением задыхался от духов невесты и всего того пышного, белоснежного, в чем она тонула, глядел в ее заплаканные глаза, неловко держал в руках образ в золотой новой ризе, которым ее благословил.
5166 У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам. Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем.
5167 Он сидел в библиотеке, перелистывал журналы, уже десятки лет желтевшие и сохнувшие в шкафах. В журналах было много прекрасных стихов старых поэтов, чудесных строк, говоривших почти всегда об одном, – о том, чем полны все стихи и песни с начала мира, чем жила теперь и его душа и что неизменно мог он так или иначе отнести к самому себе, к своей любви.
5168 С наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту. Осень – пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный и на гумнах возвышается целый золотой город, а на реке звонко и резко гогочут по утрам гуси, так в деревне и совсем не плохо.
5169 Помню, мне порой казалось на редкость заманчивым быть мужиком. Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, всё думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в ометах, а в праздник встать вместе с солнцем, под густой и музыкальный благовест из села, умыться около бочки и надеть чистую рубаху, такие же портки и несокрушимые сапоги с подковками.
5170 Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах. Во всех комнатах прохладно и сумрачно: это оттого, что дом окружен садом, а верхние стекла окон цветные: синие и лиловые. Всюду тишина и чистота.
5171 Наконец вошел он в комнату, сел на стуле и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда. Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки.
5172 Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом через эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
5173 Потом он осознал, какой тонкости восприятия достиг, и решил, что это от любви и нет на свете ничего прекраснее любви и, пройдя вспять коридорами памяти, оглядел все прежние утехи и наслаждения – опьянение вином, женские ласки, грубые драки и состязания в силе, – и рядом с высокой страстью, что владела им сейчас всё ему показалось мелким и низменным.
5174 В июне тополь зацветал. Стояли дни, полные ласкового солнца. Небо, свободное от облаков, по утрам опрокидывало на землю такую синеву, что городок наш, казалось, притихал от изумления. Осторожный ветер снимал с веток миллионы пушинок, и по всем окрестным дворам и улицам начинала кружить медленная тополиная метель.
5175 Дома у нас была энциклопедия, и отец говорил о ней, как говорят о далекой стране, предупреждал: осторожно, на страницах ее можно заблудиться, как в незнакомом городе. Сто с лишним томов занимали целую стену в гостиной. Невозможно было не увидеть их, не прикоснуться к ним. Иногда от скуки я открывал наугад огромный том в черном переплете.
5176 У вас пропадает желание сохранить даже капельку радостей, которую вы сумели себе выкроить. Всё становится противно. Теперь на пути, ведущем в никуда, вам достаточно всего лишь малость пожрать, согреться и как можно крепче уснуть. Чтобы возродить в себе интерес к жизни, следует изобрести новые гримасы, которые вы будете корчить перед другими.
5177 Именно такое поведение взрослых привык наблюдать его мозг, и спасение вселенной оказалось вписано в шаблон процесса взросления, а Гарри очень хотелось поскорее начать взрослеть. И если сюжетная линия требует от героя потерять часть невинности в качестве платы за первое приключение, то кажется, что пора, уже давно пора, пережить эту боль.
5178 Она давно боялась, что ее мальчика могут украсть. Разве можно не хотеть украсть такого очаровательного мальчика? Кто может равнодушно пройти мимо его растрепанной головки, мимо огромных карих глаз, всегда готовых удивляться окружающему миру? Что может быть приятнее звуков его тонкого детского голосочка, такого нежного и такого звонкого?
5179 Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее – не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное.
5180 Предатель своей страны заслуживает смерти у всех народов. Но почему не видят люди предателей своей собственной души? Ведь такие изменники не имеют уже правдивости. На человека этого нельзя положиться ни в чем. Он будет идти от дурного к худшему, и зло внутри будет возрастать. Кто бесчестен даже в самых малых вещах, скоро вообще потеряет всякое достоинство.
5181 Мелкие радости куда важнее крупных. Рано утром по весне прогуляться пешком не в пример лучше, чем катить восемьдесят миль в самом роскошном автомобиле; а знаете почему? Потому что всё вокруг благоухает, всё растет и цветет. Когда идешь пешком, есть время оглядеться вокруг, заметить самую малую красоту.
5182 Может быть, его ноздри улавливали слабый аромат, может быть, кожей лица и рук он ощущал чуть заметное повышение температуры вблизи того места, где стоял кто-то невидимый, согревая воздух своим теплом. Понять это было невозможно. Однако, завернув за угол, он всякий раз видел лишь белые плиты пустынного тротуара.
5183 Когда орел еще не совсем скрылся из виду, у меня вдруг высохли слезы, и вот тебе доказательство, что эта мысль была ниспослана мне свыше: лишь только я безотчетно принял решение, в тот же миг я увидел, какими способами можно осуществить его. И мгновенно вся печаль, которая отравляет мне жизнь, особенно в воскресные дни, исчезла, словно ее развеяло дыхание божества.
5184 Когда ранним летним утром мы выходили на порог, природа, тихо отодвинув занавес плотного утреннего тумана, являла нашему взору свою неповторимую, омытую прохладной росой красоту, дурманила острым ароматом высокогорных трав, шумела кронами вековых деревьев да манила в лес далеким криком одинокой кукушки.
5185 Так что я шла за ним следом, подсвечивая нам фонариком, с его помощью выхватывая из темноты световые пятна, в которых цвета делались неразличимы. Облака висели так низко, что можно было ухватиться за них и позволить унести себя далеко на юг, в теплые края. А там спрыгнуть вниз, прямо в оливковую рощу или хоть в моравский виноградник, где делают это чудесное зеленое вино.
5186 Если кто-то крадет книги или не возвращает их, одолжив на время, пусть превратится книга в его руках в ползучего гада, и да хватит его удар, и да онемеют все его члены. И да будет он громко кричать, прося пощады, и да не будет мучениям его конца. И пусть книжные черви гложут его внутренности, а последним наказанием его станет вечная геенна огненная.
5187 Больше года они жили на старом дворе. Мегги любила вид на холмы, ласточкины гнезда под крышей, высохший колодец, зияющий чернотой так, словно доставал до самого сердца земли. Хотя в огромном доме были сквозняки, а в комнатах прятались толстые пауки, плата за него была умеренной, да и Мо хватало места для книг и мастерской.
5188 Медленно переливались триоли, словно лунный свет по серебристой воде. Божественное до диез минор «Лунной сонаты» под моими пальцами рождало словно сотканное из лунного света, сумерек и мечты адажио. Словно темный челн по серебристому потоку, скользила тема по россыпям триолей. Вот она снова появилась в ми миноре, теперь суровая и тихая.
5189 Когда я снова вошел, я увидел, что моя возлюбленная стоит у окна. На ней было белое платье с золотым кантом. При виде этой красоты, этих благородных линий, этого чистого мечтательного профиля на фоне синего звездного неба мной опять овладела жажда сохранить это всё навечно, не расставаться, остаться здесь навсегда.
5190 Признаюсь тебе по секрету. Много раз, зимними ночами в войну, когда в темноте звучали крики и выстрелы, я мысленно снова уносилась далеко. Я возвращалась к тебе и лелеяла воспоминания о часах и минутах, которые мы провели вместе на острове маяка. Хорошо бы мы никогда оттуда не уезжали. Хорошо бы тот день никогда не кончался.
5191 Он страстно любил брать на себя подготовку свадебных церемоний. Однажды он устроил так, что невеста явилась в церковь за три четверти часа до жениха, и тем самым вызвал неприятные переживания, омрачившие для всех радость этого светлого дня. В другой раз он забыл пригласить на венчание священника. Но зато он всегда был готов признать свои ошибки.
5192 Огромную зависть вызывал Врубель своим настоящим гениальным талантом. Он был злобно гоним. Его великий талант травили и поносили, и темные силы непонимания звали его растоптать, уничтожить и не дать ему жить. Пресса отличалась в первых рядах этого странного гонения совершенно неповинного ни в чем человека.
5193 Я долго не мог ей ничего ответить, и мы молча стояли друг против друга, держась за руки, прямо, глубоко и радостно смотря друг другу в глаза. Эти несколько молчаливых секунд я всегда считаю самыми счастливыми в моей жизни, – никогда, ни раньше, ни позднее, я не испытывал такого чистого, полного восторга.
5194 Я поглядел на нее сбоку, так что мне стал виден чистый, нежный профиль ее слегка наклоненной головы. Только теперь я заметил, что и сама Олеся похудела за это время и вокруг ее глаз легли голубоватые тени. Почувствовав мой взгляд, Олеся вскинула на меня глаза, но тотчас же опустила их и отвернулась с застенчивой улыбкой.
5195 Это пишется в день дождливый, так что зелень за окном разлинована и по стеклам катятся неудержимые слезы; и если читаться будет в день солнечный, то многого не понять. Потому что дождь – это не только падающие с неба капли воды, но и наше настроение духа, пришибленное или приподнятое, смотря по тому, каков дождь.
5196 А в пору ту, когда рыхлой земле сырой отроду еще не более трех дней было, наступил Никола нечаянно, землю дозором обходя, на смутную грань моря и суши первозданных и след свой оставил здесь. Промелькнули потом буйной оравой неуловленные в память дни, канули в пустотные тартарары вся сотня сотен и тьма тем.
5197 Но в экстремальных ситуациях есть не только свои минусы, но и плюсы тоже. В обычной жизни на устранение барьеров между людьми уходят недели, а в подобной обстановке они рушатся почти мгновенно. Более того, я бы с радостью проводил подле вас гораздо больше времени, если бы вы только позволили мне это.
5198 Первая причина внутреннего рабства человека – это его невежество, прежде всего, незнание самого себя. Без знания себя человек не в состоянии управлять собой, не в состоянии быть свободным; а без этого он навсегда останется рабом и игрушкой действующих на него сил. Вот почему во всех древних учениях первым требованием в начале пути к освобождению было правило – познай самого себя.
5199 Несколько раз она удерживала таким образом упрямого гостя, а он догадался только потом, что ей нужно было от него. О чем бы Прасковья Ивановна ни говорила, а в конце концов речь непременно сводилась на Харитину. Галактиону делалось даже неловко, когда Прасковья Ивановна начинала на него смотреть с пытливым лукавством.
5200 Потом она как-то привыкла к ним, а в конце концов и сама стала соглашаться с сыном, потому что и в самом деле не век же жить дураками, как прежде. Всех не накормишь и не пригреешь. Этот холодный эгоизм закрадывался к ней в душу так же незаметно, шаг за шагом, как одно время года сменяется другим. Это была медленная отрава, которая покрывала живого человека мертвящей ржавчиной.
5201 Эта внезапная вспышка внимания смутила меня. Всё было так, словно бы со мной вдруг заговорили персонажи любимой картины, только что погруженные в собственные мысли и заботы на холсте. Не далее как вчера в коридоре колледжа на меня чуть не налетел Фрэнсис, пронесшись мимо в облаке черного кашемира и табачного дыма.
5202 Может быть, поэтому я склонен считать красоту проявлением исключительных внутренних достоинств, с которыми она на самом деле не имеет ничего общего. Я гляжу на изящно очерченный рот или глаза с поволокой и воображаю, что нашел родственную душу, начинаю мечтать о глубоком взаимном чувстве. Совершенно при этом не замечая, что целая стая уродов увивается вокруг той же персоны просто потому, что их околдовали те же глаза.
5203 В каком-то смысле именно поэтому мне были так близки мои одногруппники. Им тоже был знаком этот давным-давно погибший пейзаж, прекрасный и мучительный, им тоже случалось, оторвавшись от страниц, смотреть на мир глазами жителей пятого века до нашей эры. В такие минуты он казался им вялым и чужим, словно бы и не был для них родным домом.
5204 Словно мы живем для того, чтобы постоянно совершать одни и те же ошибки, чтобы отталкивать от себя тех, кого любим, чтобы двигаться дальше, хотя нам хочется остаться, чтобы молча ждать, когда нужно говорить. В той жизни, которую мы сами для себя выбрали, которой мы следуем, единственной постоянной величиной являются утраты.
5205 Знаете, я ведь и сама когда-то была такой. Чем-то вроде семян одуванчика, разносимых ветром, моментально пускающих корни и успевающих даже отцвести и вновь дать семена, прежде чем опять сорваться с места и полететь дальше. Семена никогда не остаются рядом с родительским растением. Они летят туда, куда дует ветер.
5206 Мы услышали в непролазной чаще деревьев журчание воды, свист птиц и шелест листвы, взволнованной ветром. Чем ниже мы спускались, тем гуще делался лес и тенистее дорога. Прозрачный ручей уже бежал по ее обочине. Он перемывал разноцветные камни, задевал своей струей лиловые цветы и заставлял их кланяться и дрожать, но не мог оторвать от каменистой земли и унести с собой вниз, в ущелье.
5207 Мы вышли на поляну в зеленом ущелье. Как белые острова, стояли в сочной траве толпы высоких одуванчиков. Под густыми буками мы увидели старый пустой сарай. Он стоял на берегу шумной горной речонки. Она туго переливала через камни прозрачную воду, шипела и уволакивала вместе с водой множество воздушных пузырей.
5208 Вверху на соснах продувал теплый ветерок, руки прилипали к смолистым веткам. Прыгали черноглазые белки. Пахло скипидаром от молодых зеленых шишек. Но сколько мы ни смотрели с сосен, как с маяков, прикрыв глаза рукой от солнца, мы ничего не видели, кроме леса да плывущих облаков. От них кружилась голова.
5209 В домах не светилось ни одного окна. Город спал. По-моему, все жители должны были сейчас же проснуться и высыпать на улицы, чтобы увидеть этот мрачный перелет облаков и услышать, как тает и похрустывает снег и как из-под осевших сугробов медленно каплет вода. Нельзя было спать в такую удивительную ночь.
5210 За окнами аудитории горели позолотой и никак не могли догореть киевские сады. Осень в Киеве всегда была затяжная. Южное лето накапливало в городских садах столько солнечного жара, зелени и запаха цветов, что ему было жаль расставаться с этим богатством и уступать место осени. Почти каждый год лето вмешивалось в распорядок дней и оттягивало свой уход.
5211 По этой примете и еще по другим признакам я понял, что в этой халупе поселилось тихое счастье. Почему-то я подумал об этом, когда взглянул на потолок. Там висела маленькая люстра с тонкими восковыми свечами. Она была сплетена из сухих цветов. Вместо подсвечников в нее были вставлены большие пунцовые головки татарника, и к этим головкам были прикреплены свечи.
5212 Чем дальше я читал эту записную книжку, тем яснее проступали в памяти позабытые краски и запахи, какие-то знакомые места. Но я не мог сразу вспомнить, где я видел эти места и когда это было. Они выступали, как из тумана или из давнего сна, который стараешься восстановить по кускам, как склеивают разбитую статую.
5213 Нет ничего плохого в том, что к зрелищу этих речушек и ольшаников, бледного неба и лесных косогоров всегда примешивается капля грусти, может быть оттого, что каждая встреча с этими местами – вместе с тем и разлука с ними. Нам грустно, что мы не в силах превратить это мимолетное осеннее утро в бесконечный шелест сухого золотого листа, в бесконечный блеск прохладных озер, в бесконечный хоровод легких облаков.
5214 С крутого песчаного холма открылась внизу пойма неизвестной реки. За ней поднимались в небо сосновые боры, кремли дремучих лесов. На их краю виднелась деревня и стояла во мгле, как видение, очень высокая, почерневшая от времени деревянная церковь. Туман лежал в пойме синеватой водой. Только вершины стогов темнели над ним маленькими островами.
5215 Мне часто снятся умные люди и беседы с ними. Мой отец дал мне прекрасное образование, но под влиянием идей шестидесятых годов заставил меня сделаться врачом. Мне кажется, что если бы я тогда не послушался его, то теперь я находился бы в самом центре умственного движения. Вероятно, был бы членом какого-нибудь факультета.
5216 Конечно, ум тоже не вечен и преходящ, но вы уже знаете, почему я питаю к нему склонность. Жизнь есть досадная ловушка. Когда мыслящий человек достигает возмужалости и приходит в зрелое сознание, то он невольно чувствует себя как бы в ловушке, из которой нет выхода. В самом деле, против его воли вызван он какими-то случайностями из небытия к жизни.
5217 В своих суждениях о людях он клал густые краски, только белую и черную, не признавая никаких оттенков; человечество делилось у него на честных и подлецов; середины же не было. О женщинах и любви он всегда говорил страстно, с восторгом, но ни разу не был влюблен. В городе, несмотря на резкость его суждений и нервность, его любили и за глаза ласково называли Ваней.
5218 Стоики, которых вы пародируете, были замечательные люди, но учение их застыло еще две тысячи лет назад и ни капли не подвинулось вперед и не будет двигаться, так как оно не практично и не жизненно. Оно имело успех только у меньшинства, которое проводит свою жизнь в штудировании и смаковании всяких учений, большинство же не понимало его.
5219 По его мнению, самое умное, что можно было сделать, это – выпустить больных на волю, а больницу закрыть. Но он рассудил, что для этого недостаточно одной только его воли и что это было бы бесполезно; если физическую и нравственную нечистоту прогнать с одного места, то она перейдет на другое; надо ждать, когда она сама выветрится.
5220 Чтение всякий раз продолжается без перерыва по нескольку часов и его не утомляет. Читает он не так быстро и порывисто, как когда-то читал Иван Дмитрич, а медленно, с проникновением, часто останавливаясь на местах, которые ему нравятся или непонятны. Около книги всегда стоит графинчик с водкой и лежит соленый огурец или моченое яблоко прямо на сукне, без тарелки.
5221 В мою душу природа вложила необыкновенную способность верить. Полжизни я состоял, не к ночи будь сказано, в штате атеистов и нигилистов, но не было в моей жизни ни одного часа, когда бы я не веровал. Все таланты обнаруживаются обыкновенно в раннем детстве, так и моя способность давала уже себя знать, когда я еще под столом пешком ходил.
5222 Роза распустилась в хорошее майское утро; когда она раскрывала свои лепестки, улетавшая утренняя роса оставила на них несколько чистых, прозрачных слезинок. Она точно плакала. Но вокруг нее всё было так хорошо, так чисто и ясно в это прекрасное утро, когда она в первый раз увидела голубое небо и почувствовала свежий утренний ветерок и лучи сиявшего солнца, проникавшего ее тонкие лепестки розовым светом.
5223 Ромашка была так весела и счастлива, точно сегодня было воскресенье, а на самом деле был всего только понедельник; все дети смирно сидели на школьных скамейках и учились у своих наставников; наша ромашка тоже смирно сидела на своем стебельке и училась у ясного солнышка и у всей окружающей природы, училась познавать благость божью.
5224 Ромашка слушала пение жаворонка, и ей казалось, что в его громких, звучных песнях звучит как раз то, что таится у нее на сердце; поэтому ромашка смотрела на счастливую порхающую певунью птичку с каким-то особым почтением, но ничуть не завидовала ей и не печалилась, что сама не может ни летать, ни петь.
5225 Она пошла в сторону, противоположную той, где скрылся ее собеседник, и шла она медленной, нерешительной походкой человека, который очень устал или глубоко задумался. Роса, упадая с листьев, задетых ею по дороге, кропила ее голову в густой массе черных волос и ее плечи, с которых кружевная накидка сползла и одним концом вилась по земле.
5226 Вина как таковая придала ей воли к тому, чтобы не звонить вовсе, и снабдила соответствующим мотивом (хотя человек, которого мучит чувство вины, может в любой момент положить муке конец, просто поступив правильно, мука все равно реальна, пока она длится, а жалость к себе не так уж переборчива и кормится любыми видами мук).
5227 Ссора похожа на рвоту. Чем больше лет проходило с последнего раза, тем сильнее пугала мысль о повторении. Даже когда Лейла в конце концов все-таки заболела и ее затошнило, даже когда умом она понимала, что рвота принесет облегчение, она изо всех сил сдерживалась до последней минуты. А ссоры еще хуже: они даже облегчения не приносили.
5228 Мысли как таковые не существуют так, как существуют данные, которые можно искать, распространять и читать. И поскольку человек не может пребывать в двух местах одновременно, чем больше он существовал как интернет-образ, тем меньше чувствовал себя живущим во плоти. Интернет означал смерть, и он не мог уповать на облако как на источник посмертного бытия.
5229 Через несколько минут я вернулась к подругам, но о произошедшем ничего им не сказала. Одна из них увидела, что я слегка не в себе, и что-то об этом спросила, но я только пожала плечами. Больше всего на свете я хотела превратить случившееся в неслучившееся, и мне казалось, что, умалчивая обо всём, я делаю для себя и других доброе дело.
5230 В ней текла такая стойкая и здоровая кровь, что за долгие годы она совсем не изменилась и, казалось, не могла постареть: достигла возраста двадцати пяти лет и такой осталась на всю жизнь. Ни в каких обстоятельствах она не теряла своей постоянной, спокойной хлопотливости, не забывала ни о чем и не волновалась.
5231 Нельзя попасть в цель, которую не видишь. Люди проводят всю свою жизнь в мечтах о том, как стать счастливее, как жить с большей жизненной силой и как наполнить жизнь страстью. И при этом не могут уделить и десяти минут в месяц, чтобы сформулировать на листе бумаге свои цели и серьезно задуматься о смысле своей жизни. Постановка цели сделает твою жизнь значительной.
5232 Голоса наплывали из тьмы лет, из моего детства, вызывая то веселое миролюбие, то спокойную радость, то восторг, и сейчас в этот осенний вечер моей жизни я понимал, что переживал тогда мальчиком счастливую общность как бы всего человечества, мужскую верность объединения разных людей за сытым столом, в тепле и уюте, чувство, которое появлялось потом на войне после удачного боя, но позже не повторялось уже.
5233 Надо знать чешскую весну, чтобы понять, что для рождения счастья на этой земле у природы нет лучшего времени. Сколько ласки и радости в теплых руках весны! В ее нежно-зеленых лугах, в шумливом хороводе пчел над сливами и хмелем, в улыбках утреннего солнца и в вечерних зорях, когда леса, горы и земные дали погружаются в царство сказки.
5234 Еще накануне казалось, что зима крепко стоит на ногах: мороз с купеческой удалью разгуливал по улицам и довольно нагло хватал прохожих за нос и за уши, и вдруг к вечеру небо очистилось от мглы и по небосклону разлился мягкий красный закат. В этой пурпурной купели и родился крепкий и веселый денек с синим, италийским небом и теплым солнцем.
5235 В разное время у него было четыре имени. В этом можно усматривать преимущество, поскольку жизнь человека неоднородна. Порой случается, что ее части имеют между собой мало общего. Настолько мало, что может показаться, будто прожиты они разными людьми. В таких случаях нельзя не испытывать удивления, что все эти люди носят одно имя.
5236 Если я стараюсь найти себя, то ищу в самой глуби этого света. А если я пытаюсь постичь и вкусить этот дивный сок, выдающий тайну мира, то в глубине мироздания я обретаю самого себя. Себя, то есть это наивысшее чувство, которое очищает от всего внешнего, наносного. Скоро меня вновь обступят другие вещи и люди.
5237 Время течет так быстро из-за отсутствия ориентиров. То же и с луной в зените и на горизонте. Годы юности тянутся так медленно потому, что они полны событий, годы старости бегут так стремительно оттого, что заранее предопределены. Отметить, например, что почти невозможно смотреть на стрелку часов в течение пяти минут – так это долго и безысходно.
5238 Он без сна лежал до того часа, когда темнота избы стала слабо светлеть посередине, между потолком и полом. Повернув голову, он видел зеленовато белеющий за окнами восток и уже различал в сумраке угла над столом большой образ угодника в церковном облачении, его поднятую благословляющую руку и непреклонно грозный взгляд.
5239 Вся эта пестрая мозаика мигом вспыхнула перед ним, не прервав беседу, не нарушив спокойное течение его мыслей. На экране воображения он увидел себя и милую прелестную девушку – они сидят напротив друг друга и беседуют на правильном языке в комнате, полной книг и картин, где все так изысканно и культурно, все озарено ярким светом незыблемого великолепия.
5240 Все думали, что это была посылка за новым привозом соломы. Между зрителями послышался укоризненный говор: зачем распорядители охоты не подумали ранее припасти столько соломы, чтобы она была здесь с излишком. Дядя сердился и кричал что-то такое, чего я не мог разобрать за всей поднявшейся в это время у людей суетой и еще более усилившимся визгом собак и хлопаньем арапников.
5241 Он одевался на редкость изящно, ходил с красивым цветком в петлице и умел занять любую гостью тактичной и приятной беседой. Он гордился тем, что прислуживает прекрасной женщине, любой приказ леди Венделер принимал как знак внимания и гордо охорашивался перед другими мужчинами, которые высмеивали и презирали его за эту роль.
5242 Природа наделила ее блестящими черными глазами и черными волосами, которые она заплетала в две тугие косы. Изящные ножки с тонкими лодыжками легко несли ее прелестную фигурку. Родители девочки были квакеры, и на ее голове всегда красовался скромный маленький чепчик. Характер у нее был очень живой, и этот смелый и прямой мальчик ей нравился.
5243 Она так же будет собирать вокруг себя детей и, чтобы доставить им удовольствие и заставить блестеть их глазки, рассказывать разные чудесные истории, а может, вспомнит и свои приключения в волшебной стране, которые видела во сне, когда сама была ребенком. Алиса всегда будет сочувствовать их детским горестям и разделять с ними радости, возвращаясь мыслями в счастливые летние дни своего детства.
5244 Вместе с частью толпы они очутились в узком дворе с мусорными ящиками и красивыми коваными железными решетками на окнах первого этажа. Двор был замощен каменными плитами, громадными и потертыми. Пробежав под аркой грязных мраморных ворот, где каждый шаг гулко шлепал и гремел, как пистолетный выстрел, мальчики очутились на улице против крутого откоса какого-то холма.
5245 Я начал одеваться и описывать доктору пережитые мной так недавно ночи безумные, речи бессвязные, которые так хороши и чувствительны в романсах и так безобразны на деле. В своих описаниях я старался не выходить из пределов легкого жанра, держаться фактов и не вдаваться в мораль, хотя всё это и противно натуре человека, питающего страсть к итогам и выводам.
5246 И женщины это тоже понимали, именно поэтому он сохранил о них романтические воспоминания, и до сих пор посылал цветы к каждому дню рождения одной из них, которая впоследствии вышла замуж за полковника французской авиации. И в этой тоже было то редкое сочетание – мягкость и одновременно уверенность в себе. Почему она не вошла в эту дверь десять лет тому назад?
5247 Слушать рассказы о незнакомых местах было моей болезненной страстью. Лет десять назад я мог вцепиться в первого встречного и требовать отчета о его родном городе. Избытка людей, готовых добровольно выслушивать чужие речи, в те времена не наблюдалось – поэтому всякий, кто попадался мне под руку, вел свой рассказ прилежно и старательно.
5248 Вдоль стен до самого потолка громоздились полки, плотно уставленные книгами разного формата и толщины. На полу возвышались штабеля фолиантов, на столе были навалены горы книжек размером поменьше, все в старинных кожаных переплетах. В дальнем конце помещения за сложенной из книг стеной высотой в человеческий рост горела лампа. И в ее свете время от времени появлялись кольца табачного дыма.
5249 В огромном зале было светло от электрического освещения и от свеч на праздничной елке, а также было тепло от праздника на душе и оттого, что в огромных окнах были двойные рамы, между которыми метались эти странные частицы, которые редко сталкиваются друг с другом и потому сберегают драгоценное общее тепло праздника от внешней стужи.
5250 Но все равно чувство удовлетворения оставалось при нем. Сидя в этой убогой комнатушке над булочной, рядом с Гудзоном, он писал письма и как бы давал себе слово в один прекрасный день отправиться в далекое путешествие – он уплывет по реке и будет писать прелестным женщинам на незнакомых пока языках и отправлять им письма.
5251 Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим лучам заходящего солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, или когда в ясный ветреный день она вся шумно струится и лепечет на синем небе.
5252 Чтобы не было суков в душе, чтобы рост ее не застаивался, чтобы человек не замешивал своей тупости в устройство своей бессмертной сути, заведено много такого, что отвлекает его пошлое любопытство от жизни, которая не любит работать при нем и его всячески избегает. Для этого заведены все заправские религии и все общие понятия и все предрассудки людей и самый яркий из них, самый развлекающий – психология.
5253 Ей приходили на ум изящные старинные слова, ей доставляло удовольствие делать красивые движения или просто сидеть молча, сложив руки на коленях. Это было счастливое медленное время, он снова дал ей возможность жить, наслаждаясь каждой минутой. Она не стала отвечать ему сразу, ей доставляло удовольствие отдалять желаемое.
5254 Приятно было дарить Лучо подарки: он бывал так удивлен и обрадован и так открыто это показывал, что дарящему не было надобности умалять ценность своего подарка. Казалось, он никогда не чувствовал себя отягощенным некоей благодарностью, и даже не думал поспешить с ответным подарком или со взаимной услугой.
5255 А что говорить о гармонии. Уже всякое ласкающее слух созвучие чисто настроенных тонов, например колокольный звон, полнит душу отрадой и удовольствием, оно расширяется с каждым новым звуком и порой может воспламенить сердце и заставить его трепетать от восторга, которого не даст никакое другое наслаждение.
5256 Какое воспитание всё же губительнее – когда человека с детства окружают любовью и он до последнего не догадывается, как жесток мир, а потом просто не успевает развить необходимые для выживания навыки или когда человек растет вот в такой семье, самой кошмарной из возможных, где его только и учат, что выживать?
5257 В его нынешнем положении город показался ему особенно суровым и страшным. Для него он должен был стать местом искупления и местом испытаний, при мысли о которых холодный пот выступал у него на теле. Итак, здесь придется ему сказать прости миру искусства, обществу образованных людей, безмятежным мечтаниям и изысканным досугам художника, призванного к высокой цели.
5258 Остро очиненным карандашом, на глаз или при помощи линейки, они старательно вымеряли длину усов друг друга и вычерчивали ее на бумаге. Чтобы было повиднее, Александров обводил свою карандашную линию чернилами. За такими занятиями мирно и незаметно протекала лекция, и молодым людям никакого не было дела до идеала автора.
5259 Пока она сама не увидит, что я действительно прилагаю все усилия, чтобы стать более приветливой и ласковой девочкой, более уживчивой и кроткой, пока она не заметит во мне что-то более светлое, доброе и чистосердечное; а тем временем она вынуждена лишить меня всех радостей, которые предназначены для скромных, почтительных деток.
5260 Холодные тонкие пальцы Холмса сжали мою руку, и он повел меня по длинному коридору, пока наконец перед нами не обрисовались еле заметные контуры полукруглого окна над дверью. Здесь Холмс внезапно повернул вправо, и мы очутились в большой квадратной пустой комнате, совершенно темной по углам, но слегка освещенной в середине уличными огнями.
5261 В тот же день со мной случилось происшествие, которое теперь можно назвать забавным, но тогда оно мне таковым не показалось. Вернувшись из полиции, я решил выкинуть из головы все свои подозрения и развеяться. Я сел на велосипед и поехал прокатиться по нашему лесу. За время своего изгнания я привык к велосипедным прогулкам и полюбил их.
5262 Ко всему этому присоединялись многие объяснения и поправки по мере того, как слухи проникали наконец в самые глухие переулки. На Руси же общества низшие очень любят поговорить о сплетнях, бывающих в обществах высших, а потому начали обо всём этом говорить в таких домишках, где даже в глаза не видывали и не знали Чичикова, пошли прибавления и еще большие пояснения.
5263 У меня не было основания связывать эту женщину с той, которая была изображена на миниатюре, кроме разве едва уловимого соответствия между тонким нервным почерком и подвижными чертами, но всё же я инстинктивно чувствовал, что это одно и то же лицо и что я шаг за шагом пытаюсь проследить историю моего забытого друга.
5264 Приятно, находясь в жарко натопленной хате, слышать треск горящих поленьев и завывание ветра в печной трубе, видеть за окном буйство метели и вместе с этим зрелищем быть далеко, вторгаясь в неизведанные уголки галактики или открывать новые виды существ, обитающих в глубинах океана, при этом не покидая стен своего дома.
5265 Сад стоял молча и неподвижно, но в каждом его листе и в каждом стебле травы чувствовалось много скрытой энергии. Всё кругом росло и развивалось, окутанное теплыми тканями теней. Безмолвное творчество природы не имеет ни секунды покоя, и никто не скажет, где ждут отдыха вечно творящие тайные силы ее.
5266 Совсем скоро, году эдак в пять тысяч таком-то, писателям вообще не нужно будет ничего писать, все уже будет написано, а вот читатели будут вынуждены потреблять сыворотку бессмертия, чтобы у них была хоть какая-то возможность прочитать все книги, которыми обзавелось человечество на своем долгом пути к Истине.

Связаться
Выделить
Выделите фрагменты страницы, относящиеся к вашему сообщению
Скрыть сведения
Скрыть всю личную информацию
Отмена